Глава пятая
Деревня Семениха. Среда
Поднявшись по ступенькам сельского медицинского учреждения, Колян вошел в небольшую комнату с кушеткой у стены, завешанной различными плакатами, от предупреждающих о вреде курения, алкоголизма до упоминания о необходимости вовремя проходить профилактические мероприятия. Дверь в соседнюю справа комнату открыта, но фельдшера не видно. Непонятно, откуда она сняла половик, что выбивала на улице. А курточка висит. Вон она, маленькая, короткая, коричневая, на стандартной для таких мест вешалке-стойке.
Лейтенант кашлянул.
И тут же на пороге комнаты появилась она. Новая фельдшерица. Вблизи девушка выглядела еще миниатюрней, еще моложе и… еще красивее. Она поздоровалась:
— Здравствуйте! А я вас узнала, вы участковый милиционер, Горшков Николай Иванович, Герой России.
— Здравствуйте, да, я Горшков, можно просто Николай, и совершенно не обязательно добавлять Герой России!
— Но почему? Вы же заслужили это звание?
— Что заслужил, то получил. Не люблю, когда обо мне вот так, Герой! Да и смысл звания принижается. Становится обыденным, чего быть не должно. Это я не о себе, я о других, более заслуженных и не вернувшихся, в отличие от меня, с войны людях.
Фельдшер проговорила:
— Извините! Хорошо, я больше не буду!
— Да не за что извиняться, Надежда!
— Вам меня уже представили?
— Конечно! Вы ж в деревне, Надя, а здесь все обо всех узнают до того, как это все произойдет. Народ такой. И живет компактно!
Надежда сказала:
— Люди здесь хорошие! Дружные!
— Это точно!
— А вы ко мне с проблемой какой по здоровью или так просто?
— По долгу службы, можно сказать! Участковый обязан знать всех, кто проживает на вверенной ему территории.
Девушка теребила салфетку и явно не знала, что делать дальше. И Горшков почувствовал себя неуютно. Зашел, познакомился, пора бы и уходить, но… не хотелось. Нашлась фельдшер:
— Что ж мы тут стоим? Проходите в кабинет, чаю выпьем. Я о вас столько слышала!
Горшков согласился:
— Что ж, можно и чаю!
Он прошел вслед за девушкой в кабинет, вновь оценив ее точеную фигуру.
Она предложила место у стола, налила две чашки ароматного чая, поставила сахарницу и вазочку с печеньем.
Николай огляделся:
— Как понимаю, курить здесь нельзя?
— Что вы?! Конечно, нет! И вообще, курить вредно!
— А что, Надя, не вредно? Иногда кажется, жить-то вредно!
Девушка неожиданно спросила:
— Вы вчера пили? Вас мучает похмелье?
Вопросы Николаю не понравились, но следовало ответить:
— Пил, ну и что? А похмелка меня не достает. Если не перепью, конечно. — И тут же участковый выругался про себя, — черт, чего он несет? Подумает еще, что он алкаш беспробудный. — Но, может, поговорим о другом?
— Да, да, конечно! Мне страшно интересно узнать, как вы воевали. В свое время о пятой роте писали, сюжеты показывали такие, что смотреть было страшно. Дым, воронки, трупы, оружие… ужас!
— Это по телевизору. На самом деле бой и его последствия воспринимались спокойней, без лишних эмоций. Хотя, признаюсь, та схватка часто снится мне.
— Страшно было?
— А черт его знает! Наверное, страшно, просто бояться было некогда. Сначала службу несли без проблем, а потом началось такое, что не до страха стало. Отбиваться надо было. Отбились, только какой ценой, но… Надя, — Николай вздохнул, — давайте сменим и эту тему!
— Да, конечно.
Увидев, что чашка участкового пуста, фельдшер предложила:
— Еще чаю?
И вновь Колян ответил машинально, не думая, что говорит:
— Спасибо! Чай не водка, много не выпьешь.
— А вам хочется водки?
— Да нет, сорвалась с языка поговорка. Расскажи лучше о себе?
Девушка взглянула на офицера, который ей понравился:
— Вы хотите узнать обо мне потому, что так положено по службе?
— Нет! Просто узнать, и все!
— Да мне и рассказывать-то о себе нечего. Родилась в Кантарске. Отца не помню. Воспитывала мама. Помогал дядя, ее брат, он главный врач райбольницы. Окончила школу, год отработала санитаркой, пошла в медицинское училище. Отучилась, вернулась. Вот и вся моя биография. Ничего интересного!
Николай поинтересовался:
— Скажи, а почему дядя — главврач больницы — не оставил тебя при себе, а отправил к черту на кулички, в какую-то Семениху? У нас в медпункт как-то не принято ходить, все больше народной медициной с болезнями народ справляется. Экзотики захотелось? Или энтузиастка? Только у нас экзотики никакой, не Канары, а энтузиазм пройдет быстро.
