Глава 7
Вильнюс встретил подруг ароматом свежей выпечки, а привокзальная площадь порадовала видом первых луковичных цветочков, уже робко проклюнувшихся из оттаивающей земли.
– Посмотри, какая красота! – немедленно оживилась при виде цветов Леся. – Еще холод стоит, а эти малыши уже цветут! Надо узнать их названия и посадить у нас на участке! Только снег сошел, а они уже цветут!
– Цветами займемся потом.
– Ладно. Но не забудь узнать их название.
– Торжественно тебе обещаю, что, как только мы найдем бывший дом тетки Розалии и поговорим с ее наследниками, тут же поедем в ближайший питомник и накупим там луковиц и корневищ.
– И крыжовник! Я была в детстве с мамой в Литве. И старушка на какой-то остановке продавала крыжовник, ягоды у которого были с грецкий орех! И сладкие-пресладкие!
– И крыжовник тоже, – покорилась своей судьбе Кира.
– И жимолость! – не отставала Леся.
– А это еще зачем?
– Самые ранние ягоды в нашей полосе! Раньше клубники появляются! На черничку похожи!
– Жимолость не надо, у нее ягоды горчат. Меня Таракан прошлой весной угощал. Я потом вся оплевалась, пока до дома шла.
– Нужен особый сорт. Без горечи.
– И тут такой есть?
– Походим, поспрашиваем.
– Твою бы инициативу да на поиск моего Густава, – попеняла Кира подруге.
– Сама будешь меня благодарить, когда придет время сбора урожая, – тут же обиделась Леся. – Расследование само по себе очень важная вещь, и Густав твой тоже вне конкуренции, но не нужно и про наши насущные нужды забывать. Как говорится, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда!
На что Кира тоже надулась.
– У меня жених пропал, а ты про крыжовник толкуешь!
– Когда жених пропадает накануне церемонии знакомства с родителями, это выглядит весьма подозрительно.
– Значит, ты хочешь сказать, что даже и хорошо, что Густав пропал, а его семья похищена?
– Не хорошо, конечно. Но все-таки я бы воздержалась выходить замуж за парня, который позволяет себя похитить в тот момент, когда я уже буквально подхожу к его дому!
– Еще скажи, что Густав это все нарочно подстроил! – всплеснула руками Кира. – И труп Розалии в мусорном мешке тоже организовал исключительно для того, чтобы отбить у меня охоту познакомиться с его семьей поближе.
Так, переговариваясь, подруги добрались до нужного им адреса на тихой улочке, которая в переводе на русский язык называлась Белая Аллея.
– Очень приятное место! – оглядевшись по сторонам, сказала Кира. – И домик такой симпатичный.
Дом в самом деле радовал глаз. Он был невелик, но большое пространство в нем занимали застекленные террасы. Должно быть, в холодные зимы хозяева тратили на обогрев помещений целое состояние. Но как-то сразу создалось впечатление, что в этом доме живут очень обеспеченные люди и подобные вопросы их мало волнуют.
На воротах, украшенных гирляндами из хвойных лапок с мелкими весенними луковичными, красовался колокольчик. А под ним стояла парочка садовых гномов с белыми бородами и смешными колпачками. У одного гнома колпачок был синий, а у другого красный. Оба гнома стояли таким образом, словно смотрели на дверной колокольчик. А один так и вовсе указывал на него пальцем. Мол, позвони.
Подруги послушно дернули за колокольчик и стали ждать ответа. Однако минуты текли одна за другой, а ответа не было.
– Никого нет дома?
– Подождем еще. Сад большой, пока по нему пройдешь до ворот…
Но вдруг внезапно ожил один из гномиков, стоящих рядом с воротами. Он вдруг заговорил. Да еще не баском, как можно было ожидать, а тонким высоким женским голосом с сильным акцентом.
– Кто там? – произнес гномик.
И что было сказать подругам? Как им прикажете общаться с садовым гномом? У них самих дома был похожий, но он вел себя по-другому. И в разговоры с людьми не лез.
