Книга: Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник)
Назад: Глава 1
Дальше: Глава 3

Глава 2

I

Некоторое время Эплби задумчиво смотрел в окно, затем, не оборачиваясь и словно размышляя вслух, начал излагать свою версию дела:
– В десять пятнадцать эта площадка, Садовый сквер, была заперта. После этого любой, находившийся внутри или снаружи, мог выйти или войти только двумя путями или способами. Первый – с помощью ключа, имевшегося у кого-то из профессоров. Он мог пройти из сада на основную территорию колледжа через одну из двух калиток, ведущих в Епископский дворик. Или же мог выскользнуть в «большой мир» через турникет, выходящий на Школьную улицу. Второй путь – через эти створчатые окна, кабинет, а затем наружу через одну из дверей в холле ректорских апартаментов: через главную дверь, ведущую в Епископский дворик, через дверь в профессорскую, кружным путем выводящую туда же, или через заднюю дверь, выходящую в переулок Святого Эрнульфа и опять же в «большой мир».
В десять тридцать Амплби, по словам дворецкого, был еще жив. До одиннадцати часов, если верить тому же дворецкому, никто не проходил от кабинета через холл ни в Епископский дворик, ни в переулок Святого Эрнульфа или в обратном направлении.
В одиннадцать часов, по показаниям дворецкого и Титлоу, в кабинете раздался выстрел. Они тотчас же ринулись туда и обнаружили Амплби мертвым. Затем, как они заявляют, путь через кабинет находился под их постоянным наблюдением, пока не прибыли вы. А вы контролировали его, пока ваши помощники тщательно осматривали сам кабинет, Садовый сквер и все находящиеся там постройки.
Принимая это все во внимание, мы имеем довольно простую ситуацию. Если Амплби застрелили именно там и именно тогда и если он не совершил самоубийство, то получается вот что. Нападавший являлся или одним из трех профессоров, обнаруженных вами во время поисков, или неким четвертым, у кого был ключ. Этот четвертый, в свою очередь, может быть или кем-то из законных обладателей ключей, или же неизвестным, которому удалось как-то ключом завладеть. Отсюда следуют два предварительных вывода. Первый: необходимо проследить перемещения законных владельцев ключей и выяснить их отношения с Амплби. Второй: отследить происхождение существующих ключей, историю каждого из них плюс вероятность того, что в недавнем прошлом они могли попасть в чужие руки, после чего, возможно, с них сделали дубликаты.
Излагая свое краткое и сжатое резюме событий, Эплби, казалось, говорил с какой-то неохотой. Он был гораздо меньше, нежели Додд, готов к расследованию «обычного» преступления. Он склонялся к тому, что не следует доверять выводам, вытекающим из слишком уж явственных обстоятельств, при которых произошло убийство Амплби. Как весьма проницательно отметил Додд, дело выглядело чересчур наигранным, надуманным. Преступник словно из кожи вон лез, чтобы выставить себя и изобретательным, и мрачно-инфернальным, и расчетливым, и эксцентричным. Через полчаса после своего приезда в колледж Святого Антония Эплби почувствовал, что ему словно навязывают некую вполне определенную линию поведения. Она требовала тщательного и скрупулезного изучения поведения, характеров и намерений небольшой, четко обозначенной группы людей. Эплби убедился, что у него есть два варианта ведения расследования. Первый был прост: «Обстоятельства таковы, что я должен сосредоточиться на том-то и том-то». Второй – сложнее: «Обстоятельства представлены таким образом, чтобы внушить мне, что я должен сосредоточиться на том-то и на том-то». Действуя по первому варианту, он должен, по крайней мере, не выпускать второй из поля зрения.
Эплби прервал свои размышления и снова повернулся к Додду, чтобы задать ему несколько вопросов.
– Кто из профессоров живет на территории Садового сквера? – спросил он. – У кого из них есть ключи? До какого момента вы проследили их передвижения после того, как они покинули профессорскую вчера вечером?
– На территории сквера проживают четверо, – ответил Додд. – Это Эмпсон, Поунолл, Титлоу и Хэвеленд. Они живут в доме, стоящем рядом, но не сообщающимся с апартаментами ректора. Это прямо напротив, вон там. – Додд невозмутимо постучал пальцем по одному из скалящихся черепов над камином покойного. – Здание называют профессорскими апартаментами. По обе стороны от лестницы располагаются две квартиры, – четким тоном продолжил он. – Жильцы занимают их следующим образом.
Покопавшись в бумагах, он вытащил лист, очередной результат своего кропотливого труда.

