Глава 5
Несущая Смерть

Как-то уже после зимних каникул – бесконечного праздника Нового года, превратившегося в сплошной пьяный разгул – Валентина вертелась у зеркала, разглядывая свое отражение. Распутная жизнь ничуть не отразилась на ее внешнем виде. Она была красивой и молодой. Жеребячья угловатость ушла, сменившись женственностью. Формы округлились.

Со сколькими она легла в постель за эти полгода? Сколько из них погибло или в результате глупейших несчастных случаев, или покончив с собой? В те дни Валентина еще не всегда могла красиво планировать смерть; она еще не стала палачом-виртуозом – художником, который точными штрихами уничтожает свою жертву.

Достаточно рассказать об одном студенте, которого Валентине пришлось убивать трижды, прежде чем тот отправился на кладбище. Эта история выглядела бы фарсом в духе Чаплина, если бы не ее трагичный финал. Первый раз кусок штукатурки, отвалившись от лепных украшений какого-то здания, лишь раздробил плечо молодому человеку. Валентина плохо сосредоточилась, а может, студент отклонился в последний момент, заметив опасность. «Бац!» прозвучал, но струна жизни не лопнула. Однако Валентина решила довести дело до конца. Машина «скорой помощи», в которой молодого человека отправили в больницу, попала в автомобильную катастрофу. Нить снова зазвенела, но не лопнула. Вместо нее оборвалось несколько других нитей посторонних людей. Погибли врач, водитель «скорой помощи», санитар, водитель «Волги», у которой заело педаль газа, и два его пассажира —молодая парочка. Но злополучного студента милиционеры с помощью автогена извлекли из-под обломков, и тогда Валентине пришлось собрать все свои силы. «Бац!» – взорвался баллон сжиженного газа от автогена, и его осколки довершили начатое. Но смертельно раненный студент мучался еще около часа, успев прошептать ее имя и адрес. К ней пришли, но не для того, чтобы арестовать, а чтобы принести соболезнования. Никто не мог и заподозрить, что она – причина несчастных случаев.

Постепенно Валентина осознала свою роль в жизни – роль женщины-вамп, которая мимоходом сеет смерть, ничуть не заботясь о последствиях: рыдающих вдовах, детях, оставшихся без распутных отцов.

Валентине было весело выделывать этот «бац!», развлекаясь разнообразием форм Смерти.

У нее не было кровожадности Жаждущего. Она не испытывала наслаждения от агонии своих жертв, предпочитала убивать быстро и безболезненно. Однако, не чувствуя ужаса перед Смертью, она убивала просто ради забавы.

Ей нравилось быть повелительницей жизни. Решать, кому жить, кому умереть. Чувствовать неосязаемую никем власть над всеми людьми без исключения.

Но в глубине души Валентина сильно страдала. Нет, не от угрызений совести. Она страдала от однобокости своего дара. В силах двигать многотонные бетонные блоки, чтобы кого-нибудь убить, она не могла сдвинуть и спички, если это движение не несло кому-то смерть. Стопроцентная избирательность! Она могла только убивать, но не понимала своего предназначения. Отказавшись от комсомольских идеалов, она не получила ничего взамен.

Как ни странно, занятия давались Валентине гораздо легче, чем раньше, когда она была пай-девочкой. Она перестала делать домашние задания. Гораздо приятней было нырнуть в постель к какому-нибудь мужику; отдать свое тело, одновременно чувствуя превосходство над пыхтящим над ней самцом. А потом «бац!».

Первое полугодие десятого класса Валентина закончила без троек, что оказалось большой победой в сравнении с весенним фиаско прошлого года, когда ее перерождение лишь началось.

У нее не осталось подруг. Несколько девочек «легкого поведения», которые на самом деле лишь делали вид, что они «крутые», пытались подружиться с «Ва», но та их быстро отшила, потому что считала себя Несущей смерть, а разговоры девчонок о тряпках и парнях считала глупостью. Она могла убить каждую из этих хвастунишек и уложить к себе в постель любого парня. Отлично сознавая свою силу, Валентина смотрела сверху вниз на маменькиных дочек, любивших прихвастнуть в женском туалете, а на самом деле не знающих, как держать мужчину за член; девочек, которые манили к себе тряпками, а не женскими чарами (они считали, что источник успеха именно в них, а не в женском очаровании). Воспоминания о прошлом новогоднем бале, о том, как ее грубо отвергли, ушли в прошлое, сменившись воспоминаниями об обнаженной плоти и ласках мужчин. Комплексы сами собой отошли на задний план, растворились во вседозволенности.

И всегда у нее перед глазами стояли лица тех девушек из глянцевого журнала. Валентина до сих пор отлично помнила все мельчайшие детали фотографий, и хотя вдоволь насмотрелась у своих кавалеров «порнухи», ничто не могло сравниться с теми лицами. Может, дело в том, что, готовая к перерождению, она впитала в себя самое необходимое, после чего с ней произошли изменения, и теперь такие фотографии и картинки оставались для нее всего лишь фотографиями и картинками – своеобразными фетишами для импотентов. Все – кроме тех первых, которые помогли ей сделать первый шаг по пути Искусства.