– Мы от Розалии, – ответили они гному, не ожидая ничего хорошего от его ответа. – Розалии, дочери Якова.
Но в этот же момент внезапно ворота щелкнули замком и отворились.
– Заходите, – велел им гном. – Идите по саду прямо. Никуда не сворачивайте.
Подруги вошли в сад. Весна еще только вступала в свои права. Но тут было на что посмотреть. Ряды ранних луковичных пробивались вдоль ровной, выложенной зеленоватым песчаником дорожки. Кое-какие кустики уже покрылись зеленым пушком. Всюду чувствовалось пробуждение новой жизни. И при этом сам сад навевал ощущение покоя и безмятежности.
Домик был белым, с большими ступенями, которые вели ко входу. Когда подруги подошли к ступеням, дверь наверху внезапно распахнулась и они увидели женщину лет сорока. Она была одета в серый брючный костюм с белоснежной блузкой.
– Вы от Розалии? – полувопросительно произнесла она. – Пойдемте, я провожу вас к маме. Она хочет с вами поговорить.
К маме так к маме. И подруги послушно потопали за женщиной, дивясь простоте и лаконичности обстановки дома.
Никаких золотых завитушек и бархатных портьер, до которых так охоч русский человек. Вот у Антоновых в доме было богато. Расписные потолки, куча дорогой посуды, пышные балдахины на окнах и розовые ковры повсюду, где только возможно. Все вокруг сверкает, ярко, вызывающе богато, и потому сразу бросается в глаза.
А тут, наоборот, минимум ковров, верней, полное их отсутствие. Плиточный пол прикрывали либо плетеные из тростника циновки, либо покрытия из стеблей хлопчатника.
Женщина прошла по первому этажу и привела подруг в комнату с камином. Камин горел как бы понарошку. За матовым стеклом играло пламя и тлели угли, но и угли, и пламя были ненастоящие. Тем не менее возле камина сидела в кресле-качалке пожилая седоволосая женщина, чьи ноги были укутаны ярко-красным клетчатым пледом.
– Я ждала вас. Розалия предупредила меня о вашем приезде.
Вот как! Покойница, которую они никогда не имели чести знать при жизни, оповестила об их приезде эту женщину! Ясно, что их тут принимали за других. Но вот за кого?
– Сразу же хочу вас предупредить, что я не стану цацкаться с Розалией, как это делала Труда. Пусть даже Розалия и дочь нашей бедной Клары, но я всегда считала, что девчонка растет не такой, какой бы следовало.
И кто такая Труда? А Клара? Кем эти женщины приходятся или приходились Розалии?
– Но Труда всегда говорила, что при таком отце, какой был у девочки, просто чудо, что она не превратилась в цыганку и воровку!
– Цыганку и воровку?
– Разве вы не знаете этой истории? – удивилась женщина. – Что же вам рассказывала Розалия о своем прошлом?
– Только то, что ее отец был испанец. И сама она тоже поэтому наполовину испанка.
На лице старой женщины мелькнула улыбка. Морщины и складки разгладились, придав лицу выражение неожиданной мягкости.
– Узнаю нашу маленькую Розалию, – затем произнесла она. – Розочка всегда была страшной выдумщицей. Верить ей на слово нельзя было ни в чем. Такой она была в детстве, такой же осталась и став взрослой.
– Значит, Розалия вовсе не испанка?
– Ее отец – цыган! – лаконично произнесла женщина. – И цыган, скажу я вам, не из лучших. Бродяга и пьяница!
– Ой, даже так!
– Именно так. Клара несколько раз пыталась уйти от него. Но у нее очень быстро родилась целая куча детей от Якова. И она справедливо опасалась быть нам с Трудой обузой.
– Труда – это ваша сестра? – наконец решилась предположить Леся.
– Родная сестра. И Клара тоже. Нас у родителей было трое.
