Глава пятая

Прошло десять дней после того, как офицеры отметили памятные даты своих боевых товарищей. Батальон жил повседневными буднями: караулы, наряды, уборка территории, плановые занятия, хозяйственные работы. Все, как обычно. Подразделение несло на себе нагрузку, рассчитанную на полноценный полк, и вполне справлялось с трудностями. Старший лейтенант Раневич продолжил знакомство с девушкой Ольгой, отбитой у бандитов, и редкое свободное время проводил вместе с ней. Катя Стрельцова прошла полное обследование, подтвердившее ее беременность. Юрий Стрельцов так и светился от счастья. Штаб батальона готовил планы очередных ротных тактических учений.

Средства массовой информации, как электронные, так и печатные, все больше времени уделяли событиям, развивающимся в Чечне. Там Дудаев, бывший генерал Советской армии, вовсю создавал собственную боеспособную армию, в республике устанавливался жесткий авторитарный режим. Командир батальона подполковник Голубятников еще летом высказал в кругу ближайших подчиненных, что без вооруженного разрешения конфликта в Чечне не обойтись. Тогда ему не то чтобы не поверили, но не разделили точку зрения. Сейчас же Голубятников уже не предполагал, а был уверен, что войны в Чечне не избежать. И это заставляло его больше внимания уделять боевой подготовке подчиненных ему подразделений. И штаб батальона в преддверии ротных тактических учений параллельно со стандартным планом проведения этих штатных мероприятий разработал дополнительный план, который предусматривал максимальное приближение учений к реальной обстановке, с отработкой задач по ведению боевых действий против хорошо вооруженных и подготовленных бандформирований чеченских сепаратистов. И комбат надеялся на то, что командование пойдет навстречу, понимая всю важность ситуации, сложившейся в Чечне. Ротные учения должен был контролировать представитель вышестоящего штаба в сопровождении командира полка. На выходе Голубятников и решил провести учения по дополнительному плану. В том, что никто не станет препятствовать этому, комбат не сомневался.

В ночь с 23 на 24 октября 7-я парашютно-десантная рота выдвинулась на полигон Дубровский. В целях управления учениями и контроля над решением ранее не отработанных задач, привязанных к конкретной обстановке, на полигоне был развернут временный командный пункт батальона. Голубятников убыл в Дубры накануне, в воскресенье, 23 октября, чтобы вместе с начальником штаба на местности определить задачи подразделению по реализации дополнительного плана учений. До полуночи комбат и начальник штаба отрабатывали усложненный вариант учений. А утром, в 6.00, когда личный состав 7-й роты еще отдыхал после ночного марша, на командный пункт батальона, представляющий собой обычную палатку с оборудованием, необходимым для осуществления действий комбата в полевых условиях, прибыли представитель вышестоящего штаба полковник Копалин Андрей Алексеевич и командир полка полковник Серебрянников. Это явилось неожиданностью. Обычно так рано командование в районе учений не появлялось. Хорошо, что сам Голубятников и начальник штаба батальона поднялись раньше, в 5.00 и успели привести себя в порядок. Голубятников услышал, как у палатки остановился командирский «УАЗ». Поправил обмундирование. На командный пункт, резким движением отбросив полы, вошел полковник Копалин. Представитель вышестоящего штаба нередко контролировал полевые выходы подразделений полка, и в части хорошо знали его высокомерный, резкий характер. Полковник не скупился на взыскания, налагая их в большинстве случаев на военнослужащих, не разобравшись в ситуациях. Посему в полку его не уважали. И за этим неуважением скрывалась не только личная неприязнь, но и то, что офицеры считали Копалина, мягко выражаясь, непрофессионалом, тупо гнувшим свою линию, даже сознавая, что не прав. Именно для таких, как Копалин, устав и состоял из двух пунктов, первый из которых гласил – командир всегда прав, а второй пояснял – если ты сомневаешься, что командир всегда прав, то читай пункт первый. Кроме всего сказанного, представитель вышестоящего штаба категорически не воспринимал какой-либо инициативы подчиненных. И не в состоянии был принять нестандартное, самостоятельное решение без разрешения руководства. И все же подполковник Голубятников, несмотря на тупость Копалина, надеялся, что тот разрешит провести учения по варианту № 2.

Комбат встретил представителя вышестоящего штаба докладом о готовности 7-й роты к проведению тактических учений. Копалин, выслушав доклад, пожал Голубятникову руку:

– Ну здравствуй, Святослав Николаевич.

Копалин относился к Голубятникову с некоторой опаской, зная взрывной характер комбата, и высокомерия в отношении комбата не проявлял. Тот мог и ответить. А авторитет Голубятникова в полку и в дивизии был высок. Конфликт мог негативно отразиться на карьере Копалина. А полковник спал и видел себя в форме генерала. Это было главным в его службе, жизни – стать генералом. И не важно, каким способом. Надо пойти по трупам, пойдет, не задумываясь.

Голубятников ответил на приветствие Копалина:

– Здравия желаю, товарищ полковник. Что-то рановато вы сегодня!

– Да я смотрю, и тебе не спится.

Комбат козырнул и командиру полка:

– Здравия желаю, Василий Георгиевич! – И ответил на реплику Копалина: – Мне сегодня положен подъем на час раньше!

– Значит, рота к проведению учения готова?

– Так точно!

– Я хотел бы ознакомиться с планом учений.

В разговор вступил Серебрянников:

– Я утвердил план, Андрей Алексеевич. Обычная схема действий. Ничего нового!

Но Копалин настоял на своем:

– И все же прошу доложить, как будет действовать рота.

Голубятников доложил. Представитель вышестоящего штаба слушал комбата невнимательно. Проверяя, инспектируя подразделения полка, он наизусть знал, как пройдут учения, но по должности своей был обязан вникнуть в план. Вот и вникал, нагнувшись над картой района. Выслушав Голубятникова, спросил:

– Начало учений, как всегда, в 8.00?

