Глава 20
Матерые крысы могут несколько часов присматриваться к приманке, прежде чем отважатся ее попробовать. Травятся только молодые и неопытные.
Там же
– Ну и где твоя лавка?!
Была Рыскина очередь ехать на Милке, и Жар, беспрекословно уступив подруге место, изливал возмущение бесконечной дороге, деревьям, раскаленному добела солнцу, а в особенности – крысу, так вальяжно развалившемуся на колене у девушки, что по бокам только белых мышек с опахалами не хватало.
– Вы бы еще на четвереньках ползли, – хмуро отозвался Альк. Его такое положение дел тоже не радовало, к тому же надвигающуюся грозу можно было учуять безо всякого дара.
– Так корова-то одна, ее беречь надо!
– Значит, купите вторую.
Однако девушка оказалась не готова так легко расстаться с деньгами. Корову полагалось выбирать долго, тщательно, у проверенных людей, а лучше договориться на теленочка еще до того, как корову поведут к быку. И приезжать за рогатой кормилицей всей семьей, включая лежачего дедушку, который ну никак не может пропустить такое важное событие в жизни семьи – даже если испустит дух по дороге обратно.
Покупать же корову в дороге, у незнакомого барыги, без трехдневного ритуального торга… Это… Это как замуж выйти, схватив под локоть первого встречного!
– Может, лучше потихоньку поедем, а? – робко спросила Рыска. – Мы ж никуда не спешим…
Тут возмутился Жар. В городе из него быстро выдуло весчанскую обстоятельность – у «ночного народа» вещи переходили из рук в руки быстрее, чем в детской игре «каленый камень». В обед человек мог ездить по улицам на одной корове, вечером на другой, а утром его вешали за кражу третьей. Поэтому Жар старался не связываться со скотом – уж больно приметная и шумная добыча, в сумке не спрячешь, а хозяин опознает любимую буренку по едва заметному сколу рога. У денег же ни особых отметин, ни голоса нету.
Но ради такого дела вор был готов поступиться принципами.
– Верно, зачем на всякую ерунду тратиться? – «поддержал» он подругу. – Сведем где-нибудь, и все дела.
– Украсть?!
Жар вздохнул. Наверное, таким тоном Хольга встречала все нечестивые начинания Сашия.
– Одолжить, – поправил он. – Как Милку.
– Милка не краденая! Она… ну…
– Залог, – иронично подсказал Альк.
– Точно! За те деньги, что Сурок мне должен!
– Ну хочешь, я хозяевам шапку в залог оставлю?
– Да сколько она стоит, твоя шапка!
– Э-э-э, не скажи! Мне ее сам Щучье Рыло подарил, наставник мой. – Парень стащил с головы изрядно пропыленный бархатный блин, покрутил на кулаке, любовно поправил пряжку.
– Это тебе она дорога, а обокраденные люди пожмут плечами и выкинут ее в мусор!
– Что ж, – не огорчился вор, – тогда мы сможем с чистой совестью оставить коров у себя.
– Нет, – решительно сказала девушка, – никаких краж!
– А пешком я идти не хочу!
– Давай поменяемся! – Рыска, не дожидаясь, когда Милка остановится, сползла по ее боку.
– Покупать жалко, воровать стыдно. Значит, остается ждать, пока корова сама с неба не свалится, – подытожил Альк, невинно глядя на подбирающиеся с севера тучи. Похоже, стравливать друзей доставляло крысу изощренное удовольствие.
– Нет! Купим, просто…
Милка тряхнула ушами, вытянула шею и громко замычала. Жар поморщился, не расслышав последних слов подруги, и хотел попросить ее повторить, но сбоку раздалось ответное мычание и из придорожных кустов гуськом выбрались две коровы – одна черная с белыми пятнами, другая белая с черными. Обе оседланные, с уздечками, но без всякой поклажи. Только на шеях какие-то дощечки болтаются, вроде написано на них чего-то.
Друзья насторожились, ожидая, что за животными покажутся их владельцы, но кусты сомкнулись, и не слышно было, чтоб сквозь них кто-нибудь продирался. Одна корова принялась ощипывать малинник, другая подошла к Милке обнюхаться. Кажется, их никто не гнал, сами гуляли и успели соскучиться по людям.