Мать Валентины за эти полгода высохла. В первые недели распутных загулов, когда Валентины по два-три дня не было ни дома, ни в школе, а потом ее пьяную привозил какой-нибудь мужчина в два-три раза старше ее, мать рыдала. Она пробовала скандалить, но, чувствуя в дочери все нарастающую черную силу, боялась принять какие-то кардинальные меры. Отцу было все равно – он пил.

И еще Валентине катастрофически не хватало денег. Несущая Смерть не могла одеваться, как провинциальная дурочка. Ей хотелось одеваться хорошо. Выпрашивать деньги у матери было бесполезно. У той просто не было денег. Подрабатывать проституцией? Но в таком случае придется отказываться от Смерти. Слишком велик был риск нарваться на милицию. А если бы ее связали хотя бы с частью смертей… Если бы стало известно, что она занимается самой древнейшей из профессий, ее бы выгнали из школы. А вообще, зачем ей школа? Почему она училась?

Раньше, в комсомольской юности, Валентина мечтала получить рабочую профессию, стать грамотной работницей. Передовой. Закончить техникум и трудиться на заводе, выполняя и перевыполняя план; выступать на собраниях, тоже входя в какое-нибудь бюро. Строить счастливую жизнь, помогать тем, кто оступился, поддерживать тех, кто поскользнулся. А муж? Тогда – еще и года не прошло с той поры – она считала, что если и выйдет замуж, то это будет рослый комсомолец с плаката… В детстве, когда ее принимали в пионеры, она видела одну такую счастливую пару. Комсомольцы! В те детские годы они были идеалом ее мечтаний; они вели за собой младших, проводили какие-то сборы, участвовали в слетах. Тогда все это казалось Валентине интересной, наполненной смыслом жизнью. Теперь же, вспоминая свои прежние мечты, она заходилась от смеха.

Разве это нужно красавице с точеной фигуркой?

Однако дальнейший путь открылся Валентине лишь перед самыми выпускными экзаменами, которые по какой-то прихоти она решила прогулять.

За день перед первым экзаменом к ней домой пришел человек…

В дверь позвонили. Долгий противно дребезжащий звонок. Звук захлебывался, то и дело срывался в металлический хрип.

В комнату Валентины заглянула мать. Опухшими от слез глазами она уставилась на дочь, вертевшуюся перед зеркалом в нижнем белье.

– К тебе?

– Я никого не жду, – ответила Валентина, пожав плечами

«Наверное, это один из этих престарелых самцов, которые, если их как следует трахнешь, никак не могут забыть тебя и готовы все отдать ради еще одной палки», – подумала Валентина.

Звонок не умолкал, и мать подошла к двери:

– Кто там?

– Извините, мне нужна Валентина…– незнакомец назвал фамилию.

– А вы, собственно, кто? – мать не спешила открывать дверь. Раз дочь говорит, что никого не ждет, то незачем кому-то двери открывать.

– Я из школы Валентины, меня послал…– тут он назвал фамилию директора школы. – Я – новый завуч и хотел бы поговорить с Валентиной относительно…– тут незнакомец замялся, явно не зная, как единым словом обозначить то, о чем он собирался говорить, – …о ее поведении, – наконец выдавил он.

Мать Валентины открыла дверь.

Перед ней и правда стоял учитель. Это было видно с первого взгляда. Тяжелая челюсть, седые виски, очки в тонкой оправе, огромный куст усов под прямым, как стрела, носом.

– Проходите, – мать с почтением посмотрела на незнакомца. – Вот сюда. Тут ее комната… А что случилось?

– Ничего особенного, – ответил «завуч», закрыв за собой дверь комнаты Валентины перед самым носом ее матери.

Валентина, отодвинувшись от зеркала, с интересом посмотрела на гостя. Она ничуть не боялась. Ее смертоносность придала ей особой наглости. Ни один человек на свете, а тем более ни один мужчина, не мог испугать ее.

– А вы соврали, – заигрывающим тоном начала она, задорно закинув ногу на ногу, отчего полы ее дешевого халатика разошлись, показывая, что ниже пояса она не одета. – Никакой вы не завуч.

– А нужно было сказать вашей матери, сколько человек вы убили?

Эти слова, сказанные ласковым, игривым тоном, прозвучали как пощечина. Если секунду назад Валентина была Несущей Смерть, женщиной «вамп», то теперь она превратилась в маленькую испуганную девочку, которую застали за воровством мелочи из родительского кошелька. Ее поймали! Кто-то узнал о ее тайне! Мир рухнул и остался лежать в дымящихся руинах.

– Кто вы? – едва переводя дыхание, пробормотала Валентина.

– Представитель одной из спецслужб, – он показал какое-то удостоверение. – Скажем так… я чиновник правительственной организации, которая курирует деятельность таких служб, как КГБ. Назовем наше учреждение «Отделом».

