Глава 2
ТАИНСТВЕННЫЙ ПАКЕТ
[1928]

Пламя вздымалось к черным, усыпанным алмазами звезд небесам. Громко трещали в огне сухие еловые ветви. Федот сидел, вытянув ладони и ноги в сторону костра, и говорил медленно, словно сам вслушивался в каждое свое слово.

— …вот тогда те стрельцы от царя и бежали. А так как были они клеймеными, то нигде им крову не давали. Сначала хотели они было на юга, к казакам податься, да передумали… Атаманом у них был Иван Кулак — здоровый мужик. Говорят, быка мог кулаком наземь свалить. А уж среди поединщиков ему и вовсе соперников не было. Только с головой он не дружил. И все потому, что мать его, говорят, лечуньей была, приколдовывала помаленьку. Она, когда он еще малой был, давала ему травы разные, настои волшебные, вот он и вырос богатырем, атаманом… Такому не возразишь, у такого не побалуешь… Ему все говорят, на юг надо, там тепло, земля хлебородна. Ветку воткнешь, глядишь, к утру дерево выросло. А он уперся. «Пойдем, — говорит, — в трущобы лесные, в самую глушь земную, чтобы ни один царский лис дорогу к нам не пронюхал». Сибирь, она-то, матушка, вон какая, без конца, без края. Вот они и подались в края здешние, на самую границу Манчжурии. Да больно царь Иван тогда на них осерчал, за то, что сбежали, а не приняли за грехи свою смерть лютую.

Тут Федот прервался и стал креститься, раз за разом. И постепенно гипнотическое действо рассказа начало таять.

— Эй, Федот, ты давай бросай эти старые поповские штучки, — выдохнул кто-то из рабочих. — И ты нам не про Ивана этого, а про Жуть… про Жуть верхнеустьевскую рассказать обещал.

— А что Жуть? — пожал плечами Федот. — Жуть она Жуть и есть… Я сперва про Ивана доскажу, а там и сами поймете, что к чему. Что правда есть, а что люди брешут… Так вот, подались стрельцы в эти края, лес срубили, деревню построили, жить стали, как отцы им завещали. Но только не забыл царь об обидчиках своих. Не мог он их клинком достать, решил колдовством извести. И подослал он к ним купчишку одного подлого. Тот-то делал вид, что все больше шкурами интересуется. На шкуры ружья, чай, муку да товары разные менял. И так втерся в доверие к стрельцам беглым, что они его чуть ли не за своего считали. К столу своему сажали, брагой потчевали. Да что говорить, Иван Кулак хотел даже женить его на дочери одного из своих стрельцов, дом ему отстроить, чтобы он не наездами, а постоянно в деревне жил, чтобы лавку открыл. Но купчишка тот верен царю был. Он как-то Ивану какой-то отравы в питье и подмешал. Ну, атаман как выпил, ему сразу плохо. Купчишку верные друзья Кулака схватили, да на дыбу. Тут они всю правду и узнали. Смертельное варево купец-предатель стрельцу подсунул. Только не рассчитал он. С детства к ядам привычный, выжил Иван. Но болел долго. Года два или три пластом лежал, не ел ничего. А потом в одно утро глядь, и нет его…

Тут Федот вновь сделал многозначительную паузу. Однако в этот раз никто не решился нарушить наступившей тишины. Лишь где-то далеко-далеко неожиданно закуковала кукушка. Ее голос словно вывел Федота из полудремотного состояния. Он аккуратно пригладил бородку и, вновь вытянув ладони к огню костра, продолжал.

— Ушел тогда из села Иван Кулак. Как ушел, никто не видел. Куда, зачем — никому не ведомо. Поговаривали, что к чертям в ад ходил он. Другие болтали, что к маньчжурским колдунам он подался. Только те и другие брешут…

— Уж точно, ада-то нет, — усмехнулся кто-то из рабочих бригады.

— Дело не в этом. Может для вас, новой власти, его и нет, а в те времена был он точно… — отмахнулся Федот. — Только вот не смог бы он так быстро в ад смотаться и назад вернуться. Ведь его всего три дня не было. А нашли его через три дня в лесу, у самого истока верхнеустьевского. Лежал он посреди поляны на округлом камне, в руках сабелька вострая. Как к нему подошли, встал он. Роста огромного, тощий, одни кожа и кости, волосы ниже пояса развеваются, глаза, как у волка, красным огнем горят. Так вот встал он, пошел на своих сотоварищей, рубил их налево и направо. Много славных людей тогда ни за что полегло под его клинком… И решили люди, что он, чтоб остаться жить, проклятие на себя принял вечное, подчинился царской воле, пообещал всех своих же сподвижников известь. И с тех пор стал он каждый вечер пробираться в ту деревню. Неслышно в дом войдет, а утром люди заглянут: все в крови, кругом куски мяса разбросаны, и на многих из них следы зубов человечьих… А как погибло больше половины из беглецов от гнева царского, так остальные назад повернули. Сами царским холопам на милость сдались, не дожидаясь, пока Иван Кулак по их души явится. Ну, царь так кого помиловал, кого нет, только Иван-то один остался. И с тех пор говорят, ходит он проклятый по этим лесам, ищет тех, кому сбежать удалось. И ходить еще долго будет, пока не найдет всех своих соратников прежних или потомков их и не порешит, как того проклятие требует. — И вновь Федот замолчал.

— Вот тебе и Жуть! — фыркнул кто-то из молодых.

