глава 1
Фермер и по совместительству торговец антиквариатом Сампса Ронкайнен шел по березовой аллее к почтовому ящику, располагавшемуся на главной дороге примерно в ста метрах от крыльца его дома. Только прошел Иванов день, так что отправленные до праздника письма должны уже прийти.
Усадьба «Ронкайла» находилась в деревне Пентеле уезда Сунтио. Это было старое родовое поместье. Во дворе стояло обветшалое главное здание, за ним — построенный позже жилой дом. Эти здания вкупе с древним каменным коровником образовывали закрытый двор, на задах которого когда-то был разбит ныне совершенно одичавший и заросший сад.
С веранды нового дома за передвижениями Сампсы наблюдали две женщины. Одна из них, сестра Сампсы, зубной врач Анелма Ронкайнен-Куллберг, стояла, завернувшись в махровый халат. Ей было около пятидесяти лет. Вторая, тощая и невзрачная дама лет тридцати, была неофициальной женой Сампсы. Настолько неофициальной, насколько это вообще возможно представить.
В свое время сестра Сампсы получила образование за счет доходов от усадьбы. К тому же в качестве приданого она получила треть самой усадьбы, которую, впрочем, быстро потеряла, выйдя замуж за местного повесу Фреда Куллберга. Он происходил из давно обедневшего старинного рода финско-шведского дворянского сословия. Куллберг относился к разряду кутил и выпивох и быстро спустил деньги, полученные в приданое за женой. Потом он довольно быстро скончался от какой-то связанной с алкоголизмом болезни, оставив жену без малейших средств к существованию. Придя в себя от растерянности, вызванной смертью мужа и потерей собственности, Анелма переехала в «Ронкайла» и уже долгое время жила здесь, ничем особо не занимаясь.
До войны поместье «Ронкайла» относилось к числу одних из самых богатых в Финляндии: восемьсот гектаров земли, из них более ста под посев зерновых. Шестьдесят голов дойных коров, собственная молотилка и куча другой полезной в хозяйстве техники. Старый хозяин усадьбы Тавасти Ронкайнен установил здесь первый в округе электрогенератор, заставив работать воду в ручье. В основном электричество шло на нужды усадьбы, но и деревне перепадало. Потом ручей зарос, усадьба постепенно пришла в запустение и вскоре стала лишь тенью того, чем была когда-то. Многое разворовали, третью часть всего прокутил Куллберг.
Женщины неторопливо пили чай на веранде. Им нечем было заняться, да им и не очень-то хотелось что-либо делать. Дни напролет они болтали, «беседовали» и «обменивались мнениями». А такими хлопотами, как известно, сад не расцветет и дом чистотой не засияет. Каждую осень сад дарил тысячи яблок, которые никому и в голову не приходило собирать. Яблоки падали на землю, устилая ее своими красными боками, и пропадали, загнивая в нескошенной пожелтелой траве. Яркие кисти смородины никли и осыпались, не дождавшись, пока их сорвет и уложит в корзину хозяйская рука. К Иванову дню трава вырастала так плотно, что сквозь нее не могли пробиться даже жесткие стебли ревеня, многолетние люпины тщетно сражались за жизнь с огромной крапивой.
На веранде кружили стаи мух, женщины недовольно отмахивались и запахивали полы халатов, не давая им залезть под одежду. В сауне снова сломался душ, однако никто не подумал нагреть воду в большом каменном чане.
Сампса заглянул в почтовый ящик в надежде обнаружить пару каких-нибудь приятных писем. Черт возьми, только два счета и несколько газет. И информационный листок Союза стоматологов — Анелме. Больше ничего. Сампса скатал информационный листок в шарик и бросил в канаву за ящиком.
Сампса был здорово похож на своего отца, старого хозяина «Ронкайла». Тот очень разозлился, когда узнал, что Анелма собралась замуж за обнищавшего шведского аристократа, и сказал, что ни за что не пустит его в «Ронкайла» пьянствовать. Но старый хозяин умер и вскоре значительную часть «Ронкайла» пропили и прогуляли.
Старый хозяин успел обратить сына в свою веру. Когда в школе заговорили о конфирмации, он отвел Сампсу в лес и показал, как надо поклоняться Богу грома.
— Я тебе свою конфирмацию устрою, — произнес он, усмехнувшись.
