Глава 28
Этой дорогой, ведущей в Капернаум, Мария много раз ходила и прежде, но теперь она казалась кошмарной тропой, окутанной бесконечной болью. Боль позади, впереди, боль со всех сторон… Мария спотыкалась, наталкивалась на Иисуса, поскольку брела, ничего не видя перед собой, глаза ее туманили слезы. К тому времени, когда они добрались до окраин Магдалы, ее так трясло, что продолжать путь стало невозможно. Колени ее подгибались, и Иисус бережно свел женщину с тропы под сень дерев, где они могли посидеть, не попадаясь никому на глаза.
Оказавшись вдали от посторонних, Мария припала к земле и дала волю рыданиям. Ей казалось, что она никогда не сможет остановиться, никогда не достигнет дна своей скорби. Слезы и всхлипывания не смягчали боль, а словно бы существовали сами по себе, отдельно от происходящего.
Иисус тяжело опустился на траву рядом с ней. Сквозь пелену слез Мария видела худосочные зеленые стебли, растущие из грубой почвы, и узор стежков на его одеянии. Хитон, который соткала его мать и подарила, перед тем как… Сейчас эта вещь, изящное переплетение нитей, стала для Марии воплощением семьи, что должна понимать и любить своих детей, но которая порой отталкивает и отвергает их. Теперь все в их жизни вывернуто наизнанку. И Иисус, и она изгнаны, как Адам и Ева из рая, но только вот их родные, похоже, огорчены этим куда меньше, чем был опечален Бог. Думая сейчас о семье, коей столь внезапно лишилась, Мария и вправду сравнивала ее с раем.
— Моя дочь! — простонала она, припадая губами к шнурку с амулетом, зажатым в руке. Она хотела снова надеть его на щейку Элишебы! — Это все, что у меня осталось от нее!
Женщина разжала кулак и показала Иисусу маленький керамический кружочек на веревочке.
— Мария, ты навсегда останешься ее матерью, — сказал Иисус, — Это не конец.
Ее тяжкие рыдания мало-помалу затихли, и она попыталась успокоиться и отдышаться. Иисус забрал из ее вспотевшей руки амулет и надел женщине на шею.
— Носи пока ты.
Он опустил руки на колени, и Мария посмотрела на эти руки с одобрением. Они были небольшими, но сильными и изящной формы. С мозолями, наверное, от работы в плотницкой мастерской и долгого пребывания в пустыне.
— Мария, — произнес он ласково. — Мария, не убивайся так.
— Да как же мне не горевать?
— Горе уместно, когда все кончено. А это поправимо.
Не кончено? Поправимо? Так ли это?!
— Откуда ты… откуда ты знаешь? — наконец промолвила она, задыхаясь.
Только бы он знал! Только бы он знал и мог убедить ее в этом!
— Потому что любовь никуда не делась, и древнейшая связь матери и ребенка тоже.
— Да. но любовь только с одной стороны! Элишеба слишком мала, она еще ничего не понимает. Другие заменят меня — и она забудет…
— Любовь не угасает, — настаивал Иисус.
Мария посмотрела ему в лицо, увидела выражение глаз и поняла, что Иисус действительно верит в то, что говорит. Он переживал за нее, понимал ее смятение и страх. Его голос был силен и внушал уверенность, как и его руки. Мария опустила взгляд.
«Этого не должно быть! прозвучал в ее сознании предостерегающий шепот. — Ты опасно близка к тому, чтобы влюбиться в этого человека. Только потому, что он добрый и утешает тебя, когда тебя выгнал твой муж. Этого недостаточно. Ты слаба и не контролируешь собственные чувства».
— Мы должны идти дальше, — пробормотала Мария, попытавшись снова встать.
— В свое время, — сказал Иисус и положил руку ей на запястье, давая понять, что следует немного подождать.
Больше он ничего говорить не стал: они сидели молча, погруженные в собственные мысли.
