Глава 14

В жизни Джая наступила если не белая полоса, то серая – дорога, совпавшая с указанным лозой направлением. Идти по ней было куда легче, чем по кочковатому дикоцветью, да и холмы сгладились. А когда странников нагнал обоз с пшеницей, парень решил, что Двуединый наконец-то раскаялся и жаждет загладить вину. За несколько бусин ЭрТар выторговал у возниц разрешение прилечь на мешках, а там и вздремнуть. Жрец заявил, что выспался, на многократные просьбы-угрозы «ты ж гляди не улизни без нас!» только пожимая плечами: мол, как получится. Горец, не полагаясь на сии сомнительные телодвижения, что-то нашептал вознице и сунул ему еще одну бусину. Брента это не шибко обрадовало. Он взобрался на верхний мешок и нахохлился там, как издыхающая курица. Связать патлы в хвостик ему никто не посоветовал, а сам он до этого не додумался.

Долго глядеть на «жертву птичьего мора» парням не пришлось – сон сморил их сразу и накрепко.

Совершенно прямых дорог не бывает, им мешают то лески, то болотца в низинах, а иногда они извиваются словно бы просто для красоты (на самом же деле у поворота когда-то стояла едальня или колодец). Но возы двигались быстрее пешего человека, наверстывая потраченное на выбрыки дороги время, и Брента это вполне устраивало. Если йеры планомерно обшаривали Царствие от края до края, все туже затягивая удавку, то жрец сделал ставку на удачу. У него осталось всего четыре дня. Может, пять.

Мысли о шестом он старательно отгонял.

Мужчина перевел глаза на спящую парочку. Забавно. Такие разные ребята – и одинаково сильное, аж искрящееся для посвященного взгляда, жреческое начало. Один – явный «шип», второй, несмотря на внешнюю браваду, «корень», а то и «цветок». Месяц-другой подготовки, и они отлично влились бы в Лозу.

Но времени нет – а значит, и нечего парить им мозги.

ЭрТар проснулся от жары: стоящее в зените солнце как будто уставилось прямо на воз, проверяя, сколько людишки продержатся. Силуэт злосчастной «куры» исчез с мешков. Теперь там величественно, как гривастый кот на старинной фреске, возлежал Тишш.

Горец поспешно ткнул обережника локтем и привстал, но тревога оказалась зряшной: пересевший на облучок Брент мирно беседовал с возницей. Причем не о каких-то там Тварях, а о земледелии. Говорил в основном возница, жрец только подкидывал вопросы – совершенно, с точки зрения парней, пустые: почем нынче пшеница, хорошо ли взялись весенние ирны, какой обмолот ожидается. Самое удивительное, что Брент, похоже, действительно в этом разбирался. Даже посоветовал какую-то ерунду, всерьез заинтересовавшую селищанина.

Встревать в разговор парни не стали. За полдня они прекрасно выспались и теперь с любопытством озирались по сторонам. Здесь холмов не было вообще, ровная как ладошка местность просматривалась от горизонта до горизонта. Вдоль обоих тянулся лес – справа отдельными кусками, слева сплошняком, размытый сизой дымкой. Впереди поблескивало озеро, тоже наполовину отороченное деревьями, а рядом с ним раскинулось не то крупное селище, не то маленький городок.

– А вот и Иггросельц, – равнодушно бросил возница. – Эх, выходит, к вечеру только-только к Приграничью подъедем, а там по потемкам делать нечего. Придется в Маковиках заночевать.

– В город заезжать будете? – Брент разглядел сдвоенную макушку храма и поморщился.

– На кой он нам, и так в срок не укладываемся. Обогнем с запада. Вас где высадить?

– Не йеры, спрыгнем, – сухо улыбнулся жрец и, дождавшись развилки, соскочил на землю.– Спасибо!

– Иггр в помощь! – благодушно пожелал возница, передвигаясь на середину облучка.

Парни похватали пожитки и последовали за жрецом.

– Тишш!

