Часть вторая
Живой
Я возвратился домой. Не снимая обуви, прошел в комнату и сел у окна. Мною владела тоска, смертельная тоска. Когда знаешь, что обречен и ничего изменить не можешь. Я сидел дома, но это был не мой дом. Я смотрел в окно на мир, но это был не мой мир. Уже не мой, практически не мой. Большая часть меня уже смирилась с поражением. «К чему дергаться, – думал я, – ты ничего не в силах изменить, ты – безнадежно больной, безнадежно мертвый… А ведь все было так хорошо, хотя и трудно; я почти привык к быстросохнущему телу, наладил отношения с Юлькой… И вот: скоро исчезну. Все зря, все напрасно!»
Юлька звонила несколько раз, но я не брал трубку. Я не мог ни с кем разговаривать. И тем более – с ней. Она бы сразу догадалась, что со мной что-то не так, стала бы расспрашивать, а мне это ни к чему.
Мрачные мысли разрастались и множились, заполняя комнату почти осязаемым унынием и страхом. Я чувствовал их холодные липкие прикосновения, и мне казалось, что над головой у меня повисла астральная проекция Слизня и жуткие шевелящиеся щупальца касаются волос. Не в силах это вынести, я поднялся и вышел на улицу.
Я брел, ничего не видя, словно осужденный на казнь. Как назло, погода была хорошей. Для людей. Закатное солнце отражалось в стеклах насмешливо-игривыми бликами. Каменные морды зданий проплывали мимо, но я чувствовал, как скалятся мне в спину вонючие пасти парадных. «А есть ли здесь вообще люди, – думал я, не замечая прохожих. – И к чему они мне?» Тоска и жалость к себе вдруг сменились ненавистью. За что все это мне? Что я сделал? Или не сделал?
Поток самокопания прервал огромный лохматый пес, с диким лаем набросившийся на меня. Его хозяин, неторопливо выгуливавший собаку, едва не упал, когда животное с силой дернуло поводок.
– Ты что! Сидеть! – Он вовремя осадил рычащего пса, чуть-чуть не допрыгнувшего до моей груди, и ударил его поводком. – Паразит!
Не обращая внимания на ругань хозяина, пес угрожающе рычал сквозь намордник. Я быстро пошел прочь. Не из-за того, что боялся собаки. Не хотел, чтобы ее наказывали за то, что она чувствует.
Я шел куда глаза глядят, и ноги принесли меня к лавре. Мне было нужно с кем-то поговорить, кому-то высказаться. С Костей не вышло, а Ковров наверняка поймет. Ведь он тоже любил…
Лавра уже закрылась, и пришлось лезть через ограду.
Павел Иванович, как всегда, пребывал в задумчивости, сидя на могильной плите. Я подошел, и он взволнованно вскочил на ноги:
– Андрей, вы видели ее? Показали медальон?
– Нет, – ответил я. – Не смог.
Я хотел добавить, что делать мне больше нечего, как показывать медальоны… Но сдержался и промолчал. Впрочем, мое лицо наверняка меня выдало.
– Простите, я даже не поздоровался… После того как вы рассказали мне о Дарье… я думаю только о ней, – извинился Ковров, и мне стало стыдно. Впрочем, не настолько, чтобы все бросить и бежать к ней с медальоном. Свои проблемы всегда ближе.
– Павел Иванович, я обязательно вам помогу… Но не сейчас. Мне нужно кое-что узнать. Вы же говорили, что я еще не совсем умер?
– Говорил, и это так.
– Скажите: у меня есть хоть какой-то шанс снова стать живым? Ведь если я наполовину мертв, значит, и наполовину жив! Ведь так? Я не хочу исчезать! Я согласен быть мертвым, но я не хочу исчезать!
– Вы привязаны к миру людей, так же как я. Вот почему мы понимаем друг друга. – Ковров вздохнул. – Честно вам скажу: не знаю случаев воскрешения из мертвых, не считая библейских. Но я – не Иисус, а вы – не Лазарь. Всем, кого я знал, мне и вам, даются сорок дней, и каждый распоряжается ими по-своему. Я лишь могу посоветовать: проживите их так, чтобы потом не было горько. Потому что эта горечь останется с вами всегда. Но я не говорил, что это невозможно! – видя мое вытянувшееся лицо, поспешил сказать Ковров. – Помните, в Библии: «Вы можете горе сказать – перейди, и она перейдет!» Если есть вера.
– Нет у меня веры.
– Есть! Есть! Если спрашиваете – значит, надеетесь! Вот я надеялся, что Дарью увижу, думал о ней, мечтал. Потому что жить больше было нечем… И вдруг пришли вы, сказали о ней – и теперь у меня появилась вера. Веры без надежды не бывает!
Я ощутил, как внутри разгорается огонь. Вместо слез меня пожирало иссушающее душу пламя. Теперь я понимал, почему Архип ненавидит людей. Завидует! И готов убивать, чтобы хоть немного быть похожим на человека, иметь тело, чувствовать и жить. Призраки тоже живут, взять хотя бы Коврова, но разве это жизнь: полупрозрачным, невесомым?
Мне дали фору в сорок дней. Скоро аванс закончится, придется платить. Либо своей жизнью, либо чужими. Третьего не дано.
– Я знаю, кто может вам ответить, – прошептал вдруг Ковров. – Но я бы не советовал их спрашивать. Да и не скажут они вам.
– Кто?! Скажите, кто?
– Я знаю троих, – Ковров снизил тон, произнося последние слова шепотом. – Водяной не такой уж древний, но может что-то знать, есть еще Леший и…
– Упырь! – вскрикнул я. Получается, спасти меня могут лишь те, кого все советуют избегать! А Слизень, как мой хозяин, подавно ничего не скажет!
– Тише, – испуганно проронил Павел Иванович, озираясь по сторонам. Я тихонько хотел сказать, что шептаться необязательно, как вдруг услышал знакомый голос:
– Это кто здесь у нас?
Я оглянулся и остолбенел. Темный! Явление было эффектным. Таким же, как мое – в клубе. Что ж, по очкам один-один.
Мой взгляд пробежал по окрестным кустам и могилам, но за ними никто не прятался. Похоже, он один. Где же охрана? Неосмотрительно с его стороны.
Темный криво усмехнулся и снял очки. Каким-то он был странным. Мне показалось, Темный здорово постарел. И был-то некрасивым, а стал… Заходящее солнце отразилось в его зрачках багровым пламенем:
– Свеженький. Но не мой. Своих я всех знаю. Ты чей, мальчик?
– Ничей, – дерзко ответил я. – Свой собственный.
И тут до меня дошло. Точно так же спрашивал бомж в Таврическом парке, непостижимым образом определивший, что я мертвец. Откуда Темному знать, что я «свеженький»? Не потому ли, что и он… Догадка пригвоздила к земле.
– О чем это вы говорили? – осведомился Темный. Вряд ли он обратился ко мне на «вы», к тому же его взгляд был устремлен на Коврова. Он видел призрака, значит… Теперь все сходилось.
– Вас это не касается, – вежливо, но твердо ответил Ковров.
– С тобой я разберусь потом! – нехотя отмахнулся Темный, и, словно от потока воздуха, поднятого рукой, Коврова потащило куда-то прочь. Ничего себе!
– Негодяй! – успел крикнуть он и исчез за кустами.
– Утопленник, – неведомо как определил Темный. – Вижу: утопленник.
Я не возражал.
– Так о чем говорили утопленник и призрак? – повторил вопрос Темный.
Он сделал шаг вперед, и я почувствовал жуткую ауру, исходящую от него. Как я этого раньше не чувствовал? Впрочем, конечно же, чувствовал, но не придавал значения, списывал на собственный страх. А свой страх я умел контролировать. В боксе без этого никак.
– Надо же, как интересно, – проговорил он. – Редкий случай. Давненько к нам утопленники не забредали. Слизень тебя послал, малыш? Зачем? Что ты тут ищешь?
– Малыш у тебя в штанах, – по инерции ответил я известной дворовой фразой. Глупо пытаться достать этим мертвеца, но Темный разозлился:
– Здесь моя земля, слизняк! В пыль сотру!
С каждым словом он приближался. Взгляд ввалившихся в глубь черепа глаз был невыносим, он притягивал, отнимая всякую волю. Я не мог его ударить, даже руку поднять… Да что же он такое?
Я отступал в сторону пересекавшей кладбище канавки, чтобы почерпнуть силы в воде. В воде отобьюсь! Темный с усмешкой шел за мной. Похоже, он был уверен, что мне никуда не деться. Повернувшись, я несколькими прыжками достиг канавы. Но, прыгнув в нее, обнаружил, что та обмелела и высохла. Вода в ней была, но не проточная, а гнилая, затянутая зеленой ряской. Стоя в ней по колени, я видел, как Темный неторопливо спускается с крутого берега. В наступавших сумерках его темный костюм казался пятном загустевшего мрака.
Я попробовал поднять стоячую воду, но зря потратил силы, которых и так было немного. Эта вода мертва, ее не подчинить заклятиям. Вместо мощного водяного столба на Темного обрушился жалкий фонтанчик.
– Куда тебе со мной тягаться, гниль подводная!
Не беспокоясь о костюме, он вошел в воду и приблизился. Я попытался ударить и не смог – взгляд Темного парализовал руки и ноги. Он схватил меня и с нечеловеческой силой выбросил из воды. Пролетев несколько метров, я ударился спиной о дерево и рухнул наземь. Был бы я жив, стал бы мертв, но сейчас я смог подняться.
Бороться с Упырем на кладбище, тем более на суше, где все против меня, – заведомое поражение. Тут даже время работало на него. Он может просто схватить меня и держать, пока не рассыплюсь от обезвоживания. И я побежал.
