Глава 10
Едва приехавшие врачи оттеснили подруг от тела Елены Николаевны, как силы вмиг покинули девушек. До тех пор пока адреналин бурлил у них в жилах, они и сами не осознавали, насколько близко подобрались к преступнику. Но теперь, когда азарт схлынул, они не чувствовали ни рук, ни ног. Бухнулись на песок и гальку и молча наблюдали за тем, как врачи оказывают пострадавшей первую помощь.
Впрочем, реанимационная бригада действовала очень быстро. Не прошло и десяти минут, как женщину положили на носилки и уволокли через заросли ежевики. На смену врачам на место преступления прибыла полиция. Но девушки все так и сидели на том месте, где подкосились у них ноги, не в силах встать.
– Это вы нашли пострадавшую?
К девушкам подошел один из приехавших полицейских. Парень был молод, нахален и явно полагал, что сумеет раскрыть преступление одним махом, по горячим следам.
– Видели преступника? – допытывался у девушек прыткий юноша. – Знаете его? Можете продиктовать паспортные данные?
Несмотря на пережитый шок, подруги не смогли сдержать ухмылки. Ага, так и видят, как насильник несется через колючие кусты, размахивая своим паспортом. Да продираясь через колючки, злодей весь скукожился, прикрывая руками голову и лицо.
– Не видели и не знаем, кто это был.
– Но врачам вы сказали другое! Вы видели, как преступник удирал через кусты.
– Да. Он побежал вон в ту сторону.
И подруги махнули туда, где проходило шоссе.
– Естественно! – хмыкнул полицейский. – Куда же еще ему было бежать! Не в море же ему бежать и не по пляжу!
Девушки не отвечали. Они уже предвидели долгое общение с полицией. А это значит, что и сегодня ночью они толком не смогут отдохнуть.
– И понесла нас нелегкая купаться в столь поздний час!
– Не говори так! Если бы не мы, то преступник бы убил Елену Николаевну.
Подруг отвезли в участок, где они повторили то немногое, что им удалось узнать. Но и после этого их не отпустили. Почему, совершенно непонятно. Однако девушки к этому времени так вымотались, что не могли задавать никаких вопросов или как-то иначе бороться за свои права. Они молча сидели на стульях, сначала тупо глядя в стену с какими-то объявлениями, а потом и вовсе сонно дремали.
Но внезапно их дремоту прервал громкий мужской голос:
– Вы должны найти этого поддонка! Слышите? Должны! Нет, вы просто обязаны это сделать! Вы хоть знаете, кто мой отец? Вижу, что знаете. Так знайте еще и то, что я уже сообщил отцу о том, что произошло с мамой! Он немедленно возвращается домой. И я вам советую сделать так, чтобы к его возвращению урод уже сидел за решеткой! Так будет лучше для вас же самих!
Подруги продрали глаза и с интересом уставились на худощавого и стройного молодого человека, который был весь бледный от переживаемых им эмоций.
– Что за бардак? – со свойственной юности категоричностью восклицал он. – Чокнутый психопат насилует порядочных женщин на пляже, а вы тут сидите и баклуши бьете!
– Сергей Юрьевич, успокойтесь, пожалуйста. Мы делаем все, что в наших силах. Ваша мама доставлена в больницу…
– Я уже был у нее.
– Врачи говорят, ее состояние удовлетворительное.
– Она без сознания! Это для вас удовлетворительное состояние? Вам бы получить камнем по башке, посмотрел бы я тогда на то, как бы вы были удовлетворены!
Полицейский явно отчаялся успокоить буяна. Но и ссориться с ним тоже не хотел. Молодой человек был явно сыном небедных родителей, об этом говорили дорогие спортивные кроссовки, его одежда и манера разговаривать. Он держался так, словно был хозяином и этого отделения, и всего города. Ну, или если не хозяином, то, во всяком случае, персоной, весьма близкой к тому.
Подруги с интересом уставились на молодого человека. Кто же такой сынок Елены Николаевны? Очень уж дерзко он держится с окружающими его людьми. А полицейский, который разговаривал в это время с парнем, заметив взгляд подруг, с облегчением воскликнул:
– А вот как раз и свидетельницы, которые спасли вашу уважаемую матушку. Хотите с ними побеседовать?
Молодой человек тоже повернулся и посмотрел на подруг. Пожалуй, его можно было бы назвать симпатичным, если бы он чуток успокоился и взял себя в руки.