Девушка, задумавшись, отошла к окну. Выдержала паузу минуты в две, затем проговорила:
— Да нет, Николай, дело не в энтузиазме. И дядя мог спокойно пристроить меня в больницу, и дом в Кантарске свой, и подруги, но… остаться в райцентре я не могла.
Горшков удивился:
— Почему?
— Это неприятная история.
— Что-нибудь личное?
— Да.
— Несчастная неразделенная любовь? Суженый в последний момент переметнулся к другой? Так, значит, дурак он, толк в женской красоте не понимает.
Надежда повернулась:
— А вы понимаете?
— Чего тут понимать? Красоту — ее сразу видно. И внешнюю и внутреннюю, что гораздо важней!
Девушка неожиданно спросила:
— Я вам понравилась?
Колян ответил, не задумавшись:
— Да! Сразу! И не собираюсь скрывать этого. Но данное обстоятельство — мое личное дело и никого другого не касается и тем более ни к чему не обязывает. И вообще, Надя, называй меня на «ты», хорошо?
— Не знаю, смогу ли?
— Пробуй! Так что, если, конечно, не секрет, стало причиной твоего переезда в Семениху? Действительно разбитая любовь?
Девушка присела в кресло:
— Нет! Скорей напротив!
Горшков удивленно поднял брови:
— Не понял?
Надежда закусила палец, раздумывая, открыться этому доброму и хорошему человеку или все же не стоит? Решилась открыться:
— Хорошо, я объясню, почему напросилась сюда…
И тут в третьей комнате раздался сильный грохот. Николай резко обернулся, а фельдшер сказала:
— Ну вот, я так и знала!
— Что знала? Что произошло?
— Ой, да в процедурной, как принимала оборудование, шкафчик для всякой мелочи на полу стоял. Решила повесить на стену. Попросить некого, взялась за дело сама, и, как видно, неудачно.
— Ну, это поправимо. У вас инструмент какой есть? Не медицинский, я имею в виду.
— Есть, штука такая, отверстия сверлить, но не электрическая дрель, молоток, гвозди, топор.
— Достаточно! Веди, показывай, где надо шкаф твой повесить.
— Да как-то неудобно нагружать вас работой.
— Опять на «вы»? Перестань, пошли!
Девушка проводила лейтенанта в третью комнату дома, на двери которой висела табличка «Процедурная». Николай оценил «работу» фельдшера сразу и с трудом скрыл улыбку, чтобы не обидеть ее. Кто ж вбивает гвозди прямо в стену? Понятно, что на них не только достаточно крупный шкаф, но и пустая книжная полка долго не продержится. Инструмент, которым пользовалась фельдшер, аккуратно разложенный, лежал на столе. Девочка аккуратная. Привыкла к порядку. Это хорошо.
Николай повернулся к Надежде:
— Ты вот что, занимайся своими медицинскими делами, а я тут поработаю.
— Хорошо. Но если нужно помочь, обращайся.
Горшков улыбнулся:
— Ладно! Обязательно обращусь.
Фельдшер вышла из процедурной, Николай осмотрелся. В углу увидел кусок рейки. Толстовата, но после обработки вполне пойдет на пробки. Лейтенант взялся за топор. Поточив рейку, сделал пробки. Примерил, где просверлить отверстия. Но ему пришлось прервать работу. В прихожей, или приемном покое, как называлась комната на входе, раздался пьяный, грубый мужской голос. Голос парня лет тридцати. Николай, естественно, сразу узнал обладателя голоса — скотника Анатолия Сычева, ровесника Горшкова, личность хулиганскую, скандальную, задиристую и неравнодушную к женскому полу. Причем без разницы, к какому, холостому или замужнему. Бабы и девки деревни кто привечал местного донжуана, кто шарахался от него, как от прокаженного. Не раз мужики подлавливали вечерком Сыча, и тогда он неделями отлеживался дома после щедро полученных тумаков. Чтобы потом вновь взяться за старое, обильно подогревая себя самогоном. Появился Сычев и здесь. Ну, как же? Разве мог он пропустить такой лакомый кусочек, как новая фельдшерица?
Николай почувствовал непонятную ревность. Да, именно ревность, ибо особой злости к балбесу Сычу никогда не испытывал. Может, оттого, что Толик боялся участкового? Возможно, единственного человека в деревне. Или уважал.
Между тем из прихожей донеслось:
— Сестричка! Ты где есть-то, родная? Встречай больного! Помощь оказывай!
Надежда ответила встречным вопросом:
— Что у вас случилось?
— Заболел, кисонька!
Фельдшер попыталась одернуть Сыча:
— Вы не больны, вы пьяны! Идите проспитесь и никогда больше не называйте меня кисонькой!