Темный, он же Упырь, несся следом. Его жуткая тень опережала меня, пытаясь схватить за ноги длинными крючковатыми руками. Я боялся даже его тени и не оборачивался, чтобы не глядеть на владельца. Только бы добраться до воды, до хорошей проточной воды! Тогда будет шанс. Слава богу, набережная недалеко. Я бросился к ограде. Помнится, есть место, где она не слишком высока, сумею перелезть.
Я не перелез – перелетел. Остановился и увидел, что Упырь не отстает. От спасительной реки отделяет сотня метров.
Под визг тормозов и мат водителей я перебежал улицу. Лавируя между машинами, я чувствовал, как заканчиваются силы. Враждебная среда поглощала их быстро и беспощадно. Обезвоженные мышцы слабели, колени предательски дрожали, а встречный ветер резал глаза, как ножом. Темный настигал. Что он сделает, если догонит? Разорвет на части? Испепелит заклятьем на глазах у сотен проезжавших по набережной водителей? Останавливаться и испытывать судьбу не хотелось.
Собрав последние силы, я поднажал и, с разбега перепрыгнув ограду, «ласточкой» вошел в воду.
Почувствовав себя в безопасности, я остановился и тут же ощутил ледяную хватку Темного. Он осмелился прыгнуть за мной! В воде мои силы крепли, но мертвец был неимоверно силен! Костлявые руки сжали мое предплечье, и я увидел, что оно сломалось. Боли не было, но страх смерти заполнил каждую мою клетку. Судорожным усилием я сгустил воду, направляя поток на врага. Я хотел отбросить его и разжать хватку. Не вышло. Будь он живым, я мог бы задушить его. Но Темный – не живой и не дышит. А его хватка вытягивает силы. Я отчаянно боролся, пытаясь выскользнуть из мертвых объятий, но тщетно. Глаза Упыря впились в меня, высасывая жизнь не хуже клыков вампира. Что же он такое?!
И вдруг я почувствовал нечто за спиной. Вода забурлила, водяные струи превратились в бешеных полупрозрачных змей, разом набросившихся на Темного, и тот отпустил меня. Я камнем повалился на дно.
Мертвец выставил палец со странным, закрывавшим две фаланги, черным перстнем. Вокруг него разлилась странная, едва заметная под водой дымка. Он ткнул пальцем в мою сторону, и я понял: это конец! Но откуда-то протянулось щупальце, схватило и отбросило меня в сторону. Кувыркаясь, я отлетел и грянулся о дно. Заклятье Темного прошло мимо, и я увидел, как брюхом вверх всплывает мертвая рыба.
Словно водяной вихрь прошелся по дну, отшвырнув Темного к набережной. Сам Слизень явился мне на помощь! Владыка Невы схватился с Темным и, похоже, побеждал. В чем я и не сомневался. Сейчас он ему покажет!
Я не видел и не знаю, как сумел Темный разорвать хватку Слизня, но он вырвался и, уцепившись за камни набережной, словно обезьяна по стволу пальмы, стремительно вскарабкался наверх. Чувство радости сменилось досадой: я надеялся, что Слизень уничтожит моего врага…
Морщась не от боли, а от омерзения – не могу переносить вида открытых ран, даже в кино, – я вправил торчащую кость на место и прочитал лечащее заклятье. Место перелома стремительно срасталось.
– Что здесь делал Упырь? – спросил Слизень, нависая надо мной. Разгоряченный боем, он широко раскрывал рот, наполненный длинными игольчатыми зубами, между которыми извивался черный, похожий на жирную пиявку язык.
– Гнался за мной, – признался я, стараясь не смотреть на кошмарный рот Слизня.
– Почему?
– Я шел, – ответил я. Не хотелось говорить о делах на кладбище. – А он напал…
– Что ты делал на суше?
Я молчал. Что-то сейчас придумать я был не в состоянии и сказать правду тоже не мог. Щупальца Слизня схватили меня:
– Руку залечил?
– Да.
Черные отростки сжали едва залеченное предплечье – и кость снова выскочила наружу. Я был раздавлен. Сил на повторное заклятье уже не осталось. Властитель Невы чуял это и не без удовольствия наблюдал за мной.
– Понял, что я могу сделать с тобой? Забыл, кто твой хозяин? – возвысил он голос.
– Не забыл. Ты, – униженно прошептал я, понимая, что геройствовать сейчас бесполезно и бессмысленно. Было стыдно пресмыкаться перед мутантом. Казалось бы: чего бояться, если уже умер? Умер, да не совсем – сидело в моей голове. Быть может, еще будет шанс стать живым! Просто пока я не знаю всех правил этой загробной игры. К тому же только что Слизень спас мне жизнь… Вернее, не жизнь, а… Идиотизм какой-то…
– То-то! – рассмеялся Слизень. – Ладно, на первый раз прощаю.
Я не ожидал, что Слизень сменит гнев на милость, и почувствовал за этим подвох. Владыка Невы знал много больше, и я мог только догадываться о том, что у него на уме.
– Мне ведомо, что ты любишь по земле шататься! Но ты – мой слуга и в воде жить должен! Наказать бы тебя за ослушание, но прощу… Недолго тебе ходить осталось… Но смотри: что худое про тебя узнаю – накажу так, что Упырю страшно станет!
Я молчал, понимая, что возражать или спорить бесполезно. Слизень – царь реки, жестокий и своенравный хозяин. Я ненавидел его, но понимал: если бы не он, мой труп давно бы выловили из реки. И сказке конец… Черт водяной! Ведь я живу благодаря ему, думал я.
Я не мог на него смотреть – внутри все кипело от благодарной ненависти.
– А теперь плыви к Архипу. Он тебя давно ждет.
Владыка исчез, а я почувствовал неприятную тяжесть в груди. Наверное, Упырь сломал мне ребра. Я сунул руку под рубашку и нащупал торчащий из тела осколок. Вытащил и поднес к глазам. Это был кусочек раздавленного телефона.
Несмотря на приказ Слизня, к Архипу я так и не поплыл. Я не хотел провести остаток жизни с мертвецами. Я хотел к людям. Подождал до утра и пошел к Костику. Очень хотел к Юльке, но сумел убедить себя, что сначала хорошо бы обсудить все с другом. А там видно будет.
Я позвонил в дверь. Подъем по лестнице вытянул силы не хуже рывка на стометровке. Что-то я совсем расклеился. Быстрее открывай! Я прислушался и отстранился от глазка. Хозяин не спешил отпирать, не видя никого за дверью. Еще бы. Я подождал и позвонил еще. На этот раз дверь открылась. Костя высунулся и огляделся. В его руке я заметил изрядно початую бутылку портвейна. Ага, стресс снимает.
Я выскочил, намереваясь втолкнуть его в квартиру, но Костик отшатнулся и тем облегчил мне задачу. Хуже, если бы он попытался захлопнуть дверь. Но не сообразил. Я вошел следом и закрыл дверь. Ошеломленный Костик, как статуя, стоял в коридоре. Его пальцы по-другому перехватили горлышко бутыли. Еще шандарахнет!
– Не бойся, Костя, все нормально. Это я, Андрей. Расслабься!
Услышав мои слова, Костя вздрогнул и попятился. С его лица не сходило изумленное выражение.
– Это я, Андрей! – отчетливо повторил я. – Не бойся. Все нормально.
– Ты… – выдавил Костя. Его лицо стремительно трезвело. Наверное, вспоминал, что случилось на набережной.
– Восставший из ада, – съязвил я. И рявкнул: – Да расслабься ты! Не собираюсь я тебя убивать!
Я попытался приблизиться, но Костя угрожающе поднял бутылку:
– Не подходи!
– Ладно, – спокойно проговорил я и сел в стоявшее в коридоре кресло. – Я подожду, пока ты успокоишься. Все равно не уйду, пока ты меня не выслушаешь!
– Что тебе надо?
– Я же объяснял тебе, а ты убежал! Понимаю, страшно с непривычки, мне поначалу тоже страшно было. Теперь привык. Пойдем, поговорим, – как можно более миролюбивым тоном предложил я, встал и первым прошел в Костину комнату. – Заходи ты, не бойся.
Я ожидал повторного бегства и принял меры: входная дверь попросту бы не открылась. Как в фильмах ужасов: герои дергают-дергают, а она не открывается. Примитивное заклятье, а как эффектно работает!
Но, к своей чести, Костя не сбежал. Он прошел в комнату и напряженно замер у окна.
– Да ты садись, это же твоя квартира, – сказал я.
В комнате было накурено, несмотря на открытую форточку. Костя сел, не выпуская из рук бутылку.
– Короче, как я уже говорил, Костя: я умер. Давно, больше двадцати дней прошло. Умер, но, как видишь, хожу и разговариваю. И еще много чего могу. Ну, не знаю, почему так! Не знаю! Но факт есть факт! Кровь свернулась, сердце не бьется, боли не чувствую – умер. Но живой!
Костя молчал, не сводя изумленных и настороженных глаз. Все-таки боится. И пальцами по бутылке перебирает.
– Самое главное, Костян: не бойся меня! Я хоть и мертвец, но добрый. – Я невесело усмехнулся. – Кушать тебя не стану. Все, о чем я мечтаю, чтобы наша дружба продолжалась и дальше. Мне нужна твоя помощь, Костя.
– И что… мне делать?
– Прежде всего, перестань пялиться, как на привидение! Раздражает.
– У меня еще не было друга-мертвеца! – выдавил Костя.
– Теперь будет, – сказал я. – Не парься, Костя, мертвецы такие же люди, только мертвые.
– Это я понимаю, но…
– Не забивай голову, все равно это ни к чему не приведет. Просто прими как есть. И все.
– Тяжело поверить. – Костины зрачки беспокойно дергались по радужке, отмечая каждое мое движение. Адреналин, наверное, зашкаливает…
– Фома ты неверующий! Может, еще разок нож в себя воткнуть? Или голову отрезать?