– Так это вы нашли мою мать?
– Нашли – не совсем правильное слово. Мы услышали какой-то шум и побежали посмотреть, что там такое.
– Но это вы спугнули преступника?
– Да. Мы.
Молодой человек некоторое время смотрел на подруг, а потом порывисто схватил их обеих за руки.
– Спасибо вам! – воскликнул он, причем в глазах у него появилось странное выражение, очень похожее на искреннюю признательность и даже благодарность. – Спасибо вам огромное! Я уже был у мамы. Врач в больнице сказал, что это благодаря вам она осталась жива!
– Мы ничего не сделали. Только прогнали злодея.
– Только прогнали! Так за это и спасибо! А кстати, вы не заметили, кто это был?
– Мужчина.
– Но вы можете назвать что-нибудь из его примет?
Увы, никаких примет подруги не увидели. На пляже было слишком темно. Да к тому же и насильник удрал так проворно, что они успели заметить лишь плотные джинсы и рубашку с длинными рукавами, которой были не страшны ветки колючей ежевики.
– Значит, специально для такого случая экипировался, гад! Ну, попадись он мне! Живым бы точно не ушел!
Говоря это, Сережа сжимал внушительные кулаки. При стройном, даже изящном телосложении, молодой человек обладал довольно крупными руками. Но подруги смотрели не на них. Они всматривались в лицо сына Елены Николаевны. Какое миловидное у парня лицо. И пошел он явно не в свою мать, не в Елену Николаевну. Интересно, а сколько лет ее сыну?
Леся сама не заметила, как произнесла вслух этот вопрос. Сергей хотя и удивился, но все же ответил:
– Мне? Мне в прошлом месяце исполнилось двадцать один. А что? По-вашему, я еще слишком молод, чтобы надрать негодяю задницу?
Нет, не о том думали подруги. И пока Сергей кипел праведным гневом, вслух строя всевозможные планы, как ему изловить, а потом и наказать посмевшего напасть на его мать насильника, подруги вполголоса обменивались мнениями:
– Парень-то ровесник Настиного сына.
– Ага. И зовут его так же.
– А его папаша, насколько я успела разобраться, важная шишка в этом городе.
– Помощник мэра, а это не так уж и мало.
– И двадцать лет назад тоже небось был не маленьким человеком. Запросто мог уничтожить документы, касающиеся усыновления ребенка.
– Неужели… Ты думаешь о том же, о чем и я?
– Думаю, что нам надо расспросить этого парня поподробнее о его детстве и родителях.
Но подробные расспросы, которые больше были похожи на откровенный допрос, ничего подругам не дали. Сергей, хоть и удивился их настойчивым просьбам побольше рассказать о его детстве, охотно удовлетворил их интерес. Подруги слушали о том, как он с мамой и бабушкой жил каждое лето на даче, с ними жила также няня. А папа приезжал только на выходные, потому что был очень занят, а частенько и вовсе отсутствовал в городе.
– Отец у меня замечательный. Хоть он и старше матери на четверть века, но он ее обожает. Он добивался ее любви очень долго. И лишь когда у них появился я, мама согласилась выйти замуж за папу.
Это была единственная зацепка во всей истории. Окончательно убедить или разубедить подруг могла либо сама Елена Николаевна, либо ее муж.
– Папа сможет прилететь только завтра. И то это в лучшем случае, если погода будет летная. А так… даже не знаю.
Да подругам не очень-то и нужен был высокопоставленный папа Сережи. Станет он откровенничать с девушками, пусть даже и спасшими жизнь его обожаемой жене, как же! Может, кто другой бы и расчувствовался, но закаленный в политических играх чиновник никогда.
К тому же подруги придумали, как им изобличить возможный обман родителей Сережи, не принуждая тех к откровенности. Анализ крови покажет, родной ли Сережа сын Елены Николаевны и ее грозного супруга. Если же нет, если подруги правы в своих подозрениях, то получится, что сердобольная Елена Николаевна усыновила осиротевшего мальчика Сережу. Поняв, что родная мать малыша не вернется за ним, взяла сироту к себе, воспитав, как родного сына.
Видимо, своих детей Елена Николаевна иметь не могла. Вот и пригрела сиротку, про мать которого хотя бы знала, что та не алкоголичка, не наркоманка и вообще нормальная женщина. Правда, со странностями, раз оставила горячо любимого сына.
– Как думаешь, в больнице, где лежит Елена Николаевна, врачи получают много?
