Книга: Диверсант-одиночка
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4

Глава 3

Григорян доложил Оболенскому о выполнении задания. Генерал приказал выждать два часа, до 13.00, затем еще раз, но уже официально доложить ему о том, что они увидели в открытой квартире сотрудницы секретной спецслужбы. Далее ожидать прибытия милиции, но допустить оперативников и экспертов только для внешнего поверхностного осмотра квартиры, ссылаясь на приказ руководства, который будет обеспечен проинструктированным офицером ФСБ. Около 14.00 ждать прибытия самого Оболенского.

 

Майор Москвитин прибыл на службу, как обычно, к 8.00. В принципе, этого от специального агента не требовалось, но Андрей привык ежедневно являться в офис. Что ему было делать одному в своей холодной, пустой квартире? Лучше уж с людьми, в обществе. Он не показал и виду, что встречался ночью с Ковалевой, ни у кого о ней не поинтересовался, да и вообще, в информационно-аналитический отдел не заходил, устроившись перед своим компьютером в отведенной специально для него небольшой служебной комнатке. Был у него в кабинете, как громко именовалась комната № 14, и свой сейф, и шкаф, и вешалка для верхней одежды, и морозильная камера, и даже масляный обогреватель с напольным вентилятором, которые включались в зависимости от времени года и температуры за окном, закрытым от взгляда извне горизонтальными жалюзи. На столе стояли пепельница, графин с водой, вернее без нее, а только с полоской, указывающей, что некогда вода в этой стеклянной и старой емкости все же была, да пара стаканов. Эти хоть и не часто, но иногда все же использовались. Больше для того, чтобы выпить с кем-нибудь из бывших соратников, вернувшихся на время с войны. Со штабными офицерами Москвитин не пил. Вернее, с теми, кто никогда не принимал участия в боевых выходах. Принципиально. Поэтому и во всяких вечеринках, банкетиках, посвященных различным датам, которыми пестрит наш календарь, участия никогда не принимал. За что заслужил славу отшельника. Впрочем, ему по должности надлежало быть одиночкой. Но не пить и не гулять со всеми не означает не общаться ни с кем. Поэтому майор приезжал в офис ежедневно, когда находился на временном отстое. Один человек в управлении вызывал у Москвитина уважение и являлся для майора авторитетом. Дворник Анатольич, или в прошлом первый командир самого первого отряда спецназа, только что созданного управлением КГБ по планированию и проведению специальных операций в Афганистане, полковник в отставке, кавалер множества боевых орденов и медалей Водолеев Михаил Анатольевич. Вот с кем Андрей мог не только выпить, но и поговорить по душам, совета спросить. Сегодня дворник, как и всегда по утрам, мел парадную аллею территории Управления Службы. Москвитин, увидев из своего окна отставного полковника, вышел во двор, поздоровался с живой легендой спецназа, который за все свои подвиги вынужден на пенсии метлой махать:
– Здравствуй, Анатольич.
Не все в Службе могли обратиться к дворнику на «ты». Далеко не все. Этого не мог позволить себе даже Оболенский. А вот Андрею данное обращение было разрешено самим Водолеевым:
– Доброго здравия, Андрюша. На службе?
– Угадал.
– И чего ты сюда ежедневно, как на смену, являешься? Сидел бы дома, когда надо, позовут. А с другой стороны, правильно делаешь. В курсе того, что вокруг происходит!
– Точно, Михаил Анатольевич. Я смотрю, что-то вид у тебя какой-то нехороший.
Полковник запаса заметил:
– У тебя, поверь, не лучше. Но у меня морда от вина опухла, ночью затосковал что-то, друзей вспомнил, открыл бутылочку портвейна, а вот у тебя что за причина?
– Совсем плохо выгляжу?
– Да не сказать чтобы совсем, но не такой, как обычно.
– Бессонница замучила.
Дворник улыбнулся:
– Понятно, дело оно молодое, холостяцкое.
Майор спросил:
– Похмелишься, Анатольич?
– А что, есть?
– Есть пузырь водки. Или ты только бормоту уважаешь?
– Мне без разницы. Раньше ничего, кроме коньяка, в рот не брал, сейчас времена другие. И питье другое. Ну, пошли, что ли? Кинем на грудь твоей водочки. Не помешает.
Москвитин указал на метлу:
– А как с работой? Скоро Оболенский объявится.
– Плевать. Я твоего Оболенского еще капитаном знал, сам будучи уже полковником. Что он мне сделает? Не им я на должность пенсионную определен, не им и снят буду. А метлу мы в кусты бросим. Пусть до лучших времен полежит.
Майор с дворником прошли в здание центрального офиса секретной антитеррористической спецслужбы, работающей под контролем одного из главных управлений ФСБ России.
