Дарья Калинина
Нимфа с большими понтами
Глава первая
Некоторые родственники в состоянии отравить вам не только настроение, но и всю жизнь. Примерно так думала Кира, играя со своим любимцем Фантиком и вспоминая вчерашнюю вечеринку у Жени. Фантик, будучи уже солидным котом в возрасте, прыгал за «раскидайкой» на резинке, словно несмышленый котенок.
Это вообще была его самая любимая игрушка. И Кира, которая потратила небольшое состояние на разные игрушки — заводные плюшевые улитки с трепещущими усиками и блестящими глазками, мышки со вкусом кошачьей мяты или восхитительная когтедерка из рыхлой шерстяной ткани, о которую, как ей казалось, так приятно драть когти, — искренне недоумевала.
Всем изысканным и зачастую дорогим игрушкам ее обожаемый Фантик предпочитал старенькую «раскидайку», купленную еще Кириной бабушкой во время майских демонстраций.
Наблюдая за резвящимся пушистым красавцем, Кира постоянно возвращалась к своим размышлениям. А именно: какая же стерва все-таки досталась ее бедной подруге Женьке в родные сестры.
— И угораздило же ее маму завести себе еще одного ребенка, — пожаловалась Фантику Кира, которому уже прискучила игра и он отправился проверить, не появилось ли в его чудесной мисочке из специального «фарфора» чего-нибудь этакого, вкусненького.
Кира отлично знала, что миска пуста. И поэтому последовала за котом, чтобы положить ему порцию его любимого консервированного тунца в нежном соусе. И пока Фантик, урча, поглощал угощение, Кира продолжала сетовать:
— Зачем Женькина мать родила эту Алину? Теперь мало того, что эта образина всем рассказывает о том, что она моложе Женьки на целых пять лет, так она еще и выглядит не на свой возраст, а значительно старше!
В глубине души Кира была даже уверена, что Алина специально старит себя, отправляясь туда, где предположительно будет находиться и ее родная сестра. Разумеется, ни одной женщине в здравом уме не могла бы прийти в голову подобная нелепость. Но надо знать эту Алину! Для нее сделать гадость родной сестре — наипервейшая радость и даже смысл ее никчемной жизни.
— Уф! — выдохнула Кира, у которой при воспоминании о вчерашнем вечере внутри все переворачивалось и кипело от бессильной злости и жалости к подруге.
Вчера у Женьки намечалось судьбоносное событие. А именно, должна была состояться официальная помолвка и представление жениха родственникам. Родни у Женьки пруд пруди. Так что церемония обещала быть долгой и насыщенной разными казусами. Правда, Женя пригласила почти всех своих подруг. В качестве моральной поддержки на случай козней младшей сестрицы.
— Может быть, обойдемся на этот раз без Алины? — поинтересовалась Кира, когда услышала о готовящейся церемонии.
— Или вообще без знакомства с родней! — добавила Леся. — Иногда это бывает весьма чревато.
— Пусть берет тебя так, — сказала Кира. — Без родни. С родней может познакомиться уже на банкете, после регистрации.
— Когда деваться ему все равно будет уже некуда, — закончила их общую мысль Леся.
— Девчонки, вы не понимаете! — воскликнула Женя. — У нас так положено. Все и всегда знакомятся с женихом еще до свадьбы.
— Идиотская практика, — пробормотала Кира.
— Остается только удивляться, как это женщинам в вашей семье вообще удавалось выходить замуж, — добавила Леся.
— Если я поступлю иначе, меня не поймут, — возражала Женя, явно не чуя размера нависшей над ней опасности. — А не пригласить Алину я тоже не могу. Она же моя родная сестра! Как это будет выглядеть?
Кира с Лесей покачали головами, показывая, что лучше уж совсем без сестры, чем с такой.
— Но вы же придете? — умоляюще посмотрела на них Женя. — Правда?
Прийти-то подруги, конечно же, пришли. Но как оказалось, козни Алины не удалось нейтрализовать даже их совместными усилиями. Жутко обозлившаяся на то, что старшая сестра, которую в семье уже записали в старые девы, все же выходит замуж раньше ее, Алина была готова к самым решительным действиям. И развернула их в тот момент, когда все уже немного выпили и расслабились. Во всяком случае, Кира с Лесей расслабились, видя примерное поведение младшей сестрицы. И вот тут-то коварная Алина и показала, на что она способна.