– Опа! – потер руки вор. – На ловца и зверь бежит!
– Так ведь они тоже чьи-нибудь! Наверное, отвязались или… – Рыска прочитала накорябанные углем буквы, осеклась и повторила вслух: – «Бе-ри-те кто хо-ти-те».
– Не понял, – растерянно сказал Жар, отдергивая руку от соблазнительно побрякивающей уздечки. – Что за шуточки?!
– Хотели? Ну так берите. – Крыс казался ничуть не удивленным. Вот только морда стала еще пакостней.
– А нам за них бока не намнут?
– Наоборот – спасибо скажут.
– Почему?!
– Какая разница?
– Ты что-то знаешь, – настаивала Рыска, – расскажи и нам!
– Я ручаюсь, что никто их искать не будет, – раздраженно повторил Альк. – Тебе этого недостаточно?
– Может, они больные? – продолжал сомневаться Жар. – Вот хозяин их и выгнал из стада.
– С уздечками и седлами? Бери, говорю, пока Саший дает!
– Да вроде здоровые. – За годы жизни на хуторе девушка успела насмотреться на коровьи болячки. Эти же животные выглядели прекрасно, упитанные и чистые. Разве что не очень молодые, но два-три годика еще проскрипят. Однако с дарами Сашия – а почему, кстати, Альк не Богиню помянул? – надо быть крайне осторожным!
Громыхнуло. Тучи уже висели над самыми головами, предгрозовое затишье сменилось шквальным ветром, завивающим дорожную пыль на шпильки вихрей.
– Ладно, – решилась Рыска, – давай подъедем на них до вески. Но там непременно расспросим, чьи они!
* * *
Ливень накрыл их в чистом поле, коварно дождавшись, когда путешественники подальше отъедут от опушки. Только-только показавшиеся на горизонте домики скрылись за серой шумной стеной. Знаменитая шапка Жара обвисла ему на уши, как выползшее из квашни тесто. Рыска спряталась под распяленной на руках накидкой и все равно вымокла до нитки в первую же щепку. Но так хотя бы капли по голове не долбили.
Непогода зарядила надолго. Друзья доехали-доплыли до ворот только через полторы лучины, а тучам все конца-краю не было. Приятный запах мокрой земли и травы сменился простой сыростью, щекочущей в носу, гром рычал то ближе, то дальше.
Открывать гостям не спешили, хоть Жар и орал, и долбил кулаком. Рыска, нахохлившись, сидела на корове. Под порывами ветра казалось, что одежда на спине обледеневает. Живот грели деньги и Альк, тоже сырой и недовольно почихивающий.
– Это город, да?
– Поселок. Иначе бы над воротами герб приколотили.
– Он у каждого города есть?
– У каждого наместника, который им управляет.
– Перелезу через забор и открою, – решил обозленный парень, снова забираясь на черно-белую и подгоняя ее вплотную к воротам.
– Ой, не надо! – струсила Рыска. – Вдруг ругаться будут?
– Кто? Они небось до конца дождя из-под крыш носа не покажут. – Жар, придерживаясь за бревна, встал на седло и подпрыгнул. Хуторской батрак сделал бы это с оханьем и матерком, пошатнув весь забор, но бывалый вор взлетел на воротину ловко и беззвучно, как тень.
Почти в тот же миг створка приоткрылась, пихнув корову в бок, и в щели показался лысый толстячок, держащий над головой маленькое перевернутое корытце.
– О, – обрадовался он, увидев Рыску, – я ж говорил – стучит кто-то! А жена: гром, гром…
Плюхнуло. Толстяк недоуменно заглянул за край двери и обнаружил сидящего в луже Жара, со стоном потирающего левую ногу.
– Поскользнулся, – хмуро пояснил парень. – От кого заперлись-то?
– Да эти ворота вообще редко открывают, народ больше с запада на восток и обратно проезжает. Хорошо еще, что я услышал, а то пришлось бы вам вдоль забора идти.
– Но дорога-то вроде нахоженная, – заметил Жар и, прихрамывая, пошел ловить корову.
– Так ходят, ходят, только больше по осени, когда дровами запасаются. Там же жилья никакого, одни леса да песчаники с шошами. – Толстяк посторонился, пропуская гостей в поселок. – Впрочем, это вы и сами знаете, раз оттуда приехали.