– Не надо! Я верю, – поспешно проговорил Костя. Видно, прошлая демонстрация моих способностей еще не забылась. Это хорошо, а то голову я не решился бы отрезать.
– Отлично, – сказал я. – Тогда оставь в покое бутылку и можешь задавать вопросы.
Часа два мы говорили. Куря сигарету за сигаретой, Костя засыпал меня вопросами, я терпеливо отвечал, стараясь не слишком пугать друга реалиями загробной жизни. Когда поток вопросов иссяк, я приступил к делу:
– Вот что, Костя. Ты моя единственная связь с этим миром, единственный человек, который знает все и кому я могу доверять.
Костя нервно кивнул.
– Я уже говорил: мне трудно бывать на суше. Поэтому я хочу, чтобы ты мне помог. Мне нужно встретиться с Юлькой. Мобилу я потерял. А она первой не позвонит. Ты ее знаешь.
– Тебе же просочиться куда угодно – не проблема, – сказал Костя. – Я-то зачем нужен?
– Да она же испугается, что ты, не понимаешь? Не могу я так. – Я решил пока не рассказывать об Упыре и вытекающих отсюда проблемах на суше.
– Пожалуй, ты прав. Меня до сих пор колбасит… А что я могу сделать?
– Будешь посредником. Знаешь, где она живет? – Я назвал Косте адрес и телефон. – Звони и напрашивайся на встречу. Заинтригуй, ты же умеешь.
– А дальше?
– Дальше – моя забота. Только вот что: позвони сегодня же!
– Слушай, а что с Темным? – вдруг спросил Костя. Я едва не вздрогнул. Лучше бы о нем не вспоминать. Мне еще домой ночью идти.
– А что?
– Я все думаю… Ведь это он заставил тебя прыгнуть!
– Вообще-то я прыгнул сам.
– Какая разница? Они бы столкнули тебя, если б ты не прыгнул!
«Скорей всего так и было бы, – подумал я. – А с другой стороны, какой смысл?»
– Ты предлагаешь написать заявление в милицию? От мертвеца? – Я усмехнулся. – Ну, допустим, официально я еще жив. Все равно… Свидетелей нет. Глухо. К тому же после моего прыжка… Забыл, как я из ментовки убежал?
– Да, – задумчиво произнес Костя, – не катит. Еще они искали тебя… Слушай: а не странно, что нас задержали будто бы случайно, а потом про Темного спрашивать стали?
– Я уже думал об этом. Еще бы не странно.
– У ментов в клубе кто-то есть, – уверенно проговорил Костик. – Кто-то стуканул, что ты с ним куда-то ездил. Знать бы, кто!
– Ну, узнаешь, а что толку? Кастетом треснешь?
– Всем расскажу, что он на ментов шестерит!
– Знаешь, забей, – вдруг сказал я. – Пускай себе. Рано или поздно разберутся и без нас. Жизнь такая штука, Костя, когда-нибудь она все по местам расставляет.
– Да ты философом стал, – затягиваясь сигаретой, проронил Костя.
– Помрешь – и ты станешь. Дай-ка сигаретку!
– Ты же не куришь? – удивился приятель.
– Не курил, – поправил я. – При жизни. А теперь мне все одно. Хоть попробую.
Костик протянул пачку «Магны»:
– Бери.
Я вытянул сигарету, Костя щелкнул зажигалкой. Я никогда не курил, и происходящее напоминало мне какой-то ритуал. Наверняка это и было ритуалом у индейцев. Я сунул фильтр в рот и посмотрел на плясавший передо мной язычок пламени, затем наклонился и сунул сигарету в огонь. Она затлела. Костя убрал зажигалку и уставился на меня. «Ему интересно, закашляет ли мертвец», – без тени юмора подумал я и затянулся.
Ничего. Дым свободно входил, не вызывая никакого эффекта. Я немного позабавился, выпуская дым через рот и ноздри. Определенно, в этом было что-то мистическое. По крайней мере, так мне казалось.
– Мне остались последние дни, и я не знаю, что делать, – сказал я, наблюдая, как стремительно тает сигарета. – Через семнадцать дней я стану призраком, и ты меня больше не увидишь. И никто не увидит. Самое хреновое, что не могу об этом сказать ни Юльке, ни родителям. Юлька не поверит, а родаки потащат в больницу, и я проведу последние дни в какой-нибудь лаборатории, привязанный к кровати…
Костик слушал, и я был благодарен ему. Главное, что нужно человеку, – чтобы его слушали.
– Себя спасать уже поздно, мир тоже. Я прожил короткую жизнь и, в общем, не сделал ничего путного. Просто не успел, понимаешь? – Костя кивнул. Его глаза сконцентрировались на моей сигарете. Да, он никогда не видел меня курящим, тем более, курящим и мертвым. – И сейчас не знаю, как прожить последние дни. Я не болен, не прикован к постели, не бесплотен, как призрак… Знаешь, со мной случай был. Я помог одному… Ладно, проехали. Просто я подумал: может быть, что-то сделать для кого-нибудь, для людей, если не могу для себя? Что мне сделать, Костя? У меня такое чувство, что… очень многое зависит от того, что я сделаю за это остающееся мне время…
– Что зависит?
– Не знаю. Просто чувствую что-то такое…
– Ну, знаешь, Андрюха, – покачал головой друг. – Ты такие вопросы ставишь…
– А что бы ты сделал?
– Черт, да я никак поверить не могу, что ты… – Костя деликатно не сказал «мертв», но я его понял. – А еще спрашиваешь.
– Понятно. – Я зло смял недокуренную сигарету в кулаке, и тлеющий огонь больно ожег руку. Что за мистика! Я бросил окурок в пепельницу и посмотрел на ладонь: на ней виднелся след от ожога. Боль прошла моментально, будто не было, но след остался. Но и он пропадет, если я суну руку в воду…
Я вдруг подумал, что за этим кроется какой-то смысл.
…Я вышел от Кости поздно. Цветные огни реклам стреляли вослед убывающей белой ночи. Тени редких прохожих расплывались по блеклым стенам длинными черными пятнами, где-то слышался шум проехавшего троллейбуса. До метро оставалось немного, и я решил срезать угол. Здешние дворы я знал, Костя не раз проводил меня сквозь них, и я уверенно шагнул в черноту подворотни. Надо пересечь двор по диагонали, затем выходишь на улицу и – к метро. Кстати, совсем неподалеку от Кости живет Юлька. В соседнем дворе. Но сейчас она в Вырице…
Вопреки ожиданиям легче от разговора с Костей не стало. Разве что немножко. Уже хорошо, что я не один, что есть человек, который мне верит. Но в действительности мне нужна была вера совсем другого человека. Того, кому я никак не мог все рассказать…
Двор-колодец неподвижен и тих. Где-то на самом верху горят несколько желтых окон. Я едва не споткнулся об ограду детской площадки. Хоть бы фонарь повесили! Низенькие железные качели с давно отвалившимися сиденьями чуть поскрипывают, тихо раскачиваясь. Но во дворе никого нет. «Эту площадку давно снести пора, – подумал я, перешагивая через совершенно развалившуюся песочницу без песка, – и новую поставить». Впереди сплошной чернильный мрак, но я знал, что там должен быть проход на улицу. Где же он? Жаль, не курю, а то бы зажег спичку. «Ни черта не видно», – шепотом выругался я и вдруг почуял что-то. Там, в черноте, кто-то был. Я остановился, прислушиваясь, но ничего не услышал. Это меня успокоило. В последнее время мой слух стал великолепным: я запросто слышал, о чем говорят соседи за стеной или прохожие на улице, а ведь мой дом сталинский, с хорошей кирпичной кладкой.
Я снова двинулся вперед и остановился. Прохода не было. Его преграждала сплошная серая стена. А ведь был проход, я точно помню! «Замуровали, демоны», – весело подумал я, повернулся и пошел назад. И увидел две черные тени, приближавшиеся ко мне. Я напрягся. Попал в ловушку, как последний дурак! Тени приближались. Двигались они как-то странно и совершенно бесшумно. Я понял, что это не люди.
Не знаю, бывает ли у мертвецов всплеск адреналина, но я испытал нечто похожее. Я отступал, пока не уперся спиной в стенку. Две чернильно-черные фигуры медленно надвигались. Что я могу с ними сделать? Интуиция подсказала, что использовать против этих хуки или апперкоты бесполезно. Здесь другое надобно… Дежурная бутыль с водой была при мне, и у Костика я наполнил ее доверху. Я открутил пробку и вылил воду под ноги. Преследователи одновременно шагнули ко мне. Лиц их я не видел, да и не до этого стало, когда оба вытащили из карманов ножи. И что за ножи! Их прозрачные лезвия были сотканы из серо-голубого света и походили на лучи от карманных фонариков, только не рассеивались во мраке, а заканчивались сияющим белым острием.
Не отводя от них взгляда, дрогнувшими губами я прочел наговор. Ручейки воды, растекшиеся по асфальту, вмиг собрались в упругие струи, и усилием воли я обвил их вокруг ног нападавших. Они шагнули, дернулись и повалились на асфальт. Я бросился бежать. Один запоздало вскинул руку с белым ножом, успев чиркнуть по моему ботинку.
Чем дольше я бежал, тем яснее понимал, как мне повезло, и тем страшнее становилось. Я обогнул дом, но, выскочив на освещенную улицу, едва не столкнулся с ними. Два черных силуэта стояли на тротуаре, преграждая путь к метро. Как же они успели? Прошли сквозь стену? Назад!
Прохожие их не замечали, и фары проезжавшего автомобиля высветили два чуть заметных, колеблющихся в воздухе пятна. Я повернулся и побежал, не оглядываясь. Я знал, что они не отстанут.
Бежать следовало к воде. Нева была слева, и, пробежав по Чайковского, я хотел повернуть к набережной, но вовремя заметил еще одного «темного», стоящего посреди улицы. Машины проезжали сквозь него, но призраку было наплевать. Он ждал меня.