– И если ваша организация такая секретная, зачем вы мне о ней рассказываете? – Валентина старалась держаться спокойно.

– Одного из наших аналитиков заинтересовало чрезмерное количество смертей, связанных с одной особой – школьницей. Люди вокруг нее мрут как мухи…

– Вы пришли арестовать меня? – голос Валентины дрожал. За одно мгновение ее, Ангела Смерти, сбросили на землю с небес. Растоптали. Уничтожили.

– Нет, – спокойно ответил «завуч». – Я пришел предупредить, чтобы ты прекратила все эти глупости. Такие люди, как ты, нужны нам. Мы хотели бы, чтобы ты, рассчитавшись со школой, явилась вот по этому адресу. – Он протянул девушке листок бумаги с адресом. – Там написано, когда и куда явиться. Мы закроем глаза на все, что происходило раньше; пока не станем возбуждать уголовных дел, просто ты подчинишься и станешь работать на нас. В противном случае – ты погибнешь. Я думаю, тебе не хочется оказаться на скамье подсудимых по обвинению в десятке убийств.

Валентину трясло, как в лихорадке.

– То есть?

– Тебя, девочка, расстреляют, и я не шучу, – в голосе «завуча» зазвучали металлические нотки. – Осудит тебя суд или нет, а расстреляют в любом случае, поэтому очень не советую дурить. Запомни: мы не позволим тебе убивать дальше…

– А если я пообещаю… Если никто больше не умрет…

– Ты придешь, иначе последствия окажутся самыми плачевными, а наш разговор на этом закончен… Больше ни одного убийства, понятно?

– Да, – ответила Валентина, едва шевеля губами.

«Завуч» вышел из комнаты, попрощался с матерью Валентины и ушел.

– Зачем приходил завуч? – ворвалась в комнату мать. – Что ты опять натворила?

– А пошла ты на х…, старая кошелка!

Мать опешила. Хотя слова Валентины не так уж удивили ее (за последнее время она немало наслушалась от дочери), но ее поразил взгляд дочери. Глаза, полные отчаянья. Мать пулей выскочила из комнаты. Остановившись в коридоре, она прижалась спиной к холодной стене. Ее трясло. Она чувствовала, как пот ручьем бежит по спине. Что же было такого во взгляде Валентины? Обнаженное Искусство! Искусство без прикрас. То, что Валентина еще не осознала в себе!

А правоохранительные органы? Этот сверхсекретный отдел? Знали ли они что-нибудь об Искусстве? О судьбах отмеченных им людей? О волшебниках, живущих на кладбище? Хотя… Очень сложно, находясь внизу пирамиды, судить о том, что делается на ее вершине. Может быть, высшие чины власти только потому и стали высшими чинами, что сами исповедовали Искусство. А может (да так, скорее всего, и было), КГБ, втайне работая с людьми, обладающими какими-то сверхчеловеческими способностями, довольствовался лишь теми, кто, как Валентина, оставался в стороне от Пути Древних, неся в себе лишь малую частичку Искусства.

Неожиданно для всех Валентина оставила распутство, хотя сексапильности своей не потеряла.

Сдав на «отлично» экзамены, она поступила на заочный факультет университета. На юридический. Стала прилежно учиться, чем поразила мать, ожидавшую от дочери всего, чего угодно, только не этого. Параллельно Валентина без всяких экзаменов была принята в милицейскую школу, потом в специальную школу милиции КГБ.

Ее часто не было дома. Большую часть времени она стала проводить в каких-то подготовительных лагерях, много ездила в командировки по стране.

Она сильно изменилась. Из гулящей девки превратилась в некое смертоносное оружие. В движениях появилась плавная утонченность кошки, готовой в любой момент нанести удар. Стройная фигура обросла мускулами. Если не считать довольно пышных крепких грудей, Валентина могла бы дать сто очков вперед любым чемпионкам по культуризму. И это были не дутые мышцы, лишенные подвижности, а мышцы, заработанные путем многочасовых тренировок, укрепленные изнутри силой Искусства, закаленные военной дисциплиной лагерей спецподготовки. Она тренировалась вместе с женским спецназом, набранным из девушек со спортивными разрядами. Валентина никогда раньше спортом серьезно не занималась. Вначале ей было очень трудно, но Искусство придавало ей силы, и там, где простой человек пасовал, у Валентины открывалось второе дыхание.

Валентина превратилась в настоящую машину смерти.

Но частица Искусства, жившая в Валентине, требовала еще и кое-чего другого. Она требовала секса.

В первые полгода в спецшколе у Валентины никого не было. Не потому, что зов плоти ослаб. Сил не хватало. Слишком тяжело ей пришлось вначале. А потом, каждый раз, собираясь ответить кому-то взаимностью, она видела перед собой серьезное лицо «завуча» (они встречались раз в неделю, и Валентина подробно докладывала ему обо всем, что происходило с ней, о любых мелких проявлениях «необычного», как он это называл). Она добровольно отказывалась от любви, понимая, что может не сдержаться и… Бац! Но порой, когда призывы плоти становились вовсе нестерпимы, она ласкала сама себя, бешено растирая горящую от желания промежность и груди.

