Глава 10

По лицу Архайна можно было подумать, что стоящий рядом дхэр заставил его залпом выпить стакан уксуса и закусить недозрелой хурмой.

Ясно, что Глашатаи предпочли подстраховаться и запрячь в одну двуколку кота и собак, чтобы те от взаимной «любви» помчали ее быстрее скаковых ящерков, не отвлекаясь ни на что другое.

Ясно, что невозможно предугадать, с чем и кем им придется столкнуться, поэтому отправлять на поиски Твари одного йера рискованно. Как и одних обережников.

Ясно, что в пути кто-то должен выполнять черную работу, вроде разведения костров и приготовления пищи, ведь поиски могут затянуться на несколько дней, а то и месяцев.

Но разум разумом, а три семерика навытяжку стоящих обережников, из которых Архайну предстояло набрать себе «дружную боевую команду», вызывали у йера лишь жгучее желание посвятить каждому из них по главе своего трактата. Морды сытые, надменные, рукояти фьет хвастливо позолочены…

– Кто командир? – хмуро поинтересовался Приближенный, делая вид, будто не разбирается в воинских знаках отличия, а по выправке (читай – особо наглой роже) догадаться не может.

– Я, господин! – гаркнул стоящий слева усатый здоровяк, демонстративно глядя мимо йера на Глашатая.

Увы, перед смотром Архайну недвусмысленно намекнули, что этого хама он должен взять обязательно. Видать, самый доверенный шпион.

– Печально. – Йер повернулся к нему спиной и наугад ткнул рукоятью плети: – Значит, еще ты, ты и ты, и двое с конца. Ну и вот ты, рыжий. Как тебя зовут?

– Хруск, господин Приближенный!

Уже лучше. Этот, по крайней мере, понимает, что дхэр не вечно будет рядом торчать.

– Будешь за старшого.

Усач выпучил глаза и приоткрыл рот, став похожим на жареного карпа. А что ж ты хотел, голубчик? Командир должен быть один, и сам Архайн никому подчиняться не желал, поставив это встречным условием. Внезапно же возвеличенный старшой будет ходить перед йером на цыпочках, чтобы это звание сохранили за ним и после похода.

Из-под капюшона послышалось хриплое покашливание. Кошачья шалость пришлась дхэру по вкусу. Для него не имело значения, кого выберет Приближенный – неугодных Глашатаю сюда бы просто не позвали. Ленивый взмах рукава, и обережники, разделившись на избранных и отвергнутых (еще неизвестно, кому больше повезло!), поспешили убраться с храмового двора. Первые отправились запрягать ящерков, чтобы уже через час ожидать Приближенного возле восточных ворот, вторые в казарму, а усач, судя по лицу, к реке топиться.

– Привези ее сюда, Архайн. Живую.

– Да, господин. – Йер мастерски упрятал изумление в секундной заминке. Раньше дхэры не приближались к Твари даже на четверть выстрела. Не хотели или не могли? Выходит, дело настолько смердит болотным газом, что Глашатаи готовы рискнуть, лишь бы узнать, с чем они столкнулись. Рождение Твари само по себе бросило им вызов, а манок добавил жару. Нет, дело было не в Архайне, обряд он провел безукоризненно. И Тварь откликнулась… но не зачарованно летящей к птицелову синицей, а ехидно каркающей с еловой макушки вороной, которая прекрасно видит разложенную под зерном сеть. Направление и то удалось определить с трудом, а о расстоянии оставалось лишь гадать. Раскусила она его? Или просто осторожничала? И отзовется ли в следующий раз?

Значит, сутки езды на северо-восток и новый манок. Если они уже минуют ее логово, то вернутся к середине пути и повторят все сначала. Хлопотно, муторно, малоэффективно, но выхода нет. Одно утешает – на все про все у Архайна два семерика лет, к тому же каждый йер Царствия Иггрова будет высматривать Тварь среди своей паствы, и в конце концов храмовники обшарят даже самые отдаленные и мелкие селища.

Но, разумеется, хотелось бы управиться побыстрее. Лозу надо выпалывать ростком, пока она не отрастила колючки… шипы.

Бездействие сбежавшего раба начинало беспокоить Архайна. Йер в который раз вытащил кристалл. Поглядел на свет, хотя все и так было видно. Ответ, почему жрец не пытается прорваться за кольцо стен, напрашивался только один, и очень неприятный: ему это уже удалось. Стрелков-придурков тоже никто после пожара не видел, как будто их с крыш сам Иггр забрал… Иггр… Да нет, бред, они бы не посмели!