В кабинете № 14 закрылись.
Андрей достал из ящика рабочего стола бутылку «Особой», сорвал пробку, выставив емкость на журнальный столик, за которым и устроились боевые офицеры, молодой и пожилой. Майор и полковник. Действующий и отставник. Но это были люди, навсегда объединенные участием в боевых действиях. Москвитин разлил водку по стаканам. Водолеев достал из кармана куртки сверток. Развернул газету, на которой появилась нехитрая закуска – бутерброды с колбасой, салом, луком. Пара котлет и кусок курицы – дневной рацион дворника.
Выпили за здоровье. Закусили. Закурили. Последнее в офисе было запрещено, но… закурили. Андрей выставил пепельницу и, открыв окно, включил вентилятор для вытяжки дыма. Водолеев, затянувшись сигаретой, спросил:
– Командировка не намечается?
Майор пожал плечами:
– А кто знает? Сейчас нет, а к вечеру, глядишь, и образуется.
Бывший полковник согласился:
– Да, у нас так. И в нынешние времена, и прежде. Помню, в Афган забрасывали перед новым, 1980 годом. 20-го числа. Никто и подумать не мог, что Союз через неделю обрушится на южного соседа. Я тогда отрядом «Ворон» командовал, а Оболенский командиром группы был. Вот 19 декабря домой со службы вернулся, где-то около восьми вечера, а уже в десять вызов к начальству. И приказ: три часа на сборы, далее бортом в Ташкент. Оттуда на Баграм. И вглубь Пандшерского ущелья. Чтобы к пяти утра заблокировать его. Вот так!
Москвитин спросил:
– Для чего было блокировать ущелье за неделю до официального ввода войск?
– А хрен его знает. Об этом, Андрюша, наши высокие чины не доложили.
– Оболенский находился с вами?
– В отряде. А где ж ему было быть?
– И как он?
– В смысле?
– Ну, вояка?
Водолеев махнул рукой.
– Не орел. Так, середнячок. Его потом с группы сняли, определив обычным снайпером. А затем и вовсе из отряда убрали. Всплыл наш Петр Константинович после прихода к власти Ельцина. КГБ громили, дробили на части, а он, вишь ты, генералом пристроился. Сначала в ФСК, потом ФСБ. Ну, а сейчас и спецслужбу получил. Как пробился? Не понимаю. Не иначе сильная рука вверх дернула. При его-то личных способностях и качествах, если по совести, и батальоном не командовать. Максимум, начальником штаба. А он вон куда запрыгнул. На спецслужбу. Да еще секретную, со своей боевой группировкой. Хотя чему удивляться, Андрюша? Ельцин звания генералов и адвокатам присваивал. Помнишь одного такого? Который потом на зону загремел? Творилось в начале девяностых не пойми что. Оно и сейчас ясности полной нет, а тогда? Тогда вообще мутняк был. Везде и во всем. Но ты слушать слушай, а наливать не забывай. Чего водке стынуть?
Майор налил только ветерану. Водолеев поднял на Москвитина удивленный взгляд:
– А себе чего?
– Мне хватит, Анатольич. Шеф приедет, вдруг вызовет.
– Ну да, конечно. Шеф он и есть шеф, хотя, Андрей, скажу тебе, что сам Петя, генерал твой, в выходные не прочь с проституткой в кабинете покувыркаться. И привозит куколку на собственном «мерине». Но это я тебе так, к слову. Знаю, не проболтаешься.
Москвитин усмехнулся:
– У Оболенского же супруга молодая?
На что дворник резонно заметил:
– Одно другому не мешает.
Андрей прислушался:
– А вот, кажется, и субъект обсуждения пожаловал.
За окном послышался звук останавливающегося импортного автомобиля.
Дворник выглянул на улицу:
– Точно. Прибыл. Ну, давай по третьей, и пошел я. Нарисуюсь перед начальством. А потом домой спать.
Водолеев выпил, закусил, указал на оставшийся бутерброд:
– Это тебе, перекусишь. Пошел я.
Андрей остановил дворника:
– Погоди, Михаил Анатольевич. Ответь на вопрос. Оболенский по выходным сюда только с проституткой является или бывали случаи, что и гостей привозил?
Дворник посмотрел на Москвитина:
– А тебе это на что, Андрюша?
– Да так, спросил просто.
– Э, брат, не темни. У нас ничего просто не бывает! Колись, зачем тебе такая информация?
Андрей вздохнул, поднялся, приобнял Водолеева:
– Каждая информация, Анатольич, для чего-то нужна. Но о шефе действительно спросил просто так. Тем более не ты один видишь, с кем приезжает сюда развлекаться наш боевой генерал.
