«Вертушка» доставила диверсионно-штурмовые группы Горелова, Лукина и Васина на вертолетную площадку отдельного мотострелкового батальона.

Первым из чрева «Ми-8» вышел Дмитрий.

Почти сразу же подъехал «УАЗ» командира отряда.

Майор Горелов, как положено, доложил подполковнику Кириллову о результатах акции.

Подполковник внимательно выслушал подчиненного, поздравил его с успешным выполнением задания, затем обошел строй групп, каждому пожал руку в знак благодарности.

Горелов приказал своим подчиненным следовать на отдых в расположение отряда, благо до него было недалеко, решил сам отправиться с ними, но был остановлен командиром:

— Майор Горелов, обожди! Поедешь со мной!

— Что-нибудь произошло?

— Не знаю. В штабе тебе письмо от матери, генерал передал с курьером. Да и подробный рапорт составить надо. Мне приказано сегодня же доложить подробности проведения акции. И отправить доклад вместе с плененным Кулан-Беком генералу Петрову. На этой самой «вертушке», что доставила вас от Гуни.

— Как скажешь, Михалыч! Но знаешь, как и куда мне хочется послать всю эту бухгалтерию?

— Ты думаешь, у меня такого желания не возникало? Может, вместе и пошлем? А? Вот так и передадим открытым текстом генералу: а не шел бы он?

— Ладно, Михалыч, поехали писать бумаги, это я с устатку такой. Пройдет!

— Знаю, что устал, Дима, но надо.

— Так я тебе о том же! Поехали в твой штаб.

Горелов закурил, сделал несколько глубоких затяжек, выбросил окурок, взобрался на высокое заднее сиденье командирского «УАЗа».

Через пять минут они с Кирилловым подъехали к штабной палатке.

Михалыч первым делом передал Горелову письмо матери, которое майор засунул в боковой карман к пистолету. Слава богу, сама написала, значит, жива! Остальное пустяки, прочтем позже.

Он сел за стол, подполковник выложил перед ним стопку стандартной бумаги, положил ручку и карту:

— Пиши так, чтобы твои действия были понятны штабистам, согласуя с картой района.

— С чего начать? С ночного экстренного совещания?

— Со встречи с проводником Карой Богаевым у рощи.

— Понятно. И как Кулана брал, тоже описывать?

— Это особо! За такие дела Звездами Героя награждают, хотя у тебя уже есть одна, второй не дадут, но орден очередной, как пить дать, получишь! Все лишний повод в Москву наведаться будет.

— И то правда.

Горелов склонился над столом. Это был не первый его рапорт по результатам акций. И он знал, как его составить. Подробно и кратко одновременно.

Через полчаса документ был готов.

Горелов передал несколько листов командиру:

— У меня все, Михалыч.

— Лихо! А я еще и половины не составил. Придется с твоего содрать, не ломать же голову допоздна? Скоро и так звонки от Петрова пойдут.

— Сдирай, командир, а я пошел.

— Давай, Герой, иди, отдыхай. После построения завтра утром зайди, поговорим. Мне важно знать твое мнение о Богаеве, но сейчас не до него, отложим разговор на завтра. Иди, Дима.

Горелов вышел из палатки, направился к себе в контейнер.

В первую очередь душ, двести граммов водки под тушенку, письмо и в постель. Выспаться как следует!

Не знал Дмитрий, что письмо, которому он отводил последнюю роль в своем распорядке, принесет ему такую новость, от которой он не сможет глаз сомкнуть. И которая кардинально изменит его жизнь в ближайшем будущем.

Он этого не знал.

И поэтому спокойно шел в свое временное, такое желанное сейчас жилище с чувством удовлетворения от хорошо выполненной работы. А также с предвкушением удовольствия, какое он получит от тугой струи теплой воды, которая смоет с его тела грязь и липкий пот. Ну, а потом в постель, где ему гарантированы полсуток крепкого бодрящего сна.

Бросив после всех дел свое тело на постель, Дмитрий распечатал конверт, который был необычно объемен.

Интересно, что такого могла написать мать на пяти, нет, шести тетрадных листах с обеих сторон? Он поправил настенную самодельную лампу, начал читать. И по мере того, как Горелов вчитывался в послание, состояние его менялось. Через страницу он уже сидел на кровати с зажженной сигаретой, не отрываясь от мелких строк письма. Через две негодование заполнило его. Затем оно сменилось яростью. Всепоглощающей яростью и стремлением к немедленному действию.

