Глава 1
Утро 17 июня началось для генерала Оболенского с телефонного звонка. Аппарат выдал сигнал в 8.00, когда руководитель Службы завтракал. Он включил свой мобильник:
– Алло!
– Доброе утро, Петр Константинович!
Оболенский узнал голос Остапова:
– Доброе, Борис Борисович!
– Как бы нам встретиться?
– Срочное дело?
– Да.
– Назови где, я по пути на службу заеду.
– Давай в 8.45 на Таганке, прямо возле театра.
– Договорились. Надеюсь, предстоящий разговор неприятных сюрпризов не принесет? Не хотелось бы с них начинать день.
Генерал-майор авиации успокоил руководителя спецслужбы:
– Не волнуйся и неприятностей не жди. До встречи.
Не успел Оболенский отключить сотовый телефон, как раздался сигнал вызова на аппарате спутниковой связи, пробиваясь через кожаную обшивку кейса, ожидающего хозяина в прихожей. Это уже из Чечни. Кто? Джура? Да вроде больше и некому. Но что вынудило Дахашева звонить самому и утром? Неужели как-то проявил себя Москвитин? Но что гадать. Сейчас все узнаем!
Забрав «дипломат», генерал прошел в кабинет и только оттуда ответил:
– Слушаю.
– Здравствуйте, Петр Константинович! Иванов на связи.
Оболенский удивился:
– Иванов? Что случилось, подполковник?
Начальник штаба отряда доложил:
– В 4.00 на меня вышел старший лейтенант Лопырев.
– Что???
– Так точно! Степан, собственной персоной.
– Каким образом это ему удалось?
– Он не сообщил, обещал разъяснить обстановку позже, когда сможет еще раз связаться со мной.
– Откуда у него взялась радиостанция? Ведь мои офицеры не были оснащены ими?
– Не знаю, Петр Константинович. Но Лопырев имеет возможность связываться с отрядом, а это значит, что используется станция «Гарпуна».
– Что сообщил Лопырев?
Подполковник Иванов передал суть утреннего разговора с непосредственным подчиненным Оболенского. Тот, выслушав и немного подумав, переспросил:
– Так, значит, Москвитин держит путь на север? К неизвестному аулу, в котором якобы у Москита имеется надежное убежище?
– Так точно!
– Непохоже на офицера особого применения! Если он решился на побег, то не для того, чтобы где-то отсиживаться, да и вариант с аулом выглядит как-то сомнительно. Когда Москит, а главное, в каких целях, успел оборудовать убежище, да еще в чеченском селении?
– Не могу знать, товарищ генерал!
– Это понятно, что ты не можешь знать об этом. Ладно, доклад принял, а тебе, как только Лопырь еще раз выйдет на связь, тут же переключить на меня, ясно?
– Так точно.
Генерал отключил аппарат, вернув его в кейс.
Охранник доложил о прибытии служебного автомобиля.
Оболенский спустился во внутренний двор своего богатого особняка, где у входа стоял до блеска вылизанный «Мерседес». Ничего не скажешь, умел водитель-прапорщик Хомяков следить за техникой.
Генерал сел на заднее сиденье. Дверцу за ним услужливо захлопнул охранник, который до этого и открыл ее перед хозяином.
Прапорщик спросил:
– На службу?
– Нет. К Театру на Таганке. Встанешь на стоянке у касс.
Шикарная иномарка бесшумно выкатилась за пределы территории не менее шикарной усадьбы руководителя одной из антитеррористических служб страны, чья официальная зарплата составляла чуть более пятнадцати тысяч рублей. Особняк же тянул как минимум на миллион… долларов. Но у спецслужб свои секреты! На то они и секретные!
«Мерседес» остановился у театра в 8.40. Водителю удалось обойти многочисленные пробки, которыми в это время постоянно забита Москва. Машины генерала авиации не видно, но до назначенной встречи еще пять минут. Оболенский решил прогуляться. Но не успел сделать и с десяток шагов, направившись к афишной тумбе, как за «Мерседесом» остановилась «Волга» Остапова. Летчик тоже вышел из машины, пошел к нему. Встретились, поздоровались. Оболенский спросил:
– Ну что у тебя, Борис?
Остапов предложил пройти в ближайшее кафе недалеко от здания метро. Оболенский согласился. Вскоре генералы устроились за крайним столиком у окна пустого, довольно приличного и уютного кафе. Заказали по чашке кофе.
Оболенский взглянул на Остапова:
– Ну?
– Обстановка следующая, Петр Константинович. На понедельник у меня три рейса на Кавказ. Один в Чечню, второй в Дагестан, третий в Грузию. Затем по планам Генерального штаба начинаются широкомасштабные учения на севере. Моя дивизия будет задействована в них в полной мере. Придется перебрасывать из Центра десантные соединения с техникой! Так что если проводить акцию, то в понедельник, 21 числа. Или откладывать ее как минимум на месяц!