Корлисс лениво дернул ухом и отвернулся. Горец, зная шкодливую натуру кошака, настаивать не стал. Сладко потянулся, поскреб подбородок, заросший чисто-черной, без белых полосок, щетиной.

– А волосы у тебя настоящие или крашеные? – заинтересовался обережник.

– Почаще куриным пометом смазывай – и у тебя такие будут, – огрызнулся ЭрТар. Каждый равнинник как будто полагал святым долгом задать горцу этот дурацкий вопрос; даже удивительно, что белобрысый так долго держался.

– Язык себе им намажь! – проникновенно посоветовал Джай. – А серьезно? Дети же у вас черноголовые, как и женщины.

Горцу в такой прекрасный день тоже не хотелось ссориться, и он ворчливо, но признался:

– Конечно, настоящие. Они сами лет в шестнадцать седеют, такими вот полосами. Когда в них исчезает последний черный волос, юноша считается взрослым мужчиной.

ЭрТар с усмешкой вспомнил свой детский потаенный страх, что этого не произойдет – он же наполовину равнинник! – но отцовская кровь оказалась сильнее. Иначе и быть не могло: дети от смешанных семей неизменно наследовали как горскую внешность, так и характер. В языке горцев не было даже слова «полукровка». Они умыкали равнинных красавиц еще до Воцарения Двуединого, ничуть с тех пор не изменившись.

– А нам-то зачем в город, э? – обратился он к Бренту. – Там же йеров полно, вон даже храм свой есть. Они небось давно уже все дома прочесали!

– Но там могут быть и жрецы, способные укрывать Госпожу от чужих глаз. Кто-то же провел вторую инициацию.

– Слушай, а эта твоя… ну… – ЭрТар сделал вопросительную паузу, на всякий случай отдалившись от жреца на пару шагов. Тот, догадавшись, в чем дело, устало покачал головой: мол, не стану я тебя, тварехульника, бить – бесполезно.

– Мы называем ее Привратницей.

– Эге, Привратница. Как она выглядит?

– Это ребенок. – Жрец зачем-то наклонился и подобрал с земли невзрачный камушек, начал крутить его в пальцах. – Пока что – обычный новорожденный ребенок. Девочка. Без клыков, когтей, жала и прочей надуманной ерунды… а жаль. Так она хотя бы могла защищаться.

Джай подозрительно вслушивался, но, к растущему изумлению, фанатичных ноток в голосе тваребожца не находил. Немного благоговения, немного грусти и неподдельная теплота, с которой Брент мог бы рассказывать о младшей сестре.

– А потом? – Горец, тоже успокоившись, придвинулся обратно. – После всех инициаций?

– Обычная женщина. Почти.

– И в чем отличие?

– Во мне. И в нашем мире.

– Слушай, а ты не мог бы нормально все объяснить, с самого начала? – не выдержал любопытный «сорока».

«Ишь, как ловко интерес разжег, гад», – досадливо подумал обережник. Сейчас начнется: так уж и быть, я поведаю вам о самой лучшей и единственно истинной религии, то бишь нашей… Сект уйма, а методы вербовки у них одни и те же.

– Вы все равно не поймете.

– А ты хотя бы попробуй рассказать, – вкрадчиво предложил Джай. Сектантов он терпеть не мог, даже самых безобидных, вроде Поклонников Иггровой Сестры, изредка бродящих по Орите под звуки флейт и хоровых гимнов; пели они неважно, играли еще хуже, поэтому хлопот обережи не доставляли – горожане сами их освистывали и закидывали огрызками.

– Или не поверите, – сказал, как отрезал Брент, при этом так глянув на обережника, что тот одновременно смутился и обозлился на себя за это: ну да, жрец не дурак, но и до нормального ему, как Темному до Светлого! Хотя, надо признать, с моруном он здорово управился…

– И как мы собираемся искать то, на чем порвали плети храмовники? – ЭрТара больше интересовала практическая сторона дела, тем более что до города оставалось меньше получаса ходьбы и хотелось бы войти туда с готовым планом.