Архайн спохватился, что дхэра рядом уже нет. А значит, и ему медлить не стоило.

– Нет. Это невозможно. – Истерика прекратилась так же неожиданно, как и началась, и жрец оказался на ногах быстрее, чем парни успели ему помешать. – Мне некогда с вами возиться. Я должен идти.

Джай понял, что угрозы тут уже бессильны, и вкрадчиво поинтересовался, кивнув на нечестно нажитое:

– Может, ты сначала оденешься?

– Зачем?

– Во-первых, народ от тебя будет шарахаться, во-вторых, замерзнешь, простудишься и умрешь, придурок!

– Нет, мне это не подходит, – после сосредоточенного обдумывания заявил тот. – Я оденусь.

– Ну спасибо, уважил!

Жрец не обратил внимания на издевательский тон, сосредоточенно разбираясь с длинной серой рубахой с вкраплением ярко-алых нитей, которую полагалось носить навыпуск (сразу видно, кто выбирал – на себя горец вообще напялил нечто мешкообразное, густо расшитое бисером и с бахромой понизу). Затянул шнуровку, неловко сплел узел, пошевелил плечами и заключил:

– Да, так лучше. Теплее.

– Волосы из-за ворота вытяни, – критически посоветовал Джай. – А чего ты сивый такой? Вроде ж не старый.

– Что? – Мужчина озадаченно подцепил одну из прядок, поднес к глазам. – Они все такие?!

– На голове – да, – охотно сообщил паскудник горец.

Тваребожец вздохнул и откинул волосы за плечи, так и не ответив на вопрос.

– Ты, наверное, хочешь узнать, как нас зовут, э? – оптимистично предположил «сорока». – Я ЭрТар, а вон то белобрысое – хоть под грязью и не видно – Джай.

– Эй, я не немой! – возмутился обережник. – И разве я тебе свое имя говорил?

– Та скандальная тетка сказала. – Горец хмыкнул и добавил: – Она вообще много чего сказала. И о тебе, и о моих предшественницах.

Парень побагровел, и ЭрТар узнал о госпоже Индоре тоже уйму интересного.

– Да ладно тебе, – попытался урезонить его горец, – у бедной женщины как-никак дом сгорел…

– Бедной?! Да ее развалюха была застрахована дороже, чем храм! – в сердцах бросил Джай. – Жалеть ее… Небось скачет сейчас от радости по пепелищу, коза драная! А у меня все пропало: вещи, оружие, заначка на черный день… ожерелье мамино, из янтаря... сгорело, наверное.

– Все, что я хочу, – чтобы вы от меня отцепились, – холодно перебил жрец. – Вы для меня только обуза.

– Еще неизвестно, кто для кого, – проворчал Джай.– Если на нас нападут, я не стану вас защищать.

– Ты, главное, их не защищай! – осклабился горец.

– И доверять вам не собираюсь.

– Мы тебе тоже, не переживай. А добрый совет хочешь, э?

Жрец умолк и недоуменно уставился на ЭрТара.

– Надень заодно и штаны. Простуда – она штука коварная!

Волы размеренно чавкали по грязи клешнятыми копытами, тихо радуясь, что груз на телеге стал хоть чуточку да меньше.

Купцы их восторга не разделяли. Бородатый, не выпуская вожжей, вполоборота наблюдал, как кучерявый складывает разбросанные разбойниками вещи.

– Мерзавцы, – в очередной раз пробормотал тот, убедившись, что торбы с остатками дорожных припасов на возу нет. – И когда только успели?!

– Совсем распоясались, сволочи! – поддакнул бородач. – Средь бела дня! На шумном тракте! Чуть ли не под городской стеной! Куда только обережь смотрит…

В данный момент на тракте шумели только вспугнутые волами галки, но остальное вполне соответствовало истине.

– Штаны серые полотняные, – горестно бубнил напарник, – две бусины с четвертью, носки кроличьи, с двойной пяткой – бусина за пару, отрезы шерстяные…

– Ничего, – проворчал бородач, возвращаясь к вожжам. – Нам же обещали возместить все издержки, верно? Ну так больших издержков, мать их, я в жизни своей не видывал!

– Вот гады, – гулко, с непередаваемым чувством сказало тележное дно. – Вы их запомнили?

– Угу, – сплюнул купец.

– Захочешь – не забудешь, – уныло поддакнул второй.

Дно закряхтело и веско пообещало:

– Поймаю – по косточкам разберу.