– Думаю, что жену крупной местной шишки не положат в муниципальную больницу.
– Значит, идею с подкупом врача придется отставить.
И посмотрев на парня, Кира с надеждой поинтересовалась:
– Сережа, а твоей маме переливание крови не надо делать?
– Врач мне об этом ничего не говорил, – встревожился парень.
– А пришлось бы, ты бы согласился?
– Конечно! О чем речь! Это же моя мама!
Подруги переглянулись. Сережа ничего не знал о том, что, возможно, он не родной сын Елены Николаевны. Но если подруги ошибаются? В таких вещах надо знать наверняка, а не предполагать. Хватит с них уже предположений, второй раз они в ту же ловушку не угодят.
– Взять анализ крови у Сережи и Елены Николаевны и отдать генетикам. Так мы точно узнаем, родной он ей сын или не родной.
План определения родителей Сережи был у них готов. Оставалось найти исполнителя, поскольку сами подруги в таком деле пасовали. И тут, словно по заказу, в отделение вошел следователь Сосулькин – молодой, амбициозный и дерзкий. Готовый если не на все, то по крайней мере на очень многое, чтобы получить повышение по службе и войти в высшие эшелоны власти.
Лучшую кандидатуру и придумать было невозможно. Девушки дождались, пока следователь закончит свои дела, и подошли к нему.
– Снова вы! – удивился при виде них следователь. – Что вы-то тут делаете? – И тут же его лицо просветлело: – Постойте, не отвечайте! – воскликнул он. – Я сам отвечу на свой вопрос. Вы и есть те две ненормальные, которые спасли жену одного из заместителей нашего мэра?
– Почему ненормальные? Мы очень даже нормальные. А что касается спасения, то это громко сказано. Мы просто прогнали извращенца, который…
– Который обязательно бы прикончил женщину.
– Почему? Мог и так просто уйти.
– Нет, не мог, – покачал головой следователь. – Знаете, кого вы прогнали от его жертвы?
– Кого?
– Это был сам «сочинский» маньяк номер два – собственной персоной!
– Не может быть!
– Еще как может!
– А… а как вы узнали? Сделали анализ спермы?
– Ну, так далеко дело не зашло, – вздохнул Сосулькин. – Хотя кое в чем вы правы. ДНК-анализ будет сделан, но результаты его мы получим чуть позднее. Пока что я строю свою версию на другой улике. Хотите знать, на какой? А вот она!
И Сосулькин вытащил из кармана прозрачный пакетик, тщательно запаянный, в котором лежала какая-то грязная бумажка. Подруги, которые как раз сейчас размышляли о совершенно чудесном для них словосочетании «ДНК-анализ», которое прозвучало в речи следователя, с недоумением и даже отвращением взглянули на бумажку.
– И что это такое?
– Не догадываетесь?
– Нет.
– Предсмертные вирши, которые маньяк собирался посвятить своей жертве.
– Что? Этот жалкий клочок…
– Написан рукой маньяка. Верней, напечатан на компьютере.
– А что же там написано?
– Бумажку здорово потрепало. Чудо, что оперативники ее вообще нашли. Но молодцы, все-таки обнаружили, да еще и сообразили, что это такое. Видимо, закончив свое дело, маньяк отрезал бы прядь волос у жертвы, а вместо нее прикрепил эту записку.
– Она какая-то вся истерзанная, – критически заметила Кира.
– Ну, еще бы. Ведь мы сняли ее с ежевичных колючек. Видимо, преступник потерял ее, продираясь сквозь заросли.
– А еще что-нибудь удалось найти?
– Нет. Не особо. Несколько смазанных отпечатков пальцев, возможно, они принадлежат преступнику, кровь… В общем, если мы сцапаем мерзавца, то отвертеться ему не удастся.
– Вопрос, я так понимаю, в том, чтобы его сцапать.
– Верно.
Подруги вновь уставились на клочок в полиэтиленовом пакетике. Теперь он казался им куда более привлекательным. И девушки, затаив дыхание, любовались драгоценной уликой.
– Ну, а что там написано?
– Честно говоря, стишки весьма второсортные. «Люблю тебя, как снега цвет. Люблю тебя, как солнца свет».
– И все?
– Все.
Подруги были разочарованы. Они готовились услышать нечто куда более драматичное и трогательное.
– А чьи это стихи? – все же спросила Леся.
