Глава 21

В галерее было темно. Два факела на всю ее длину не в счет, особенно после стосвечных люстр. В стены слепыми щенками тыкалось эхо голосов из зала – а потом и веселой музыки. Прием продолжался.

Под музыку воры пошли быстрее – она глушила шаги. На углу под факелом Жар остановился, вытащил из-за пазухи тарелку.

– На ней ведь только замок снаружи, – удивленно прошептала Рыска.

– Окошки-то насквозь. Так, мимо трех квадратных со ставнями и семи бойниц мы уже прошли, сейчас нам направо, чтобы попасть в южную башню. – Тарелочка и впрямь оказалась бесценной, подробно расспрашивать слуг было слишком опасно. А так – у одного выведал, в какой башне, у другого – на каком этаже, третий проговорился, что на такой высоте это единственная комната с решетками на окнах.

Альк осторожно выглянул из-за угла:

– Никого. Поднимаемся.

Лестница, поначалу прямая, закрутилась винтом. Пришлось красться со ступеньки на ступеньку, выжидая перед каждым шагом, чтобы не столкнуться лоб в лоб с внезапно вынырнувшим из-за поворота слугой или охранником.

Рыска наступила на край подола, раздался треск.

– Приподними его! – шикнул саврянин.

Девушка, спохватившись, задрала платье выше колен. К такому длинному она не привыкла, хуторские кроили на полторы ладони короче, чтобы не цепляли росистую траву и не пачкались навозом.

На площадке Жар снова сверился с тарелкой.

– А почему нигде никого нет? – дрожащим голосом спросила Рыска, подозревая какой-то подвох.

– А кто тебе нужен? Стража двор и зал охраняет. Слуги на кухне суетятся. – Саврянин вел себя как-то странно. Уверен, расчетлив, спокоен… Слишком уж спокоен, будто это давалось ему огромным напряжением воли. Лицо Алька на миг исказило судорогой, но белокосый двинул бровями, и Рыске начало казаться, что ей просто померещилось.

– А жена Шарака? В зале ее не было!

– Она в другой башне живет и до утра оттуда не выйдет, – ответил за саврянина Жар, наслушавшийся сплетен между гостями. – Больно приятно ей глядеть, как муженек себе молоденькую деваху выбирает! Так что не порть лопухи.

– Чего?!

– Не трусь, – поправился вор. – Нам туда.

В этом коридоре факелов вообще не было. Видно, господин Шарак рассудил, что другим обитателям замка ходить сюда незачем, а сам он и светильник взять может.

Рыска вздрогнула: Альк внезапно поймал ее ладонь и болезненно стиснул.

– Ты в порядке? – обеспокоенно шепнула девушка.

– Да. Темно просто. Не спеши.

Впереди раздался мягкий негромкий удар.

– Что?!

– Тупик, – досадливо прошипел Жар, потирая лоб. – Значит, нам нужна вторая дверь по правой стороне.

– Сходить за факелом? – предложил Альк.

– Не надо. Щас нащупаю. Во, вроде оно. – Друг легонько потянул за ручку. В косяке неподкупно брякнуло железо о железо. – Заперто.

Рыска разочарованно выдохнула, но миг спустя внизу что-то тускленько, голубовато засветилось, слабо очертив профиль сидящего на корточках вора.

– Ой, что это?

– Стружка болотного корня. – Жар веревочкой прикрепил стеклянный пузырек к ручке чуть повыше замочной скважины. – Эх, подвыдохся уже… Его лучше бы перед самым выходом крошить. Ладно, справлюсь. – Следующим парень вытащил из-под рясы кольцо с отмычками.

– Откуда они у тебя? – Девушка помнила, что богатый Жаров набор отобрали в зайцеградской тюрьме. Этот был поменьше, но тоже впечатлял.

– А, приходил к нам один вор каяться. – Парень, не отрывая взгляда от скважины, пробежался пальцами по связке. – Молец его пожурил и велел торжественно отмычки в крапиву выкинуть.

– То-то ты потом весь вечер чесался, – припомнил Альк.

– Зачем же добру пропадать?

– Хозяйственный ты наш, – ухмыльнулся саврянин.

– А то! – Жар наконец остановился на длинном тонком щупике с крючком и осторожно ввел его в скважину.

Рыска впервые видела друга так упоенно работающим. Он глядел в замочную скважину, как влюбленный в окошко своей избранницы, пытаясь и так и эдак уломать ее на прогулку под луной – упаси Божиня, без шума и насилия, только терпением и лаской! Да-а-а, это вам не заборы чинить…

Когда штук десять отмычек было перепробовано, а Жар, сладострастно высунув кончик языка, орудовал внутри одиннадцатой, в замке наконец щелкнуло, и вор поспешил потянуть ручку на себя.

