Глава 3

Инга и сама не могла сказать, сколько именно она просидела возле мертвого тела Кирилла, не сводя с него широко раскрытых глаз, не в силах поверить в то, что все это происходит именно с ней. Для верности она даже ущипнула себя за бок, но пронзившая ее боль ясно дала понять, что Инга больше не спит.

– Да что же это такое?! – вырвался у нее стон. – Как это могло случиться? Я ничего не помню!

На всякий случай она напрягла извилины, но лишь для того, чтобы с грустью убедиться в собственной амнезии.

Но худшее было еще впереди. Внезапно в прихожей раздались чьи-то шаги и мужские голоса. А еще через минуту в комнате перед обомлевшей женщиной появились трое мужчин. Один был в форме – их участковый, а двое других были Инге не знакомы. Но судя по репликам, которыми эти двое обменялись с участковым Татаринцевым, они хорошо его знали. Наверное, тоже были из полиции.

– Как же так, гражданка Каплун? – обратился к Инге участковый. – Что это у вас тут происходит? Соседи жалуются, что от вас слышны громкие крики.

– У меня… У меня… вот…

Инга посторонилась, чтобы полицейские могли увидеть тело Кирилла. Татаринцев оглядел распростертое тело Кирилла, испещренное множеством ран, и присвистнул. Один из полицейских, помоложе, тоже шагнул к кровати, побледнел и пулей вылетел из комнаты. Второй был бледен и так, он не убежал, наверное, потому, что ноги его не слушались. Один лишь Татаринцев внешне выглядел невозмутимым.

– И как же это получилось? – поинтересовался он у Инги.

– Я… я не знаю.

– Не знаете?

– Нет, – помотала головой она. – Вечером я заснула, а утром обнаружила его…

– Имя потерпевшего вам известно?

– Кирилл.

– А фамилия?

– Охолупко. Генеральный представитель итальянской фирмы «Афина Паллада» в нашем городе.

– Уже лучше, – немного повеселел участковый.

– Лучше?

– Ни документов, ни мобильного аппарата мы среди вещей убитого мужчины не обнаружили. А так мы от вас хотя бы его имя узнали. Теперь у меня к вам другой вопрос. Как этот самый генеральный представитель оказался у вас в… м-м-м… у вас в квартире?

– Я его пригласила.

– С какой целью?

– Мы познакомились на ювелирной выставке. Понравились друг другу. Три дня провели вместе. И вчера вечером я решила, что мы достаточно выжидали и что можно пригласить его к себе домой.

– Зачем?

– Что вы глупые вопросы задаете? – вспылила Инга. – Будто бы не знаете, зачем мужчины к женщинам в гости приходят!

– Но у вас ведь есть муж. И сын… Вы семейная женщина!

– С мужем я давно в разводе. Сын улетел к отцу навсегда. Теперь я одинокая женщина со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами.

– Да, обстоятельств тут много вытекло… – откликнулся один из молодых ребят, который уже пришел в себя и как раз заканчивал осмотр тела Кирилла. – Убийство.

– Суицид или несчастный случай исключен?

– Сто процентов! Сам себя так ножиком не потыкаешь. И на несчастный случай тут тоже не тянет.

– Плохо, – поскучнел участковый.

Вид у него был такой виноватый, словно это он сам изувечил ножом Кирилла, а теперь пытается свалить вину на Ингу.

– Ну а сами-то вы что скажете?

– Я его не убивала!

– Допустим, – кивнул участковый вроде бы даже участливо. – А кто убил?

– Не знаю! Может, грабители? – И воодушевленная Инга продолжила свою мысль: – Ну да! Вы ведь трое вошли ко мне в квартиру без предупреждения. Не звонили, не стучали, ключей у вас нет. Значит, входная дверь была открыта?

Татаринцев взглянул на Ингу с интересом:

– Ну, допустим, дверь и в самом деле была открыта. Скажите, а в вашей квартире что-нибудь пропало?

– Что пропало?