– Это невозможно!
Оболенский задумался. В принципе, вариант с отправкой груза в понедельник приемлем. Сегодня четверг, четверо суток на подготовку есть. Этого достаточно. Для Джуры в том числе. Тем более, альтернативы решениям Генштаба не существовало. Руководитель спецслужбы, допив кофе, согласился:
– Хорошо! Понедельник так понедельник. Каким из трех бортов думаешь отправить груз?
– Грузинским. Тем самым, который доставлял на Кавказ твоего диверсанта. От вас нужно прикрытие, начиная с загрузки борта до выброса груза.
– Об этом не беспокойся. Прикрытие и сопровождение я обеспечу.
– Тогда, считаем, решили вопрос?
– Я бы сказал иначе, достигли предварительной договоренности. Мне еще надо узнать, готов ли покупатель принять товар. Как согласую этот пункт, будем считать, что окончательное решение принято. Ты узнаешь о результатах переговоров с духами в обед. В 14.00 будь вне штаба и в готовности ответить на вызов.
– Хорошо, Петр Константинович. Я расплачусь и пойдем?
Но Оболенский не спешил:
– Ты, Борис Борисович, иди, а я еще немного посижу. Так не хочется из этого спокойствия да в суету повседневных дел.
Генерал-майор авиации покинул кафе. Оболенский заказал еще кофе, на этот раз с коньяком и сигарой. Ему надо было проанализировать ситуацию, сложившуюся в результате встречи с Остаповым, и подумать о том, как говорить с Джурой.
Насладившись ароматным напитком и дымом «гаваны», Оболенский вернулся в «Мерседес». Приказал водителю:
– На нашу набережную, Женя! Только встанешь не у пристани, а дальше, за мостом.
В 9.40 Оболенский вызвал Дахашева:
– Джура? Будь готов встретить груз 21-го числа в понедельник. Время вылета уточню дополнительно.
Дахашев облегченно вздохнул.
– Ну наконец-то, а то я, понимаешь, начал уже сомневаться в честности и порядочности своих партнеров. Не обижайтесь, генерал. Квадрат получения груза остается прежним?
– Да. Плато. Думаю, тебе уже завтра следует начать стягивать туда свои отряды.
– Я знаю, что мне делать, уважаемый Петр Константинович. Лишь бы ваш «Гарпун» не вмешался в наши дела. Разведка отряда в последнее время резко активизировала свои действия. Что бы это значило?
– Ничего странного, Джура! Эта активность объяснима. На Карцева возложена задача по поиску сбежавшего Москвитина. Вот он и старается. Ведь майор вполне может считать и полковника одним из тех, кто так подставил его!
Дахашев поинтересовался:
– А на самом деле с федеральной стороны есть какие подвижки в розыске этого безумца?
– Есть, Джура! Лопырев сегодня рано утром выходил на связь!
– Да? И что он сказал, если не секрет?
– Какие у меня от тебя могут быть секреты? Старший лейтенант доложил, что Москит движется на север в какой-то неизвестный горный аул, где у него якобы имеется убежище. И в нем майор собирается какое-то время отсидеться.
Джура спросил:
– А ты не допускаешь того, что Лопырев выходил на связь под контролем и по приказу самого Москита? Чтобы слить нам «дезу» о своих намерениях?
– Допускаю. Поэтому предупреди всех своих командиров, чтобы при совершении марша соблюдали повышенные меры безопасности. Особенно это касается Ильяса. Москвитин уже может находиться рядом с ним. Так что, думаю, будет разумнее снять отряд из Гармуна немедленно. Тогда Москит проявит себя. Нет, он, естественно, не ринется в атаку на крупный отряд, но на «хвост» сесть может. Будет неплохо, если Ильяс скроет часть людей на базе, которые спустя час двинутся вслед основным силам, контролируя перевалы Слепого ущелья. В этом случае весьма велика вероятность того, что Ильясу удастся зажать Москита в горах. Уничтожение майора было бы неплохим подарком всем нам!
Дахашев согласился:
– Ты прав, Петр Константинович. Я поступлю так, как ты посоветовал.
– Вот и хорошо. Если у Ильяса в ходе марша будут новости, не стесняйся, вызывай меня. Уж очень я волнуюсь за судьбу майора Москвитина.
– А судьба старшего лейтенанта тебе безразлична?
– Теперь уже да. Лопырев – отработанный материал, и в том, что оказался в руках Москвитина, виноват сам. Майор выпотрошил из старлея всю известную ему информацию и кончит его где-нибудь в рощице. И этот ход Москита будет абсолютно оправдан с точки зрения решения майором собственных проблем. Так что думать о Лопыреве нет никакого смысла. Если он еще жив, то это ненадолго.