Валентина желала остаться в живых. И это желание вкупе с мастурбацией помогло отделить плотское наслаждение от смерти. В один прекрасный момент Валентина поняла, что может отдаться мужчине, не возжелав потом его смерти. Но и раньше она убивала не всех, кто обладал ею, а могла убить просто прохожего, кожи которого коснулась. Неожиданный отъезд любовника или ее собственная прихоть – прихоть Несущей Смерть, не раз спасали ее кавалеров. Теперь же Валентина поняла, что сможет отказаться от самой идеи убийства. Было ли здесь частичное поражение Искусства перед стальной дисциплиной спецслужбы?

На второй год обучения у Валентины было уже несколько любовников. Потом больше. Никто из них не умер. Валентина знала, что те, кому положено, тщательно следят за каждым ее шагом, и не стоит делать промашку… Впрочем, об этом она старалась не думать.

Неприятный случай произошел к концу второго года обучения, когда один майор, с которым она несколько раз переспала, погиб в автокатастрофе. Когда это случилось, за Валентиной пришли. Ей надели наручники и препроводили в комнату, где она просидела больше двадцати часов, в то время как девушка из спецназа стояла у нее за спиной, приставив пистолет со снятым предохранителем к ее затылку. Кроме того, в соседней комнате дежурил снайпер, о котором Валентина ничего не знала. Снайпер все время держал ее на прицеле, не снимая палец со спускового крючка, готовый при первом же подозрении на то, что Валентина использует свой дар, вышибить из нее мозги. «Завуч» тогда тоже очень испугался. Валентина была его протеже, и вина за провал в ее подготовке целиком легла бы на него. А если бы майор-любовник оказался погибшим при неясных обстоятельствах, вся вина, без сомнения, легла бы на Валентину, и тогда ее просто пристрелили бы без суда и следствия.

Но все обошлось. Оказалось, что майор был смертельно пьян, когда возвращался со свадьбы своего двоюродного брата. И хотя кое-какие подозрения у «завуча» все равно остались, он снял обвинение с Валентины, приехал в лагерь и лично извинился.

Что стоило Валентине не прикончить его на месте! Однако чувство самосохранения спасло ее от такой ошибки.

За эти два года случилось лишь одно происшествие, если можно это так назвать…

Лера, как и Валентина, была курсантом. На территории лагеря они жили в одной комнате.

Лера чем-то напоминала Валентину. Те же коротко постриженные волосы, мускулистая, стройная фигура, разве размер бюста чуть меньше.

Так получилось, что Лера находилась в лагере, когда у нее умерла мать. Она не поехала в другой конец страны хоронить старушку, положилась на братьев, тем более, что последнее время отношения у нее с семьей были сильно натянуты. Вместо билета на самолет она купила пару бутылок «Перцовки» и целую палку «Докторской». Валентина достала банку горбуши, потом у кого-то из девчонок одолжила масла, немного копченой колбасы. После отбоя они вдвоем сели за самодельный стол. Пара девчонок из соседней комнаты хотела напроситься в компанию, но Валентина их отшила, сказав, что раз Лера никого не зовет, то приходить не стоит. Не праздник ведь у человека, в конце концов.

Валентина никогда не была близкой подругой Леры, просто они жили в одной комнате, но ведь не пить же в одиночестве!

Разлили по первой. Выпили. В десятом классе Валентина порой напивалась, но такого, как в этот раз, с ней никогда не случалось. Никакого алкогольного опьянения ни у нее, ни у Леры не было. Они сидели, тупо смотрели друг на друга и пили. К рыбе и колбасе они даже не притронулись. Просто молча смотрели друг на друга, наливали и выпивали. Не чокались. Без всяких тостов.

А потом (Валентина даже не помнила, как это случилось) Лера оказалась у нее на коленях. Раньше Валентина никогда не чувствовала тяги к женщинам, но в этот момент ей показалось совершенно естественным целовать чуть припухшие губы Леры. Ласкать языком ее прохладный язык. Когда закончилась первая бутылка, они разделись.

Им было страшно неудобно на узкой пружинистой кровати и, сбросив одеяла на пол, они устроились в «партере».

Валентина знала, что такое бывает, но не знала, что это так приятно. Мужчины намного хуже чувствуют женское тело, чем женщины…

Никто не узнал, что они стали любовницами…

Весной Леру перевели в другой лагерь. Она обещала прислать Валентине открытку, но каждая из них знала, что больше они не увидятся. С ней было все в порядке, она была жива. Валентина это чувствовала, как чувствовала нити жизней всех своих любовников, любовниц (как теперь могла она добавить), знакомых и просто случайных прохожих, чьей кожи она коснулась. После Леры были другие мужчины и новая соседка по комнате, которая тоже пала жертвой чар Валентины, но Лера была первой, открывшей для Валентины путь в лесбос.

