Глава 28

На въезде в столицу досмотр оказался не в пример дотошнее обычного. Местным приходилось показывать знак жителя, бляху на цепочке (даже у нищих такие были, медные), чужаков же не только обыскивали, но и допрашивали – как звать, зачем приехал, надолго ли? – записывая все в толстенную книгу. Покидать город надлежало через те же ворота, сверяясь с записями.

К ринтарцам стражники прицепились, как два репья к коровьему хвосту. То ли из подозрительности, то ли желая содрать побольше. Назовись Альк полным именем – и с господином Хаскилем без вопросов пропустили бы даже десяток вооруженных до зубов головорезов, но это было бы несусветной глупостью. Саврянин, напротив, надеялся, что его никто не узнает. Семь лет все-таки прошло, холеный розовощекий юнец превратился в матерого, широкоплечего и жилистого мужчину.

Но когда стражники придрались к мечам, собираясь оставить их себе «до выяснения, не краденые ли – уж больно хороши для таких бродяг», терпение Алька лопнуло.

– Это мои. – Саврянин властно положил руку на ножны. – Путникам дозволяется въезжать в город с оружием. И нигде не написано, что оно должно быть плохим.

– Ишь путничек нашелся, – фыркнул стражник. – Если мы каждому на слово верить будем…

– Доказать? У тебя, – Альк ткнул его мизинцем в пухлое брюхо, будто указывая судьбе дорожку, – печень пошаливает. Этим летом – один к девяти. А у тебя…

Второй стражник попытался спрятаться за напарником, но саврянин не поленился сделать полукруг и неумолимо взял жертву на прицел пальца.

– Зима в этом году будет холодная. – Голос Алька был ровный, веский, что убеждало лучше всяких заверений. – Застудная чахотка, один к пятнадцати.

Стражникам дружно поплохело прямо сейчас. Второй, правда, попытался неуверенно возразить:

– А я слыхал, что видуны без крыс больше одного из десяти вытянуть не могут.

– Верно, – благодушно согласился Альк. – Так что с тобой мои шансы были бы («Нет-нет, что вы, я и не думал вам угрожать! Просто глянул на дороги, а там уж Хольге решать») всего один к полутора. Что-нибудь еще хотите узнать? Про родных, про друзей?

Стражники дружно затрясли головами и расступились, пропуская «путника» и его приятелей.

– Вот это мастер! – восхитилась Рыска, когда Жар, худо-бедно уловивший суть разговора, пересказал его подруге. – Ты что, каждому человеку можешь с ходу все дороги предсказать?!

– Нет, конечно, – отмахнулся Альк. – Но они в это поверили, и ладно.

– Так ты их просто обманул? – разочарованно спросила девушка.

– Насчет причин – да. Насчет шансов – нет.

– Это как?

– У путников есть понятие «слепой поворот». То есть ты чувствуешь, что это может произойти, но не знаешь почему. Вероятность, что летом этот стражник умрет, действительно один к девяти. Как именно, я не знаю – перепьет, пристрелят, с лестницы свалится, – но все равно могу попытаться вытянуть, вслепую. – Альк с удовольствием вдохнул запах столицы – накаленных солнцем камней, сохнущей тины по краям сточных канав, цветов с лотка проходящей мимо торговки. Вроде бы везде те же камни, те же канавы, те же цветы, а родной город даже с закрытыми глазами узнаешь. – Но обычно путники за такое не берутся. Неизвестно, сколько сил придется приложить и что в итоге получится. Помнишь, как ты меня «вылечила»? Вот, то же самое.

Окраина столицы напоминала Крокаш, но чем дальше приятели шли, тем выше поднимались дома и шире становились улицы. Камень все больше вытеснял дерево, однако мрачнее от этого город не становился, наоборот: каждый дом пытался перещеголять соседей как сортом гранита – от черного до белого, со всевозможным крапом, – так и украшениями.

– Ух ты! – Рыска остановилась, разглядывая пеструю мозаику во всю стену, из блестящих на солнце кусочков стекла: люди, птицы, деревья.

– Какой-то купец мошной бахвалится, – презрительно фыркнул Альк. – Лучше вон туда посмотри.