— Да, страшные сказки тут у вас на ночь рассказывают, — протянул старший геолог. Поднявшись со складного походного стульчика, он потянулся. Еще раз оглядел собравшуюся компанию. — Вот, что я скажу вам, братцы, чем всякую жуть слушать, шли бы лучше спать. Завтра день нелегким будет. Шурфы копать на холме станем. Пробы грунта брать. Так что, пока товарищ Федосеев вас не разогнал, шли бы вы спать.

— Зря вы так про рассказ Федота, — возразил, поднимаясь на ноги, Василий. — Я тоже в мертвецов бродячих не верю, однако насмотрелся всякого.

— И от кого мы это слышим! Вот типичный образчик нынешнего новоиспеченного комсомольца, — встрял комсорг Илья. Василия он недолюбливал с первого дня знакомства. То ли ему не нравилось, что Василий внешностью и статью мог дать ему сто очков вперед, то ли коробило его от того, что тот находился на особом положении. Сам ничего не делал, рабочим не помогал. Бродил с утра до вечера по сопкам с винтовкой наперевес. Единственная польза от него была, что подстрелит иногда пару-тройку зайцев — приятное дополнение к скудному пайку… — Гнать тебя взашей надо.

— Не ты в комсомол принимал, не тебе и гнать, — огрызнулся Василий. — А то, что в любой сказке сокрыта доля истины, даже дети малые знают.

— Мы не сказками занимаемся, а новую жизнь строим. И пока ты приписан к нашей первичной ячейке.

— Да пошел ты… — вздыбился Василий.

— Тише вы, тише, расшумелись, — выступил из темноты начальник геологической партии Михаил Геннадьевич Титов — человек пусть ничего и не смысливший в горном деле, но настоящий большевик еще с дореволюционным стажем. В расстегнутом кителе, небрежно наброшенном на плечи, высоких хромовых сапогах и галифе, он выглядел настоящим командармом, только оторвавшимся от карты, над которой всю ночь планировал предстоящее сражение. Не хватало только красного карандаша. — Вы бы, чем за всякую дурь тут глотки рвать, из-за баб подрались, что ли.

— Так ведь у нас тут баб нет, — хихикнул кто-то из рабочих.

— Оно и правильно, — согласился Михаил Геннадьевич. — А посему и бодаться незачем. Пусть каждый занимается тем, чем заниматься ему партия поручила. Тебе, Илья, нужно рабочим помогать, а у Василия своя работа. И поверь, не проще той, что тебе досталась.

— Мне кажется, что бродить по лесам… — начал Илья, поправляя железную дужку очков. Он всегда так делал, когда сильно волновался. И еще, волнуясь, он всегда краснел, лицо его становилось под цвет волос и веснушки созвездиями оспин проступали на лице. Но только сейчас, в свете костра этого заметно не было, хотя Василий был уверен, что Илья красный, как рак.

— Если кажется, то крестись, вон как Федот наш. Два слова, три крестных знамения… А как будущему строителю мировой Коммуны тебе не казаться должно… Ты точно должен знать…

— Так ведь я о том и говорю! — вновь встрепенулся Илья.

— А, пустое, — как от назойливой мухи, отмахнулся Титов от комсорга. — Пойдем-ка, Василий, тут разговор есть. Гонец из райцентра прибыл.

И положив руку на плечо Василию, он повел его в сторону штабной палатки.

Илья, переполненный обидой, рухнул на свое место.

— Так ты, Федот, продолжай, — попросил кто-то из рабочих. — Ты про Жуть-то, Жуть саму расскажи.

— Так я уже все и рассказал… Только вот говорят, что Иван этот, который по земле уж четыреста лет с гаком блуждает, без души вовсе, и не любит он, когда границы его владений чужаки нарушают… — вкрадчивый голос Федота затихал по мере того, как Титов с Василием подходили к краю лагеря. У командной палатки он и вовсе превратился в невнятное бормотание.

А за палаткой, за палаткой и в самом деле ждал посыльный, на коне в форме, все как положено. «Интересно, что такого важного могло случиться?» — подумал Василий. Да, видно что-то и в самом деле случилось. Что-то очень важное, раз в такую даль человека погнали.

— Вы будете Василий Архипович Кузьмин? — звонким голосом спросил посыльный. Василий не видел лица всадника, но ему почему-то показалось, что тот совсем молодой, чуть ли не мальчишка.

— Да он, он, — заверил Титов.

— Я, — кивнул Василий.

Только тогда всадник нагнулся и притянул Василию планшет, клочок бумаги и карандаш.

— Напишите ваш код.

— Посветить бы чем.

Посыльный, так и не слезая с седла, вновь наклонился и протянул Василию электрический фонарик, а потом повернулся к Титову.

— А вы, товарищ, отойдите, информация совершенно секретная.

Титов чуть поднял руки, признавая собственное поражение, едва успел подхватить соскользнувший китель, потом отступил во тьму.

Быстро накарябав личный номер, Василий протянул бумажку посыльному. Тот долго изучал цифры, потом едва заметно кивнул, выудил откуда-то объемный пакет и вручил его Василию, вместе с еще одной бумажкой.

— Вот тут распишитесь в получении.

— Ну и бюрократия у вас.

— Ничего не поделаешь, секретные документы требуют должного обращения. Не забудьте пакет по прочтению уничтожить, — и, забрав расписку, он повел поводьями, разворачивая коня.

— Куда поедешь-то на ночь? — спросил Василий, сжимая объемный пакет под мышкой. — Может, у нас останешься. Небось в седле большую часть дня провел. Да и конь твой, смотрю, притомился.

— Хотел бы, да не могу, — ответил посыльный. — У нас в районе такое творится. Столько начальства понаехало, так что лучше уж мне поспешать, — и он пришпорил коня.