Сычев расхохотался:
— Кто пьян? Я? Ты еще меня пьяным не видела! Я стакан принял чисто потому, что извела меня болезнь. Сил никаких нет!
— Что ж это за болезнь такая?
— Душевная, сестричка! От любви сгораю!
Надежда потребовала:
— Немедленно покиньте медицинский пункт.
— Да что ты? Недотрога, да? Ты, дура, Толика Сычева не знаешь. Будь поласковей, и я покажу тебе, что такое настоящий мужик. Потом сама бегать за мной будешь!
Николай почувствовал запах дыма, и тут же Надя возмущенно воскликнула:
— Кто позволил вам курить здесь?
Пьяный Сычев вновь рассмеялся:
— А я, кисонька, ни в чьем дозволении не нуждаюсь! Пойдем-ка лучше в кабинетик твой, на кушеточку, побалуемся!
Послышался скрежет засова. Сычев, видимо, закрыл дверь.
Надежда воскликнула:
— Что вы делаете?
— Трахнуть тебя хочу, дура! Или ты думала целкой в деревне остаться?
— Я буду кричать!
— Ха! Кричи сколько влезет. А ну-ка, что у нас за сиськи?
— Оставь, придурок!
— Не дождешься! Ты кричи, кричи, скоро стонать от удовольствия будешь!
Послышался шум борьбы. Николай отбросил топор, вышел из процедурной. В прихожей никого не было. Рванулся в кабинет. Сычев опрокинул Надежду на кушетку, срывая с нее халат.
Перехватив руку насильника, Горшков рванул ее вверх, заламывая кисть. Прием больной. Тем более проведенный неожиданно, со спины. А Сычев не ожидал нападения. Ему в пьяную башку и мысли не приходило, что в медпункте может оказаться кто-то третий. И не просто посторонний, а сам участковый. Сычев взвыл от боли, отпустив фельдшера. Надя вскочила с кушетки, поправила халатик, хорошо, бугай не сорвал пуговицы. Горшков же, развернув согнутую пополам руку Сычева, влепил того в стену. От удара лоб неудавшегося насильника покраснел. Стало ясно, вскоре на месте покраснения вздуется приличная шишка. Перестав выть, Сычев только сейчас сообразил, кто так легко справился с ним. Проговорил ставшим неожиданно трезвым голосом:
— Колян, ты?..
— Я, Сыч, я! Ну что, Толик, доигрался? До попытки изнасилования? Давно ты напрашивался на неприятность! Давно! Вот и получил ее!
— Да ты че, Коль? Я… это… я ж… просто так… хотел слегка шугануть девку… нравится она мне, вот, чтобы не выпендривалась, и… решил… шуткануть. Но, матерью клянусь, ничего такого и в мыслях не держал! Насильно не стал бы. Клянусь… Коля!
— Ну и как, шуганул? Да ты окурок подбери, тебе ж сказали, здесь курить запрещено.
Во время борьбы с девушкой Сычев не выпускал изо рта папиросы, и выпала она тогда, когда его руку заломил участковый. Сыч качнулся, поднял потухший окурок, засунул его в карман брюк.
Николай повернулся к фельдшеру, спросил:
— Как ты, Надя?
— Ничего! Не ожидала, что случится вот так!
— Напрасно. У нас народ хоть и хороший, но не без дебилов типа Сыча. Надо быть внимательной, осторожной. А лезет в открытую, не отмахиваться бесполезно, а скальпель схватить да по роже полоснуть. Чтобы в себя пришел! — Участковый повернулся к Сычеву: — Я правильно говорю, Толик?
— Ну зачем же скальпелем да по роже? Так изувечить можно.
— А изнасиловать беззащитную девушку — не изуродовать ее? От скальпеля шрам на физиономии останется, а от насилия — на сердце, на душе, или, придурок, не понимаешь этого? Но все, больше ты концом своим в деревне махать не будешь! И на зоне тоже. Там скорее тебя самого в позу поставят и место у параши определят!
Сыч, заикаясь, проговорил:
— К-какой зоне, Коля? Ты чего?
— Уж не знаю, в какой! В той, в которую тебя суд определит!
— Да ты что, Коль? Мы ж… это…
Николай перебил Сычева:
— Впрочем, Сыч, твою судьбу решать Надежде. Простит она тебя, что ж, ограничимся протоколом с признанием твоим о том, что вытворял здесь, который сейчас в ход пускать не буду, но который усугубит твое положение в случае, если еще раз решишься на подобное. Не простит — в КПЗ, а к вечеру в РОВД. Под следствие! Попробуй договориться с «кисонькой»! Может, простит, хотя я бы не простил.
Лейтенант отпустил Сычева.
