Рустам подъехал к дому Артура со стороны пустыря. Не выходя из машины, осмотрелся, перекурив. И, убедившись, что никого поблизости нет, покинул салон. Зашел в дом. Хозяин оказался на месте. Он спросил:

— Как дела, Рустам?

Чеченец ответил:

— Все нормально! По крайней мере, ничего неординарного не ожидается. Кроме того, что этой ночью предстоит сделать нам с тобой!

Артур удивился:

— Что такого неординарного должны сделать мы с тобой?

Рустам безразлично произнес:

— Завалить одного козла!

Удивление Артура возросло.

— Завалить? Но… ты сам говорил, что здесь надо работать предельно осторожно и аккуратно?

— Я и сейчас готов повторить это, но как ты считаешь, Артур, мы можем допустить, чтобы наше общее дело было поставлено под угрозу?

Рустам внимательно посмотрел на помощника:

— Ты хорошо знаешь прапорщика Детруна?

— Не особо, можно сказать, не знаю. В курсе, что он под Грабовым и при деле, в доле.

— Вот именно, ты плохо знаешь этого Детруна.

— А ты его знаешь лучше?

— Этот прапорок воевал в Чечне. И большей частью против мирных жителей, воевал неплохо, награды, сука, имеет. Он ненавидит нас, Артур! Да, служит делу, но до поры до времени. Детрун в любой момент может сдать всех, участвующих в транзите. Представляешь, если он решится на это, когда прибудет главная партия? И потом, мы просто обязаны отомстить за земляков. Он должен сдохнуть, а значит, сдохнет. И завалим его мы с тобой! Граб говорил, ты знаешь, где он живет.

Артур утвердительно кивнул:

— На ближней окраине Осиновска, недалеко отсюда. У него собственный дом. Живет с семьей. Женой и дочерью. Но они вроде как уехали на время куда-то.

— Верно. Сейчас Детрун холостует. Что облегчает нам задачу. А задача такова –  завалить прапора таким образом, чтобы его смерть выглядела результатом несчастного случая. Нам долгие ментовские разборки и следствие не нужны. Сделаем все просто. У прапора не проведен природный газ, и он пользуется привозным, баллонным. А сколько раз ты слышал по «ящику», что то в одном, то в другом месте эти баллоны взрываются?

Артур почесал затылок:

— Я, кажется, начинаю понимать тебя!

— Молодец! Эти баллоны рвут так, что целые здания обваливаются. А уж дом Детруна разнесет на куски, если, конечно, все сделать с умом. От самого же прапора останется черная головешка. Как думаешь, в случае взрыва и пожара менты начнут раздувать дело или спишут все, в том числе и смерть прапорка, на несчастный случай?

— Скорее всего, спишут на несчастный случай. Зачем им очередной «глухарь»?

— Не скорей всего, а точно спишут смерть Детруна на взрыв.

Артур кивнул, спросив:

— Когда пойдем на дело?

Рустам ответил:

— В полночь и пойдем! Самое время для дел темных. Да и дом успеет разгореться, пока местная пожарная команда сообразит, что надо делать. Люди ночью привыкли спать. Пожарники тоже!

— А не вызовет смерть подчиненного осложнений по службе у Грабова? Ведь армейцы, кроме ментов, наверняка пришлют сюда свою комиссию?

— Ну и что? Ты не знаешь, что представляют собой эти комиссии? Хорошая банька, пойло, бабы, подарки, и комиссия увезет отсюда такое заключение, какое напишет сам Грабов.

— Ты все продумал!

— Для этого я и прибыл сюда!

— Значит, в полночь?

— Да! Сейчас перекусим и спать!

Отпросившись у командира, прапорщик Детрун тут же, поставив «УАЗ» в парк боевых машин, на своей «семерке» поехал в Осиновск. Но не к дому, а к парикмахерской в центр поселка. Она, как обычно, в это время пустовала.

Прапорщик уселся в кресло перед зеркалом.

Из подсобки вышла полная женщина лет тридцати. Тонкое кольцо на безымянном пальце ее левой руки указывало на то, что женщина была разведенной. Увидев прапорщика, расплылась в улыбке:

— Ба! Какие люди, и без охраны! Давненько не заглядывал, Гришок! Или бабенку постройней нашел? А может, решил примерным мужем стать? Только со шлангой твоей это вряд ли получится. Как стричься будем, хахалек ты мой пропащий?

Прапорщик положил руку на ляжку парикмахерши, медленно поднял ее до полной, упругой ягодицы, задирая форменный халат женщины:

— Я, Ленок, не стричься пришел!

Парикмахерша, и не подумав убрать руку кавалера, спросила:

— Тогда для чего? Уж не трахнуться ли прямо здесь, в парикмахерской? В кресле! Вот только удобно ли будет?