— Ой. — Киру даже передернуло при этих воспоминаниях.
Фантик оторвался от тунца и мяукнул что-то сочувственное. Во всяком случае, Кире хотелось думать, что он ей сочувствует. На самом деле Фантик был котом себе на уме. И сочувствовать умел только самому себе, когда долго не ел ничего вкусненького.
Но если Кире сейчас было так скверно на душе, то каково же бедной Женьке, лишившейся одним махом, благодаря этой язве Алине, и горячо любимого жениха, и отдельной квартиры, в которой она уже начала наводить уют, и заодно уважения всей своей родни? Кошмар! Форменный кошмар и ужас!
А ведь начиналось все не так уж и плохо. Алиночка пожелала произнести тост в честь жениха и невесты. Кира с Лесей сидели от нее слишком далеко, поэтому вовремя не сумели скрутить мерзавку, запереть в темном чулане и забыть ее там навеки.
Итак, Алина встала, дождалась тишины и начала говорить. В общем, смысл ее слов сводился к тому, что она очень рада за свою старшую сестру, которую не поимел разве что ленивый, но которая наконец-то нашла себе доверчивого простачка, готового на ней жениться.
— Как я за тебя рада, Женечка! — скаля в змеиной улыбке свои мелкие острые зубки, щебетала Алина. — После всех этих ужасных мужчин, которые тебя бросали под идиотскими предлогами, будто ты гуляешь направо и налево, пьешь ведрами, не умеешь готовить, что ты неряха, воруешь их деньги и прочую ерунду, ты наконец-то встретила человека, который сумел тебя полюбить со всеми твоими недостатками. И даже простить тебе все твои прошлые прегрешения.
Следующая часть спитча сводилась к следующему: она надеется, что у Жени хватит ума, чтобы не упустить такую выгодную партию. Ну, не то что выгодную, мог бы быть жених и побогаче, и покрасивей, и поумней. Но другого у Жени вообще, похоже, не предвидится. Чай, не девочка. А при всей своей любвеобильности женить на себе она смогла только Германа.
Ну да, жениха звали Герман. Вот именно, что звали. Теперь — поминай как звали!
И Кира снова тяжело вздохнула. После тоста Алины Герман, даром что был частным детективом и должен бы видеть людей насквозь, как-то притих и призадумался. Одним словом, в душе его поселились самые мрачные подозрения. Он ведь не знал, что за стерва эта Алина! Ох не знал! И наивно полагал, что она не рассказала и половины правды о своей старшей сестре. Тем более что репутация у интриганки Алины в семье была самая превосходная. Умела, стервоза, втереть всем очки, и родня была о ней самого лучшего мнения. Вот и Герман попался на ее удочку.
— Герман, что ты ее слушаешь? — пыталась вразумить его Леся. — Эта стерва всегда ненавидела Женю!
— За что? — мрачно сверкнул на нее глазами Герман. — Наверное, был повод. Жениха у нее увела старшая сестрица, да? Или что-то еще? Похуже?
— Да ничего такого не было! Ни похуже, ни получше!
— Мы с Женей общаемся уже полгода, а о том, что у нее есть сестра, я узнаю только сегодня! — воскликнул Герман. — Почему?
— Потому что она стерва! И Женька просто избегала тебя с ней знакомить.
— А может быть, потому, что Женина сестра не умеет лгать и говорит всегда людям в глаза только правду? — вопросительно посмотрел на подруг Герман.
Леся онемела от такой несправедливости. Это Алинка-то говорит правду? Да у этой змеи с языка разве что яд не капает! Ни словечка в простоте не молвит! Все с подковыкой да с задним смыслом.
Вообще-то, по мнению Киры, если люди, говорящие исключительно правду, когда-то и существовали на этой планете, то явно очень недолгое время. Потом грубые соплеменники, повинуясь своим первобытным инстинктам, просто изничтожили бы их как вид. Ну скажите, кому может понравиться, когда вам говорят, что вы толстая, что у вас прыщи по всей спине и вдобавок ноги слегка кривоваты? Или что вы дурак и пенис у вас маленький.