Инга окинула взглядом комнату. Все крупные предметы, техника и несколько недорогих картин были на своих местах. Хорошенькие фарфоровые статуэтки, доставшиеся Инге еще от бабушки, тоже. И все же что-то смутно ее тревожило, пока она сканировала взглядом комнату. Все вещи были тут, но они стояли не совсем на своих местах. Их определенно трогали, передвигали, чтобы найти… что найти?

– Драгоценности! – ахнула Инга, хлопнув себя по лбу. – Они-то где?

Она подскочила к небольшому посеребренному четырехлистнику, который когда-то давно, еще в студенческие годы, купила «на счастье». На этом листке должны были лежать все ее недавние приобретения. Но там ничего не было! Ни ажурного браслета со сканью, ни серег с чудесными чистыми розовыми топазами. Ни фальшивого жемчужного ожерелья из майолики. И самое страшное – кольца с танзанитом там тоже не было!

Впрочем, сейф с деньгами и другими драгоценностями тронут не был. Может быть, грабитель его просто не заметил? Все-таки сейф был вмурован в стену и прикрыт сверху декоративной панелью. Если не знать, что там есть тайник, ни за что не найдешь.

– Ну, что обнаружили?

– Пропали драгоценности, которые я купила на выставке, – растерянно произнесла Инга. – Обычно я клала их сюда, в вазочку. Впрочем, возможно, что я их сама куда-то вчера в другое место засунула. Я не могу ничего вспомнить. Как выпила вчера вечером вина, так и все! Сплошная темнота. Как накрыло меня!

Участковый тяжело вздохнул и произнес:

– Гражданка Каплун, вам нужно будет одеться и проследовать с нами.

– Да, да, – пробормотала Инга. – Я понимаю. Вы хотите понять, как все произошло.

– Вот именно.

И по голосу участкового, очень ласковому и одновременно сочувственному, она поняла, что влипла очень и очень крупно.

Дальнейшие события запомнились ей плохо. Голова у нее до сих пор была словно в тумане. Инга с трудом отвечала на формальные вопросы, которые сначала задавал ей участковый, потом оперативники, а после и следователь, который, в отличие от участкового в форме и оперативников в свитерах и джинсах, был одет в деловой костюм, правда, уже порядком помятый, и без галстука.

Но даже деловой костюм на страже порядка не мог примирить Ингу с ужасной ситуацией, в которой она очутилась. И самое скверное заключалось в том, что женщина сама искренне хотела бы помочь следствию, но совершенно не представляла, как это сделать.

– Понимаете, когда я заснула, Кирилл был еще жив, – объясняла она по очереди участковому, оперативнику и следователю. – А когда проснулась, он был уже мертв. Я не знаю, что произошло. Не знаю, кто мог его убить!

– В квартире кроме вас кто-нибудь еще был?

– Нет. После отъезда мужа и сына в Англию я живу одна.

– Гости у вас тем вечером были?

– Мы с Кириллом в квартире находились вдвоем.

– Значит, это вы его и убили!

– Да с чего же мне его убивать? – развела руками Инга. – Он порядочный человек, красиво за мной ухаживал. Я пригласила его к себе домой, чтобы насладиться радостями любви с таким симпатичным мужчиной. Зачем мне было его убивать? Напротив, я должна была его всячески холить и лелеять.

Участковый посмотрел на нее при этом как-то странно. И к тому же сдавленно вздохнул. Но молодые оперативники наседали на Ингу с двух сторон:

– Возможно, он вас разочаровал в сексуальном плане?

– Оказался не так хорош в постели, как вы надеялись?

– Мне, молодые люди, не с чем особо сравнивать, – сухо ответила Инга. – Мой муж – вот мой единственный опыт в этой сфере. Я пригласила Кирилла к себе не без задней мысли. Надеялась, что он подтянет меня по части этого отставания.

Но она видела, что мужчины ей не верят. Даже участковый Татаринцев, с которым Инга не раз пила чай у себя на кухне, ведя неспешные разговоры о возросшей детской преступности, разгуле коррупции в сфере ЖКХ и даже о продажности различных чиновников, отвел глаза. Он явно сомневался в ее невиновности.