– Готово! – с торжеством объявил он и первым скользнул внутрь.

В комнате было куда светлее – хозяин покоев полагался на частую решетку, оставив ставни открытыми: лето, душно. Луна смотрела прямо в окно, отражаясь в стеклянных глазах чучел – оленьи, лосиные, медвежьи, волчьи головы скалились на гостей со стен, как голодные беспокойники. Лисья вообще напомнила Рыске ту, бешеную. Возле стола стоял целый кабан, с двумя пролысинами на хребте, – очевидно, Шарак любил класть на него ноги.

Изнутри на двери обнаружился засов, который Жар тут же задвинул, и воры почувствовали себя куда увереннее.

– Вот сволочь, – хриплым от гнева шепотом сказал Альк, глядя на боковую стену. – Он бы и сюда голову приколотил!

Рыска повернулась и охнула. У стены стояла кровать, застеленная шкурами поверх перин, а над ней крестом висели два меча, короткий и длинный, и саврянский шлем. С наушей которого спускались две длинные белоснежные косы.

– Думаешь, он…

– Нет, что ты! Мы их по весне, как олени рога, сбрасываем, – издевательски возразил саврянин.

– Альк… – сочувственно прошептала девушка, но тот уже взял себя в руки.

– Давайте искать «тень». – Белокосый подошел к столу и стал один за другим выдвигать ящики. Все они оказались заполнены бумагами и безделушками вроде выточенных из кости фигурок животных, наконечников стрел – тоже, видать, памятно-трофейных, кусочков руды (наверное, господин наместник владел какой-то шахтой) и прочим хламом. На столе стояло несколько пузырьков, но на них Альк даже не глянул.

– Слишком короткие ящички-то, – тут же насторожился вор. – Вытащи-ка совсем, на пол!

Саврянин послушался и, присев на корточки, по локоть запустил руку в верхний проем и тут же что-то нащупал.

– Тяжелая, – заметил он, вытаскивая и ставя на стол большую квадратную шкатулку. Она тоже оказалась заперта, однако с этим замком Жар справился куда быстрее: чернила все-таки не такая драгоценность, чтобы прятать их от воров за семью засовами. Скорее чтобы слуги не лазили.

– Оно? – Жар вытащил один пузырек, взвесил в руке. Увесистый. На этикетке было что-то написано, но вряд ли «Для проявления краденых писем».

– Угу. – Альк, бегло просматривая этикетки, выстроил пузырьки на столе двумя рядами. В каждом получилось по полторы дюжины. – Так, «свет» нам не нужен. Будем выбирать вот из этого, первого.

– Слушай, – недоверчиво сказал Жар, – если видун запросто может угадать нужные чернила, то какой в них смысл?

– Не запросто. У нас примерно один к семи.

– Альк!!! – возмущенно взвыл вор, и Рыске жутко захотелось к нему присоединиться. – Ты опять за свое? Делать абы что, лишь бы делать?!

– Это все-таки выше, чем один к восемнадцати, – и глазом не моргнул саврянин.

– А каковы шансы, что среди них вообще есть нужный?

– Ты правда хочешь это знать?

Вор обреченно махнул рукой:

– Ладно, выбирай… ненормальный.

– Не я. – Альк отступил за Рыску, открывая ей вид на пузырьки. – Она.

– Что?! – Девушка испуганно повернулась к белокосому.

– А кто у нас путник?

– Ты!

– Я – «свеча». – Саврянин развернул девушку обратно, стиснул за плечи. – Давай «иди».

Музыканты играли, пары кружились, будто ничего не произошло. Закуски, правда, стали убывать куда медленнее – кто знает, из чего их там, на кухне, крутят? Некоторые подозревали, что это шуточка самого господина Полтора Клинка, решившего спьяну позабавиться над гостями – чего греха таить, многие из них заявились прежде всего на бесплатное угощение и развлечение, а замуж уже как получится.

Шарак продолжал расхаживать по залу, со смущенным видом выслушивая шуточки насчет своего кухаря (порой весьма едкие) и заверяя, что такое безобразие не повторится, но внимательный наблюдатель заметил бы, что вина он себе больше не подливает, а путник неотвязно маячит поблизости.

Прием близился к концу, и хозяин замка, подозвав жонглера и сказочника, щедро расплатился с обоими, хотя байку мудрец так и не досказал.