Генерал отключил аппарат, положив его в кейс. Облокотился о гранитный парапет, глядя, как плещется слабая волна о каменный берег.
Джура, отключив трубку, задумался. Слава Аллаху, решился вопрос о дате переброски оружия, а то уж нехорошие мысли начали посещать руководителя крупной бандитской группировки. Московские «друзья» могли свободно кинуть Дахашева, что для последнего означало бы одно – смерть! Но вроде все идет по плану. И это радует! Все, кроме Ильяса. В последнее время Алиханов ведет себя вызывающе. И в ущелье Хатулам проявил своеволие, в результате чего русские поняли, что боевики были предупреждены о готовящейся против них засаде. И у себя на базе, в Гармуне, по докладам тайных осведомителей Джуры, Ильяс не раз заикался о том, что ему надоело подчиняться единому руководству, которое, по его мнению, действует слишком осторожно и мягко. Он, Ильяс, действовал бы по-другому. Он бы заставил север республики содрогнуться от ужаса. Джура, мол, для этого слаб. Из той информации, что поступала Дахашеву, можно было сделать один вывод – существовала реальная угроза раскола единого управления «силами сопротивления». И инициатором этого раскола вполне мог стать Ильяс. Джура расправился бы с ним после акции в Хатуламском ущелье, но не позволил Оболенский. Не воспользоваться ли сложившейся в данный момент обстановкой? По словам генерала, Москит, зная о местонахождении базы Алиханова, пойдет туда, чтобы начать свои акции возмездия против боевиков. И первой его целью должен быть Ильяс. Возможно, Оболенский и прав. Генерал потребовал, чтобы отряд Алиханова покинул базу сегодня же, направившись в квадрат приемки груза, при этом подготовив ловушку для Москита. Следует ли в точности последовать советам Оболенского? Нет! Надо попытаться подставить Ильяса Москиту. И неважно, что Алиханов будет знать о намеченной акции по переброске оружия. Москит же этого знать не будет. Ведь он пользуется информацией, которой владеет Лопырев, а тот не посвящен в главную операцию. Следовательно, майор-диверсант будет иметь целью физическое уничтожение Ильяса, да и разговаривать с командиром отряда боевиков у него времени не будет! Москит действует стремительно и решительно. А гибель Ильяса, а также то, почему он вопреки приказу не покинул вовремя базу, вполне можно списать на своеволие Алиханова, известное Оболенскому. Да, так и следует поступить, причем ослабив оборонные возможности базы в Гармуне. Как это сделать, Джура знал.
Приняв решение, он вызвал на связь Батыра. Передал ему суть разговора с Оболенским и приказал с утра начинать выдвижение к плато. Ахмед приказ принял и ответил, что с утра начнет его выполнение. Единственное, что он спросил, – какую задачу следует выполнить его отряду на месте приема груза. Джура объяснил, что конкретная задача отряду Батыра будет поставлена на плато, куда он должен выйти к утру 21 июня. Затем Дахашев вызвал к себе помощника, ведавшего в группировке тыловым обеспечением.
Тот вошел, низко поклонившись и проговорив:
– Слушаю, хозяин!
– Караван к отправке готов, Анвар?
– Готов, хозяин!
– Конвой?
– Под караваном я подразумевал и животных с баулами и вьюками, и проводников, и охрану.
– Ты знаешь, где мы должны принять воздушный груз?
– Знаю!
– Тогда в ночь лично выводи караван на марш. Утром 21 июня он должен быть сосредоточен на выходе к плато от «зеленки».
Анвар Кабаев вновь поклонился:
– Я все понял, хозяин!
– Иди, Анвар! Да поможет тебе Аллах!
Кланяясь, Кабаев спиной покинул помещение лесного блиндажа, оборудованного под личные апартаменты Адама Дахашева.
И после этого он решился на разговор с Алихановым.
– Ильяс? Это Джура!
– Слушаю тебя, брат!
– Долгожданный день, наконец, обозначен! Груз прибудет к нам в понедельник, 21-го числа.
– А точнее?
Джура сдержал приступ гнева. Ильяс позволял себе перебивать старшего и задавать вопросы тогда, когда делать этого не следовало. Алиханов уже считает себя по меньшей мере равным по положению с Джурой. Но в стае волков двух вожаков не бывает. Однако он решил не осложнять обстановку, ответив:
– Точнее мы все узнаем на плато.
– Хорошо. Что должен делать я?
– Сегодня вечером отправить сорок всадников по своему маршруту к плато. Они должны к вечеру воскресенья прибыть на место и оцепить его, одновременно проведя разведку местности. Около плато не должно быть никого, кроме наших бойцов.
– Но ты своим решением оставляешь меня на базе всего с десятком наемников?
Джура спросил:
– Ты чего-то боишься?