– Меня это тоже заинтересовало, – живо откликнулся следователь. – Я немного порылся в Сети и нашел эти строчки. Они принадлежат Анатолию Слепневу.
– Поэту?
– Артисту. Одна из многочисленных звезд, которые горят на нашей эстраде.
– Он популярен? Что-то я его имени не припомню.
– Потому и не припомнишь, что популярность у Слепнева такая же, как и тексты его песен. Весьма средненькая.
И тем не менее для самих сыщиков эта улика была поистине драгоценной. Ведь с ней можно было завтра отправляться на встречу с достойнейшим профессором психиатрии Ростиславом Владимировичем Кулешом. Следователь обещал, что тоже поедет с подругами. И девушки решили, что сегодня они затевать разговор о Сереже и его возможном усыновлении Еленой Николаевной и ее влиятельным супругом уже не будут. Они поговорят об этом с Сосулькином завтра.
Утро вечера, как известно, мудренее. Сегодня и они сами не в лучшей форме, и у следователя в голове бродят совсем другие мысли. К чему просить его об одолжении, рискуя получить отказ?
Кулеш оказался невысоким, но весьма крепеньким толстячком с абсолютно лысой головой и маленькими, но умными и проницательными глазками. Изъяснялся он, оснащая свою речь одному ему известными медицинскими терминами, которые подруги благополучно в одно ухо впускали, а в другое выпускали. Зачем перегружать свой мозг вещами, которыми этот человек занимался не один десяток лет? Все равно всю глубину темы они за один разговор не познают. А иной раз поверхностное знание куда хуже откровенного незнания.
Но Сосулькин оказался на высоте положения. Они с профессором говорили на одном языке, оказывается, Сосулькин имел помимо юридического еще и медицинское образование и теперь легко переводил подругам то, что считал нужным.
– Ты понимаешь все, что он говорит? – улучив момент, когда профессор отвлекся на поиски каких-то своих записей, касающихся личности «сочинского» маньяка, тихонько спросила Леся у следователя.
– Конечно. Мой отец говорил точно так же. Беседа с профессором сильно напоминает мне мое собственное детство, когда отец вызывал меня к себе в кабинет и распекал за какую-нибудь провинность. Он никогда грубо не выражался, употреблял исключительно медицинские термины и названия заболеваний, которыми я, по его мнению, страдал.
– Значит, тебя не наказывали?
– Хуже, меня лечили.
Но на этом увлекательный экскурс в детство Сосулькина закончился, потому что профессор вынырнул из-за горы своих бумаг.
– Многое мой секретарь уже перенес в компьютер, но дело «сочинского» маньяка и его подражателей осталось в прежнем виде. Как-то я не ожидал, что этот тип даст о себе знать снова. Основная волна подражателей уже схлынула. Я был уверен, что больше мы никогда не услышим ни о ком из них.
– Речь идет именно о подражателе?
– О, да. Одном из многих. И смею сказать, не о самом лучшем из них всех. До оригинала ему как «хрущевке» до Останкинской телебашни.
– Даже так?
– Сам «сочинский» маньяк, как его прозвали в прессе, был, по моему мнению, личностью неординарной, образованной и в высшей степени начитанной. Вероятно, этот человек по образованию был искусствовед, историк или филолог. Смерть он изучал долго, используя многие труды великих поэтов, писателей и философов. Смерть представлялась для него высшей точкой человеческого существования. Он стремился облагородить ее. Лично я считал и считаю до сих пор, что, убивая девушек, он оказывал им в некоторой степени услугу.
– Услугу? Лишая их жизни?
– Но при этом сохраняя их красоту и молодость. Они оставались молодыми и прекрасными в памяти тех, кто их знал. Старость, увядание и болезни – это было не для них. Только нетленность, память в сердцах и вечная красота.
Эка загнул профессор! Еще чуть-чуть, и он начнет оправдывать деятельность маньяка.
– Ладно, оставим его. Ведь нынешнее убийство было совершено не им? Елена Николаевна совсем не брюнетка. И она гораздо старше двадцати лет.
– Какое из двух преступлений вы имеете в виду? Тело под грушей или женщина на пляже? Кстати, она ведь осталась жива?
– Да. Нам удалось согнать маньяка прямо с нее. Он убегал, поддерживая свои штаны.
– И это еще одно подтверждение того, что преступление было совершено подражателем. Настоящий «сочинский» маньяк никогда не насиловал своих жертв.
– Нет?