– Вы не предупредили, что у меня будет соперница, – словно в шутку упрекнул Невралий, с полупоклоном принимая деньги.

– Какая еще соперница? – не понял Шарак.

– Та милая черноволосая девушка с желто-зелеными глазами, – пояснил мудрец, поворачиваясь к столику, возле которого в последний раз ее видел, – но там уже стояли другие люди. – Сказочница. Которая зачем-то вырядилась в купеческое платье. У вас сегодня еще и спектакль будет, да?

– Нет, – насторожился хозяин. Путник подошел поближе. – Что значит – «вырядилась»?

– Так ведь она простолюдинка, – с ноткой жалости («Эх, такой самоцвет топорной огранкой испортили!») сообщил мудрец. – По крайней мере, когда мы пару недель назад с ней в Зайцеграде столкнулись, говор и повадки у нее были как из дремучей вески, горожане с одного этого веселились. Надо признать, бойкая девчушка и не без искры, но, увы, выше площадных баек ей не подняться.

– Она пришла на прием с моим коллегой, – припомнил замковый путник. – Я все хотел перекинуться с ним словечком, но парень словно нарочно держался на другом конце зала. Саврянин.

– Высокий, тощий и мрачный? Полноте! – добродушно рассмеялся Невралий. – Никакой он не путник. Бродяга, хам и пьянчуга, весь Зайцеград знает, как этот белокосый тамошнего наместника в кормильне отделал. Их, кажется, даже повесить за это хотели, но гляди ж ты – как-то выкрутились.

– Нет, он путник, – уверенно возразил замковый. – Или, по меньшей мере, обученный видун. Я почувствовал его дар, хотя было в нем что-то… странное. И крыса моя забеспокоилась.

– Крыса… – Шарак задумчиво поскреб подбородок, обмениваясь с путником понимающими взглядами. – Давай-ка разыщем этого саврянина и проверим, на месте ли его собственная «свеча».

Мудрец глядел им вслед, продолжая светло и приветливо улыбаться. Только в глубине глаз злорадные искорки проскакивали.

Луна просвечивала пузырьки по-разному, одни ярче, другие слабее. То ли от налива зависело, то ли от самих чернил – стекло было слегка затемненным, не понять. Рыске вспомнилось, как она выбирала записки для Сурка. Но там была одна из двух-трех, а тут – полторы дюжины!

Девушка раз перебрала их взглядом, другой. Этот? Или вон тот? Пятый слева почему-то больше других нравится…

– Вот, – робко сказала она.

Альк взял у нее пузырек и… молча поставил обратно.

– Почему?!

– Ты не использовала дар.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Давай еще раз.

– Только быстрее, – прошипел Жар. Когда вор забирался в дом, в голове у него словно лучина зажигалась: пока горит, безопасно. И огонек только что перевалил за середину.

Как же их выбирать-то?! Рыска вспомнила, что рассказывал саврянин, и попыталась представить вместо первого пузырька кучку цветных горошин, но в ее воображении они принялись кататься по столу, перемешиваясь и только что не хихикая.

– Любую задачу можно решить несколькими путями, – чуть слышно шепнул-дыхнул Альк в самое ухо. – Не пытайся найти вероятность для каждого пузырька. Выбери ту, в которой ты сможешь прочесть письмо.

Рыска сглотнула, заталкивая внутрь очередной рвущийся с языка – и совершенно лишний вопрос. Учить и учиться было некогда. Только делать, уповая на ту крошку удачи, что Хольга припрятала в рукаве от назойливых всезнаек-путников. Для их же блага, иначе останется только сдаться и умереть.

Письмо. Желтоватый плотный листок, так и норовящий скрутиться обратно. Где-то внутри него, будто древоточцы под корой, прячутся буквы, которые уже погубили одну жизнь и незаметно подбираются к следующим. Надо как-то выковырнуть их оттуда, пока они не натворили новых бед, выманить наружу… В ушах зашумело, стол и чучела начали расплываться, и только пузырьки почему-то остались четкими-четкими, как пузатые бусины на нитке. Рыске показалось, что еще чуть-чуть – и она увидит буквы, сможет прочесть безо всяких «теней». В углу листка блеснула золотинка, медленно поползла вверх, оставляя за собой линию…

Пальцы на ее плечах стиснулись.

– Альк! – спохватилась девушка и затрепыхалась, пытаясь высвободиться, но саврянин не позволил.

– Продолжай.

– Но… тебе же больно!

– Ничего, потерплю.