Дмитрий встал, бросил письмо на стол, закурил очередную сигарету. Руки его подрагивали.

Дмитрий открыл шкаф.

Там в углу стояла бутылка водки. Он сорвал крышку, двумя глотками ополовинил бутылку. Оперся о стол руками, глядя на тетрадные листы, принесшие из родной Москвы столь страшную весть. Поднялся, развернувшись, ударил по стене кулаком, прижался потным лбом к прохладному пластику. Прорычал раненым зверем:

— Ну твари, ублюдки, суки, всех удавлю, всех!

Оторвался от стены.

Надо что-то делать. Находиться в этой клетушке он больше не мог. Не здесь он сейчас должен находиться, не здесь! Надо что-то делать! Что?.. Идти к командиру, вот что! Но на часах полночь! Черт с ним, со временем, но действовать Горелов обязан начать немедленно.

Дмитрий набрал по внутренней связи номер Кириллова. К телефону долго никто не подходил. Наконец заспанный голос произнес:

— Кириллов у аппарата!

— Михалыч! Это Горелов!

— Тебе чего, майор, не спится?

— Уснешь тут! Слушай, Михалыч, разговор есть! Срочный!

— Ты до утра подождать не можешь? Договорились же?

— Беда у меня, Михалыч, большая беда! Дома!

— С письмом пришла, что ли?

— С ним!

— Ладно, иди ко мне. А то я чувствую, ты еще наделаешь дел. Давай, Горелов, жду!

Дмитрий быстро оделся, захватил листки письма без конверта, вышел из контейнера, направился к командирскому отсеку.

Часовой, видимо, предупрежденный, пропустил майора, не задав ни единого вопроса.

Горелов вошел в предбанник, оттуда в жилой отсек, где одетый в спортивный костюм подполковник готовил себе кофе. Он обернулся, кивнул головой на небольшое кресло у столика:

— Присаживайся. Кофе будешь?

— Нет.

— Водки выпил? Запах чувствую.

— Как вода прошла! Не взяла!

Кириллов налил большую кружку крепкого кофе, понимая, что Горелов зашел не на пять минут. Присел напротив майора:

— Кури, Дим, и выкладывай, что у тебя дома стряслось.

Горелов прикурил, протянул листки письма командиру:

— Прочитай сам, Михалыч, я пересказать не смогу.

Подполковник взял в руки письмо, начал читать.

Горелов искурил две сигареты, пока командир дочитал скорбное послание.

Так и не притронувшись к кофе, подполковник положил листки на стол, встал и, как недавно Горелов, выругался:

— Да что же это, мать иху, происходит на этом блядском свете? Людей за поганый участок песка живьем жгут? Эх, жизнь! За каким хером тогда мы здесь за какими-то Куланами да Джумами охотимся, когда дома звери похлеще этих водятся и хозяйничают вовсю?

— Вот и я о том же, командир! Поэтому хотел бы…

— Да знаю я, что ты хотел бы, –  прервал Горелова командир, –  знаю!

— А знаешь –  отпускай! Я должен быть в Москве! Ты читал, что Ольга смогла к матери добраться. И сейчас скрывается у нее. Бандиты знают, что женщина жива, они ее ищут. И если найдут, Михалыч, сам понимаешь, что произойдет! Эти отморозки думать не будут! Они убивать будут! И Ольгу, и мать! А я, зная об опасности, им грозящей, останусь в стороне? Я, офицер спецназа? Тот, кто должен их защитить?

— Все я понимаю, Дима! И, конечно, отпущу тебя, вопрос в другом, как это сделать? К генералу Петрову обратиться, только время потерять! Базара нет, он тоже отпустит, но вникать в суть дела сутки будет, при его занятости, а тебе дорога каждая минута. И потом, с табельным «ПМ» выходить на банду несерьезно…

Кириллов напряженно думал. Но недолго. Он, как и Горелов, был из породы мужчин, умеющих принимать решения быстро и не бояться брать ответственность на себя, невзирая на последствия.

— Короче, так, –  сказал он, –  сиськи мять не будем! Отпускной билет я тебе сейчас оформлю. Разрешение на ношение автоматического оружия и специальных средств нарисую тоже. Возьмешь «винторез» с запасом магазинов, «гюрзу», пяток гранат. На моем «УАЗе» с охраной рвешь когти в Ханкалу. Блокпосты я через пехоту оповещу –  пропустят. Тебе надо успеть на аэродром к семи утра. В восемь оттуда каждый день борт на Москву. Корочки предъявишь –  посадят. И давай в столицу. Оттуда свяжешься со мной, если возникнут проблемы. А с Петровым я тут как-нибудь разберусь. В конце концов, я командир отряда или хрен собачий? И вправе принимать решения по обстановке.