Ильяс повысил голос:
– Тебе должно быть известно, Джура, что я никого и ничего не боюсь! Зачем унижаешь меня?
– Извини, брат. Я неправильно задал вопрос. Ты чего-то опасаешься, оставаясь на базе с небольшой группой до утра?
Алиханов переспросил:
– До утра?
– Да. Ибо в восемь часов завтра также следует выдвигаться к плато. Такой порядок переброски твоего отряда определен Оболенским. Он считает, что, разделив подразделение, удастся избежать неприятностей и сюрпризов, которые вольно или невольно могут подбросить нам федералы. В общем, это его приказ, и не нам с тобой его обсуждать.
Джура знал, что Ильяс не имеет возможности связаться с Оболенским в обход Джуры и вынужден будет поверить Дахашеву на слово. И проигнорировать приказ генерала Ильяс не посмеет. После некоторого раздумья Алиханов согласился:
– Я все понял. Передай боссу, что мои люди в точности исполнят его требования.
– Я думаю, Оболенскому приятно будет это слышать.
Ильяс неожиданно спросил:
– Генерал не говорил, что слышно о сбежавшем Моските?
Джура на этот вопрос усмехнулся. Вот чего ты, Ильяс, боишься! Майора! Знаешь, что Лопырь мог выдать Москиту месторасположение твоей базы, а Москвитин не преминет воспользоваться полученной информацией, прийти к тебе в гости. Вот и занервничал! А еще понтовался: Ильяс никого и ничего не боится! Боишься, брат, смертельно боишься! Но ничего, это хорошо. Однако ответил, солгав:
– Насколько мне известно, Лопыреву каким-то образом удалось связаться с федералами. Он сообщил, что Москит уводит его на север к какому-то схрону, чтобы отсидеться первое время. Но вроде ему уже сели на «хвост» спецы российского МВД. В общем, я думаю, дни его сочтены. Да иначе Оболенский не решил бы проводить главную акцию!
Голос Алиханова повеселел:
– Что ж! Собаке собачья смерть. Жаль, не ко мне в руки попадет этот крутой спецназовец. Я имел возможность убить его в доме Зараева, но не имел права сделать это. Сейчас я с удовольствием посадил бы на кол проклятого гяура. Но не судьба. Что ж! Все одно, его смерть простой не будет.
Джура подыграл подчиненному:
– Да, ты прав! Умереть Москиту придется страшной смертью. На его месте я лично предпочел бы застрелиться. Но хватит о нем. Начинай готовить отряд к выходу. Жду доклада о том, что твои отборные джигиты отправились к плато! Конец связи!
Дахашев хищно усмехнулся. Эх, был бы на самом деле рядом с Ильясом Москит! Но ничего, не беглый майор, так снайпер самого Джуры снимет Ильяса во время его личного перемещения к плато. И этот выстрел спишут на Москвитина. На него сейчас можно списать многое! Не знал Джура: то, чего он так желал, случилось в действительности. Когда боевики разговаривали между собой, майор Москвитин с Лопыревым уже завершали подъем на перевал, немного правее Гармуна, выходя непосредственно к Слепому ущелью.
Ильяс, закончив разговор с Джурой, выключил трубку, сплюнул на пол:
– Шайтан бы вас всех побрал! Начальники! Куда ни глянь, одни начальники. Почему Джура руководит группировкой? Ведь у него меньше подчиненных. Но он главный! К нему стекаются деньги, большие деньги, с ним ведут переговоры эмиссары различных террористических организаций. У него поместье в Турции и приличный счет в банке. Он на слуху у всех! А Ильяс? Ильяс в тени. Что, разве он, Алиханов, не может руководить противостоянием новой власти? Может! Но разве Джура допустит Ильяса к власти? Ни за что. Так и будет держать на коротком поводке. Поэтому надо решать: оставаться ли в подчинении у Джуры или занять его место? Второй вариант мирного разрешения не имеет. Отделиться от группировки Джура не даст. Значит, надо принимать кардинальные меры. И принимать сразу после завершения сделки на плато у Черной горы. Когда на плато бойцов Ильяса будет больше, чем наемников Дахашева. Вот тогда и следует его попросту пристрелить, объявив себя командующим группировкой! Может возмутиться Батыр, но он ничего не сделает! Астаминов смирится. Он не стремится к главенству, для него главное – чтобы хозяин хорошо платил. А кто конкретно будет платить, Джура или Ильяс, без разницы. А если увеличить плату Батыру, так тот вообще во всем подчинится новому хозяину. И заставит подчиниться своих подчиненных! Да! Так и поступим! Другого шанса не представится. Но сейчас надо выполнить требование Дахашева. Это даже хорошо, что Оболенский приказал людям Ильяса, а не Батыра заблокировать плато, что дает Алиханову возможность и дальнейшего контроля над ситуацией.