Самое ужасное, что Инга и сама не могла с точностью утверждать, что не убивала Кирилла. А что, если это она его… ножом? Ведь она ничего не помнила из того, что произошло с ней после выпитой бутылки вина и съеденных свиных ребрышек.

Поэтому Инга ничуть не удивилась, когда ее проинформировали о том, что до выяснения всех обстоятельств этого дела она будет задержана.

– По истечении трех суток вам будет предъявлено обвинение.

– Я его не убивала… – пролепетала женщина и отправилась в камеру предварительного заключения.

Из этой камеры ее выводили еще два раза. И оба раза участковый присутствовал на допросе или встречался Инге на пути в кабинет для допроса. Он либо ничего не говорил, либо ронял короткие фразы:

– Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Я уверен в вашей невиновности.

Но даже эти ничего не значащие, но обнадеживающие фразы заставляли сердце Инги биться быстрее. Она провела в отделении полиции почти сутки и совершенно пала духом. Из еды ей выдали пакет ванильных сухарей и два раза в день наливали чай. Впрочем, аппетита у нее не было никакого. А вода, которая текла из кранов в полицейском отделении, оказалась совсем неплоха на вкус. Инга пила чай и воду, а сухари так и вернула нетронутыми.

Мысли у нее были самые мрачные. И когда она уже начала готовиться к тому, что остаток дней ей придется провести за решеткой, ее вновь внезапно вызвали к следователю. Уверенная в том, что ей будет предъявлено обвинение в убийстве Кирилла, а потом ее отвезут в СИЗО, Инга на подгибающихся от слабости и страха ногах доплелась до кабинета и упала на стул прежде, чем ей было это дозволено.

Наверное, вид у нее был совершенно измученный, потому что даже голос следователя прозвучал не так резко, как прежде.

– Ну что? Припомнили что-нибудь в свое оправдание?

Женщина покачала головой. Нет, не припомнила. В голове по-прежнему был черный провал.

– Мы получили результаты ваших анализов. У вас в крови обнаружена приличная доза зепама. Такая могла свалить с ног даже лошадь, а не только вас.

– Снотворное? – подняла голову Инга. – Но я не пью снотворное!

– Никогда?

– Нет.

– И дома его не держите?

– Нет. К тому же оно ведь должно продаваться по рецепту, не так ли?

– Так.

– А у меня никогда не было жалоб на сон. Рецептов я у врача не получала и, следовательно, лекарства не покупала.

– Значит, лекарство вы не принимали? – перебил ее следователь. – И вашему любовнику его не давали?

– Кому? Кириллу? Он не был моим любовником. Я ведь вам объясняла, что…

– Да, я все помню. Вы заснули прежде, чем между вами что-то произошло. Но вы теперь понимаете, что заснули вы не просто так? Вместе с вином вам была дана приличная доза снотворного. И скажу вам более того: такое же снотворное было обнаружено в крови вашего… знакомого. Судя по экспертизе содержимого его желудка, зепам мог быть выпит им также вместе с вином. У этого лекарства достаточно терпимый вкус. Растворенный же в вине, он был совсем не заметен.

Инга соображала медленно. С трудом до нее доходило то, что пытался втолковать ей следователь. И на всякий случай она уточнила то, до чего додумалась сама:

– Мы с Кириллом выпили вино, в котором было растворено снотворное?

– По всей видимости, да. Вы изящная женщина, поэтому заснули первой. Ваш гость был более крупный, на него снотворное подействовало медленнее. Вероятно, у него еще хватило сил, чтобы доставить вас до постели и лечь в кровать самому.

Теперь мысли Инги, получив долгожданную подпитку, хоть и медленно, но заработали. Она прекрасно помнила, что вино они с Кириллом взяли у Веры. У той самой золовки Веры, которая сначала так критически отнеслась к Кириллу. Однако Кирилл неприязненного отношения Веры к своей персоне не заметил. И он настоял на том, чтобы взять вино именно у нее.