Я едва не запаниковал. Упыри – или кто там еще они были – мастерски оттесняли меня от воды. Без нее я, обессилев, без боя упаду к ним в руки… Я бросил взгляд на решетку Таврического и вспомнил, что там есть пруд. Сейчас парк закрыт, и это тоже кстати. Я помчался к заветной щели, не к месту вспомнив о жутком бомже. Но бомж не так страшен, как эти…
Призраки не торопились. Как в фильмах ужасов, они знали, что жертве никуда не деться, и спокойно шли за мной вдоль решетки. А когда я нашел дыру и юркнул в сад, мигом просочились через ограду и быстро приближались, охватывая полукольцом. Наверное, они поняли, куда я стремлюсь.
Я задыхался и кашлял на бегу. Казалось, из меня вот-вот вылетят легкие. Как хорошо, что Таврический я знаю так, что могу бежать хоть с закрытыми глазами. Мозг моментально вычертил прямую до ближайшего канала, и я несся по этой прямой. Сквозь темноту замаячил остов стадиона и одинокий фонарь, освещавший старое здание. В детстве, помню, брал там напрокат коньки.
Не слухом – кожей я чувствовал их приближение. Призрачные кинжалы внушали ужас. Я никогда ничего подобного не видел, но был уверен, что такое оружие появилось неспроста. Значит, оно может меня убить!
Я оттолкнулся от берега, с разбега прыгнув в канаву. Такому прыжку позавидовал бы чемпион. Я упал в воду, но остался на ногах, развернулся – и вовремя! Один из преследователей спускался по склону, занося нож. Воды в канаве было по пояс. Сам не знаю, как в голову пришли слова, и я произнес именно то, что требовалось. Вода вспучилась, рождая водяной столб. Изогнувшись, он ударил нападавшего в грудь. Признаться, я опасался, что на них это не подействует, но подействовало, да еще как! Первый поганец отлетел метра на три, затем досталось и второму. Пусть немного, но вода питала меня, я готов был сражаться. Теперь возьмите меня, твари!
Черная тень махом перелетела через канаву. Они решили атаковать с двух сторон. Я приготовился и сжал кулак. Водяной столб принял его очертания и, дрожа, завис посреди канавы.
– Кто здесь безобразничает?
По дорожке прямо к нам шел человек. Я открыл рот, не зная: кричать или… Твари легко убьют сторожа, и я не смогу помешать: выйти из канавы равносильно самоубийству. Я все же не Брюс Ли!
«Темные» молча повернулись. Их молчание было хуже угроз. Один шагнул к старику – а это был старик, судя по сгорбленной спине и шаркающей походке, – но дальнейшее рассмотреть не удалось. Почуяв угрозу, я повернулся и едва отразил наскок призрака, набросившегося сзади. Зловещий нож хлестнул водяной столб поперек, и тот рассыпался. Мертвец бросился на меня, и я еле увернулся от удара. В воде он двигался хуже. Быстро сжав пальцы, я сгустил воду – и мертвец замер, как волк с примерзшим к проруби хвостом. Его нож рассекал невидимые водяные путы, но раз за разом я свивал их заново.
– А ну, хватит баловать! – властно произнес кто-то.
Призрак повернул голову, я тоже. Старик был жив и невредим, куда же делись те двое?
– Отпусти его! – велел сторож.
Я покачал головой. Вот еще! Им только дай волю…
– Отпусти! – повторил он таким тоном, что я понял: все под контролем.
И еле смог разжать кулак. Водяные путы рассеялись. Призрак пошевелился и, осознав, что свободен, выпрыгнул на берег. Казалось, он удивлен. Беспокойно крутя жуткой безликой головой, мой преследователь искал товарищей. Но их нигде не было.
– Пошел вон! – грозно выкрикнул старик. – Передай Упырю, что это мой лес и моя земля. Здесь я хозяин, и другому не бывать!
К моему изумлению, призрак попятился и быстро растворился среди деревьев. Сторож остановился надо мной:
– Вылазь.
Сказано не слишком дружелюбно, и я помотал головой. Нет уж, тут безопасней. Сейчас вот до озера доберусь, заночую, а днем уйду. И ничего ты мне, колдун, не сделаешь!
– Вылазь, говорю. Не станешь колдовать – не трону.
– Обещаете? – опасливо проговорил я. Неужели он с теми двумя разобрался? Что, ему и ножи нипочем?
Старик усмехнулся:
– Не веришь – можешь сидеть тут хоть двести лет. Согласен?
– Не согласен, – пробормотал я, выходя из воды. Я поднялся по склону, оказавшись на песчаной дорожке рядом со стариком. И тут же узнал его. Бомж, от которого я бежал недели две назад! Это он тогда признал во мне утопленника… Кто же он такой?
– То-то же, – удовлетворенно хмыкнул сторож. – Порешить хотели? – спросил он, словно зная ответ.
Я кивнул, разглядывая его лохмотья, смахивавшие на помесь маскхалата с древним кафтаном. На одежду это мало походило, к тому же он был босой.
– А ты молодец, не испугался. Но если б не я, конец тебе был бы один…
– Спасибо.
Бомж посмотрел так, что стало ясно: ему плевать на спасибо.
– С Упырем повздорил?
– Вроде того.
– Крепко повздорил, – сказал он, продолжая разглядывать меня, – иначе бы не прислал этих…
– А кто они?
– Нечисть кладбищенская, неупокоенная, – ответил старик.
«Ну, типичный бомж, – вновь подумал я, в свою очередь разглядывая спасителя. – Только вот глаза. Не бывает у бомжей ярких светящихся зеленых глаз». Мне в голову пришла мысль…
– Не вздумай, – предупредил лешак. Он что, и мысли читает? – Здесь только я ворожить могу, понял? Если не понял – враз в землю вгоню, как тех! Навь хочешь убрать? Ну, смотри, утопленничек…
Он шевельнул головой – и вмиг раздался вверх и вширь. Передо мной стоял великан, отдаленно напоминавший снежного человека, если бы не полусогнутые, коленками назад, козлиные ноги. Мохнатое тело, под которым угадывались мощные мускулы, венчала странная голова с заостренным на макушке черепом и небольшими рожками. Рот и губы были вполне человеческими, но зубы, торчавшие из-под них, были, пожалуй, чересчур длинны и остры. Плоский, с черными отверстиями ноздрей нос покрывала шерсть, такие же кучерявые скулы, а глаза… Изумрудно-зеленые, с вертикальными, будто у рептилии, зрачками. Взгляд этих глаз пригвоздил меня к месту. Дьявол, подумал я, или черт, что, в общем-то, одно и то же.
– Ну, теперь понял, кто я? – спросил мой спаситель.
Я кивнул.
– Ни хера ты не понял, – будничным тоном проговорил черт. – Леший я.
«Но лешие должны жить в лесу, а не в парке!» – хотел сказать я, но хватило ума придержать язык. Не стоит нарываться, пока я в его власти. Ну и чудище!
– И что тебе нужно? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал как можно уверенней, но вряд ли это получилось. Получеловек-полукозел захохотал, распахнув зубастую, отнюдь не с козлиными зубами, пасть.
– Сам явился – и спрашивает! Так вот, – грозно произнес он, прекратив смеяться. – Запомни, утопленник: здесь мой лес и земля. И ходить тут ночью дозволяется лишь по моему слову и разрешению. А непрошеных гостей я… – И леший характерно и очень вразумительно сжал когтистые пальцы. Когти заскрипели, и я вздрогнул от этого звука. Лесовик смотрел мне прямо в глаза, и кустистые брови двигались в такт словам. – Запомни и передай Водяному: еще увижу его прихвостней в своем лесу – ноги вырву! А теперь уходи. Я не убил тебя потому только, что эти за тобою гнались, и не по своей воле ты в мои владения попал. Если Упырь враг и тебе, и мне, это еще не означает, что мы приятели. Ха.
Я вдруг вспомнил, что говорил Ковров. Леший, Упырь и Водяной – каждый из этой троицы мог знать, как можно ожить до истечения сороковин. Водяной мне этого не скажет, Упырь и подавно. Вот теперь с Лешим повстречался… И все они ненавидят один другого.
– Погоди-ка. – Леший махнул рукой и обернулся в прежнего старичка. – Что-то я не разглядел… Так ты не мертвяк еще? Сколько дней осталось, знаешь?
– Знаю, – пробормотал я, ошеломленный невероятной прозорливостью Лешего. Как же он увидел?
– Так вот почему ты по суше ходишь, хоть и утопленник. Неприкаянная душа, – заключил он тоном бесстрастного судьи. – И все равно ты прихвостень Слизня, а Слизня я терпеть не могу: он столько мне гадил!
– Я не прихвостень! Плевать мне на Слизня, я его ненавижу! – вырвалось у меня.
Лешак склонил косматую голову набок и прищурил пылающие зеленым огнем глаза.
– Ишь ты, чудной утопленник попался, – сказал он. – С упыренышами не в ладах и хозяина ненавидит. Как же ты жить думаешь? Ха! Повеселил ты меня. Что еще скажешь, чудило? Вижу, просить что-то надумал!
– Хочу! – набравшись смелости, заявил я. Эх, семи смертям не бывать, а одна уже случилась! – Скажи мне…
– Молчок! – прервал Леший. – А ведомо ли тебе, бестолковина, что издревле за добрый совет Лешему подарки приносили, а уж потом спрашивали? В лесу просто так и ворона не каркнет!
Я замолчал. Какие еще подарки? Откуда? И что у меня есть?
– Ты вот что, – подойдя ближе, доверительно произнес старик, – сбегай в магазин да купи водки. И хлеба. Давно я хлеба не ел. А потом приходи, побалакаем.
Я растерянно пошарил по карманам: денег почти не было. На бутылку водки точно не хватит.
– У меня денег нет.
Леший вновь склонил голову.