На первый взгляд дом казался потусклее, победнее – но то было уже не стекло, а поделочные камни, и подгоняли их друг к другу куда более искусные руки. Два воина сошлись в смертельной схватке, и мастеру удалось передать как стремительное падение меча на щит, так и напряжение тел, и исказившую лица ярость. А вблизи – просто маленькие разноцветные плитки, как мазки на картине. Чудо!

– В Ринстане, говорят, тоже красиво, – ревниво заметил Жар.

– Там лепнина. С голыми бабами по большей части.

– О!

– Вот-вот. Только так и удается приобщить вас к искусству.

– А кто в этом доме живет? – перебила Рыска, которой и мозаика понравилась, и на лепнину интересно было бы поглядеть.

– При мне… – Альк осекся. – Знаешь, давай-ка его стороной объедем.

– Не хочешь, чтоб из окошка заметили? – догадался Жар. – Почему?

– Потому что столичные слухи имеют свойство очень быстро разлетаться. – Саврянин свернул в проулок, жалея, что у них нет второй рясы. Зря вообще через центр поехали, по привычке повел.

– Ну и что? Тебе-то чего бояться? Наврал, что посольский сынок, или отец нынче в опале?

– Нет, – разом ответил Альк на оба домысла. – Поэтому и боюсь.

Вор понимающе и в то же время разочарованно присвистнул:

– А как мы тогда во дворец попадем? Я думал, ты нас проведешь.

– Проведу. Или тебе непременно через парадные ворота надо, с музыкой и перечислением титулов?

– Не, меня и ночью через забор устроит, – ухмыльнулся Жар. – И провожать тоже не надо.

– Если что-нибудь там сопрешь – заставлю сожрать, – угрюмо предупредил Альк.

– Понял, буду брать только мелкое и съедобное!

– Я серьезно.

– А я шучу. Ну чего ты, в самом деле? Как на шило сел. – Вор дружески толкнул его локтем. Белокосый зло отмахнулся. – Раньше как-то выкручивались и сейчас справимся.

– Иди к Сашию, – огрызнулся саврянин. Не хватало еще, чтобы его ворюга успокаивал! Но, пожалуй, надо действительно взять себя в руки, раз это так заметно.

У Хаскилей тоже был дом в столице. В другой части города и без мозаики, но сразу видно – знатные люди живут. Хотя жили там по большей части присматривающие за домом слуги да набивающиеся в гости бедные родственники. Отец бывал наездами, по делу, а чуть Альк подрос, стал брать его с собой. Любопытный мальчишка облазил Брбржисщ вдоль, поперек и снизу вверх, добавив слугам немало седых волос: то сгинет на весь день, то, напротив, кто-то заметит его на крыше главной молельни – залез на спор, что потрогает Хольгин знак на шпиле. Несколько раз его били до крови и лохмотьев. Дважды приходили жаловаться. За трагически павшую кошку (вообще-то Альк был уверен, что самодельный арбалет так высоко не дострелит) посол заплатил, скандального торговца велел спустить с крыльца, уверенно заявив, что его сын никогда не лжет. Впрочем, отец, хоть и ругался, этих прогулок не запрещал. Мальчик, полагал он, должен расти мужчиной, а не изнеженным щеголем.

Потом юношу представили ко двору, стали брать на приемы (поначалу тягомотные, но затем он оценил прелесть интриг и с удовольствием в них окунулся) – однако детские воспоминания куда ярче и крепче взрослых. Альк до сих пор помнил все столичные закоулки, и потому казалось, будто его тоже узнает каждая собака.

– Ладно, – сам себе сказал саврянин, тряхнув головой. – Сейчас снимем комнату при кормильне, оставим коров и пойдем на рынок.

– Зачем?

– Увидишь, – зловеще улыбнулся Альк Рыске.

Корзина была большая и неудобная. Хорошо хоть не тяжелая – до середины ее набили соломой, а сверху уложили незнакомые Рыске клубни, похожие на репу и картофель одновременно. И все равно – в одной руке не удержать, а в обеих приходится либо боком, либо перед собой тащить. Девушка все колени о плетенку оббила.