Нет, нет, правду люди разучились говорить еще на заре своего развития.
Но переубедить Германа подругам не удалось. Мерзкая Алинка сделала свое черное дело. И между женихом и невестой пробежала неприятная кошка. Пока еще только котенок, но благодаря неуклонным стараниям Алины к концу вечера он вымахал в здоровенного усатого черного котяру!
В итоге вечер закончился прескверно. Герман удалился с самым задумчивым видом и под явно надуманным предлогом. Какое-то срочное дело у него, видите ли, образовалось. И главное, простился он с Женей так холодно, словно чужой. Чмокнул в щеку и все! И сразу же удрал. Остальные гости тоже рассосались с подозрительной быстротой. Наверное, смекнули, что погулять на свадьбе у Женьки им придется не скоро.
— Он больше не придет! — рыдала Женя после ухода Германа. — Я чувствую! Он ушел навсегда!
Кира с Лесей многозначительно переглядывались. Судя по всему, настроен он был весьма решительно. Мужик явно поверил грязным наветам Алинки.
— Наверное, решил, что родная сестра не станет зря клепать на Женьку, — шепотом поделилась своими опасениями Леся. — Как бы и в самом деле не слинял с концами!
— Ну и пусть проваливает! — гневно прошипела в ответ Кира, косясь на заливающуюся слезами Женьку. — Если уж он такой кретин, что поверил этой гадюке Алинке.
Но на душе у Киры было тяжко. Нет, не оправдали они с Лесей возложенного на них подругой доверия. Совсем не оправдали!
— Что мне теперь делать? — подняла на них заплаканное лицо Женя.
— Во-первых, убить Алинку, — быстро сказала Кира. — Это самое для тебя важное!
— А где она? — всхлипнула Женя.
— Ты в самом деле ее убивать будешь? — всполошилась Леся.
Женя покачала головой.
— Нет, но поговорить я с ней хочу, — сказала она.
Но при осмотре квартиры выяснилось, что Алина испарилась. Видимо, выскользнула вместе с гостями, опасаясь справедливого возмездия. Или просто чтобы еще больше очернить репутацию Женьки. Тот факт, что вместе с Алиной провожать гостей пошли и Женькина мама, и бабушка, успокаивал мало. Они давно уже не имели никакого влияния на младшенькую. Если кого Алинка и побаивалась, то только Женю, когда та приходила в полное неистовство от ее выходок и могла наброситься на младшенькую с кулаками.
— Почему она меня так ненавидит? — разрыдалась Женя, когда поняла, что потолковать по душам с клеветницей сегодня не удастся. — Добро бы у нее парня не было. Так ведь есть же! И она даже живет у него дома!
— Что? Неужели кто-то позарился на эту заразу? — искренне поразилась Леся.
Нет, в самом деле, ну что же это на свете творится? У нее, милой, доброй и в меру упитанной, приличного мужчины нет и не предвидится. А вот у таких подлых гадин они, оказывается, есть.
Кира тоже находилась в ступоре. Она последние два месяца провела в полной изоляции от сильного пола. И теперь чувствовала себя в какой-то мере тоже обманутой. Это чувство сохранилось у нее до утра следующего дня. Усиленная доза коньяка, принятая на ночь в качестве успокоительного, не помогла. И утром Кира встала в состоянии глубокой депрессии, которая навалилась на нее за ночь.
В такой ситуации могла помочь ударная работа или общение с животным. Последнее находилось ближе и вообще было как-то приятней. И поэтому Кира обратилась за помощью к Фантику. Сначала расчесала ему шерстку, потом показала картинку с потрясающей корзиной-подушкой, которую собиралась купить Фантику из ближайших денежных поступлений.
Правда, тут их мнения разделились. Кира облюбовала подушечку из розового атласа с оторочкой из белого пушистого меха с бусинками. Фантик без колебаний и даже с презрением отверг явно дамский вариант своего отдыха, отдав предпочтение хлопковому диванчику мужественной леопардовой раскраски. Но потом на выборе ошейника они снова помирились, и Фантик забрался хозяйке на руки и начал самозабвенно мурлыкать.