– Укради, – проникновенно предложил он. – Что, ума не хватит? Давай быстрее, парень, так рассвета дождешься, а днем я сплю.
Я выбрался из Таврического и пошел по Кирочной. Где-то здесь есть круглосуточный магазин. Воровать не хотелось. Я не боялся быть пойманным, просто так меня воспитывали. Брать чужое нельзя. Но если не возьму, Леший ничего не скажет! Правда, он и не обещал… И все же я чувствовал: у меня появился шанс, и пока он есть, я должен его использовать!
Магазин располагался в полуподвале. Свет его вывески был, пожалуй, единственным ярким пятном на слабо освещенной улице. Я увидел парочку, поднимавшуюся из полуподвала, и задержал свой взгляд на женщине. Мне, взъерошенному, измазанному в грязи, водку не продадут, а вот ей… Парочка села в припаркованную у магазина «Ауди» и уехала.
Я посмотрел на копию ее платья, на свою сексапильную грудь и быстро спустился по лестнице. Продавец уставился на меня:
– Вы что-то забыли?
«Надеюсь, лампы дневного света не влияют на морок», – подумал я и ответил:
– Бутылку водки и буханку хлеба.
Продавец замер, и я догадался, что голос у меня отнюдь не женский. Я закашлялся и произнес на полтона выше:
– Поскорее, пожалуйста!
Мужик вышел из секундного транса, повернулся, и через три секунды бутылка и хлеб лежали на прилавке.
– И бутылочку воды, – произнес я окрепшим от наглости голосом. Гулять так гулять!
– Двести двадцать, – сказал продавец. Я скорчил радостную мину и позвал воображаемого спутника:
– Миша, иди заплати!
Я как мог обворожительней улыбнулся продавцу, схватил бутылки и хлеб и побежал наверх по ступеням. Видно, что-то заподозрив, мужик побежал за мной.
– Эй, сначала заплатите!
Я выскочил на улицу и сделал ноги. Метров сто продавец бежал за мной, потом отстал, и я благополучно проник в сад сквозь решетку. Удалось!
– Принес? – спросил Леший. Он возник бесшумно и неожиданно, в своем настоящем облике, и я невольно отшатнулся. Еще не привык. – Давай сюда!
Я сунул в мохнатые лапы водку и хлеб.
– А это что? – указал он на воду. – Водка?
– Вода.
– Зачем она мне?
– Это мне.
– Тогда пей и будь здоров, – усмехнулся Леший. Он умело открутил пробку, запрокинул голову и одним духом вылил все в пасть. – Хорошо!
Острые клыки мигом откусили полбуханки.
– М-м, не тот стал хлебушек, не тот… Ладно, – заметно подобревшим голосом произнес хозяин парка. – Излагай, чего желаешь? Помогу. Чего хочешь? Силы, чтоб урожай взошел? Или в лесу кого найти?
– Мне этого не надо, – срывающимся голосом проговорил я. – Я живым быть хочу! Я знаю, еще есть время! Я слышал: ты знаешь, как это сделать! Помоги мне, Леший, пожалуйста, помоги!
– Живым стать? – переспросил лешак. – Хе-хе. Никогда еще такого не слыхивал! Зачем? Жизнь людей коротка, а тебе долгий век отмерен – так пользуйся! Иной бы за счастье почел, а ты, дурак, ерепенишься!
– Иной в дерьме жить согласен. А я не хочу! Помоги мне.
Терпеть не могу кого бы то ни было о чем-то просить. Есть в этом что-то… рабское. Не люблю. Но сейчас надо засунуть гордость куда подальше.
– С какой стати мне… тебе… помогать? – с грубой презрительностью выделяя каждое слово, спросило чудище. – Кто ты такой, чтоб я помогал тебе? Если б ты мне слугой был или родичем, тогда другое дело. А ты Слизню служишь…
Повисла тяжелая, злая тишь.
– За водку спасибо, – сказал Леший. – Угодил. А что просишь… Сам, верно, не знаешь, чего просишь! Никто мертвых оживить не может. Так уж заведено. Умер и умер. А ты ерепенишься…
Я стоял, как врытый в землю болван.
Леший вновь стал стариком:
– Не печалься, парень. Не ты первый, не ты последний. Думаешь, смерть – самое страшное? Поживи с мое, узнаешь, что по-настоящему страшно.
– Хватит сказки рассказывать! – злобно выкрикнул я. Мне все равно, пусть убивает, черт с ним! – Сам небось умирать не хочешь!
– Не могу, – сказал Леший. – Потому что никто, кроме меня, дела моего не исполнит. А если нет дела, то и жить незачем.
Дело? О чем он говорит?
– А теперь ступай.
Это прозвучало как безжалостный приказ. Я мертвец, я не мог плакать, но внутри стало нестерпимо горько. Я ожидал иного. Я думал, он поможет мне. Наивный труп! Я чувствовал себя никчемной оболочкой, воздушным шариком, воображавшим, что умеет летать, в то время как ветры играют им в свое удовольствие…
И если при жизни не задавался вопросом, зачем живу, то сейчас я не знал, зачем существую. Чья глупая шутка выдернула меня из речной могилы? Почему все это свалилось на мою голову? Ведь тысячи людей тонут и лежат себе спокойно. Почему я?! – взывал я к темным небесам, шагая прочь из парка.
Небо молчало. Оно всегда молчит. Потому что мы – не его дети, вдруг понял я. Земля породила нас, в землю мы и уйдем. Ее слушать надо.
…Я старался, чтобы меня не заметили. Я крался водными путями, как вор, прижимаясь к илистому дну и холодным выщербленным камням набережных. Я боялся Слизня и не хотел встречаться с Анфисой.
Я хотел найти Дарью.
Она приснилась мне этой ночью. Она парила в сумеречной воде и улыбалась. Видя ее жалкое, полупрозрачное тело, я чувствовал вину. Ведь Ковров просил, очень просил, чтобы я показал Дарье медальон. Но я ничего не сделал. Конечно, ведь осталось шестнадцать дней до того, как я исчезну…
Я проснулся и понял: все оставшиеся дни буду паниковать и метаться… Затем исчезну и стану призраком. Мои последние шестнадцать дней пройдут так же глупо и бесцельно, как двадцать лет моей недолгой жизни.
Я должен ее найти! Я уже знал, чувствовал лучше Коврова, что это она, та самая Дарья. И еще знал, что времени мало. Так мало, что я дрожал от страха, от боязни опоздать, хоть и не знал, чем вызвана эта боязнь.
Вот и Охта, а скоро будет и мост.
– Дарья! – закричал я изо всех сил, приближаясь к источенным временем и водой опорам. – Дарья!
Тишина. Опоздал! Слишком поздно!
– Я здесь, – раздался тихий голос. Я мигом обернулся. Дарья была рядом. Тоненькая и прозрачная, она притягивала взгляд странной, необъяснимой красотой. «Да что же в ней такого, – подумал я, – почему хочется обнять ее и назвать сестрой?..»
– Вас Слизень послал? – кротко спросила она.
– Нет! – торопливо воскликнул я. – Не Слизень! Я сам пришел. Мне нужно… отвести тебя в одно место… к одному человеку… Он ждет тебя.
Я запоздало вспомнил о медальоне, но ничуть не стушевался. Я уже знал, что она – это она. Но Ковров просил, и я протянул руку: старинный медальон тотчас проявился на раскрытой ладони.
– Павел просил отдать тебе…
Дарья подняла руку, и медальон лег в ее узкую, хрупкую ладошку. Она смотрела на него долго и так, что внутри у меня все сжалось.
– Это он! Это он! – вдруг воскликнула она звонким и чистым голосом. – Я знала… Знала, что еще увижу Павла! Я иду с вами! Идемте немедленно! Где он?
Я хотел сказать: на кладбище, но мой язык не повернулся, хотя умом понимал, что она должна все знать. Не может человек прожить столько. А любовь прожила…
– Идем! – кивнул я и протянул ей руку. – Только быстрее. Он ждет. Он все время тебя ждал! – вдруг добавил я от себя.
– Подождите. – Она остановилась, глядя испуганно и тревожно. – Я ничего уже не боюсь. Но… Слизень накажет вас, если узнает…
Страх обжег изнутри. Крошечный Слизень поселился во мне, десятками щупалец сжимая сердце.
– Если узнает, – как можно спокойней произнес я.
Дарья заколебалась.
– Я не могу погубить вас. Передайте Павлу…
Она не договорила и заплакала. Я не мог этого вынести:
– Если вы сейчас же не пойдете, я потащу вас силой! Обо мне не думайте, думайте о нем!
Необъяснимая, яростная решимость овладела мной. Я намеревался отвести Дарью к Коврову, чего бы это ни стоило! Я обещал и сделаю это! Семи смертям не бывать, а одна уже случилась!
Я взял Дарью за руку, и мы поплыли. Путь назад был еще страшнее. Если нас заметит кто-то из свиты Слизня, наше путешествие закончится. Я знал о вечной вражде Слизня с живущей на суше нечистью и понимал, что делаю, сводя русалку и мертвеца… Но пробираться темными окольными каналами и грязными протоками с Дарьей я не мог. Я стыдился своего малодушия. Даже она, хрупкая девушка, не имея сил, имела волю держаться и верить до конца.
Мы плыли, не скрываясь, в темно-зеленой полупрозрачной мгле, недалеко от поверхности. Тогда я понял, что чувствуют поднимавшиеся в атаку, под пули, солдаты. Стайки рыбешек равнодушно скользили мимо, и впервые за эти дни я думал не о своей участи, а о Коврове и Дарье. Как встретятся эти двое? Что скажут друг другу? Предстоящее настолько захватило, что я не думал об опасности, о десятках глаз, возможно, следящих за нами сейчас, и о черных щупальцах Слизня…
– Подожди меня здесь! – сказал я. Мы остановились в Обводном, у какого-то моста. – Я быстро!