 

 

– Мы обнаружили, что Эмпсон, Поунолл и Хэвеленд находились каждый у себя. Поунолл спал, остальные работали. Передвижения Титлоу вам известны. Теперь о ключах. Когда дело дошло до них, тут мы столкнулись с чем-то из ряда вон выходящим. У всех четверых, живущих в Садовом сквере, есть ключи. Вполне естественно, что они должны у них быть, если профессора отрезаны от основной территории колледжа. Следовало бы ожидать, что для удобства общения с ними, а также для того, чтобы входить и выходить из колледжа через турникет, не тревожа привратника, у всех их коллег тоже должны быть ключи. Но это не так. Знаете, они очень непрактичный народ.
Эплби мрачно улыбнулся.
– Среди них, – произнес он, – может оказаться один весьма практичный и толковый субъект.
– Ну, в этом смысле почти все они люди толковые, хотя весьма своеобразно. Например, они не так уж и рассеянны. Наоборот, они скрупулезны и точны. Только точность эта, по-моему, целиком и полностью относится к событиям давним и далеким. Возьмем, к примеру, профессора Кёртиса. Он живет на территории Суррейского дворика. Вот какой у нас с ним вышел разговор.
Я спросил, есть ли у него ключ от калиток. Он повторил: «От калиток, господин инспектор?»
«От калиток между основной территорией и Садовым сквером», – пояснил я. «Да-да, конечно, – ответил он. – Существует поверье, что они сработаны в Кордове. Колледж получил их в дар от третьего графа Блэквудского, который был членом кабинета во время второго премьерства Сидмута». «Так есть у вас ключ?» – снова спросил я. «Я отказался от ключа в конце апреля 1911 года», – тотчас ответил он. «В конце апреля 1911 года», – довольно растерянно повторил я. «Ну да, – сказал он, – в конце апреля 1911 года. Эмпсон в тот год занял первое место на конкурсе научных работ сразу в «двух Корнуоллах»: в колледжах Фалмута и Плимута, и мы сразу избрали его членом Ученого совета. С тех пор у него, однако, не было особых успехов. Безусловно, из него получится превосходный ректор. Так вы сказали, что бедный доктор Амплби все-таки мертв, да?» «Все-таки мертв, – ответил я. – А вы все-таки уверены, что у вас не было ключа с 1911 года?» «Совершенно уверен, – заявил он. – Я передал свой ключ Эмпсону. Помнится, я тогда еще подумал, что иногда разделяющая коллег запертая калитка – это просто чудесно».
Когда Додд изложил свои восхитительные «свидетельские показания», он достал еще одну бумагу.
– Вот таблица, – веско добавил он и положил ее перед Эплби.

 

 