— А чего случилось-то? — крикнул вслед ему Василий, но всадник не ответил. Мгновение — и его силуэт растаял в ночной тьме.

— И чем нас центр порадовал? — вынырнул из тьмы Титов.

— Ну, Михаил Геннадьевич, — покачал головой Василий. Конечно, соблазнительно было распечатывать бумаги вдвоем, но наученный горьким опытом Василий еще в первые свои годы работы в ЧК отлично усвоил: если бумаги предназначаются ему лично, то только он один и должен их видеть. — Я воспользуюсь вашей палаткой.

Начальник партии согласно кивнул.

Нырнув в палатку, Василий придвинул поближе керосиновую лампу и, расположившись за походным столом Титова, внимательно осмотрел пакет.

Все правильно:

Вытащив из-за голенища тонкий стилет, Василий распорол толстый конверт. Внутри оказался еще один конверт, адресованный начальнику геологической партии Титову. Он был не запечатан, а следовательно, перед тем, как передать его Михаилу Геннадьевичу, Василий должен был с ним ознакомиться. Что касается остальных бумаг, то это была карта с какими-то странными отметками красным карандашом и письмо от Шлимана. Суть же письма, если отбросить стандартные канцеляризмы, присущие советской власти, сводилась к тому, что сутки назад где-то неподалеку от того места, где проводила изыскания их геологическая партия, разбился аэроплан. В нем находился один из командармов доблестной советской армии, но, что самое важное, при нем находились документы государственной важности. Какие именно документы, в письме не уточнялось, но судя по тому, что Василию надлежало в первую очередь искать бумаги, а не командарма, документы были сверхсекретными. Естественно, из ближайшего населенного пункта уже было оправлено несколько поисковых партий, но… Дальше «товарищ Григорий» бумаге не доверился. Но, судя по всему, на поисковые группы он особых надежд не возлагал. Да и сам Василий отлично понимал, что не просто так он оказался в этой геологической партии. Советской республике нужны были новые месторождения, металлы, чтобы поднимать экономику, драгоценные камни, чтобы выкупать у капиталистов машины и с помощью их создавать собственную тяжелую промышленность. А люди, посланные в эти края, по всей видимости, богатые всевозможными минералами, или возвращались ни с чем, а то и вовсе не возвращались. Да и слухи разные нехорошие ходили. Нет, не те сказки, что Федот у костра рассказывал, но слухи тревожные. Так что теперь у Шлимана вся надежда была на Василия. Ему предписывалось: «Подобрать двух товарищей посмышленее, и отправиться на поиски разбившегося самолета».

В письме, адресованном Титову, тоже содержались соответствующие распоряжения, но только ни слова не было ни о самолете, ни о пакете, ни о командарме. Все звучало предельно просто: выделить людей товарищу Кузьмину, оказать любое необходимое содействие и все такое прочее.

В последнюю очередь Василий взялся за изучение карты. Она была обычной, точно такой же, как у Титова, только на ней красным карандашом был обозначен предполагаемый район крушения аэроплана и расчерчены районы для поиска. В общем, чтобы прибыть на место засветло, нужно было выступать прямо сейчас.

Спалив в огне керосинке письмо Шлимана, Василий вышел из палатки. Титов терпеливо ждал его, покуривая папиросу.

— Это вам, — протянул он пакет начальнику партии. — Мне уходить надо, и я двух ребят с собой возьму.

— Да как же можно, Василий. У меня план геосъемки, каждый человек на счету, — и бормоча еще чего-то под нос, Титов подошел поближе к палатке, достал письмо и, подставив бумагу так, чтобы на нее падал свет лампы, начал читать.

— У вас план, Михаил Геннадьевич, а у меня приказ, — тихо пробормотал Василий, а потом добавил уже в полный голос. — Да и оружие приготовьте. Обоим по карабину, по револьверу и патронов полный комплект.

Шлиман просто так беспокоиться не станет.

— Хорошо, — отмахнулся Титов, все еще читая отпечатанные на печатной машинке строки. — Иди, выбирай. Только никого из геологов не трожь, они мне тут нужны.

— Ладно, — кивнул Василий, направляясь к костру.

— …вот я говорю той бабе, — продолжал Федот. — Ежели мы твоего мужика похоронили, то от кого ж ты пузо носишь? А представь, ежели он и в самом деле мертвяк какой, то кого ж ты родишь?

Рабочие, собравшиеся у костра, разом прыснули со смеху, а Федот как опытный рассказчик выдержал паузу.

— Ладно, хватит лясы точить, — подошел к костру Василий. — Тут дело особое, государственной важности, так что мне двух добровольцев из вас надобно.

Все разом смолкли.

— Вон ты, Илья, все меня за бездельника выставлял. А не хочешь со мной прогуляться?

— А чего нет, — воспрял рыжий комсорг. — Заодно выясню, чем ты там занимаешься.

— Хорошо, — кивнул Василий. Хоть у них с Ильей и разногласия были, парень тот был верный, недаром председатель ячейки. Такой и в беде не бросит, и спину прикроет в случае чего. — Кто еще желает прогуляться?

— Я пойду, — неожиданно объявил Федот, поднимаясь. Клочковатая борода, длинные, «под горшок» постриженные волосы, тулуп неопределенного фасона в свете костра превращали его в человека безвременья — крепостного охотника, сошедшего с репинских картин. — Аль не возьмешь?

— Почему нет, — ответил Василий. — Ты лесовик опытный. Свое дело знаешь, опять же в следах хорошо разбираешься, лес чуешь.

— Что есть, то есть, — согласился Федот.