Рыска снова попыталась сосредоточиться на письме. Закрыла глаза – так было проще, хотя сердце все равно колотилось как бешеное. Это еще хуже, чем руку ему зашивать! Тогда девушка хоть знала, что делает, и лечила, а не калечила!

– Прислушивайся к себе, а не ко мне, дура. Нашла время сопли распускать.

От злого голоса саврянина Рыску чуть отпустило. Перед внутренним взором снова возникло письмо – такое осязаемое, что у девушки зачесались кончики пальцев. Еще чуть-чуть – и из глубины бумаги начнут проступать буквы; вот, уже что-то виднеется, подсеченной рыбкой бьется на конце лески-дороги…

Рыска неосознанно вытянула вперед руку.

Дыхание за ее спиной стало еще тяжелее, с присвистом. Альк слишком хорошо понимал, что если закричит или даже застонет – заставить девчонку попробовать в третий раз не удастся.

Протянутая рука медленно двигалась над пузырьками, как ворот над перекрестком восемнадцати дорог.

А потом, резко потяжелев, упала.

Как только холодные стеклянные грани врезались в ладонь, наваждение исчезло. Разомкнулись и клещи на плечах.

– Молодец, – в нос прохрипел Альк, отступая назад. – Прячь, ворюга.

– Рысь! Да отпусти ж его наконец. – Жар еле выковырял пузырек из судорожно стиснутого кулачка. Девушка изумленно заморгала, уставилась на проплешину в ряду. Седьмой слева. Никогда бы не подумала. – Уходим?

– Погоди щепочку. – Саврянин вернулся к кровати, встал на нее одной ногой и принялся отцеплять мечи.

– Что ты делаешь?! – перепугалась Рыска.

– Компенсация за моральный ущерб, – злорадно прошипел Альк. – И возвращение украденных реликвий на историческую родину, если тебе так будет понятнее.

– Но мы же не собирались ничего брать! Наместник заметит!

– Плевать. И так уже слишком много ошибок допустили.

– Каких?!

– Хозяйское внимание привлекли. Мудрец нас узнал. Ковер закапали.

– Чего?

Рыска попыталась рассмотреть темноту под ногами, но тут белокосый вернулся, и девушка с ужасом заметила у него под носом черные «усы».

– Ой, Альк…

– Мы это сделали. Остальное – неважно. – Саврянин протянул более длинный меч Жару. – Спрячь под рясу.

Сам Альк приподнял камзол сзади и засунул второй клинок вдоль хребта, острием вверх. Притянул рукоять поясом.

– Кончик у шеи торчит, – заметил вор.

Саврянин молча поднял воротник. Клинок лежал в желобке между мышцами прочно и удобно, как в ножнах, почти не сковывая движений. Только осанка у Алька стала еще прямее, чем у Рыски в корсете.

– Как меч проглотил, – хихикнул Жар.

– Идем. – Белокосый осторожно отодвинул засов. Девушке показалось, что он заколебался, прежде чем шагнуть в темноту, – но лишь на миг.

В коридоре по-прежнему было пусто и тихо, только умиротворяюще доносилась снизу музыка. На нее хотелось бежать, как из страшного дремучего леса к желтеющим вдали огонькам. Но кто знает – веска это, светящиеся гнилушки или волчьи глаза?

Когда воры спустились с лестницы и Рыске начало казаться, что самое страшное позади (трясти ее почему-то стало еще сильнее), Жар внезапно свернул не налево, а направо, пояснив:

– Будем выходить через кухню, сразу во двор.

– А там стражи нет?

– Скорей всего есть.

– Тогда какая разница? – не поняла Рыска.

– Увидишь.

Найти кухонную дверь оказалось проще простого. За ней словно бой шел: звон, крики, беготня, треск, запах чада. Она была заперта – с этой стороны, на большой амбарный замок, что вызвало у Жара ехидный смешок: никто не ожидал, что воры будут не заходить тут, а выходить. Еще и ключ рядышком висел, на вбитом в косяк гвозде.

Чужаков заметили далеко не сразу. Хотя те вовсе не пытались прошмыгнуть за спинами суетящихся слуг, а, закрыв дверь, принялись с важным видом расхаживать между жаровнями, заглядывая в котлы и под крышки шкварчащих сковородок.

– Что господам угодно? – наконец спохватился главный кухарь, не переставая помешивать утробно булькающее варево, выглядевшее так, будто его один раз уже съели. Пахло, впрочем, вкусно.

– Господин Шарак попросил меня помочь в розысках негодяя, оскорбившего его гостий. – Альк опустил правую руку, «прикрывая» ладонью отсутствующую крысу. – Он подозревает, что это кто-то из кухонных слуг.