Тот подошел к Надежде, залепетал что-то нечленораздельное. Фельдшер не стала его слушать, обращаясь к Горшкову:
— Николай, убери, пожалуйста, от меня этого слизняка, смотреть на него противно!
— Так ты не прощаешь его?
— Да пусть идет на все четыре стороны!
Сыч потянулся к руке Надежды:
— Вот спасибочки, сестричка, век не забуду и больше к тебе ни-ни! Даже не волнуйся! Клянусь!
Фельдшер убрала руку:
— Уйди!
Николай приказал:
— Сыч! Иди сюда!
Сычев подошел к Николаю, тот проговорил:
— А теперь слушай меня! То, что ты Надежду с этого дня за десять метров обходить будешь, это ясно! Предупреждаю тебя о другом. Услышу слухи какие, касающиеся Нади, отделаю так, мать родная не узнает! Еще где-нибудь засветишься… ну об этом мы уже говорили, но напомню, чтобы в кочане засело прочно, — посажу к чертовой бабушке. И еще, дружкам своим передай, вечерами из дома не высовываться, людей не пугать. Поймаю кого, приму меры. И с завтрашнего дня всем в кооператив. Работать, пока есть она, эта работа! Ты меня хорошо понял?
— Да, да, конечно, Коль!
— Тогда вали к Администрации и жди меня там! Признание писать будешь! И жди, Сыч, пока не приду. Час, два, три, без разницы. Вернусь, увижу, что испарился, найду и пинками в КПЗ отправлю. Потом по этапу в райотдел. Это понял?
Сыч закивал, на лбу у него, как и предполагал Колян, стала проявляться шишка.
— Понял! Дождусь. Напишу, что надо, коль обещаешь отпустить.
— Пошел вон!
Сычев метнулся к выходу.
Николай взглянул на фельдшера:
— Вот такие дела, Надя! Но ты его не бойся. Больше он к тебе не сунется. Больше к тебе приставать вообще никто не будет!
Надя улыбнулась:
— Ловко ты его!
Николай махнул рукой:
— Ерунда! Однако пойду, доделаю шкаф. А потом ты расскажешь мне, почему все же оказалась у нас на деревне. Договорились?
— Договорились. А Сыч этот, что, так и будет ждать, когда ты освободишься?
— А куда он денется? И ждать будет, и писать о том, что вытворял, будет! Он меня знает! Слов на ветер не бросаю! Ну пошел я обратно в процедурную.
— Спасибо тебе!
— Да ладно! Это ж моя обязанность защищать людей от подонков. И не только служебная.
Николай развернулся и пошел в процедурную.
Надежда проводила его теплым взглядом. Несмотря на пьяную выходку Сычева, на душе у девушки стало отчего-то светло и радостно. И объяснения этому она не находила. Да и не искала, понимая, что Горшков ей небезразличен, если не сказать больше. К тому же впервые девушка почувствовала себя защищенной. А защита ей была необходима. О чем Николай еще не знал.
Горшков, навесив шкаф и убрав инструмент, вышел в приемный покой с кулем мусора. Надежда находилась тут же. Николай кивнул на процедурную:
— Вот и порядок!
Увидев куль, девушка воскликнула:
— Зачем же вы прибирались? Я бы и сама!
— Да ладно, делов-то, пару раз веником махнуть.
Фельдшер одобрительно посмотрела на участкового:
— Знаете, я представляла вас этаким суперменом, холодным, неприступным, а вы… ты, извини, обычный!
Николай заметил:
— Это только в кино героев представляют суперменами. Плеваться хочется, когда смотришь по «ящику» какой-нибудь боевик, без разницы, зарубежный или наш. Показывают спецов с оружием, в котором никогда патроны не кончаются. Или взять драки, рукопашный бой. Метелят друг друга так, что в реальности после первых ударов должны были бы ласты склеить, а им хоть бы что! Фуфло. Так что, Надя, все эти сказки про суперменов обычное, низкопробное фуфло!
Надежда не стала спорить:
— Тебе видней! Ты ж все это прошел не в фильме, а в жизни.
— Вот именно! Слушай, а что ты, скажем, вечером делаешь?
Девушка улыбнулась:
— Ты не слишком торопишься, Коля?
— А чего тянуть? Если свободна, могли бы погулять.
— К сожалению, сегодня я не свободна.
Николай нахмурился:
— Могу знать, почему?
— Конечно! Дядя с тетей должны приехать!
— А! — В голосе Горшкова прозвучало облегчение. А он подумал, впрочем, сейчас уже неважно, о чем он сдуру подумал. Показал на куль: — Вынесу, потом, как обещала, расскажешь о причинах твоего прибытия сюда.
Горшков вынес мусор за здание, бросил куль в канаву. От Администрации его окликнул сидящий на бревне Сычев:
— Колян?! Лейтенант?! Долго еще мне париться здесь?