— Только учти, язык тебе за зубами держать придется.

— Ты меня, Василий, и вовсе обидеть хочешь. Что ж, я дела не разумею?

— Тогда оба шагом марш к Титову за оружием.

— Да не стоит мне ходить, — возразил Федот. — Все эти маузеры, шмаузеры. Вот моя трехлинеечка еще в японскую мной пристрелянная.

— Ладно, и тут ты меня уговорил, — кивнул Василий. — Так что полчаса на сборы и выступаем.

— Ночью? — удивился Гриша, вновь поправляя очки. В своем помятом картузе и старой рабфаковской куртке поверх некогда белой косоворотки выглядел он истинным порождением молодой республики.

— Ночью, ночью, — уверил его Василий. — Это такая прогулка… при луне… для влюбленных…

Рабочие у костра разом прыснули со смеху, а Гриша вновь весь зарделся.

— Все-таки объясни мне, куда мы идем? — очередной раз спросил Илья. Он, не привыкший к марш-броскам, совсем выдохся. Остановившись, уперся прикладом в землю и всем телом навалился на карабин, как на подпорку. Воздух с хрипом вырывался из его легких.

Василий тоже остановился, повернулся, задумчиво глядя на комсорга. Огляделся. Небо уже начало светлеть, но внизу под кронами деревьев еще царила ночная мгла.

— К чему спешка такая? — чуть отдышавшись, продолжал Илья.

— Ладно, привал, — скомандовал Василий. — Если я не ошибаюсь, то мы находимся приблизительно в восточном углу выделенного нам квадрата. Сейчас пару часиков передохнем, а потом — за поиски.

— А что искать-то будем? — в свою очередь поинтересовался Федот. Похоже, ночной поход ничуть не сказался на нем. Казалось, старый охотник мог бы еще столько же прошагать по лесу, не выказывая усталости.

— Экие вы любопытные… оба, — вздохнул Василий. — Ничего, как найдем, так сами поймете, — с этими словами он неспешно опустился на землю — сел, прислонившись спиной к стволу березы, и, положив карабин на колени, откинул голову. Нужно было отдохнуть пару часов, а потом, когда окончательно рассветет, начинать поиски.

Разбудили Василия истошные крики Федота.

— Нашел! Нашел!

Первое мгновение Василий никак не мог понять, где он. Над головой в чистом небе, без единого облачка, сверкало солнце. Значит, он проспал. Внутренние часы, которые обычно работали безупречно, в этот раз его подвели. Василий потянулся, попробовал встать и едва сдержал стон. Все тело затекло и болело. Такое ощущение, что его всю ночь били палками. А ноги… Страшно болели ноги. Вчера, после ночного марш-броска он не чувствовал ничего подобного. А сейчас…

«Интересно, как там Илья? — пронеслась поспешная мысль. — Если он вчера уже чуть не помер, то сегодня уж точно не встанет…» Василий повернул голову и увидел, что Илья мирно посапывает. Крики Федота не смогли пробиться сквозь крепкий сон комсорга. Он спал, свернувшись калачиком на расстеленной в траве шинели, положив под голову приклад карабина. Рядом с лицом, на шинели поблескивали линзы очков.

— Нашел! Нашел! — выскочил из кустов Федот.

— Ты что, не ложился? — удивился Василий.

От такой встречи Федот опешил.

— Не, ложился. Уж больно любопытно мне было, чего это мы среди ночи искать отправились.

— И…

— Выходит, что ероплан.

— Точно, — превозмогая боль в суставах, Василий, опираясь о ствол березы, с трудом поднялся на ноги. — Где он?

— Вы как с Илюшей спать повалились, я думаю: поброжу по округе. Может, и найду чего…

— Короче. Суть давай.

— Значит, эта… побродил я окрест… Отошел уж наверно версты на две. А потом смотрю, молодой подлесок сильно помят. Там болотина, больших деревьев нет. Я по следам-то прошел, издаля смотрю — ероплан помятый. Стоит, хвост в небо задрал… А кусты-то, видно, не больше суток назад поломаны. Я так прикинул, выходит, мы его и ищем. И сразу назад. Да заблудился малек, видать, леший попутал. Не сразу вас нашел.

— Ты к ероплану- то теперь дорогу найдешь? — с сомнением спросил Василий, внимательно разглядывая Федота. Не любил он энтузиастов, особенно любопытных, потому что порой за этим любопытством скрывалось кое-что и похуже.

— А как же! — с гордостью ответил Федот. — Да ты, Василий, не волнуйся. Я ж понимаю, дело тут государственное, раз гонца присылали. К тому же не всякий на ероплане просто так полетит. Так что не волнуйся. Я к ероплану близко не подходил. Мало там что. Как увидел — сразу назад.

— Это ты верно поступил, — сделав пару шагов, Василий присел на корточки и потряс за плечо Илью. — Комсорг, пора вставать. — Тот тяжело поднял голову, обводя мир бессмысленным взглядом, а потом стал шарить рукой по шинели в поисках очков. — А ты никого там рядом не видел?

— Нет, — покачал головой охотник.

Василий вновь тряхнул за плечо комсорга.

— Подъем. И так все проспали, — а потом, видя, что Илья постепенно приходит в себя, вновь повернулся к Федоту. — Что ж, веди.

Все оказалось точно, как описывал Федот.

Они вынырнули из-под лесной сени и оказались на краю высохшего болота. Невысокие кусты и тонкие молодые деревца пробивались сквозь мох. В самом центре болота из кустов, уставившись вертикально в небо, торчал хвост аэроплана. С этой стороны не было видно никаких ломаных кустов, но, вероятнее всего, аэроплан заходил на посадку с другой стороны, потом неожиданно клюнул носом и стал на попа.