— Ты лучший антидепрессант на свете! — призналась Кира коту, когда настроение у нее наконец несколько улучшилось.
В конце концов, что такого произошло? Подумаешь, одна молодая наглая дура облила грязью свою сестру, хорошую девушку. А другой дурак — жених этой хорошей девушки — взял да и поверил. Свадьба, по всей видимости, расстроилась. Так оно и к лучшему! Какой из Германа муж! Что это за муж такой — частный детектив? Сыщик! Нет уж, пусть такое добро кому-нибудь другому достанется. А Жене они подыщут хорошего, положительного и ценящего ее достоинства мужа!
И с этой благой мыслью Кира вскочила с кресла, чтобы начать немедленно претворять свой план в жизнь. Ей помешал звонок. Настойчивый и даже дерзкий. Зажав уши, Кира бросилась открывать. Звонок у нее стоял такой, что и мертвого мог на ноги поднять. Девушка все собиралась его поменять, но у нее каждый раз находились занятия поинтересней, и до звонка руки не доходили.
Распахнув дверь, Кира приготовилась высказать все, что у нее накопилось на душе, пока она бежала к дверям. Но она вовремя осеклась. На пороге стояла незнакомая ей молодая, но довольно полная женщина в слегка порванной у ворота кофточке и помятой и испачканной чем-то юбке. На щеке ее красовалась здоровенная ссадина.
Но это бы ладно. В конце концов, это ее личное дело, если хочет ходить замарашкой и с расквашенной мордой. Однако вдобавок ко всему женщина держала на руках грудного младенца, завернутого в тоненькое байковое одеяло. Но даже и этот факт Кира как-нибудь пережила бы. Если бы не…
— Сестренка! Нашлась! — всхлипнула вдруг незнакомка с младенцем и буквально упала на грудь Киры.
Младенец таким образом оказался стиснут где-то между плечом Киры и животом незнакомки. Положение ему явно не понравилось. Он заворочался и разревелся.
— Вот! — расстроилась незнакомка, отлепляясь от ошеломленной Киры, которая, чтобы не упасть, вынуждена была ухватиться за стену. — Есть хочет. Покормить у тебя найдется чем?
— Что? — пробормотала Кира. — Хотя да, конечно! Он голодный?
— Знамо дело, — кивнула женщина. — Из Твери путь не близкий. На попутках добираться почти четырнадцать часов пришлось.
— И ребенок все это время не ел? — ужаснулась Кира.
Разумеется, она имела самое смутное представление о диете младенцев. Но слышала, что новорожденные, кажется, едят чуть ли не каждый час. А если есть такая возможность, так и вообще постоянно чего-нибудь сосут. С перерывами на сон. Младенец в руках незнакомки казался совсем крошечным. Личико у него было маленькое. А выглядывающие из одеяла ручки совсем игрушечными и какими-то умилительно тоненькими.
— Он же может умереть! — прошептала Кира, поспешно отступая прочь. — От голода!
Фантик, который был ужасно любопытным, тоже вышел к дверям. И сейчас с интересом принюхивался к незнакомым запахам.
— Да не помрет, чай! — весело заявила незнакомка, проходя в Кирину квартиру. — Покормить его, он и угомонится!
С этими словами она прошествовала на кухню. Там она быстренько устроила младенца на кухонном диванчике и плюхнулась рядом с ним сама.
— Уф! — произнесла женщина. — Упарилась я с ним! Чайку нальешь?
Кира наконец получила возможность хорошенько рассмотреть женщину. Она оказалась несколько старше, чем сначала показалось Кире. Видимо, ей было хорошо за тридцать. Либо жизнь у нее была тяжелая, и состарилась незнакомка рано. Фигура полная и какая-то расплывшаяся. Лицо и руки красные и огрубевшие. Под ногтями чернела то ли грязь, то ли дорожная пыль. Наверное, путешествуя на попутках, трудно выглядеть свеженькой, словно роза. Но Кира все равно ужаснулась, представив, что такая вот грязнуля своими руками дотрагивается до младенца.
Тем временем младенец продолжал надрываться от крика.