– Так точно, сразу после завтрака и начнем. Но я хотел бы наедине переговорить с вами, товарищ полковник.

Копалин удивился:

– Наедине? Что-то новенькое! Ты хочешь и своего командира, и своего начальника штаба выставить из палатки?

Голубятников ответил:

– Начальнику штаба есть чем заняться и в подразделении, а командиру полка я что-либо приказать не вправе. Но, повторяю, хотел бы переговорить с вами наедине.

Серебрянников не стал дожидаться, чтобы Копалин попросил его из палатки:

– Я тоже пойду, проверю готовность к учениям.

Представитель вышестоящего штаба кивнул:

– Хорошо, Василий Георгиевич, встретимся на условной площадке приземления роты!

Проводив командира полка, Копалин присел на табурет у стола, взглянул на Голубятникова:

– Ну что ж, Святослав Николаевич, слушаю вас. Наверняка у вас ко мне личный вопрос? Чем смогу, как говорится, помогу! Выкладывайте, что там у вас.

– У меня к вам не личный вопрос. Судя по тому, как складывается обстановка в Чечне, можно с большой долей уверенности предположить, что в ближайшее время в мятежную республику будут введены войска. И в первую очередь соединения и части ВДВ. Возможно, одновременно с подразделениями внутренних войск, что в принципе особого значения не имеет. И навести порядок двумя полками не удастся. Убежден, Дудаев встретит нас хорошо организованной обороной. У батальона же нет навыков ведения боевых действий в горно-лесистой местности. Что в случае боестолкновения с сепаратистами может привести к большим потерям среди личного состава. Учитывая все вышеизложенное, штаб батальона подготовил дополнительный вариант проведения ротных тактических учений, приближенный к обстановке, что может реально сложиться в Чечне. Гор здесь, понятно, нет, но «зеленки» хватает. Прошу разрешения на проведение учений по, назовем его так, «чеченскому» варианту.

Копалина аж передернуло. Чего-чего, а подобного он никак не ожидал.

– Ты в своем уме, Голубятников? Подумал, что сказал? Что предложил? Какая война? Что за панические настроения?

– Я не паникую, товарищ полковник, но логика диктует…

– Да мало ли что диктует тебе твоя логика? Ты считаешь, там, – он указал пальцем на крышу палатки, – наверху, дураки сидят? И хуже какого-то комбата ориентируются в обстановке? Или, может, ты директиву Генштаба получил? Персонально, так сказать?

– Никак нет, ничего я не получал, и ваша ирония, товарищ полковник, неуместна.

Копалин вздохнул, покачал головой:

– Знаешь, Голубятников, почему ты до сих пор в комбатах ходишь, хотя вполне бы мог быть и начальником штаба, и даже командиром полка? Потому, что слишком много думаешь о том, о чем думать не следует. Твоя задача выполнять приказы вышестоящего командования, а не рассуждать хрен знает о чем. Тебе что, больше других надо? С Дудаевым ведутся переговоры. И если Москва решит пойти на силовой вариант разрешения проблемы с Чечней, то, будь уверен, Генеральный штаб и без твоих предложений организует подготовку войск к наведению порядка на Кавказе. И ты с батальоном еще набегаешься по лесам, отрабатывая задачи по скорректированным или измененным планам учебно-боевой подготовки.

– А если обстановка потребует незамедлительных действий? И заниматься подготовкой будет просто некогда? Тогда что?

Полковник повысил голос:

– Тогда ты будешь действовать по обстановке! И прекрати задавать детские вопросы.

– Вы что, полковник, не понимаете: если батальону придется действовать по обстановке и без надлежащей подготовки, то нам не избежать крупных потерь. А эти потери будут. Учитывая то, что чеченцы готовятся к войне серьезно, имея все необходимое – кстати, нами же и оставленное Дудаеву – вооружение и боевую технику. Или вам плевать на жизни солдат и офицеров?

– Ты слова-то подбирай, комбат! Повторяю, на данный момент войска не имеют приказа на подготовку к широкомасштабным действиям ни на Кавказе, ни где-либо еще на территории России или за ее пределами. Части и подразделения должны заниматься учебно-боевой подготовкой. У тебя есть утвержденный командиром полка план проведения ротных тактических учений?

– Так точно!

– Так точно… Вот и отрабатывай задачи согласно утвержденному плану. А инициативы оставь при себе. Это приказ!

Голубятников козырнул:

– Есть отрабатывать задачи согласно утвержденному плану!

– Вот так-то лучше. А то тоже мне стратег нашелся.

Копалин подошел к Голубятникову:

– И прекрати проявлять инициативу. Усложнять службу подчиненным. Или тебе мало тех нагрузок, что испытывает батальон в нынешних условиях? Возможно, это действует и на твою психику. Понимаю, тебе тяжело, а кому легко? Возьми себя в руки. Я должен бы доложить в штаб о твоем поведении, настроении, неадекватном восприятии реальной ситуации, но не сделаю этого. Не хочу, чтобы у тебя возникли проблемы. Но и ты больше не нагружай меня лишней работой. А насчет людей? Ты не прав, мне не наплевать на жизни наших солдат и офицеров. Если что, нам всем вместе придется защищать интересы государства. И мы решим все те задачи, что будут поставлены перед нами командующим войсками и руководством страны. Чечня не Афганистан. И если в Афгане мы держали в узде местных духов, то уж с Чечней как-нибудь разберемся. И пусть Дудаев бесится в Грозном сколько угодно. Против регулярной армии его банды и суток не продержатся. Бросят оружие и свалят в горы, где их достанет авиация. И не надо преувеличивать возможности чеченов. Они весьма ограниченны. Поверь, я знаю, что говорю!

– Позвольте узнать, откуда? – невесело усмехнулся Голубятников.

– Что откуда?

– Откуда у вас информация о низком боевом потенциале бандформирований Дудаева?