— Вроде бы оно, — удовлетворенно пробормотал Василий. — Ну что ж, пойдем посмотрим, — и решительно раздвигая кусты, он направился в сторону разбившейся крылатой машины.

Федот и сонный Илья, все еще зевавший и то и дело протиравший глаза, последовали за ним.

Неожиданно Василий остановился и вытянул руку, делая сигнал своим спутникам.

— Т-с-с-с!

Возле аэроплана что-то происходило. Василий слышал отдаленные голоса, но никак не мог разобрать слов. Говорили, но явно не на русском.

Знаком он приказал своим спутникам присесть, а потом, пригнувшись, медленно стал пробираться вперед. Неожиданно остановившись, он знаком приказал Илье приблизиться, и когда тот оказался рядом, передал ему свой карабин, забрав револьвер, который тот носил, заткнув за пояс.

— Кто там? — едва слышно спросил Илья.

Василий в ответ скорчил злобную гримасу: «Молчи, мол».

— Самураи, — пробормотал Федот, который теперь держался сзади.

— И что мы теперь станем делать? — со страхом спросил Илья.

— Пойдем агитировать их за Третий интернационал, — приглушенно прошептал Василий. — Вы учтите, граница тут рядом. У одного из летевших на аэроплане был очень важный пакет. Судя по всему, он сейчас у японцев. Если попробуем обратиться за помощью, то можем упустить и пакет, и нарушителей границы, так что действовать надо быстро. Сколько их там, никто не знает… Так что ты, Федот, обходи справа. Если кого, кроме нас, увидишь, стреляй не задумываясь. А ты, Илья, со мной пойдешь. Я когда в бой вступлю, ты не зевай. У тебя два карабина, в каждом магазин по шесть пуль. Так что в небо не пали, а выстрелы считай. Прикроешь меня, в общем. Понятно?

Федот и Илья разом кивнули.

Василий, взяв один револьвер правой, а второй левой рукой, решительно встал и направился к аэроплану. Еще немного, и он оказался на поляне. Возле аэроплана возилось несколько японцев в хаки. Еще трое: офицер, его помощник и человек в штатском. Размышлять было некогда. Размашисто шагая в сторону разбитого аэроплана, Василий сложил руки крестом на груди, как учил его в далеком восемнадцатом батька Григорий, и начал палить с обеих рук, перемежая выстрелы. Револьверные пули ложились веером. Клацали автоматически взводящие собачки. А Василий считал. У него было двенадцать выстрелов, и он должен был уложиться. Раз… Два… Две первые пули мимо. Потом двое солдат возле разбитой кабины сразу ткнулись лицом в землю… Пять… Шесть… Одна из пуль задела офицера. Он еще только начал доставать свой пистолет из кобуры, как красная дырка появилась у него посреди лба — это из-за спины Василия пальнул Илья. Загремели выстрелы с другой стороны самолета… Семь… Восемь… Пули засвистели вокруг. Кто-то из «самураев» открыл ответный огонь. Девять… Третий японец у кабины свалился мертвой грудой на своих погибших товарищей… Десять… Одиннадцать… Двенадцать… Тот солдат, что стоял рядом с офицером, покачнулся и выронил винтовку.

Уходя от вражеских пуль, Василий, словно опытный пловец, нырнул головой вперед, отбросив в сторону бесполезные теперь револьверы. Сделав кувырок через голову, он перекатился и оказался рядом с мертвым японским офицером.

Илья еще палил, но и у него вот-вот должны были кончиться патроны. А времени перезаряжать не было.

Василий потянулся за пистолетом японского офицера, но тут из кустов с винтовкой наперевес выскочил японец. Огромными прыжками он помчался вперед, целя штыком в Василия. Тот крутанулся на спине и, подобрав ноги, встретил противника ударом в живот.

В тот же мог его пальцы нащупали рукоять пистолета. Выдернув его из кобуры мертвого офицера, Василий инстинктивным движением большего пальца сбросил предохранитель и всадил три пули в японского солдата, все еще пытавшегося достать его штыком.

И тут Василий осознал, что на «поле боя» воцарилась тишина.

— Эй, есть кто живой? — позвал он.

— У меня все в порядке, — издалека раздался голос Федота, а потом откуда-то сзади донеслось сдавленное:

— Помогите!

— Илья? — позвал Василий неспешно поднимаясь на ноги и с опаской оглядываясь. Враг мог ведь и затаиться, выжидая удобного случая и перезаряжая оружие. Однако никакого нападения не последовало.

Одним прыжком Василий добрался до того места, где бросил разряженные револьверы, и, не выпуская из руки пистолет японского офицера, подобрал один из них. Крутанув барабан, он высыпал гильзы в мох и, привычным движением заткнув револьвер за ремень, начал одной рукой перезаряжать его, ни на секунду не опуская пистолета. Как только револьвер был перезаряжен, Василий отшвырнул в сторону японский пистолет, словно это была ядовитая змея, и точно так же, одной рукой, перезарядил второй.

После этого он вновь позвал:

— Илья?

В ответ он из-за кустов услышал стон.

Осторожно, поводя из стороны в сторону дулами револьверов, Василий раздвинул заросли. Илья лежал на спине, зажимая руками живот.

— Ты как? — спросил Василий, хотя и так все было видно. Гимнастерка пропиталась кровью. Глаза у комсорга казались бешеными, выпученными. Капелька крови застыла в уголке рта.

— Я… Меня достали… — только и смог проговорить он.