– У ордена были особые метки и условные знаки, по которым мы могли найти и узнать друг друга.

– А если они изменились? Или нынешние жрецы вообще перестали их оставлять – из боязни, что те наведут йеров на след?

– Вот и проверим. – Брент продолжал уверенно шагать вперед.

– Погоди, – спохватился Джай, – а как ты пройдешь мимо обережи у ворот? Они же попросят предъявить лицензию или наколку, а у тебя на плече Темный знает что творится!

– Это символ нашего ордена, Лоза Животворящая, – сдержанно возмутился Брент. – Им отметила меня сама Госпожа.

– Она б тебе еще на лбу «тваребожец» написала!

– Я же просил вас… – устало начал мужчина.

– Ты и обережи это скажешь?

Жрец сердито сдвинул брови и отвернулся от парней, но, похоже, Джаю удалось-таки заразить его беспокойством.

– Можно прикинуться паломниками, – предложил ЭрТар. – До их наколок обережи дела нет, вдруг без смотра пропустят?

– И куда мы паломничаем? Ближайшая реликвия осталась в Орите, а впереди пустынное Приграничье! К тому же, извини, с твоей «благочестивой» рожей только храм грабить. Ты бы еще йерами предложил, ха-ха!

– А что, – задумчиво сказал горец, – у них-то татуировки никто и спрашивать не станет. Э?

– Бред! – Джай даже головой помотал, чтобы вытрясти из нее эту крамольную мысль. – Настоящие йеры нас с первого взгляда раскусят!

– Нет, – неожиданно возразил жрец. – Вы переоцениваете их способности. Они не умеют ни читать мысли, ни глядеть в души. Дхэр или Приближенный еще смогли бы отличить нас от йеров, но святилища здесь нет. К тому же им и в голову не придет, что кто-то осмелится ими притвориться.

– И каким образом мы это проделаем? Повесим на груди таблички с надписью «йеры»?! Их мантии шьются при храме, а плети Взывающим сам Двуединый вручает! – Джай предпринял последнюю отчаянную попытку отвертеться от коллективного самоубийства.

– А вот это, – ЭрТар ухмыльнулся даже не от уха до уха, а почти вкруговую, – как раз не проблема!

Взывающий Фимий уныло переставлял ноги по дороге вдоль озерного берега. Лысоватую макушку жарило солнце, но в капюшоне было еще жарче. Он с удовольствием снял бы и саму мантию, но поступаться ее благами вроде почтительно кланяющихся, услужливых селищан не хотелось. Вдруг какая телега мимо проедет, подвезет на халяву.

С другой стороны дороги начались лесок и даримая им прохлада. Йер замедлил шаг, чтобы растянуть удовольствие. По такой жаре даже есть не хотелось, что обиднее всего: по указу Глашатаев ищущих Тварь Взывающих бесплатно кормили в любом храме и давали несколько бусин на дальнейшую дорогу. Не сказать чтобы Фимий был преисполнен охотничьего рвения, но не всем же удается устроиться на хлебное местечко в городском храме, кому-то приходится и по селищам ноги оббивать. Всех младенцев, к которым его звали для прочтения Иггровых Слов, он честно проверил, а раз подвернулась возможность получить кое-что сверх, грех ею не воспользоваться.

– Аа-а-а, лю-уди-и-и!!!

Встрепенувшись и покрутив головой, Взывающий обнаружил нарушителя спокойствия, который, выплыв на середину озера, учился не то нырять, не то выныривать.

– Спасите-помогите, тону! – обретя благодарного слушателя, удвоил усилия тот. Одежда незадачливого купальщика лежала на прибрежном песочке – новая, добротная и довольно дорогая. А самое главное: кучу венчал почти полный, без какой-то пары бусин, браслет.