Первое задание Валентина получила через четыре года, за год до вручения диплома юриста. Сам «завуч» заехал и забрал ее из тренировочного лагеря. Они вернулись в северную столицу.

Валентину поселили в одном из одноместных номеров обкомовской гостиницы. Гардероб был полон одежды ее размера – строгих платьев разных фасонов. В углу комнаты, утопавшей в коврах и хрустале, стоял специальный сейф для оружия. Хотя Валентине не нужно было никакого оружия. Спецподготовка и четыре года постоянных тренировок превратила ее в живое оружие. Ей еще не было двадцати. Четыре года ее жизни были отданы тяжелой муштре, но из-за ее особых качеств «дедовщина» и ужасы армейской жизни обошли ее стороной. Если кто-то из вышестоящих чинов по собственной инициативе пытался залезть к ней в постель, его останавливали, мягко намекая, что этого делать не стоит.

Однажды, выбравшись из душа, Валентина обнаружила в своем номере «завуча» (надо сказать, что Валентина до сих пор не знала ни как его зовут, ни его чина, он всегда был в штатском). Он уже разлил вино в высокие хрустальные бокалы и разложил на столе бумаги.

– Надеюсь, ты знаешь, как сложна сейчас международная обстановка? – поинтересовался он.

Валентина кивнула. Что-что, а политучеба во всех подразделениях КГБ находилась на высшем уровне.

– Так вот, – продолжал «завуч», даже не заметив ее кивка, – тебе необходимо забыть все, чему тебя учили эти четыре года. Из тебя сделали воина, отлично. Но именно те твои качества, которые привели нас к тебе, мы хотим использовать в дальнейшем. А то, чему тебя учили, лишь приятное приложение – навыки, которые помогут тебе выжить, случись что-то не так. Но убивать ты должна так, как делала это в школе.

– Как же так?. Вы же сами запрещали мне…

– Твой «дар» (назовем это так) теперь будет работать на пользу Родины. И не забудь, на тебе висит больше тридцати трупов.

– Хорошо. Но если у меня не получится…

– Должно получиться.

– Мне придется лечь с этим человеком в постель?

– Тебе виднее. Хотя лучше всего этого не делать. Ведь тебе достаточно лишь коснуться его кожи? – вопрос «завуча» был чисто риторическим, так как после многочисленных медицинских тестов он знал о «даре» Валентины даже больше ее самой. – Чем меньше ты станешь светиться, тем лучше.

– Но мне как минимум нужно коснуться его тела. Хотя бы один раз. Иначе я не смогу…

Валентина замолчала. Это был ее шанс. Этим людям что-то нужно от нее, и она будет последней дурой, если не выторгует ничего взамен. Не зная об Искусстве, не ведая его путей, она не могла облечь в словесную форму свои ощущения, не могла даже самой себе объяснить, откуда у нее этот внутренний протест. На самом деле все было просто: обычный человек хотел заставить Искусство работать на себя, а Искусство этого не терпело.

– Мы знаем, – вновь заговорил «завуч», – что для тебя очень просто убить человека… Вот фото.

Он вынул из папки большую, чуть смазанную по углам фотографию. Высокий красивый человек шел по улице. Судя по одежде – иностранец.

– Кто это?

– Немецкий журналист. Он приготовил клеветнический материал о наших диссидентах. Нельзя, чтобы эти документы попали в западную прессу. Тебя выведут на него. Он должен погибнуть. Его смерть должна быть естественной и произойти в людном месте. После этого ты вернешься в лагерь продолжать обучение.

Валентина глубоко вздохнула, словно собиралась нырнуть в глубокий омут.

– Оплата? – холодно спросила она.

– …?

– За работу нужно платить.

«Завуч» ошарашено уставился на Валентину.

– По-моему, милочка, достаточно и того, что тебя не передали в суд за твои школьные художества.

– Тогда вы сами и убейте его. А у меня будет страховка, – Валентина подалась вперед и демонстративно коснулась руки «завуча», хотя у нее уже давно была его «струна жизни».

Валентина не знала, что на нее нашло. Но слишком уж неприятно, сидя в такой шикарной обстановке в теплом, мягком халате, думать о жесткой пружинной кровати в лагере и бесконечных тренировках в гимнастическом зале. Нельзя сказать, что военная жизнь пришлась Валентине не по нраву. В такой жизни была своя изюминка, свой стержень – та целеустремленность, которую Валентина утратила, отойдя от общественной жизни. Но существовала и другая жизнь, та, где, кутаясь в меха, женщины демонстрировали свое тело, без стыда глядя в фотообъектив.

«Завуч» было потянулся за пистолетом в наплечной кобуре, но Валентина остановила его взглядом.

– Не стоит. Вы же знаете о скорости, с которой действует мое проклятье. Мысль всегда быстрее пули. Вы все равно умрете. Я прошу не так много: отдельную двухкомнатную кооперативную квартиру на мое имя.

«Завуч» сглотнул.