Неожиданно кусты справа от Василия разошлись. Тот, резко крутанувшись, вскинул револьверы, но из-за кустов появился не японец, а Федот.

— Что тут у вас?

— Похоже, комсорга задело сильно.

Федот нагнулся, приподнял руки Ильи и какое-то время смотрел на дыру в гимнастерке.

— Не пуля, штык, — наконец с тяжким вздохом произнес он. А потом отвернулся.

Василий все понял без слов. Илья был не жилец. Запустив руку в наплечный мешок, Василий выудил флягу и, свинтив крышку, поднес ее горлышко к губам Ильи.

— Выпей, полегчает.

Тот на мгновение напрягся, подавшись вперед, а потом, хлебнув «балтийского пунша» — неразбавленного спирта с кокаином, повалился на мох, ловя ртом воздух. Лицо его стало белым, как старая кость, веснушки исчезли, а рыжие волосы смотрелись, словно клок приклеенной пакли.

— Вот так-то лучше будет, — пробормотал Василий. Он верил в лечебные свойства напитка, изобретенного в далеком семнадцатом революционными матросами Петрограда. Потом он повернулся к Федоту. — Что с японцами?

— Похоже, мы их всех порешили, — ответил лесовик. Судя по всему, это какой-то патруль был. Вот только что они так далеко на нашей земле делали?

— То же, что и мы, — вздохнул Василий. — Аэроплан искали. Ладно, пойдем, посмотрим, что там, — он поднялся на ноги, но прежде вложил открытую флягу с «балтийским пуншем» в руку Илье. — А ты пей… Пей… Легче будет… Ты лежи тут пока, мы сейчас вернемся, — и вслед за Федотом двинулся назад, в сторону разбитого аэроплана.

Стоило им отойти на несколько шагов, как Федот тут же приглушенным голосом, почти шепотом спросил:

— Что с ним делать станем? Он не жилец. Видел я такие раны в японскую…

— Ладно, — отмахнулся Василий. — Давай вначале дело сделаем, а уж потом решать будем.

Они вышли к самолету. В первую очередь Василий подошел к мертвому офицеру. Нагнувшись, он обшарил его карманы. Там оказалось несколько бумаг на японском, золотые часы, серебряный портсигар с тонкими вонючими сигаретами. Последний Василий отдал Федоту.

— Тебе пригодятся.

Потом Василий вынул клинок, заткнутый за пояс самурая. Обнажил катану.

— Хорошая сталь, дорогая.

Тем временем Федот выпотрошил карманы остальных нарушителей границы.

— Есть чего-нибудь полезное? — спросил Василий, убрав катану в ножны и заткнув ее себе за пояс.

— Да не сказал бы, — ответил Федот, продолжая мародерствовать.

— Кончай по карманам, словно щупач, шарить, пойдем посмотрим, что с аэропланам. В конце концов мы сюда не японцев потрошить пришли.

— Да ладно, командир. Им-то все это совсем ни к чему будет, ну а мне, глядишь, чего и пригодится… Вы только на этот ножичек поглядите…

Василий лишь покачал головой.

— Мы тут не за тем вовсе.

Тогда Федот с явной неохотой оставил в покое карманы очередного японца и вслед за Василием направился к аэроплану. Растащив в стороны трупы, они заглянули под летный колпак. В крошечной кабине было двое. Тот, что сидел впереди — пилот, похоже, умер сразу, в момент приземления. Он не был пристегнут и сейчас, размазанный по приборной доске, застыл в луже свернувшейся крови. А второй… Второй… Безвольным кулем повис он на ремнях безопасности. Но кто-то содрал ему кожу и мясо с лица.

Василий много слышал о зверствах японцев, о том, как заживо сжигали партизан, о том, как вырезали звезды у них на теле, выкалывали глаза, забивали до смерти… Восточный человек — тварь изощренная, в отличие от человека западного, и не знает слово «пощада». Но здесь… Во-первых, у японцев не было времени — когда Федот обнаружил аэроплан, тут никого не было. Во-вторых, ни штыком, ни катаной таких ран не сделать, тут нужны звериные когти.

— Что по этому поводу думаешь? — повернулся Василий к лесовику.

Тот лишь пожал плечами.

— Жуть…

— Понятно, — раздосадовано кивнул Василий. — Ладно, иди, трупами займись, а я тут пошурую. Надо мне одну вещицу найти.

Федот тут же исчез, а Василий принялся внимательно изучать содержимое кабины. Судя по всему, когда они подошли к месту аварии, японцам только-только удалось сдвинуть часть обломанного крыла, закрывавшего доступ в кабину. Больше они ничего сделать не успели. Однако ничего похожего на пакет нигде видно не было.

Только мухи. Казалось, они слетелись сюда со всего края и теперь, лакомясь бесплатной закуской, переползали по трупам. Прежде, чем заняться поисками пакета, Василию пришлось, нагнувшись несколько раз, сильно взмахнуть обломком крыла, пытаясь разогнать насекомых. Однако это ни к чему не привело. На мгновение взвившись с облюбованных ими мест, мухи тотчас же садились обратно. Тогда Василий плюнул на них. Ежась от отвращения и кривясь от невыносимого жужжания тысяч маленьких крылышек, он принялся за поиски.

Василий несколько раз провел рукой по груди мертвого пассажира, пытаясь нащупать пакет, если тот положил его за пазуху. Потом проверил маленький бардачок сбоку. Тоже ничего. Куда же он мог его засунуть?

Наконец Василий заметил краешек окровавленной бумаги. Видимо, во время аварии пакет выпал из рук человека без лица и проскользнул вперед, завалившись за кресло мертвого пилота.