– А вот это уже не твое дело, подполковник!

– Ну, не мое так не мое, больше вопросов нет.

– Тогда, – Копалин взглянул на часы, – пора начинать учения!

– Рота уже рассредоточивается на условной площадке приземления.

– Вот и посмотрим, как действуют ваши подчиненные!

– Мне находиться при вас?

– Зачем? Занимайтесь своим делом, а мы с командиром полка займемся своим.

– Есть!

Впрочем, Копалин с командиром полка вскоре вернулись на временный командный пункт батальона. Здесь было гораздо удобнее контролировать ход учений. И к тому же полковники прекрасно знали, что будут делать десантники. Учения из года в год проводились по одному шаблону, что, несомненно, поддерживало высокий уровень боевой готовности батальона. С одной поправкой: готовности для решения задач в условиях знакомой до мельчайших подробностей местности. Но и это уже немало. Адаптация к новым условиям – вопрос времени. Вот только предоставит ли его реальный, а не вероятный противник, если придется столкнуться с ним?

Между тем личный состав роты закончил рассредоточение на условной площадке приземления. Боевая техника также заняла места, где должна была бы приземлиться при реальном десантировании. Механики-водители и наводчик-оператор заняли места в БМД-1, как и экипаж БТРД – машине, имеющей задачу эвакуации раненых с поля боя, а при необходимости и боевой поврежденной противником техники в ближайшее укрытие. О чем командир роты доложил комбату. Голубятников, используя радиостанцию Р-159, передал капитану Кошереву приказ:

– Охотник! Я – Лидер!

– Я – Охотник!

– Объект – разрушенная ферма, рубеж атаки – холм – группа деревьев, начало атаки в 10.00. Сигнал – трехзвездная ракета красного огня!

– Я – Охотник! Да! – доложил о приеме приказа ротный.

Офицеры использовали радиостанции засекреченной связи, переговоры которых перехватить противник не мог. Общение велось кратко, не как того требовал боевой устав, но Голубятников всегда стремился к тому, чтобы все переговоры в эфире сводились к минимуму. Кошерев, приняв приказ командира батальона, в свою очередь, связался с командирами взводов, приказав начать в ходе продвижения к рубежу атаки, до которого было около двух километров, выстраивать подразделение в боевую линию. В дело вступили командиры отделений и механики-водители боевых машин, и вскоре рота продолжила движение в две линии: впереди десантники, сзади метрах в ста – ста пятидесяти БМД и в тыловом замыкании БТРД.

Капитан Кошерев, следуя инструкции комбата, на этих учениях произвел перепостроение роты, и первый взвод старшего лейтенанта Лихолетова сейчас наступал на правом фланге; его место занял третий взвод старшего лейтенанта Сурова, на левый фланг был выставлен второй взвод старшего лейтенанта Гротова.

Рядовые Шохин и Артюшин замыкали правый фланг шеренги взвода. Если спросить у солдат, сколько раз они уже атаковали эту ферму, то бойцы вряд ли ответили бы точно. В этом году более десятка раз. Посему, сохраняя равнение шеренги, интервал между собой они сократили до минимума.

– Дома-то не снилась эта порнуха, Толик? – спросил Артюшин.

– Нет! Дома ничего не снилось.

– Вот, наверное, выспался…

– Выспался, когда проблемы братца решил. И надо было так подставиться, что чуть семью не разорил! Еще немного, и отправились бы предки на свалку. Козел!

– Ну, ты воспитал его?

– С пацанами рассчитался, поляну накрыл, попросил не связываться с ним. Обещали не трогать.

– Теперь без тачки остался.

– Да хрен с ней, с тачкой этой! И с братцем. Я, если все с Наташкой срастется, в Рязани останусь.

– Чегой-то? – удивился Артюшин. – Где устроишься?

– Тогой-то! Женюсь. А устроюсь в полку.

– Контрактником?

– А чего? Все при деле, зарплата какая-никакая, опять-таки пусть и комната в общаге, но жилье.

Артюшин усмехнулся:

– Вот именно, что зарплата никакая, офицерам вон месяца по три не платят. А гоняют по полной. Тебе че, по кайфу эта служба?

– Привык уже.

– Не, а я домой рвану! Отслужу свое, и гуд-бай, несокрушимая и легендарная!

– Дома, думаешь, лучше будет. Или легче?

– Плевать! Для начала погуляю с месячишко, оторвусь. Потом посмотрим, чего делать.

– Я посмотрел. Работы нет, а если найдешь что, то за копейки.

– В бандиты можно податься.

– Попробуй. Только перед этим на кладбище местное сходи, посмотри на аллеи павших бандитов. Их сейчас везде много.

– Но и в полку оставаться не выход. Вконец этой службой замордуют. – Артюшин вздохнул.

– Как все осточертело, кто бы знал? Сколько нам еще идти до рубежа атаки?

– Не бойся, мимо не пройдем!

– Не, в натуре?

– Километра полтора, может, меньше. Да какая тебе разница? Еще и находимся, и набегаемся, и сегодня, и завтра.

– Это точно. Вот и говорю, осточертело все! Слышь, Толян, я сегодня поутру мимо штабной палатки проходил, когда к ней «УАЗ» проверяющего и полкана подкатил.

– И чего? На командном пункте всегда старших офицеров кроме наших батальонных полно.

– А то, что разговор я очень интересный там услышал.

– Подслушивал, что ли?

– Так вышло! Уже почти прошел мимо палатки, а из нее командир полка и Кувшинин выходят. Ну, я, чтобы не нарываться лишний раз на неприятность, в кусты шасть, переждать. А кусты, как знаешь, прямо у палатки растут. Вот и услышал базар комбата с полковником, что уже был на ротных учениях. Фамилия у него то ли Копылов, то ли Копытин. Да ты видел его. Такой весь из себя, не подходи!

Шохин вспомнил фамилию представителя вышестоящего штаба:

– Копалин!