– Что вы, господин путник! – обиженно выпятил немаленький живот кухарь, успевший получить нагоняй и от хозяина замка. – Да я сам готов придушить мерзавца, осквернившего мое искусство!

– Пресветлая Богиня осуждает лжецов, – мягко упрекнул Жар.

Возмущенный до глубины души (или, по меньшей мере, желудка) пузач поспешил осенить лоб Хольгиным знаком. Варево мигом засосало выпущенную ложку, и кухарь с причитаниями заскакал вокруг котла, пока помощник спешно искал ему новую.

– Что ж, – громко сказал Альк, – давайте теперь осмотрим двор.

И уверенно направился к двери, возле которой стояли аж два стражника. Обмершая Рыска судорожно вцепилась Жару в рукав, но между охраной у главного и заднего выхода действительно была разница. Этим вменялось следить, чтобы слуги не вынесли из замка половину снеди, под выдуманными предлогами бегая во двор и пряча добычу в укромных уголках. Бегать-то пускали, но тщательно обшаривали.

При виде путника, мольца и благородной дамы стражники растерялись не меньше кухаря.

– Кто-нибудь чужой через эту дверь заходил? – грозно спросил Альк, захватывая инициативу.

– Нет, господин путник, – залебезили тсецы, подмятые командным тоном саврянина.

– А сами не отлучались? – продолжал допрос белокосый, буравя их подозрительным взглядом.

– Только по очереди, господин путник!

– Хм… – многозначительно уронил Альк и, небрежным жестом велев страже расступиться, вышел во двор. Жар с Рыской поспешили следом. – В замок после начала приема кто-нибудь въезжал? – Саврянин, прищурившись, поглядел на ворота. Там ярко горели факелы и тоже стояла охрана.

– Не видели, господин путник!

– Плохо.

Стражники позеленели, но «путник» наконец оставил их в покое и решительно направился к воротам, не иначе задавать головомойку тамошнему караулу.

По дороге Альк снова подцепил Рыску под локоть, и к выходу из замка они подошли с совсем иным видом.

– Госпожа пожелала прогуляться вокруг замка, – благодушно сообщил он тсецам.

– В зале страшная духота, – доверительно пожаловался Жар.

Ближайший стражник поглядел на бледное личико «дамы», на запруженный каретами двор, где свежего воздуха тоже было негусто, и, сочувственно кивнув, приоткрыл одну створку.

– Мы ненадолго, – пообещал вор, для пущей достоверности беспокойно уточняя: – Вы же нас запомнили, правда? Назад впустите? А то у нас тут и карета, и оружие… и торт скоро должны подать!

– Впустим, впустим, – ухмыльнулся тсец.

«Молец» с чувством его благословил.

Дав спутникам выйти, Альк напоследок обернулся – и столкнулся взглядом с господином Полтора Клинка, как раз вышедшим на широкое замковое крыльцо.

Шарак уставился на саврянина так, словно узнал убийцу своей любимой коровы. Наглость «путника» до того его огорошила, что Альк успел как ни в чем не бывало скрыться в арке, когда хозяин замка наконец опомнился и заорал:

– Хватайте этого белокосого!!!

Пока стража осознала приказ, прошло еще несколько драгоценных мгновений. Жар, у которого опыта по внезапной смене планов было побольше, схватил Рыску за руку и, петляя между стоящими на площади каретами (в замковом дворе, как оказалось, все не поместились), нырнул в ближайший переулок. Там, грызя сухарь, скучал парнишка с коровами. При виде наемщика он встрепенулся и сурово цыкнул на Милку, чесавшую бок о стену.

– Спасибо, друг! – Жар выхватил у «пастушка» поводья и тут же сунул их Рыске: – Влезь на Милку и стой здесь!

– «Спасибо» можешь себе на память оставить, – солидно пробасил паренек.

Вор с усмешкой швырнул ему обещанный сребр и помчался обратно к воротам, на ходу вытаскивая меч из-под рясы.

О булыжник возле ноги Алька цокнула стрела, но лучнику дали по шее свои же: на саврянина уже налетала стража.

Вместо того чтобы встретить ее лицом к лицу, белокосый, напротив, наклонился, словно нарочно подставляясь ближайшему тсецу. Тот без малейших угрызений совести рубанул его поперек хребта и изумленно вскрикнул: меч со звоном отскочил. В следующий миг саврянин выдернул оружие из ослабевшей от неожиданности руки и развернулся ко второму тсецу. Звон клинков, неуловимое движение – и мечей у Алька стало два.