Изогнувшись всем телом, стараясь не коснуться окровавленного трупа, Василий чуть ли не наполовину вполз в кабину и что есть силы вытянув правую руку, попытался нащупать краешек пакета. Ему удалось сделать это с третьего или четвертого раза. При этом он несколько раз приложился гимнастеркой на спине к окровавленному трупу командарма. Вот еще одно усилие, и заветный конверт оказался в его руках. Выскользнув из кабины, Василий плюхнулся на мох и какое-то время сидел, прислоняясь к фанерному фюзеляжу аэроплана, потом, вытерев окровавленные пальцы о мох, постарался счистить уже загустевшую кровь с пакета. Частично ему это удалось. Наконец, убедившись, что пакет больше не пачкает, Василий свернул его вдвое и засунул за пазуху. Ему, конечно, хотелось вскрыть послание и прочитать, ради чего он только что рисковал жизнью и ради чего погиб отряд японцев, но здравый смысл пересилил. Пакет был предназначен не ему, а значит, не ему его и вскрывать. Партия дала задание, он его выполнил (точнее, пока выполнил лишь наполовину, надо было еще передать пакет командиру одного из поисковых отрядов), а что в пакете — не его дело.

— Пойдем, Илья совсем плох, — из-за кустов позвал Федот.

Комсорг и в самом деле умирал. Лицо его стало еще белее. Василий даже представить не мог, что плоть нормального человека может быть такой белой. Вокруг Ильи мох весь пропитался кровью, алая пена выступила у него на губах.

Когда Василий подсел к нему, Илья едва заметно вздрогнул, губы его зашевелились, но ни звука не вырвалось из его горла.

— Что делать будем, командир? Нести с собой его нельзя. Помрет он с минуты… — Василий резко поднялся. Больше всего он не любил такие мгновения. Ему нужно было спешить, выполнить важное поручение, доставить пакет, из-за которого погибло уже столько людей. Не раздумывая, словно в неком трансе, Василий вытащил револьвер и, отвернувшись, не глядя всадил все шесть пуль в левую сторону груди Ильи. Потом, отойдя в сторону, стал перезаряжать револьвер. «Оружие всегда должно быть наготове» — это правило он усвоил давным-давно. Федот от неожиданности так и остался стоять, широко раскрыв рот. Неизвестно, чего он ожидал от Василия, но только не этого.

— Ладно, нечего на труп пялиться, — заговорил Василий хриплым голосом. — Нам надо уходить. Тут еще могут быть японцы. Если они охотились за пакетом, то вряд ли послали всего один отряд. А мы здесь здорово нашумели… Надо быстро двигать к своим, а то как бы чего не случилось.

— Так мы и трупы не похороним…

— Мы сообщим. Сюда следственная группа прибудет… Вот пусть они и хоронят.

— Даже Илью хоронить не станем? — похоже, лесовик был в растерянности.

— Да, — кивнул Василий. — Пошли. Нам теперь на восток, а как переберемся через Черный ручей, начнем искать наших. Он вытащил катану, заткнутую за ремень, отшвырнул подальше в кусты и, сжимая в каждой руке по револьверу, направился вперед. — Да, Федот, прихвати карабины. Мало ли чего…

На японцев они натыкались еще дважды. Казалось, вся местность кишит самураями. Но всякий раз, заслышав шорох в кустах, а то и иностранную речь, Василий с Федотом прятались.

Однако одна мысль сильно беспокоила Василия. Как могли японцы так быстро добраться до места крушения самолета? Ведь до границы, хоть и считается, что она рядом, верст сто. И нет тут никаких дорог. Может, они готовили полномасштабное вторжение? Оккупацию? Вряд ли. Не похоже это на них. Да если уж и начали бы они где вторжение, то уж где-нибудь во Владивостоке, а не в этих лесах. Выходит, знали они об аэроплане; выходит, ждали его. А значит, и авария, скорее всего, была не случайной. В таком случае выходило, что просто так самураи не отступят. До последнего будут пытаться заполучить проклятый пакет.

«И почему мне так не везет, — думал Василий, осторожно пробираясь через лесной бурелом. — Вот не нашел бы нашей партии посыльный, аэроплан бы упал в другом квадрате, Федот был бы не таким любопытным и не было бы у меня никакого пакета. Нашел бы его один из отрядов, посланных на поиски, и разбирался бы потом с японцами. А мы бы для порядку прогулялись по лесу да вернулись назад шурфы копать… И Илья был бы жив», — однако Василию пришлось тут же признаться самому себе, что он не слишком уж опечален смертью комсорга.

И все же они выполнили большую часть задания. Таинственный пакет был у них, а отловом нарушителей границы, тем более в таком количестве, пусть занимается спецотряд ЧК или пограничное воинское подразделение.

К Черному ручью вышли лишь к вечеру. Однако медлить было нельзя. Наверняка кто-то из самураев уже обнаружил место крушения, и, поняв, что добыча вот-вот может выскочить у них из рук, они пустились в погоню. Через ручей переправились вброд — вода в самом глубоком месте едва доходила до груди. Однако пакет, оружие, одежду и боеприпасы оба беглеца на всякий случай несли высоко над головой.

Переправившись, они сделали небольшой привал. Пока Федот одевался, Василий нагишом с револьверами наизготовку внимательно следил за противоположным берегом. Нет, не могли японцы так вот просто отпустить их. Однако никакой погони заметно не было.

Закончив, Федот занял место Василия. Вооруженный трехлинейкой и двумя карабинами, лесовик очень напоминал Василию Робинзона Крузо на картинке в старинной книге. Вот только попугая на плече не было.