Взывающий мысленно обратился к Темному, пеняя ему за сию каверзу: выйди йер на берег парой минут позже, и муки выбора обошли бы его стороной. Но благоволивший Фимию Светлый заповедал помогать ближнему своему – особенно когда у того было чем отблагодарить. Чем Иггр не шутит, вдруг он решил испытать своего преданного слугу, и спасенный сам отдаст ему браслет? И совесть будет чиста, и мошна не пуста.

Йер вытащил ногу из стоптанного сандалета и потрогал воду. А может, ну его? Вдруг у человека судьба такая – утопнуть? Кто он, Фимий, такой, чтобы ей мешать? Прости, Светлый, за грешные мысли! Со второй попытки вода показалась Взывающему терпимой. Он снял другой сандалет и начал неторопливо раздеваться, втайне надеясь, что проблема разрешится сама собой.

Увы, утопающий продолжал упрямо барахтаться. Не иначе как назло спасателю.

Фимий зашел по пояс и, покряхтев, пару раз окунулся, привыкая к водичке. Двуединый не шибко жаловал его вниманием, отмеряя ровно столько силы, чтобы хватало на повседневные нужды прихожан. Ходить по воде, как Приближенные, или хотя бы раздвигать пламя он не умел и учиться не желал, справедливо полагая, что это сопряжено с большими усилиями, чем накалывание ветчины на вилку и донесение до рта кружки со сквашем. Неудивительно, что за время служения божеству у Фимия выросло только пузо – которое, впрочем, помогало ему держаться на воде не хуже ирны.

Йер, по-бабьи неуклюже загребая руками и ногами, поплыл к утопающему. Тот уже совсем выдохся и покорно повис на спасателе тяжелым, но вполне плавучим грузом.

На мелководье Фимий стряхнул свою ношу и, отдуваясь, поднялся на ноги, полагая свой долг исполненным.

– Ой, спасибо, господин, спасибо! – кашляя, приговаривал спасенный, молодой белобрысый парень, на четвереньках выползая на песочек вслед за йером. – Без вас утоп бы я ни за медную бусину! Как же мне вас отблагодарить-то, а? Деньги предлагать как-то неловко, что они в сравнении с жизнью…

– Иггр заповедал нам не гнушаться любыми дарами, идущими от чистого сердца, – нравоучительно заметил Фимий. – Возможно, твое щедрое пожертвование поможет мне спасти кого-то еще, тем самым обратившись из земного блага в духовное.

– О, ну тогда конечно! С превеликой радостью! Тут где-то одежка моя лежала… или вон там? Вы не видали? А?

Самодовольная улыбка сползла с лица йера, как с морды кота, с огромным трудом отковырявшего крышку сметанной кринки и обнаружившего внутри только горсть мышиных какашек.

На берегу не было ничего. Ни браслета, ни одежды – как спасенного, так и спасателя. Исчезли даже сандалеты, чья земная благость была весьма сомнительной.

То, что Фимий не произнес ни слова, вряд ли пошло ему в заслугу – просто настолько грязного ругательства человечество еще не придумало, а прочие были слишком невинными для обуревающих йера чувств.

Но какая скотина посмела ограбить Взывающего?!

Фимий описал круг по бережку, в надежде, что плеть и мантия, которые невозможно ни носить, ни продать, валяются где-нибудь поблизости, но увы. Видимо, вор сгреб все в охапку и, не разбираясь, кинулся наутек. Йер подозрительно оглянулся на белобрысого, но тот так правдоподобно причитал и хлюпал носом, по пятам следуя за собратом по несчастью, что обвинять его в краже было нелепо.

– Что будем делать, господин? – подобострастно спросил парень. – В город пойдем, обережи жаловаться?

Фимию меньше всего хотелось объясняться с гнусно хихикающими мужланами у ворот, да еще вместе с этим… придурком, который даже утонуть толком не смог! Если уж кому жаловаться, то храмовым братьям. Пусть они ему и новое облачение подберут, раз не сумели достойно воспитать своих прихожан.

Йер снова спустился к воде и воззвал к Светлому, в ту же секунду окутавшись плотным паром, из которого торчали только голова, ступни ног и руки до локтей. Фимий удовлетворенно оглядел себя со всех сторон и вернулся на дорогу. Пар послушно следовал за ним.