— Ожил? Сказано — жди, значит, жди!
Горшков зашел за медицинский пункт, закурил. Наконец он мог перекурить. Мысли одна за другой лезли в голову. Со службой непонятка, с Комаровым тоже мутняк, а теперь вот Надя. Николай невольно улыбнулся. Надя. Она нравилась ему, но как ухаживать за девушкой, Колян совершенно не знал. Надо с Тихонком посоветоваться. Тот женатый, значит, знает толк в этом деле. А сейчас следует послушать историю фельдшера. Интуиция подсказывала участковому, не просто так уехала из райцентра молодая, красивая девушка. Уехала в деревню, словно скрывшись от кого-то. Было у Николая и предчувствие, что одним рассказом эта история не закончится и будет иметь продолжение. Только в чем выразится это продолжение? Вопрос, на который ответа он знать не мог.
Вернувшись в медицинский пункт, застал Надежду в кабинете. Она сидела за столом, о чем-то напряженно думая, но сразу же улыбнулась при виде лейтенанта. Хотя было заметно, что улыбка эта показная.
Николай присел в кресло:
— Я готов выслушать тебя, Надя. Но если ты не желаешь говорить, то я не настаиваю. Может, в другой раз? А то, гляжу, тяжело тебе дается решение начать рассказ.
Девушка отрицательно покачала головой:
— Нет! Лучше сейчас и все сразу. Чтобы потом не было недоразумений!
И она начала рассказывать. Родилась в Кантарске, училась. Поступила в медицинское училище в Переславле. Отучилась два года. И вот перед самым окончанием учебного заведения произошел случай, повлиявший на всю ее дальнейшую судьбу. Вместе с Надей училась разбитная девица Ксения. Даже скорее не училась, а словно срок отбывала. Занятия прогуливала, предметы не учила. Почему ее держали в училище, неизвестно. Но к Наде относилась хорошо. Однажды пригласила ее на озеро, отдохнуть в компании, как объяснила Ксюша, студентов Политехнического университета. Надежда согласилась, да и с чего отказываться? Лето стояло жаркое, экзамены почти сданы, чего в городе торчать? В общем, согласилась. Утром собралась и вышла из общежития. Ксения уже ждала ее. Встретились, поздоровались, тут и машина подъехала, большая, черная, иностранная. В ней двое молодых парней, ну никак не похожих на студентов, но не будешь же уточнять, требовать студенческие билеты? За рулем сидел крепыш, с обритой головой, его и дружок, и Ксения называли Лысым. Дружка же — Левой. То ли это было имя, то ли кличка, неизвестно. Сели в машину, познакомились. Водитель не имел ничего против, чтобы его называли Лысый. Он сразу как-то похотливо подмигнул Ксении. Но это действительно могло только показаться. По пути заехали в супермаркет, ребята купили вино, водку, фрукты, воды газированной, и Лысый повел машину дальше, но не в сторону озера, что на окраине города, а к мосту через реку. Надя спросила: куда едем? Лысый ответил, усмехаясь: в одно уютное местечко на берегу лесного водоема, где никто не помешает расслабиться. А здесь, в городе, мол, лягушатник. Купаться тут — только заразу цеплять. Девушка почувствовала фальшь в словах Лысого, но рядом Ксюша, подруга, Лева, который выглядел вполне добропорядочным юношей. И потом, сделать-то она ничего не могла. Не выпрыгивать же из машины, несущейся со скоростью не менее 100 километров в час? Хотя если бы знать, что последует дальше, на берегу лесного озера, то, наверное, Надя все же решилась бы выпрыгнуть. Но она ничего не знала. Между тем удалились от города километров на тридцать, затем свернули с шоссе в лес. Выехали на поляну перед самым водоемом. Было заметно, что люди сюда почти не наведываются, хотя и берег песчаный, и сама поляна удобная, и лес вокруг смешанный, красивый и совсем не страшный. Лысый поставил машину между кустов. И только тогда Надя узнала, что зовут его Андреем. Так его окликнул Лева, всего один раз, но Надя Курикина услышала.