В те времена за усадьбой рос густой лес. Чаща начиналась сразу за домом, в центре зарослей валялся обломок скалы. Сампса увидел, что сверху камень был выдолблен, в углублении лежали белые рыбьи скелеты. Тайвасти Ронкайнен стащил с головы кепку и велел сыну сделать то же самое. Затем он водрузил на камень здоровый кусок ветчины, поставил рядом поллитровку самогона, набросал сверху сухих веток и поджег. Огонь поджарил свинину, бутылка от жара треснула, и горячий самогон полился по камню на землю. Отец схватил треснувшую бутылку, принялся заливать горячий самогон в рот и приказал Сампсе последовать его примеру. Сампса приник к камню, слизывая жгучий хмель. Только бы не сжечь язык! Горячий алкоголь мгновенно ударил в голову. В завершение Тавасти с Сампсой исполнили ритуальную пляску, громко выкрикивая пожелания счастья и благоденствия Богу грома.
Сампсе было страшно, но рядом находился отец, значит, все так и надо, все правильно.
На обратном пути Тавасти рассказал сыну, что, поскольку у них самые большие в округе угодья, его пригласили стать старостой церковного прихода.
— На черта мне это надо… Бог грома могущественнее какого-то там приходского священника!
В пятидесятые годы отец Сампсы купил зерновой комбайн. Этот агрегат был самым большим в деревне и стоил огромных денег. Однажды комбайн утонул в мокрой глине вязкого от многодневных дождей поля. Как ни старались, не смогли вытащить его оттуда даже трактором. Тавасти страшно разозлился и, грозя небу кулаком, ругал своего Бога, упрекая его в случившемся. А на следующую ночь разыгралась страшная гроза. Молния ударила в крышу, пробежала по проводам и сожгла все розетки в доме. В спальне на верхнем этаже молния пробила проводку, и электрический разряд попал в стоящую на столе лампу. Она взорвалась и убила хозяина усадьбы. Хозяйка, к счастью, умерла раньше от какой-то легочной болезни, еще во время перемирия, так что ей удалось избежать страшной участи.
Этот случай укрепил веру Сампсы в могущество Бога грома. Он взял за привычку приходить в лес за усадьбой к старому камню и возносить молитвы древним финским богам. Казалось, молитвы и вправду помогают. Бог грома часто приходил ему на помощь в трудных ситуациях. Сампса верил: несмотря на то что этот Бог убил его отца, он не должен ненавидеть сына, ведь, выкрикивая проклятия в адрес Бога грома, отец сам навлек на себя беду.
Сразу после похорон Сампса занялся комбайном. Он не стал вытаскивать его, просто разобрал на части и выкинул подальше. В «Ронкайла» сделали новую проводку, а старую обуглившуюся кровать Тайвасти разломали и сожгли в печи.
В свое время Сампса ходил в училище, потом поступил в университет, где некоторое время изучал историю искусств. Сампса любил читать книги, однако, когда он принялся вести хозяйство, стало ясно, что с цифрами он не дружит. И в юной душе засела мысль заняться антиквариатом.
Однажды летом Анелма решила привезти к ним в гости свою подругу Сиркку, которая, как говорили, всерьез занималась искусством: делала художественные аппликации.
Девушка оказалась нежным слабым существом, была младше Сампсы и возбудила в нем жалость и сочувствие. Сиркка почти во всем была полной противоположностью Анелмы: бледная с прозрачными голубыми глазами, она тенью ходила вдоль стен, теребя в руках то носовой платок, то какую-нибудь соломинку. Здоровая и рослая Анелма отличалась мужской фигурой, кожа на ее лице напоминала лошадиную шкуру, голос звучал резко и громко. Сампса был уверен, что пациента от одного ее вида начинает трясти от страха, стоило переступить порог зубного кабинета. Она была прямолинейна, груба и сильна. Когда она хватала голову больного и поворачивала ее, у того не оставалось ни малейшей возможности сбежать: «Открыть рот! Кровь сплюнуть!»
Анелме нужна была Сиркка, а той — Анелма. Сиркка не могла прокормить себя своими аппликациями, а Анелма крайне мало зарабатывала зуболечебной практикой. Поэтому они обе нуждались в Сампсе и полностью зависели от него. И, чтобы разрешить ситуацию, Анелма придумала, что Сиркка должна стать женой Сампсы. Ну, если он не хотел жениться официально, то хотя бы гражданской женой.
И тихая Сиркка начала крутиться вокруг Сампсы с утра до вечера. Она звала его прогуляться в сад, в лес или к заросшему пруду. Иногда ее нога застревала в камнях, и она робко просила Сампсу помочь выбраться. Если начинался дождь, Сиркка пряталась под свитер Сампсы, забиваясь под его защиту, словно нежный хрупкий мотылек под цветочный лепесток. Иногда она поднималась вверх по лестнице и, шагая перед Сампсой по ступенькам, поднимала край юбки так, что он мог видеть ее белые ноги без чулок. Вечерами она разливала на веранде чай, беспрестанно ласково воркуя над ухом Сампсы.