Инга оставалась в машине, когда Кирилл забежал в кафе и переговорил с Верой. А потом Вера сама вынесла с заднего хода полуторалитровую бутыль с темно-красным, почти черным вином. Это вино они с Кириллом и пили, дожидаясь, пока поджарится мясо. Никакого другого вина они в тот вечер не употребляли. Выходит, именно в нем и содержалось снотворное?

– Где вы покупали вино?

– У…

Но Инга осеклась. Она не знала, с какой целью Вера подмешала в вино снотворное, но не хотела выдавать золовку. Как ни крути, а Вера всегда к ней неплохо относилась. Возможно, она и не знала, что в вине намешано помимо виноградного сока. Зачем же Инга будет кликать на голову золовки массу новых проблем? Вере и так достается от всей родни Руслана.

– В магазине мы вино купили.

– В каком?

– В «Меге». Это винный супермаркет в центре.

– Чек сохранился?

– Нет.

– Вино мы нашли перелитым в кувшин. Бутылки из-под него не обнаружили.

Пластиковую бутыль Инга сама запихнула в мусор, а Кирилл весь мусор отнес к мусоропроводу. Сам вызвался, чем в тот момент вызвал в Инге прилив теплых чувств. Ее собственный муж никогда до такого не опускался – мусор всегда выносила она.

С самого первого дня их совместной супружеской жизни мужем было постановлено, что мыть посуду, пол, стирать белье, готовить еду и вообще вести все домашнее хозяйство – это задача Инги. Она может работать, может не работать, но чистая рубашка и тарелка горячего мясного супа должны ждать ее мужа обязательно.

Женщина не роптала, потому что роптать все равно было бесполезно. К тому же муж зарабатывал достаточно, чтобы она могла не надрываться на службе. И в какой-то степени его требования были даже справедливы. Но все равно за годы супружества домашние обязанности порядком ее достали. И поэтому добровольный подвиг Кирилла был приятен не избалованной мужскими подвигами Инге вдвойне.

– Бутылка выброшена в мусоропровод.

– И чек последовал за ней?

– Да.

Следователь нахмурился. Он явно ей не верил. А она уже начала корить себя за утаенную от следователя правду. В конце концов, если Вера виновата, то пусть отвечает! И когда Инга уже почти решила изменить показания по поводу бутылки с вином, следователь неожиданно произнес:

– Можете побеседовать с вашим адвокатом.

– Моим… кем?

– Адвокатом.

– У меня есть адвокат?!

Инга помнила, что пыталась просить адвоката. Но ей было сказано, что на бесплатного защитника, которого ей предоставляет государство, она может рассчитывать лишь после предъявления ей обвинения. А до того пусть либо зовет своего собственного, либо сидит тихо. Никакого своего адвоката у Инги не было, поэтому она последовала совету и сидела тихо.

Защитник немало изумил Ингу. Он был высок, худощав и темноволос. Он напоминал ворона, еще не старого, но уже умудренного собственным житейским опытом и, что еще более важно, многовековой памятью предков.

– Блумберг! – представился он ей, причем его черные глаза буквально просканировали Ингу от кончиков ногтей до самых пяток. – Ваш адвокат.

– Но я…

– Знаю, вы меня не нанимали. Меня наняла ваша подруга.

– Какая подруга?

– У вас нету подруг?

– Есть, но…

– Я помогу вам. Уже сегодня, спустя полчаса, вы отправитесь к себе домой, где сможете принять ванну, выпить чашечку кофе или бокал шампанского.

– И что я должна буду сделать взамен?

– Подписать вот эти бумаги.

И адвокат сунул под нос Инге заранее подготовленные им бумаги. Женщина быстро пробежала глазами мелкие строчки. В принципе, ничего сверхъестественного ей подписать не предлагалось. Наоборот, все изложенное в бумагах четко соответствовало истине. Вот только изложено оно было таким образом, что по прочтении у всякого сложилось бы четкое впечатление: Инга – белый и невинный агнец. Ее оговорили, подставили, принудили. А даже если она и виновна, то нуждается в прощении и понимании. И еще, как сказал Блумберг, в чашечке кофе и бокале шампанского.