– Точняк, он и есть.

– Ну и что ты услышал?

– Комбат предложил провести учения по какому-то дополнительному варианту.

– Зачем?

– А вот это как раз и самое интересное. Батя сказал, что надо батальон к войне в Чечне готовить, а не ерундой заниматься.

– К войне в Чечне? Так и сказал?

– Гадом буду, сам слышал.

– А полковник чего?

– А тот наехал на комбата. Какая, мол, война? Какая Чечня? Что, комбат умнее тех, кто в Генштабе сидит? Ну, короче, схлестнулись они. Копалин этот запретил самодеятельность. Типа, есть план, утвержденный полканом, вот и действуй по нему. Дальше слушать не стал, ушел.

Шохин задумался.

– Ты чего молчишь, Толян? – спросил Артюшин.

– Думаю.

– О чем?

– О том, что комбат прав.

– В смысле?

– Ты по телевизору смотрел, что в Чечне творится?

– Смотрел! И че?

– Да что ты чекаешь? Чечены сами не успокоятся. А значит, в Чечню введут войска. Иначе весь Кавказ полыхнет!

– А без нас не обойдутся? У ментов свои войска, внутренние, есть. Вот они пусть и наводят порядок в Чечне, армия-то при чем?

– Ты как будто только вчера родился, Миха. И не в России, а где-нибудь в Гондурасе. Где и когда без десанта конфликты гасились?

– Тоже верно! Но тогда че вырисовывается? До дембеля в Рязани не отсидимся? Хотя, может, это и к лучшему.

Шохин посмотрел на друга, приблизившегося почти вплотную:

– Что, чудик, к лучшему? Война?

– Э, Толян! Какая, на хрен, война? Что смогут сделать чечены против целой армии? Если что, туда столько войск нагонят, что в момент абреков сделают, если те сами не побросают оружие и не разбегутся по своим кишлакам.

– Аулам!

– Чего?

– Аулам, говорю; на Кавказе аулы, кишлаки в Азии.

– Один хрен!

– Хрен-то один, конечно, но чечены не азиаты. Воевать умеют. И командуют ими кто? Такие же офицеры, как Голубятников, прошедшие Афган, другие «горячие точки». Вот Дудаев – генерал, Масхадов – полковник. Первый дивизией командовал, второй – полком.

– И все одно перед армией им не устоять! Министр чего говорил? Дайте мне два парашютно-десантных полка, и я быстро наведу порядок в Чечне. А он знает, что говорит. Так что туфта все это. Ну, может, и схлестнемся с какой бандой, разнесем ее, медали дадут, будет с чем домой ехать. И уж лучше в Чечню, чем тут – то караул, то выход, то хозработы, то территория. За весь полк пашем! И время до дембеля пролетит быстро. Не, ты, Толян, как хочешь, а, по мне, Чечня гораздо лучше службы в полку.

– Извини, Миха, но дурак ты, – отрезал Шохин.

– Чегой-то?

– Тут ты хоть и с напрягом, но точно до дембеля дослужишь, а в Чечне и грохнуть могут!

Командиру отделения Беденко, видимо, надоел разговор подчиненных.

– Толян, Миха! Хорош бакланить! Взводный услышит, вздрючит! – крикнул он.

– А ты че, за «сопли» на погонах переживаешь? – ответил Артюшин. – Не дрейфь, Паша, лычки не снимут. А снимут, не беда. Поедешь к себе в Белгород с чистыми погонами, а значит, и с чистой совестью.

Шохин усмехнулся:

– Подумал, что сказал, Миша? Да хохол удавится, если его сержантского звания лишат. Хохол без лычек, как без сала, – не хохол.

Беденко прикрикнул на бойцов:

– Вы чего, не поняли? Сказал, прекратили разговорчики!

Артюшин воскликнул:

– Толян! Глянь, у нашего Беденко голосок прорезался.

Но солдаты, шедшие рядом, поддержали «комода» – командира отделения:

– Михаил, хорош, в натуре, базарить! Лихолетов услышит, весь взвод заставит в обратку марш-броском возвращаться. А он нам нужен, этот бросок?

Друзья замолчали. Сослуживцы правы, залетят Шохин с Артюшиным, а страдать всему взводу. Да и до рубежа атаки оставалось не так много. Скоро ротный будет уточнять задачу. Не просто же так перестроили роту, нарушив обычный порядок ее построения.

Прошло около пятнадцати минут. Рота, совершив бросок в два километра, вышла к заданному рубежу. Капитан Кошерев вызвал командиров взводов и отдал приказ на атаку объекта. Первому взводу предстояло охватить объект справа и атаковать условного противника с фланга. Отделению Беденко старший лейтенант Лихолетов приказал выйти в тыл разрушенной фермы с задачей блокирования возможного прорыва обороняющихся сил противника. В роли условного противника выступали бойцы подразделения обслуживания. Ровно в 10.00 в небо взлетела ракета красного огня. БМД холостыми выстрелами обозначили обстрел объекта, и взводы роты пошли в атаку. Личный состав также вел огонь холостыми патронами. Условный противник отвечал им редким автоматическим огнем. Подразделение в считаные секунды охватило объект с трех сторон, и взводы, подойдя вплотную к развалинам, забросали их взрывпакетами. Отделение Беденко в бой не вступило, так как никакого прорыва противник не предпринял. Объект был уничтожен.

Командир роты вызвал по связи комбата:

– Лидер! Я – Охотник! Задачу выполнил, выхожу в пункт сбора.

Голубятников ответил, как всегда, кратко:

– Я – Лидер! Да!

Развернувшись в боевые порядки, рота продолжила продвижение. Пройдя километр, остановилась у оврага, поросшего густой растительностью, деревьями, кустарником, травой. Отсюда до стрельбища было километра три, и бойцы знали, что все дополнительные мероприятия учений будут проходить именно там, за исключением завершающего этапа.