Вышли из машины, ребята разложили на поляне одеяла, на одном из которых выставили спиртное с закуской. Ксения предложила искупаться. Девушки разделись и вошли в воду. Отплыли недалеко. Ксюша поинтересовалась, как Наде компания? Та ответила, что если честно, то она от парней не в восторге. Подруга как-то заговорщически усмехнулась и сказала, мол, скоро изменишь свое мнение. Когда вышли на берег, вещей своих не обнаружили. Но Лысый сказал, что положил их в машину. Ребята тоже разделись до плавок. Они быстро ополоснулись, и компания устроилась возле одеяла со спиртным. Далее Лысый, Лева и Ксения пили и водку, и вино, Надя же только пригубила немного сухого. А потом, потом… произошло то, чего никак не ожидала Надя! Парни и Ксюша, как сговорившись, да так оно, наверное, и было, вдруг сбросили с себя купальные костюмы, оставшись голыми, совершенно голыми. Ксения хищно взглянула на Надежду — а ты чего сидишь как неприкаянная, раздевайся, трахаться будем! Парни засмеялись, они были возбуждены. Надежда растерялась. Но на нее навалились ребята, сорвали купальник, отвели руки и вцепились зубами в соски. Здесь Надежда, слегка покраснев, проговорила:
— Извини за подробности, может, об этом не надо говорить? Стыдно!
Николай, уже в принципе знавший, чем продолжится рассказ, сказал:
— Ничего! Не волнуйся, тебе необходимо выговориться, а меня не стесняйся, я и не о таком слышал.
Надежда вздохнула:
— Ну, ладно!
Ребята вцепились зубами в ее соски, а Ксения, что явилось полнейшей неожиданностью, с силой развела Наде ноги, уткнувшись лицом в интимное место. Для невинной девушки это было так дико, что она какое-то время находилась в каком-то ступоре. И пришла в себя только тогда, когда Лысый, оторвавшись от груди, проговорил:
— Ну, как тебе отдых, девочка? Правда, неплохо? Ксюша мастерица своего дела. Ты только не напрягайся, скоро выть от наслаждения будешь! А потом мы тебя с Левой на пару дернем. Одновременно! Ты никогда не забудешь этот день. Ведь тебе приятно, правда?
И откуда только силы взялись, изловчилась Надя, вывернулась из-под парней, заехав «подруге» коленом в нос. Такой прыти от миниатюрной и слабой с виду девушки извращенцы не ожидали. А Надежда, как была голой, так и прыгнула в воду и что есть силы поплыла через озеро. Оно было большим, но Надя не чувствовала усталости. Отвращение и страх придавали ей силы. Девушку попытались вплавь догнать парни, она слышала всплески сзади. Но погоня быстро прекратилась. Видимо, Лысый и Лева просто устали. Надежда же переплыла водоем и выбралась на берег. Больше всего она опасалась, что насильники, используя машину, объедут озеро, и тогда ей придется вновь плыть, а сил не осталось. Но машина не тронулась места. А Надя пошла в лес, совершенно не зная, в какую сторону идти. Шла, пока не стемнело. И девушка поняла, что заблудилась. Стало прохладно, тело облепили комары, от которых кроме веток и защититься было нечем. Она остановилась, села под куст и заплакала.
Николай прервал рассказ фельдшера:
— Надя, может, дальше не надо? Сегодня, по крайней мере, а то у тебя и сейчас глаза в слезах!
— Нет, Коля, если рассказывать, то все до конца.
— Что ж, дело твое! Я слушаю!
— Поплакала я, надо вставать, стало холодно, и комарье достало вконец. Куда идти? Не знаю. Пошла наугад. Прошла с километр — родник. От него тропа, тропа вывела к старому дому. В окне свет от керосиновой лампы. Значит, там кто-то есть. Но как зайти? Я же совершенно голая. Впрочем, тогда не до стыда было. Подошла к избушке, постучала в дверь. Открыл ее старик. Смотрит на меня и понять ничего не может. Пока он дверь-то передо мной не захлопнул, я ему быстренько и рассказала про свою беду. Он провел в дом, дал одежду. Брюки с рубашкой. Накормил, спать уложил. А утром приехал его внук. Оказывается, к домику дорога подходит, которую я не разглядела. Сергей, внук деда Макара, так звали старика, привез меня в Переславль, к общежитию. Я вещи быстро собрала, и к нему. То есть домой к Сергею и жене его Алле. Потом сдала последний экзамен, получила диплом и в Кантарск! Домой!
Николай спросил:
— Ублюдков, что затащили тебя к лесному озеру, больше не видела?
— В городе нет. И когда экзамен сдавала, диплом получала, уезжала. Ксения пропала, козлы те не появлялись. Уехала свободно. Думала, на этом все кончится. Не тут-то было. Недели две прошло, дядя пригласил на работу в больницу. Утром из дома вышла и обомлела. Во дворе стоит черная машина, а около нее Лысый с Левой. И оба ухмыляются. Спрашивают: что, девонька, решила, все позади? Ошибаешься. Все у нас только начинается. Оказывается, понравилась я им. Особенно Лысому, а они если чего хотят, то того добиваются. Поэтому и нашли меня. Предложили по-хорошему поехать с ними. Иначе, мол, так изувечат, на всю жизнь калекой останусь. Я — домой. Позвонила в милицию. Приехал наряд, а бандитов нет. Уехали. Слушать меня никто не стал, штраф выписали за ложный вызов. Ну я и решила сюда уехать.