Он вызвал к себе одного из своих помощников. Приказал к 18.30 подготовить отряд хорошо вооруженных всадников в количестве 40 человек для переброски в квадрат у Черной горы. Так, чтобы к вечеру 20-го числа отряд занял позиции на всех подходах к плато, особо уделив внимание проходу к нему с восточной стороны.
Помощник сказал:
– Но тогда, командир, придется снимать с перевалов все посты наблюдения, выставленные ранее, и только оборудованные позиции раннего обнаружения противника.
Эту меру предосторожности Ильяс принял, узнав о побеге майора Москвитина, просчитав весьма вероятную возможность выхода диверсанта на Слепое ущелье, благодаря информации, которой владел Лопырев. Алиханов махнул рукой:
– Снимай!
– Хорошо! Но с кем ты останешься на базе?
– Это не твоя забота! Выполняй приказ и вызови ко мне Гайдука.
– Как скажешь, Ильяс. Я выполню приказ, но подумай о собственной безопасности.
– Подумаю. Иди.
Помощник удалился. Вскоре вместо него появился парень славянской внешности. Он был гуцулом, отсюда и кличка – Гайдук.
Ильяс предложил начальнику своей личной охраны на базе прилечь на кошму. Налил и пододвинул ему чашку с ароматным зеленым чаем:
– Остынь, Гайдук! И слушай меня внимательно. Вечером базу покинет основная часть отряда. Здесь со мной останутся только твои люди. Их десять человек. Как выйдешь от меня, всем им предоставишь отдых. А в 20.00 выставишь посты в ущелье. Так, чтобы к аулу нельзя было подойти незамеченным. С утра же ты должен быть готов последовать за главными силами нашего отряда.
Гуцул понимающе кивнул головой, спросил:
– Каким образом вы хотели бы, чтобы я расставил посты?
– Возле моего помещения внизу – двух человек, одного у арсенала с оружием и боеприпасами. Двоих поднимешь на левый по течению реки перевал. Двоих на правый, там позиции для наблюдения оборудованы. Остаются еще двое. Их выставишь в самом ауле, среди развалин, там, где открывается вход в подземелье. Все бойцы должны иметь связь между собой и с тобой, ты – со мной!
– Ясно. Я все понял.
Начальник охраны базы удалился.
Алиханов достал из портмоне длинную папиросу, набитую отменного качества марихуаной, прикурил ее. Ильясу требовалась передышка в нервном напряжении, и он расслабился, прибегнув к анаше.
Выйдя на перевал, Москвитин приказал Лопыреву залечь в небольшой канаве у высокой сосны, предупредив:
– Теперь, Степа, молчи, словно язык проглотил! Сейчас сигнал опасности, который ты можешь передать голосом, окажется губительным для тебя. Я-то вооружен и сумею оторваться от бандитов. Ты же нет. А бандиты не будут разбираться, кто ты. Завалят безо всяких базаров. Так что не рискуй, лежи спокойно. Я скоро вернусь. Отсюда никуда! Уйдешь – найду! Найду – убью! Хотя… я далеко не пойду и буду держать тебя в поле зрения!
Сказав это, Москвитин выбрался на вершину перевала, укрылся среди камней гряды, тянущейся по краю склона, по которому поднялся он с Лопыревым.
Майор выбрал позицию, выглянул из-за камня вниз. Слева увидел развалины брошенного аула Гармун. И тут же, совсем рядом, буквально за соседним справа валуном, услышал – кто-то говорит по-чеченски:
– Да? Четвертый на связи!.. Нормально… Да, тихо… Что?.. Да нет, понять-то понял, но что все это значит?.. Ладно, ладно! Спускаемся!
От неожиданности майор метнулся в ближайшую трещину, практически повиснув в ней, удержавшись одной рукой за камень и упираясь ногами в скользкую горную породу. Подумал, придя в себя, – повезло, взял бы правее, прямо на пост раннего обнаружения вышел бы. И тогда весь план к черту. Интересно, как это наблюдатели Джуры не заметили подъема по склону двух человек? А то, что бандиты с этого поста их не заметили, следовало из радиопереговоров старшего поста с аулом. Но эта позиция единственной на хребте быть не могла, где-то левее должна находиться такая же. Почему и оттуда боевики не заметили приближающегося врага? Скорее всего, Москвитин с Лопыревым случайно попали в узкую, мертвую для обоих постов зону! Да, повезло! Но что означал приказ, полученный боевиками? Судя по тому, что говорил дух за валуном, наблюдателям приказали оставить позиции. Почему? Неясно!