— Нет, дорогуша! Трахаться в кресле не будем. А вот вечерком, как стемнеет, приходи. Дорогу еще не забыла?

— Как забыть? Помню! Все помню. И ласки твои тоже в семейной спальне. Только куда жену денешь, дорогой?

Прапорщик, хлопнув парикмахершу по выпуклому широкому заду, поднялся:

— Уехала жена с дочерью. К родителям своим! Так что оторвемся по полной! И сегодня, и завтра, и… короче, буду ждать! Придешь?

— Ну о чем ты спрашиваешь? Конечно.

— Шампанского взять, винища какого, водки? Или самогонкой обойдемся? У меня первачок почище и полегче спирта!

Лена, как назвал прапорщик парикмахершу, расстегнув пуговицы рубашки, провела пухлой рукой по волосам груди Детруна:

— Самогоночкой обойдемся, Гриша. И без резинок!

— Да? А трепака не поймаю? Люди поговаривают, ты как-то с одним черным из приезжих недавно в баньке кувыркалась.

Парикмахерша надула и без того толстые, ярко накрашенные губы:

— Фу, какая гадость! Я и с черным? Врут все! Потому как –  завидуют. Им с муженьками, у которых от пьянки встает раз в неделю, жить приходится, а я птица вольная, ко мне мужики стоящие клеятся. Но не подумай ничего, Гриша. Отшиваю! Ты лучше всех. После тебя никакого члена не захочешь. Умеешь продрать так, что потом враскоряк ходишь. Насчет этого тебе в поселке равного нету! Иначе стала бы я ждать, когда позовешь? Вот еще развелся бы со своей шпалой, эх зажили бы!

— Ну ты это! Говори, говори, да не заговаривайся! Семья –  святое.

— А я так себе?

— Хорош базарить! Короче, потемну жду!

Прапорщик вышел из парикмахерской. Увидел двух пожилых женщин. Те захихикали, заметив Детруна. Прапор сплюнул.

«Тьфу, бля, теперь разговор, что был у Ленки, по всему поселку пойдет! А впрочем, и хрен с ним. Жена, Зойка, и так знает, что я не дурак подвернувшуюся телку трахнуть. И про отношения с парикмахершей знает. Да толку-то? Что она может сделать? Ничего! Кроме как навсегда свалить с дочерью к предкам. И пусть валит, потеря небольшая».

Сзади его окликнул хриплый голос.

Прапорщик обернулся, увидел пропитую физиономию соседа Федьки.

— Ленка, что ль, от ворот поворот дала?

— Тебе какое дело?

— Как какое, Георгич? Ты мне сосед, аль как? Ты мне как брат, я за тебя… только скажи! Вот и беспокоюсь. Бабы –  суки. Такую подлянку подкинуть могут… Мне же, Гриша, бабы эти тапереча и на хер не нужны. Как и я им.

— Что? Нестояк?

Сосед утвердительно кивнул.

— И давно?

— Да уж неделю! Да, ровно неделю. Пошли со своей в баню, ну она по привычке в позу. Любила, стерва, на полках, да с жарком. А чтобы все ништяк прошло, стакан мне перед этим делом выделяла. Ну, я лобастый заглотил и к женушке. За задницу схватился, хотел всадить, а… перец-то на полшестого. Сначала не понял. Дрюканул. Без толку. Жена тоже не поймет. Давай подымать! Уж чего она только не делала. Хрен в грызло. Не встал агрегат. Ну, она мне устроила! Допился, мол. Тапереча ни грамма, пока не восстановлюсь. Ага! Дурака нашла. Я-то сразу въехал: раз упал, то кранты, уже не поднять, это она еще на что-то надеялась. Теперь не надеется. Мне Колюха с пожарки сказал, мол, видел, как моя с их начальником в кустах раком. А мне плевать. Уйдет, наверное! Че ей с импотентом, да еще алкашом маяться?

Федька вздохнул:

— Вот такая у меня беда, Георгич. Одно остается, жрать самогон! Больше радости в жизни не осталось. Хорошо, когда литруха под рукой. Тогда все по херу, а по утрам, да спросонья, как сейчас, на белый свет глядеть неохота. А надо. Хоть глоток найти, иначе…

Прапорщик остановил соседа:

— Так тебе выжрать надо?

Федька закивал головой, с которой свисали свалявшиеся лохмотья немытых, когда-то шикарных волос:

— Вопрос жизни и смерти! Выручишь? Полпоселка обошел, ни один пидор копейки не дал. И не налил. Правильные все, козлы! Один я такой! Повеситься, что ли?