— Спасибо, Михалыч!

— Погоди, это еще не все! В Москве, по адресу… моя хата. Жена с сыном в Питере. Можешь использовать ее. А своих я предупрежу, чтобы задержались в Северной столице. Так что спрячь близких там и держи столько, сколько надо! Еще! На стоянке у кинотеатра, это напротив торгового центра, стоит джип. Место № 128. Машина приличная, «Тойота», почти новая, ребята из конфиската с таможни подогнали. Ключи от нее и документы где-то в ящике стенки в гостиной под книгами, найдешь. Там же, только за стенкой –  тайник, в нем арсенал небольшой: пистолеты-пулеметы «бизон-3» и «клин» с боезапасом, это я из трофеев домой перетащил, смотри кому не проговорись. И не попадись с оружием после применения, лучше уничтожь!

— Да что ты, командир, мог бы и не предупреждать!

— Ну вот, кажется, и все.

— Михалыч! Слов нет отблагодарить тебя!

— Да иди ты!

— А если тачку случится разбить?

— Сам не разбейся! Ты о людях думай, а железо, оно и есть железо. Давай, собирайся, пока я тут все к отъезду подготовлю.

Дмитрий выскочил из командирского отсека, пробежал через спящий лагерь. В своем контейнере начал быстрые сборы.

Спустя час через контрольно-пропускной пункт мотострелкового батальона и стоящий рядом блокпост по приличной щебеночной дороге в темноту черной кавказской ночи ушел камуфлированный командирский «УАЗ».

Со склонов, когда машина поднималась на холмы, Дмитрий пытался дозвониться по сотовому телефону в Москву, но все его попытки были тщетны. Отсюда мобильник не доставал столицу.

Не смог он это сделать и по прибытии в Ханкалу, так как машина въехала на аэродром перед самым отлетом самолета. Горелов едва успел вбежать на борт.

«Ил-76» поднялся и взял курс на подмосковный военный аэродром.

В это же время, около восьми утра, на окончании тропы, спускающейся с Арасского перевала в пятнадцати километрах от Гуни, Кару Богаева встретил молодой бородатый чеченец, одетый в камуфлированную форму одного из государств НАТО. Он распростер руки:

— Салам аллейкюм, Кара! С прибытием, дорогой!

— Ва аллейкум ассолом, Джума! Спасибо, хозяин!

— Пойдем к машине, отъедем в горный лагерь, на временную базу, там и поговорим. Не хотел тебя огорчать, Кара, но уж лучше скажу сразу: не удалось мне доставить сюда твою семью. Проклятые гяуры перекрыли дорогу с Аргуна, ввели тотальный паспортный контроль. Я не рискнул «светить» твоих близких, по легенде –  моих жертв.

— Ничего! Правильно поступил, хозяин! Мудро! А с ними, надеюсь, я еще встречусь.

— Конечно! Но я позаботился, чтобы ты не скучал то время, которое тут проведешь, Кара. У меня в заложницах есть одна контрактница из госпиталя неверных, пальчики оближешь! Кнут покажешь, все что хочешь сделает! Боится, когда бьют.

— Хоп, Джума, посмотрим, чего стоит твоя санитарка!

Бандиты сели в джипы и горным серпантином поднялись на двадцать километров по склону одного из бесчисленных здесь перевалов. Остановились в живописном месте, у водопада.

Рядом, вдоль скалы, стояли каменные бараки, сверху накрытые маскировочной сетью.

— Тут и остановимся, –  распорядился Джума-Бандит.

Водитель загнал джип под сеть между бараками. Главарь банды и Кара Богаев прошли в первый барак. Невзрачный внешне, изнутри он был убран богато.

Шикарные, ручной работы, персидские ковры на полу и стенах, в углу импортные видеодвойка и музыкальный центр. На окнах-бойницах –  красочные жалюзи.

— Как тебе эта хижина, Кара? –  спросил Джума, довольно обводя комнату взглядом прищуренных, хитрых черных глаз.

— Шикуешь, хозяин?

— Э-э, Кара! Один раз живем! К чему скупиться на собственные удобства? Это глупо!

— И на безопасность, –  добавил Богаев. –  Что-то я не видел твоих джигитов в лагере.