– Господин Взывающий, а как же я? – робко заикнулся белобрысый. – Может, вы и за меня Двуединого попросите? Мне бы хоть клочок, срам прикрыть!

– Сам проси, Иггрово чадо, – елейным голосом отозвался йер, еле сдерживаясь, чтобы не воззвать к божеству совсем по другому поводу. – Двуединый равно слышит всех своих детей.

– Да, но вам-то он еще и отвечает! – жалобно возразил парень, не отставая.

Фимий представил лица обережников, когда те увидят йера в туманной мантии (это еще ладно, мало ли что ему Иггр нашептал!), за которым семенит голый мужик в облипающих подштанниках, ладонями прикрывая то, что сквозь них просвечивает, и содрогнулся.

– Слушай, парень, – уже с откровенной досадой сказал он. – Я тебя спас?

Тот истово закивал.

– Ну так возрадуйся и вали отсюда, покуда Иггр не покарал тебя за жадность.

– Меня?!

– А то! Пока тонул, все готов был отдать, а теперь уже божьи чудеса клянчишь. И вообще, мне, смиренному слуге Двуединого, негоже хвалиться добрым деяниям. Так что нечего тебе тащиться за мной, прославляя оное.

– Я могу и не прославлять, – с готовностью пообещал тот.

– Да ты одним своим видом намекаешь на… – Йер запнулся. – В общем, вид твой весьма красноречив! Так что держись от меня на расстоянии выстрела, понял?

– Но…

Терпение Фимия лопнуло:

– А не то Иггр с моей помощью сделает так, что прикрывать тебе будет нечего!

Парень открыл рот, снова закрыл и замер столбом.

Фимий, кипя от праведного гнева, ускорил шаг. Нет, с этим тупым мужичьем по-другому нельзя! Доброго отношения они не понимают! Эх, зря он не послушал Темного…

Йер несколько раз оглянулся, дабы убедиться, что белобрысый не увязался за ним. Но парень потоптался на месте, зябко охлопывая себя руками, поглядел на город, на лес и решил в пользу последнего. Видно, решил обождать до ночи.

– Хэй, наконец-то! Мы уж думали, с тобой случилось что-нибудь ужасное! – делано округлил глаза ЭрТар, завидев продирающегося сквозь ельник исцарапанного, облепленного сухими иголками и злого как гадок обережника. Так и не поладивший с лесом парень умудрился заблудиться в паре шагов от опушки и минут двадцать искал условленное место.

– После того как со мной случился ты, что-либо более ужасное я даже вообразить не в силах! Где моя одежда?! – Джай, стуча зубами от холода, торопливо содрал мокрые подштанники и начал натягивать сухие, путаясь в отверстиях.

– Как там наш йер, не сильно расстроился?

– Да пошел он к Темному на …! – со злостью выдал парень. – Я, пока его ждал, чуть взаправду не утонул, воды по самые уши нахлебался! И видел бы ты, как его перекосило, когда он понял, что ничего ему не обломится!

– Ну спас же он тебя все-таки, – гнусно хихикая, напомнил горец. – А вода себе дырочку найдет, не переживай.

– Слушай, умник, вот шел бы сам с ним и бултыхался!

– А кто сказал, что я лицом не вышел, сразу в сговоре с ворами заподозрят, э? – напомнил ЭрТар, как раз занимавшийся сведением щетины при помощи кинжала. Отсутствие мыла и зеркала его ничуть не смущало, на уже оголенной левой щеке не было ни царапины. – Зато ты у нас плюха добродушная, деревенская…

– Что?!

– Ладно-ладно, городская!