Детруну вдруг стало жаль Федьку, которого знал давно. Тот всегда называл прапорщика Георгичем, хотя был младше всего на три года. Представил Детрун и жену Федьки. Такую же пышную, как и Ленка, Машку. Значит, она с пожарником схлестнулась? А неплохо бы ее приголубить в баньке! Но для этого надо Федьку ублажить. Самогона хватит, а соседу более ничего и не надо, раз утерял мужские качества. Но по трезвяни Машка от него вряд ли в открытую загуляет. По пьяни совсем другое дело. Да, сегодня –  Ленка, а завтра следует к Маше подкатить. Аккуратненько прощупать, как она насчет того самого. Согласится –  хорошо, нет –  Ленка есть!

Детрун любил женщин. Как и они его. А вот женился на больной, тощей Зойке. Хотя не только болезнь иссушила ее. Помог еще и он своими гулянками. Но такова доля бабья! Ничего не поделаешь. Детрун ее не гонит, но и менять свои привычки не собирается. Дочь от этого страдает? Пустое! Да и что такое дочь? Ребенок, конечно, поначалу. А потом выйдет замуж –  только и видели ее! Молодежь сейчас какая? С гонором, с понтами! Это хорошо, если замуж выйдет и съедет к муженьку. Тогда и помочь можно. А если по рукам пойдет? Но нет, не пойдет. Детрун не допустит. По крайней мере, в поселке. А захочет рвануть в Москву, держать не станет. Пусть. Может, в отличие от других и найдет какого-нибудь полудурка с толстым кошельком.

Детрун не любил свою семью. Он вообще, кроме себя и денег, никого и ничего не любил. Да, воевал, что еще больше озлобило его. Но как раз на войне он и понял, что все эти побрякушки типа орденов да медалей –  шалость. Деньги главное! С ними ты –  человек. И понял это Детрун, когда в составе спецгруппы проводил зачистку в одном из богатых домов крупного чеченского села. Группа разделилась, и Детруну с напарником достался этот дом. Мужчин в нем, кроме старика да пары пацанов десяти-двенадцати лет, не было. Только бабы, шестеро. И сундук в большой комнате. Как они встали возле этого сундука! Словно сторожевые псины! Пришлось разогнать прикладом. В сундуке оказались драгоценные украшения и… деньги. Как сейчас прапорщик помнит, десять пачек по десять тысяч долларов. Все с напарником забрали. Бабы и старик шум подняли. Детрун уж хотел их всех разом, одной гранатой. Но тут как раз чечены из «зеленки» поперли. Пришлось группе оборону возле мечети занимать. Напарник знал, что Детрун забрал из дома старика и женщин, подмигивал, справедливо рассчитывая на честный дележ. Да рано радовался. Пуля ему в висок попала. Во время очередной атаки боевиков. Вот только странно, что пуля попала в висок, а не в лоб! Для других потом странно было, но не для прапора, потому как это он всадил пулю в башку напарника.

Тогда Детруну крупно повезло. Командир группы, видя, что подразделение долго не продержится, вызвал на селение огонь артиллерии. Те и ударили в основном по «зеленке», отогнав уцелевших в огненном аду чеченов, но один снаряд попал как раз в тот дом, где поживился Детрун. Потом, когда подмога подошла, осмотрели хату. Всех, кто в нем был, разнесло в клочья. Что ж поделать, на войне и не такое бывает. Короче, Детрун и «бабки» с золотишком неплохо сорвал, спрятав в вещмешке до прибытия на базу, и от свидетелей избавился, точнее, избавился он от напарника, дабы не делиться награбленным, а уж семью чеченскую на случай списали. Да еще прапор за тот бой орден Мужества получил, как и все, оставшиеся в живых из спецгруппы.

А потом командировка закончилась, и он с добычей благополучно вернулся обратно в часть, в Осиновск, где его еще и медаль ждала за образцовое исполнение воинского долга. Героем, короче, вернулся. И человеком для поселка богатым. Но ни деньги не тратил, ни золото не сдавал. До сих пор в тайнике лежат. Ждут своего часа. К ним прибавились и бабки, что платил Грабов. Через годик, когда контракт закончится, можно, бросив жену с дочерью, укатить куда-нибудь подальше на восток. Да домик двухэтажный где-нибудь за Уралом поднять. Жениться не будет, а вот блядей заведет столько, сколько захочет. На все денег хватит. Человеком жить будет. Только год еще отпахать! Ничего, время летит быстро! А пока поимеем Ленку да соседку попробуем оприходовать. Это в личном плане. В быту же следовало гараж поднять. Черт его дернул стройку затеять. Но раз начал, надо закончить. Мысль о том, что ему сегодня еще надо блоки перетащить, вернула в реальность.

Федор спросил:

— Ты чего задумался-то, Георгич? Нет, с тобой в натуре непорядок! Случилось что серьезное?

Прапорщик взглянул на соседа:

— Со мной порядок, а вот у тебя действительно проблема. Раз о веревке заговорил. Выпить, говоришь, надо?