Купцы уважительно примолкли. Верный ученик Темного, глава Оритской гильдии преступников (неофициальной, разумеется!), известный на все Царствие злодей и убийца по кличке Репа не бросал на ветер слов – только пепел добросовестно упокоенных жертв. Ходили слухи, что на его счету есть даже парочка йеров; в это верилось с трудом, однако совсем выбросить из головы не удавалось. И поскольку портреты оной знаменитости (вид спереди, сбоку и даже сзади) примелькались обережникам почище образов, переезды из города в город вызывали у нее некоторые сложности.

Тем временем тракт решил восстановить репутацию людного – восточные ворота Ориты распахнулись и из них цепочкой вылетели пять двуколок. Уже в чистом поле перестроились: одна впереди, одна чуть поодаль и за ней рядком остальные, во всю ширь дороги.

Бородач сразу понял, что эти типы объезжать воз по грязи не станут, а не уступишь сам – схлопочешь плетью, и хорошо, если обычной. Мужик поскорее дернул за левую вожжу, одновременно лупя волов по спинам обвисшей правой. Телега начала разворачиваться, но внезапно содрогнулась и просела: невинная на первый взгляд лужица оказалась заполненной водой ямой, куда по самую ось ввалилось левое переднее колесо. Двуколки приближались наперегонки с ветром, заставив перепуганного купца схватиться за кнут. Бедные животные заревели и что есть мочи заскребли копытами. Дышло предостерегающе затрещало, под днищем что-то хрупнуло, и воз с ужасающим скрипом завалился на бок.

Наездники с гоготом промчались мимо, забрызгав грязью все, что над ней возвышалось.

– Ненавижу разбойников! – простонал бородач, поднимаясь и потирая поясницу.

– Так то ж йер с обережью были, – сдавленно возразил кучерявый откуда-то из-под тюков.

– Да заметил я, заметил… но лучше бы этот проклятый воз таки сперли!

– О, тут еще и полкурицы жареной! – восхитился ЭрТар, тут же отрывая от птицы ножку и впиваясь в нее зубами. – Жешкая, шобака…

Джай мрачно взял протянутый «сорокой» остов. Равнинный обычай, велящий отдать другу лучший кусок, нравился ему куда больше горского, где оный полагался добытчику.

Жевать приходилось на ходу – жрец быстро и уверенно шел сквозь довольно частый ельник, словно не раздвигая ветки, а легкими касаниями прося их подвинуться. В семи шагах позади него, будто бы сами по себе, «прогуливались» парни. Первое время мужчина оглядывался (горец неизменно жизнерадостно махал ему рукой), но, видя, что эти чирьи на заднице так просто рассасываться не желают, перестал обращать на них внимание.

ЭрТар продолжал потрошить купеческую торбу, до куры достав оттуда хлебную краюху, полторы чесночных головки и пучок привядшего лукового пера.

– Ну и ломоть сыра. – Горец понюхал влажный ноздреватый кусок, украдкой скривился и целиком перебросил Джаю. – Чудненько! До селища дотянем, а там в едальне перекусим.

– На какие шиши? – ехидно поинтересовался обережник, изучая подозрительно щедрый дар. Сыр как сыр. Ну не горский, разумеется – тот так козлятиной воняет, что нос не приближать, а зажимать надо. От этого же нормальной плесенью пахнет, да и рисинок-куколок сырной мухи хватает – дрянь она небось жрать не станет. – Едальню тоже грабить будем? Или жечь?

– Что-нибудь придумаем, – оптимистично пообещал ЭрТар, привычно высматривая Тишша и тут же отводя взгляд. Горец все еще дулся на корлисса, а тот на него и, независимо задрав хвост, трусил поодаль. Впрочем, когда хозяин отбрасывал обглоданную косточку, кошак бросался на нее, как ласточка на муху, делая крутой вираж и снова отбегая.

Джай споткнулся о корень и зашипел от боли и злости на всех сразу. Если к тваребожцу лес относился дружелюбно, к горцу – равнодушно, то обережника он взаимно возненавидел с первого взгляда. Так что, когда, наконец, наступил момент расставания, один шумно вздохнул, а второй зашелестел от облегчения.

Местность вокруг Ориты напоминала прилавок гончара, сплошняком уставленный перевернутыми мисками. Днища некоторых пересекали серые полосы, но большинство дорог предпочитали змеиться в обход. Выглядело это довольно уныло, а, учитывая, что идти предстояло пешком, и вовсе неприглядно. Если окружавшие селища выпасы и луга под косьбу еще оживляли одуванчики и сочная, высокая трава, то ближе к дикоцветью первые редели до единичных точек, а вторая меняла цвет на сероватый.