Ругаться с горцем Джай не стал. Он просто кинул в него мокрыми скомканными подштанниками и попал в ухо. Тот издал негодующий вопль, а когда увидел, чем именно его оприходовали, замахнулся кинжалом и с боевым кличем кинулся на оскорбителя. Обережник ловко провел подсечку, пустив горца кувырком по земле, что навредило тому не больше, чем кошке. Через пару секунд он снова был на ногах, но Джай уже успел подобрать увесистый сук, и противники закружили по поляне, делая короткие выпады. Бедный Тишш, не понимая, дерутся они или дурачатся, с жалобным мявом скакал рядом, с надеждой заглядывая в глаза.

Жрец, словно не замечая царившей вокруг него суматохи, подпоясывал мантию. Рукавов у нее не было, поэтому рубашку Фимия пришлось бросить: она была из слишком приметной, клетчатой ткани. Толстячок-йер был чуть ли не на голову ниже Брента, но высокие сапоги жреца сглаживали разницу, штанов из-под подола не торчало.

Брент наклонился за лежащей на траве плетью. Этот момент он оттягивал до последнего. Конечно, можно просто засунуть ее за пояс, но тогда йеры сразу опознают в нем самозванца.

Жрец вздохнул, покрепче сжал кулак, вытянул руку вперед и воззвал.

Парни все-таки дурачились. Иначе не остановились бы как вкопанные, когда ожившая плеть отчаянно заплескалась перед лицом Брента, лупя по невидимому щиту. Длилось это недолго, какую-то минуту, потом она то ли выдохлась, то ли сменила тактику и обвисла.

Мужчина не шелохнулся. Даже когда в повисшей над поляной тишине раздалось мерзкое, влажное чмоканье.

– Э-э-э-э… тебе не больно? – осторожно поинтересовался ЭрТар, так и не дождавшись дикого, приходящего вместе с осознанием, вопля.

Жрец задумчиво поглядел на торчащие сквозь руку шипы. Кулак щетинился ими, как разбойничий кистень, темные капли крови собирались в дорожки и стекали по рукояти.

– Больно, – согласился он. – Но не настолько.

Парни переглянулись, взглядами вопрошая друг друга: что надо сделать с человеком, чтобы ТАКОЕ показалось ему мелочью?!

Брент снова сосредоточился на плети. Ременная вязь пошла волнами, иглы начали втягиваться обратно. Кровотечение резко усилилось. Невозможно плеснуть в костер водой – и не обжечься паром. Но если терпеливо лить ее и лить, то пламя в конце концов отступит, угли почернеют, размоются, и на выжженной земле вырастет трава…

Когда плеть снова зашевелилась – на сей раз спокойно, сыто, покладисто, – жрец перевел дыхание и опустил руку. Сила Привратницы вытеснила Иггрову. Сам хлыст, бывший лишь оболочкой, ничуть не изменился.

Победителем Брент себя не чувствовал. Скорее мародером, который поставил себе цель выжить любой ценой.

Текущая по пальцам кровь раздражала, мешала держать осклизлую рукоять, пачкала мантию. Боль… о ней жрец вспомнил только после вопроса горца. Она давно уже стала такой же частью его существа, как стук сердца или дыхание – не замечаешь, пока не прервутся. Он отвык заботиться о теле, забыл, что оно существует не только ради чужой забавы или выполнения приказа без оглядки на раны и смерть.

А ведь действительно больно, чтоб вас всех!

Брент «поблагодарил» растерянных парней сердитым, не понятым ими взглядом и, отложив плеть, шагнул к путанице кустов на краю поляны.

Джаю показалось, что среди листвы затаилась змея, высунувшаяся навстречу протянутым рукам жреца. Тоненькая, гибкая, бирюзовая, возбужденно трепещущая синими плавничками… то есть листиками. Обережник сообразил, что это всего лишь побег камалейника. Он потыкался Бренту в ладони, словно обнюхивая, нашарил одну из ран и, к вящему ужасу парней, начал в нее вбуравливаться.

