Сыщик должен уметь чувствовать добычу. Эплби догадался, где она, но искал не в том месте. Однако он с осторожностью воспринимал тот факт, что «добыча» не в том месте обязательно представляет собой отвлекающий маневр: он может лишь казаться таковым, но след взят верно.

Сказать точнее, «добыча» оказалась не столько не в том месте, сколько не в то время. Всего лишь час спустя после обнаружения тела Амплби два члена Ученого совета колледжа Святого Антония, Готт и Кэмпбелл, встретились в одном и том же месте на Лутон-роуд. Это могло произойти случайно, это могло оказаться умыслом. Во втором случае цель подобного маневра представлялась весьма туманно. Все это требовало расследования, и именно туда Эплби намеревался отправиться, когда сказал Додду, что хочет совершить прогулку. Теперь он быстро шел по Школьной улице и напряженно размышлял над первым обстоятельством, которое следовало принять во внимание.

В тот вечер, когда произошло убийство, Кэмпбелл отправился в клуб «Чиллингворт» в Стоунгейте. По его словам, он прибыл туда до того момента, когда Амплби последний раз видели живым, и оставался там до без десяти двенадцать. Это составляло его алиби на предмет убийства, которое в любом случае следовало проверить. С этого он и начнет.

Со стороны Стоунгейта к входу в клуб ведет короткий проход между домами. Он кончается чахлым двориком с убогим фонтанчиком и маленьким бассейном. Все это занимает площадь полтора-два квадратных метра и известно членам клуба как «сад». Обдумывая свои действия, Эплби решил, что тайно проникнуть в «Чиллингворт» практически невозможно: он сразу же наткнется на сопротивление секретаря. Оценивая этот план, он позвонил в дверь.

Секретарем оказался респектабельный молодой человек с безукоризненными манерами. Удостоверение Эплби вызвало с его стороны заверения в том, что клуб окажет всяческое и скорейшее содействие. Тем не менее секретарь высказал опасение, что расследование передвижений членов клуба в пределах здания требует санкции председателя. Можно ли поговорить с председателем? К сожалению, нет. Лорд Паклфилд несколько нездоров, и на некоторое время доктора запретили ему заниматься делами клуба. Исполняющий обязанности председателя? Да, конечно. Безусловно, полномочий доктора Краммлза будет достаточно. Позвонить доктору Краммлзу? Инспектор, очевидно, понимает, что это не телефонный разговор…

Эплби привык преодолевать подобные церемониальные препятствия и через час с небольшим получил почти всю необходимую информацию от прислуги. Что же до передвижений Кэмпбелла, то его интересовали временные рамки. Кэмпбелл прибыл в десять пятнадцать. Около десяти тридцати ему подали что-то выпить в курительную. Через несколько минут с бокалом в руке он вошел в ломберный зал и сел за партию в бридж. Игра продолжалась до половины двенадцатого, после чего Кэмпбелл минут десять беседовал с кем-то из игроков. Однако ровно без четверти двенадцать он надел пальто и шляпу и вышел из клуба. Гардеробный не сомневался относительно времени его ухода: прежде чем встать, Кэмпбелл взглянул на часы, и поэтому гардеробный тоже бросил взгляд на циферблат. Более того, была еще одна причина, по которой он все запомнил. Кэмпбелл вышел через дворик. Однако он, очевидно, что-то забыл в клубе, поскольку через минуту его снова видели в здании. После этого он почти сразу же вышел, на сей раз окончательно, через боковую дверь, выходящую прямо на Стоунгейт чуть севернее.

Описание выходило достаточно подробным, и Эплби не почувствовал досады, когда ему не удалось получить более детальной картины по нескольким интересовавшим его временным меткам. Представлялось почти невероятным, насколько подробно в памяти прислуги запечатлелись обычные передвижения члена клуба несколько вечеров назад. Эплби был почти уверен, что напал на верный след. Погруженный в свои мысли, он вышел на Стоунгейт так же, как Кэмпбелл, и свернул налево на Лутон-роуд. Следующий визит предстоял к сэру Теодору Пику, а затем в расположенную по соседству «Зеленую лошадь». Именно эта топографическая раскладка и составляла основу нынешних перемещений Эплби. По карте города, взятой им у Додда, выходило, что «Зеленая лошадь» стояла почти впритык к дому именитого ученого. А «рекогносцировка» на месте, как он надеялся, окончательно все разъяснит.