– Крестиками помечены те, у кого есть ключи, – сказал Додд. – Системы тут, кажется, никакой нет. Например, Лэмбрик, который женат и живет за пределами колледжа, имеет ключ. Однако Кэмпбелл и Чалмерс-Патон, обладающие таким же статусом, обходятся без ключей. Готт и декан живут на территории колледжа, и ключи у них есть. Кёртис и Барочо квартируют там же, но ключей у них нет. Итак, с распределением ключей разобрались. Теперь обратимся к их истории.
Тут Додд неожиданно усмехнулся:
– Знаете, я тут на днях прочел рассказ, где фигурировали ключи, их отслеживание, как выражаются в вашем ученом Лондоне. Так вот, речь там шла о ключе от сейфа. Его нельзя было украсть, поскольку он в буквальном смысле не мог оказаться в чужих руках. И все-таки с него сняли дубликат. Знаете как?
Эплби рассмеялся:
– Думаю, смог бы догадаться. Однако мы не знаем, каких нам тут ожидать сюрпризов и хитроумных трюков. Ключ могли весьма легко похитить и вернуть на место в недавнем прошлом.
– Да, – ответил Додд. – Главное здесь – «в недавнем прошлом».
Он посмотрел на Эплби, хитро прищурившись, после чего, выдержав сценическую паузу, произнес:
– Все ключи заменили вчера утром!
Эплби присвистнул. Додд же, когда узнал об этом, крепко выругался. Таков был последний мощный аккорд в деле об убийстве в колледже Святого Антония.
Додд вкратце обрисовал ситуацию. Никто особо не следил за своими ключами. Для ученого ключ совсем не то же самое, что для банкира, врача или коммерсанта. Ценности людей образованных чаще всего причастны к сфере их деятельности, и для профессора ключ обретает значение в большинстве случаев, когда он его теряет и обнаруживает, что не может открыть чемодан. И преподаватели Святого Антония, владевшие ключами от калиток, которые вдруг обрели трагическую значимость, очень долго относились к ним с легкомысленной неосмотрительностью. Но вот совсем недавно случился скандал. Один из студентов навлек на себя серьезные неприятности во время недозволенной ночной «вылазки», и загадка того, как ему удалось выйти с территории колледжа и вернуться, так и осталась не разрешенной до конца. Ректор счел, что с ключа сделали дубликат. Он распорядился поставить новые замки на все три главных выхода. Замки поменяли, ключи раздали «заинтересованным лицам», и все это произошло за день до того, как он принял смерть.
Додд высказал мнение, что это обстоятельство, хотя само по себе исключительное и странное, все-таки немного упростило дело. Похоже, оно избавляло их от огромного объема тщательных и тяжелых следственных действий. Поскольку, как он убедился во время предварительных допросов, проведенных утром, ничто так не выматывает, как задавать ученым людям мелочные вопросы касательно их материального имущества. Более того, возможный круг подозреваемых сразу же сузился самым очевидным образом. Если бы именно тогда Додду приказали написать официальный рапорт о ходе расследования, он вряд ли бы удержался от категоричных утверждений и выводов. Доктора Амплби мог убить лишь кто-то из небольшой группы уже известных следствию людей.
Эплби прокручивал в голове сложившуюся ситуацию, беспокойно и в то же время осторожно расхаживая по гротескной камере смерти. Он также пришел к однозначному выводу. Таинственные истории были популярны в университетских городах даже среди полицейских. Додд, сохранивший в душе многие черты патриархальной Англии, читавшей Джона Баньяна и Библию, и к тому же являвшийся монументом результативной, но лишенной воображения полицейской рутине, представлял собой именно такой человеческий тип. Благодаря своей врожденной практичности и смекалке он сразу же заметил некоторую надуманность и искусственность имеющихся обстоятельств. Однако («Такова, – подумал Эплби, – величайшая сила слова!») Додд был почти готов принять нечто до удивления неестественное как вполне нормальное. Как следствие существовала опасность того, что он пропустит самое главное «почему» в этом деле. Почему Амплби убили в литературно-детективной манере? Не оставалось никаких сомнений в том, что его смерть была тщательно «отрежиссирована». Факт смены замков придавал очевидности этого чуть ли не демонстративный характер. Амплби погиб при обстоятельствах, искусственно созданных с недюжинной изобретательностью, чуть ли не изощренностью. Его убили будто бы в литературном контексте. Точнее, на стыке литературных контекстов. Ведь набор неких материальных и временных ограничений, явно указывавших (как Эплби определил для себя) на то-то и то-то, подразумевал хитроумный план в стиле повествований о Шерлоке Холмсе и его последователях. А кости и прочий антураж придавали делу оттенок инфернальной экстравагантности. Казалось, что в деле присутствовал некто, мыслящий одновременно категориями и реалистическими, и мистическими. Можно сказать, некто, копировавший манеру Эдгара Аллана По. А ведь По, если подумать, был нынче в моде среди интеллигенции, в то время как колледж Святого Антония являлся средоточием интеллигентов…
Средоточие интеллигентов. Этот важный фактор всегда следовало иметь в виду, делая следующий шаг: пытаясь ответить на вопрос, который Додд, возможно, недостаточно четко себе представлял: «Почему Амплби погиб, словно баронет в вихрях снежной бури?» На него существовало два умозрительных ответа. Первый: потому что в этом была практическая польза. Второй: потому что эта смерть была умственной забавой. В конце концов, существует масса проявлений интеллекта, в том числе и патологических.
Эплби вдруг поймал себя на том, что невольно старается подойти к решению стоящей перед ним проблемы как психолог. Он знал, что это является одновременно его, сыщика, сильным и слабым качеством, поскольку в этом аспекте он чувствовал себя гораздо увереннее, нежели в отношении дверей, окон и похищенных ключей. Главным материалом для криминалиста, как Эплби любил иногда теоретизировать перед коллегами в Скотленд-Ярде, являются не отпечатки пальцев и окурки, а человеческий ум, подвергнутый изучению с точки зрения анализа поведения. Что же касается поведения преступника, то в данном случае он пока что не увидел ровным счетом ничего. Инспектор имел дело не с людьми-актерами, а лишь с набором обстоятельств. «Опять как в книжке», – подумал он.
Словно читая его мысли, Додд произнес:
– Пора бы вам обратиться к живым.
В то время как Эплби, несколько озадаченный тем, что прозвучала эта фраза рядом с останками Джозайи Амплби, отвернулся от окна, куда он задумчиво смотрел, его коллега в несколько шагов пересек комнату и позвонил в звонок.
– Сейчас нам предоставят свидетеля, – сказал он.
После этих слов оба сыщика снова перешли в столовую.