Выйдя в заданный район, капитан Кошерев отдал приказ взводным занять круговую оборону. БМД, маневрируя, заняли позиции вокруг оврага. Между ними залегли бойцы взводов.

Ротный вновь вызвал командира батальона:

– Лидер! Я – Охотник! Вышел в пункт сбора. Занял круговую оборону.

– Охотнику прибыть на командный пункт к 12.05.

– Я – Охотник! Да!

На БМД-1 взвода Лихолетова, в сопровождении связиста и трех бойцов охранения, капитан Кошерев подъехал к командному пункту в 12.00. Спрыгнул с брони, вошел в штабную палатку командира батальона. Увидев представителя вышестоящего штаба и командира полка, обратился к Копалину:

– Товарищ полковник! Разрешите обратиться к командиру батальона?

– Валяй! – фамильярно махнул рукой Копалин.

Кошерев повернулся к Голубятникову. Комбат принял доклад, как положено, предложив ротному подойти к столу, на котором была разложена оперативная карта района. На начальство он не обращал никакого внимания.

– Так, Юра, следующий объект – узел связи, расположенный в квадрате… по улитке три.

– Вижу!

– Роте в 14.00 выдвинуться по маршруту: пункт сбора – развилка грунтовки – опушка леса; атакой с рубежа «родник – угол рощи» в направлении выступа леса захватить объект и в дальнейшем организовать его оборону, воспретив возможный подход дополнительных сил условного противника. Вопросы?

– Вопросов нет, товарищ подполковник! Задача ясна. Разрешите идти?

– Иди, капитан!

Кошерев вышел из палатки. Тут же взревел дизель БМД, и боевая машина десанта пошла в район обороны роты. Дождавшись, пока стих шум работы двигателя, Копалин спросил комбата:

– Ты всех своих офицеров, Святослав Николаевич, называешь по имени на службе?

– Нет. Хотя не вижу в этом ничего предосудительного. Офицеры не машины, а люди, они устают, иногда очень сильно, перегруженные дополнительными обязанностями и, соответственно, работой. Предоставить полноценный отдых не всегда возможно в тех условиях, в которые поставлен батальон, а вот приободрить и можно, и нужно. Кстати, вы ко мне обращаетесь на «ты», и ничего, все нормально!

– Это упрек?

– Ни в коем случае. Это подтверждение моих слов или, если хотите, ответ на ваш же вопрос.

– Да, непростой ты человек, Голубятников… Непростой. Трудно с тобой!

– Какой есть, товарищ полковник, и другим уже не стану.

– В этом-то и беда твоя. Я о том, что мог бы сделать неплохую карьеру, но… закроем эту тему. Значит, к стрельбищу рота пойдет в 14.00?

– Так точно!

Копалин повернулся к командиру полка:

– А там, Василий Георгиевич, все готово для проведения боевых стрельб и метания гранат?

– Так точно, Андрей Алексеевич.

– Хорошо! Тогда пообедаем и на стрельбище. Посмотрим, не разучились ли подчиненные нашего строптивого подполковника Голубятникова стрелять, излишне погруженные в повседневную службу?

– Вот только иронизировать, товарищ полковник, не надо, – сказал Голубятников. – Батальон действительно испытывает сильные перегрузки, что не может не сказываться на физическом и моральном состоянии подчиненного мне личного состава.

– Я уже это слышал; память, слава богу, у меня еще хорошая! Вы с нами, Святослав Николаевич?

– Никак нет! Пообедаю здесь. И мне из офицерской столовой на полигон обед не доставляют. Обхожусь сухим пайком.

– Да! Тебе палец в рот не клади, – вздохнул Копалин.

– Вы правы, не стоит.

Представитель вышестоящего штаба кивнул командиру полка:

– Идем, Василий Георгиевич!

Старшие начальники направились в сторону стоянки командно-штабной машины и командирского «УАЗа». Там их встречал прапорщик роты материального обеспечения, прибывший на полигон из полка.

Голубятников повернулся к одному из связистов:

– А где у нас начальник штаба?

– На стрельбище, товарищ подполковник!

– Ясно. Обедаем!

– Вам открыть сухпай?

– Открой, если не трудно.

– Ну что вы, товарищ подполковник? Какие трудности?

Голубятников также вышел из палатки. Закурил. Вспомнил, как первый раз столкнулся с чеченскими боевиками и понял, насколько страшны и кровавы могут быть межнациональные конфликты, начинающиеся с амбициий одной стороны, с пустяка, заканчивающиеся жесточайшей бойней, когда в жертву амбициям приносятся жизни людей. И не только мужчин, взявших в руки оружие, но и стариков, женщин, детей. Это было в ноябре 1992 года. Голубятников недавно закончил военную академию, и его направили для прохождения службы в парашютно-десантный полк, на должность командира батальона. И уже осенью его батальон был переброшен в район административной границы между Чечней и Ингушетией, где начинал разгораться конфликт между народами, еще недавно проживавшими в одной автономной республике. Причиной конфликта послужили территориальные притязания чеченов на спорные земли, принадлежавшие якобы чеченам, но переданные еще при Союзе ингушам. И земли-то той в масштабе даже уже отдельной республики было всего ничего, но горцы уперлись. К административной границе начали стягиваться вооруженные формирования как с той, так и с другой стороны. Чечены были решительно настроены захватить принадлежавшие им, по их мнению, земли, с не меньшей решительностью ингуши готовы были отстаивать свою территорию. И не миновать бы бойни, если бы между конфликтующими сторонами, готовыми перейти к активным боевым действиям, власти из Москвы не вбили клин в виде частей и подразделений вооруженных сил.