– Ну? – злорадно поинтересовался он, так раскручивая клинки, словно его руки принадлежали разным бойцам и обе были правыми (точнее, в случае Алька – левыми).

Тсецы попятились, растерянно переглядываясь, – но от замка уже спешила подмога, сразу расходясь веером, чтобы взять белокосого в кольцо. Оно почти сомкнулось, когда из расщелины переулка летучей мышью вынырнул Жар в развевающейся рясе, с разбега ударил одного из стражников плечом и сшиб с ног.

– Меч! – заорал саврянин вместо благодарности.

– Еще в зубы?!

– В…!!!

– А, – сообразил Жар и, упав на колени, засунул руку Альку под камзол. Саврянин слегка наклонился, чтобы вору было сподручнее вытаскивать клинок, и раскинул руки с мечами, готовясь защищать обоих. Но со стороны зрелище оказалось столь впечатляющим, что на время чудесной добычи меча из… из-под камзола тсецы оцепенели с открытыми ртами. Разом обретя гибкость и проворство, саврянин метнулся влево, вправо, расшвыривая врагов, в то время как Жар сунул краденые мечи под мышки, а пальцы в рот и пронзительно засвистел.

На площади начался переполох: дремлющие возницы встрепенулись, поняли, что происходит что-то неладное (уж не война ли с Саврией началась?!), и дружно хлестнули вожжами. Две кареты тут же врезались друг в друга, из-под колес с визгом вывернулась бродячая собака. Одному тсецу тоже пришлось отскочить, чтобы его не зашибло, а бездоспешные, более поворотливые Жар с Альком, напротив, кинулись под самые копыта, разминувшись с ними на какой-то волос. Пока стражники, рыча от досады, огибали карету, беглецы шмыгнули за другую, а оттуда в переулок, где тсецы застали только несколько свежих лепешек навоза.

– В погоню!!! – вне себя от ярости орал Шарак, сбегая по лестнице. За схваткой он, как и положено военачальнику, наблюдал со стены и прекрасно видел, как саврянин с дружком вскочили на коров и дали деру. Прекрасная незнакомка была с ними, и подол платья совсем не по-благородному плескал на ветру, открывая ножки по самые ягодицы. Конечно, разглядеть их в темноте господин наместник не мог, но воображение услужливо дорисовало, подбросив в костер гнева вязанку ревности. Вот мерзавка, а он на ней почти женился!

Рыске было не до подола и даже не до ягодиц. Гонка по темным, узким и извилистым улочкам могла в любой миг обернуться кувырком через голову, а с учетом разбитой мостовой – и вместе с коровой. Позади нарастал, дробился и множился топот, крики: «П-п-пошла!», «Держи крыс!», «Не уйдут!!!» Погоня не то чтобы приближалась – коровы у стражи и беглецов были одинаковые, – просто угодила в лабиринт каменных домов, плодивший живучее эхо.

– Лови-и-и! – неожиданно поддержал Жар.

Альк глянул на него как на идиота, потом вдруг понимающе ухмыльнулся и тоже заорал:

– С дор-р-роги! Именем наместника!

Когда три коровы галопом подлетели к городским воротам, стража была уже всполошена до предела: ворота закрыты, все четверо охранников сгрудились возле них плечом к плечу, выставив вперед копья.

– Дело государственной важности! Откр-р-рывай! – гаркнул Альк, так круто осаживая корову, что та почти села на хвост.

– Но прика… – заикнулся было стражник, в то время как его менее подозрительные, зато более расторопные напарники бросились отодвигать засов.

– Живо!!! Вон сзади сам господин Шарак скачет! Объяснит! – Саврянин, не давая ему опомниться, хлестнул Смерть по крестцу и проскочил в щель между створками, едва та позволила.

За спиной будто разъяренная волчья стая взвыла. Из нецензурного многоголосья выделился отчаянный вопль Шарака:

– Хватай их!!!

– Хвата-а-ае-е-ем! – с готовностью откликнулся Жар, бок о бок с Рыской проносясь под аркой. – В ата-а-аку! За господина наместника! За пресветлую Хольгу!

Стражники так и торчали у распахнутых ворот, ошалело глазея то вслед «передовому отряду», то на приближающуюся погоню, пока господин Шарак до них не доскакал и действительно все не объяснил, чередуя ядреную ругань с оплеухами.