II

Мистер Гарольд Тэпп уже полчаса дожидался, пока его опросят касательно убийства, однако при этом он ничуть не нервничал. Это был небольшого роста человек с проницательным и уверенным взглядом. Выглядел он вполне благопристойно и, по словам Додда, пользовался репутацией великолепного «замочных дел мастера». Он не нуждался в наводящих вопросах, чтобы более-менее связно рассказать о своих делах с колледжем Святого Антония. Его «колоритные» показания записывал вызванный для этого дюжий, но довольно меланхоличный сержант.
– Покойный доктор Хамплби, – начал мистер Тэпп, – вызвал меня ровно неделю назад. Если точно – а вам ведь надо именно это, – покойный доктор Хамплби мне позвонил.
– А если еще точнее, – прервал его Эплби, – скажите, доктор Амплби звонил вам лично или же позвонил кто-то еще, прежде чем доктор Амплби говорил с вами?
Вопрос не застал Тэппа врасплох: он, очевидно, ждал его. Амплби лично вызвал слесаря, который незамедлительно явился в ректорские апартаменты.
– Понимаете, – продолжал Тэпп, – покойный доктор Хамплби просто места себе не находил. Он так суетился и волновался из-за этих самых замков. Ну, суетился, по-моему, слишком сильно сказано, но что спешил, это точно. Ему хотелось, чтобы замки поменяли чем быстрее, тем лучше. Он растолковал мне, что к чему да почему – скубент какой-то шастал себе туда-сюда. Да, сильно волновался покойный доктор Хамплби.
Эплби разглядывал мистера Тэппа с куда большим интересом, чем пару минут назад.
– Ну так вот, – тем временем говорил «замочных дел мастер», – это был не то чтобы большой заказ, но не очень-то и маленький. Значит, вчера утром я все приготовил к установке, и покойный доктор сказал, что так сгодится. Очень он интересовался, что да как я стану делать, и особенно ключами. Вот ими покойный доктор очень озаботился. Надо было сделать десять ключей и вручить ему в руки. Все десять он и получил сразу же, как я поставил замки и самолично их проверил.
– А как именно он их получил? – спросил Додд. – И насколько надежно они у вас хранились?
– Ну, я неделю самолично работал с ними, сам все собирал и ставил. Чертеж был в сейфе, и замки с ключами тоже. Вынимал я их оттуда только для работы. Так уж, знаете, заведено у высококлассных слесарей по замкам. Не то чтобы у меня все работы высококлассные. Но этот заказ был очень важным, и выполнил я его соответственно. Я поставил замки вчера утром, а потом лично встретился с доктором Хамплби и передал ему десять ключей, как и требовали. С той самой минуты, как я начал работать с заготовками, до того, как я вручил все до единого ключи доктору, я обращался с ними, как с мешочком золотых соверенов. А их нынче не очень-то часто встретишь, – закончил мистер Тэпп, несколько отклонившись от темы.
После нескольких дополнительных вопросов окончательно выяснилось, что новые замки и ключи изготавливались в полной «изоляции» от посторонних глаз. Теперь стоявшая перед Эплби задача отслеживания ключей значительно упрощалась. Он вернулся к той части показаний Тэппа, которая вызвала у него особый интерес.
– Вы говорите, что доктор Амплби волновался по поводу ключей и объяснил вам причину: поведение одного из студентов, так? Насколько сильно он волновался? Можно ли сказать, что он был встревожен и действительно очень переживал из-за этого?
Тэпп ответил сразу же:
– Что встревожен, сэр, я бы так не сказал. Но то, что суетился и волновался, это точно.
Эплби терпеливо продолжил:
– Не встревожен по-настоящему, но волновался. Вы не могли бы пояснить подробнее? Тревога и волнение – понятия очень схожие. Пожалуйста, объясните, что вы подразумеваете под словом «волновался»?
Пару секунд Тэпп раздумывал.
– Ну, как бы вам сказать, сэр… – наконец произнес он. – Волнение для меня не совсем уж суета. А когда человек суетится, он и вправду переживает. По-моему, тут все понятно. И, уж конечно, доктор Хамплби очень спешил.
Вот и все, что удалось выведать у «замочных дел мастера». Его отпустили после того, как он подписал «удобоваримую» версию своих показаний, составленную меланхоличным сержантом.
– Вот ведь интересно, – удивился Эплби, – что Амплби сподобился изложить этому праведнику Тэппу причины замены замков и ключей. Что-то я тут не понимаю, Додд. А вы? Все это кажется мне весьма странным. Эта странность может являться не чем иным, как минутной слабостью характера. Именно этим я объясняю то, что в течение весьма короткого времени поведение Амплби отличалось от вполне обычного поведения весьма ординарного жреца храма науки. Или же за этим может скрываться нечто более значительное. То же самое относится к другому интересному моменту. Амплби, по словам нашего друга, волновался по поводу этого дела. Он, если мерить «суетой» и «спешкой», находился в возбуждении и на грани тревоги.
– Есть нечто, что представляется мне куда более значительным, – бесстрастно произнес Додд. – Имелся один лишний ключ.
Эплби присвистнул второй раз за вечер.
– И снова ваш аргумент! Декан, Эмпсон, Готт, Хэвеленд, Лэмбрик, Поунолл, Титлоу, один ключ старшему привратнику… Так-так! Получается восемь. Значит, было два запасных ключа?
Додд покачал головой:
– Старший привратник повесил один ключ себе на кольцо, а другой спрятал как запасной у себя в сейфе. Необходимо выяснить, где еще один ключ. Наша задача очень усложняется.
– Возможно, сам Амплби оставил себе ключ?
Додд снова не согласился:
– Не думаю. По крайней мере, как говорит декан, у него никогда не было ключа. Да и зачем? Он мог выйти из своих апартаментов или в Садовый сквер, или на основную территорию. Точно так же задняя дверь выводила его на улицу. Разумеется, в его вещах мы никакого ключа не обнаружили.
– Пропавший ключ, – пробормотал Эплби. – Знаете, я даже доволен тем, что он выплыл. Это означает, что в вашей «подлодке» что-то не в порядке. А ведь до этого казалось, что она уж слишком плотно задраена.
Однако говорил он это все рассеянно, бормоча себе под нос, расхаживая из угла в угол. Затем, внезапно нетерпеливо взмахнув рукой, он направился обратно в кабинет.