Она кивнула.
Помня об Упыре, на кладбище я хотел пройти с другой стороны реки Монастырки. Так называлась протока, с давних времен отделявшая комплекс лавры от города. Я всегда думал, что это рукотворный канал, но это была река, если верить карте. Она протекала под дорогой и впадала в Обводный канал. Если идти по территории лавры вдоль Монастырки, видно, как река исчезает в черной, непроглядной дыре под дорогой. Это Казачий мост. Неприятное место, хотя напротив высится здание духовной академии. Я всегда проходил в лавру по дороге через ворота, как все. Но сейчас следовало быть вдвойне осторожным. Дарья ждала меня, и я не имел права на ошибку. Мы пройдем здесь.
Черный, непроницаемый для солнца и света тоннель под мостом вел на территорию лавры. Несмотря на приобретенные навыки, я с трудом мог что-то различить в мертвой воде. Сюда стекались воды со всего кладбища и растворялись в Неве. Я двигался против течения, впрочем, оно здесь почти не ощущалось. После встречи с Упырем я знал, что эта вода мертва. Сотни лет она впитывала в себя останки похороненных, ее берега сложены из костей и плоти, превратившихся в землю и в корни кладбищенских деревьев. Она была черной и тягучей, совсем неживой. Несмотря на отсутствие обоняния, я чувствую, насколько она гнилая. Какая-то водоплавающая дрянь касается тела отвратительными бархатными пальчиками, и я вздрагиваю. Стены черной протоки заросли бесцветным мхом, заглушающим любые звуки. Казалось, я не плыву, а падаю в бездонный колодец. Или в чью-то глотку. Даже размытое серое пятно впереди не справлялось с этим наваждением. Наконец-то, выход! Я вздохнул свободнее, но подумал, что теперь надо быть вдвойне осторожным. Не хотелось бы встретиться с Упырем снова. Тем более что со мной Дарья. Но, раз она не испугалась, поверила мне, не испугаюсь и я.
Я выбрался из ручья и, спрятавшись за склепом, надел магическую одежду. Сейчас день, и на кладбище много людей. Место, где я выбрался на берег, было мне незнакомо, и пришлось побегать по аллеям, пока не нашел Коврова.
– Павел Иванович! – закричал я, подбегая к могиле. – Она здесь, она ждет вас!
Ковров обернулся. Его глаза сверкнули:
– Идем!
– За мной, – сказал я, и мы побежали. Вернее, бежал я, а Ковров стремительно обогнал меня, проносясь сквозь деревья и надгробия.
– Где она, где? – лихорадочно повторял он.
– Здесь, за ручьем!
Мы достигли моста, и Ковров остановился перед черной водой. Лицо его потемнело.
– Дальше я не могу идти! – Он умоляюще посмотрел на меня. – Приведи ее сюда!
– Конечно, Павел Иванович! Ждите!
Я нырнул в воду и понесся вперед. Черный тоннель промелькнул так быстро, словно я моргнул чуть дольше обычного. Дарья ждала на дне.
– Идемте. – Я взял Дарью за руку и повлек за собой. Она без слов подчинилась.
Я подумал, что в тоннеле ей станет страшно, потому что было страшно мне, – и от страха без перерыва болтал, рассказывая что-то о себе и Коврове…
Еще не доплыв до конца речки, я увидел силуэт Коврова. Он спустился в Монастырку и стоял по пояс в воде, полупрозрачный, в старомодном костюме и шляпе, откуда ни возьмись оказавшейся у него на голове.
– Дарья! – крикнул он. Я остановился, пропуская даму вперед. Мне в голову полезли совершенно дурацкие мысли: как нежная и кроткая Дарья встретится с любимым абсолютно голой? Дарья проплыла мимо, и я с изумлением увидел, что на ней светящееся во мраке белое старинное платье.
Они встретились у входа под мост и остановились, глядя друг на друга. Это длилось долго, но мне не было скучно. Я понял, что вижу то, что может видеть и понимать не каждый. Два полупризрачных силуэта стояли, не произнося ни слова, но я знал, о чем они говорят. Они забыли обо мне, забыли, где они, забыли прежний страх и отчаяние – все это я читал на их призрачных, но живых лицах. Я завидовал им и знал, что никакой Упырь не появится и не разрушит эти чудесные мгновения, потому что они заслужили их. Затем они взялись за руки, и я почувствовал, что явно здесь лишний. Я попятился во тьму и еще долго плыл спиной вперед, провожая глазами Коврова и Дарью, а их призрачные фигуры светились во тьме, как далекие, недосягаемые звезды.
…Мы сидели в кафе и пили кофе. Вернее, кофе пила Юля, я же, по обыкновению, воду. Причем купил полуторалитровую бутылку. Мне повезло: я сумел дозвониться до Юльки именно в тот момент, когда она ненадолго приехала в город. Соврал, что глючит телефон, и потому не смог ответить на звонки. Я даже удивился, с какой легкостью Юля меня простила.
– Все-таки бабушка правду сказала: ты очень изменился, – проговорила Юля.
Я хотел сказать, что думаю о ее бабушке, но сдержался. Это мелочь по сравнению с тем, о чем предстоит рассказать. Еще бы я не изменился? И кто бы не изменился?
– Да, я изменился. Ты не представляешь, до какой степени.
– Ты не просто изменился, Энди, ты стал другим человеком.
«Не человеком я стал, а мертвецом», – подумал я, а вслух сказал:
– Я знаю.
– Я помню: ты всегда был веселым, шутил, прикалывался над всеми… Сейчас ты другой. Что случилось, Андрей?
Вот он, главный вопрос. И что ответить? Правду? Нет, еще не время. Нельзя ей сейчас сказать! А когда? Не знаю! Как признаться Юле, что я мертв? Она, конечно, не поверит, и что тогда? Снова нож в себя воткнуть? У Кости психика покрепче, и то бежал, словно угорелый.
– Просто я лучше узнал жизнь.
– Когда ты дрался там, в клубе, мне стало очень страшно. У тебя было такое лицо…
– Это чтобы Темного напугать, – попробовал отшутиться я.
– Нет, Андрюша, ты выглядишь больным!
– Больным?
– Эта твоя постоянная жажда… Кожа темная и сухая…
– Загорел и подсох…
– Это несмешно, Андрей! Может, у тебя диабет? Я слышала, от диабета пить очень хочется! Ты к врачу не ходил?
– Зачем? Никакого диабета у меня нет! Я в порядке.
«Ха! Диабет! Лучше бы у меня был диабет, – подумал я, – да я был бы просто счастлив!»
– Ты не в порядке, я ведь вижу. Даже когда улыбаешься, кажется, что у тебя кто-то умер… А как дела у твоей мамы?
– Жива и здорова. А как твоя бабушка? – попытался я перевести разговор.
– Ничего. Правда, говорит, что меня ждет горе, если буду с тобой встречаться.
Я промолчал. Это бабка всю воду замутила! Тоже мне парапсихолог! Дай время, доберусь до нее, покажу пару фокусов…
– Я, кажется, знаю, почему…
– Ничего ты не знаешь! – грубо проговорил я и испугался. Слова вылетели сами собой. Это плохо. Надо себя контролировать. Так ведь Юльку обидеть можно! – Слушай, я недавно встретил двух людей, – поспешно проговорил я более мягким тоном. – Мужчину и женщину. Они давно не видели друг друга, очень давно. Они любили друг друга так, что… не сказать словами. Много, много лет. Они могли простить все, понимаешь… И каждый из них знал, что будет прощен, верил в это…
Юля слушала, глядя на меня, а я не мог осмелиться взглянуть ей в глаза. Проклятая русалка! Из-за нее я чувствовал себя испоганенным, недостойным даже Юлиного взгляда.
– И когда один ослабел, другой не стал его осуждать. Он верил, что они не расстанутся никогда. Так и случилось. Это была настоящая любовь, а их вера – настоящая сила.
Юля молчала. Мне казалось, она понимает.
– Я видел, чувствовал эту силу. Хочу, чтобы так было и у нас!
Я взял ее ладони в свои.
– И еще ты никогда так не говорил, – едва не касаясь губами моих губ, прошептала она.
«Все-таки Юлька любит меня, это факт! Как же я рад этому! Настоящий влюбленный болван», – улыбаясь, подумал я.
Мы посидели еще часок, и Юлька засобиралась.
– Мне надо к бабушке съездить. Мама просила кое-что отвезти. И еще: я с родителями еду в Финляндию на неделю.
– Хорошо, езжай.
– И ты меня так легко отпускаешь? – прищурилась она.
– Попробуй тебя не отпусти… Еще бабушке пожалуешься.
Юля засмеялась. Но мне было не до смеха. Она уезжает именно тогда, когда так нужна мне! Как же я буду без нее, без ее глаз и улыбки? Только твари вокруг…
– Ты расстроился? – заметила Юлька. «Все замечает. Мюллер в юбке». – Ну, потерпишь недельку?
Что мне остается, потерплю.
– А что вы там делать будете? – спросил я.
– Ну, сначала в Финляндию поедем, а потом в Швецию на пароме, представляешь? На пароме!
– Завидую, – сказал я. – Я за границей еще не был. И на пароме не плавал.
– В Швеции, говорят, красиво: аквапарки, фонтаны…
– Фонтаны – это хорошо. Фонтаны я люблю.
– Еще там парки и аттракционы всякие.
«Аттракционы! У меня не жизнь, а сплошной аттракцион. Смертельный».
Мы еще поболтали, и я проводил ее до метро.
– Ну, пока. – Мы поцеловались.
– Приеду – позвоню! – строго пообещала Юля. – Попробуй только не взять трубку!
– Примотаю скотчем к уху! – пообещал я.
Юлька улыбнулась и застучала туфлями по ступенькам. Я слушал, и мне казалось: стучит мое мертвое сердце.