Они поднялись и продолжили путь после полудня, когда на озере еще вовсю шел лов рыбы, а на причалах толклись грузчики и торговцы. Вид повседневных хлопот, понимание того, что все вокруг ведут обычную жизнь, в то время как твоя разрушена и превратилась в ничто, вновь повергли Марию в слезы, но она упорно шла дальше. В первый раз, неожиданно для себя, она задумалась о том, что горе есть неизбежный спутник человеческой жизни, и оно посетит каждого из тех, кто забрасывает сейчас в озеро невод. Когда-нибудь им тоже покажется непереносимым божий день и вид сверкающей на солнце воды.
Обогнув излучину, они вышли к Семи Источникам, где на воде покачивалось множество суденышек, а на пристани галдел деловитый народ.
Для Марии сейчас весь этот гомон был не более чем шумовым фоном: уловы, сети и выручка в ее нынешнем состоянии имели не большее значение, чем пух, облетавший с чертополоха у озерных берегов.
Шумный, горластый мужчина с берега выкрикивал распоряжения, обращенные к сидящим в лодке рыбакам. Мария поморщилась, эти неприятные, сварливые интонации резали ее слух.
— Ты, дурень! — орал он. — Сколько раз я должен тебе говорить: вытягивай сеть так, чтобы она не задевала борта лодки! Сколько тебе лет? Тридцать? Как может человек, проживший на свете тридцать лет, быть таким тупым?
— Прости, отец, — ответил смутно знакомый голос.
Мария посмотрела на человека в лодке. Это был Петр. Иисус тоже увидел его, но ничем не выказал узнавания. Он лишь остановился и спокойно наблюдал за происходящим.
— Глянь на сеть! — разорялся мужчина на берегу, — Она наполовину пуста!
— Сегодня на лов вышло слишком много судов, — указал Петр. — При таком наплыве народу и этот улов неплох.
— Зачем же ты позволил остальным увести добычу у тебя из-под носа? Взял бы да разогнал их всех. Ладно уж, вылезай на берег, пока не стемнело, надо подсчитать хотя бы этот жалкий улов.
Петр и Андрей — теперь Мария увидела обоих — начали грести к берегу. Приблизившись, они бросили причальный трос отцу, который закрепил его за просверленный камень, выбрались из лодки и, подталкивая ее к суше, по пояс в воде побрели к берегу. А потом стали выбирать невод.
— Стыд и позор! — ворчал их отец, сердито осматривая сеть. — Вы, должно быть, самые худшие рыбаки на озере!
— Мы свое дело знаем! — огрызнулся Петр. Он указал на сеть, в которой билась пойманная рыба— А если думаешь иначе, сравни нашу добычу с уловом тех, кто рыбачил рядом.
— Как я могу? Они еще не вернулись.
— Да, а если бы не вернулись мы, ты стал бы поносить нас за то, что задерживаемся дотемна, — подал голос Андрей. — На тебя не угодишь.
— Хватит препираться! — рявкнул мужчина. — Я сыт по горло вашими выходками! Сначала вы пропадаете — уходите, видишь ли, в пустыню, чтобы отвести туда какую-то сумасшедшую женщину и послушать безумного проповедника. Потом, видно тоже тронувшись умом, остаетесь там невесть на сколько. Все, что угодно, лишь бы не работать!
— Мы оставались там не для того, чтобы отлынивать от работы, — возразил Петр.
— Вот как, а зачем же тогда? Вы мне так и не объяснили. Мария была поражена. Петр так и не рассказал своему отцу об Иисусе?!
— Я… я… — Петр пожал плечами.
Иисус, стоявший рядом с ней, пришел в движение. Уголком глаза Мария заметила, как мелькнуло на тропе светлое одеяние, и вот уже он стоит прямо перед Петром, Андреем и их отцом.
Иисус откинул капюшон плаща.
— Петр! — произнес он громким, исполненным величия голосом.
Увидев и узнав его, Петр испытал потрясение, а когда до него дошло, что Иисус вдобавок видел и слышал все— еще и стыд. Он замер как вкопанный, не в силах сказать что-либо членораздельное и лишь со всхлипом втягивал воздух.
— Кто это? — спросил отец.
Иисус даже не взглянул на него.