Он не ошибся. Вход в «Зеленую лошадь» был через дворик. А сам дворик с одной стороны выходил на широкую улицу, а с другой – на тихую пригородную аллею. Ближайшим зданием был «Бервик Лодж», дом сэра Теодора. На какое-то мгновение Эплби представил, как это место выглядит в темноте. Затем он взбежал по ступенькам «Бервик Лоджа» и постучал в дверь.

В городе много уважаемых и почтенных людей, а в его пригородах живет множество ученых преклонного возраста. Этот факт не сразу бросается в глаза, поскольку, закончив преподавать в колледжах, они не разрывают своих связей с ними. Однако вон в той ничем не примечательной вилле девятнадцатого столетия обитает седобородый старец, помнящий выход в свет первого издания «Лукреция» Лахманна. Через дорогу, в доме с псевдотюдоровской облицовкой, живет историк, в свое время споривший с Гротом. Чуть дальше – еще один старик, которого в детстве гладил по головке сам великий Нибур… Более того, это поколение почтенных ученых мужей обладает одной особенностью. Они являются сыновьями и внуками ученых, которые, посвятив долгую жизнь распространению знаний человечества и около девяноста лет почувствовав первые признаки умственного одряхления, удалились от своего интеллектуального промысла под сень домашнего очага, предавшись радостям семейной жизни. Таким образом, получается, что человек, помнящий Лахманна, также помнит рассказы своего отца о Порсоне, а получивший благословение Нибура хранит в своей памяти забавные истории о Бентли, Хайнсии и Фоссе. Дальше связь поколений становится не такой прочной, пока не исчезает вместе с папой Львом Десятым и Эразмом Роттердамским в сумерках XV века. Такова традиция университетских знаменитостей. А из всех живущих знаменитостей сэр Теодор Пик являлся старейшим и почтеннейшим, наиболее погруженным в ученые премудрости и по праву осеняемым отблесками золотого века античных Греции и Рима.

Эплби обнаружил его в маленькой полутемной комнате, окруженного штабелями книг и рукописей. И спящего. Или то спящего, то просыпающегося, поскольку время от времени глаза этого почти бесплотного старца то открывались, то закрывались. Однако открывались они для того, чтобы расшифровать фрагмент из лежавшего на столе папируса. После дешифровки тонкая рука делала пометку, прежде чем глаза снова закрывались. Эплби показалось, что перед ним некий одушевленный символ учености.

Сэр Теодор наконец заметил его присутствие, но едва ли заметил в нем полицейского. Скорее всего, наш герой показался ему молодым ученым, только что с отличием окончившим университет и прибывшим за консультацией касательно темы дальнейших исследований. Сэра Теодора с большим трудом удалось увести от обсуждения Аристарховых текстов Гомера к рассмотрению часто упоминаемого субъекта по фамилии Кэмпбелл.

– Кэмпбелл, – твердо произнес Эплби. – Кэмпбелл из колледжа Святого Антония!

Сэр Теодор кивнул, а затем покачал головой.

– Способный, – пробормотал он, – способный, вне всякого сомнения. Однако нам едва ли интересна его сфера, не так ли? Амплби – единственный в Святом Антонии. Советую вам обратиться к Амплби. Как жаль, что он увлекся этими антропологическими фантазиями! Вам знакома его работа о Валерии Харпократии?

– Кэмпбелл… приходил… к вам… во вторник… вечером? – спросил Эплби.

– А вот вам следует всерьез заняться Харпократием, – продолжал сэр Теодор. – Он сохраняет, как вам известно, довольно обширные выдержки из аттических и эллинистических историков, из Андротиона, Фанодемия, Филохора и Истрия… Не говоря уж о таких историках, как Гекатей, Эфорий, а также Теопомпий, Анаксимен, Марсиас, Кратерий…

Эплби предпринял еще одну попытку.

– Да, – с нажимом произнес он. – Да, Харпократий. О Харпократии… Кэмпбелл… говорил… здесь… во вторник… вечером?

Лицо сэра Теодора выразило какое-то смутное удивление.

– Бог мой, нет, – ответил он. – Боюсь, что Кэмпбелл ничего об этом не знает. Он просто принес рукопись для журнала. Мы иногда выделяем немного места для подобных вещей. Пробыл здесь всего несколько минут. А теперь, если вам нужны рекомендации для работы за рубежом…

Сэр Теодор Пик был выдающимся ученым, но уж очень утомлял. Эплби почтительно откланялся и отправился в «Зеленую лошадь». Его посещение имело и другие цели, помимо служебных.