– А вот тут ты ошибаешься, майор. Охрана в караулке сидит, оперативный в дежурке. Они только тачку замечают при въезде, а я? Я птица свободная, где хочу, там и нахожусь. Я вижу многое. Другому не сказал бы, тебе скажу: бывали гости у Оболенского, но только без блядей, и всего пару раз. А вот что они делали на территории секретного объекта, не знаю. Об этом ты у генерала спроси.
Москвитин кивнул головой:
– Обязательно спрошу. Более того, потребую, чтобы изложил все в письменном виде.
Дворник рассмеялся:
– Потребуй, Андрюша, только меня заранее предупреди, обязательно приду посмотреть на реакцию Оболенского.
Водолеев вышел из комнаты и направился по коридору к выходу на внутренний двор. Все же при всей своей независимости и неприкосновенности, весьма, кстати, сомнительной, лишний раз в пьяном виде мозолить глаза начальству Анатольич не хотел. И правильно делал.
Майор, прибрав в кабинете и закрыв его, тоже вышел в коридор, но направился в сторону центрального входа, возле которого и остановился служебный автомобиль Оболенского. Москвитин вышел на ступени как раз в тот момент, когда оперативный дежурный докладывал генералу о прошедшей ночи, отметив при этом факт невыхода на службу капитана Ковалевой. Оболенский воспринял это сообщение спокойно. Повернувшись, генерал увидел Москвитина.
Майор поздоровался:
– Здравия желаю, товарищ генерал!
– Здравствуй, Андрей! Как дела?
– Нормально.
– К боевой работе готов?
– Как пионер, Петр Константинович.
– Молодец! Так и держать!
Утратив к майору интерес, генерал с оперативным дежурным начал обход территории. Подобную процедуру он проделывал ежедневно. К ним присоединялись начальники отделов и отделений, докладывая каждый о своем. И, по сути, спокойная прогулка заменяла утреннее совещание в кабинете. Москвитин, дождавшись, пока генерал с дежурным скроются за углом главного здания или штаба службы, достал сотовый телефон.
Набрал номер Ковалевой. Надо сообщить ей, что с утра на службе все спокойно, а то ведь волнуется Анастасия. Но никто не ответил. Хотя на его вызов Настя должна было среагировать. Посчитала, что с его телефона мог звонить кто-нибудь другой? Возможно. И разумно. Москвитин увидел возвращающегося в штаб оперативного дежурного капитана Бесова.
Остановил его на лестнице:
– Я слышал, Ковалева на службу не вышла?
– Да, дочка у нее заболела.
– Вот досада.
– А что такое?
– Да хотел ее попросить компьютер свой служебный посмотреть. Что-то глючить начал, а кроме нее, у нас никто в этих ящиках особо и не разбирается!
Капитан подсказал:
– А подполковник Владимиров?
Москвитин поднял указательный палец правой руки вверх:
– Вот. Точно. А слона-то, как в басне, я и не приметил. Ну, конечно же, Владимиров. Спасибо за подсказку, Леша.
Дежурный наклонился к Андрею:
– Только вам сейчас на глаза начальству лучше не показываться.
Майор изобразил удивление:
– Это еще почему?
– Запах водки от вас. Свежий. Как бы чего не того.
– Да? Духан, говоришь?
– Именно.
– Что ж, ты прав, придется отложить настройку аппаратуры, репутация дороже. Еще раз спасибо! Только сам тоже язык за зубами держи, договорились?
– За кого вы меня принимаете?
Капитан повернулся и поднялся к себе в помещение оперативного дежурного. Андрей проговорил вслед:
– За кого надо, за того и принимаю. Все вы тут в штабе ради повышения или сохранения должности готовы, как пауки, сожрать друг друга. Тоже мне спецы.
Москвитин прошел к себе.
А после обеда к нему заглянул начальник финансовой части. Старший лейтенант начал с ходу:
– Слышали, майор, что с Ковалевой произошло?
При упоминании Анастасии в груди Москвитина все похолодело:
– Что?
– Так убили ее. И дочь. Бывший муж, приехавший из Бельгии, завалил. А потом и сам застрелился. Вот дела, да?
Майор резко спросил:
– Откуда тебе известно?
– Так вся Служба уже знает. Владимирову надо было срочно связаться с ней, что-то у них там в компьютерах забарахлило. Она не ответила. Ну и послали людей отыскать ее. Они и обнаружили открытую дверь, а внутри побоище! Сейчас генерал туда выехал. Нет, я не представляю! Ну ладно жену за блядство там еще можно сгоряча завалить. Но ребенка собственного? И потом, на хрена ему, этому бельгийцу, было мочить семью и самому стреляться? Ведь жили же отдельно. Он бизнесмен, обеспечен. Не понимаю. Неужели ревность? И к кому? Нет, не понимаю.