– Уже знаем, – с горечью подтвердил вор. – Слышь, друг, а где тут у вас перекусить можно, ну и дождь переждать?
– А прямо у меня и можете. – Толстяк махнул рукой на ближайшую избу с вывеской-рыбкой над дверью. – Лучшая кормильня в Песиках!
– Единственная, что ли?
Кормилец растерянно заморгал, пытаясь понять, откуда доносится голос. Не у этой же застенчивой девушки из живота!
– Нет, – неуверенно ответил он. – Еще одна есть, у западных ворот. Но там вам обед в два раза дороже обойдется и по залу прям средь бела дня крысы бегают.
– А у тебя, судя по ценам, их в кулебяках подают?
Рыска, спохватившись, мысленно велела Альку заткнуться, пока кормилец не решил, что такие странные и наглые гости ему не нужны.
– Нам бы вначале переодеться и обсушиться, – повысил голос Жар, чтобы его не спутали с хвостатым поганцем.
– Да-да, конечно… – Толстяк, по-прежнему очень озадаченный, повел друзей к крыльцу, время от времени потряхивая головой, словно не был уверен в ее здравии.
Жена кормильца поджидала у порога. Рыске она немного напомнила Муху – такая же сухопарая, в простом платье и длинном белом переднике с уже невыводимыми пятнами.
– Вот, милочка, – заискивающе сказал толстяк, – новые постояльцы. Проводи их в каморку с одеждой, пусть выберут подходящую.
Тетка скользнула по гостям хитрым лисьим взглядом, уверовала в их платежеспособность и натянула на лицо подхалимскую, поистрепавшуюся за годы работы в заведении улыбку.
– Ах вы бедняги, – заворковала хозяйка, – угораздило ж под такой ливень попасть! Ну ничего, в зале камин растоплен, сейчас в сухое переоденетесь, муж вам варенухи приготовит…
– Мне лучше молока горячего, – пискнула Рыска, но Жар за ее спиной сделал тетке знак: мол, готовьте, а употчевать – моя забота.
Еще больше девушка растерялась, когда тетка распахнула перед ними дверь в комнатку, набитую одеждой. Что получше и подороже, в три слоя висело на стенах, белье и рванье кучами лежало прямо на полу.
– Ой, откуда ее столько?
– Да в залог вечно оставляют, – позабавила тетку такая наивность. – А что не выкупают – сюда сносим. Меряйте, вон и корыто с водой стоит…
Такая роскошь сразила Рыску наповал. Жар, небрежно покопавшись в висящем, на глазок отобрал штаны и рубашку, а девушка все стояла столбом. Столько одежды даже у Сурка с женой не было, если все сундуки выпотрошить!
Хозяйка, чтобы не смущать гостей, вышла.
– Ну, решайся скорее! – поторопил Жар. – А то варенуха остынет.
Рыска привычно потянулась к грубому серому полотну, но Альк чувствительно прихватил ее зубами за бок:
– Менять одну тряпку на другую? Погляди вон то, зеленое.
– Оно же господское! – испугалась девушка. Цветную одежду в их веске носили только голова да Суркова семья. Ну еще лавочник с мельником по праздникам.
– Глупости, в городе так слуги одеваются.
Жар кивнул. В Макополе одежда знати и челяди отличалась только изношенностью. Хозяин неделю пощеголял – дворецкому пожаловал. Тот через месяц – кучеру, через полгода – коровнюху, а там и до роющихся в мусоре бродяг очередь дойдет.
Рыска неуверенно сняла с крючка эту красотищу и удивилась еще больше:
– Но это же рубашка!
– Конечно. В штанах-то воротника не бывает.
– Нет, мне бы платье! – Рыска поспешно повесила рубашку обратно.
– В платьях как раз-таки только господа путешествуют, дура. На телегах или в каретах, где ноги раздвигать не надо. Перед коровой, во всяком случае.
– Какое путешествовать? – опешила девушка. – Я думала просто посидеть в нем, пока мое у камина не высохнет!
– А в варенуху просто язык обмакнуть, пока не захмелеешь?