Федор подтвердил:

— Ага! Край, как надо! Нальешь? У тебя, знаю, есть!

— Я сейчас домой не поеду!

— Жаль!

— Но помочь помогу! Не подыхать же тебе в самом деле.

Прапорщик извлек из лопатника две сотни:

— Держи, Федька! На сегодня тебе хватит?

Федор схватил купюры:

— Да мне этих бабок и на два дня хватит!

— Вот и хорошо! А потом… потом буду дома, заходи, налью! Люди друг другу помогать должны!

— Ну, Георгич, ну… ты, в натуре, человек. Один во всем этом сраном поселке. Не забуду.

И тут же поинтересовался:

— А ты на службу к восьми аль к девяти ездишь?

— Заходи в семь, не прогадаешь, или вечером после шести!

— Не, вечером не получится. В шесть я уже в отрубе, если с утра хоть каплю поймаю. Потом все одно доберу. С миру по нитке, да так, что рогами в землю! Если не против, в семь утра навещать буду! И сделать, если чего надо, но пока не нажрался, а это часов до десяти, сделаю без вопросов!

Прапорщик хитро прищурился:

— А не боишься, что твоя ко мне метнется?

Федор равнодушно махнул рукой:

— Да хер с ней! С тобой ли, с пожарником, с беженцем, мне-то какая разница? Так что на этот счет не загоняйся. Подставится, всади! В обиде не буду!

— Да я пошутил, Федя! Мы ж соседи. Как же такое меж нами возможно?

— Шутишь? А я не шучу! Мне бабы, бля буду, теперь до фонаря. И жена тоже! Ну, ладно, спасибо тебе, добрая душа, побежал я. До магазина! Душа горит, а сердце ноет! Но это до первого стакана. А за базар я, Георгич, отвечаю! Назад слов не беру. Должник я твой тапереча! А ты мужик! Уважаю!

— Давай, беги! Похмеляйся!

Федор скрылся за углом парикмахерской.

Прапорщик подумал:

«День, можно сказать, удачный, если бы не этот гараж. Но нечего болтать. Пора заняться блоками. А там и Ленка подвалит! Первое, что я сделаю, так это заставлю ее при мне подмываться. Это будет нечто!»

Довольный жизнью прапорщик сел в «семерку» и направился к своему дому.

Блоки прапорщик перетащил под навес к семи часам. Еще час ушел на то, чтобы складировать их. В восемь освободился. Принял душ, поужинал. Накрыл в гостиной нехитрый стол. В девять включил телевизор, узнать новости. Сериалы и боевики он не смотрел. Любовные истории его не прельщали. На любовь, как сказал умный человек, надо не со стороны смотреть, ею надо заниматься, что прапорщик и делал по мере возможности. А войну он в реальности видел. Так что видеть бутафорию, особенно американскую, не имел ни малейшего желания. Да и новости его интересовали постольку-поскольку. Больше по привычке. Показывали-то в основном одно и то же. Ну, иногда выбрасывали какую-нибудь сенсацию. То лайнер где-то грохнулся, то теракт кавказцы организовали, то чиновника за взятку взяли. Ну и, естественно, погода!

Программа «Время» закончилась, начало темнеть. Детрун прошел в спальную комнату. Сбросил на кресло покрывало, поправил простыню, подушки. Почувствовал прилив желания. Совсем скоро на этом ложе он будет иметь парикмахершу. Та хоть и полная, но не толстая. А такая крупная, сбитая, ловкая. С прелестями, за которые подержаться одно удовольствие, точно, не жена. С той напряги. Проще меж двух кирпичей кончить, чем с ней мучиться. Ни ноги худые раздвинуть как следует не может, ни подмахнуть. Ее трахаешь, а она –  колода колодой. Глаза закроет да губы сожмет, словно он в ее щель не член вставляет, а дубину. А перевернешь на живот, так вообще желание пропадает. Нет, с ней –  только после стакана, да в полной темноте, чтобы не видеть это тощее тело. Ленка –  другое дело. И Федькина Маша ничего. Помельче Ленки будет, но ядреней. Хотя хрен ее знает, как она на самом деле. Если согласится, тогда и сравнит!

Время до наступления темноты пробежало незаметно. Тихий стук в окошко застал Григория курящего на кухне. Он понял, кто пришел, но раздвинул шторки, выглянул в палисадник. Так и есть, Ленка! Прошел в сени, открыл дверь.

Парикмахерша молча проскользнула мимо прапорщика в гостиную. Закрыв дверь на щеколду, Детрун прошел следом. Если бы он знал, что местная давалка не единственный сегодня гость прапорщика, то закрыл бы на засов не только двери, но и оконные ставни, приготовив переправленный из Чечни короткоствольный автомат «АКСУ-74» с полным магазином, или по связи вызвал бы патруль к дому. Но он прикрыл дверь, как обычно, на щеколду, которую легко можно поднять с обратной стороны. Просунь нож, подними щеколду вверх –  и вход открыт.