Подивившись про себя ловкости и красноречию своего адвоката, Инга быстро подмахнула все предложенные ей бумаги. Блумберг просиял, от чего его длинный крючковатый нос стал еще длиннее, а на лице появилось выражение какого-то иезуитского коварства.

– Пожалуйста, подождите меня тут.

Вернулся он назад спустя всего десять минут. С ним вместе был следователь, который объяснил женщине, что до выяснения всех обстоятельств она может покинуть отделение. Мерой пресечения является подписка о невыезде из страны. И если она вспомнит какие-то обстоятельства убийства господина Охолупко, то ей надлежит явиться в отделение и эти обстоятельства тут изложить.

– Для вас же будет лучше, потому что пока вы являетесь единственной подозреваемой по этому делу. Вольно или невольно, но вы стали причиной смерти вашего знакомого. Я буду обязан принять меры в случае, если вы попытаетесь покинуть пределы Российской Федерации.

Из всего вышесказанного Инга поняла лишь то, что сейчас ее отпускают. Но после суда могут вновь запереть в камере. И уже не на сутки, не на двое, а на гораздо более долгий срок. За убийство, совершенное с особой жестокостью, дадут немало.

Но пока она не могла пугаться столь далекой и туманной перспективы. Пока что она радовалась тому, что вновь видит небо у себя над головой, чувствует свежий воздух на лице и сможет прийти в себя, оказавшись в своей любимой квартирке.

Адвокат Блумберг проводил Ингу до ее квартиры, но в ответ на вежливое предложение войти отказался:

– Ну нет! Предыдущий ваш гость закончил очень печально. Я про вас еще не знаю всей правды. Не хотелось бы повторить судьбу своего предшественника.

И хотя сказано это было явно в шутку, нервы у Инги не выдержали. В камере она не рыдала, в кабинете следователя сидела словно окаменев. А тут не выдержала. Слезы буквально брызнули у нее из глаз, замочив безупречную свежую сорочку Блумберга. Напуганный произведенным его словами эффектом, адвокат быстро ретировался. А Инга, даже не спросив, кто же его все-таки нанял, повернулась к двери.

Она даже не посмотрела вслед адвокату, убегающему вниз по лестнице с завидной прытью. Все так же трясясь от рыданий, женщина поковыряла ключом замочную скважину, сорвала печати и оказалась в своей квартире.

Не обращая внимания на окружающий ее повсюду беспорядок и следы обыска, Инга протопала в спальню. Какое счастье, тело Кирилла забрали! И испачканное его кровью белье тоже. Из спальни Инга перекочевала в ванную комнату. Тут она набрала полную ванну восхитительной горячей воды, от души сыпанула морской соли, пролежала целых два часа, постепенно отмокая, приходя в себя и пытаясь понять, что же ей делать и как теперь жить дальше.

К сожалению, чем дольше вдумывалась Инга в случившееся с ней, тем печальней и тяжелей становилось у нее на душе. По всему выходило, что просвета ей не видать. Если благодаря таинственному адвокату Блумбергу ее отпустили сегодня из участка, то не факт, что его заступничество окажет столь же волшебный эффект на судью.

– А если меня посадят? Что будет с Юркой? Мать – уголовница! Это может погубить все его будущее!

Муж Инги как раз добыл себе вид на жительство в Англии, чем страшно гордился. И теперь того же он хотел добиться и для Юры. А в будущем им обоим предстояло стать гражданами Великобритании. Нетрудно представить, через какую лупу будут рассматривать двух новых кандидатов. Ведь муж Инги не был ни политиком с карманами, набитыми наворованными у народа деньгами, ни мафиози, ни даже мусульманским беженцем, мечтающим осесть в благополучной стране.