– Верно, Рысь, давай меряй, – с неохотой поддержал Алька вор. – А то платье у тебя действительно… того. Не дорожное.
Друга Рыска послушалась, хотя про себя продолжала терзаться сомнениями. Ни одной девушки в штанах она пока не видела (на самом деле ей просто в голову не приходило, что всадники в излишне кружевных костюмах и кокетливых шляпках – одного с ней пола) и опасалась, что люди будут тыкать в нее пальцами и хихикать, а бабки так и плеваться вслед.
Ткань оказалась мягкой-мягкой, девушка аж зажмурилась от удовольствия. Жар деликатно отвернулся к стене, пока подруга путалась в непривычных ей пуговицах, а крыс, напротив, перебрался на подоконник, чтобы лучше видеть.
– Ну-ка, повернись ко мне спиной… Да, ничего такая.
– Не пузырится? – Рыска повела плечами, привыкая к новым ощущениям.
– Я про твою голую задницу. А рубашка как рубашка, сойдет. Штаны теперь ищи.
Девушка подскочила как ужаленная в это самое и успела заметить, что Жар тоже подглядывает. Впрочем, друг отвернулся быстрее, чем его уличили.
Штаны Рыска выбрала и натянула куда проворнее. Коричневые, замшевые, они были ей чуток тесноваты, но Жар заверил, что так принято и вообще они быстро растянутся.
– О, совсем другое дело! – восхитился он, притворившись, будто впервые увидел подругу в обновках. Мужская одежда только подчеркивала женственность Рыскиной фигуры. Там свисает, тут излишне обтягивает, но смотрится – будто так и задумано.
Девушка неуверенно потеребила манжет, рассматривая себя в корыто.
– А она мне правда идет?
– Как корове седло, – искренне заверил Жар. – Надо тебе еще сапоги заказать, чтобы точно по ноге. Ну хотя бы лапти пока надень. Несолидно в такой одеже – и босой.
Вернулась хозяйка.
– Три сребра, – с ходу оценила она.
– Ой! – Девушка снова потянулась к пуговицам.
– У тебя пять золотых за пазухой, жадоба, – презрительно напомнил Альк. – И безоаров еще на два.
Жар небрежно кивнул тетке, а Рыске на ухо шепнул:
– Считай, задаром.
В иное время парень вкрадчиво поинтересовался бы у хозяйки, отчего такая дешевизна, но ответ, скорее всего, заставил бы впечатлительную подругу с визгом сорвать с себя обновы. В Макополе тоже бытовал обычай раздавать нищим одежду покойного богача – при этом прилично одетых нищих там отродясь не видывали, да им по ремеслу и не положено. Халява немедленно пропивалась в ближайшей кормильне за упокой души.
Был еще вариант, когда одежду приносили ночью, неумело застиранную в луже, но тут хозяева вряд ли признаются.
Одной золотой монетой пришлось пожертвовать. Хозяйка подобрела еще больше. Может, удастся так угодить гостям, что обойдется без сдачи?
Но кутить друзья не собирались. Одежда – она для дела, а перекусить и чем-нибудь поскромнее можно. Рыска заказала творожник со сметаной и медом, Жар – бараний бок с кашей. Кувшин с варенухой уже стоял на столе, как и пара высоких узких кружек с толстыми стенками.
– А мне – жареной колбасы, сухариков с чесноком и пива, – высокомерно заявил Альк, но передавать это кормильцу никто, разумеется, не стал.
– Жмоты. – Крыс высунул мордочку между пуговицами новой Рыскиной рубахи, принюхался.
– Вот станешь человеком, тогда и заказывай, чего хочется. И вообще, кончай нас перед людьми позорить! – прикрыла его ладонью девушка.
– Ты о чем? – Альк взобрался повыше и выглянул там.
– Зачем ты с теми мужиками на песчаниках задираться стал?
– Разве это люди?
– А кормилец?
– Прохвост. С ним так и надо.
– Хамить?!
– Сразу ставить на место. А то будет как в Макополе.
– Он же совсем другой, добрый! – пылко вступилась за толстяка Рыска. – Под дождем к нам вышел, ворота отпер…
– Это его работа, детка, – за вешку деньги чуять. Иначе давно бы прогорел с этой берлогой.