Прыжок в трещину майор совершил своевременно. Вскоре там, откуда он слышал разговор, вдоль каменной гряды прошли два человека. Они шли по перевалу. Вероятно, у самого Гармуна имелось подготовленное место безопасного спуска. Выждав еще несколько минут и поняв, что если не выбраться сейчас, то через минуту он попросту грохнется вниз, в бурную речушку, майор подтянулся и выбросил тело на тропу. Взглянул в сторону, где должен был находиться Лопырев. Тот из кустов показал руку. Тоже спрятался, увидев наряд бандитов, и сигнализирует, что находится на месте. Москвитин перевел взгляд в ущелье. А там возле развалин начала собираться довольно приличная толпа. Андрей прошел по перевалу и вышел к оборудованному над брошенным аулом посту раннего обнаружения противника, от которого вниз серпантином спускалась удобная тропа, выходящая к реке и далее к Гармуну. Он взглянул на противоположный склон. Там та же картина. Та же кое-где обрывающаяся за камнями тропа и пост! Пост, с которого, как и с того, где находился Андрей, ни с того ни сего ушли наблюдатели. Что-то внизу явно замышляется. Но что? Это было пока неясно. Обстановка немного прояснилась, когда основная часть боевиков, уйдя за поворот, вскоре вышла оттуда, ведя под уздцы табун лошадей. Животных сгруппировали на западной окраине аула. Бойцы же начали приготовление к маршу!
Москвитин выругался про себя:
Черт, неужели Ильяс решил уже сегодня слинять отсюда? Это нежелательно! Очень нежелательно. И преследовать конный отряд Андрей не сможет. В итоге весь план летит к чертям собачьим, делая усилия майора по выходу к Слепому ущелью бесполезными. Атаковать банду сейчас? Бессмысленно. Ну, отстрелит майор с десяток бандитов, и что? Остальные откроют такой ответный огонь, что придется отходить. А они организуют преследование. В результате завалят Москвитина, как архара. Но что-то слишком молод бородач, который командует бандитами. Москвитин в Москве в офисе Службы знакомился с досье Ильяса Алиханова, но так, поверхностно. Однако с уверенностью мог сказать, что тот дух, который сейчас раздает налево и направо приказы, не Ильяс. Последний был старше. Что сие означает? Алиханова нет в Гармуне и руководство бандой передано помощнику? Но в отряде Алиханова как минимум пятьдесят рыл, а внизу сорок боевиков. Андрей пересчитал их. Где остальные десять? Находятся где-то вне аула вместе с Ильясом? Может быть! И это обстоятельство также делало все усилия Москвитина обработать Алиханова невозможными. Андрей сошел по своему склону немного вниз. Теперь укрытие Лопырева должно находиться метрах в тридцати справа. Он крикнул:
– Лопырь!
Старший лейтенант тут же обозначил себя.
Майор жестом подозвал Лопырева к себе.
Старлей подошел, спросил:
– Что-нибудь не так?
Майор раздраженно ответил:
– Все не так! Похоже, банда собирается покинуть аул, и в ней нет Ильяса еще примерно с десятью боевиками.
– Разрешите мне взглянуть вниз?
– Идем, взглянешь, только толку-то от твоего глядения?
– Как знать!
– Предупреждаю! Не пытайся…
Лопырев взглянул на майора:
– Когда вы, наконец, перестанете пугать меня?
– Никогда! Идем!
Выйдя на позицию наблюдения боевиков, майор указал:
– Гляди! Может, что и выглядишь!
Лопырев приник к подобию бруствера, тут же повернувшись:
– Да вон он, Ильяс!
Майор упал рядом с Лопыревым:
– Где?
– На дальней от нас стороне аула!
– Вижу! А с кем это он?
Алиханов находился среди развалин не один.
Лопырев пояснил:
– Я видел этого человека, когда встречался с Алихановым. Его зовут Гайдук, и он, по-моему, из персональной охраны Ильяса!
Алиханов, переговорив с гуцулом, неожиданно исчез из поля зрения Москвитина, словно сквозь землю провалился. Андрей удивился:
– Мать твою! Куда делся Ильяс?
На этот вопрос у Лопырева нашелся ответ:
– Я же говорил вам, что база находится в подвальных помещениях разрушенного аула. Там, где исчез Ильяс, находится и его пещера. А главный вход ближе к реке.
– Значит, Ильяс имеет свой «черный ход» из подземелья?
– Да, и ход этот выходит прямо к тропе, поднимающейся к позиции наблюдателей на противоположном перевале.
– Так! С этим ясно! Но банда явно готовится к тому, чтобы слинять отсюда.
Лопырев возразил:
– Не думаю! Внизу сорок лошадей. А идти смешанной колонной какой смысл? Тем более, в ауле, во дворе дома, куда меня доставили при известных вам обстоятельствах, в сарае стояли два грузовика. Да и в самом селении, находящемся под полным контролем Ильяса, наверняка найдется десяток-другой лошадей! Нет, что-то в движениях отряда Алиханова нечисто. И неоднозначно!