– Ты, наглая тварь, хоть понимаешь, чего требуешь? Ты приняла присягу. Ты должна служить Родине.

– За те гроши, что вы платите мне, пока я надрываюсь в лагере? К тому же я не помню в присяге ни строчки о необходимости убивать немецких корреспондентов.

«Завуч» поморщился.

– Ты должна исполнять любой приказ вышестоящего начальства! Изволь подчиняться! Изучи фотографию. Как только вспомогательные службы подготовят операцию, тебя известят. Вероятно, местом операции будет выбран ресторан, где обычно бывает объект. Кроме того, мы должны будем обсудить все нюансы операции. У спутников немца и общественности не должно возникнуть ни малейшего подозрения относительно причастности к его смерти советских спецслужб.

– Я еще не слышала вашего ответа насчет квартиры.

– Ты не в том положении, чтобы торговаться…– «завуч» раздраженно швырнул фотографию на стол. – Единственное, что я могу сделать: сообщить о твоем желании начальству, и поверь, это тебе на пользу не пойдет.

– Интересно, с каких это пор вы стали заботиться о том, что мне пойдет на пользу, а что – нет?

– Не наглей!

– Квартира против немца.

– Послушай, ты хоть представляешь, что с тобой может случиться? – казалось, «завучу» уже надоело уговаривать эту вздорную девчонку.

– Да. Все люди, кожи которых я хоть раз в своей жизни коснулась, погибнут. Они станут сдыхать один за другим, – Валентина говорила и смотрела в глаза «завучу», а Искусство несло ее на своих волнах все дальше и дальше. – Знаете, мне уже почти двадцать, и за это время я коснулась кожи многих ни в чем не повинных людей. Десяти… двадцати тысяч? Я не считала. Я – убийца. Так вы сказали? Вот я ею и буду. А вам понадобится лопата… много лопат… экскаваторов и людей, чтобы закопать все трупы.

– Ты этого не сделаешь! Ты не сможешь! – он почти кричал

Валентина снова подалась вперед. Глаза ее блестели, как у хищной кошки, завидевшей кусок свежего мяса.

– Вы будете виновны в смерти этих людей. Вы! А я все равно буду мертва. Мне будет все равно! – и она откинулась на спинку кресла, запрокинула голову и расхохоталась. Как ей было весело наблюдать за бессильной яростью «завуча», всегда невозмутимого, степенного, раньше взиравшего на нее сверху вниз, чувствовавшего за собой могучий механизм государства, а теперь напоминавшего растерянного слепца, потерявшего единственного поводыря. Она смеялась все время, пока «завуч» с кем-то говорил по телефону, уговаривал, ругался. И напряжение этих четырех лет бесконечной учебы и тренировок уходило из ее тела. Ее дух высвобождался, чтобы творить Смерть не во имя нужд партии, а во имя Искусства.

Наконец Валентина перестала смеяться. «Завуч» опустил трубку.

– Я сделал все, что мог.

– И?

– Ответ будет завтра… или послезавтра. Такой вопрос сразу уладить нельзя.

– Вот и вашего немца убрать нет никакой возможности… Завтра… или послезавтра…

– Но…

– Возвращайтесь, все уладив, – сменив гнев на милость, Валентина улыбнулась. – Когда все уладится, приходите, и мы с вами обсудим наши планы…

Магия Искусства, заключенная в Валентине, снова сработала. «Завуч» встал, собрал бумаги и, не прощаясь, вышел из номера, хлопнув дверью.

Оставшись одна в комнате, Валентина опять начала смеяться, но волевым усилием остановила истерику. Она рисковала, сильно рисковала. Если бы «завуч» знал, что она блефует… Но он этого не знал. А поэтому Валентина включила телевизор и, пошарив в баре, выудила какую-то импортную бутылку. Завалившись на кровать, она уставилась в телевизор. Что показывают, не имело значения.

Напиток оказался приятным на вкус, немного напоминающим ликер, но не таким сладким. Валентина знала, что впереди у нее долгий вечер, а в баре была еще одна точно такая же бутылка.

Естественно, начальство «завуча» согласилось с условиями Валентины.

На следующий день Валентина прогулялась по городу. Денег у нее не было, но она с интересом прошлась по Невскому, разглядывая многочисленные перемены, происшедшие за последнее время.

Когда она вернулась, «завуч» уже ждал ее. Он привез потрясающее платье для ее «премьеры», которая должна была состояться в тот же вечер.

Валентина работала под тройным прикрытием. Первым щитом был молодой человек в строгом костюме с бабочкой. У него не было оружия, но Валентина подозревала, что он, как и она сама – живое оружие. Несмотря на очки в тонкой золотистой оправе, парень выглядел туповато. Валентина же, наоборот, выглядела очень эффектно: черное платье с блестками, короткий ежик белых, как снег, волос, темные зовущие губы и такие же темные ногти.

Второй линей были два молодых человека с девушками. Они должны были сидеть через столик от Валентины. Одну из девушек Валентина раньше встречала в лагере по спецподготовке.