— Теперь надо наших отыскать, — протянул он, натягивая через голову гимнастерку.

— Ну, если они тут неподалеку, то скорее всего на Гнилом хуторе остановились. Тут место такое, с одной стороны ручей этот, — Федот кивнул в сторону ручья, — с другой — болота, там лагерь не разобьешь.

— А может, они в другой угол квадрата ушли.

— Все равно. Если за Черным ручьем кто, то ищи его на Гнилом хуторе.

«Да и черт с ним, — в сердцах подумал Василий. — Гнилой хутор, так Гнилой хутор. По крайней мере, переночуем по-человечески, да и японцы, скорее всего, туда сунуться побоятся. А если даже Федот ошибся, то рыскать по лесу вторую ночь подряд не стоит. Тем более что пакет у них, и волноваться ни о чем особо вроде бы незачем».

— Ладно, Федот, — поправляя катану за поясом, последний штрих завершения туалета, согласился Василий. — Веди на хутор, если дорогу знаешь. А как придем — посмотрим…

Лесовик согласно кивнул.

— Тут до хутора рукой подать.

И правда, меньше чем через час вышли они к хутору. Лес перед ними неожиданно раздался, открывая большую поляну, на которой за рядом высокого частокола торчали крыши нескольких домов.

Василий уже хотел было выйти из укрытия подлеска, но Федот неожиданно остановил его.

— Что-то тут не так, парень.

— То есть? — удивился Василий. — Японцы?

— Нет, — покачал головой лесовик. — Ты разве не слышишь, нет человечьих голосов, да и собаки молчат?

И правда. Не было слышно ни единого звука. Покров Мертвой тишины повис над хутором.

— Уверен, что не японцы?

— Ладно, люди-то могли схорониться или уйти вовсе, а собаки. Они полудикие тут, их арканом с собой не погонишь. Да и япошки, что ж, стали бы по всему хутору гоняться, собак стрелять? Тут, почитай, кобелей и сук с полсотни было — стая целая. Сам хозяин Никитич хотел их пострелять, а то расплодились не в меру.

— Чего ж это они жрали?

— А кто его знает, — пожал плечами Федот. — Тут тайга, по большей части места дикие, нехоженые. Может, они на зверей охотились, а может, мертвечиной питались…

— И что нам теперь делать?

— Попробуем лесом подобраться к той стороне, где ворота, а там и видно будет.

— Видно ничего не будет. Ночь будет.

— Ничего, разглядим, — и Федот стал медленно пробираться через подлесок, держа наготове свою трехлинейку и то и дело бросая косые взгляды на безмолвный хутор.

Василию ничего не оставалось, как неспешно последовать за ним.

Когда они оказались на том месте, откуда были видны ворота, совсем стемнело. Ни огонька не зажглось на хуторе. Переминаясь с ноги на ногу, они долго стояли, вглядываясь во тьму. Федот, прикрывая огонек полой рукава, закурил японскую папироску. От непривычного, ядреного табака он закашлялся, а потом бросил цигарку на землю и затоптал.

— Ну что, идти надобно. А там — была не была.

— Послушай, Федот, ты пойдешь один, — наконец приняв какое-то решение, объявил Василий. — Можешь считать, что я струсил, но если ты на японцев нарвешься, они тебя не тронут. Лесовики никому не нужны, а вот если к ним я попаду… Со мной сразу все ясно. К тому же у меня пакет…

Неожиданно у самого уха Василия раздался едва различимый шорох, и холодное дуло револьвера уперлось ему в висок.

— А теперь, Василек, без всяких глупостей, — прозвучал едва различимый, до боли знакомый голос. — Скажи своему приятелю, чтобы он медленно, очень медленно опустил свои пукалки.

Василий едва сумел сглотнуть ком, подкативший к горлу. Нет, этого не могло быть. Он, наверное, ошибся, не мог этот человек оказаться в это время в этом месте. Он должен был быть давно уже мертв. Да и какое он может иметь отношение к аэроплану и японцам.

— Говори, — вновь раздался едва различимый шепот.

Василий тяжело вздохнул.

— Ты это… Федот, ты карабины-то положи…

Лесовик с недоумением посмотрел на своего спутника.

— Ты положи, положи, — неуверенным голосом пробормотал Василий. — А то…

— А то мне придется стрелять, а это может привлечь к нашей компании нежелательное внимание, — да, без сомнения, голос был его. Но как, откуда, почему… — Хотя нет, можешь их при себе оставить, только пообещай, что не станешь пытаться стрелять мне в спину. От души пообещай, и тебя это тоже касается, Василек.

— Обещаю, — настороженно пробормотал Федот, покрепче сжимая свою трехлинейку.

— Нет, так не пойдет, — продолжал человек-невидимка. — Ты должен сам верить, что выполнишь то, что обещаешь. Я человек непростой, ложь за три версты вижу. Вот Василек тебе подтвердить может.

— Обещаю, — только и смог вымолвить Василий. Он знал этого человека и знал, что ни при каких обстоятельствах не хотел бы иметь его среди своих врагов, хотя судьба и распорядилась иначе.

Пауза затянулась.

— Обещаю, — наконец повторно проговорил Федот, чуть опустив ствол винтовки.

— Так-то лучше, — проговорил батька Григорий, выходя из переплетения теней.

Вот как состоялась вторая встреча специального агента ЧК, а в дальнейшем ГПУ и ГУГБ Василия Архиповича Кузьмина и известного авантюриста, в прошлом выдающегося археолога и палеонтолога Григория Арсеньевича Фредерикса, больше известного в народе как батька Григорий.