Мысли Инги невольно скользнули в сторону. Пожалуй, записаться в такие беженцы лучше всего, подумала она. Ведь тогда можно еще вызвать к себе всю свою многочисленную родню и жить всем вместе на пособие, которое заплатит добрая королева Англии. И можно ни фига при этом не делать, а заниматься только тем, что поучать окружающих, как им жить следует, а как не следует.

– К таким бы чиновники из английского УФМС цепляться точно не стали. Плевать, что у гражданина в родне человек двадцать мужиков призывного возраста и все обучены владению оружием. Беженец ведь!

Но, увы, муж Инги был всего-навсего честным налогоплательщиком, а к таким всегда цепляются.

– Как же я их подведу, если сяду в тюрьму! Уголовное прошлое у близкой родственницы. Стыд и позор на всю семью! Нет, этого нельзя допустить!

Инга принялась шевелить мозгами. Так, сейчас она у следствия подозреваемая номер один, других попросту нету. А что изменится, если появится еще несколько подозреваемых? Ну хорошо, несколько – это уже она загнула. Но хотя бы один? Один-то может ведь появиться?

Но внутренний голос тут же возразил, что сами только прыщи на физиономии появляются. А для того чтобы найти себе замену, на которую можно было бы с чистой совестью взвалить обвинение в убийстве, Инге еще придется побегать. Без труда не выловишь и рыбку из пруда. А уж для того, чтобы восстановить свое доброе имя, и вовсе нужно горы свернуть.

Как ни странно, это простое умозаключение прибавило Инге бодрости. Она вымыла голову, выпила кофе и начала смотреть в будущее уже значительно оптимистичней. И когда раздался звонок в дверь, женщина почти весело поинтересовалась:

– Кто там?

– Открывай. Алена.

Аленой звали лучшую подругу Инги. Когда-то они дружили одной большой компанией девчонок-студенток. Но потом Алена вышла замуж за весьма обеспеченного человека, который все богател, богател и наконец разбогател до такой степени, когда богатство начинает буквально бросаться в глаза каждому встречному, и нужды выпендриваться дальше уже нет.

После этого муж оставил свой бизнес на помощников и управляющих, а сам засел у себя в усадьбе, где выстроил конный заводик, на котором поставил задачу: вывести новую российскую скаковую породу, призванную исправить удручающее отсутствие истинно русского племенного поголовья.

– У нас есть только орловцы и в какой-то мере ахалтекинцы. Нужна новая порода, да с такими данными, чтобы все остальные коннозаводчики позеленели от зависти.

Усадьба находилась неподалеку от старинного городка Суздаль. И время от времени Алена решала, что сельской идиллии с нее достаточно, и отправлялась куда-нибудь в большой мир на недельку, а лучше – на месяцок. За сохранность мужа Алена не волновалась. Муж был старше ее. Он давно перестал интересоваться женским полом, так что Алена уезжала с легким сердцем, прекрасно понимая: никакая соперница ей не страшна. Ее толстячок останется с женой до самого конца.

Иногда Алена отправлялась в Италию или колесила по Европе. Приходила охота – летела на курорт. Одним словом, наслаждалась жизнью на полную катушку. Но хотя бы раз в год она обязательно заглядывала к Инге в Питер. И увидев на пороге своей квартиры подругу, Инга мигом догадалась, кто подослал ей дорогущего адвоката, у которого одно только имя тянуло на сотни две долларов.

– Аленка! – радостно взвизгнув, кинулась она на шею к подруге.

– Инга!

Женщины крепко обнялись. Затем Алена критически оглядела Ингу и заявила:

– А для арестантки ты удивительно хорошо выглядишь!

– Откуда ты узнала, что я в беде?

– Твои соседи живописали мне, как тебя уводили в наручниках, всю избитую и с узелком под мышкой.

– Никто меня не бил! – возмутилась Инга. – Обращались согласно процессуальному кодексу. Строго, но справедливо.

– Да? – изогнула соболиную бровь Алена. – Рада это слышать. Выходит, переименование в полицию помогло?