А на улице напротив выхода из ресторана находился микроавтобус с десятью спецназовцами, переодетыми в милицейскую форму.

Вначале события развивались точно по плану.

Валентина со своим молодым человеком, которого ей представили как Алексея, прибыла в пять и, расположившись за заранее заказанным столиком в дальнем углу зала, заказала кофе. Алексей заказал коньяк. Он налил себе и Валентине, но пить коньяк они не стали.

Они сидели молча, не разговаривая. Молодой человек совершенно не интересовал Валентину. Пару раз они сходили потанцевать. Алексей в танце двигался плавно. Молчал. Валентина даже сквозь одежду чувствовала его стальные мускулы.

Скучая, Валентина разглядывала окружающую обстановку. Последние четыре года в подобных заведениях она не бывала, да и в период своей разгульной жизни бывала не так часто. Но сейчас те времена казались далекими, нереальными. Военные базы, лагеря спецподготовки, экзаменационные сессии в университете, жаркие ласки женщин и мужчин со стальными мышцами, опять тренировки: бег с препятствиями, прыжки с парашютом, залы с тренажерами, стрельбище, каратэ, дзюдо, айкидо и опять бег – бесконечный бег. На какое-то мгновение ей даже показалось забавным, что она не умеет ни готовить, ни вязать. А когда-то мечтала о том, чтобы научиться и тому и другому; не может сварить обед – но зато с закрытыми глазами намного быстрее установленного норматива может разобрать и собрать любое ручное стрелковое оружие как отечественного, так и зарубежного образца.

С особым интересом Валентина разглядывала дам за другими столиками. При всей разношерстности публики можно было без труда выделить два типа женщин.. Деловые женщины-волки. Их сопровождали мужчины преклонного возраста в деловых костюмах, реже мужчины средних лет. И шлюхи, крутящиеся возле двух-трех столиков с молодыми людьми в дорогих костюмах.

В половине восьмого появился немец.

К тому времени Валентина окончательно заскучала. Ресторан работал до половины первого, и, думая о том, что, может быть, придется сидеть тут допоздна, пить кофе, слушать завывания убогого оркестра в компании тупого красавчика, Валентина совсем скисла.

Иностранец был не один. С ним было несколько волосатых и бородатых парней – то ли художников, то ли писателей – и пара девиц, выглядевших не слишком уж привлекательно.

По плану Валентина должна была незаметно коснуться немца, когда тот выйдет на танцплощадку, если, конечно, он выйдет. Имелся и запасной вариант – одновременно с ним отправиться в гардероб. Самым главным условием было не вызвать подозрения, что к смерти немца причастны спецслужбы.

Для того, чтобы выманить немца на танцплощадку, молодой человек из второй линии прикрытия направился к оркестру, играющему какую-то медленную мелодию. Одновременно Валентина и ее спутник поднялись и тоже направились к танцплощадке, но только они присоединились к плавно кружащимся парам, агент, подошедший к оркестру, протянул сторублевку и заказал «барыню». Оркестр внезапно прервал медленную мелодию и грянул фантазию, походившую, скорее, на попурри русских народных песен, чем на какое-то конкретное произведение. Молодой человек пустился по кругу вприсядку, а часть танцевавших пар, в том числе и Валентина со своим кавалером, остались стоять с краю танцплощадки, хлопая в такт оркестру и ожидая окончания бесплатного представления. Все было рассчитано точно, но не сработало. Немец заинтересовался, но не встал, не вышел из-за стола.

Взмыленный агент вернулся на свое место.

Значит, нужно было действовать по второй схеме. Нужно ждать, когда немец соберется уходить.

Валентина осторожно, искоса, бросала взгляды на свою будущую жертву.

За столиком немца не веселились. Бородачи что-то обсуждали, о чем-то спорили. Потом одна пара ушла. Те, кто остался – человек пять – продолжали о чем-то говорить. Говорили и говорили… И тут Валентина поймала себя на том, что засыпает. Заунывные мелодии оркестра, напряженность ожидания принесли свои плоды. Даже кофе не помогало.

Борясь со сном, Валентина упустила тот момент, когда немец стал собираться. Ее молодой человек, быстро отреагировав, уже расплачивался с официантом. Но Валентина не видела и не слышала этого. Все плыло у нее перед глазами. Ей было все равно, выполнит она задание или нет. Молодой человек теребил ее за руку, пытаясь поднять из-за стола, но она словно окаменела.

Все же ему удалось поднять Валентину. Обнимая ее за талию, он буквально потащил девушку к гардеробу. Вперед вышла вторая линия прикрытия. Видимо, они собирались затеять ссору с бородатыми, чтобы задержать немца. Такой вариант тоже был предусмотрен.

Но этого не понадобилось.

Когда молодой человек уже протащил Валентину половину пути до гардероба, она выскользнула из его рук и рухнула на пол, зацепив чей-то столик. На пол полетела посуда. Раздались чьи-то крики. Естественно, немец с пылом, присущим репортеру, тут же оказался в центре событий.