И вскоре Сампса каким-то странным образом проникся теплым чувством к нежной женщине, которая умела делать аппликации и рассуждать об истории искусств.
И вот ловушка захлопнулась. Сиркка объявила, что беременна и надо делать аборт и все такое. Она стала представляться в деревне невестой Сампсы.
— Ты поставил девушку в ужасное положение, — заявила Анелма брату. Она будет жить здесь, нравится тебе это или нет.
Так и осталось неизвестным, сделала ли Сиркка аборт. Во всяком случае, она никого не родила. Поначалу Сиркка пыталась спать с Сампсой в одной кровати. Но Анелме это категорически не нравилось, поэтому Сампса в конце концов перебрался в старую заброшенную часть дома, где было шестнадцать комнат, в одной из которых Бог грома убил его отца.
Сампса не боялся старого дома. Гораздо больше его пугали женщины, без устали плетущие интриги. Ночью по коридору второго этажа бегали сосновики, издавая странные звуки, и женщины боялись туда заходить, Сампса всегда мог там укрыться. Женщины говорили, что на втором этаже живет нечистая сила, что в грозу по коридору с настольной лампой в руках бродит прежний хозяин.
Женщины, разумеется, были совершенно правы, во всех старинных домах живут привидения.
— Ну и жизнь, — вздохнула Анелма, глядя на идущего по березовой аллее Сампсу.
Сиркка согласно кивнула.
— Давай сегодня не будем ничего делать, — осторожно предложила она.
— Да, мне тоже ничем неохота заниматься, — ответила Анелма.
Когда Сампса вернулся к веранде, ему навстречу из сауны вышел «брат» Сиркки — молодой человек, на нем были только джинсы.
— Привет. Почта пришла?
— Пришла. Но не тебе.
Этот тип поселился в «Ронкайла» прошлой весной, под предлогом, что «погостить приехал». Сампса его терпеть не мог, поскольку тот был не только ленивым, но и наглым. К своим двадцати пяти годам он ничего не добился в жизни, и в принципе не собирался ничего добиваться. Звали его Рами. Грудь и плечи молодого человека были покрыты татуировками. Крест, якорь, красотка в бикини, роза и компас… Иногда Сампса с интересом разглядывал его обнаженный торс. Да, неистребимо желание людей возводить памятники. Разумный и обеспеченный человек строит дом или хотя бы башню из бревен, возделывает землю. Глупый и нищий — наносит на тело татуировки, создавая себе памятник на собственной шкуре.
«Брат» Сиркки притащил в «Ронкайла» своих друзей, те — своих знакомых. И Сампсе пришлось терпеть вечеринки на открытом воздухе, которые те незамедлительно принялись организовывать. Эти развлечения обходились Сампсе в копеечку, особенно учитывая, что ни усадьба, ни антикварный магазин на улице Большого Роберта денег особо не приносили.
В будние дни в промежутке между вечеринками женщины натягивали с утра на себя халаты да так и ходили целый день, не считая нужным переодеться. Ничуть не смущаясь, они могли ходить в халатах и тапочках целую неделю. Если на улице шел дождь, они проводили день в постели, а в облачную погоду не выходили на улицу.
«Брат» Сиркки исчез на веранде вслед за женщинами. Вскоре оттуда донеслись оживленная болтовня и смех. «Брат» считал себя человеком с хорошим чувством юмора и с удовольствием развлекал дам.
Сампса подумал, что было бы справедливо, если бы в дом ударила молния и сожгла дотла неприятных ему людей. Он даже обращался к Богу грома, чтобы тот воплотил его мечты, но ничего не происходило.
Вот и сегодня стоял безоблачный и спокойный день. Сампса решил отправиться в Хельсинки, чтобы подготовить к лету свой магазин. Госпожа Мойсандер, помогавшая Сампсе, собралась на пару недель в отпуск, и лавочку следовало на это время закрыть.
Госпожа Мойсандер, мать-одиночка, представляла собой более тяжелый случай, чем Анелма и Сиркка, вместе взятые. Она тоже состояла в неофициальных отношениях с Сампсой. Если такие отношения так же признавались бы обществом как законный брак, Сампсу можно было бы обвинить в двоеженстве. Впрочем, его и так все время попрекали и пилили, он даже привык. Правда, иногда ему казалось, что Бог грома позабыл его, бросив в обществе сварливых баб.