Николай спросил:
— Считаешь, они тебя здесь не найдут?
— Но вот до сих пор не объявились. Правда, в Кантарске их тоже не видели. Может, милиции испугались?
Горшков усмехнулся:
— Такие если и пугаются, то ненадолго!
Надя испуганно посмотрела на Николая:
— Думаешь, найдут?
— Думаю, да! Ты здесь, как я понимаю, одна живешь?
— Да, на втором этаже жилая комната.
— Телефон есть?
— Есть. Междугородний и сотовый.
— Это хорошо! Что ж! Встретим твоих «ухажеров», коли надумают сюда сунуться. Хлебом-солью встретим. Ты вот что, мой номер в память своего мобильника забей.
Николай продиктовал цифры:
— Это на всякий случай! Вдруг ночью объявятся? Тогда сразу звони мне, я живу недалеко, через минуту буду! А вообще, надо бы их в городе прищучить! Но это из райотдела. Номер машины запомнила?
— Точно нет, что-то 732 или 752. А буквы К, а после цифр ТУ. ТУК получается.
— Ясненько! С этим договорились. А вот с вечером нет. Родственники-то надолго приезжают?
— Да нет, переночуют и уедут! Если еще приедут!
— Так завтра ты свободна будешь?
— В принципе да!
— Тогда я вечерком загляну?
— Что ж, заходи. А куда пойдем?
— Да хоть к реке! Места здесь много!
— Хорошо. Во сколько зайдешь?
— Как скажешь?
Девушка, подумав, ответила:
— Давай в восемь часов. Стемнеет как раз, меньше глаз увидит!
Николай усмехнулся:
— Давай в восемь. Ну, пока, сестричка? Пойду с Сычом поработаю, а то заждался, урод!
— Ты его больше бить не будешь?
— А что, следует ввалить? Так это элементарно!
Николай вышел из медпункта. Подошел к Сычеву, который поднялся с бревна. Горшков спросил:
— Оклемался?
— Оклемаешься тут!
— О предупреждении помнишь?
— Помню!
— Тогда проваливай отсюда, да побыстрее!
Сычев удивился:
— А это… бумагу, че, писать не будем?
— Хочешь, напишем!
— Не-е, я не хочу!
— Тогда скрылся, пока я добрый!
Сычев развернулся, перепрыгнул через бревно и во все лопатки припустил по деревенской улице.
Николай вернулся домой. На душе было светло и тепло.
Его встретил отец:
— Ну наконец-то! Пойдем выпьем!
— Нет, не буду, батя!
— Что за хворь приключилась?
— Любовь!
Брови Ивана Степановича поползли вверх:
— Чего?
Колян хлопнул слегка отца по плечу:
— Любовь, говорю, батя, чего ж тут непонятного?
— И кто ж это такая, что зацепила тебя?
— Фельдшер новая!
— Эта дюймовочка, что недавно прикатила? Колян! Она ж еще ребенок! Родить не сможет! Мы с матерью гутарили насчет этого, тебе бы Ольга Стукачева подошла, племянница Каркуши. Девка справная, хозяйственная, негулящая. Не красавица, конечно, и с глупинкой, чего уж тут говорить, раз безвылазно в хате сидит и на мужиков внимания не обращает, так это даже хорошо! А то будет, как твоя мамаша, пилить почем зря!
Николай взглянул на отца:
— Ну пилит она тебя не почем зря, а по делу! А вот невест мне искать не надо! Сам найду. Нашел уже, если, конечно, все сложится.
Отец потер лоб:
— У тебя сложится. Да и мы не будем против, но уж больно мелковата она, Коль?
— Все! Разговор окончен! А где мать-то?
— К соседям пошла. А что, нужна?
— Нет. Так спросил. Пойду прилягу, почитаю. Матери о фельдшерице ни слова. Надо, сам скажу! Когда время придет.
Николай отправился в свою комнату, не предполагая, что весьма кстати зашел сегодня в медпункт и что уже нынешней ночью ему придется встретиться с теми, от кого скрывалась беззащитная девушка, как-то незаметно и быстро ставшая Николаю небезразличной.
За книгой Горшков уснул. Проснулся, когда часы пробили десять вечера. Николай чертыхнулся. И надо ж было уснуть. Теперь бессонная ночь обеспечена! Пойти, что ли, до Тихонка дойти? Да вроде уже и поздно! Придется в «ящик» пялиться. Николай вышел в гостиную, или горницу. Мать в углу что-то вязала. По храпу, доносившемуся из спальни родителей, стало ясно — отец прилично выпил и вырубился.
Анастасия Петровна спросила:
— Что-то ты стал днем спать! Раньше такого не было.
