глава 8
Насколько Рутье было известно, Иисус пришел на землю около двух тысяч лет назад. Значит, потребуется не меньше времени, чтобы истинная финская религия смогла вновь укрепиться. Рутья вспомнил, что Христу было чуть за тридцать, когда его распяли. Нет, такой судьбы, пожалуй, следует избегать. Особенно осторожно надо действовать поначалу.
Церковь в деревне Сунтио была симпатичным деревянным зданием, выкрашенным в красный цвет. Острый верх был покрыт смоленой крышей. Над ней возвышался небольшой позолоченный купол. Церковный двор с прилегающим к нему кладбищем окружал невысокий забор из необработанного природного камня. От калитки к главному входу вела аккуратная посыпанная желтым песком дорожка. Рутья даже немного разозлился от того, что жители деревни построили такую красивую церковь своему неправильному богу. Могли бы соорудить что-нибудь попроще.
Дверь в церковь была распахнута. Рутья зашел. Внутри никого не было. Широкий проход вел к алтарю. Посчитав скамьи, Рутья прикинул, что зал вмещает триста или четыреста человек. Над главным входом возвышался балкон, там виднелся орган. Напротив, на противоположной стороне над алтарем висела картина «Распятие Иисуса». Рутья остановился, рассматривая картину с изображением завершения земного пути его коллеги. И даже почувствовал к Иисусу профессиональное сочувствие. На его взгляд, как-то не слишком гуманно вешать такую жестокую картину там, куда люди приходят молиться. Рутья подумал, что люди вообще странные существа: сначала они жестоко убивают Божьего сына, затем раскаиваются и рисуют убитого. А в довершение вешают картину на всеобщее обозрение на самое священное место храма.
«Неужели они не могли нарисовать что-то более приличное из жизни Иисуса?» — подумал Рутья.
Рутье вдруг пришло в голову, что если ему придется умереть, то вряд ли его распнут на кресте — это, пожалуй, слишком древний метод. Скорее всего, его повесят или расстреляют.
Прикрыв глаза, Рутья попытался представить над алтарем картину: на виселице болтается его бездыханное тело. Настроение испортилось. Рутья-висельник, на шее затянутая веревка… Нет, ничуть не лучше, чем Иисус на кресте.
«Печальная история, — размышлял Рутья, присаживаясь на край скамьи. — Надо постараться не попасть в лапы к этим неверным».
Рутья огляделся. Сбоку на стене он увидел кафедру. Она была украшена изысканной деревянной резьбой с позолотой. Кафедра располагалась так высоко над скамейками, что, стоя на ней, можно было без труда рассмотреть всех, кто сидит внизу.
«Видать, отсюда главный поп читает свои проповеди», — догадался Рутья. Ему захотелось вскарабкаться на церковную кафедру. Но, услышав звук открываемой двери, он отказался от этой мысли.
Вошел седой старик в черном одеянии, из-под воротника выглядывала белая полоска. Заметив гостя, священник радостно поспешил в его сторону. Рутья подумал, что это и есть главный священник.
— Добрый день! — с открытой улыбкой поприветствовал старик и представился: — Настоятель Салонен.
— Рутья Ронкайнен, — представился в ответ Рутья.
— Рутья? Какое звучное имя! Это тебя так дома называют?
Рутья сказал, что на самом деле его настоящее имя Сампса Ронкайнен, но в церкви он обычно представляется Рутьей. Желая увести разговор подальше от опасной темы, Рутья поинтересовался, сколько народу помещается в церкви. Салонен рассказал, что, если считать место на кафедре, то четыреста двадцать.
— По воскресеньям здесь и в самом деле бывает столько людей?
— Нет, если только не намечается каких-нибудь значительных событий, громкой свадьбы или пышных похорон, — вздохнул настоятель. — А в обычное воскресенье мы рады, когда хоть пара десятков прихожан приходит. Совсем народ отошел от религии, — пожаловался священник.
— Странно, почему люди не приходят в такую большую и красивую церковь, — задумчиво произнес Рутья.
— Прошлой зимой, кажется, это было второе воскресенье февраля, никто не пришел на службу. К слову, в тот же день проводились скачки. Печально… Мы с кантором подождали полчасика, но так никто и не пришел. Мы прочли короткую молитву и разошлись. Я отправился домой и продолжил молиться, а кантор отправился на скачки.
Рутья внимательно слушал рассказ священника. Значит, и христианская вера не так сильна в людских сердцах, если службу в церкви легко меняют на лошадиные бега.
— Вам не пришло в голову провести службу там, где проводились скачки? — спросил Рутья.
— Нет, неправильно идти и проповедовать слово Божье на таких грубых сборищах. Мы просто просили у Бога помощи в решении этого трудного вопроса. Однако в современном финском обществе греховность и безбожие укоренились так глубоко, что, похоже, наши редкие молитвы не в силах изменить ситуацию.
Рутья едва сдерживался, чтобы не сказать, что все дело, наверное, в самом богослужении. Вот если бы в этой церкви молились, например, Ягрясу или Пелто-Пекке, народ бы сюда валом валил. И он вообразил: в центре помещения огромный стол с водруженным на него зажаренным быком, в углу — большая бочка с пивом, а рядом шаман в медвежьей шкуре отплясывает ритуальный танец с бубном в руках, а вокруг веселится и пляшет народ. Самые шустрые приникают к крану и пьют пиво прямо из бочки… Вот такая служба пришлась бы по вкусу Ягрясу да и остальным финским богам.