На счастье беглецов, оседланных коров в замке оказалось всего шесть. На одну из них вскочил Шарак, на другую путник, остальных расхватали тсецы. Еще десяток верховых должны были вот-вот подтянуться – за своей порцией хозяйского гнева. Преследовать беглецов впотьмах за пределами города было слишком опрометчиво. Может, они как раз этого и ждут – выманить наместника в лес и захватить в плен, а то и вовсе расстрелять из кустов? И кстати, кто – «они»?

– Что им надо-то было? – поостыв, обратился Шарак к путнику. – Воры или шпионы?

Тот устало пожал плечами, с трудом переводя дух. И ему, и корове скачка далась нелегко.

– Что-то они определенно взяли.

– Деньги? Драгоценности? Бумаги? – заволновался Шарак. Как у любого наместника, грешков за ним водилось предостаточно. То бишь не больше того, что согласны терпеть народ и тсарь, но при желании докопаться можно запросто.

– Сложно сказать. – Путник сощурился вслед беглецам, уже почти невидимым в тени леса. – Но, сдается мне, особого вреда они вам не причинили. Не успели либо вообще не за тем в замок проникли.

Господин Полтора Клинка слегка успокоился, однако так просто оставить это дело, разумеется, не собирался.

– Возвращаемся в замок, – скомандовал он, с омерзением глядя на подкрепление из одиннадцати тсецов, наконец доскакавших до ворот. – Проверим, что там изменилось.

Три коровы гуськом мчались по дороге. Жар впереди, Альк в конце, чуть поотстав, как и положено прикрывающему. В разгоряченные лица бил свежий ветер, следы зарастали темнотой, соловьи и кузнечики пели хвалу победителям, и душа вора ликовала. Как они с Альком и рассчитывали, главным оказалось вырваться из города. Сколько там тсецов в мирное время – три дюжины, четыре? Больше городу кормить не резон, и на четверть ослаблять защиту ради погони невесть за кем наместник не стал, молодец.

Они ограбили замок! Пусть на мелочь, но белокосый был прав: теперь у Жара было что рассказывать вечером у костра, наполняя завистью сердца юных воришек. И ни у кого – ни царапины!!!

Вор обернулся, собираясь завопить что-то вроде «йо-ха-хо-хо-хо!» от избытка чувств, – но закричала Рыска.

А упал – Альк.

Шарак и его люди уже подъезжали к площади по главной, самой широкой и худо-бедно освещенной улице, когда услышали многоголосый визг, словно навстречу им пинками гнали стадо поросят.

– Что за… – Наместник приподнялся на стременах – и увидел.

От замка стаей выпущенных из шкатулки бабочек и шмелей разбегались благородные дамы и господа, в панике бросившие не только кареты, но и веера с тростями.

Следом за ними ползла темно-серая тень, подпитываясь отростками от домов.

Шарак оцепенел, не в силах отвести от нее глаз. «И выйдут из нор неисчислимые полчища, и станут они рвать плоть человеческую без страха и жалости, рассевая мор, голод и смерть…» – зазвучал в голове дребезжащий голос бродячего мольца-проповедника, которого господин наместник третьего дня велел выкинуть за городские ворота. Правда, получилось только выпроводить – у «пророка» оказалась куча последователей, грудью вставших на его защиту (груди по большей части были тощие и хлипкие, но огонь фанатизма сделает льва даже из кошки).

Молец ушел, а пророчество осталось. И начало сбываться.

Крысы бежали молча и сосредоточенно, словно на звук дудочки из детской сказки. Стеклянно блестели глаза, ровным осенним ливнем шуршали лапки. Если на их пути попадалось непреодолимое препятствие вроде дома, они обтекали его, как вода. Если преодолимое, но крепкое вроде кареты, – накрывали ее с крышей. Если хрупкое или живое – поглощали в считаные щепки. Истошные крики – даже не понять, кошачьи, собачьи или человечьи, – вспыхивали и угасали, как зарницы. Тех, кто успел вскарабкаться на крышу или хотя бы на подоконник в пяти ладонях над землей, крысы не трогали. Главное, чтобы идти не мешали.

Шараку почему-то вспомнилась осада замка восемнадцатилетней давности. Савряне, уже неделю как окопавшиеся под стенами, внезапно сворачиваются и уходят. Уходят быстро и слаженно, не затушив костров и побросав часть обозов. Горожане высыпали на стены, радостно вопят и глумятся им вслед, кое-кто даже спустил штаны и крутит задом между зубцами, рискуя получить стрелу в такую заметную мишень. Но белокосые не обращают на них внимания. Они знают, что возьмут свое в другом месте.

Где?!