Москвитин взорвался:
– Да что ты все заладил, не понимаю, не понимаю. Не понимаешь, иди понималку прочисть.
Старший лейтенант недоуменно взглянул на майора:
– А что вы на меня кричите? Я к вам, как к человеку, а вы?
Андрей потер виски.
– Извини. Нервы. Кого посылали на квартиру Ковалевой, не слышал?
Начфин был отходчив:
– Слышал. Капитана Григоряна и старшего лейтенанта Лопырева.
– Ясно. Жаль Ковалеву. Неплохая была женщина, в смысле специалист. Ладно, иди и не обижайся.
Как только за напарником захлопнулась дверь, майор, стиснув зубы, обхватил руками голову. Прокачали все же Настю. Просчитали. Оболенский понял, какую опасность несет в себе его подчиненная, и убрал Ковалеву. Убрал грамотно, ничего не скажешь, использовав под подставу бывшего муженька и разыграв кровавую семейную драму. Сука! Мало того, что из-за его предательства парни в горах гибнут, он и здесь, в столице, творит беспредел. И главное, никаких к нему претензий! Но так было до сего времени. Теперь ситуация изменится. Теперь о деятельности шефа знает он, майор-диверсант Москвитин. А Москвитин не Ковалева! Но как же глупо погибла Настя. Подставив одним неосторожным поступком и себя, и дочь, и бывшего мужа. Черт, надо было просчитать возможность такого развития событий и еще ночью убрать Ковалеву с дочерью из дома. Тогда и мужа ее не тронули бы! Надо было имитировать ее побег, спрятав где-нибудь за пределами города. Хотя бы на даче полковника Карцева, ключи от которой у майора имелись. Командир отряда оставил их ему перед вылетом «Гарпуна» на Кавказ. Надо было! Да надо было! Еще много чего можно было предпринять во спасение Ковалевых, но кто знал, что Оболенский так молниеносно и безжалостно решит нанести свой удар.
Андрей чувствовал себя виноватым. Женщина обратилась к нему, профессионалу, за помощью, а он?.. А он не помог ей.
Москвитин вновь достал початую бутылку водки. Из горла допил остатки. Закурил. Так, Настю с дочерью уже не вернешь – и нечего распускать слюни. Сейчас надо прокачать возможные дальнейшие действия генерала. Нужных документов в квартире Ковалевых не найдут. Значит, что? Значит, Оболенский начнет просчитывать, кому и когда она успела передать компромат. То, что это кто-то из Службы, сомнений у генерала не вызовет. Следовательно, его подонки-помощники начнут копать в офисе, а возможно, и вне Управления! Фотография и копия досье лежат в боковом кармане куртки Андрея. Обыскивать его не станут. А вот хату посмотреть могут, и наверняка посмотрят. И не только Москвитина. Но это при условии, что Анастасия перед смертью не раскрыла палачам имя человека, которому передала компромат на генерала. А она могла раскрыть, во имя спасения дочери, либо под изощренной пыткой, или в результате применения специальных медицинских препаратов. Тогда Оболенскому уже известно, кто владеет опасными для него документами. Будем исходить из этого. Пойти на нейтрализацию майора генерал не решится. Он понимает, что Москвитин сумеет отбить попытку ликвидации и выйти на заказчика. А вот тогда ему уже труба! Что же предпримет генерал? Во-первых, установит слежку за ним. Во-вторых, почистит его хату. И после этого предпримет то, чего пока майор просчитать не в состоянии. А значит, какое-то время майору придется находиться в состоянии осады. И под прессингом постоянной смертельной угрозы. Но все это в том случае, если Оболенский получит подтверждение передачи документов Москвитину, что пока еще тоже под сомнением.
В общем, по любому следует надежно спрятать фото и досье на Астаминова и ждать. Ждать, как будут развиваться события. Ничего другого пока не остается. Ладно, помянем Настю с Леной. Помянем невинные жертвы и подождем для начала появления генерала. Оболенский по возвращении с места преступления не преминет собрать общее совещание. Послушаем, что он скажет. Заодно и посмотрим на него.
Генерал Оболенский прибыл на квартиру Ковалевой в 14.10. Там уже находилась оперативная бригада местного отделения милиции, представитель прокуратуры и офицер следственного управления Федеральной службы безопасности. Ну и, естественно, капитан Григорян со старшим лейтенантом Лопыревым.
Генерал поздоровался с представителями других ведомств. Отвел в сторону майора ФСБ, спросив:
– Ваша фамилия Хомутов?
– Так точно, товарищ генерал! Майор Хомутов Дмитрий Геннадьевич.
– Вы получили информацию об этой трагедии?
– Так точно!