— Ну чего ты? — выжидательно уставилась на Киру женщина. — Молоко тащи! Видишь, есть хочет.
— К-какое молоко? — удивилась Кира.
— Обычное! — казалось, развеселилась тетка. — Которое в магазине продается! Или у вас в городе коров держат? Так я не против!
— Нет, — покачала головой Кира. — Коров у нас нет. Но разве вы не сами кормите младенца?
— Вот еще! — неожиданно вспыхнула женщина.
И заметив удивленный взгляд Киры, сочла нужным пояснить:
— Нет у меня молока! Грудница прихватила. В один миг перегорело.
Кира помолчала. Как ни мало она была осведомлена о жизни кормящих матерей и младенцев, но все же ей казалось, что их должны кормить какими-то специальными смесями, которые, наверное, продавались в аптеках или специализированных магазинах. Но судя по всему, ничего такого у незнакомой женщины при себе не было. Младенец тем временем исходил криком, совершенно не давая бедной Кире сосредоточиться и додумать какую-то очень важную мысль.
— Слушай, сунь ты ему что-нибудь! — возмутилась незнакомка. — Кусок сахару у тебя есть? Нет? А конфета?
— «Коровка» подойдет?
— Отлично! — обрадовалась тетка. — То, что надо! Марля у тебя есть? Или бинт?
Стерильный бинт нашелся в аптечке. Тетка ловко открыла конфету, завернула ее в бинт и сунула это кондитерское изделие младенцу в рот.
— Что вы делаете? — кинулась Кира спасать ребенка, но изумленно остановилась.
Стоило конфете попасть в рот к младенцу, как он довольно зачмокал и утих.
— Ой, — воскликнула Кира, опускаясь на табурет, не в силах отвести глаз от этого зрелища. — А ему не повредит?
— Чего ему сделается? — равнодушно пожала плечами тетка. — Сосет и ладно. Пока сосет, молчит. А мы с тобой хоть поговорить сможем.
— О чем? — машинально откликнулась Кира.
Женщина всплеснула руками.
— Ну ты даешь! — восхитилась она. — С будуна ты, что ли? Не слышала, чего я тебе сказала? Сеструха ты моя! Родная и единственная! Рада?
При этих словах таинственной незнакомки Кире сделалось не то что не по себе, а по-настоящему дурно. Да она ненормальная! Или просто ошиблась адресом. Последнее было бы просто подарком небес, но, похоже, небеса радовать Киру сегодня не собирались. Потому что тетка извлекла из кармана замусоленную бумажку и чуть ли не по складам прочитала указанный там адрес.
Он до последней буковки и циферки совпадал с адресом Киры.
— Ну? Твой, что ли, адрес? — спросила у нее женщина.
— Мой, — прошептала окончательно обалдевшая Кира.
— Ну так! — явно обрадовалась женщина. — Я и говорю! Сеструха ты моя!
И она кинулась обниматься. Кира с трудом перенесла объятия. От «сеструхи» порядком попахивало дешевым пивом. И еще кое-чем столь же малоприятным.
— Не понимаю, о чем вы говорите! — сказала Кира, когда ей удалось высвободиться из объятий этой женщины. — Не знаю, кто вы такая. И откуда у вас взялся мой адрес. Но вы мне не сестра! Потому что нет у меня сестер! Вообще! Я у матери была единственным ребенком!
— Ой ли! — покачала головой женщина. — А ты уверена в этом?
— Конечно! — кивнула головой Кира. — Моя мама умерла, когда я была маленькой. Отца я не помню. Но меня воспитывала бабушка. И если бы у меня была сестра, она бы уж мне об этом сказала!
— Баба Марфута тебя воспитывала? — усмехнулась женщина. — Так, что ли?
Кира задохнулась.
— Откуда вы знаете, как звали мою бабушку? — спросила она.
Баба Марфута! Так называла ее бабушку только Кирина мама и сама Кира. И больше никто! Это было семейное прозвище. Посторонние не могли его знать. Так откуда же его знает эта тетка?
Кира изумленно уставилась на женщину.
— Кто вы? — повторила она.
— Да ты глухая! — воскликнула та. — Сказано же тебе, сестра я твоя. Родная. А звать меня Фёкла.