Ах, вот оно что! Значит, мать Розалии зовут Клара. И она вышла замуж за цыгана по имени Яков. Ее сестры этот брак достойным или даже просто приличным не считали. Мужа сестры на порог не пускали. Однако свою племянницу – Розалию – почему-то приняли.
– Розалия из всех детей Клары была меньше всех похожа на своего отца. Не внешне, нет. Внешне она как раз удалась в его породу. Но вот по своим внутренним качествам Розалия была выше отца. Тому бывало вполне достаточно, если в котелке варилась каша, пусть даже и без мяса. И еще чтобы на столе была бутылка дешевого вина. Его не волновало, в чем ходят и во что одеты его дети. И сыты ли они каждый день или только по праздникам. Не могу сказать, чтобы он не любил своих детей. Но не заботился о них совершенно! И самое удивительное, что детей это вполне устраивало!
– А Розалию?
– А вот Розалию – нет! Розалия была другая. Образ жизни отца и его детей, который были вынуждены все они вести, претил ей с детства. И она всегда радовалась любой возможности погостить у меня или у Труды.
Семья Розалии по материнской линии всегда жила в Литве. Они и сами считали себя коренными жителями. И их соседи считали так же. К тому же в семье не были против межнациональных браков. И когда сестры Труда и Грета вышли замуж за литовских юношей, они окончательно поняли, что их судьба – остаться в этой стране.
Но, в отличие от своих разумных сестер, удачно вышедших замуж за тихих и работящих мужчин, неспешно делающих успешную карьеру, Клара последовала не голосу разума, а голосу сердца. И вышла замуж за яркого Якова, который работал в приехавшем в Вильнюс луна-парке.
Тут было страшно весело. Аттракционы, карусели, нарядные артисты, выступающие на импровизированных подмостках. После чопорного дома своих родителей у Клары глаза разбегались. Девушка была буквально очарована этим новым для нее миром. А еще больше она была очарована черноглазым Яковом.
Тот тоже, как всем вокруг казалось, потерял голову от голубоглазой Клары. Во всяком случае, по настоянию сестер Клары, пошел с невестой в ЗАГС, хотя и считал, что это ужасная глупость. Что он и без того любит свою Клару и что какая-то печать в паспорте ничего не сможет в этом изменить или упрочить.
Но свадьба тем не менее состоялась. И Клара укатила со своим мужем и с его луна-парком странствовать по миру. Неприятности начались после знакомства Клары с семьей своего мужа. Тесть не принял русской невестки. Он уже присмотрел для сына хорошую цыганскую девушку и тешил себя мыслью, что скоро будет нянчить внучат-цыганят. И вдруг такой удар! Его любимые внуки будут полукровками!
Видя, как плохо приняли любимую жену в его семье, Яков заявил отцу, что уходит. Видимо, он действительно любил свою Клару, потому что не побоялся открыто выступить против своего отца, встав на защиту жены. Такой поступок был против всяких правил и приличий. И отец прогнал Якова из табора, а заодно и из луна-парка, принадлежавшего ему.
Клара была в ужасе, но Яков не слишком огорчился.
– Ничего, родятся внуки – отец оттает.
И действительно, лет через десять, когда семья Якова уже насчитывала восемь человек, они все-таки помирились с отцом. И Яков снова стал работать в луна-парке отца. Казалось бы, бедной Кларе можно было вздохнуть свободней, но подкралась новая беда. За годы свободных странствий Яков пристрастился к выпивке. И теперь, получая большие деньги, быстро спивался. Оказавшись в такой ситуации, Клара бывала рада любой возможности то и дело отправлять детей подальше от дома.
Чаще всего этим ребенком становилась Розалия. Она подолгу гостила в доме у своей тетки Труды, которая так и не обзавелась собственным потомством и потому охотно возилась с племянницей. А когда девочка подросла, то Труда вообще предложила Розалии переехать к ней в Вильнюс.
– Что тебе делать с отцом-алкоголиком? В грязи и бедности. Ты там пропадешь. Отец твой все спустит! Приезжай ко мне. Ты ведь знаешь, детей у меня нет, а к тебе я всегда относилась как к дочери. Когда я умру, то оставлю дом тебе. И ты будешь богатой невестой и удачно выйдешь замуж тут, в Литве.