– Это хорошо! Хотя, что может быть хорошего, когда совершается такое жестокое, ничем не оправданное убийство! Да, жаль женщину с ребенком. Но нам сейчас должно быть не до сантиментов. Я думаю, что версия, кстати, на данный момент единственная и весьма правдоподобная – убийство подданным Бельгии господином Ковалевым членов своей бывшей семьи – вполне устроит и нас, и правоохранительные органы.
Хомутов кивнул:
– Я в курсе, Петр Константинович. И с представителями милиции и прокуратуры обсуждал эту тему. Они готовы принять данную версию. Дело за посольством Бельгии. Но и там вопрос будет решен отдельно и положительно.
– Добро. Вы неплохо справились со своей работой. Да и руководство не пошлет на такое дело кого-либо. Лишь самого компетентного человека. Вам остается проконтролировать завершение осмотра места преступления, доставку трупов в морг, возбуждения, оформления и закрытия уголовного дела по данному случаю. То, что Ковалева являлась офицером спецслужбы, понятно, нигде не должно быть отражено.
– Мне все ясно, товарищ генерал!
– Работайте, майор! Своих людей я отсюда забираю.
Оболенский, извинившись перед милиционерами и прокурором, приказал Григоряну и Лопыреву покинуть квартиру Ковалевой. Подчиненные генерала последовали за начальником, который двинулся по лестнице вниз.
Отъехав от дома, он приказал водителю остановить «Мерседес». Повернулся к убийцам:
– А теперь все по порядку. С самого начала и до самого конца. Не упуская ни единой мелочи. Я слушаю.
Григорян подробно доложил о том, что и как они с Лопыревым делали.
Оболенский слушал внимательно, не пропуская ни слова, он безразлично отнесся к убийству, оно не интересовало генерала. Выслушав убийцу, руководитель спецслужбы спросил:
– Так, значит, Ковалева утверждала, что уничтожила компрометирующие материалы?
– Так точно, Петр Константинович!
– В унитаз спустила?
– По ее словам, так.
– Лично ты ей поверил?
Григорян пожал плечами:
– Как сказать? Вроде врать, когда под угрозой жизнь дочери, смысла нет!
Генерал спросил:
– А признаваться смысл есть? Наша дражайшая Анастасия Павловна прекрасно понимала, что в любом случае ни ей, ни дочери, ни мужу бывшему, о судьбе которого она, возможно, и не думала, после допроса не жить. А если не жить, то зачем давать убийцам то, что они так хотят получить?
– Но мы ничего не нашли в квартире, Петр Константинович, а искать, как вы знаете, умеем. Только…
Оболенский бросил быстрый взгляд на капитана:
– Что?
– Да пальчиков на кухне оказалось много. Больше, чем их могли оставить Ковалевы.
– И ты только сейчас говоришь мне об этом?
– Мы сняли отпечатки, сканировали, отправили на идентификацию на главный компьютер. Результат еще не поступил. Думал, рано об этом докладывать. Пальчики ведь могут принадлежать кому угодно. И какой-нибудь подруге, и неизвестному нам любовнику, и, наконец, просто соседке. Тем более что сняли мы их на кухне.
Оболенский приказал:
– А ну, поторопи лабораторию!
Григорян предложил:
– Может, это лучше сделать вам? Вас эксперты послушают, меня же могут и проигнорировать.
– Нет! Нечего мне лезть в ваши дела. А ты звони.
Капитан достал сотовый телефон, нажал клавишу вызова занесенного в память мобильника номера лаборатории Службы:
– Алло? Лаборатория? Виктор, ты?
Генерал слышал разговор, громкость, установленная на аппарате, позволяла делать это без труда.
– Я, Армен!
– Ну что там с отпечатками, что я послал тебе?
– Интересные отпечатки. Приедешь, посмотришь.
– Ты заключение отшлепал?
– Сделал все, как ты сказал.
– Так какого черта мне на «мыло» не сбрасываешь?
Руководитель лаборатории майор Виктор Шлага проговорил:
– Так я думал, вернешься и заберешь бумаги.
Григорян раздраженно выдохнул воздух:
– Витя! Немедленно результаты мне. Вопросы?
Тут и Шлага проявил гонор:
– А чего ты разорался? Ты кто для меня есть-то? Подумаешь, «шишка» араратская! Ты место свое знай! Маловат для того, чтобы приказывать!
Генерал не хотел вступать в разговор подчиненных, но пришлось. Он вырвал сотовый телефон у побагровевшего армянина:
– А я, майор, для тебя не маловат?
Руководитель лаборатории удивился:
– Это вы, товарищ генерал?
– Я, я, Шлага! Немедленно результаты на ноутбук Григоряна. И о проведенной экспертизе никому ни слова. Надеюсь, ты лично ее проводил?