Несмотря на жуткое со стороны зрелище, жрец расслабил плечи и полуприкрыл глаза, словно ему делали легкий приятный массаж. Побег вышел с другой стороны и тут же деловито нырнул в соседнюю дырку. Кровь капала все реже и реже, пока совсем не остановилась. Когда раненая кисть оказалась полностью оплетена и прошита лозой, побег пополз дальше, к обожженным запястьям. Что происходило там, парни уже не видели – все затянуло колышущейся листвой.

Спустя несколько минут Брент осторожно вытянул руки из камалейниковой муфты. Вместе с ними оттуда высыпалась пригоршня сухих ошметков листьев и пыли.

– Сойдет, – как ни в чем ни бывало заключил жрец, одергивая рукава. От сквозных ран и начавших гноиться ожогов остались только синеватые пятна на коже. Более того, ее не коснулся ни один из усеивающих стебли шипов.

– Не то слово, – ошеломленно пробормотал ЭрТар. – Да йеры тебе в подметки не годятся!

– Смотря в чем. – Мужчина не разделял его энтузиазма. – Они уже три столетия совершенствуют использование Потока в боевых целях…

– Чего?

– Ну Иггровой силы, по-вашему. – Брент с отвращением поглядел на укрощенную плеть. – Жрецам же вообще запрещено это делать. К тому же в отсутствие Привратницы у нас не было доступа к Потоку, приходилось обучать «побеги» на словах. Новых членов Ордена, – пояснил жрец, предваряя очередной вопрос. – Что из них выйдет, становится ясно только после церемонии Слияния: «листья» и «стебли» – рядовые жрецы двух рангов, «корни» – хранители знания.

– А ты кто?

– «Шип». Защитник.

– Кто б сомневался, – пробормотал Джай. – И много вас было? Ну раньше, при Тваребо… то есть без Иггра?

– Судя по летописям, не больше сотни на все нынешнее Царствие. Лоза всегда была малоизвестным, закрытым орденом, который существовал независимо от властей и очередной религии. Мы не проповедовали и не вмешивались в людские дела. Мне все равно, во что вы верите и кому молитесь, лишь бы…

– Очередной?! – изумленно перебил обережник.

– Конечно. Пятьсот лет назад люди верили в сотворившую мир богиню, тысячу – в Трех Братьев. – Брент повернулся к ЭрТару. – А горцы вон и при Иггре умудряются почитать своих мелких божков.

– И тем не менее покупают ирны, как миленькие, – ехидно добавил обережник.

Охотник, не смутившись, пренебрежительно двинул плечами.

– Купцы тоже привозят нам цветастые ковры и прозрачные чаши, но это же не означает, что они умеют их делать!

– А ваши липовые радки? гадки? умеют, да?!

– Зато они и денег не требуют! – парировал ЭрТар. – Верь себе в них на здоровье, не отвлекаясь на мирское.

– На шипы тебя за такие разговорчики, «сорока» драный, – с досадой бросил Джай, мысленно добавив: «И меня тоже – за то, что уже пятый день их слушаю и ничего не делаю». Помолиться, что ли, для очистки совести? Но заниматься этим при жреце и горце – якобы не имеющим ничего против – было неудобно. Один втихомолку ржать начнет, у второго такое лицо сделается, что лучше бы ржал.

– Зачэм абижаэш’?! – в отместку перешел на лжеакцент ЭрТар. – Гони купец – сиди без ковер, гони бог – сиди без ирна! Горэц умный, он со всеми торгуй! А кто там тки-пряди, глина меси – не его забота!

– Слушай, ты вообще хоть в кого-нибудь веришь?

– Канэчна, – гордо подтвердил тот. – В сэбя! Ну и в тэбя мала-мала... Эй!!!

Жрец, видя, что парни прекрасно беседуют и без него, подобрал вещи и был таков, даже не потрудившись окликнуть спутников. Так что добриваться горцу пришлось на ходу, и одной царапиной он все-таки обзавелся.

– А давай пройдем Иггросельц насквозь, и ты позовешь свою Госпожу с другой стороны? Тогда мы точно будем знать, в городе она или нет! – запоздало осенило его.