Альк и Жар вразвалочку шли сзади.

– А мне нравится! – неожиданно заявил вор. – Хороший обычай, вот бы и у нас ввести!

– Так нечестно!!! – не выдержала Рыска, оборачиваясь. Рожи у обоих мужчин были неимоверно благостные – любовались бы и любовались! – Ты тогда маленькую корзинку нес и совсем недолго!

– Ты о чем? – и бровью не повел саврянин. – Ах да! Что ты, я и забыл давно. Это и вправду самый простой способ проникнуть во дворец. Кто их, этих служанок с корзинками, считает?

– А вас?!

– Нас тем более пропустят. – Видеть Алька с распущенными, хорошо вычесанными волосами, полускрывающими висящую за спиной гитару, было очень непривычно. Яркая Рыскина лента, которой саврянин подпоясал свободную белую рубаху, прекрасно дополняла выбранный им образ. Даже надменный вид его не портил – хорошему менестрелю и положено глядеть на всех свысока, как благородному.

– Я тоже могла сказочницей одеться! – запоздало возмутилась девушка.

– А если попросят доказать? Сможешь по-нашему хоть пару слов связать? Нет уж, иди, глухонемая носильщица.

Рыска сердито вздернула корзину над животом. Не такой уж он и сложный, этот их дурацкий язык! Вон в кормильне девушка уже поздороваться и поблагодарить по-саврянски сумела. И даже поняла, что ей на выбор курицу и зайчатину предлагают. Пожила б тут с месяц – выучила бы небось!

– Давай-давай, – подогнал ее Альк, – такова ваша бабья доля: Хольга Сашия терпела и вам велела.

– Так то Сашия, а то тебя!

Нести, впрочем, оказалось недалеко. Рыска думала, что идет вдоль городской стены, а оказалось – дворцовой. Город в городе!

– Два раза осаду держать можно, – заметил Жар, впечатленный толщиной и высотой кладки.

– Три, – поправил Альк. – Сам дворец тоже хорошо укреплен. Впрочем, в прошлый раз ваши войска не смогли взять даже наружную стену.

– Ваши нашу – тоже!

– Зато восточную башню обрушили.

– Да она нам самим не нравилась!

Несмотря на шутливый тон и ухмылки, перебранка была затеяна не ради забавы, а для вида. У ворот – массивных, с подъемной решеткой, хоть и не главные – стояли двое стражников в начищенных до блеска доспехах. Судя по суровым, резких черт лицам, дворец охраняли не простые тсецы, избалованные бездельем и взятками. Возможно, даже благородного рода.

Девушка оробела, замедлила шаг.

– Не останавливайся, – прошипел Альк, поравнявшись с ней и легонько подпихнув в спину. – Иди мимо, будто это столбы, а я договорюсь.

Рыска задрала корзину еще выше, пряча за ней лицо, и в результате чуть не врезалась в левого стражника. Тот, воспользовавшись случаем, шлепнул ее по крепкой попке. Девушка пискнула, как мышь, и скакнула вперед, развеселив и тсецов, и идущих следом «певца с мольцом».

– А вам чего? – благодушно обратился к ним стражник. «Служанка» и впрямь не вызвала у него никаких подозрений. Разве что желание пощупать и за вторую ягодицу, когда милашка пойдет обратно.

– Господин Лащер пригласил меня сыграть на обеде в малом зале. – На рынке Альк успел узнать, что за время его отсутствия управляющий не сменился. Главное – действительно с ним не столкнуться.

– А приятель твой петь, что ли, будет?

– Упаси Божиня, – искренне сказал Альк. – Нет, кто-то из слуг при смерти. Просит священнослужителя для напутствия в небесную Дорогу.

Жар сделал скорбное лицо и осенил тсецов знаком Хольги. Те едва склонили головы, но от «мольца» отстали.

А вот Альк старшего стражника почему-то насторожил.

– Что-то мне твое лицо знакомо, – заметил он.

«Менестрель» равнодушно пожал плечами:

– Я здесь не впервые.