– Говорю же, в его действиях не было жажды обладания или насилия. Он оказывал прекрасным молодым девушкам услугу, сохраняя их красоту на века.
Хороша услуга! Да и профессор этот тоже хорош! Рассуждает тут, словно бы даже оправдывая мерзавца, отправившего на тот свет не один десяток молодых девушек. А ведь сколько горя тот причинил людям. У каждой убитой им красавицы были родные, мать, отец, жених, в конце-то концов. И они вовсе не нуждались в услугах какого-то психопата, который возомнил себя вершителем чужих судеб.
А если уж маньяку так приспичило сохранять на века чью-то красоту, мог бы начать с самого себя! Прирезал или придушил и сохранился бы навсегда в памяти людей.
– Что касается первого тела, то тут сложно что-либо сказать. Тело пролежало в земле достаточно долго, одежда и плоть успели истлеть. Так что, говоря о действиях преступника-подражателя, мы отталкиваемся только от кусочка бумаги, который был прикреплен к густым волосам жертвы и на котором еще сохранились фрагменты посвященного ей стихотворения.
– И цветок.
– Да. И остатки цветка. Пыльца и стебелек. Жертвы «сочинского» маньяка и его подражателей всегда были украшены подобным образом – прекрасный цветок и любовное стихотворение. Но на этом сходство в действиях оригинала и его подражателя и заканчивается. Стихи подражателей куда более примитивны. К тому же убийца или убийцы насилуют своих жертв перед тем, как убить их. Бьет их. Часто мы находили на телах жертв синяки, ссадины и кровоподтеки. Настоящий маньяк никогда не прибегал к насилию над своими жертвами.
– Он же их убивал!
– Я уже говорил, это была с его стороны услуга. И он не мучил своих жертв. Одно движение, и они умирали. Девушки даже не успевали осознать, что с ними произошло. А что касается тела под грушей, то тут вообще наблюдается явный диссонанс.
– Какой же? Вы ведь сказали, что по телу почти невозможно ничего определить. Тело пролежало в земле и…
– Именно поэтому! – воскликнул профессор. – Настоящий «сочинский» маньяк никогда не хоронил и не прятал своих жертв. Он выставлял их напоказ, стремясь придать каждой из них наиболее выигрышную позу. Он укладывал их, бережно расправляя складки их одежды, придавая изящное положение их конечностям. Девушки казались заснувшими, прекрасными статуями. Хоронить, закапывать в землю или топить в море… такого за настоящим «сочинским» маньяком отродясь не водилось.
– А нам рассказывали, что от некоторых своих жертв «сочинский» злодей избавлялся именно таким способом.
– Значит, в тот раз речь шла не о самом «сочинском» маньяке, а о ком-то из его подражателей. С тех пор прошло много лет, кроме меня, пожалуй, никто и не помнит, как мы ловили настоящего «сочинского» маньяка. Его еще называли Овидием.
– Да, это нам рассказывали.
– А как мы потом гонялись по всему побережью за многочисленными его подражателями? Это вам тоже рассказывали? Но все они были жалкими копиями, едва заметными отражениями самого оригинала.
– Ничего себе жалкими копиями, – возмутились подруги. – На совести этих маньяков тоже немало жертв.
– Но все эти преступники по своим качествам не идут ни в какое сравнение с самим Овидием – «сочинским» маньяком. Уж мне вы можете поверить! Я изучал дела, касающиеся самого «сочинского» маньяка, и я могу вам заявить со всей основательностью… Этот человек… Он восхищался своими жертвами!
Профессор страшно разгорячился, оправдывая злодея. Подруги слушали и удивлялись, как хороший человек может легко заразиться чужим безумием. Кулеш откровенно восторгался действиями маньяка, которого изучал многие годы. Он с ним так сроднился, что перестал замечать ту грань, которая отделяет допустимое от невозможного.
– Профессор, но нас интересуют подражатели.
– Да, да. Так вот, хоронить – это нетипично. Это говорит о том, что преступник сознавал свою вину. Он стремился спрятать следы содеянного, как нашкодивший ребенок пытается зарыть разбитую чашку или осколки вазы. В психиатрии этому есть интересное определение, оно гласит…
И профессор снова начал сыпать сложными терминами, которых подруги не понимали. Поэтому они просто отключились, предоставив Сосулькину самому вести беседу со старым чудаком. Они уже поняли, что с помощью профессора им вряд ли удастся поймать маньяка. Профессор слишком закопался в свои записи и бумаги, чтобы адекватно воспринимать окружающий его мир.