Елена встала в центре гостиной, опершись пухлой рукой о край стола, похотливо улыбаясь, глядя на любовника, демонстрируя свой наряд, практически не закрывающий ее прелести. И посмотреть было на что. Сегодня Ленка с чего-то решила почудить. Короткая юбка облегала ее полные ляжки, чуть не до трусов, оставляя полоску белого тела поверх черных, в мелкую сетку чулок. Туфли на длинных шпильках придавали ногам стройность и привлекательность. Светлая майка чуть прикрывала большие и упругие груди. Казалось, тронь их, и соски, длинные, смуглые соски вывалятся наружу. Открыт был и живот. Так что виден пупок. Волосы уложены в пучок, губы накрашены, но не так ярко, как днем. Какой-то коричневой помадой.

Колыхнув задницей, она спросила:

— Ну, как я тебе сегодня, дорогой?

Прапорщик оценил внешний вид любовницы:

— Супер, детка! Но почему именно сегодня ты решила нарядиться проституткой?

— Фу, как грубо! Я старалась, подобрала шмотки, как у одной стервы из модного журнала, что одна проезжая шлюха в парикмахерской оставила, а он недоволен. Было бы лучше, если бы я к тебе в халате и тапочках заявилась?

— Ну, ладно, ладно! Такой ты мне нравишься больше, чем обычно! Сейчас выпьем, закусим, перекурим. После чего разденешься догола и пойдешь в ванную!

Женщина воскликнула:

— Неужели ты думаешь, что, идя к тебе, я не мылась? Час в ванной пролежала. Даже подбрилась. Ты же любишь, когда волосы только на лобке!

Но прапорщик повторил:

— Ты разденешься и пойдешь в ванную. А я посмотрю, как будешь подмываться. И плевать, чистая ты или нет, я хочу посмотреть, как ты будешь подмываться.

— Послушай, Гриша, с каких пор ты стал извращенцем?

— Все! Хорош бакланить. Сделаешь, как я хочу!

Парикмахерша согласилась.

Прапорщик налил два полных стакана первачка, рядом выставил фужеры с минеральной водой. После выпивки и манипуляций Елены в ванной, за которыми, глотая слюну, наблюдал Детрун, любовники прошли в спальню. Прапорщику пришлось вернуться, дабы подбросить угля в титан, чтобы его пассия могла пользоваться горячей водой. А потом Детрун с парикмахершей слились в дикой, развратной случке. Свет в гостиной остался гореть. Оторвались они друг от друга, когда стрелки часов показывали 0.30 минут. Уставшая, опустошенная, но довольная Елена скрылась в ванной. Прапорщик же, набросив халат, уселся за стол. В два глотка выпил стакан самогона. Бросил в рот дольку лимона, закурил. Он чувствовал себя превосходно. Елена могла доставить удовольствие. И она это сделала. Удовлетворение, легкое головокружение от действия спиртного привели его в отличное расположение духа. Да, что ни говори, а жизнь хороша. Вот только жизни прапорщику осталось немного, но он об этом не мог знать.

Рустам с Артуром вышли из жилища последнего ровно в полночь. Начался дождь, что было на руку бандитам. Каждый из них знал, что делать. Предстоящая акция не выглядела сложной, Детрун нападения не ожидал. А это половина успеха. К дому прапорщика подошли быстро.

Увидев свет в центральных окнах, Артур произнес:

— Что-то не спит наш прапорок! Как бы гостей не держал в хате?!

Рустам спокойно ответил:

— Если у него гости, то это совсем неплохо. До утра сидеть не будут, ну, еще час-два, и свалят. А мы подождем! Да. Гости, это было бы очень хорошо. Ведь завтра именно на них первых пало бы подозрение в том, что сделаем мы.

Он повернулся к помощнику:

— Так, я встану за кустом у забора, недалеко от калитки, ты –  во двор и к окнам. Осторожно взгляни внутрь дома.

Артур спросил:

— А если меня заметят?

— Ну и что? Вызовешь Детруна. Скажешь, пришел от меня предупредить, чтобы утром ждал. И уйдешь как ни в чем не бывало.

Артур согласно кивнул головой:

— Хорошо! Посмотрю, что в хате и –  к тебе?

— Нет! Встанешь у крыльца, подашь сигнал, я подойду! И начнем, если все будет нормально!

— Понял! Пошел я!

— Иди, Артур! Да поможет тебе Всевышний!