Инга не отвечала. Она просто любовалась своей лучшей подругой. Алена всегда была хороша собой. И годы красоты в ней ничуть не убавили. Но кроме красоты была в Алене еще какая-то скрытая сила, какая-то необъяснимая мощь, до поры томящаяся в глубине, непонятая и непознанная.

Не обращая внимания на взгляд подруги, Алена спросила:

– Кстати, зачем ты расстроила Блумберга?

– Я его не…

– Он вернулся от тебя весь несчастный. Звонил мне почти в слезах. Я его таким никогда не видела.

– И что он сказал?

– Велел мне немедленно ехать к тебе и морально поддержать. А от себя велел передать, что не верит в твою вину. И немедленно начинает готовить бумаги для суда.

– Ох, только не суд! – воскликнула Инга. – Страшно не хочу идти в суд!

– Не волнуйся. У Блумберга даже отъявленные рецидивисты выглядят сущими ангелами. Тяжелое детство, трудная юность, плюс дурная наследственность и врожденный дефект развития психики. И оп-ля! Судьи обливаются слезами умиления, отправляя убийцу не к стенке, а в больницу, где ему будет обеспечен надлежащий уход и лечение.

– Но то настоящие преступники! А я-то никого не убивала!

– Точно?

– Алена! – поразилась Инга. – Как ты можешь такое спрашивать?

– Должна же я была убедиться. А то кто тебя знает – живешь одна, скучаешь… Сколько раз я тебя к себе звала! А ты все «нет» и «нет». Музеев, дескать, у нас нету. Да если б я Василию Петровичу сказала, что ты едешь, он бы за десять минут специально для тебя пяток музеев организовал. Музей народных промыслов, музей живой природы края, краеведческий музей. Ну… и еще чего-нибудь бы придумал. Ты же знаешь, как он тебя любит!

Муж Алены почему-то действительно всегда тепло и уважительно отзывался об Инге.

– И тебе хорошо, и людям добро бы сделала, – продолжала твердить свое Алена. – Для обслуживания музеев сотрудники бы понадобились. Бабушки, чтобы в залах за порядком присматривать, сторож на ночное время. Всякие там плотники, столяры, реставраторы. Видишь, сколько народу бы осчастливила?

– Как это?

– У нас в краю с рабочими местами очень плохо, – неожиданно охотно пояснила ей Алена. – Народ бедствует и по этой причине на Василия Петровича зуб точит.

– Почему?

– Так у моего Василия Петровича ломаного грошика не выклянчишь. Ну не любит человек просто так деньги раздавать. А если в виде заработной платы – это пожалуйста. Васютка уже и для коней своих корм только у местных покупает. Трактор им приобрел, чтобы землю пахали. Комбайн, чтобы овес и ячмень собирать. Сенокосилки. Но этого все равно мало – на всех работы все равно не хватает. А были бы музеи, были бы еще рабочие места. Видишь, сколько бед из-за твоего упрямства? И к нам ты не приехала, и тут в историю влипла.

Говоря без умолку, Алена оказалась на кухне, где проворно разгрузила принесенный с собой пакет с продуктами.

– Икра тебе сейчас позарез необходима. Шоколад – лучшая пища для мозга. Фрукты – жизненный тонус. Ну а вино…

– Не надо вина! – непроизвольно дернулась Инга и уже тише прибавила: – Пожалуйста, обойдемся без вина. Видеть его больше не могу. Ведь это из-за него все и случилось.

– Ну да? – не поверила ей Алена, но бутылку все же спрятала. – Тогда у меня еще водочка есть. Будешь? Под икорку?

Под икорку и горячий омлет с шампиньонами водочка пошла просто замечательно. Две подруги чокнулись за освобождение, выпили, закусили и снова выпили. На этот раз уже за полную и окончательную реабилитацию Инги.

– Значит, что мы имеем на сегодняшний день? Кто-то подсыпал в вино, которое вы пили с Кириллом, снотворное.