— Симон, именуемый Петр. Мой камень! — обратился он к Петру — Оставь этот промысел. Пойдем со мной, и я сделаю тебя ловцом человеков. — Он указал рукой на сеть, в которой все еще трепыхалась рыба. — Людей. Следуй за мной. Нас ожидают другие, более щедрые уловы.
— Да! — отозвался просиявший Петр и, уронив сеть, шагнул вперед.
— Ты тоже, — сказал Иисус Андрею.
— Учитель! — воскликнул Андрей. Он отбросил ногой сеть и подошел к Иисусу.
— Что такое? — требовательно вопросил их отец. — А как же лодки? Рыба?
— О рыбе ты и сам позаботишься, — заявил Петр. — Послушать тебя, гак ты в этом деле лучше всех разбираешься. А у меня на завтра другие дела.
Он обошел отца и обнял Иисуса.
— Какие еще дела на завтра, ты с ума сошел? — возмутился его отец. — Мы не можем позволить себе бездельничать, особенно сейчас, когда вот-вот пойдет самый лов.
— Завтра, и послезавтра, и послелослезавтра и так далее, — отрезал Петр. — Теперь у меня новый господин.
Мария была поражена смелостью и решительностью Петра. Впрочем, он, наверное, не хотел ударить лицом в грязь перед Иисусом и надеялся, что в случае чего тот его выручит.
— Идем. — Иисус зашагал прочь, они последовали за ним. Отец что-то закричал им вслед, — Уймись, Иона! — повернувшись, велел Иисус.
— Откуда ты знаешь мое имя? — проорал тот.
— Я много раз слышал его из уст твоих сыновей.
Едва оказавшись вне пределов слышимости Ионы, братья возбужденно загомонили. Узнав Марию, Петр издал радостное восклицание, но, как только разглядел ее горестное, залитое слезами лицо, тут же сник.
— Вижу, плохи дела, — промолвил он, покачав головой.
— Хуже не придумаешь, — ответил за Марию Иисус. — Семья выставила ее вон.
— Иоиль? — Петр очень удивился.
— Да.
— Они решили, что она заколдована, и заколдовал ее я.
— Что за чушь? — воскликнул Андрей. — Глаз у них, что ли, нет? Или рассудка?
— Они сочли, что она запятнала свою репутацию, поскольку проводила время в пустыне с вами, мужчинами, — добавил Иисус.
Петр издал горестный смешок.
— Если бы они только знали…
— Может быть, они судили по себе, представив, как поступили бы сами, оказавшись в подобной ситуации, — вздохнула Мария.
Да, ханжа и святоша Илий вполне мог бы воспользоваться выпавшим случаем, не исключено, что Натан тоже, да и Иоиль… Что за мерзкие обвинения! Но почему первым делом им пришло в голову именно это?
— Что на уме, то и на языке, — промолвил Иисус, очевидно подумавший о том же самом. — Идем.
Он повел их вперед в сторону Капернаума.
Они еще не вышли за пределы рыбных угодий и вскоре увидели участок озера, буквально покрытый рыбачьими лодками.
— Тут проходит теплое течение, и рыбы больше всего, отсюда и такая толкотня, — пояснил Петр Иисусу, который, не будучи рыбаком, не мог знать таких тонкостей.
После дерзкого разрыва с отцом Петр пребывал в нервном возбуждении и, стараясь держаться поближе к Иисусу, говорил без умолку. Мария его речей почти не слышала, да и не хотела; все силы уходили на то, чтобы держаться на ногах и подавлять рыдания. Она все время теребила висевший на шее амулет, не в силах выпустить его из рук.
Неожиданно впереди раздался голос, слишком хорошо ей знакомый. Голос богатого рыбака Зеведея, всегда державшегося так, будто все озеро принадлежало ему. Первая встреча с этим самодуром во время давней прогулки с Иоилем произвела на Марию такое впечатление, что она не могла ее забыть.
«У него какие-то связи в Иерусалиме, при дворе первосвященника, — припомнила она. — Этим, надо думать, объясняются его властные манеры. О! Только не сейчас! Только не он!»
Мысль о том, что Иисус, возможно, сумеет поставить его на место, пришла после.