…В последнее время я не мог сидеть в одиночестве и вечером пошел к Косте. Мы сидели и слушали «Manowar». Сильный, пронзительный голос Эрика Адамса пел об одиноком герое, который не страшится смерти, потому что у него есть то, за что можно умереть…
Burn the bridge behind you.
Leave no retreat.
There’s only one way home…
«Это единственный путь домой, – подумал я. – Вот и у меня единственный путь, по которому надо пройти. И пройти достойно. Легко сказать…»
Я подошел к проигрывателю и выключил его. Повисла пронзительная тишина.
– Знаешь, Темный чуть не убил меня, – заявил я.
Костик вытаращил глаза:
– Когда?
– Недавно. Еще перед тем, как мы с тобой встречались. Просто я тебе не сказал тогда.
– Подожди. Что-то не понял юмора. Как тебя можно убить? – спросил Костя.
– Не знаю. Но можно. Сказки когда-нибудь читал? Можно и вампира, и кого хочешь убить… Даже Кощея Бессмертного, если знаешь, как.
– Ничего себе… Но я все равно не понял: зачем ему тебя убивать?
– Темный и Упырь – это одно и то же, – сказал я. – Упырь владеет городом, которого ты не видишь и не знаешь. Мертвым Питером. И ненавидит меня за то, что я, утопленник и слуга Слизня, расхаживаю по его территории. Самое смешное, что Упырь может знать, как мне стать живым. Так мне сказали.
– Ничего себе расклад! – фыркнул Костя. – По логике, надо взять этого парня и прижать, чтобы он все выложил. Но прижать Темного у нас кишка тонка.
– А Упыря тем более.
– А может, все-таки пойти в милицию? – вопросительно посмотрел Костя. – Скажешь, что тебя преследует Темный, угрожает и все такое…
– И мне предоставят персональную охрану? – подхватил я. – И они со мной в Неву прыгать будут? Не смеши.
– Нет, охрану не предоставят, конечно. Но следить за тобой могут. А как только Темный появится, сцапают.
– Он же не в розыске, Костя! Как его сцапают? На каком основании? Менты наверняка и так все про него знают, только доказательств нет. Да и вырвется он. Менты – козявки по сравнению с ним! Он настоящий монстр, ты бы видел! Да я поверить не могу, что хотел набить ему морду! – нервно рассмеялся я. – Он может убить кого угодно, Костик, легко, даже мертвеца, как я! И ни перед чем не остановится, потому что он не человек, понимаешь? Он – черт знает что такое!
Мы помолчали. Я немного успокоился, подумал и сказал:
– Если со мной что-нибудь случится, вот тебе адрес. – Я быстро набросал на клочке бумаги несколько слов и отдал Косте. – Пойдешь туда и расскажешь то, что знаешь. Наверное, только он сможет помочь мне.
– Что это за адрес: «От ворот по аллее прямо, третий поворот налево, с правой стороны у старой березы»? – спросил Костя, посмотрев в листок. – Кому там рассказывать?
– Это кладбище за лаврой, знаешь?
– Знаю, – неуверенно произнес приятель. – И к кому там подойти?
– Вот: Ковров Павел Иванович, – дописал я. – Ему расскажешь. Станешь перед могилой и расскажешь.
– Что?!
– Он всегда там сидит. На могиле. Ты его не увидишь, но он все услышит и поможет. Понял? Это очень важно.
– Понял, – произнес Костик. Видок у него был – «дай боже». – А что с тобой может случиться?
– Все, что угодно, – ответил я. – В этом мире возможно все.
И как в воду глядел.
Утром я отправился к Архипу и застал его в дурном настроении.
– Ты где столько пропадал? Анфиса тебя искала! – буркнул старик вместо приветствия. – Сказала, будет ждать на старом месте.
– Спасибо, – ответил я. Эта тварь еще на что-то рассчитывает, после того что сделала! Ладно, встретимся, давно пора выяснить, кто есть ху.
– Эй, парень! – окликнул Архип, когда я собрался плыть. – Погоди! Не торопись.
– А что?
– Послушай, что я скажу!
Я замер, пораженный тоном старика. Еще никогда он так не разговаривал.
– Ты, дурень, думаешь, Анфиса любит тебя? – усмехнулся Архип. – Не может она никого любить! Она чародейка, а ты молодой, вот и попался. Если Слизень узнает, что она с кем безобразничает – убьет обоих, а тебя первого! Все русалки – жены Водяного, а Анфиса – первая!
Я вспомнил ее объятья, заигрыванья и взгляды. Признаться, думал, что эта дрянь действительно влюблена. Но она – жена Слизня?! Меня чуть не стошнило, когда я представил, как Слизень сладострастно лапает ее щупальцами…
– Смотри, Андрей, я тебе добра желаю и потому остерегаю. Или не сносить тебе головы…
«С чего это он мне помогает?» – подумал я.
– Смотрю, ты не очень-то ее любишь.
– Я? – злобно захохотал Архип. – Не очень люблю? Да, я ее ненавижу! Это она меня в воду утащила! Из-за нее я стал утопленником! И вот что скажу: не верь ей, никакому слову ее не верь!
Я опешил. Выходит, Анфиса старше Архипа! Сколько же ей лет? А выглядит как молодая женщина! Вот тебе и чары…
– Я ведь раньше рядом со Слизнем сидел, правой рукой был. А теперь здесь мое место, и в Неве не показываюсь, покуда не позовут… Это Анфиса так сделала. Когда я был молод, она со мной жила, всю силу мою высосала. Думаешь, почему я такой, а она молодая да гладкая?
Вот оно что!
– Она не блудница. Она хуже! Она выпивает и силу, и жизнь…
Я вспомнил, как мне было плохо после близости с русалкой. Меня действительно опустошили, опорожнили, высосали, как высасывает паук свою жертву. Еле приплыл тогда к Архипу. Думал, это из-за секса… Какой же я идиот!
– И что же мне делать? – спросил я старика. – Заклятье новое учить? Против чар?
– Против русалкиных чар никто не устоит, – печально произнес Архип. – Если бы она захотела, я бы до сих пор за ней бегал…
– Тогда что проку в твоих предупреждениях? – спросил я. – Если она меня околдовать может?
Русалка соблазняла меня, это факт, но после того, что она сделала, мне было так противно! Однако подводный мир живет по своим законам, и, не зная этих правил, многое не объяснишь никакой логикой.
– Я ведь хотел ее убить! – признался Архип. – Но не вышло. Ее чары питаются нашей же любовью, и их не одолеть… Но ты можешь!
– Я? Могу?
– Я не слепой, – сказал мертвец, – вижу, как ты каждый день на сушу бегаешь. Думаешь, не догадался, зачем? Любишь ты кого-то, я вижу. И Анфиса наверняка догадывается. Только соперниц она не терпит, учти, парень! И знай: никакие чары не одолеют любовь. Понял?
Я понял. Пусть Юлька ушла, я должен верить в ее любовь, иначе русалка вновь очарует меня. Как там говорил Ковров? Если есть надежда, то и вера есть. Оставался последний вопрос:
– Зачем ты мне все это рассказал?
Глаза утопленника блеснули:
– Я хочу, чтобы она испытала то же, что и я! Пусть узнает, что значит быть отверженной! Это для нее страшней всего! А чтобы ты мне поверил, скажи, что хочешь с ней к Слизню пойти, чтобы он отдал ее тебе. Так все и узнаешь…
Не откладывая, я приплыл туда, где встречался с Анфисой: во впадину за мостом Александра Невского. Жутковатое местечко. Хотя раньше казалось вполне романтичным. Видимо, тот же морок.
– Анфиса! – крикнул я.
Я уже не боюсь, и спазмы не душат, когда открываешь рот под водой. Все это прошло. Я привык. Ассимилировался.
– Анфиса! – еще раз позвал я.
– Я здесь.
Русалка словно возникла из ниоткуда, и вот она уже рядом. Чувственные губы кривятся в соблазнительной улыбке, белое, совершенное тело манит, паря в черной ночной воде.
– Ты позвал, и я пришла, – сказала она, останавливаясь почти вплотную. Ее шея, плечи и грудь были так близко… Я смутно помнил, что еще недавно был готов ее убить, но сейчас мною овладело иное чувство… Тело русалки притягивало взгляд, и я не мог смотреть ни на что другое. Юлька не такая красивая. Она не идет ни в какое сравнение. Зато… Юлька любит меня по-настоящему, без всяких чар!
Я помотал головой, стряхивая наваждение.
– Я люблю тебя, Андрей! – Анфиса протянула ко мне гладкие бледные руки. Она улыбалась, но ее выдавали глаза. Ни капли тепла в них, ни лучика света…
– Ты не можешь любить, тварь! – Я оттолкнул ее.
Русалка вздрогнула.
– Я ждала, я терпела, когда ты уходил к ней! – негодующе произнесла Анфиса. – А она не вытерпит и мига, если увидит меня с тобой! Так кто из нас любит сильней? Она не простит, а я прощу! Все прощу! Только будь со мной и люби меня!
Я не отвечал. Со мной была вера – она не нуждалась в словах.
– Посмотри на меня! Никто из земных девушек не сравнится со мной в красоте! – Русалка парила вокруг, бесстыдно извиваясь и оглаживая себя так, что я чувствовал себя столбом в стриптиз-баре. – Я буду любить, как ни одна другая!
– Ты это и Архипу говорила?
Анфиса остановилась:
– Архип – старый дурак! Он выжил из ума. Не слушай его! Он завидует тебе, молодому! У него нет мужской силы! – засмеялась русалка. – Кому он нужен, такой? Все русалки над ним смеются.
– Ты говорила, что будешь любить его всегда!
– Он лжет, я никогда не говорю ничего подобного!
Что-то неуловимо изменилось в облике русалки. Я еще не понял, что именно, но уже знал, как действовать дальше. Вспомнил совет Архипа:
– Значит, ты любишь меня, Анфиса?