Бандит юркнул во двор. Возле освещенного окна затаился. Прислушался. Тишина. Заглянул внутрь. Сквозь полосу окна, образованную неплотно задвинутыми шторами, увидел сидящего в кресле прапорщика, курившего, задрав голову к потолку. Рядом стол. На нем бутылка, почти пустая, два стакана, нехитрая закуска. Больше в комнате никого. Видимо, гости, а точнее, гость все же навещал прапора. Но ушел. И прапорщик, перекурив, отправится в спальню! Выждав еще с минуту, Артур подал сигнал Рустаму. Тот внимательно осмотрел улицу, на которой жил Детрун. Всюду тишина, темнота и только шелест мелкого дождя по кустам. Поселок спал. Рустам вышел из-за куста, спросил подельника:

— Ну, что?

— У прапора был гость, но ушел. На столе пустая бутылка и два стакана, ну еще закуска. Сам Детрун сидит в кресле, курит. Одет в халат. Собирается лечь.

— Он точно один в доме?

— В комнате один! Да и в доме тоже наверняка один, прапор ни с кем не разговаривает. Если кто-то у него и был, то уже ушел. Недавно ушел!

Рустам кивнул:

— Хорошо! В принципе, мы это проверим. Плохо, если и еще кто-то окажется в доме. Тогда придется валить и его, этого гостя, невзирая на то, кто им будет. Ну, разве что Лопухов. Тот поймет! Работаем, Артур!

Помощник Рустама поднял руку к звонку, но главарь неожиданно остановил его:

— Погоди, Артур! Кажется, дверь в сени закрыта всего на щеколду. Воспользуемся этим. И войдем в хату неожиданно для прапора.

Он достал нож, раскрыл его. Вставил лезвие в щель, поднял щеколду, медленно открыл дверь, рукой перехватил крюк щеколды, бесшумно опустив его вниз. Вошел в сени, за ним проследовал Артур. Толкнул дверь в жилые помещения, пропустив вперед Артура. Тот прошел по коридору. Елена в это время, насладившись душем, выключила воду и взялась за полотенце, поэтому вошедшие не узнали, что в ванной находится ненужный свидетель. Тот самый гость или гостья, о которой они говорили ранее.

Артур умел передвигаться бесшумно, как кошка.

Поэтому возник в гостиной до того неожиданно, что прапорщик, увидев его, невольно вздрогнул, выронив почти выкуренную сигарету на ковер. Воскликнул:

— Черт! Артур! Тебя какого хрена в это время принесло? И без предупреждения? И как ты дверь открыл?

Артур усмехнулся:

— Так закрываться надо, а то бросил щеколду, и все. Да ее любой пацан подымет и войдет в хату!

— Ладно! Пришел зачем?

— Ты один в доме?

Детрун не хотел, чтобы чечен узнал о парикмахерше, к которой, по слухам, сам подбивал клинья, а может, и спал с ней. Эта блядь только на словах одного прапора жалует, а сама… Лишь бы не вышла из ванной, но не должна. Слышит наверняка, что к любовнику пожаловал чеченец. Поэтому ответил:

— А ты не видишь?

— Но ведь был кто-то?

— Тебе какая разница, Артур? Был, да весь вышел, или я отчитываться перед тобой должен.

Елена, собравшись выйти в комнату, действительно услышала разговор двух мужчин и опознала гостя. Благоразумно решила на глаза своих любовников не попадаться, отсидеться в ванной. И услышала третий, незнакомый ей голос.

На вопрос Детруна ответил Рустам, вышедший из коридора:

— Ты, прапорок, не перед Артуром, а передо мной сейчас отчитаешься, как воевал в Чечне, как грабил наши дома, убивал наших братьев!

Хмель как рукой сняло с Детруна. Противная дрожь пробила его тело:

— В чем дело, мужики? Мы ж, насколько понимаю, сейчас одно дело делаем. И все с Грабовым связаны. А Чечня? Я ж туда не по своей воле ездил. По приказу. Это контрактники специально нанимаются, чтобы на войне «бабло» сбить, а я всего лишь исполнял приказ. Кстати, подполковник тоже там служил, даже в плену побывал, но бежал. Что, вы и к нему претензии выставите? А я никого не убивал, никого не грабил, да, ходил на зачистку сел, но нас туда для этого и посылали. Не знаю, как другие, а наша группа никого не трогала.

Рустам усмехнулся:

— Ссышь, прапорок? Тебя послушать, так ваши спецгруппы вообще в Чечне формализмом занимались. Кто ж тогда разорял села, убивал мирных жителей? А то, что Грабов в плену был, я знаю. И что бежал, тоже. Но он не ходил на зачистку. Признайся, много добра из Чечни привез?

Детрун повысил голос:

— Да какое добро? Сами не видите, в каких «хоромах» живу? «Боевых» хватило блоки на гараж купить. Разбогател, конечно, охрененно. А вот что касается общего дела, обязанности свои справляю как следует. Вот и сегодня…

Рустам подошел к прапорщику вплотную. Тот попытался встать, но чеченец ногой отбросил тело водителя Грабова назад:

— Сидеть, паскуда! О деле забудь, ты больше не участник в нем, как, впрочем, и не жилец на этом свете. Все! Пришел закат твоей жизни.