Розалия в Вильнюс переехала, но с замужеством не спешила. И хотя претендентов у красивой девушки было предостаточно, она никого не выбрала.
– Почему?
– Розалия слишком уж любила мужчин. И рассуждала так: выберешь одного, упустишь многих. Вот так и порхала с одного цветка на другой. И никак не могла остепениться.
Тетка Труда такое поведение племянницы не одобряла. Она считала, что ей в доме нужен мужчина. И еще она считала, что женщинам не следует раздаривать себя направо и налево. Но тут Розалия была непреклонна. Замуж она не хотела. Все женихи казались ей пресными и скучными, стоило пообщаться с ними раз-другой.
– Понимаешь, – объясняла она тетке, – на первом свидании я влюблена, на втором горю, на третьем и четвертом тоже. А потом огонь любви затухает. И я этого мужчину не только не хочу больше, но он меня просто раздражает. Ведь он отнимает мое время, которое я могла бы уделить новой любви!
– Значит, Розалия так и не вышла замуж?
– По нашим сведениям, нет, – поджав губы, ответила Грета. – Хотя был у нее один роман… Но тот человек был цыганом! И я точно знаю, что брак с ним Розалия не регистрировала!
Подруги быстро переглянулись. Но ведь цыгане вообще никогда не регистрируют свои браки? Для них достаточно, если барон объявит кого-то мужем и женой. Если так, то семья считается созданной. И разорвать эти отношения может опять же только один барон. Да и это маловероятно, потому что разводы у цыган не в почете. И нужно совершить нечто такое, отвратительное и жестокое, чтобы брак был расторгнут.
Тем не менее на год Розалия исчезла из поля видимости своих теток. Они уже сочли, что ее нет в живых, как вдруг она объявилась. Бледная, худая, совершенно изможденная. Где она была и чем занималась, она говорить отказывалась. Не пожелала она и пояснить, куда делся Марко – ее разлюбезный приятель, с которым она и уехала из Вильнюса.
– Этот человек больше вас не побеспокоит, – угрюмо она как-то раз сказала своим теткам. – Вам этого достаточно! И я тоже никого не побеспокою. Будем жить тихо и незаметно.
Конечно, тетки хотели услышать подробности, но им пришлось смириться с тем немногим, что она посчитала нужным им сообщить. Больше Розалия не прибавила ни слова. И некоторое время жила в уединении (вот уж поистине удивительное дело!), не принимая знаков внимания ни от кого из мужчин. Но постепенно природа взяла снова верх над ее печалью. И Розалия вернулась к своему прежнему образу жизни.
– Мужчин у нее было много. Но вот таких, чтобы убить… Не знаю.
К этому времени подруги уже рассказали тете Грете о печальной участи ее племянницы. Надо отдать ей должное, пожилая женщина восприняла это известие с достойной выдержкой. Она лишь слегка побледнела и попросила стакан воды.
– Может быть, лекарства?
– Нет, дорогая. Спасибо, но я не употребляю никаких лекарственных средств.
– Как? Совсем никаких?
– Никаких! – твердо произнесла старушка. – Для меня самое лучшее средство – это стакан холодной питьевой воды. Лучше всего из колодца или из источника. У нас на участке бьет свой собственный родник. Мой внук в этом году тщательно расчистил его и обложил камнями. И теперь мы имеем собственную и очень вкусную, полезную воду. Дочь носила ее на анализ, и ей сказали, что вода по своим питьевым качествам великолепна и даже можно налаживать продажу.
– Будете продавать воду?
– Ах нет. Я пошутила, – улыбнулась старушка. – Воды в роднике хватает лишь на нашу семью. Может быть, еще на двух-трех соседей, но не больше.
Наверное, бабушка Грета была в самом деле очень здоровым человеком, раз всем лекарствам предпочитала глоток воды из собственного родника. Или она как раз сохранила свое здоровье благодаря тому, что никогда не подсаживалась на таблетки?