На один из участков условной административной границы между Чечней и Ингушетией был переброшен и батальон Голубятникова с задачей не допустить кровопролития. Батальон со своей задачей справился, где переговорами, где демонстрацией силы охладил пыл горячих горцев. Чеченов и ингушей развели на пятнадцать километров, по семь с половиной километров от границы. Кстати, батальон стоял в каких-то двадцати километрах от Назрани. И после этого в зону конфликта прибыли правозащитники, миротворцы из ОБСЕ, организовавшие полноценные переговоры между руководством двух республик. И главное, что тогда, в 1992 году, осознал Святослав Голубятников – это что Кавказ представляет собой пороховую бочку с подведенным к ней бикфордовым шнуром. Зажги спичку, и через мгновение все взорвется со страшной силой. Его поразило то, с какой ненавистью относились друг к другу когда-то братья, жившие одной семьей. Они готовы были резать, стрелять любого, кто встанет на их пути. Но против регулярной армии боевики были бессильны.

И если уже тогда армия находилась в тяжелом состоянии, то сейчас ситуация только ухудшилась. Офицеры уходили, или их уходили, причем в последнем случае далеко не самых худших. Реформы в экономике ударили бумерангом по вооруженным силам. Резко снизилась боевая готовность частей и подразделений. Как служить, если все мысли о том, чем прокормить семью? Зарплата не выдавалась по три-четыре месяца. Да и какая зарплата? Нищенская, которая позволяла разве что не сдохнуть от голода. А жилье? Что говорить о молодых офицерах, если командиры батальонов снимали частные квартиры. Командиры, прошедшие Афганистан и другие «горячие точки», что начали, как грибы после дождя, проявляться то в одной части страны, то в другой.

А чеченцы? Дудаев умело воспользовался моментом. В то время как регулярная армия разоружалась, чеченские незаконные бандформирования активно вооружались и не менее активно готовились к войне с Россией. В стране происходило что-то ужасное, и это просто не могло разрешиться мирным путем. Уже не могло. Слишком далеко все зашло. А ему, Голубятникову, не дают хоть как-то подготовить подчиненных к грядущим кровавым событиям. К тяжелой непредсказуемой, непонятной, плохо организованной войне, или, точнее выражаясь, военной авантюре. Казалось бы, что проще? Не хочет брать на себя ответственность Копалин – пусть свяжется с командованием, спросит у него разрешения на изменение планов учебно-боевой подготовки. Но нет! Полковник и не подумал выйти с такой просьбой на свое начальство. Зачем его раздражать? Начальство раздражать не следует. Так и генерала не получить. Разгорится война? Что ж, не из-за него же. Погибнут молодые пацаны? Печально, конечно, но опять-таки при чем здесь Копалин? Не он же отдаст приказ на ведение боевых действий? Такие, как Копалин, всегда в стороне, всегда ни при чем, хотя именно они и являются первопричиной будущих потерь и неудач, потому как своим равнодушием, нерешительностью и заботой о себе не дают войскам делать то, что надо делать, а не то, что расписано в планах, инструкциях, устаревших, не отвечающих требованиям постоянно меняющейся обстановки, приказах вышестоящего командования. И цену за деятельность копалиных придется заплатить большую. А копалины вновь останутся в стороне и будут спать спокойно в то время, когда над цинковыми гробами забьются в истерике, горе и отчаянии тысячи матерей, жен, детей тех, кого копалины отправят на бойню. Так же спокойно и равнодушно.

Голубятников выбросил окурок в ведро, заменявшее урну, сплюнул на песок. Настроение резко упало. Но надо было продолжать учения, продолжать руководить подразделением, как бы тяжело это ни было. Он заставил себя съесть тушенку, запить остывшим чаем. Время приближалось к 14.00.

Вернувшись на пункт сбора, командир роты капитан Кошерев собрал взводных, довел до них поставленную задачу на дальнейшие действия. Подошли два грузовых автомобиля взвода материального обеспечения батальона. Личный состав роты получил боеприпасы. Ровно в 14.00 Кошерев вызвал по связи Голубятникова:

– Лидер! Я – Охотник! Готов к выдвижению!

– Я – Лидер! Вперед!

Рота, выстроившись в боевые порядки, пошла к объекту. Вышла на стрельбище, к рубежу атаки. В поле появились первые мишени. Ротный тут же доложил Голубятникову:

– Лидер! Я – Охотник! Встретил охранение противника, вступил в бой!

– Я – Лидер! Да!

После поражения бойцами роты мишеней Кошерев доложил:

– Я – Охотник! Поставленная задача выполнена.

Голубятников, согласно отработанному плану учений, передал ротному вводную:

– Я – Лидер! Со стороны дубняка на позиции роты выдвигается резервная группа противника: три танка и три бронетранспортера. Воспретить продвижение противника!

Рота рассредоточилась по стрельбищу, заняв рубеж контратаки. Метрах в восьмистах от позиций поднялись мишени танков и бронетранспортеров. По ним ударили пушки БМД-1. Наводчики-операторы стреляли метко: мишени разнесло на куски. Рота, поднявшись, пошла дальше к объекту. Но движение продолжила недолго – при выходе на рубеж удаления от объекта в шестьсот метров над полем вновь поднялись мишени. Условный противник бросил в бой дополнительные силы. И вновь ударили БМД. Дальние мишени опустились. И тут же начали подниматься ближние, где-то в пределах трехсот метров от позиций роты. Поднялись мишени бронетранспортеров, по три штуки на взвод, наряду с ними появились и мишени малые, фигурные, ростовые, полуростовые. Они двигались, перемещаемые по полю тросами замаскированных и укрытых лебедок. По мишеням бэтээров открыли огонь гранатометчики, из РПГ-7Д. Им вторил остальной личный состав, сбивая ростовые мишени. С двухсот метров гранатометчики ударили из переносных одноразовых гранатометов «Муха». Под них поднимаются отдельные мишени. Огонь открывают и пулеметы БМД. Над полем стоит непрекращающаяся канонада.