– Ложитесь! – Жрец так резко остановился и раскинул руки, что если бы парни его не послушались, то врезались бы в них и упали в любом случае. Сам мужчина распластался по земле лишь секундой позже.

По уже знакомой парням дороге мчалась вереница двуколок, при виде которых на всякий случай залег бы и самый добропорядочный обыватель. Черноспинные, рыжебокие ящерки багайской породы бежали так слаженно, что под них можно было запевать, а серо-стальные повозки на массивных колесах даже издалека резко отличались от прогулочных и почтовых.

Боевая обережь.

– Кто там впереди? – Джай приподнял голову и тут же получил от жреца ладонью по затылку.

– Баба какая-то… – Горец, как охотящийся кот, высунулся из травы ровнехонько по глаза. Двуколки приблизились еще на четверть полета. – Нет, мужик, просто волосы длинные, развеваются. Не то светлые, не то русые с проседью. Без бороды, без усов. Э, да это йер! Кольчуги нет, и куртка простая, кожаная, без колец. Вышивка только на груди какая-то, желтым.

– Архайн. – Тваребожец снова покрылся трупной бледностью. Джаю тоже стало не по себе.

– Светлый его побери! Это же самый паскудный йер в Орите, а то и всем Царствии!

– Я заметил, – замогильно подтвердил жрец. – Он мой владелец.

Парни, не сговариваясь, отодвинулись от жреца в противоположные стороны.

– Так это он послал тебя убить нас в храме?!

– Да.

– А потом воскресил?

– Да.

Джай сглотнул резко прогоркшую слюну:

– Так ты и сейчас…

– Нет, – отрезал жрец. – Я же сказал: он мой владелец, а не господин. Госпожа у меня только одна.

– Еще позавчера ты считал по-другому. – ЭрТар зябко передернул плечами, вспомнив вихрящуюся тень, чуть было не оставившую его без верхней половины тела (или нижней – это уж как посмотреть).

– Тогда мне было все равно.

– Но нам-то нет! – Джай подумал, что в качестве моруна жрец нравился ему и то больше.

– Я вас с собой не звал, – огрызнулся седой. Двуколки скрылись за очередным холмом, и мужчина, тряхнув головой, оторвал взгляд от дороги. Шум колес еще не утих, так что вставать беглецы не торопились.

– Ему-то чего здесь надо? – шепотом, как будто йер мог его услышать, поинтересовался ЭрТар. – Неужели за нами охотится? Или за тобой, э?

– Нет. Мы для него слишком мелкая добыча. – Жрец скользнул взглядом вдоль дороги, и проступившее на его лице изумление затмило все прочие эмоции. – Дхэры должны были отправить Ар… (имя «владельца» далось седому с запинкой) Архайна на Ее поиски.

– Так, может, и отправили?

– Он едет не в ту сторону.

– Ты уверен?

Тваребожец не ответил.

ЭрТар, еще немножко выждав, сел и начал придирчиво отряхивать новую рубаху.

– Ну нас-то йеры вчера быстро отыскали. Интересно как? У Иггра, хе, спросили?

– Я рассказал Архайну, как вы выглядите, – невозмутимо сообщил жрец. – А белобрысых обережников в Орите не так уж много.

– Зачем ты это сделал?! – аж застонал от такой подлости горец.

– Он спросил.

– И ты так просто взял и все ему выложил, да?!

– Он умеет спрашивать. А у меня не было причин защищать храмовых воров.

– Но мы же не воры!!! Мы… мы… – ЭрТар беспомощно оглянулся на Джая, но тот лишь развел руками. Действительно, почему жрец должен навлекать на себя гнев йера из-за двух незнакомцев, которые вдобавок его убили?! – Выходит, ты уже давно этому Архайну служишь? И как же он вознаграждает тебя за усердие?

Тваребожец встал, игнорируя разъяренного горца, и вгляделся в даль, окончательно убеждаясь, что двуколки не вернутся.

– Я умираю.

– А если не справляешься?

– Я умираю не сразу, – так буднично ответил жрец, что Джая мороз продрал по коже. Замолчал и ЭрТар.

Выбранная тваребожцем дорога только для тварей и годилась: узкая, прерывистая тропка, по которой от силы раз в день проезжала селищанская телега с сеном или дровами. А вскоре пришлось сойти и с нее.

– Ты знаешь, куда он нас ведет? – шепотом поинтересовался обережник у ЭрТара.

Горец отрицательно мотнул косой.