Зеведей бранил своих сыновей, которые все еще находились в лодке. Очевидно, они ничего не поймали.
Петр повернулся и широко улыбнулся своим спутникам, как бы говоря: «Видите, видите, как хорошо мы поступили!»
Двое братьев совершенно не походили друг на друга. Один — плотный, широколицый и широкоплечий, а другой хрупкий, с такими тонкими чертами лица, что его можно было принять за девушку.
— Отец, мы старались, как могли, — стал оправдываться худощавый.
— Старались, как могли? Выходит, вы ни на что не способны! Мы владеем всем этим, — Зеведей махнул рукой в сторону воды, — и ничего не можем оттуда добыть!
«Какое вопиющее тщеславие! — подумала Мария. — Озеро не принадлежит никому, и уж точно не этому чванливому крикуну».
— Мое имя гремит по всему побережью, да что там, по всему Израилю, — меж тем заявил он. — От Вифсаиды до Суситы, от Тивериады до Гергесы. Даже в Иерусалиме знают, кто такой Зеведей из Вифсаиды!
— Мое имя тоже известно, — заявил один из сыновей, широкоплечий и мускулистый. — Иакова тоже хорошо знают.
— Только как моего сына, — фыркнул отец. — И вряд ли ты когда-нибудь будешь славен сам по себе.
Иисус, немного послушав этот спор, направился к воде, осторожно ступая по камням, подошел к самой кромке и обратился к рыбакам:
— Друзья мои, отплывите подальше от берега и забросьте свой невод.
— Да мы всю ночь забрасывали и вернулись ни с чем, — отозвался рослый рыбак. — Лучшее время для лова уже прошло, так что сейчас этим заниматься бесполезно.
— Гребите подальше и закиньте ваши сети, — повторил Иисус.
Изумленный Зеведей уставился на Иисуса, не сразу найдя, что сказать.
— Не слушайте его, — велел он наконец сыновьям. — Вы правы, сегодня время для промысла истекло.
Неожиданно рослый мужчина хмыкнул и, бросив на отца презрительный взгляд, развернул лодку и стал отгребать от берега.
Иисус и его спутники проводили взглядом суденышко, остановившееся почти на середине озера. Пока рыбаки забрасывали сеть, Зеведей подошел к Иисусу с явным намерением затеять ссору, однако Иисус, не споря с ним, отошел к воде.
И тут с озера донесся крик:
— Сети! Сети рвутся! Помогите! Помогите!
Рыбаки напрягались изо всех сил: сети были так полны, что и впрямь могли порваться.
— Быстрее!
Зеведей послал им на помощь еще одну свою лодку, и вскоре оба суденышка медленно, оседая под тяжестью улова, поплыли к берегу. Уже по приближении одно из них зачерпнуло воду и начато тонуть, но тут уж сам Зеведей прыгнул в озеро и пошел вброд, чтобы помочь вытащить посудину на гальку. Борта лодок едва поднимались над водой. Внутри их находились сети, настолько полные рыбой, что они походили на огромные, раздутые винные мехи.
Зеведей, мысленно уже подчитывавший прибыль, только что не подпрыгивал от радости, Иисус же спокойно стоял в сторонке, глядя, как отец и сыновья ликуют по поводу невиданной добычи.
— Прямо на стол Каиафы, — заявил Зеведей. разглядывая добычу. Да, эта рыба украсит пир самого первосвященника! И мое имя будет звучать в самых высоких покоях Иерусалима!
— Не худо бы пометить бочонки и нашими именами, рыбу-то мы ловили, — заметил худощавый рыбак.
— Нет, все будет поставлено от моего имени, от имени хозяина деда, — отрезал Зеведей. — Как всегда, так заведено. Наш улов не дает вам права претендовать на такую честь.
— Думаю, там должно быть написано его имя, — молвил здоровяк, указывая на Иисуса. — Это он подсказал нам столь удачное место для лова. Кстати, приятель, как тебя звать?
— Иисус. Из Назарета. А вас?
— Я Иаков, — представился верзила.
— А я Иоанн, — сказал его стройный брат.