И вдруг все замолкает. Мишени, пораженные личным составом роты, опускаются. Точнее, опускается то, что от них осталось. Взводные отдают приказ приготовиться к метанию гранат. Бойцы достают наступательные «РГД-5». Они не находятся в специальных укрытиях, а располагаются на поле. Но поле неровное, где яма, где валун, где холмик, где канава. Солдаты занимают позиции у естественных укрытий. Разлет осколков наступательной гранаты невелик, всего двадцать пять метров, но через эти метры надо еще бросить гранату. Не учебную, где, если что, хлопнет только взрыватель, а боевую, которая рванет по-настоящему. Конечно, до этого отработали метание гранат, используя учебные боеприпасы, но все равно каждое боевое метание потенциально несло в себе реальную угрозу для жизни. И взводные внимательно следили за действиями подчиненных. В соседней дивизии в одном из полков недавно произошло чрезвычайное происшествие при метании гранат. Там молодой боец поскользнулся, когда, выдернув кольцо, уже размахнулся, дабы бросить гранату вперед. Но «РГД» выскользнула из руки и упала меж двух солдат. Секунды, и граната посекла бы их тела осколками, и выжить у бойцов шансов практически не было, если бы не командир взвода. Молодой лейтенант, только закончивший училище, находился рядом. Он мог просто откатиться в сторону и остался бы цел. Но офицер принял другое решение. Он перескочил через распластавшегося на земле незадачливого метателя гранаты и накрыл «РГД-5» своим телом. Все ждали, как прогремит тупой короткий взрыв, как тело лейтенанта подбросит вверх, и, разорванное осколками, оно упадет на место подрыва, из-под него поднимется облако ядовитого дыма. Но… ничего подобного не произошло. Граната не взорвалась. Ни через три секунды, ни через пять, ни через минуту.

Командир роты отвел личный состав от лейтенанта, вызвал саперов. Прапорщик осторожно подтолкнул под офицера защитный щит, набросил на офицера бронеодеяло и рванул того на себя. Граната не взорвалась. И только когда прапорщик отвел молодого офицера к кустарнику, росшему, как говорили очевидцы того события, метрах в сорока от сектора метания гранат, сзади неожиданно раздался взрыв. Почему «РГД» взорвалась через несколько десятков минут, а не через три секунды, так и осталось для всех загадкой. Но дело не в этом. Дело в офицере. В том, что молодой двадцатидвухлетний парень, не раздумывая, ценой собственной жизни решил спасти подчиненных. Вот что главное. И то, что он выжил, даже не пострадал, когда должен был погибнуть, не имея ни малейшего шанса на спасение, наверное, дань мужеству и самоотверженности того, кто создал этот пусть безумный в какой-то степени, противоречивый и все же прекрасный мир. Иначе объяснить произошедшее невозможно. Да и надо ли что-то объяснять?

Рота капитана Кошерева отметалась без проблем. На позиции подъехал Голубятников. Командир роты доложил о выполнении задачи. Комбат приказал:

– Построить личный состав, проверить разряжение оружия, далее вывести роту в район обороны в соответствии с боевой задачей!

Ротный вызвал к себе командиров взводов. К комбату подошли представитель вышестоящего штаба и командир полка. Копалин улыбался. Он был явно доволен действиями подчиненных Голубятникова:

– Ну что, Святослав Николаевич? Поздравляю. Личный состав действовал образцово. Все поставленные задачи выполнены безупречно и в срок. А ты просил реализовать какой-то особый вариант учений. Зачем? И так твои орлы действовали в условиях, максимально приближенных к боевым. И в достаточно сложных условиях. Какие повстанцы могут противостоять нашим десантникам? Не родились еще такие. Или ты не согласен со мной?

– Рота действовала хорошо, – ответил Голубятников. – Но, заметьте, все ротные учения мы проводим здесь, а в батальоне более восьмидесяти процентов солдат и сержантов, прослуживших полтора года, десять – год, и только менее десяти полугодников. Им здесь на полигоне каждая тропка, каждый куст известен. И даже где и когда появятся те или иные мишени. Из года в год мы тренируем личный состав в одних и тех же условиях, скажем так, средней сложности. Я же хотел провести учения в незнакомой для бойцов местности, выйдя за пределы полигона, в лесном массиве. И посмотреть, как там, среди болот, поведет себя рота, до выхода в конечном счете на стрельбище. Сомневаюсь, что в новых, неизвестных условиях рота действовала бы так же слаженно и оперативно, как и на полигоне. Поймите, в Чечне боевики будут знать каждую тропу, каждую «зеленку», перевал или ущелье. Нам же потребуется время для изучения обстановки, рекогносцировки района применения, адаптации к местным условиям. А этого времени духи нам не дадут.

Копалин поморщился:

– Взял и испортил настроение. И что ты за человек? Что ты на Чечне этой зациклился? Ты думай, как служить здесь, думай, чтобы и другие роты действовали так же, как и эта. А не о Чечне, черт бы ее побрал вместе с Дудаевым. О ней есть кому думать. Главное, чтобы батальон был готов к выполнению любой задачи. Будет готов, значит, выполнит ее везде, где потребуется. И все! Больше о Чечне я от тебя чтобы ни слова не слышал. Не хватает еще, по части пойдут слухи о возможном вводе войск. Представляешь, как это отразится на военнослужащих и особенно на членах их семей? Паника поднимется! Ты этого добиваешься?

– Мы разговариваем с вами на разных языках…

– Язык у нас один, а вот понимание сущности текущего момента разное.

– Что не радует.

– Поверь, меня тоже! – Копалин повернулся к командиру полка: – У тебя, Василий Георгиевич, будет что сказать комбату?

– Не сейчас, Андрей Алексеевич. Я проведу разбор учений после того, как отстреляется весь батальон. На отдельном совещании подведем итоги.

– Решение верное. Тогда можно и на отдых?

– Да. В командно-штабной машине все для этого готово.

– Ну и добре!