Эплби вернулся в свои апартаменты в колледже в половине девятого вечера. Его визит в «Зеленую лошадь» отнюдь не стал завершением изысканий. За ним последовали разговоры с удивленными и неуверенными служащими, телефонограммы старшему проктору и вице-канцлеру, недолгие беседы с похожими на боксеров людьми, сжимавшими в руках котелки… Однако вечер закончился прекрасным ужином с инспектором Доддом, и непринужденный разговор на отвлеченные темы продолжился бы, если бы добросовестному констеблю не пришлось срочно отбыть по делам службы. Дело о кражах вступало в решающую фазу. И вот Эплби, немного отдохнув, спешил уединиться в своих комнатах, чтобы тщательно обдумать то, что ему удалось разузнать за день. Однако, открыв дверь, он замер на пороге. Сидя у камина так же, как он сам ждал Поунолла тем утром, его ожидал мистер Джайлз Готт.

Восхищение Майка своим наставником было вполне понятно. Готт обладал весьма приятной внешностью. Когда он двигался, то делал это с изяществом, когда говорил, он очаровывал, когда говорил долго, он заинтересовывал. Но более всего – он обезоруживал. Казалось, он говорил всем: «Просто я человек более удачливый в жизни, более возвышенный, более физически крепкий и более талантливый, чем вы. Однако заметьте! Это вас ничуть не раздражает, напротив, вы в восхищении».

Мистер Готт легко поднялся навстречу хозяину. И ничего не сказал. Однако он посмотрел на Эплби с некой эксцентричной, притягательной фамильярностью, свойственной очень немногим, тем, кто может себя так вести без малейшего намека на грубость или дерзость. В его случае она почти что завораживала.

Эплби не видел никакой причины менять предложенные правила игры. Не говоря ни слова, он уселся по другую сторону камина и набил трубку. Когда он заговорил, его первая реплика выглядела тщательно обдуманной, дабы соответствовать несколько странным обстоятельствам встречи.

– Так, значит, – произнес он, – вы библиограф?

Готт набивал свою трубку и лишь усмехнулся в ответ.

– Вы – профессиональный библиограф, – назидательно продолжал Эплби, – что столь же хорошо, как и быть сыщиком. Вы с научной точки зрения рассматриваете содержание книг и способны с помощью сложных сопоставлений мельчайших свидетельств обнаружить подлог, присвоение, плагиат, руку того или иного субъекта в тексте, вставку здесь, искажение там. И все это через сто лет. Например, с помощью чисто детективной методики вы открыли в пьесах Шекспира одну особенность: их автор никогда не переставал учиться…

Эплби сделал паузу, чтобы раскурить трубку.

– И эту методику или, по крайней мере, способ ее разработки вы применили (как мне сказали) к сфере преступлений. Книги Пентрейта являются лучшими в своем жанре: в них сочетаются резвая фантазия и логическая обоснованность и мотивация. Полагаю, что с профессиональной точки зрения вас должно весьма заинтересовать фантастичное и мотивированное убийство доктора Амплби, не так ли?

Готт покачал головой:

– Мистер Эплби, вы сами в это не верите. Среди всех печальных головоломок, которые вы разгадываете в этом деле, существует один-два точных факта. И вам известно, что хотя, к моему великому смущению, я и пишу уголовные романы, я не планировал это реальное убийство.

– Но я знаю, что вы что-то планировали.

– Конечно. Однако вспомните «Дон Жуана». «Я ничего не замышлял – всего лишь чуть развлечься». Что вы думаете по этому поводу?

– Я думаю, что опасно искать веселье рядом с убийством. И я считаю, что не пристало делать убийство предметом беспристрастного созерцания. Не пристало входить в воровской притон и просто интересоваться убийством. Возможно, я сентиментален, но в данном случае это еще и нечестно.

Готт внимательно слушал.

– Да, – мрачно произнес он после небольшой паузы, – все это так. Однако мои дела, знаете ли, не имеют к убийству никакого отношения.

Эплби вдруг с жаром произнес:

– Мистер Готт, я нынче целый день посвятил разбору ваших дел, а до этого довольно долго размышлял над ними. И получается, что в этом деле я сталкиваюсь с дефицитом времени.