Кормильня действительно была не ахти, хуже чем в городе. Пол земляной, лавки рассохшиеся, скрипучие. По стенам развешаны сети, в которых запутались грубо вылепленные глиняные рыбки, – Жар подозревал, что если приподнять это украшение, то во все стороны побегут тараканы, а может, и мыши. Остальные столы пустовали, у стойки никто не опохмелялся. Странно – затяжной дождь был лучшим зазывалой для заведений, битком набивая даже самые паршивые.
Жар разлил по кружкам горячую, с тонкой пенкой варенуху.
– Ты что, – попыталась остановить его Рыска. – Я столько не выпью!
– Давай-давай, – подбодрил друг, подавая пример, – мы так озябли, что хмеля даже не почувствуем!
Девушка тоскливо поглядела на возящуюся у очага хозяйку, но о молоке тетка, видимо, забыла. Пришлось двумя руками брать тяжелую, мигом нагревшуюся кружку и делать вид, что отхлебывает.
– Тихо тут у вас, – заметил парень кормильцу, принесшему поднос с тарелками.
– Так приезжие обычно в «Сырной корке» останавливаются. – Толстяк поморщился, словно название заведения-соперника кислило на языке. – Местечко у них выгодное, возле главных ворот. А местные после праздника отсыпаются.
– До сих пор отсыпаются? – удивился Жар. – День Бабы-то когда был, третьего дня или четвертого?
– Да нет, – с пренебрежением возразил кормилец, расставляя еду по столу, – мы День Бабы не отмечаем. Так, поздравим ночью по-быстренькому, и лады. Хлопот меньше. А вчера у нас Изгнание было.
– Это как?
– О-о-о! – разулыбался толстяк. – Тут такое творилось! Песни, пляски, костры до неба! За неделю готовиться начали. Бабы пряников напекли, девки венков наплели, все двери украсили. С каждого двора скинулись, купили двух коровенок – вот как ваши, старенькие, но бодренькие, – посадили на одну Болезнь, на другую Смерть и выгнали за ворота. Берите кто хотите, нам такого добра не надо!
Рыска хлебнула по-настоящему, побагровела и раскашлялась. Варенуха оказалась такой ядреной, будто до сих пор кипела.
– Ой, а мы не знали, – пролепетала девушка. – У нас такого праздника нет, вот и…
– Давай-давай, скажи ему, что привезла их имущество обратно. Он очень обрадуется.
Кормилец вопросительно глядел на девушку, ожидая конца фразы, и Рыска сбивчиво закончила:
– Жалко, что мы его пропустили!
– Ничего, – попытался утешить гостью толстяк, – вечером тут снова веселье будет, если останетесь, то даже гусляра послушаете…
– Нет, спасибо, мы спешим, – резковато ответил Жар, глядя на Рыскину рубаху, оттопыренную в неположенном месте. – Вот тучи разойдутся – и сразу в путь.
Кормилец не понял, что так огорчило гостей, но решил не навязываться и отошел.
– Альк!!!
– Ну и отбросы. – Крыс, нацелившийся на торчащую с краю баранью косточку, сморщился и отпрянул. Перебежал к Рыскиной миске.
– Кто нас этих коров уговорил взять, а?!
– Местные забобоны. Не обращайте внимания. – Альк уже деловито напихивался творожником.
– Ну да, целый поселок обращает, а мы – нет?!
– А сколько еще чужих праздников, обычаев и примет вы не знаете? В Саврии, например, пить без тоста – уступать его Сашию. А от него добрых пожеланий редко дождешься.
Рыска испуганно отставила кружку – и когда только успела выхлебать больше половины?
– Правда?!
– Если и так, дожила же ты как-то до сих пор.
– А может, именно оттого все мои беды!
– А может, оттого, что ты поутру не чешешь левой рукой правую пятку, как принято в каком-нибудь Мышином Углу? Успокойтесь. Я же обещал вам, что этих коров никто не хватится. И нам от них никакого вреда не будет, уверяю.
Жар, все еще ворча, придвинул отвергнутое крысой блюдо. Вид у него был заманчивый, а вот запах – вчерашний. Наверное, остатки праздничного угощения. Впрочем, парню доводилась едать «яства» и похуже, молодой здоровый желудок все перемалывал.