– Я по эту сторону Ориты никогда не бывал. И отсюда вроде бы уже до границы рукой подать.

– Ну не рукой – сутки езды, и то если по прямой. Но, кажется, он немного к северу забирает. – Джай обнаружил, что до сих пор сжимает в одной руке хлеб с луком, а во второй кусок курицы. Сыр куда-то исчез, и парень не сразу, по навязчивому вкусу во рту, догадался, что нервно сжевал его во время лежки.

Обережник подумал и догнал жреца.

– Эй, ты! Есть хочешь?

Раздражение в глазах обернувшегося к парню тваребожца сменилось легкой растерянностью.

– Не знаю, – признался он, приостанавливаясь. – Наверное.

Обережник безнадежно покачал головой и изменил вопрос:

– Когда ты в последний раз ел?

Тот честно попытался вспомнить.

– Давно… а какой сейчас год?

– Триста одиннадцатый от Воцарения Двуединого.

Мужчина беззвучно пошевелил губами, одновременно сгибая и разгибая пальцы.

– Двадцать шесть лет назад.

– Ты хотел сказать – часов? – после неловкой паузы уточнил поравнявшийся с ними ЭрТар.

Жрец молчал, продолжая так таращиться на ладони, словно там выросло по семерику лишних пальцев.

– Я слышал, что человек может прожить без пищи не больше месяца, – как бы между прочим заметил обережник. С одеждой эта уловка сработала, вдруг здравый смысл снова на минутку проснется?

– Мне столько и не надо.

Парень понял, что с этим ненормальным быстрее сам рехнется.

– В любом случае ты должен был успеть проголодаться, – заключил он, чуть ли не насильно всовывая ему в руки хлеб и мясо – жрец не то чтобы отказывался, скорее не мог понять, чего от него хотят.

Мужчина неуверенно откусил кусочек хлеба, тщательно прожевал и судорожно, как что-то невкусное, но полезное, проглотил. Так же осторожно попробовал курицу.

– Что, не нравится? – досадливо поинтересовался Джай. Сыр бурчал в животе от одиночества.

– Нравится, – подумав, решил тваребожец и, снова ускорив шаг, с проснувшейся жадностью вгрызся в кусок. Куриные ребрышки хрустели на зубах, как каленые горошины. Тишш косился на жреца с нескрываемым неодобрением.

Джай, конечно, знал, что сказочники склонны преувеличивать выносливость героев – «шли они день, шли ночь, сапоги до носков стоптали» – но чтобы настолько! Солнце жарило за два дня сразу, и вытопленная из земли влага удушливым маревом колыхалась над травой. Новые рубахи промокли от пота – у ЭрТара на загривке, а у Джая и спереди и по бокам. Особую «прелесть» странствию придавали холмы, на которые жрец упрямо карабкался, хотя обойти их было бы немногим медленнее.

– Далеко еще?! – не выдержал Джай примерно на девятом.

– Не знаю. – Тваребожец тоже запыхался, но сигналом к привалу, похоже, должно было стать его очередное падение.

– Ну хоть в этой части Царствия?

– Сказал же – не знаю, – огрызнулся жрец. Усталость еще больше настропалила его против незваных спутников, зато и язык развязала. —У меня есть только направление. Расстояние Госпожа почему-то не пожелала мне указать.

– Но так ведь можно до старости невесть где блуждать! – охнул обережник, споткнувшись и чуть не покатившись вниз.

– Не нравится – проваливайте. – Мужчина прибавил шагу, что при подъеме в гору было не самым разумным решением – к макушке он так выдохся, что парни догнали его, даже не прилагая лишних усилий. Противоположный склон оказался еще более крутым, и спускаться по нему стоя отважился только ЭрТар – по-козлиному скача боком и ловко балансируя руками.

– Хэй, очень даже нравится! Я все равно раньше чем через три года домой не собирался.

– У нас… – Жрец перевел дыхание и поправился: – У меня есть всего неделя на Ее поиски.

– А если не найдем?

– Должн… Должен.

Обережник с омерзением воззрился на очередную, глинистую и поросшую очитком кручу.

– А может, она просто не хочет, чтобы ты ее искал?

– Может. – Жрец снова замкнулся и уставился в одну точку, давая понять: трогать его сейчас – все равно что жареное сало в мышеловке. Парни тоже пригорюнились, хоть ЭрТар и пытался беззаботно насвистывать сквозь зубы. Дело, в которое они ввязались, оказалось не только опасным, но и почти безнадежным.

Но другого все равно не было.