— Не заметил? Это хорошо! А они все здесь! В лагере их ровно столько, сколько нужно, остальные на подходах, в засадах. Так что с безопасностью все в порядке! Мои люди контролируют территорию в радиусе десяти километров от базы. А под водопадом и рядом с ним лестница, уводящая на хребет.

— Ты всегда отличался осторожностью и умом, Джума, в отличие от Кулана.

— Не говори о нем! Забудем Бека! Ни его, ни его отрядов больше нет на юге. Здесь хозяин один –  я, Джума по прозвищу Бандит!

— Да, хозяин!

Неслышно, потому и неожиданно в комнату вошли две женщины, с ног до головы укутанные во все черное. Они принесли подушки, клеенку. Расстелили скатерть в центре, положив по бокам подушки. Так же тихо вышли, оставив за собой лишь шелест длинных платьев.

— Жены, –  коротко объяснил Джума, –  две последние, самые молодые, по шестнадцать лет, цветы! Пока держу при себе. И для хозяйства, и для услады тела. Но скоро будет еще одна свадьба! Вот о ней, после того как покушаем, и поговорим. И о свадьбе, и о том, что надо будет сделать после нее. А пока пей чай, Кара.

Одна из молодых жен Джумы поставила на клеенку чайник, пиалы и сахарницу.

Вскоре внесли и казан с мясом.

Кара набросился на пищу. За ночь тяжелого перехода он проголодался.

Джума почти не ел, пил чай.

Когда убрали остатки позднего завтрака, Джума с Богаевым откинулись на подушки. Главарь банды спросил:

— Как прошла акция с Куланом?

Кара начал доклад. Не спеша, в подробностях описывал свою связь и взаимодействие с отрядом особого назначения, а также тактику, которую избрал спецназ для задержания бывшего соратника Джумы и уничтожения его отряда.

Джума оценил профессионализм спецназа:

— Да, лихо гяуры дело сделали! Ничего не скажешь! Специалисты у них отменные. Но эти специалисты и погубят их.

— Что ты имеешь в виду?

— Помнишь, я сказал об очередной свадьбе?

— Помню.

— Так вот, настала очередь обсудить план проведения этого святого мероприятия, в котором тебе, Кара, вновь отводится ключевая роль.

— Я слушаю тебя, хозяин.

Джума заговорил. И чем дольше лилась его речь, тем мрачнее становился Богаев. Даже он, человек без предрассудков, начисто лишенный понятий о благородстве и чести, не говоря о таких пустяках, как жалость или милосердие, был поражен коварством хозяина.

План, который спокойно излагал Джума, был поистине детищем дьявола. Да им и был по своей сущности Бандит.

Закончив речь, он обратился к Богаеву:

— Ты же, Кара, выполнив свою миссию, сразу же исчезнешь! Доберешься до Аргуна. По известному тебе адресу получишь новые документы, деньги, машину и покинешь Чечню. Отправишься далеко, в логово неверных!

— Ты знаешь, Джума, я готов для тебя отправиться хоть в ад!

— Ну, ад –  это слишком далеко, а вот поедешь ты туда, где еще не был! И там сделаешь следующее, запоминай хорошенько, завтра мы расстанемся и встретимся только на конечном этапе долгой и опасной операции…

Кара внимательно выслушал Джуму. Он запомнил все.

— О семье не волнуйся, ее вывезут в сопредельное государство до начала акции. О чем ты будешь уведомлен заранее. Туда же переведена твоя доля. Держи чековую книжку! Солидная доля, не правда ли, Кара?

Богаев мельком посмотрел на сумму. Остался доволен. Джума продолжал:

— Кулан-Бек дорого стоил. А за свадьбу получишь двойной гонорар! До конца дней твоих хватит!

Джума вдруг засмеялся:

— Это я вспомнил Кулана. Ему сейчас, наверное, на Лубянке несладко приходится, а?

— Это уж точно!

— Ну ладно, поговорили. Все обсудили. Можно и расслабиться. Тебе девочку сейчас прислать?

— Позже. На ночь. Сейчас я хочу выспаться.

— Хоп! Желание гостя –  в горах закон для хозяина! Отдыхай, дорогой! Если что нужно будет, хлопни в ладоши. К тебе зайдут и выполнят любое требование. А я пошел. Не буду тебе мешать.

Проводив Джуму, Кара несколько раз затянулся анашой. Чтобы отогнать мысли, опустошить голову и уснуть крепким наркотическим сном!