– Да, конечно, лично. Я все понял, высылаю заключение.
Вскоре на мониторе высветилось сообщение, заставившее Оболенского удивленно посмотреть на сообщников-подчиненных. В нем значилось, что отпечатки пальцев, обнаруженные Григоряном на кухне Ковалевой, принадлежат самой покойной, ее дочери и… майору Москвитину.
Генерал выдохнул:
– Та-ак!
И уставился на капитана, тихо спросив:
– Значит, прошедшей ночью никто не навещал Ковалеву?
Григорян развел руки, насколько это позволила ширина салона автомобиля и сидящий рядом старший лейтенант Лопырев:
– Нет, не навещал. Мои ребята глаз с нее не сводили.
– Так откуда там пальчики Москвитина взялись?
Наконец решил вставить слово Лопырев:
– Но, Петр Константинович, Москвитин мог бывать у Ковалевой и раньше. И вообще, трахать ее. А что? Он одинок, она тоже. Девку-дочку спать, а сами того.
– И никто в Службе об их отношениях не знал?
– Может, и знал кто, но не распространялся.
Генерал отвернулся к лобовому стеклу:
– Может, и так. Эх, надо бы сначала всю техническую работу выполнить, а потом браться за Ковалевых. Тогда и про пальчики у Анастасии можно было спросить! Почему не поступили так?
Григорян проговорил:
– Но кто же знал, что там могут оказаться отпечатки Москвитина? Лично я даже не предполагал такое.
Оболенский передразнил капитана:
– Лично, лично. Лично ты можешь только мочить клиентов. И то делать это по указке. На инициативу извилин не хватает.
Капитан посчитал, что злить генерала не стоит, и молча выслушал обидные слова.
Генерал же, выкурив сигарету, вновь повернулся к подчиненным:
– Ладно. Нечего каяться, все равно ничего уже не изменить. Главное, Москвитин был на квартире Ковалевой. Когда? Вопрос. Не исключено, что и прошедшей ночью. Да, да, что смотришь так на меня, Григорян, – генерал пресек попытку капитана в очередной раз оправдаться, – профессионалу такого уровня, как Москит, ничего не стоило провести вокруг пальца тех сопляков, что ты выставил в качестве наблюдателей во дворе. А раз такой вариант не исключен, то и будем исходить из того, что Анастасия передала документы Москвитину.
Григорян пробормотал:
– Не совсем хороший вариант.
Генерал уточнил:
– Очень хреновый вариант. Компромат в руках Москита – это серьезно. А если Ковалева еще в подробностях описала и мою встречу с Батыром в кафе, то и подавно. О том, что видели на месте преступления, никому ни слова. Эта информация закрыта мной.
По приезде в офис генерал собрал экстренное совещание офицеров Службы, на котором довел до всех присутствующих факт гибели капитана Ковалевой. Говорил он скорбным голосом, показывая всем своим видом, как переживает случившееся. Закончил речь словами:
– Вот так в жизни бывает. Кто-то гибнет от пули врага, а кто-то становится жертвой необузданной ревности или других бытовых обстоятельств, как в случае с нашей Анастасией Павловной. Подонок, бывший муж, в порыве ярости убил не только ту, которая когда-то была его женой, он не пощадил даже собственную дочь. Ребенка не пощадил!
Сделав паузу, генерал добавил:
– Убийца ушел от правосудия, покончив с собой там же, рядом с жертвами. Видимо, на какое-то мгновение разум его прояснился, и в ужасе от содеянного господин Ковалев застрелился. Сейчас правоохранительные органы работают на месте преступления. Но и им картина ясна. Службу поставят в известность о результатах следствия, хотя новое вряд ли сообщат. А нам остается проводить в последний путь боевого товарища.
Оболенский повернулся к сидящему по соседству заместителю, полковнику Жирнову:
– Вас, Анатолий Александрович, я попрошу заняться организацией похорон Анастасии Павловны и ее дочери. Приготовьте помещение, где можно было бы установить гробы. Я думаю, все должны иметь возможность проститься с погибшими.
На этом генерал объявил совещание закрытым и призвал всех сотрудников продолжить выполнение ими служебных обязанностей. Офицеры покинули штаб. Москвитин вернулся в свою комнату, Оболенский прошел в служебный кабинет. Он выпил коньяку, сел в кресло, закурив и задумавшись. Оболенскому не давал покоя Москвитин.