– Надо скорей отсюда убираться. А то дождь закончится, народ выползет на улицу, и кто-нибудь наверняка узнает этих проклятых коров.
Рыска, напротив, с непривычки осоловела от варенухи. И почему подвыпившие мужики начинают веселиться, петь песни, громко орать, а то и драться? Прикорнуть бы где-нибудь в уголочке на часок-другой…
Но друг был не на шутку встревожен и, торопливо дожевав мясо, подозвал хозяйку. Та с грустью отсчитала им шестнадцать сребров и несколько медек, которые парень великодушно оставил на столе – за расторопность.
– Может, господам плащи нужны? – с надеждой поинтересовался кормилец.
– Тащи, – благосклонно кивнул Жар, досадуя, что сам о них не подумал.
Пришлось расстаться еще с четырьмя сребрами: длинные темно-синие накидки с капюшонами выглядели простенько, но были пошиты из «щучьей кожи», насквозь промокающей только при стирке.
Пока собирались, дождь почти закончился – точнее, убежал вперед, за миновавшими поселок тучами по-прежнему тянулся серый занавес с прожилками молний.
– Знать бы еще, на какой что, – проворчал Жар, взбираясь на черно-белую корову.
– Я платье забыла! – спохватилась Рыска, оборачиваясь. Но вылезать из седла, в которое она только что с таким трудом забралась – и какой дурак придумал варить вино с травой?! – очень не хотелось.
– Так подхлестни корову, пока хозяева его не заметили и не принесли. – Альк нашел новое уютное местечко, на Рыскином плече под крышей капюшона. – Не придется позориться, признаваясь, что оно твое.
Девушка тронула поводья, но вовсе не в угоду крысу. Она и сама понимала, что платью пришел конец, вот только… Надо было хоть лоскуток оторвать на память о прежней жизни. Но возвращаться за этим уж точно стыдно.
Поселок друзья покинули через те же ворота, чтобы не ехать по улицам. Луг блестел лужами как заболоченный, в дорожных колеях весело журчали ручьи. Впрочем, они быстро обмелели, а под солнцем и высохли.
Сидеть на корове в штанах оказалось куда удобнее. К тому же теперь не приходилось так часто спешиваться, животные без труда везли по одному всаднику, иногда переходя на рысь, а то и галоп. Поклажу оставили на Милке, которую длинной веревкой привязали к седлу Жара. Корова, чувствуя непривычную легкость, весело трусила по обочине, постоянно вырываясь вперед.
До вечера друзья проехали больше, чем вчера за день. Дорога становилась все шире и люднее, вдоль нее попадались и кормильни, и вески, однако нужды в них пока не было. Разве что безоары продать, но в одном селении лекарь куда-то отлучился, а во втором вообще помер, изрядно пошатнув веру в свое мастерство. Местные рассказали, что в случае нужды ездят в город дальше по дороге, но до темноты друзья туда не успели.
– Отлично, – скупо похвалил Альк. – Если так и дальше пойдет, за два дня до Шахт доберемся.
Жар пробурчал что-то невнятное, кутаясь в плащ. У Рыски тоже болела голова, и она в который раз дала себе зарок не пить ничего крепче кваса.
– Говядины хочешь? – Девушка подозрительно понюхала подкопченное мясо, но оно держалось молодцом. Даже избалованный Альк снизошел до кусочка.
Друг помотал головой:
– Не, спать лягу. Растрясло меня чего-то.
Ночевать в лесу стало для Рыски таким привычным делом, что после ужина она мгновенно уснула, не обращая внимания ни на скрип деревьев, ни на совиное уханье. Даже пробежавший по покрывалу крыс едва заставил ее поежиться и перевернуться на другой бок.
Но посреди ночи девушка все-таки проснулась и рывком села. Костер почти потух, а из ближайших кустов доносились какие-то странные звуки: не то стоны, не то всхлипы с покашливанием.
– Эй, кто там?! – тонко выкрикнула девушка, не столько надеясь на ответ, сколько привлекая внимание спутников.
– Кажется, – прохрипели кусты (Рыска даже не сразу сообразила, что голосом Жара – до того его исказило страдание), – это все-таки были не просто суеверия…