— Раньше много чего не было!
— Ужинать будешь?
Николай почувствовал голод.
— Буду!
— Идем на кухню. Картошка еще, наверное, не остыла.
Окно горницы через шторы вдруг осветили лучи мощных автомобильных фар. На мгновение. И вновь темнота. Но эти лучи означали, что в деревне объявилась какая-то машина. Глава Администрации на «Волге» прикатил? Но он обычно, наоборот, уезжает на ночь в район, к семье. Наверное, к кому-то гости пожаловали. О Лысом и Леве участковый даже не подумал. Сел за стол. Мать встала у плиты, накладывая нехитрую пищу из сковороды в тарелку. Тут заиграла мелодия на сотовом Николая. Тихон, что ли, звонит? Наступили времена. У полдеревни мобильники. Прогресс. Поднявшись, Колян вернулся в гостиную, где на журнальном столике вовсю заливался его телефон. Включил аппарат. И услышал испуганный голос Нади:
— Коля! Они приехали! Лысый с Левой здесь. Стучат в дверь!
Николай сориентировался быстро:
— Родственники не объявились?
— Нет!
— Не открывай парням! Будь в комнате.
Быстро набросив на себя куртку, засунув отключенный мобильник в карман и прихватив шило, которое использовал отец, занимаясь всякими поделками, Николай выбежал во двор. Мать вдогонку удивленно воскликнула:
— Ты куда, Коля?
Не ответил, потому как побежал к церкви.
Черный «БМВ» он увидел сразу. Лимузин стоял рядом с медпунктом, дверь в который была распахнута. Черт! Видимо, бандиты настроены агрессивно, выбили дверь. И засов не помог. Значит, надо спешить! Лейтенант подбежал к «БМВ», быстро проколол задние колеса и рванулся в дверной проем медицинского пункта. В прихожей, или приемном покое, остановился. Услышал сверху крик Нади:
— Не подходи ко мне, тварь!
В ответ неестественный смех. От сердца отлегло. Отморозки еще не причинили вреда девушке, иначе сверху звуки доносились бы другие.
Колян взлетел по лестнице и ворвался в комнату. Девушка стояла в углу, держа в руке нож, перед ней, спиной к Николаю, два крепких на вид парня. Один из них лысый. Они услышали посторонний звук и как по команде повернулись. Колян действовал молниеносно. Первый удар кулаком он нанес Лысому. Удар в челюсть, и тут же, сделав полуоборот, перенеся вес тела на левую руку, правой врезал подельнику Лысого, Льву, в солнечное сплетение. Первый бандит, опрокидывая стол, рухнул без чувств прямо перед вскрикнувшей Надеждой. Второй, охнув, осел на корточки. Удар по голове лишил и его сознания.
Горшков взглянул на Надежду:
— Испугалась?
Бросив нож, девушка бросилась к Николаю, повиснув у него на шее. Она не сказала ни слова, но и без слов все было понятно. Однако надо заканчивать с бандитами. Горшков аккуратно отстранил от себя девушку, усадил в кресло. Сам, сняв брючные ремни отморозков, связал ими их же сведенные назад руки и перетащил тела в угол. Затем достал сотовый телефон, набрал номер:
— Головко?
— Да! Колян, ты, что ли?
— Добраться до Семенихи срочно найдешь на чем?
— А что случилось?
— То, что если приедешь, то оформишь задержание двух бандитов, которые ворвались в медпункт и попытались изнасиловать местную фельдшерицу. Думаю, начальство оценит твой мужественный поступок.
Старшина бросил:
— Через час буду в медпункте!
Степан мгновенно просчитал ситуацию. Горшков отдал ему задержанных бандитов, а это значит, что их взял старшина, оказавшийся на вверенном участке в нужном месте и в нужное время. Колян почему-то светиться не хочет. А для Головко это задержание плюс большой. Поэтому он поднял соседа и на его машине рванул в Семениху, предвкушая то, как доставит бандюков в отдел и как новый начальник отблагодарит его за бдительную службу. То, что Колян задержал, кого надо, Головко не сомневался. Как не сомневался старшина, что Горшков и поможет оформить все как надо, и свидетелей при необходимости найдет, и показания нужные обеспечит, и понятых соберет, скольких надо. Николай всегда работал «чисто». Даже Комаров, ставший исполняющим обязанности губернатора области, ничего не мог против Коляна сделать. Сам отмазался, да, а вот Николая тронуть не посмел. А почему? Да потому, что Горшкова голыми руками не взять. Отобьется. Еще и проблемы нарисует, которых Комаров просчитать не в состоянии.
К медпункту «девятка» со старшиной Головко подъехала в 23.55. Выйдя из салона, Степан, достав на всякий случай из кобуры пистолет, направился в здание семенихинского медицинского пункта.