– Наш с сестрами отец был врачом. И он утверждал, что все прививки, которые сейчас делают детям, не только не нужны, но зачастую даже вредны им. Например, палочка Коха – возбудитель туберкулеза, один раз попавшая в организм ребенка в момент прививки, на всю жизнь остается там. И влияет не только на легкие, но и на печень, почки и другие внутренние органы. А также на костную ткань и мышцы! А мы делаем прививку грудничкам, а потом удивляемся, что у детей в будущем возникает куча проблем со здоровьем.
– И что же? – поразилась Кира. – Не нужно делать детям прививок?
– Не знаю, – вздохнула старушка. – У нас в семье никому не делали.
– Никогда?
– Отец настоял, чтобы никому из детей не делали прививок ни от кори, ни от краснухи, ни от плеврита и даже дифтерита.
– И что? Чем это кончилось?
– Один из детей заболел корью. Девочка-соседка. И мы все, непривитые, пошли к ней. И я, и сестры, и еще несколько соседских детей. Всего было человек десять.
– И что?
– Из всех нас заболела только наша дорогая Клара. Оказалось, что все прочие дети имели природный иммунитет к этой болезни. Им прививки были просто вредны! Нет, что ни говорите, а люди без всех таблеток были куда здоровей. А все почему?
– Почему?
– Не было искушений. Жирное, пряное и соленое ели только по праздникам. Наркотиков не употребляли вовсе. А алкоголь если и пили, то тоже исключительно натуральный. Да и в небольших количествах. Мне – потомственному русскому человеку – мучительно больно наблюдать, как деградирует великий народ! Ведь до чего дошло в стране! Границы России уже некому защищать! Огромные территории находятся без присмотра и заселяются кем попало! А ведь это земля – ценность великая!
Похоже, говорливая старушка могла бы еще долго рассуждать о здоровье нации и человечества в целом, но подруг больше интересовало другое. И они постарались как можно более деликатно вернуть старушку к интересующей их теме.
– А эти Антоновы, они тоже болели?
– Болели? Кто?
– Антоновы?
– Кто это такие?
– Люди, с которыми ваша племянница уехала из Литвы и ради которых отказалась от наследства своей тетки Труды.
– Ах, это еще одно чудачество Розалии! Никто из нас не мог понять, зачем она уехала из Литвы.
– Она тут выступала на сцене?
– Ну, сцена – это громко сказано, – отмахнулась старушка. – Но определенная популярность у Розалии, конечно, была. Да и зарабатывала она неплохо.
– А какие у нее были отношения со своей тетей?
– С Трудой? Они обожали друг друга!
– И тем не менее Розалия уехала, бросив свою горячо любимую тетю на смертном одре?
– Кого?
– Тетю Труду! Она ведь вскоре умерла.
– Ну… Я бы не стала говорить столь категорично. А то по вашим словам получается, что Труда умерла, не вынеся предательства Розалии.
– А разве нет?
– За Трудой было кому ухаживать, – твердо произнесла старушка. – И я оставалась в Вильнюсе, и мои дети, и внуки. Я к тому времени уже овдовела и поселилась в этом доме вместе с сестрой.
– А Розалия так и не приехала больше навестить тетку?
– Почему же? Она приезжала. Много раз. И при жизни Труды, и после ее смерти.
– И как она объясняла свое поведение? Почему уехала из Литвы после стольких лет жизни тут?
– Никак.
– Никак?
– Совершенно никак. Сказала только, что у нее все прекрасно. И чтобы мы за нее больше не волновались.
– А вы? Не стали волноваться?
– Розалия всегда была с причудами. Это все цыганская кровь.
– Но что все-таки могло заставить вашу племянницу уехать из Вильнюса, где у нее был фактически свой дом, образ жизни, к которому она привыкла, карьера, поклонники… Уехать, все бросить, и ради чего? Ради услужения посторонним людям!
– Это вы про Антоновых?