Приняв за основу наихудший вариант развития событий, а именно тот, при котором Ковалева все же передала компрометирующие Оболенского материалы майору Москвитину, от других вариантов генерал отказался, решив действовать наверняка. Пусть с перестраховкой, но уже наверняка! Оболенский понимал, что майор ни на секунду не усомнится в том, что Ковалеву убил не ее бывший муж. Он без труда просчитает, что капитана убрали из-за документов по приказу самого Оболенского. Что он предпримет в ответ, имея на руках убойный материал, способный доставить начальнику практически непреодолимые, даже с его связями, проблемы? Понесет документы в ФСБ? Вряд ли, велика вероятность, что они попадут к куратору. А майор не может быть уверен в том, что Большаков не в курсе темных дел руководителя спецслужбы! Тот не в курсе, но знать-то этого Москвитин не может. А действовать на авось не будет, так как привык работать основательно, расчетливо, ясно определив цель и конкретные пути ее достижения.
Следовательно, в ФСБ майор не пойдет. По крайней мере сейчас. Выше, во властные структуры хода ему нет. Значит, начнет искать человека, который поможет ему доставить бумаги туда, откуда их Оболенский достать не сможет. На это нужно время. Оно у Москвитина есть! Вернее, есть, пока он находится здесь, в Москве. Где он может их хранить? Дома? Сомнительно! В служебном кабинете? Глупость. При себе? Еще большая глупость! Хотя… передать их Москвитину некому. Из сотрудников Службы. А на сторону? Чревато! Он знает, что если попал под подозрение, то за ним будет установлено наблюдение. До смерти Ковалевой причин прятать компромат у него не было. А после того, как он узнал о гибели Анастасии, территорию офиса не покидал. И покинет уже с прицепом на «хвосте». Все это Москит прекрасно понимает. Значит, документы сейчас все же либо при нем, либо у него дома, но в тайнике! Нет, квартира отпадает! Скорее всего компромат при нем! В настоящий момент при нем! Но ничего для проверки этого генерал сделать не может. Москвитин не Ковалева и не любой другой сотрудник центрального офиса. Он специальный агент. Диверсант! Его не обыщешь. Это Владимиров или даже Жирнов по первому требованию Оболенского разделись бы до трусов. Майор не позволит прикоснуться к себе. Правда, с оговоркой, живым не позволит. А убирать его нельзя! Во-первых, смерть второго сотрудника Службы, да еще секретного агента, и почти одновременно с Ковалевой, сразу породит массу вопросов у куратора, на которые Оболенскому ответить будет трудно. На бытовуху ликвидацию Москвитина не скинешь, а следовательно, Большаков почувствует неладное и начнет крутить Службу. И закончиться этот крутеж может плохо.
Вот черт. Задала сучка Ковалева задачку. Создала проблему. Хотя, если быть объективным, винить во всем Оболенскому следовало только себя. Это он потерял нюх, расслабился и назначил встречу с Астаминовым в обычном московском кафе. Ведь мог же вывести Батыра за город? Мог. И никто ничего не узнал бы. Почему не вывез? Да все потому. Расслабился. А в его работе, особенно теневой, расслабление смерти подобно, в чем сейчас он имеет полную возможность убедиться.
Оболенский вызвал оперативного дежурного и велел подать машину.
Генерал затушил окурок в пепельнице, извлек из сейфа спутниковый телефон, положив его в кейс, налил еще рюмку коньяка, поднял ее:
– Да поможет мне Бог!
Выпил. Вышел на улицу. Сел в «Мерседес», приказав водителю:
– На набережную, Женя.
Прапорщик Хомяков плавно вывел иномарку с территории центрального офиса. Через полчаса остановился на площадке у одной из многочисленных пристаней на Москве-реке. Генерал, покинув салон, прошелся вдоль высокого гранитного парапета, глядя на воду.
Остановился. Достал из кейса телефон, включил его.
– Джура!
– О! Господин Оболенский? Какими судьбами? Хотя догадываюсь, Батыр доложил мне о небольших проблемах, возникших у вас в Москве.
Генерал невесело усмехнулся:
– Если бы небольших. Да, началось все с мелочи, но затем эти мелочи начали разрастаться с большой ком.
– Тебе нужен мой совет или помощь, Петр Константинович?
– И то, и другое, Адам.
– Весь во внимании.
Генерал огляделся, вокруг не было никого, только машины четырьмя плотными рядами продвигались вдоль набережной. Оболенский проговорил:
– Наша встреча с Батыром в Москве зафиксирована.
Адам Дахашев, он же Джура, спокойно произнес:
– Я это знаю. И что?
– Как что? Мало того, что нас сфотографировала моя сотрудница, оказавшаяся в кафе случайно, так она еще идентифицировала через компьютер Батыра и моего собеседника, вытащив из базы данных Службы его досье! Эти документы она передала кому-то. Скорее всего хорошо тебе знакомому майору Москвитину. Ты понимаешь, что это значит?
Голос Джуры звучал неестественно спокойно, даже как-то безразлично:
– Понимаю. Ровным счетом ничего не значит.