– Ну сбряцай чего-нибудь, – лениво, словно от нечего делать попросил тсец, однако глаза смотрели цепко, пристально. Не отнекаешься.

Альк неторопливо передвинул гитару на грудь и с небрежностью мастера – когда неправильная нота в знакомом мотиве кажется не ошибкой, а находкой – пробежался пальцами по струнам.

– Ладно, проходите, – немного послушав, разрешил стражник, и Жар понял, что теперь-то тсец запомнил «певца» надолго, если не навсегда.

За воротами оказался большой сад с паутиной дорожек, оплетающей клумбы. Выглядели они очень необычно: в Ринтаре из камней поребрики делали, а тут зачем-то в середину натыкали, да здоровенные такие – за иными человек может спрятаться. Посажено тоже что-то странное: разноцветные гривастые травы или, напротив, мелкие мясистые растеньица, жмущиеся к земле. Напоминало те замковые развалины, обомшелые и поросшие бурьяном.

Рыска дошла до ближайшей развилки, завернула за клумбу, скрываясь с глаз стражи, и остановилась, поджидая спутников.

– Так просто?! – никак не мог поверить вор.

– Это же не сам дворец, а дворцовый сад, – пожал плечами саврянин. – Тут все подряд ходят – гонцы, посыльные от торговцев, временные рабочие, придворные и их гости, родня слуг… Стража следит только, чтобы одежда чистая была и без оружия.

– А во дворец как? Через кухню?

– Зачем нам туда? Рыска, да бросай ты эту корзину! Нас уже никто не видит.

Девушка растерянно осмотрелась – что, прямо на дорогу поставить?!

Альк оборвал ее сомнения, забрав корзину и тут же, с отрывистым приказом, всучив пробегавшему мимо слуге. Тот, даже не удивившись, как миленький потащил «репу» на кухню.

– А тсаревна? – не понял Жар.

Саврянин усмехнулся и похлопал рукой по гитаре:

– Помнишь, как мы девок в кормильне подманивали?

– Ну?

– Все девки одинаковы.

Альк повел спутников не к дворцовым дверям, а в дальнюю, более заросшую часть сада. Над головами скрещивались ветки незнакомых Рыске деревьев, но мелкая редкая листва задерживала лишь толику лучей, и дорожки оставались светлыми. Народу навстречу попадалось все меньше, под конец только парочки, которые сами загодя сворачивали на другие тропки, отгораживались деревьями и клумбами. Среди них затесалась башенка-беседка: каменные стены высотой в два человеческих роста, с единственной запертой дверцей, а наверху узорчатая деревянная клеть, оплетенная доползающим с земли плющом. Есть ли внутри кто-нибудь, снизу не разглядеть. Башню окаймляла полоска воды в каменном русле – бежавший через парк ручей делал здесь петлю. В прозрачной воде стайками носились мелкие, с мизинец, ярко-красные рыбешки. Когда Рыска, любопытствуя, наклонилась над краем, они мухами слетелись со всех сторон, ожидая кормежки.

– Жар, у тебя кусочка хлебушка с собой нет?

– Ну-ну, потравите еще тсаревниных рыбок, – фыркнул Альк, снимая гитару и опускаясь на одно колено.

– Подпевать точно не надо? – не удержавшись, пошутил вор.

– Тебя когда-нибудь били гитарой? – Саврянин тряхнул головой, отбрасывая за спину упавшие на струны пряди. – Все, тихо оба!

Негромкая мелодия поплыла над водой, печально журча вместе с ней.

Последний куплет Альк пропел слегка сдавленным голосом, со склоненной головой (но так, пожалуй, даже лучше вышло, проникновеннее); из беседки, неслышно открыв дверь, вышла и остановилась у воды саврянка в простом (по покрою, а не ткани – кремовый шелк с золотой нитью) платье, с распущенными по плечам волосами.