III

Эплби осторожно приподнял черную мантию, обернутую вокруг головы покойного ректора. Чуть раньше, после того как судебный медик констатировал смерть, ее пока что вернули на место. На ней виднелась запекшаяся кровь, но совсем немного. Эплби положил мантию на ближайший стул. Он с любопытством рассматривал тело ректора. У Амплби, несмотря на его худощавость, была на удивление массивная и тяжелая голова с высоким выступающим лбом, надменно вздернутым носом и тяжелой нижней челюстью. Рот, чуть приоткрывшийся после смерти, при жизни не был уж никак не чувственным, губы складывались в прямую линию, можно даже сказать, жесткую. Холодные серые глаза тоже оставались открытыми. Черты лица были невозмутимы и сдержанны, разительно контрастируя с маленькой жуткой дырочкой посередине лба. Смерть смела бремя лет с мертвенно-белого лица. Прошло несколько мгновений, прежде чем Эплби убедился, что Амплби – довольно старый человек. Инспектор не стал осматривать тело и снова накрыл голову мантией, словно импровизированным саваном. Именно мантия и привлекла его внимание.
– Я так полагаю, что мантия не его? – спросил он Додда.
– Нет, не его. К тому же там нет именной метки. Дело в том, что я не проводил повторных, более тщательных допросов и до мантии не дошел.
– Думаю, не следует тратить на это силы. Мантия принадлежит доктору Барочо.
Немного подумав, Додд осторожно спросил:
– Вы хотите сказать, что мантия иностранного производства, не английского?
– Именно так, и Барочо – наиболее вероятный ее владелец. Однако сомневаюсь, что этого достаточно, чтобы доставать наручники. Кстати, что там с перемещениями всех этих субъектов? До какого момента вы проследили их передвижения после того, как они прошлым вечером разошлись из профессорской?
Эплби снова принялся мерить шагами кабинет. Додд покопался в своих бумагах и ответил:
– В течение дня я снял предварительные показания со всех, кто, вероятно, замешан в этом деле. Точнее сказать, со всех, кто был, скорее всего, замешан, пока не появился этот чертов десятый ключ. В некоторых показаниях содержатся алиби на момент выстрела, в других – нет. Проверка идет настолько быстро, насколько это позволяют силы и навыки трех моих людей. Кстати сказать, теперь их в интересах дела переподчинили вам. Вот вам экземпляры различных показаний. Рекомендую внимательно с ними ознакомиться.
С этими словами Додд положил пред своим коллегой небольшую стопку бумаг, всем своим видом довольно прозрачно намекая на то, что перекладывает ответственность на столичного сыщика. Эплби обратился к первому листку.
«Слотуайнер, Джордж Фредерик (54 года). Начал службу в колледже кладовщиком в 16 лет. Личный слуга доктора Амплби со времени избрания последнего деканом колледжа в 1910 году. Дворецкий со времени занятия доктором Амплби должности ректора в 1921 году.
10.30 вечера. Принес напитки в кабинет, застал ректора одного, работающим за столом. С этого момента отчетливо видел дверь кабинета из кладовки.
11.00 вечера. Прошел через холл и впустил мистера Титлоу через главную дверь. Титлоу говорил с ним в момент выстрела. Вошел в кабинет вместе с Титлоу и обнаружил тело. Вернулся в холл и позвонил врачу, привратнику и в полицию. Вернулся к Титлоу в кабинет и охранял его до прибытия привратников.
11.10 вечера. Передал записку Титлоу декану.
Подтверждение: Титлоу.
Титлоу, Сэмюель Стилл (51 год)…»
В этот момент чтение прервал громкий стук в дверь. В небольшой приоткрывшийся проем просунулась голова меланхоличного сержанта, мрачным тоном объявившего:
– Посланец из долины смерти!
* * *
Долина смертной тени… На какое-то мгновение в полутемной комнате с разбросанными повсюду человеческими костями эти слова прозвучали почти что пугающе. Через секунду все разъяснилось с появлением в дверях неброской фигуры, закутанной в черное одеяние. Негромкий голос запротестовал:
– Констебль, прошу вас пропустить меня, я дворецкий!
Затем последовало продолжение, сопровождавшееся едва заметным поклоном в сторону Додда:
– Сэр, декан выражает вам свое почтение, и если джентльмен из Лондона уже прибыл, он будет рад принять его у себя в удобное для него время.
Эплби с неподдельным интересом разглядывал Джорджа Фредерика Слотуайнера, поскольку перед ним предстал первый непосредственный участник недавно разыгравшейся драмы. По нему не было заметно, что он хоть какое-то время служил в армии. Худощавый, с несколько землистым лицом, он двигался и держался как типичный «привилегированный» слуга. Его близорукие глаза взирали на мир сквозь стекла пенсне надменно и в то же время смущенно. Надменно потому, что при внимательном рассмотрении в его взгляде можно было прочитать стремление пробиться из дворецких в экономы, а из экономов – в мажордомы и камердинеры. Смущенно же оттого, что у стороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что неестественно прямая осанка их обладателя являлась не столько признаком свойственного подобного рода прислуге собственного достоинства, сколько результатом постоянных попыток удержать пенсне на носу. В то время как Эплби старался развить свою мысль, Слотуайнер, очевидно, пытался сообразить, позволяет ли этикет явственно признать присутствие джентльмена из Лондона. Он слегка поклонился в сторону Эплби и, достигнув наконец разумного компромисса, в бесстрастном молчании ждал ответа.
Эплби разрешил все его трудности.
– Передайте декану уверения в моем глубочайшем почтении, – произнес он, – и скажите, что я посещу его через полчаса. Когда инспектор Додд позвонит, не откажите в любезности проводить меня к декану.
Дворецкий было развернулся, чтобы выйти, как Эплби внезапно добавил:
– Одну минуту. Когда ректор в последний раз зажигал здесь свечи?
Этот вопрос произвел поистине поразительный эффект. Слотуайнер резко повернулся, позабыв о присущих его статусу размеренности и высокопарности, и уставился на Эплби. Его лицо выражало изумление и растерянность куда большие, нежели те, что оправдывали бы пусть даже и несколько странный и внезапный вопрос, прозвучавший ему вслед над телом покойного «шефа». Однако через мгновение конфуз на его лице сменился недоумением, еще секунда – и он полностью овладел собой.
– Ректор никогда не пользовался свечами, сэр. Извольте убедиться, комната очень хорошо освещена.
С этими словами Слотуайнер сделал быстрое движение рукой и щелкнул выключателем у двери. Одинокую лампочку тотчас же поглотило сияние полудюжины настенных светильников, бросавших яркий свет на потолок.
Эплби продолжал:
– Где и как ректор обычно сидел, будучи здесь вечерами? Включал ли он весь свет или только одну лампочку?
На сей раз дворецкий ответил сразу. Работая за столом или сидя в кресле у камина, доктор Амплби обычно довольствовался одной лампочкой. Однако если он подходил к книжным полкам или принимал посетителей, он включал весь свет. Выключателей два: один – у камина, а второй – у двери.
Эплби задал следующий вопрос:
– Каково было освещение вчера в десять тридцать вечера?
– Горели все светильники, сэр. Когда я находился в кабинете, ректор выбирал книги на полках в дальнем углу.
– А после, когда вы вбежали вместе с мистером Титлоу?
– Горела лишь одна лампочка.
– Возможно, доктор Амплби выключил светильники, вернувшись к столу?
– Не могу сказать точно, сэр. Вполне вероятно.
– Скажите, что происходило с освещением потом?
– Прошу прощения, сэр?
– Я хочу сказать, включили ли вы или мистер Титлоу все светильники тотчас же, как обнаружили тело?
Слотуайнер замялся.
– Не знаю, сэр, – наконец произнес он. – То есть я не уверен. Полагаю, что я сам включил весь свет, но в подобной ситуации я бы сделал это машинально. Нет, с полной уверенностью не могу этого утверждать. Позже, разумеется, горел весь свет.