Валентина была без сознания. Ее отнесли в подсобку. Вызвали «скорую помощь». Молодой человек изображал отчаянье, хотя, скорее всего, всерьез нервничал. Операция сорвалась. Поскольку немец был рядом, прикрытие держалось в отдалении.

Врач «скорой помощи» сказал, что с Валентиной ничего страшного, просто обморок, но в сознание она не приходила, и ее решили отвезти в больницу. Как же удивились врачи, когда их машину через три квартала остановил милицейский патруль. Ни слова не говоря и ничего не объясняя, милиционеры перегрузили Валентину в милицейский микроавтобус. Молодой человек сел в подкатившую черную «волгу», и та поехала в другую сторону. Когда же «скорая помощь» вернулась в больницу, ее уже поджидал человек в штатском, который заставил врача, санитара и водителя «скорой помощи» дать подписку «о неразглашении».

В гневе «завуч» был страшен. Мало того, что девчонка затребовала квартиру и шантажировала его. Она к тому же сорвала операцию!

Проснувшись, Валентина обнаружила себя в номере гостиницы. «Завуч» метался по комнате, заложив руки за спину. Он еще не докладывал вышестоящему начальству о срыве операции. Его карьера, его авторитет оказались под угрозой! И все из-за того, что эта соплячка вдруг ни с того ни с сего потеряла сознание!

Он, как и Валентина, не подозревал об Искусстве, не знал, что люди, носящие в себе частицу Искусства, идут своими путями, независящими от воли и желания окружающих.

Когда Валентина открыла глаза, первым, что она увидела, было серое лицо «завуча». За одну ночь он постарел лет на десять. Глубокие морщины пролегли в уголках его рта.

– Ну? – выжидающе произнес он, словно ждал от Валентины признания в каком-то ужасном преступлении. – Ты хоть понимаешь, что из-за срыва операции после всех этих твоих выкрутасов не только твоя жизнь, но и моя карьера оказались под угрозой?

– А что случилось? – поинтересовалась Валентина самым невинным тоном.

– Ты еще спрашиваешь! Ты не выполнила задание!

– Да, – тихо пробормотала Валентина, пытаясь мысленно восстановить цепочку событий вчерашнего вечера.

– Господи! – «завуч» воздел руки к потолку. – Угробить такую операцию! Ладно, если бы не смогла убить его, если бы твой «дар» не сработал, это можно было бы объяснить, но ведь ни с того ни с сего изволила повалиться без чувств!

– Но я могу убить его!

– Что?

– Я прямо сейчас могу убить его, – спокойно объявила Валентина. – Он ведь коснулся меня.

Сняв очки, «завуч» ладонью вытер капли пота, проступившие у него на лбу.

– Повтори, что ты сказала!

– Я прямо сейчас, не сходя с этого места, могу убить его.

– Подожди! – «завуч» замер, словно увидел перед собой изготовившуюся к прыжку змею и не хотел ее спугнуть. – Подожди, ничего не делай! Только ничего не делай!

С этими словами он схватился за телефон.

– Где немец? – прокричал он в трубку.

Ему что-то ответили, и он тут же кивнул Валентине. «Бац!» И оборвалась струна жизни. Где-то там, в немецком консульстве, человек упал на ковер, сраженный обширным инфарктом. Он не мучался. Быстрая и безболезненная смерть.

Через какое-то время Валентина поняла, что «завуч» все еще стоит в той же позе и напряженно смотрит на нее.

Она качнула вверх подбородком, словно задавая вопрос, и «завуч» медленно, напряженно сказал:

– Убей его!

– Он уже мертв, – Валентина сбросила ноги с кровати, потянулась, зевнула. «Завуч», склонившись у телефона, поспешно звонил куда-то. Он с кем-то говорил. Да, немец был мертв. Операция прошла великолепно. Смерть в консульстве от инфаркта – не подкопаешься.

Уже потом, перелистывая досье Валентины, «завуч» рассудил, что, несмотря на ее обморок, все сложилось очень удачно. Смерть в консульстве не бросала ни малейшей тени на советские спецслужбы. «Завуч» получил повышение, а Валентина – квартиру и отпуск на неделю.

Она побывала у родителей. Потом заехала в свою новую квартиру в только что сданном строителями кооперативе «Знание» от Академии наук. Побродила среди голых стен, оклеенных мерзкими обоями в розовый цветочек. Взглянула на сиротливо стоявшую на кухне плиту. Зачем-то открыла кран в ванне. На белую, заляпанную штукатуркой эмаль полилась ржавая вода.

«Чтобы устроить здесь райское гнездышко, предстоит много работать», – подумала Валентина. И отлично понимая, что всерьез обучена только одной профессии – профессии убийцы, поняла – ей придется еще многих убить, прежде чем эта квартира превратится в ее маленький персональный рай. А пока ей пришлось вернуться к родителям – странным людям, живущим по странным законам, верящим партии, но не поверившим, если бы им рассказали об убийстве немца.