— Как? — прошептала Кира, чувствуя, что окончательно слабеет.
Никогда ее интеллигентная мама не смогла бы назвать своего ребенка таким жутким именем Фёкла, свекла… Никогда! Матильдой, да! Луизой, да! Генриеттой тоже могла, если бы вдруг решила отравить жизнь крошке. Но только не этой «свеклой»!
— Папаша мой учудил! — заявила Кире женщина. — Он у меня крутого нрава мужик был. Мать наша через это от него и сбежала. Ну, что поделаешь, любил покойник, чтобы все по его обязательно делалось. Кто такое стерпит? Вот и меня назвал в честь своей собственной бабки. Дескать, сильной воли женщина была. После войны на себе землю пахала, детей кормила и мужа-инвалида тащила.
Кире окончательно поплохело. Наличие у нее такого числа новоявленных деревенских родственников, способных к тому же пахать вместо лошади, не просто ошарашивало, а откровенно пугало. К тому же младенец в этот момент выплюнул соску и немедленно разразился душераздирающим воплем. Фёкла быстро подняла марлю с пола и, прежде чем Кира успела ей помещать, снова сунула ее младенцу в рот.
— Что вы делаете?! — возмутилась Кира.
— А чего? — распахнула Фёкла глазищи, которые оказались у нее совершенно зеленые.
Но не того изумрудно-зеленого оттенка, какими они были у самой Киры, а грязно-зеленого, словно водичка в болоте.
— Чего ему сделается-то? — повторила Фёкла. — Моя бабка всегда так делала! И я с ребятишками за свою жизнь столько навозилась.
— У него же понос сделается?
— Ничего ему не будет, — заверила ее Фёкла. — Только здоровей станет. Этому меня бабка тоже научила.
— Эта та, которая на своих детях пахала? — слабым голосом уточнила Кира.
— Ну ты даешь! То прабабка моя была! Да и не на детях она пахала, а на себе самой. Как бы она на детях-то пахала, коли они у нее мал мала меньше были?
Кира решила не спорить. В конце концов, какое ей дело до родни этой Фёклы? Пусть кормит своего младенца и убирается, откуда пришла. Нет у Киры таких родственников. И быть не может!
— Вижу, не веришь ты мне! — закручинилась Фёкла. — А ведь я не вру.
И она полезла за пазуху. Кира с некоторой опаской наблюдала за ее действиями. «Сестрица» с ее простонародными манерами, порванным и помятым дорожным туалетом и весьма странным образом жизни не внушала ей никакого доверия. Однако все обошлось. Из-за пазухи Фёкла извлекла вовсе не пистолет и не бомбу, как втихомолку опасалась Кира, а всего лишь несколько потрепанных и пожелтевших от времени листков бумаги.
— Вот, — произнесла она, протягивая их Кире. — Взгляни-ка! Узнаешь?
Кира дрожащей рукой взяла протянутые ей листки. Но уже при первом же взгляде на них сердце ее тревожно забилось. Кира буквально впилась глазами в строчки писем. В том, что это были именно письма, у Киры сомнений не возникло. Написаны они были Фёкле. Во всяком случае именно к ней они были адресованы.
— Но боже мой! — прошептала пораженная Кира. — Это же почерк моей мамы!
— А я тебе о чем говорю! — самодовольно кивнула Фёкла. — Ты, главное дело, дальше читай! Там еще и письма нашей бабки Марфуты есть! Ты читай! Читай! Мне скрывать нечего!
И Кира принялась читать дальше. Наконец она закончила чтение и бессильно опустила руки, уставившись вдаль невидящим взором. Может быть, она сходит с ума? У нее галлюцинация? И она приняла почерк незнакомой женщины за почерк родной матери? Кира снова поднесла листки к глазам. Ладно, предположим, почерк мамы она еще могла забыть. Все-таки та умерла, когда Кира была совсем маленькой. Но почерк своей бабушки она забыть не могла!