Майор посмотрел на старшего лейтенанта:
– Да? Что ж, посмотрим, что будут делать боевики дальше!
Москвитин прикинул ширину ущелья, а также расстояние от занимаемой позиции до различных точек брошенного аула, включая место, куда нырнул Ильяс. Везде получалось менее трехсот метров. А это означало, что майор при атаке, с этого поста наблюдения может поразить любые цели из своего бесшумного «ВАЛа» или «Винтореза», включая и наблюдателей противоположного хребта. Вопрос: сможет ли Москвитин провести эту атаку? Будет ли она возможна? Или бандиты, вопреки доводам Лопырева, все же всем шалманом покинут аул? Знать бы, что задумал Ильяс? Но у него не спросишь, а Лопырь уже высказал собственное мнение. Да, обидно будет, если Андрей упустит Ильяса. Очень обидно! Ждать, наблюдая за развитием событий в ауле, – ничего иного майору не оставалось. Он повернулся к Лопыреву:
– Нечего нам тут торчать. Иди в укрытие! И оттуда следи за мной. Нужен будешь, подам сигнал!
Старший лейтенант молча отправился в кусты, где было оборудовано его укрытие. Замер, глядя на майора и пытаясь найти вариант ликвидации Москвитина, которого пока, как ни старался, не находил. А найти его было жизненно необходимо. Потому что, независимо от того, чем закончится визит сюда, в Слепое ущелье, дальше Лопырев Москиту попросту будет не нужен. Ну, может, использует еще раз для дезинформации генерала, и все! Таскать по горам с собой совершенно ненужный балласт, который надо кормить и за которым следует постоянно следить, майор не будет. Несмотря на обещания, Москвитин избавится от старшего лейтенанта. Поэтому надо опередить его. И попытаться убрать майора тут, рядом с Гармуном. Это единственный шанс и уцелеть, и остаться в команде Оболенского. Второе, в принципе, можно послать и к черту, а вот первое – главное, первое – жизнь. Но как застать Москвитина врасплох, чтобы нанести по нему смертельный удар? Мозг старшего лейтенанта лихорадочно работал. Лопырев даже подумать не мог, что майор, следящий за аулом, думает примерно о том же! Вернее о том, как вывести из игры Лопырева. Но сделать это так, чтобы совесть офицера осталась чиста. И кроме одного варианта, весьма не безопасного для себя, других не находил.
Между тем в ауле Гармун велись интенсивные работы по подготовке банды к совершению марша. Лошадей накормили, напоили, оседлали. Сами боевики вооружились, проверили оружие. Кое-кто облачился в бронежилет. Андрей посмотрел на время: 18.05. Если банда намеревалась совершить марш, то вскоре должна покинуть аул, чтобы засветло пройти Слепое ущелье, выйдя в обширный лесной массив, где можно при наличии проводников свободно двигаться и ночью. Но это опять-таки при условии, что отряд Ильяса двинется на восток. Впрочем, идти на запад, к аулу и далее в населенный район боевикам не имело никакого смысла. Черт! Что же все-таки задумал Ильяс? С того момента, как он нырнул в свое подземелье, на поверхности главарь больше не показывался. Не видел Андрей в руинах и его телохранителя Гайдука.
И наконец, ровно в 18.30, все встало на свои места. Именно в это время бородач, ранее руководивший подготовкой отряда к маршу, отдал команду, и сорок человек запрыгнули в седла. Тут же из главного входа в подземелье появился Ильяс с Гайдуком. Они о чем-то быстро переговорили с бородачом, и тот повел отряд по ущелью на восток. Ильяс с гуцулом оставались в ауле. Майор ударил кулаком по камню:
– Есть! Есть, Лопырь! Ильяс, отправив основной отряд, сам остался на базе! И неважно, почему он поступил так! По собственной ли инициативе или выполняя приказ начальства. Главное, он остался на своей базе в окружении десятка бойцов. Всего десятка, пусть даже очень хорошо подготовленных, отборных наемников!
Такая ситуация позволяла офицеру особого применения провести диверсионную акцию. Спустя полтора часа, в 20.00 Москвитин увидел, как от развалин к обоим склонам ущелья пошли две пары бандитов. Ясно, Ильяс решил восстановить снятые ранее посты наблюдения. И посты, находящиеся непосредственно над аулом, в одном из которых на время обосновался сам Андрей. Майор отошел к убежищу Лопырева. Тот встретил его настороженно, спросив:
– Что-то новое в обстановке, майор?
– Угадал! Ильяс отправил из аула основные силы, оставив при себе с десяток бойцов охраны. Четверо из которых сейчас поднимаются по склонам, чтобы занять посты раннего обнаружения противника. С нашей стороны это позиция, откуда я вел наблюдение за аулом. Так что быстренько отойдем правее!