Прапорщик дернулся, но Рустам, открыв перочинный нож, ударил Детруна под кадык. Затем вошел тем же клинком в область сердца. Оба удара являлись смертельными, а главное, раны от них особо не кровоточили. Хотя это было не столь важно для убийцы.

Прапор захрипел, задергавшись в предсмертных судорогах. Караев протер нож о халат умирающего, затушил начавший тлеть от окурка ковер, удовлетворенно произнес:

— Вот и все!

Повернулся к Артуру:

— Осмотри дом. Прапорок получал за транзит баки. Неплохие. И не тратил их. Значит, где-то в доме прятал. Надо их найти. Не пропадать же добру вместе с этой, –  чеченец указал на затихшего Детруна, –  свиньей? Ты осмотри кухню, коридор, ванную, туалет, я –  комнаты. Не найдем здесь, вместе посмотрим перед уходом сени. В надворные постройки не полезем. Светиться не будем. Искать быстро, но не тебя мне учить. Продолжаем работу, Артур!

Елена, в ванной услышав то, что произошло в комнате, и особенно последние слова неизвестного кавказца, вся затряслась от страха. Если ее найдут в ванной, а ее обязательно найдет слюнявый горбоносый Артур, то в живых не оставит. Не он, так другой, что пришел с ним. В панике парикмахерша бросилась к окну над ванной, но, как ни старалась, пролезть в проем не смогла. Тогда Елена впервые прокляла свое плотное тело и Детруна. В окно могла пролезть только его жена, эта ободранная шпала. А улица –  значит свобода и жизнь так близки! Спрятаться в ванной невозможно. Что ж делать? Да еще голая она. Но это уже не важно. Какая разница, как умирать, одетой в шикарную шубу или в чем мать родила. Но Елена умирать не хотела. Она встала напротив двери, сжав кулаки. У парикмахерши оставался один выход –  первой напасть на Артура и выскочить из дома. Оттуда в лес. В лесу чеченам ее не поймать! Бежать по поселку не имело смысла. Кричать тоже! Кричи не кричи –  никто и ухом не поведет, даже услышав в ночи мольбы о помощи. Люди подумают, гоняет пьяный муж свою бабу. И пусть гоняет. Значит, заслужила. Таким здесь никого не удивишь. А у бандитов наверняка есть оружие. На улице она станет прекрасной мишенью. Другое дело –  в лесу. Правда, до него еще добежать надо. Но из двух зол выбирают меньшее. Парикмахерша напряглась.

Тайник в спальне нашел Рустам.

— Артур! Ты где?

— Шмонаю кухню!

— Иди в комнату, есть тайник!

Артур прошел в комнату, где Рустам, смахнув со стола скатерть с закуской, установил небольшой саквояж. Открыл, сказав, алчно глядя на помощника:

— Взгляни, брат! Прав я был. Эта сука, Детрун, грабил дома наших земляков. Взгляни на драгоценности. Их по праздникам носят чеченки.

Артур, посмотрев внутрь саквояжа, воскликнул:

— Вот это да! Богатую чеченскую семью зацепил прапор!

Рустам добавил:

— И напарника убил, чтобы не делиться. А земляков наших снарядом разорвало. Не за ту ли зачистку ему орден дали? Мразь.

Вот тут-то Елена и допустила оплошность. Ей бы, пока бандиты рассматривали драгоценности, рвануть из ванны и дернуть голяком по коридору на улицу, но она решила дождаться, пока, получив свое, чечены не покинут дом. Она немного расслабилась и присела на унитаз. А крышка хрустнула. Звук услышали бандиты. Переглянулись.

Рустам бросил взгляд на Артура:

— Ты ванную смотрел?

— Не дошел. Ты позвал!

— Там кто-то есть! Держи нож и иди проверь. Я встану сзади. Откроешь дверь рывком, в ванную не входя. Пусть тот, кто находится там, первым проявит себя! Ты понял?.. Пошел!

Артур подошел к ванной.

Поднялась и Елена, поняв, что обнаружена.

Жажда жизни пересилила страх, и она готовилась к нападению.

Младший чечен рванул на себя дверь.

И изумленно застыл в проеме, увидев парикмахершу:

— Ты, Лена? Здесь?

Секундным замешательством и воспользовалась женщина. Оттолкнув Артура, она бросилась к сеням. Из них –  на улицу. За ней рванулись Рустам с помощником. Увидев дверь открытой, главарь зло бросил подельнику:

— Идиот! Почему дверь в хату на засов не закрыл?

— Забыл! Но ничего! Дура к лесу бежит.