Сколько раз она читала неровные бабушкины каракули. Почерк у бабушки был очень характерный. Кира бы не спутала его ни с одним другим в мире, никогда в жизни. И теперь ей волей или неволей, но приходилось признать, что письма в самом деле написаны ее бабушкой. И в них она называла Фёклу своей милой внучкой. Писала, что любит ее. И очень переживает, что ни она, ни мать не могут встретиться с девочкой или даже просто повидать ее, пока жив отец Фёклы. Потому что это такой жуткий человек, что…
— Скажи, — едва слышно произнесла Кира, — а твой отец, он и мой… мой тоже?
— Нет, — покачала головой Фёкла. — Точно говорю, что нет. После того как наша мать от него удрала, он на другой бабе женился. А мать тоже, наверное, кого-то себе нашла, раз у нее ты появилась. Только это уже спустя семь лет произошло после того, как она от бати ушла.
Кира быстро подсчитала, что незнакомке лишь немногим за тридцать. И что же, в таком сравнительно молодом возрасте можно так скверно выглядеть? И ее саму это ждет? Ведь у них одна мать. Кира содрогнулась и тут же обвинила во всем породу Фёклиного отца. А кого же еще? Она сама пошла в маму. Та тоже была высокой, сухопарой, с густыми рыжими волосами и неукротимым темпераментом. И бабушка была такой же. Только волосы у той были в молодости каштановыми, впрочем, тоже с рыжеватым отливом.
А вот Фёкла уже сейчас была словно квашня. Тело у женщины было полным, рыхлым и каким-то дебелым, несмотря на относительную молодость. Бывают полные женщины, но так крепко сбитые и ладные, что на них приятно посмотреть. Фёкла к их числу явно не относилась.
— Что смотришь? — верно истолковала Кирин взгляд Фёкла. — Оцениваешь? Так ты не смотри, это я после родов раздобрела. А еще год назад постройней тебя была.
Кира в этом очень сомневалась. Но спорить не стала. Какая ей, в сущности, разница, была ее сестрица когда-нибудь стройной или так и родилась толстухой? После прочтения писем Кира вынуждена была признать, что у нее в самом деле была сестра. Но по какой-то причине ни мама, ни бабушка Марфа не пожелали рассказать о ней Кире.
— Знаю, — отмахнулась Фёкла. — Не могли они тебе сказать. Боялись, что ты ко мне знакомиться полезешь.
— А почему бы и нет? — поразилась Кира. — Ведь мы же сестры! По матери! В одном животике выросли. Родная кровь!
— Да все дело в моем папаше было, — неохотно произнесла Фёкла. — Вот уж кто бешеным был, чтобы ему провалиться в самое пекло! Мать нашу допек, что она сбежала. Меня себе отсудил. И все ей грозил, что коли она возле меня хоть разок появиться вздумает, так он и ее, и тебя, и бабушку пришибет.
— И мог?
— Мог, — заверила Фёкла. — Он по молодости за убийство сидел. Да и жену свою вторую, хоть и не доказано это было, тоже убил.
— Как же так?
— А так! Ну, на следствии-то дело так представили, будто бы она сама из окна выбросилась. А дверь, дескать, в квартиру изнутри закрыта была. Только я знаю, замок у нас хитрый был. Его, если умеючи, и снаружи можно было так прикрыть, чтобы казалось, будто человек изнутри закрылся.
— И что, никто об этом следователю не рассказал?
— Да ты что? — искренне удивилась Фёкла. — Кому же с моим батей связываться хотелось? Он ведь и через десять лет отомстить бы мог. Вернулся бы с отсидки да глаз бы тому человеку на одно место натянул.
— Ой! — тихонько вскрикнула Кира. — А он… твой отец… он теперь точно умер?
— Не боись! — авторитетно заявила старшая сестра. — Покойник! Сама в землю зарывала.
— А умер он как? — насторожилась Кира.
Может быть, сейчас сестрица признается в том, что она отцеубийца? Но нет, не похоже.
— В избе он сгорел, — спокойно объяснила ей Фёкла. — Напился в стельку, сигарету в ветошь уронил да и сгорел вместе с домом. А как жаль. Хороший такой был!
— Отец?!
— Дом!
Кира замолчала, не зная, что еще сказать по этому поводу. Но тут снова заворочался и забеспокоился ребенок. Судя по тому, как быстро расправился он с конфетой, аппетит у него был хороший.
— Молочка бы ему надо дать! — забеспокоилась Фёкла. — А то снова орать примется.