Но Сосулькин явно находил удовольствие в беседе с психиатром. Он задавал ему вопросы, а потом кивал с умным видом, слушая пространные ответы профессора. Подруги с удовольствием бы ушли, но им было необходимо дождаться следователя, чтобы поговорить с ним.
Идея, осенившая подруг вчера поздно вечером, когда они впервые увидели сына Елены Николаевны, никак не хотела покидать их. И более того, чем больше девушки о ней думали, тем сильней им казалось, что идея эта стоящая.
И пока профессор бубнил на ухо Сосулькину разные умные вещи, подруги шептались друг с другом:
– Ведь, сама посуди, если Елена Николаевна знала, кто мать Сережи, то она знала и дом, в котором он родился.
– Само собой разумеется.
– А может, Настя ей и еще в чем-то призналась.
– И когда приемный сын вырос и стал взрослым, Елена Николаевна раскрыла ему тайну его рождения, а также научила, где найти клад, оставленный его настоящей родной матерью.
– Клад-то откуда? Будь у Насти клад, небось давно бы его сама выкопала.
– Но что-то ведь в саду и доме у дяди Паши искали. Что же, если не клад?
– А почему Настя его не достала?
– Может, и собиралась, да у нее времени не хватило.
Подруги переговаривались едва слышным шепотом, но Сосулькин все равно кидал в их сторону негодующие взгляды. Они мешали его увлеченной беседе с чокнутым профессором. Ну, ничего, подругам оставалось потерпеть еще самую малость. Не может быть, чтобы Сосулькин смог общаться на уровне профессора еще долго.
Так и получилось. Девушки затихли. А примерно через четверть часа начали замечать признаки утомления у обоих собеседников. Профессор сдался первым.
– Рад был с вами познакомиться, очаровательные красавицы, – поднявшись, попрощался он с подругами.
Потом профессор повернулся к Сосулькину и протянул руку ему:
– А с вами, Борис, надеюсь, мы еще увидимся. М-да… Но сейчас, извините, мне уже пора в институт к моим студентам.
Бедняги! Теперь он примется уже за них!
Но Сосулькин продемонстрировал чудеса выдержки и вежливо поблагодарил профессора:
– Наш разговор был удивительно плодотворным.
– Очень рад это слышать.
– Вы нам очень помогли, дорогой профессор.
На этом следователь крепко пожал ему руку, еще несколько раз тепло поблагодарил, и все трое наконец-то могли уходить.
– Уф! – выдохнул Сосулькин, оказавшись на улице в отдалении от дома профессора. – Ну, и зануда этот старик! И вы тоже хороши.
– А мы-то что? Сидели, молчали.
– То-то и оно, что молчали. Могли бы хоть словечко вымолвить. Отвлечь внимание старика на себя. Бросили меня одного на амбразуру.
– Извини, но мы и половины из того, что он говорил, не понимали.
– Думаете, я понимал? Нет, сначала до меня еще что-то доходило, а потом одна сплошная каша в голове образовалась. Ох, и умный старикан! Умище мощностью десять мегатонн в тротиловом эквиваленте. Но ни фига не поймешь из того, что он говорит!
Подруги радостно переглянулись. Сосулькин оказался совсем не таким умным, как они опасались. Все-таки общаться с людьми академического склада ума – это труд сам по себе уже нелегкий.
– Но хоть что-то тебе удалось понять?
– Кое-что, безусловно, удалось. К тому же профессор обещал на днях заехать к нам в отделение. Мы покажем ему найденные на месте преступления улики, тогда у нас будет полная ясность. Но мне показалось, что вы хотели о чем-то со мной поговорить?
– Да.
– О чем?
Подруги смущенно потупились. Когда наступил благоприятный момент, на них нашла непонятная стеснительность. Но при этом каждая из них понимала, что другого более подходящего случая может и не представиться. Надо было ковать железо, пока горячо. И Кира, как наиболее решительная, начала первой:
– У нас тут появилась одна идейка насчет той пропавшей женщины Насти и ее маленького сына…
– Мы знаем, как ее или даже их можно найти!
– Сын вовсе не пропал. Его усыновила другая женщина.
– Это сделала Елена Николаевна!