Слотуайнер, почувствовав, что его допрашивают по всей форме, говорил осторожно и тщательно подбирая слова. Однако Эплби решил пока не напирать.
– Я дослушаю вас до конца немного позднее, – сказал он. – А теперь всего один вопрос.
Он было повернулся, якобы давая понять, что разговор окончен, но тут же снова развернулся к дворецкому лицом и посмотрел ему прямо в глаза испытующим взглядом.
– Интересно, почему вас так ошарашил мой вопрос о свечах?
На сей раз Слотуайнер оказался начеку.
– Сам того не знаю, сэр, – ответил он. – Если можно так выразиться, вопрос – все вопросы, сэр, – был несколько неожиданным. Я никак не могу объяснить свою реакцию. Вы, очевидно, заметили, как я смутился. Если попытаться выразить мои чувства словами, то «замешательство» подойдет более всего. И я сам удивляюсь, почему я растерялся.
Слотуайнер умолк, очевидно, раздумывая. Затем продолжил:
– Меня удивило не внешнее содержание вопроса, поскольку я совершенно уверен, что в этих апартаментах свечами никогда не пользуются. Доктору Амплби они были не нужны, а при наличии такого количества деревянной облицовки я бы, разумеется, запретил остальной прислуге использовать их. Чтобы быть понятым до конца, сэр, я выражусь несколько научно, сказав, что в вашем вопросе содержался скрытый подтекст. Интонация была весьма специфической.
Триумфально закончив свою научную речь, Слотуайнер снова едва заметно поклонился и почти выплыл прочь из кабинета.
Додд сдержанно хмыкнул. Он бы расхохотался, если бы его взгляд не упал на лежавшее возле камина тело.
– Вот видите, что значит оказаться среди ученого люда, – произнес он. – Если вы получили такую тираду от дворецкого, что же вас ждет у декана, а?
Однако Эплби улыбнулся в ответ скорее задумчиво, нежели весело.
– Интонация была весьма специфической, – повторил он. – Знаете, Додд, это довольно занятный субъект, и он сказал кое-что интересное. Кстати, – Эплби простодушно взглянул на своего коллегу, – а что вы думаете обо всех этих свечах?
Додд непонимающе посмотрел на Эплби.
– О каких свечах? – переспросил он. – Не пойму, куда вы клоните.
Вместо ответа Эплби взял своего коллегу под руку и провел в противоположный конец кабинета, где он уже успел побывать раньше, словно осматриваясь. Здесь книжные шкафы не только стояли вплотную к стенам, но и небольшими башенками возвышались на полу. В одном из таких поворотных шкафов размещался «Национальный биографический словарь», в другом «Новый английский словарь» – многотомные академические издания в тяжелых, добротных переплетах. Однако Эплби подвел Додда к третьей из четырех башенок. Она представляла собой еще один поворотный шкаф, и Додд обнаружил, что взирает на четырнадцать пухлых томов Афинея Навкратийского.
– «Пир мудрецов», – бормотал Эплби. – Издание Швейггейзера… Занимает много места. Карманный Диндорф… А вот и он.
Эплби указал на угол нижней полки, где стояло то же самое огромное собрание сочинений, на сей раз втиснутое в три компактных томика, изданных в Лейпциге. Додд, пришедший в некоторое замешательство при виде всей этой академической абракадабры, проворчал подозрительным тоном:
– Вон те три крайние книжки стоят вверх ногами. Вы это имели в виду?
– Да, именно это. Сколько тут, по-вашему, книг? Тысяч восемь-девять, а? Приглядитесь, стоят ли остальные вверх ногами. Ученые нечасто так обращаются с книгами.
Додд деликатно отклонил приглашение.
– По-моему, вы что-то говорили насчет свечей. Это что, очередная академическая шутка?
Эплби прервал осмотр нижней полки, выпрямился и показал на полированную крышку шкафа, который они изучали, находившуюся на высоте груди. В нескольких сантиметрах от края виднелось пятнышко миллиметров десять в диаметре, похожее на свечной воск.