Копалин взглянул на Голубятникова:

– Ты прислушайся к тому, что тебе старшие по должности и званию говорят. Прислушайся. И сделай надлежащие выводы. Тебе расти надо, Голубятников. Армии нужны такие офицеры. Так что держи нос по ветру, понял?

– Так точно, товарищ полковник!

– Часиков в десять можешь зайти к нам. Посидим, так сказать, в неформальной обстановке.

Он перевел взгляд на командира полка:

– Надеюсь, ты ничего против этого не имеешь?

Серебрянников улыбнулся:

– Нет, не имею. Но Голубятников не придет. Или я не прав, подполковник?

– Правы, товарищ полковник. Учения не закончены. А посему я должен продолжать работу!

– Ну что ж, работай.

Представитель вышестоящего штаба и командир полка прошли к полянке, где стояла командно-штабная машина, а по сути командирский салон отдыха, где можно выпить и закусить, в картишки переброситься, выспаться на мягких топчанах да на свежей постели. Даже дам принять! Впрочем, здесь и сейчас последних в радиусе нескольких километров не найдешь. Да и неудобно. Бойцы увидят, на неприятность налететь недолго.

Выкурив сигарету, проводив взглядом роту, направившуюся в район обороны, Голубятников вернулся на командный пункт. Здесь он мог поужинать и отдохнуть несколько часов, дабы ночью проверить, как готовится рота к завершающему этапу ротных тактических учений с боевой стрельбой.

После полуночи 25 октября командир батальона прошел к подразделению проконтролировать работы по инженерному оборудованию опорного пункта роты. Проверить, должное ли внимание уделяется маскировке и организации системы огня. И вновь он подумал, – здесь земля легкая, песчаная, окопы рыть относительно несложно, а если придется окапываться где-нибудь на горном плато в Чечне? Там кирками с лопатами не обойдешься. Сколько раз просил дать возможность обучить личный состав обращению с окопными зарядами! Да и в НЗ для войны их количество так и не увеличили. Эх… Но изменить ситуацию или как-то повлиять на нее Голубятников не мог. Поэтому, прибыв в район обороны, со стороны наблюдал, как бойцы молча вгрызаются в грунт.

И вновь рядовые Артюшин и Шохин оказались рядом. Окапывались в шести метрах друг от друга. Артюшин не выспался, поэтому был в плохом настроении. Выбросив их окопа очередную лопату земли, вылез из укрытия, присел на бруствер, создаваемый грунтом из окопа. Взглянул на работающего Шохина:

– Хорош пахать, Толян! Перекур!

– Взводный увидит, будет тебе перекур, бычок на два метра похоронишь.

– Да не видать никого, ни взводного, ни ротного! Они где-нибудь дальше.

– А ты закури, сейчас безветренно, дымок по земле пойдет, Лихолетов учует и сразу объявится. Да и комбат где-то рядом.

– А мне плевать! Надоело все, к чертовой матери. Ну вот скажи мне, Толян, на какой хрен мы каждый раз по ночам роем эти долбаные окопы? Чтобы выстрелить пару раз поутру, когда нас, как всегда, внезапно атакует условный, но коварный противник, на самом деле состоящий из пацанов роты обеспечения? Ну стрельнем, отразим нападение. И че? И все! Снаряжение на хребет – и вперед пешком тридцать верст до полка. Как будто нельзя без этого обойтись. Отстрелялись, сели бы в машины, которых в полку пропасть, и домой, в банечку, в столовую да в постель чистую.

– Ты чего ноешь, Миха?

– Задолбался я. Быстрее, в натуре, в Чечню отправили бы, что ли… А то в полк приковыляешь, а назавтра вперед – в караул или столовую!

– Недолго осталось.

– Одно это и утешает! Ты же еще хочешь в контрактники податься. Вот этого я при всех раскладах не воспринимаю!

Шохин прекратил работу:

– Так, Миша, закроем тему!

– Ладно! В конце концов твоя жизнь – это твоя жизнь! Опа! Шухер!

Артюшин спрыгнул в окоп и начал быстро работать лопатой.

Шохин услышал сбоку шаги. Повернулся. Увидел обходящего позиции взвода старшего лейтенанта Лихолетова. Усмехнулся:

– Быстро же ты соскочил, Миха! Чего не остался? Высказал бы претензии по службе взводному!

– Ага! Тут дураков нет, по крайней мере в моем окопе. Пусть кто другой базарит, а мне неприятности не нужны. И заткнись! А то услышит старлей, домотается, еще проход заставит рыть…

Солдаты замолчали. Лихолетов посмотрел, как работают подчиненные, и ушел. Вскоре рота полностью завершила инженерное оборудование опорного пункта, и сейчас ее позиции представляли собой отдельные стрелковые ячейки в полный рост, соединенные между собой извилистой траншеей. Осталось замаскировать позиции, немного отдохнуть и принять учебный бой.

Атака на позиции роты пошла с фронта в 5.00. Наступавшие вели огонь холостыми патронами. Рота отвечала тем же. Подпустив наступавших на расстояние в 50 метров, бойцы роты забросали пространство между траншеей и атакующей линией условного противника взрывпакетами, что означало уничтожение наступавших сил. Ротный доложил комбату о выполнении и этой задачи. Голубятников объявил ротные тактические учения завершенными и приказал отвести личный состав к месту отдыха, где готовить роту к маршу в полк. Ни представитель вышестоящего штаба, ни командир полка в районе обороны роты так и не появились. Видимо, хорошо посидели ночью, так что встать не смогли. Впрочем, это для комбата не имело никакого значения. А вот бойцам он приготовил сюрприз: добился через начальника штаба, чтобы за 7-й ротой выслали автомобильную технику! На смену ей в 5.00 на полигон в Дубровичах выдвинулась 8-я парашютно-десантная рота. Для Голубятникова учения продолжались. И только после того, как задачи отработает 9-я рота, он вместе с ней сможет вернуться в полк. Последним. Как капитан корабля, последним сходящий с судна.