Ее высочество не была красавицей (по крайней мере, на ринтарский вкус). Но и с уродиной, которую малевали на потешных картинках, не имела ничего общего. Просто молодая женщина с точеным треугольным личиком и светлыми – светлее, чем у Алька, – глазами. Высокая шея, тонкая талия, небольшая – но при саврянской худобе такая в самый раз – грудь… Пожалуй, тут есть во что влюбиться, признала Рыска, чувствуя одновременно облегчение (она-то переживала, что их тсаревича угораздило с каким-то страховидлом спутаться!) и противную, глупую зависть: вот перед кем преклоняют колени прекрасные тсаревичи… И даже вредные крысы! На Рыску внезапно накатил жгучий стыд за простенькое платьице, завязанную на лоскуток косу и руки с обломанными ногтями. Рядом с тсаревной, наверное, совсем убого выглядит, не зря Альк вечно над ней смеется…

Сама Исенара одарила гостей одинаково радушным, ничуть не надменным взглядом.

– Вот уж кого не ожидала увидеть! – весело и удивленно сказала она, жестом дозволяя им подняться. Саврянин почтительно подал тсаревне руку, помогая переступить ручей. – Столько лет прошло… Альк Хаскиль, ты стал менестрелем?!

– Нет.

– А при дворе говорили…

– Нет. – Неподвижно стоящий мужчина глядел на нее в упор, словно пытаясь прочесть мысли, а от слов досадливо отмахиваясь – только мешают.

– Но тогда… – Тсаревна недоуменно сдвинула тонкие брови.

Альк протянул к ней руку и разжал кулак. Трубочка закачалась на переброшенной через палец цепочке, посверкивая серебряными боками.

С лица Исенары медленно сбежала улыбка. Женщина завороженно потянулась к письму, но с полпути отдернула руку и поднесла ее ко рту, прикрывая испуганно округлившийся рот.

– Альк, я…

– Я понимаю. – Саврянин, устав ждать, вложил трубочку ей в ладонь. – Иначе не взял бы на себя смелость его доставить. Не бойтесь. Кроме нас, о нем никто не знает. И не узнает.

Тсаревна трясущимися пальцами расшатала и вытащила пробку, вытряхнула свиток – и покраснела, увидев, что ей возиться с «тенью» уже не надо.

– Ты прочитал?

Альк кивнул и одновременно склонил голову:

– Простите, ваше высочество. У меня не было выбора.

– Слышать такое от путника… – Исенара наконец взяла себя в руки, даже попыталась пошутить, но губы продолжали предательски дрожать. – Ты… ты его видел?

Рыске на миг показалось, будто главный тут Альк и это перед ним готова упасть на колени измученная неизвестностью, с надеждой заглядывающая ему в глаза женщина.

– Нет. Гонец убит. Письмо досталось нам случайно.

– Убит?! Кем?

– Очевидно, тайной службой Витора. Она охотилась и за нами, не погнушавшись привлечь к этому гильдию убийц и прочий сброд.

Тсаревна заметила, как напряженно Жар с Рыской вслушиваются в их разговор, прозорливо соотнесла это с темными волосами и поинтересовалась у Алька:

– Они ринтарцы?

– Да.

– Понимают, о чем мы говорим?

– Молец – наполовину, девушка – только некоторые слова. Но он все равно ей потом перескажет.

Вор широко улыбнулся, подтверждая.

Исенара задумчиво поглядела на Рыску с Жаром, пытаясь понять, что может связывать этих людей с Альком – точнее, тем Альком, которого она помнила.

– Они твои друзья?

Прозвучало это скорее как «можно ли им доверять?», и, наверное, именно из-за этого саврянин, помедлив, сухо ответил:

– Да.

– Полагаю, в таком случае нам следует вести беседу на языке, который понятен всем. – Тсаревна без особого труда перешла на ринтарский, пусть и сильно исковерканный акцентом.

– Ага, так куда лучше! – нахально, хоть и почтительно отозвался Жар. Спохватившись, добавил: – Ваше высочество.

Исенара тихонько, мелодично рассмеялась:

– Ты не похож на мольца, парень.

– Хольга ценит святость деяний, а не лиц, – чинно ответил вор, но глаза у него при этом лукаво щурились.

Тсаревна наскоро проглядела письмо, заливаясь краской в знакомых Рыске местах. Прижала его к груди:

– Вы сможете доставить ответ?

– Нет. – Альк с сожалением, но непреклонно качнул головой. – Боюсь, отныне этот способ связи для вас заказан.