— Да нет у меня специального молока в доме! Откуда? В аптеку надо идти!
Но Фёкла и не думала никуда двигаться. Она смотрела на Фантика, который с озадаченным видом замер в дверях кухни. И водил носом из стороны в сторону.
— Кот есть, а молока в доме нет? — недоверчиво спросила она у Киры.
И не дожидаясь разрешения, распахнула дверь холодильника.
— Так вот же оно! — торжествующе воскликнула она. — Молочко и есть!
— Но это же не то молоко! Детям надо специальное! Я знаю!
— Сойдет и такое, — равнодушно заявила Фёкла, извлекая из холодильника пачку «Клевера» и выливая его в ковшик, чтобы подогреть. — И очень даже хорошее молочко. Не киснет, не сворачивается. Неделю можно на воздухе хранить, а ему хоть бы хны!
И окинув взглядом недавно отремонтированную Кирину кухню с новой мебелью и техникой, одобрительно добавила:
— Богато живешь, сестренка! Не то что мы, горемычные!
У Киры засосало под ложечкой от какого-то нехорошего предчувствия.
— Так я у тебя пока поживу, — сказала Фёкла, и Кира поняла, что предчувствие ее оправдалось.
Но не отказать же родной сестре?! Да еще с грудным младенцем на руках! Боже мой, вот положение!
— Хорошо, — кивнула Кира.
— Да ты не бойся! Мы к тебе ненадолго, — утешила ее Фёкла. — И деньги у меня есть. Я квартиру в Твери продала. Теперь к мужу перебираюсь в Нижний Тагил. Там за эти деньги можно отличное жилье купить.
— А ко мне зачем тогда завернула? — удивилась Кира.
— Так повидать же хотела, — пояснила ей Фёкла. — Познакомиться.
Что-то в словах сестрицы показалось Кире странным. Да и вообще весь этот ошеломительный визит родной сестры навевал на Киру какие-то туманные сомнения. А почему бы ей было предварительно не позвонить? Если уж она знала адрес, то и телефон узнать могла. Тем более что номер их телефона не менялся уже лет тридцать.
Но долго размышлять на эту тему времени у нее не было. Возникли новые хлопоты с ребенком. Рожка с соской, чтобы напоить его, у Фёклы при себе тоже не оказалось. Так что в магазин идти все же пришлось.
— Сама схожу! — заявила Фёкла. — Видела я по пути, где тут у вас аптека. Найду. А то ты еще дорогой купишь. А мы подешевле обычно берем.
И она начала собираться. Переодела порванную блузку, нашлась другая. Тоже мятая, из дешевой ткани, но хотя бы целая.
— А где это ты так извалялась? — спросила у нее Кира. — Дралась, что ли?
— Угу, — буркнула Фёкла. — Пришлось двоим тут мозги вправить! Вот мужики! Вконец обурели! За них работу сделай, а они еще и весь навар захапать норовят. И с какой стати я должна с ними делиться?
И на ее лицо набежала тучка.
— Да и вообще, — произнесла она, задумчиво уставившись в стену, на которой не было ровным счетом ничего интересного, кроме порядком запылившейся уже лубочной картинки. — Больно не по душе мне их рожи пришлись. И отпускать не хотели!
Больше Кирина сестра к своему странному замечанию не сочла нужным добавить ничего. А у Киры так пухла от нее и рева младенца голова, что она и не спросила. Знала бы заранее, как потом будет сожалеть об этом, плюнула бы на свою опухшую голову. И вытрясла бы уж из сестрицы всю ее подноготную.
Но ничего этого не произошло.
— Младенца тебе оставляю! — заявила Фёкла младшей сестре, уже стоя в прихожей. — И вещички, само собой. Не помешают, чай.
Впрочем, вещей у Фёклы было на удивление мало. Одна потрепанная сумка, которая висела у нее на плече. Женщина снова хорошенько порылась в ней, достала оттуда какой-то немыслимо яркий кошелек с блестящими попугаями, пересчитала наличность и кивнула головой:
— Ну, я пошла! Пока, сестричка!
Дверь за ней захлопнулась. И Кира осталась наедине с младенцем.