— Вы Воанергес, сыны громовы, — сказал Иисус. — Следуйте за мной, сыны громовы, и я сделаю ваши имена известными далеко за пределами этих берегов. Имена тех, кто последует за мной, переживут и эти времена, и эти годы.
— А как насчет Каиафы? Он тебя знает? Станем ли мы известны ему, если бросим работать на отца и перейдем к тебе? — спросил Иоанн.
Иисус рассмеялся.
— Каиафа! Когда Каиафа будет забыт, вас будут помнить. По правде говоря, Каиафу будут помнить только благодаря нам.
— Он сумасшедший, — покачал головой Зеведей. — Послушайте, сынки, может, я был малость грубоват. Пожалуй, вашу долю в выручке за улов следует увеличить. Что же касается его…
— Следуйте за мной, — велел Иисус, — и я сделаю вас ловцами человеков. И будете вы вылавливать улов не из озера, но из деревень. И вместо того, чтобы приносить смерть, вы будете приносить жизнь.
— Не слушайте его! — закричал Зеведей.
Долгое время Иаков и Иоанн молча стояли рядом с сетями и лодкой. Потом Иаков аккуратно прикрепил сеть к борту и направился вброд к берегу.
— Я пойду с ним, — сказал он.
— Я тоже. — Иоанн последовал за братом.
— Стойте! Стойте! — взревел Зеведей.
Только когда Иисус увел их подальше и гневные крики Зеведея почти затихли, братья обратили внимание на остальных.
— Симон, — удивился Иаков. — Ты тоже с ним?
— Да. — ответил тот. — Но у меня новое имя. Он назвал меня Петр, как назвал вас Воанергес, сыны громовы.
— А он каждому дает новое имя? — спросил Иаков.
— Нет. Андрей и Мария еще ожидают своих новых имен.
Иаков и Иоанн изумленно вытаращили глаза.
— Женщина? — разом пробормотали они.
— Да, — сказал Иисус. — Будут и другие. Но она первая.
— Но она замужняя женщина. Где ее муж? Как мог он отпустить ее? — спросил Иоанн.
— В новом Царстве все будут свободными, — изрек Иисус, — Ни один человек не будет владеть другим человеком. Каждый будет принадлежать только Богу. И это начало нового Царства.
Снова оказавшись в доме Петра, Мария невольно подумала, что сейчас все не так, как в первый раз. А может быть, в чем-то и так же. Демонов больше нет, но я по-прежнему отверженная, а теперь и другие присоединились ко мне в изгнании.
Жена Петра, Мара, и ее мать встретили их радушно и пригласили располагаться.
— Дорогая жена, — сказал Петр, нежно обняв ее, когда все остальные уселись, — отныне наша жизнь изменится.
Она отстранилась и воззрилась на него с подозрением.
— Как это?
— Я оставил рыбачье ремесло. Как и мой брат Андрей. — Он положил руку на плечо Андрея, — Нам далось это нелегко.
— Что? — Голос Мары звучал очень тихо. — Но вы только что заключили соглашение на этот сезон с Зеведеем и вашим отцом.
— Отец разозлился, — признался Петр, а потом ухмыльнулся. — Зеведей тоже! — Он широким жестом указал на Иакова и Иоанна— Его сыновья присоединились к нам.
— Присоединились к вам?.. Зачем?
— Мы следуем за этим человеком, Иисусом из Назарета, — объявил Петр. Голос его прозвучал негромко, но решительно.
— Но с какой целью? — Мара повернулась и посмотрела на Иисуса — Я не понимаю.
Петр тоже обратил к Иисусу умоляющий взгляд.
— Учитель, объясни ей ты.
Иисус, однако, сказал:
— Спасибо тебе, добрая женщина, за гостеприимство под твоим кровом.
— А я ие уверена, что мне так хочется оказывать тебе гостеприимство… во всяком случае, пока я не пойму, что вы задумали, у нас семья рыбаков, и рыбная ловля нас кормит. Да, может быть, на свете есть занятия и поинтереснее, да только другого ремесла муж мой не знает.
— Я призвал твоего мужа и остальных, находящихся здесь, присоединиться к моей миссии.