Однако эти слова лишь слегка вывели Готта из равновесия.

– И как вам понравилась в «Зеленой лошади» горькая настойка, мистер Эплби? Как вам сэр Теодор, а? Полагаю, вы прекрасно поработали и добились неких результатов?

Его смех звучал издевательски, но в то же время дружелюбно. Его слова содержали в себе и признание, и вызов.

– Да, – ответил Эплби, – я добился результатов. Это не составило особого труда.

– Ах вот как! – отозвался Готт. – Не угодно ли изложить вашу версию?

Эти слова он произнес нахально, но с какой-то очаровательной небрежностью, и нельзя было отрицать, что Эплби начал испытывать к нему определенную симпатию.

– Я изложу вам свою версию с первого подозрения до доказательства. Первое подозрение было чисто случайным. Я не очень сильно интересовался чьими-то перемещениями около полуночи во вторник. Мне не следовало бы интересоваться вашими передвижениями. Однако мой скромный коллега, чуть раньше получивший задание проверить вас, в действительности проследил за ними или тем, что ему представилось таковыми, настолько тщательно и внимательно, насколько смог.

В одиннадцать сорок младший проктор находился в «Городском кресте». Сразу после этого он пошел по Стоунгейту. В полночь он был в «Зеленой лошади». По странному стечению обстоятельств другой профессор Святого Антония, мистер Кэмпбелл, заявил, что двигался в том же направлении в тот же поздний час. Этого совпадения оказалось достаточно (боюсь показаться вам ненаучным), чтобы привлечь мое внимание и обратиться к карте. А карта выглядела достаточно убедительно, чтобы сподвигнуть меня на прогулку. А прогулка продемонстрировала мне, почему Кэмпбелл посетил сэра Теодора Пика примерно в то же время, когда младший проктор посетил «Зеленую лошадь».

Эплби умолк. Его гость с легким любопытством смотрел на него сквозь облако табачного дыма.

– Мистер Готт, вы и Кэмпбелл выстраивали себе алиби в ночь убийства Амплби, однако касательно собственно убийства вы выстроили их не на то время. Ваше алиби опоздало на час.

– Странно, – сказал Готт. – Однако не могли бы вы подробнее рассказать, как вы до этого додумались? Мне нравится ход ваших мыслей.

– Когда я вспомнил, – тихо ответил Эплби, – как движется прокторская процессия, все стало совершенно ясно. Проктор и помощники не идут группой, помощники следуют за ним где-то метрах в двадцати. Когда он входит в здание, они остаются снаружи, пока их не вызовут.

– Похоже, церемония вам знакома, – сухо прервал его Готт. – Продолжайте, прошу вас.

– Вы с Кэмпбеллом назначили одиннадцать сорок пять некой точкой отсчета. С одиннадцати пятнадцати до одиннадцати сорока пяти ваши алиби являлись подлинными. То есть каждый из вас находился там, где якобы находился: Кэмпбелл – в клубе, вы – на обходе города. Но в одиннадцать сорок пять вы пошли по Стоунгейту, и в то же время Кэмпбелл появился у входа в «Чиллингворт». Ваши помощники видели его, так уж вышло, что они его узнали, но в этом не было ничего предосудительного. Вы поприветствовали друг друга, и Кэмпбелл сделал вид, что уводит вас обратно в клуб. Ничего странного: во время подобного визита помощники просто подождут на улице. Однако оказавшись в ведущем к клубу проходе между домами, вы сняли свою прокторскую мантию и передали ее Кэмпбеллу. Потом вы просто затаились, пока Кэмпбелл, свернув мантию, прошел через клуб, после чего надел ее на себя и вышел на Стоунгейт через другую дверь, чуть севернее. И вот младший проктор снова зашагал впереди своих помощников. Если бы кто-то узнал его на улице, ему бы и в голову не пришло, что Кэмпбелл не замещает проктора самым банальным образом.

– Читаться будет на одном дыхании, – пробормотал Готт.

– Теперь в «Зеленую лошадь» и к сэру Теодору. Помощники, как обычно, ждут снаружи. Кэмпбелл заходит в таверну и примерно минуту осматривается там, будучи в мантии. Все вроде бы знают, что проктор побывал в «Зеленой лошади». Не так уж это и важно, поскольку это знают помощники. Или думают, что знают. Затем Кэмпбелл снимает мантию, выходит с другого конца двора, и через пару минут установлено, что Кэмпбелл, настоящий Кэмпбелл, в полночь нанес краткий визит сэру Теодору. Два твердых алиби: одно сфабрикованное, другое, так сказать, сфабрикованно-подлинное.