Сначала Сосулькин слушал подруг с удивлением, все возрастающим и возрастающим, потом расхохотался. Потом решительно отказался от предложенной ему авантюры. Но затем после пущенного в ход тяжелого оружия – предложения мага Никанора и половины аванса – задумался и как-то странно затих, время от времени поглядывая на подруг.
Молчание затягивалось, и подруги уже начали сомневаться, к тому ли человеку они обратились за помощью. И когда эти сомнения стали совсем невыносимы, Сосулькин внезапно произнес:
– Но вы хоть понимаете, что сделает с нами господин Тараскин, если узнает, что мы затеяли без его ведома?
– А кто ему скажет?
– Жена может пожаловаться.
– Она без сознания. И вообще, если она хочет, чтобы мы сохранили ее тайну, то должна быть любезной с нами.
– Вам легко говорить… Вы-то ничем не рискуете.
– Но зато ты получаешь в случае успеха целый букет привилегий.
– Это каких же?
– Во-первых, мы делимся с тобой наградой, которую пообещал нам маг.
– Это хорошо, – одобрил Сосулькин, который как всякий нормальный человек любил деньги. – Еще что?
– Ты получаешь в свои руки тайну, которую господин Тараскин и его супруга хотели бы от всех скрыть. Разве этого мало?
– От свидетелей обычно избавляются.
– Или подкупают их. Ты можешь здорово подняться по служебной лестнице, если господин Тараскин замолвит за тебя всего одно словечко перед твоим руководством.
Сосулькин снова молчал, но на этот раз подруги чувствовали, что молчание это совсем другое. Да и колебался на сей раз следователь недолго.
– Ну, ладно! – воскликнул он. – По рукам. Врач, который может провернуть эту процедуру, у меня знакомый есть. Кровь для анализа у Елены Николаевны возьмем без проблем. А у ее сына кровь на анализ возьмут якобы, чтобы проверить совместимость. Ведь лучшая донорская кровь – это кровь отца, или матери, или родного брата и сестры.
– Только действовать надо быстро, и так много времени потеряно.
– Не сказал бы, – покачал головой Сосулькин. – Вы, девчонки, прямо метеоры.
– Скорей уж, кометы.
– Кстати, у меня есть для вас кое-какая информация. Вы тут просили меня навести справки о бывших владельцах дома с привидением.
– Да. И что ты узнал?
– Первый владелец – Михаил Бабкин точно не мог изображать призрака и копаться на грядках в поисках чего бы там ни было. Дело в том, что он и сам уже того… призрак.
– Выражайся, пожалуйста, яснее.
– Бабкин погиб на зоне. Еще тогда, в начале девяностых. Обстоятельства его смерти остаются до конца не выясненными. Но есть версия о мести его бывших дружков.
– Мести за что?
– Ходят слухи, что Бабкин был нечист на руку. Он присвоил себе часть денег из воровского общака. А за такие вещи наказание всегда только одно – смерть.
– Значит, Бабкин мертв. И это точно?
– Точней не бывает.
– А другие бывшие владельцы?
– У них алиби. Все они жители других областей. И все они в последний месяц не покидали места своей регистрации.
Подруги с удовольствием расспросили бы следователя поподробнее, но Сосулькин уже думал о другом. Опасения вновь начали терзать его мужественное сердце.
– Ох, не погладит нас по голове господин Тараскин за самоуправство! И ведь без санкции прокурора… Да за такие дела, если правда выйдет наружу, можно и погон лишиться.
И все же, несмотря на терзающие его опасения, Сосулькин пошел на поводу у подруг. Он согласился взять кровь для ДНК-анализа у Елены Николаевны и Сережи. Если окажется, что этот юноша не может быть сыном этой женщины, версия подруг подтвердится. А если же нет… что же, они теряли только деньги, отданные за экспертизу. А средства благодаря щедрости Никанора и его внезапно проснувшимся отцовским чувствам у подруг были. Они выдали Сосулькину аванс, а сами вздохнули с облегчением и отправились к морю.
Ну, в конце-то концов, они ведь сюда именно ради моря и приехали. А вместо того, чтобы купаться в лазурных волнах, таскаются по городу и занимаются черт знает чем. То маньяков ловят, то с сумасшедшими профессорами парятся. А теперь вот и вовсе обнаглели, посягнули на сына заместителя здешнего мэра.
Прав Сосулькин, за такое их не похвалят. В случае неудачи подругам придется уносить ноги побыстрее. Им следует накупаться вдоволь, потому что другого случая может и не представиться.