Вслух он, однако, ничего не сказал, поскольку был уверен, что вряд ли служителю другой религии понравится мысль о совершении такого обряда в церкви. Скорее всего, он сочтет саму мысль греховной и без раздумий отвергнет ее.
Рутья подумал, что если бы эту церковь превратить в место служения Богу грома, то во время службы люди не сидели бы на скамьях, мрачно погруженные в мысли о греховности всего земного, а радостно наслаждались бы результатами своих праведных трудов — ели, пили, веселились и танцевали.
Христианская религия не одобряет жертвоприношений, Богу достаточно молитвы. Она приемлет лишь безыскусные традиции и простые нравы. Можно подумать, что честное сердце и чистая душа живут исключительно в мрачных людях. По рассказам Сампсы, в церкви только изредка предлагают глоток красного кислого вина да кусок похожего на картон хлеба. Подобным угощением мало кого заманишь… Особенно, когда в то же время проходят бега, где можно угоститься горячими колбасками, жареным цыпленком, запивая все это чаем или пивом…
— Мне кажется, вам надо что-нибудь придумать, чтобы завлечь народ, — сказал Рутья священнику. — У вас слишком унылые и неинтересные службы. Народу требуется что-нибудь более красочное.
— Да мы чего только не пытались… В приходском доме проводятся собрания, на которых подают кофе и прохладительные напитки. Иногда организуем представления с сюжетами о Святой Земле. Все без толку. Народ не приходит. Я, знаете ли, сделал вывод, что нынешние люди стали жесткими и черствыми. Вера покинула их сердца, и они уже не боятся Бога.
Настроение Рутьи улучшилось. Христианская религия больше не казалась непобедимым препятствием. Финский народ, похоже, давно отвернулся от этой веры. Скорее всего она не слишком подходила ему. А когда связи с истинной верой оборваны, люди пытаются занять себя развлечениями вроде бегов, вместо того чтобы возносить молитвы своему настоящему покровителю — Богу грома.
— Нам надо будет как-нибудь еще встретиться, настоятель Салонен. Было бы интересно обменяться мыслями о том, что творится с верой в Финляндии. Заходите, если будете как-нибудь проезжать мимо «Ронкайла», — на прощание сказал Рутья.
Настоятель кивнул, повернулся и зашаркал в ризницу.
Рутья поехал в Пентеле.
Он заехал во двор и поспешил в дом.
Анелма, проходя мимо него, прошипела:
— Свинья!
Рутья не обратил на нее ни малейшего внимания. Он направился на кухню в старую часть дома и принялся разбирать купленные продукты. Затем крикнул Сампсе, чтобы тот спустился и научил его готовить еду.
Сампса, в накинутой на плечи огромной медвежьей шкуре, не торопясь, спустился вниз. Рутье невольно пришлось признаться себе, что до превращения в человека он был очень даже красивым богом.
Сампса принялся учить сына Бога грома готовить колбасный суп. Взял кастрюлю, налил воды и поставил на огонь. Затем попросил Рутью почистить картошку и другие овощи. А сам тем временем нарезал колбасу, добавил немного масла, пару кружек мясного бульона, соли и десяток горошин черного перца для вкуса. Через полчаса по кухне распространился аромат колбасного супа.
Рутья с аппетитом набросился на еду — он здорово проголодался.
Хлебая суп, он рассказывал Сампсе о походе в магазин и беседе с настоятелем.
— Этот Салонен здорово переживает, что люди совсем перестали ходить в церковь. У меня создалось впечатление, что вам, финнам, вообще нет дела до веры. Вы забыли своих истинных богов и не слишком почитаете нынешних христианских.
— Шустрый парень, — с удивлением произнес Сампса. — В первый же день найти священника и побеседовать с ним!
— С чего-то же надо начинать! — ответил Рутья.
Сампса рассказал, что ему звонил возмущенный хозяин лавки.
— Он сказал, что ты пригрозил Нюбергу. Молодец, я никогда бы не решился. Да и сам торговец, похоже, здорово напугался.
Черпая из тарелки, Рутья ответил, что Нюберг производит впечатление крепкого мужика.
— Ты, Сампса, извини меня, но у тебя хилое тело. Если будет драка с Нюбергом, он живо уложит меня на обе лопатки.
И Рутья продемонстрировал Сампсе собственные крепкие мускулы.
— Тебе следовало больше тренироваться. Печально, что сыну Бога грома пришлось вселиться в такое тело.
Сампса выразил сомнения по поводу того, что едва ли для обращения в истинную религию необходимы крепкие кулаки и накачанные мышцы.
— Если тебе кажется, что у меня слабое тело, можешь начать сам себя, то есть меня, тренировать. Съешь-ка еще тарелку супа, ложись после обеда поспать, а вечером отправляйся на пробежку. Можешь делать зарядку, поднимать тяжести. По мне, хоть на курсы карате записывайся.
Не стоит расстраиваться, лучше начинать тренироваться. В конце концов, если Рутья всерьез займется физкультурой, то польза от этого будет Сампсе. Ему достанется крепкое тренированное тело, словно приведенный в порядок после сдачи в аренду автомобиль.
Рутья выхлебал три тарелки супа, немного посидел с удовлетворенным видом и отправился наверх вздремнуть.
Проснувшись во второй половине дня, он натянул кроссовки и отправился в лес на пробежку.
Анелма и Сиркка со своим «братом», открыв от изумления рот, наблюдали, как Рутья бежит к лесу. Никогда раньше они не видели, чтобы Сампса Ронкайнен занимался спортом.
— О мой бог, да он совсем сошел с ума! — наконец, произнесла Анелма.