 

 

– Какое-нибудь моющее средство, – предположил Додд. – Возможно, восковая натирка. Слуга не очень аккуратный попался.
– А может, взломщик? Взломщик-любитель со свечой? – Эплби выдвинул встречное предложение.
Реакция Додда была мгновенной: он пулей вылетел из кабинета. Когда он вернулся, Эплби стоял на коленях возле трупа.
– Вы были правы, Эплби, – нетерпеливо объявил он. – Эти шкафы натирают только одним видом эмульсии. И натирали их вчера утром. Горничная клянется, что там не было ни пятнышка. Сама же она весьма почтенная и уважаемая пожилая особа.
Он умолк. Увидев, что Эплби закончил осмотр тела, Додд продолжал:
– У меня тоже есть что вам показать в этой нише. Я тут же связал это с вашим предположением о взломщике. Извольте видеть, мы также не обошли вниманием девять тысяч книг.
Он провел коллегу в угол комнаты и остановился, но на сей раз не у поворотного шкафа, а у книжных полок с плотно стоявшими там томами. Засунув руку за вполне обычный на вид ряд полок, он резко дернул, и вся «постройка» легко повернулась на петлях.
– Таким способом иногда украшают двери в библиотеках, так? А теперь посмотрите, что за муляжами.
За муляжами оказался встроенный в стену несколько необычный сейф в форме выдвижного ящика.
– Взломщик, шаривший тут со свечой в руках, – заметил Эплби, – вряд ли бы с ним справился. К тому же сейф очень трудно найти, если он не знал о его существовании и расположении. Вы, я полагаю, также не знали?
Додд понятия о нем не имел до недавнего времени. Он обнаружил сейф во время тщательного осмотра. Тысячи книг с полок не снимали, но на каждую нажимали до упора в поисках оружия, которое могли спрятать между книгами и стеной. Додд ручался, что это не его люди перевернули вверх ногами карманного Афинея. Он лично осматривал именно этот поворотный шкаф и решил, что вынимать книги нет необходимости. Он также лично обследовал всю нишу и в процессе осмотра наткнулся на замаскированный сейф.
Взгляд Эплби снова заскользил по бесконечным рядам книг, попутно подмечая, чем интересовался покойный. Но именно габариты сотен тяжелых фолиантов на нижних полках подвигли его на следующее замечание:
– Нам повезло, что его убили выстрелом в голову. Видите, от каких трудов это нас избавило?
Заметив недоуменный взгляд коллеги, Эплби продолжал:
– Представьте себе следующее. Амплби хочет покончить с собой. По той или иной причине, возможно, чтобы просто добавить чертовщины, он решает скрыть сам факт самоубийства. Так вот, он берет любую книгу, побольше или поменьше, – с этими словами Эплби похлопал по небольшому, но пухлому тому, – и прорубает там некое «дупло», где можно спрятать маленький автоматический пистолет. Он открывает книгу левой рукой, стоя у полки, затем приставляет пистолет к месту, определенному после тщательного изучения анатомии, стреляет, сует пистолет в книгу, а книгу на место. Потом он ковыляет через кабинет и падает бездыханным именно там, где вы его видите!
Следуя за «указующим перстом» Эплби, Додд прошел туда, где лежало тело. Небольшое круглое отверстие посреди лба придало ему уверенности. Однако он с обостренным любопытством посмотрел на пергамент, холст и сафьян. Ряды блестящих, позолоченных, выцветших, сверкающих и покрытых пятнами корешков словно являли собой воплощенную четырехсотлетнюю историю переплетного искусства. Между тем Эплби сердито взмахнул рукой, словно впустую потерял массу времени, и вновь обратился к замаскированному сейфу.
– Отпечатки есть? – спросил он.
Додд отрицательно покачал головой.
– Вообще никаких? – удивился Эплби, явно заинтригованный.
На сей раз Додд утвердительно кивнул.
– Да, боюсь, что так, – ответил он. – Никаких, кроме пальцев самого Амплби. Никому не потребовалось затирать после себя отпечатки. Похоже, что сейф не трогали. Но вот ведь что интересно. Кажется, о сейфе не знает ни одна живая душа. Я задавал всем подряд наводящие вопросы вроде «Вы случайно не знаете, где ректор хранит ценные вещи?» Потом я начал спрашивать напрямую. Слотуайнер, прочая прислуга, декан и все остальные ученые – никто из них не сказал, что знает о существовании сейфа. Плюс к нему нет ключа. Там только цифровой замок, и больше ничего. Причем замок не из тех, где комбинация цифр открывает доступ к замочной скважине. На дальнейшее изучение у меня просто не хватило времени.
Услышав о времени, Эплби взглянул на часы.
– Мне пора к декану, – сказал он. – А вам пора бы поужинать и отдохнуть. Думаю, тело можно уносить.
Додд кивнул:
– Тело увезут в морг. Комнату закроют и опечатают, а вы оставьте себе ключ. Вам решать, когда надо собирать в мешок эти чертовы кости.
Эплби хмыкнул:
– Я вижу, что урна с мощами не дает вам покоя. Думаю, это вам поможет.
Он поднял малоберцовую кость и помахал ею в сторону Додда с неким цинизмом, простительным с профессиональной точки зрения. Затем, проводя параллель, понятную лишь тому, кто знаком с творчеством сэра Томаса Брауна, Эплби пробормотал:
– Что за песню пели сирены, или каким именем назывался Ахилл, скрываясь среди женщин…
Кость с сухим стуком упала поверх кучки, Эплби на мгновение умолк, а затем добавил:
– Надеюсь, еще один вопрос также не останется загадкой.
– Еще один вопрос?
Эплби обернулся, стоя у самой двери:
– Кто, мой дорогой Додд, владельцы этих костей? Это надо выяснить у здешних либералов-вольнодумцев.
Назад: Глава 1
Дальше: Глава 3