— Да, это я слышала, только не поняла, в чем заключается эта твоя миссия? — с вызовом произнесла Мара.
— Я возвещаю о Царстве Божием, но не в земном, а в неком таинственном смысле, чего я сам еще не понимаю. И я приведу вас к нему.
Мара хмыкнула и посмотрела на мужа с сожалением.
— Это нелепо. Таких, как он, по нашей округе слоняется человек пятьдесят: все наперебой вещают о переменах, о новом царстве, о восстании против Рима, о конце времен… Как же ты, взрослый вроде бы человек, мог ввязаться в такое сомнительное дело? Если ты последуешь за ним, мы погибнем. Погибнем! Мало того что без денег окажемся, так еще навлечем на себя гнев властей. Нет! — Она развернулась лицом к Иисусу. — Оставь его в покое! Я приказываю тебе, оставь его в покое!
Петр подошел к ней и мягко отстранил от Иисуса.
— Дни служения тебе или моему отцу для меня закончились.
Мария поразилась его решительности. То, что он сейчас делал, само по себе было чудом.
— А что будет с нами? — потребовала ответа женщина. — Твой новый «учитель» подумал об этом?
— Если ты будешь искать Царство Божие, все остальное придет к тебе само, — сказал Иисус. — Так обещано.
— Правда? Кем? Тобой?
Она едва не плюнула ему в лицо.
— Нет. Это обещание самого Бога.
— И ты, наверное, говоришь от имени Бога?! Как можешь ты давать обещания от Его имени?
— Потому что я знаю Его, — сказал Иисус. — Я знаю Его очень хорошо.
— Вот оно как, ты знаешь Его! — Мара снова повернулась к мужу. — И это человек, за которым ты собрался идти? Слыхано ли, он провел время с Богом, раз знает то, о чем Он думает! Даже самые великие мудрецы ни на что подобное не претендуют. Хвастун и обманщик: вот и все, что представляет собой этот человек.
— Женщина, мы посмотрим! — громко сказал Петр. — А пока мы отдохнем здесь, в нашем доме, и я надеюсь, что ты будешь вести себя как подобает. Иначе мы уйдем и отправимся в поля, — Он хмуро глянул на нее и добавил: — Мы не боимся скандала, а вот тебе это вряд ли понравится.
Со вздохом Мара вышла из комнаты, забрав с собой мать. Мария понимала, как они должны были себя чувствовать. Все это обрушилось на них так внезапно, так неожиданно и не имело никакого объяснения. Сам Иисус не предпринимал ничего, просто стоял посреди комнаты. И тем не менее само его присутствие изменяло людские жизни, ставя все с ног на голову.
«Мне казалось, что, если бы в Магдале меня увидели женщины, — подумала Мария, — они ни за что не стали бы меня наказывать и прогонять. Но, может быть, я ошибаюсь. Может быть, они бы накинулись на меня так же, как сделали это мужчины».
Иисус посмотрел на своих последователей, оставшихся с ним в комнате.
— Дорогие друзья, — сказал он. — Я благодарю Бога за то, что Он послал мне вас. Но наперед вы должны знать, что злейшие враги человека чаще всего находятся среди ближних его. Боюсь, что со мною придет разделение между отцом и сыном, между дочерью и ее свекровью, между мужем и женой. Боюсь, что своим явлением я принес не мир, но раздор.
Да, уже… Мой муж Иоиль, жена Петра Мара, и Зеведей, и Иона, и собственная семья Иисуса, его дорогая мать Мария, и его брат Иаков, и многие другие… Эти мысли заставили Марию тяжело вздохнуть.
— Иисус, скажи нам, почему так должно быть? — Этот вопрос вырвался у нее непроизвольно, сам по себе.
— Потому что в нашем мире Сатана ослепляет и разделяет людей. Это причиняет боль не только пребывающим в ослеплении, но, может быть, еще большую тем, кто все видит и понимает, но не имеет силы открыть глаза близким. — Он помолчал и добавил: — Жизнь сия есть юдоль скорби, и большинство ищет утешения, следуя проторенными путями. Вы же избрали новый путь.