— Дура, согласен. Ей бы орать во всю глотку на улице поселка, а она сама к своей могиле бежит.

Парикмахерша не учла, что ее полное голое тело хорошо видно даже в сплошной темноте. И бандиты бежали за ней след в след, несмотря на то, что Елена пыталась кружить, выискивая место, где могла бы скрыться. Какую-нибудь яму под корневищем сваленного старого дерева.

Рустам, более физически крепкий, нежели подельник, настиг женщину возле глубокой канавы. Сбил с ног, навалившись на спину и ударив Елену рукояткой ножа по затылку. Парикмахерша закричала. Рустам схватил ее за волосы, рванул голову вверх. Крик оборвался. А лезвие ножа распороло кожу на шее. Из глубокой открытой раны в канаву хлынула черная кровь. Рустам встал с дергавшейся в судороге умирающей парикмахерши. Подбежал Артур:

— Догнал-таки? Ну вы и бежали. Я чуть не задохнулся.

Рустам посоветовал:

— Зарядку по утрам надо делать, а не трахать этих, –  он указал на остывающую Елену, –  толстых свиноматок. Или скажешь, что не имел ее?

— Было дело. Но давно! А вообще бабой она была страстной!

— Может, и сейчас трахнешь? Пока еще мягкая?

— Ты что?

— А раз не хочешь трахать, то займись похоронами. Тем более могила рядом. Сбросишь сучку в канаву, присыплешь землей. Землю возьмешь где хочешь, ее здесь валом. Утрамбуешь, как труп накроешь, и только потом закидаешь сушняком. Но так, чтобы все выглядело естественно. А дождь тебе поможет! Я же возвращаюсь в дом Детруна. Заканчиваю акцию и выхожу к твоему дому. Туда же отсюда иди и ты! Все понял?

— Понял, шеф!

— Работай!

Артур принялся за труп Елены, Рустам вернулся в поселок. Войдя в дом, он обошел его. Прикинув, оттащил тело убитого прапорщика в сени, где в ряд стояли армейские канистры, наполненные бензином, и два полных баллона с газом. Полным оказался баллон и возле плиты на кухне. Рустам открыл кран конфорки. Газ начал наполнять помещение. На плиту поставил чайник. Достал из кармана с виду обычную шариковую ручку. Но это была не обычная ручка. Это была мина, срабатываемая либо в определенное время, если установить таймер поворотом колпачка, либо от снятия самого колпачка. Взрыв получался небольшой, но его хватало на то, чтобы если не убить, то искалечить того, кто решил бы поиграть с ручкой. Это был так называемый сюрприз, ранее применявшийся в Афганистане, а затем и в Чечне. Рассчитан на солдат. Увидит ручку боец где-нибудь на обочине, блестящую в лучах солнца, да поднимет. Поинтересуется, что за вещь нашел. Снимет колпачок, и тут же –  взрыв! Инструктировали солдат насчет подобных «сюрпризов», и все равно те делали свое страшное дело. Рассчитав время, Рустам дважды повернул колпачок. Поставил таймер на 2.30. В это время через конфорку должен выйти почти весь газ из баллона. Окна и двери закрыты. Рванет как следует. За первым и вторым взрывами последует другие, а бензин в канистрах быстро распространит огонь по всему дому. Особенно пострадает тело самого Детруна. Оно лежит возле канистр и превратится в головешку. Ни одна экспертиза не обнаружит отверстий от ножа. Потому как материала для обнаружения не будет. Выгорит покойный прапор до костей. Ну и черт с ним! Подготовив дом к взрыву и пожару, Рустам покинул его. Вернулся в жилище помощника в 2.20. Артур уже был на месте. Доложил:

— Порядок, шеф! Теперь если и найдут Ленку, то только случайно!

— Плевать! Твои следы смоет дождь. А кто убил неразборчивую в половых связях сучку, пусть ломает голову местная милиция. Связать скорый взрыв и гибель Детруна со смертью шлюхи они не смогут. А найдется слишком умный и ретивый мент, то еще более усложнит задачу следствию. Начальство же не поощряет всякое усложнение. Проще бомжа какого-нибудь полоумного отловить да повесить бабу на него. А взрыв –  несчастный случай, результат пьяной небрежности при обращении с баллонным газом. По нему дело закроют еще быстрей. Давай-ка лучше разберем, что успел награбить и скопить этот козел, Детрун.

Бандиты выложили на стол содержимое саквояжа. А вскоре поселок потряс мощный взрыв. Когда наркоторговцы вышли из дома, то увидели огромное зарево. Дом полыхал знатно.

Рустам проговорил:

— Ну, вот и все! Работа закончена. Мы сделали святое дело, Артур! И неплохо при этом заработали.

Помощник согласился с боссом. Бандиты вернулись к деньгам и драгоценностям.