– А отход? – тихо спросил Готт.

– Кэмпбелл снова в «амплуа» проктора показывается в арке двора, делает знак помощникам, разворачивается и идет назад, мимо дома сэра Теодора. Затем помощники идут с ним до Святого Антония. И последнее. С подобных обходов, как вам известно, вы обычно возвращаетесь через турникет на Школьной улице. Но в тот раз вы вернулись в колледж через главные ворота в переулке Святого Эрнульфа, самым банальным образом постучав к привратнику, чтобы он вас впустил… О да, это были действительно вы. Кэмпбелл свернул в переулок со Школьной улицы, и вот вы у порога. Быстрая передача мантии, и Кэмпбелл неспешно отправляется к себе домой. А вы, скажу я вам, доходите до главных ворот, ждете помощников и с самым серьезным видом снимаете шляпу. Они в ответ снимают свои котелки. «Спокойной ночи, мистер Готт!» Вы стучите к привратнику. И опять: «Спокойной ночи, мистер Готт!..» В действительности же с примерно одиннадцати пятидесяти до двенадцати двадцати вы могли делать все, что вам заблагорассудится, и все это время вам создавалось прекрасное алиби. Было довольно печально тратить время (бесплодно, как видите) на черновой хронометраж событий, которые бы столь прекрасно вписались в книгу!

С этими словами Эплби довольно угрожающе посмотрел на знаменитого романиста. Готт задумчиво попыхивал трубкой.

– Весьма хитроумно, – ответил он, – но не чересчур ли экстравагантно? Конечно, вы могли продумать все гораздо лучше, нежели Кэмпбелл и я. А? Пока вы не соберете хоть какие-то свидетельства, это выглядит голословно. Не так ли? Например, найдете кого-то, кто видел меня там, где я не должен был находиться. Или кого-то, кто видел Кэмпбелла в прокторской мантии. А вы подумали о мотиве, лежащем в основе всех этих удивительных трансформаций? Собирались мы убить Амплби в полночь и нам кто-то помешал? Или нас кто-то опередил?

– Возможно, – ответил Эплби, – это не имело никакого отношения к Святому Антонию. Мой здешний коллега Додд занимается серией краж со взломом в пригородах. Возможно ли, мистер Готт, что вы руководите действиями банды?

Готт рассмеялся чуть сдавленно.

– Вы думаете, что я взломщик?

– Да, думаю.

– В пригородах?

– Нет. – Наступило короткое молчание, после чего Эплби добавил: – А теперь позвольте услышать вашу версию.

– Знаете, если бы она и существовала, то излагать ее, возможно, следует не мне.

Снова воцарилось молчание, во время которого Эплби размышлял, как дальше поступить с этим симпатичным, спокойным и упрямым субъектом. Поуноллу он почти явно грубил – жуткая тактика. Однако инспектор сомневался, что ему удастся многое выжать из Готта с помощью нажима… На этом месте ход его мыслей прервался. Из-за двери гостиной вдруг раздались короткие удары и скрип, после чего послышался громкий стук, будто что-то упало, и топот быстро убегавших ног. Эплби рванулся к двери и распахнул ее. В маленьком вестибюле стояла огромная плетеная корзина для белья.

Готт тоже встал и подошел к двери, и какое-то мгновение они оба молча рассматривали странный предмет. В наступившей тишине раздались довольно странные звуки.

– По-моему, – сказал Эплби, – надо ее открыть.

И он принялся поднимать массивную металлическую щеколду, державшую на запоре крышку корзины.

Есть что-то в высшей степени абсурдное в зрелище, которое являет собой человек в корзине для белья. Это было прекрасно известно Шекспиру, когда он сочинял «Виндзорских насмешниц». Из корзины появилось нечто вроде призрака Фальстафа, Фальстафа в изрядно потрепанном театральном костюме и гриме. Ибо по лицу призрака стекала краска, а на алом ухе болтались остатки накладной курчавой бороды.

Эплби среагировал моментально. Он протянул руку, чтобы помочь призраку выбраться, и мягким голосом спросил:

– Мистер Рэнсом, я полагаю?