Старший лейтенант подчинился. Майор вывел его чуть ниже, к нагромождению валунов. Остановился, осмотрев местность:
– Так! Пойдет такое дело! Давай на песке рисуй мне схему подземелья.
– Но я не настолько запомнил, что и где находится под аулом, чтобы в точности воспроизвести это!
– Ничего! Рисуй, что запомнил!
Лопырев, сморщив лоб, задумался. Затем начал чертить. Москвитин наблюдал за его работой. Закончив, старший лейтенант отбросил кусок ветки, которой составил схему, и проговорил:
– По-моему, так выглядят подземные коммуникации базы Алиханова.
Чертеж представлял собой схему зигзагообразного коридора, имеющего пять поворотов. Каждый из них отклонялся от прямой градусов на 30, что означало – насквозь главный ход не просматривается. От него отходили различные помещения. В одном было указано хранилище теплых вещей, дров и угля, в другом нагромождение печек-«буржуек», о чем ранее упоминал Лопырев, далее арсенал, слева склад с продовольствием, за ним – казарменные помещения и отсек караула. В конце предбанник, из которого вел вход в помещение, где обитал сам Ильяс и откуда имелся запасной выход. Майор обратил внимание на крестики, которые были начертаны над складами боеприпасов и продовольствия. Он спросил у Лопырева:
– А это ты что отметил?
– Точно не скажу, но, находясь на поверхности, я видел короткие концы каких-то труб. Примерно над арсеналом и складом продовольствия. Тогда я посчитал это за вентиляционные отводы. Что собой представляют эти трубы на самом деле – не знаю! Но решил отметить, на всякий случай.
– Молодец, что отметил. В нашем деле, Степа, мелочей не бывает. Лучше при составлении схемы объекта изобразить десять лишних, несущественных предметов, чем упустить один, имеющий место быть. Даже если он будет представлять собой обычный воткнутый в землю лом. Так что все ты сделал правильно.
Москвитин стер схему, взялся за сумку. Достал из нее два автомата «АКС-74», два пистолета «ПМ», штатное оружие особиста и следователя, две гранаты, собрал под изумленным взглядом старлея снайперскую винтовку. Разложил оружие перед собой. Посмотрел на Лопырева.
– Ну что, Степа? Могу я доверить тебе оружие?
Старший лейтенант, стараясь казаться безразличным, пожал плечами:
– Вам виднее!
Но майор заметил, как в глазах Лопырева промелькнул нехороший, хищный блеск. Проговорил:
– Автоматы с гранатами и мне пригодятся, а вот один пистолет я тебе, пожалуй, оставлю. А то, не дай бог, выскочит откуда боевик, а тебе и защититься будет нечем! Держи и проверь ствол!
Москвитин бросил пистолет Лопыреву.
Старший лейтенант поймал его, выщелкнул обойму, убедился, что в ней восемь патронов – полный боекомплект, передернул затворную раму, догоняя первый патрон в патронник, поставил «ПМ» на предохранитель. Спросил:
– Не боитесь, что применю ствол против вас?
– Нет, не боюсь! Потому как в любой ситуации, запомни это, Лопырь, я сумею опередить тебя и вогнать пулю в твой лоб до того, как ты сумеешь нажать на спусковой крючок. Повторяю. В ЛЮБОЙ ситуации. Ну, ладно! Значит, ты остаешься здесь, я ухожу. Линять не советую, как и пытаться завалить меня. О втором мы уже говорили, а первое также губит тебя, но только мучительно и медленно. Пропадешь ты в горах, Степа! Так что сиди на месте и не дергайся. Все понял?
– Понял, майор, понял!
– Вот и договорились!
Москвитин скрылся за одним из валунов. И будто испарился. Старший лейтенант так и не заметил, куда направился диверсант-одиночка, вверх ли на вершину перевала, к посту боевиков, или, вопреки логике, вниз. Да и неважно это было Лопыреву. Более важным для предателя являлось просчитать обратный путь майора. И даже не просчитать, а отследить с перевала, чтобы все же застать врасплох явно переоценивающего свои, хотя и высокопрофессиональные, боевые качества майора. И переоценивающего их потому, что в Лопыреве Москвитин не видит достойного противника, находясь в полной уверенности, что всегда сможет переиграть его. Таких профи, как Москит, по большей части и губила недооценка, казалось бы, заведомо слабого противника, каким, без сомнения, являлся для диверсанта какой-то генеральский холуй, никогда в боевых выходах участия не принимавший. И это хорошо! Это неплохой шанс для Лопырева. Майор сам вложил в руку старшего лейтенанта свою смерть. Что ж, Москит допустил ошибку, а они на войне не прощаются. И скоро уважаемый господин Москвитин будет иметь возможность убедиться в этом. Убедиться прежде, чем умереть!