– Но что же остается?! – криком души вырвалось у тсаревны. – Витор ненавидит Саврию. Моя мать не хочет войны, но слишком горда, чтобы сдаться без боя. Лучше погибнуть, чем стать ринтарскими рабами!

Жар с Рыской переглянулись, но вежливо промолчали.

– Она знает о ваших… чувствах?

Тсаревна потупилась, хотя Альк честно старался глядеть не ниже ее груди.

– Догадывается… Хотя, может, и знает. Наша тайная служба тоже неплоха, верно? – Исенара горько рассмеялась. – Думаю, мама не стала бы нам препятствовать. Она уже стара и мечтает о внуках, которые росли бы в мире… Но это не имеет значения. Пока у власти Витор… Нам донесли, что он укрепляет крепости и даже закладывает новую башню, напротив Хольгиного Пупа.

– Странный выбор, – удивился Альк. – Остров же будет заслонять наш берег. Да и Рыбка там шире всего.

– Тем не менее туда согнали мужиков, свозят бревна и камень… Витор явно что-то задумал, и нам приходится готовиться в ответ. Если война начнется – ее будет не остановить. Разве что сама Хольга спустится с небес между армиями…

– Простите, ваше высочество, – внезапно оборвал беседу Альк, глядя на что-то поверх плеча тсаревны. Жар тоже посмотрел, однако увидел только клумбы да деревья. – Но нам пора идти. А еще лучше – бежать.

– Да-да, конечно, – заторопилась Исенара. – Как я могу вас отблагодарить?!

– Нам достаточно знать, что мы оказали услугу вашего высочеству.

Жар болезненно поморщился, но тсаревна, не удовлетворенная ответом, поспешно стащила с руки браслет – белого золота, с бледно-голубыми камушками:

– Вот, возьми!

Отнекиваться от тсарских милостей нельзя, и саврянин принял подарок, почтительно поцеловав протянувшую его руку.

– Прощайте, ваше высочество.

– Удачи тебе, Альк! – Было видно, что Исенаре не терпится вернуться в беседку и перечитать заветное письмецо. Раз двести.

Саврянин криво улыбнулся и не ответил.

– Выйдем с толпой, через главные ворота, – пояснил он пару щепок спустя, когда Жар недоуменно заозирался на знакомую дорожку, оставшуюся в стороне. – Сейчас как раз утренний прием челобитчиков закончился, видишь, народ валит?

По широкой мраморной лестнице действительно спускалось около сотни людей – и господа, и слуги, и даже какой-то бродяга, огрызающийся на тащившего его за шиворот стражника. Смешаться с ними не составило труда.

Альк поймал Рыску за руку и небрежно натянул на нее тсарский браслет.

– Рукав обдерни, чтоб не заметили.

– Да пусть бы у тебя был, – удивилась девушка. – Дома разберемся.

– На меня не налезет. А из кармана вывалиться может, не в кулаке ж тащить.

Нести такую драгоценность на запястье Рыске было боязно, но передать браслет Жару (уж у этого-то ничего не вывалится, еще и со стороны завалится!) она не успела.

– Альк? – негромко, крайне изумленно окликнули за спиной. Мужской голос, саврянский.

– Тебя кто-то зовет! – Рыска дернула Алька за рубашку, решив, что он не расслышал. К ее изумлению, белокосый не только не обернулся посмотреть, в чем дело, но и ускорил шаг, таща девушку за собой.

– Альк! – Голос стал громче, уверенней.

– Кто это? – Рыска споткнулась. К счастью, до подножия лестницы оставалось всего несколько ступенек, и девушка, повиснув на руке белокосого, перелетела через них, как через ручей на привязанной к суку веревке. – Ой, нога-а-а! Подожди!

Саврянин, сдавленно выругавшись, сгреб Рыску в охапку, перебросил через плечо и понес прочь. Девушка подняла голову и успела-таки рассмотреть стоящего наверху лестницы человека с растерянно-недоверчивым лицом: белокосого, высокого, худощавого, поразительно похожего на Алька.

Вернее, это Альк был на него похож.