Генерал не смог скрыть нервного изумления:
– Что? Ничего не значит?
– Конечно. Дело в том, дорогой Петр Константинович, что у Батыра есть брат-близнец. Так вот Хасан Астаминов, в отличие от Ахмеда Батыра, вполне законопослушный и преданный властям Чечни чиновник в новой администрации. Братья как две капли воды похожи друг на друга и официально являются непримиримыми врагами, что не соответствует, естественно, действительности! Хасан, как и Ахмед, работает на меня. Так что пусть хоть куда попадают фотографии, досье или еще что-то, связанное с вашей встречей в Москве. Ты принимал не Ахмеда, а Хасана, о чем тот будет предупрежден немедленно. Кстати! По моим данным, он сегодня как раз и возвращается из столицы, куда ездил по делам своего начальства.
Оболенский, выслушав Дахашева, почувствовал: у него закружилась голова и ослабли ноги.
– Почему же ты, Джура, не оповестил меня об этом раньше?
– Да о братьях Астаминовых вся Чечня знает. О них наверняка в курсе и командир твоего отряда. Так что я посчитал, что и ты обладаешь этой информацией. А что это с твоим голосом? Ты что-то сделал не так?
Генерал готов был обложить своего компаньона русским многоэтажным матом:
– Сделал ли я что? Да, сделал! Не зная ни хрена о каком-то задроченном Хасане, убрал сотрудницу, что засекла нас в кафе с Батыром!
– Ну и что? Уверен, ликвидацию ты провел умно, отведя от себя всякие подозрения. Чего ты нервничаешь?
– А то, что, если Москвитин обладает документами, то он в туфту, что я общался в Москве с братом Батыра, не поверит! И начнет копать! К этому его подстегнет еще и тот факт, что вместе с сотрудницей мне пришлось уничтожить и всю ее семью, включая малолетнюю дочь! А если Москит начнет копать, то чего-нибудь раскопает точно. А у нас крупная сделка на носу. Вот почему я нервничаю и кляну тебя за то, что ты не соизволил хотя бы продублировать известную, как ты говоришь всем, кроме руководителя антитеррористической спецслужбы, информацию по брату Батыра. Сделай ты это, все сейчас было бы по-иному.
Дахашев остановил речь Оболенского:
– Подожди, подожди, генерал. Ты, вместо того чтобы вешать на меня всех собак, себе задал бы вопрос, почему ничего не знаешь о Хасане. Ты вот о чем подумай. Хотя… об этом думать уже не стоит. Успокойся и продолжай работать в прежнем режиме.
– Мне этого теперь не даст Москвитин.
– Так реши и с ним вопрос.
– Я, Джура, в отличие от тебя, не в Чечне, а в Москве. Это ты можешь приказать забавы ради отрезать башку какому-нибудь провинившемуся своему абреку. А я не могу тронуть майора здесь. При всем своем желании. А убрать его необходимо.
Джура вздохнул:
– Что-то я перестал понимать тебя, Петр Константинович. Тебе надо завалить майора, а сделать этого ты не можешь? Что, людишки стоящие перевелись, чтобы заказ выполнить?
– Не перевелись. Я говорю о том, что второй труп, а тем более труп секретного агента, на фоне убийства сотрудницы Службы немедленно вызовет реакцию моего куратора. А он мужик дотошный и возможностями обладает, с моими не сравнимыми. Он обязательно начнет расследование гибели Москита, тем самым парализует мою деятельность, ну и как следствие – окончательный этап подготовки нашей сделки с оружием. Так что не все просто, как это кажется со стороны. Особенно с вершин Кавказских гор.
Руководитель чеченской террористической группировки коротко спросил:
– Что предлагаешь?
Оболенский ответил так же коротко:
– Убрать Москита в Чечне.
– Каким образом? У тебя есть план?
– Есть.
– Выкладывай его!
– Он прост. Необходимо организовать акцию твоими силами, в ходе которой и завалить диверсанта.
Дахашев ненадолго задумался, затем ответил:
– Неплохо. Кажется, твой Москит в этом случае может оказать и мне неплохую услугу, тогда тебе его и убирать не придется! Сам потом сдохнет!
– Ты это о чем?
– Об одном дельце, которое дестабилизирует обстановку в регионе похлеще любой нашей удачной операции. А смысл его в следующем…
Руководитель спецслужбы слушал Джуру еще минут десять. После чего спросил:
– А ты уверен, что все пройдет по твоему сценарию?
– Уверен. При условии, если и ты как надо сыграешь свою роль.
– Ладно. Кончаем разговор, и так зависли в эфире.
– Конец связи, генерал, и не суетись, все будет о’кей.
– Хотелось бы. Конец связи.
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4