Жар и Рыска растерянно стояли на краю дороги. Как назло, в этом месте левая обочина круто уходила вниз, к ручью, и небольшой овражек зарос непролазными кустами – друзья уже сунулись, проверили. Точного места, где Альк в них упал, они не заметили, а что-либо разглядеть в лесной тьме не удавалось.

– Может, корова споткнулась? – предположил вор.

Рыска натужно, всухую сглотнула и покачала головой. Лишившись седока, Смерть проскакала еще сотню шагов, прежде чем сообразила, что ее уже никто не понукает. Теперь она стояла посреди дороги и недоуменно косилась назад.

– Мне показалось, будто он… спрыгнул.

– Но зачем?!

– Темно… – вместо ответа прошептала девушка, обхватывая дрожащие плечи и поднимая глаза к небу. Луна, так охотно помогавшая им в покоях Шарака, скрылась за тучами, изредка проявляясь мутным желтым пятном. – Альк!

В кустах что-то шевельнулось.

– Ты там?!

Ни звука, ни стона.

– Посторонись-ка. – Жар вытащил один из мечей и стал махать им направо и налево, прорубая просеку.

– Смотри, Алька не задень!

– Если мертвый, не задену. Если живой – тем более. Эх, факел бы… – Вор шаг за шагом спустился к самой воде, вляпался в нее по щиколотку и выругался. – Ну и как его тут искать?!

Рыска уткнулась в его спину и, вздрогнув, резко обернулась – ей почудилось, будто по просеке за ними кто-то прошмыгнул.

– Альк?

Цепляясь подолом за обрубки веток, девушка поспешно вскарабкалась назад. Коровы стояли на дороге, все три – Смерть вернулась и встала рядом с Милкой. Вид у них был настороженный, но не испуганный: морды повернуты в одну сторону, уши растопырены и вздрагивают, ноздри раздуваются. Милка изредка поматывала головой и рыла землю копытом.

Рыска неуверенно шагнула к кусту, на который они смотрели, – и наконец поняла, что произошло.

Крысы не ездят на коровах. Крысы не любят открытых мест. И ходить на задних лапах тоже не приучены.

Поза получилась неестественной и для крысы, и для человека, но Альку, похоже, в ней было удобно. Он смотрел на Рыску не мигая, и порванная в нескольких местах рубашка казалась белой всклокоченной шерстью.

– Альк!

Существо по-звериному плавно попятилось, оскалило зубы. Косы мазнули по земле. Рыске на миг почудилось, будто она стоит на пороге родительских сеней, а руку оттягивает спасительное полено. Дыхание перехватило, будто хватанула морозного воздуха, сковавшего грудь колким льдом.

– Вот зараза! – охнул Жар из-за спины подруги.

На него крыса зашипела, сгорбилась еще больше. Ей не нравилось это место, она помнила, что ей грозит смертельная опасность, а членам стаи – особенно самцу – полагалось проявлять к вожаку больше почтения!

Рыска очнулась и поспешно загородила друга собой, растопырив руки в стороны.

– Альк, – дрожащим голосам начала она, стараясь не замечать зловещего фырканья и пощелкивания зубов, – ты же не крыса. Ты сильный, ты можешь с ней справиться, я знаю! Ну пожалуйста, хоть попытайся, ведь ты никогда не сдаешься! Я в тебя верю!

Саврянин слушал, чуть наклонив голову и вроде бы успокаиваясь. В желтых глазах как будто даже появились проблески разума – но тут крыса внезапно развернулась и неторопливо полезла в кусты. Главенство подтверждено, подданные устрашены и раболепствуют, можно заняться более важными делами. Поискать еду, например.

Выхода не было.

– Держи его!!! – отчаянно крикнула девушка и первой прыгнула на Алька.

До копыт наместничьей коровы оставалось всего несколько шагов, когда серая река внезапно остановилась. По ней пробежали волны: крысы вставали на дыбки, принюхивались, огрызались друг на друга, будто впервые заметив, что рядом кто-то есть. Некоторые принялись умываться, выкусывать блох – с яростью, выдающей растерянность.

А затем крысиная рать развернулась и поползла обратно, рассыпаясь, как пепел на ветру. Гнетущее ощущение, будто ими двигает единая сила, исчезло. Теперь это были обычные крысы, спешившие вернуться в теплые уютные норы. Они шарахались от людей, норовили юркнуть в укрытие или хотя бы в тень.

Полностью затопленная зверьем площадь очистилась в считаные щепки.

Шарак трясущейся рукой провел по волосам – и словно ощутил на них свежую седину.