– Да! Про них именно!
Старушка замолчала.
– Конечно, вы правы, – пробормотала она наконец. – Со стороны поведение Розалии выглядит более чем странно. И ведь после смерти Труды я предлагала ей вернуться в Вильнюс.
– Даже так?
– Да. Я сказала ей, что свой дом Труда всегда хотела завещать своей любимой Розе. Что завещание – ерунда. И что я готова уступить дом ей.
– А она?
– Сказала, что дом ее не интересует. И что ей ничего не надо. У нее все есть и даже больше того.
– Потрясающе! И это говорила простая кухарка! Видно, у вашей племянницы с возрастом начались неполадки с головой. Вам нужно было показать ее хорошему специалисту!
– Розалия всегда знала, что делает, – вздохнула старушка. – Она только казалась взбалмошной, а на самом деле всегда твердо шла к намеченной цели. И когда она приезжала навестить нас с Трудой, мне не показалось, что она о чем-то жалеет. Нет, напротив. Она сказала, что наконец-то живет той жизнью, о какой всегда мечтала. Что рядом с ней находится ее любимый человек, что она окружена почетом и уважением. И что она наконец-то обрела свою настоящую любовь. И что этого мужчину она ждала всю свою жизнь. Ждала, ждала и вот теперь, похоже, наконец-то дождалась.
Подруги не знали, что и сказать на это. Невероятно! О ком говорила Розалия? Уж ясно, что не о бедняге Федичкине. Тот если и использовался Розалией, то исключительно в корыстных целях. Ни о какой великой любви речи тут не шло. По крайней мере, со стороны Розалии. Но кто же тогда этот мужчина?
И самое интересное, почему сестра Федичкина, коль уж она так пристально следила за поведением Розалии, ни словом не упомянула о том, что в жизни последней такой мужчина вообще существует? Хотела сохранить лицо своего брата? Чтобы не оказалось, что он бегал за женщиной, у которой роман с другим?
Все эти вопросы теснились в головах подруг, но постепенно выкристаллизовался главный и основной. Имя! Имя этого главного мужчины в жизни Розалии! Откройте нам его имя! Марко – это хорошо. Но как фамилия этого Марко?
– Не знаю. Могу лишь сказать, что один раз наши знакомые, которые ездили на отдых в Румынию, упоминали о Розалии и ее кавалере.
– В самом деле? Они их видели?
– Да. На террасе одного летнего кафе. Они сказали, что с трудом узнали нашу Розалию. Она буквально вся светилась от счастья.
– А этот мужчина? Они хорошо его рассмотрели?
– Разумеется, мы с сестрами тоже первым делом спросили о внешности кавалера нашей Розалии.
– И что вы услышали?
– Высок, представителен. Чуть старше Розалии, но совсем ненамного. Тогда ей было немного за двадцать, а ее мужчине ближе к тридцати. По виду тоже цыган, но из очень богатых, успешных и образованных. Держится настолько уверенно, будто все вокруг принадлежит ему одному. Но при этом веселый и остроумный собеседник. Наши друзья слышали, как он отпустил какую-то шутку и все вокруг него попадали со смеху.
– И звали его Марко?
– Да, так к нему обращались окружающие.
– Значит, Розалия была с ним не одна?
– Нет, там были и другие мужчины.
– Но ваши друзья сразу поняли, с кем она?
– О да! Они сказали, что Розалия буквально вся светилась от счастья и тот молодой человек, когда смотрел на нее, тоже.
– Кто же он такой? Какой-то цыган из прошлого Розалии? Может, знакомый ее отца?
– Вероятно.
– И в него влюбилась Розалия? А что еще вы знаете про них? Фамилию этого мужчины?
Но старушка лишь поуютней завернулась в свой плед и пододвинула кресло к искусственному огню, полыхающему в камине. Фамилии любимого своей племянницы она не знала. И даже не была до конца уверена в его существовании. Ведь Розалия не рассказывала своим теткам никаких деталей. У них были одни только домыслы и догадки.