Брент покачал головой:

– Каждый жрец может вопросить лозу только раз в сутки. Придется ждать до следующего утра.

– Но йеров-то много! Что им стоит воззвать из разных частей Царствия и…

– Нет. Все их «манки» воспринимаются Привратницей как один. Видимо, из-за того, что звучат одинаково лживо. Пока лоза показывала расстояние, йерам хватало и этого. Но сейчас они в равных условиях с нами.

– Ага, в равных, – скептически буркнул Джай. – Если не считать ту кучу народа, которую они могут привлечь на поиски, чтобы растрясти любой стог на соломинки, а нас на кусочки…

Обережник загородился ладонью от солнца и оценивающе поглядел на город, до которого осталось меньше выстрела. Ворота были закрыты, не иначе как в связи с поисками Твари. Вдоль дороги тянулась какая-то ботва – слева высокая, густая, справа низкая и пучковая. Посредине неподвижно лежала крагга, при виде которой у парня зачесалась нога.

– Стой! – возопил ЭрТар, да так дико, что Джай промахнулся по тушке и чуть не упал.

– Ты чего, рехнулся?!

– А вдруг она живая? Сейчас как вскочит и вцепится тебе между ног, будешь знать!

– По-моему, дохлее не бывает.

– Но она целая, а крагга бывает либо целая, либо дохлая, – продолжал упорствовать охотник. – Ее только стрелкой прибить и можно!

– Может, она от старости померла?

– Да у нее еще пух до конца не сошел!

– Ну заболела… – Джай, впрочем, не собирался рисковать своим драгоценным междуножием ради победы в глупом споре. Обережник выдернул из полевой ограды надломленный прут и потыкал им тварь.

Крагга легко перевернулась, оказавшись не только дохлой, но и окоченевшей.

– Что это с ней? – Крепко озадаченный охотник присел на корточки и осторожно потрогал гадину пальцем. Любопытный кис тут же «помог», хлопнув по ней лапой. Панцирь проломился, из трещин хлынула белая вонючая пена. Корлисс чихнул, отпрыгнул и принялся брезгливо скрести землю когтями.

– Пришлые твари слабеют с каждой инициацией Привратницы. – Жрец прошел мимо, едва удостоив краггу взглядом. – А когда она полностью обретет силу, будут вынуждены либо покинуть наш мир, либо издохнуть.

– Кого ты называешь пришлыми? – подозрительно уточнил Джай. – Мы-то сами уцелеем? Или… вон там подальше еще и песик лежит!

В другое время обережник его бы даже не заметил – вокруг людских поселений всегда полно дохлятины, от не доживших до осени цыплят до коровьих черепов (не внутри же им вонять!) – но после слов жреца каждая муха казалась зловещим предзнаменованием.

– За нас не ручаюсь, – без тени шутки сказал Брент. – Но людям и животным она принесет жизнь, а не смерть. Пришлые же… Например, вот это. – Жрец кивнул на злополучный собачий труп у обочины, почти скрывавшийся под студенистой листвой плесниды. Из кокона торчали только лапы и оскаленная морда с высохшим языком. Алые зонтики соцветий легонько покачивались на ветру. Рядом валялось несколько вороньих тушек – плеснида ни с кем не собиралась делиться своей добычей. Еще до утра она зацветет и на них.

– Ну и что? Обычное растение-падальщик.

– Но плеснида настолько ядовита, что саму ее никто не ест. Даже трава на этом месте лет пять не будет расти, да и потом оно будет выделяться из луговины. Она чужая нашему миру. Он не принимает ее даже мертвой.

– Эй, – спохватился охотник, – выходит, если мы добьемся успеха, то я останусь без работы?!

– Если мы его не добьемся, – сверкнул на него глазами Брент, – то это будет волновать тебя меньше всего. И я сомневаюсь, что об утрате крагг, морунов, плеснид, дхэров и прочей дряни всплакнет кто-нибудь еще.

– Дхэров?!

Но жрец, подойдя к воротам, уже решительно стучал в них рукоятью плети.