– Люблю! – жарко призналась русалка.
– Тогда идем к Водяному! Пусть он отдаст тебя мне! Ведь ты его жена?
Она опешила:
– Слизень убьет за такие слова! И меня вместе с тобой! Зачем тебе это? Мы и так сможем любить друг друга! Иди ко мне, любимый!
Я покачал головой:
– Я не люблю тебя, Анфиса. И ты не любишь меня. Только морочишь.
Чары рассеивались. Теперь я видел перед собой не одно, а два существа. Сквозь холеное белое тело просвечивал пугающий, хищный силуэт.
Я молчал, ожидая, что еще она скажет. Но Анфиса притихла, пристально разглядывая меня. Казалось, она решала и взвешивала. Надеюсь, не мою судьбу.
– Ты пожалеешь об этом! – наконец произнесла она. – Никто… Еще никто…
Она не договорила, но я знал, что она хотела сказать.
– Прощай, – произнес я, отворачиваясь от нее. Я уже не хотел ее смерти. Пусть живет, думая, что это жизнь, и любит, думая, что это любовь…
– Знай, Андрей! – услышал я вослед. – Тебе недолго осталось! Скоро она не сможет видеть тебя! Скоро никто из смертных не сможет видеть тебя! Никогда! И тогда ты придешь ко мне… Потому что идти тебе станет некуда!
Я презрительно качнул головой. Еще узнаем. Ведь любят не глазами, а сердцем. Только русалке этого не понять.
…Вечер я провел дома. Плюхнувшись на диван, я никак не мог поверить, что час назад находился на дне реки. Два мира накладывались друг на друга, цепляясь расплывчатыми гранями. Где начинался один и кончался второй, я не знал. Я жил на два мира, и это было бы неплохо, если бы второй мир медленно не засасывал меня. Я точно знал, сколько мне осталось. Тринадцать дней. Оставалось каких-то тринадцать дней.
Я пошел на кухню попить, сполоснул лицо и явственно услышал негромкий, неприятный голос, прошипевший из крана:
– Приходи ночью под Троицкий мост!
Я отшатнулся: в кухне никого не было. Из комнаты соседей доносился звук работающего телевизора, но голос прозвучал так ясно, словно говоривший находился рядом. И слуховыми галлюцинациями я никогда не страдал. В тот же миг появилась уверенность, что это не глюки и что ночью мне непременно надо быть там, где сказано. Но быть мне там не хотелось. А если не приду?
– А не придешь – будет худо! – добавил голос напоследок. И это «будет худо» напугало больше, чем самые жуткие угрозы.
Что-то должно случиться. Что-то страшное. И я заранее боялся, еще не зная чего.
Ночь – понятие растяжимое. Странный голос не сказал, в котором часу быть под мостом. А если опоздаю? Но вряд ли нечисть плавает с часами. Я сидел в темной комнате, не зная, когда идти, и вдруг почуял: пора! Это знание, внезапно родившееся из ниоткуда, испугало сильнее, чем голос из крана. Пойду, решил я. Хотел бы Слизень убить меня – убил бы еще тогда…
Я вышел из дому и направился к Литейному. По проспекту добрался до набережной, нашел спуск к воде. Огляделся и осторожно погрузился в Неву. Огни города исчезли, я плыл в кромешной тьме, но неведомое доселе чутье подсказывало направление. Вдруг спохватившись, я захлопал руками по карманам – подумал, что в воде могут выпасть ключи от квартиры, но они были на месте. Зависнув в воде, я переложил их в карман с пуговицей и поплыл дальше.
Я уже понял, куда плыть. Туда, где я оказался после падения.
Приблизившись, я увидел огромную, узкую, вытянутую вдоль русла Невы щель. Знакомый фиолетовый сумрак клубился над ней, и я понял, что мне – туда. Фиолетовый туман светился, в нем то и дело проскальзывали чьи-то тени. Все они опускались на глубину.
Наконец я достиг дна и увидел идеально ровную площадку, над которой возвышался большой черный камень. Вокруг камня толпились жители Невы: русалки, утопленники и совершенно не похожие на людей монстры. Не было лишь самого Водяного.
Я осторожно приблизился и не без опаски смешался с толпой, хоть и понимал, что здесь я свой и никто меня трогать не будет. Окружавшие существа были настолько жуткими и нереальными, что казалось, все они мне просто снятся. Кольчатые черви невероятных размеров сворачивались щетинистыми бухтами на дне. Нечто, напоминающее медузу, но не прозрачное, а иссиня-черного цвета, порхало над площадкой, волоча за собой длинную ленточную «юбку». Я невольно вжал голову в плечи, когда эта мерзость проплыла надо мной. Был огромный осьминог, которого я едва не принял за Слизня, были рыбы с подобием человеческих рук, увенчанных длинными когтями, была пиявка толщиной с мою ногу и рак с человеческой головой. Среди чудовищ, являя дикий контраст, неторопливо проплывали русалки, и я удивлялся, как ни одну из них здесь не сожрали…
– Прошу прощения, – прошелестел какой-то слизняк, волоча за собой огромный витой панцирь. Он нечаянно задел мою ногу, коснувшись ее холодным склизким брюхом, и пополз дальше, к черному камню. «Он еще и разговаривает, – подумал я, вытирая испачканную слизью ступню о штанину. – Надеюсь, эта дрянь не ядовита?»
– Стой! – Я схватил за руку проплывавшую мимо русалку. С ней все же разговаривать привычней, чем с каким-нибудь мутантом. Хоть выглядит как человек. – Скажи, что случилось?
– Сегодня суд, красавчик! – ответила она. – Суд Слизня!
Я отпустил ее руку, и русалка уплыла, улыбнувшись и окинув меня оценивающим взглядом. Глаза ее озорно блеснули, но мне сейчас было не до озорства. Суд?! Кого же будут судить?
Мне стало еще страшней. Вдруг будут судить меня за то, что я разгуливаю по суше? Ведь сколько раз предупреждали! Я потихоньку отступал назад. Пожалуй, никто и не заметит…
– Куда это ты? – Руки Анфисы обвили меня. – Не увидишь самое интересное! Пойдем, Андрей! – И русалка повлекла за собой.
Мы двигались к черному камню, и стоящие на пути чудовища почтительно расступались перед Анфисой. Было ясно, что русалка пользуется авторитетом. Я подумал, что мы могли бы проплыть у всех над головами, никому не мешая. Но Анфиса демонстративно проталкивалась сквозь толпу, быть может, чтобы показать свое высокое положение. Она горда – я давно это заметил.
Мы остановились у камня, являвшего собой до блеска отполированную водой, почти правильную пирамиду с усеченной верхушкой. Я смотрел на него, стараясь не оглядываться на обступивших нас монстров. Мне казалось, что некоторые пялятся на меня далеко не вегетарианскими взглядами. Надеюсь, своих они не кушают…
Слизень явился неожиданно, я так и не понял откуда. Лишь увидел, как твари поспешно расступаются перед ним, склоняясь в поклонах, а кто склониться не мог, растекались и распластывались по каменной площадке. Выделяться из толпы мне не хотелось, и потому я тоже опустился на дно, чтобы не попасть под взгляд Слизня. Водяной проследовал мимо и, взмыв над склонившейся толпой, взгромоздился на черный камень. Трон, подумал я и неожиданно увидел… Дарью.
Ее вели два жутких, совершенно черных скелета с ошметками истлевшей плоти на костях. Они крепко держали утопленницу за руки. Вряд ли это было необходимо – Дарья не пыталась вырваться. Опустив голову, она смиренно остановилась перед черным троном.
– Я собрал вас, чтобы показать, что будет с тем, кто осмелится нарушить мою волю! – голос Водяного звучал так близко, словно он говорил мне в ухо. Два щупальца Слизня протянулись в сторону Дарьи и замерли, указывая на нее. – Эту утопленницу многие знают. Знают, что я был добр к ней, хотя она ни разу не принесла мне живую душу!
Ряды монстров зловеще зашумели, шевеля усами, клешнями и щупальцами.
– И она, – продолжил Слизень, – отплатила мне черной неблагодарностью! Она втайне встречалась с нашими врагами, слугами Упыря!
Стоявший рядом мутант щелкнул полуметровой клешней, и мне стало нехорошо. Ведь это я привел Дарью к Коврову! И запросто могу оказаться рядом с ней…
– Какого же наказания она достойна?
– Убить! Смерть ей! – заголосили вокруг.
Слизень довольно кивнул.
– Смерть! – громогласно повторил он, почему-то глядя в мою сторону. – Но я хочу знать: почему ты сделала это? И кто тебе помогал? Скажешь – умрешь быстро и без мучений!
Я похолодел.
Дарья не отвечала. Ее худенькое светящееся тельце стало еще тоньше, а черные скелеты, стоявшие рядом, казались причудливыми сгустками мрака в колеблющемся фиолетовом мареве.
– Отвечай!
Дарья подняла голову, и на ее губах появилась улыбка. И я понял, что она давно ушла из этого жуткого мира, осталось лишь тело. А душа и мысли были далеко отсюда, там, где она встречалась с Ковровым.
– Надеюсь, это был не ты? – ласково спросила Анфиса, гладя меня по щеке. Я вздрогнул. Совсем про нее забыл, захваченный страшным судилищем.
– Я видела! – крикнул кто-то. Чудовища замерли, а из толпы выбралась старая, в отвратительных морщинах и складках обвисшей кожи русалка. Кожа ее была коричневого цвета, отчего она походила на смятый и оплывший кусок глины. – Я видела ее с одним утопленником!
Она оглядела собравшихся и торжествующе указала в мою сторону:
– С ним!
Чья-то клешня клацнула перед моим носом, но Анфиса оттолкнула ее в сторону:
– Осади!
Я заметил, что монстры расступились. Никто не хотел оказаться рядом с отступником. Похоже, только Анфиса не боялась.