– Кто-то! – фыркнула Инга. – Верка и подсыпала!

– Или ее муж.

– Нет, это Вера. Я, пока в ванне сидела, вспомнила, что она мне недавно на бессонницу жаловалась. И еще сказала, что к врачу сходила и тот ей по блату отличное лекарство выписал: и недорогое, и помогает замечательно. Золовка всего полтаблеточки выпивает, а потом спит как убитая.

– Как убитая, – передернула Алена плечами. – Сравнение-то какое… Слушай, давай еще по рюмочке?

– А мы не сопьемся?

– Вряд ли. Мой Василий Петрович, бывает, по литру в день самогонки выпивает – и ничего. Бодр и весел. Так, и что с этой Верой? Надо к ней съездить и расспросить: какого фига она тебе такую подлянку устроила?

Инга пожала плечами:

– Не знаю. Мне всегда казалось, что Вера ко мне хорошо относится. Конечно, близкими задушевными подругами мы не были, но все-таки…

– А мне она никогда не нравилась. И я тебе об этом всегда говорила! Хитрая и завистливая дрянь. Помнишь, каких она тебе кавалеров сватала? Разве что не с помойки!

– Ну, это ведь она не от вредности. Других просто не было.

– А мне кажется, что очень даже от вредности. Чтобы тебя еще больше унизить! Мол, никому ты, такая из себя гордая и прекрасная, не нужна. Небось, специально для тебя женихов как можно хуже подыскивала!

– Ладно, допустим, снотворное в вино насыпала Вера. Мы с Кириллом об этом ничего не знали, выпили и дружно заснули. Я раньше, он чуть позже. Помню, он еще тащил меня до кровати. И вроде бы разговаривал еще при этом с кем-то…

– Разговаривал? – насторожилась Алена. – С кем?

– Не помню. О чем я только что говорила? Сбила ты меня с мысли!

– Ты говорила, что вы с Кириллом заснули. А перед этим он перенес тебя на кровать.

– Да! И еще раздел. И сам рядом лег. А когда мы заснули, кто-то пришел и зарезал Кирилла.

– А тебя этот тип почему-то не тронул. Может быть, все-таки Вера? Кирилл для нее посторонний мужик, а тебя она пожалела. Все-таки родня, хоть и бывшая.

– У тебя ум за разум зашел! Зачем Вере меня или Кирилла убивать?

– Ну, не знаю… Чтобы тебя подставить. Не нравилась ты ей, вот она и придумала, как тебе насолить! Засадит тебя надолго за решетку, а сама будет тебе передачки слать и рассказывать, как у них на воле все хорошо, как ресторан ее процветает и какой Руслан у нее милый, работящий и заботливый. Ну, чтобы тебе еще больней сделать.

– Почему больней? Наоборот, рада за них буду.

– Ну так это ты! А Вера завистлива до ужаса. Она по себе судит.

Вообще-то нарисованный Аленой психологический портрет бывшей золовки удивительно точно обрисовывал характер Веры. Как ни была расстроена Инга, но и она хмыкнула. И все же покачала головой:

– Нет, Вера, может, и вредина, и завистливая, но она не убийца. Ты бы видела, во что превратился Кирилл. Не человек, а дуршлаг! На нем места не было живого, одни сплошные раны. Вера никогда бы не отважилась столько раз всадить нож в тело живого человека.

– А кстати, нож нашли?

– Нет. Не знаю, хорошо это или плохо, но ножа пока что не обнаружили. Однако, по версии следователя, нож был из моего бытового комплекта. Там сталь отличная, и заточены они остро. Запросто можно человека убить. В общем, самого большого мясницкого ножа теперь в комплекте не хватает.

– Убийца забрал его с собой! Или еще где-нибудь к делу решил приспособить. Например, та же Вера! Будет теперь твоим ножом мясо у себя на кухне резать.

– Что ты все «Вера» да «Вера»? – вспыхнула Инга.

– А что? Натренировалась, небось, на рубке мяса у себя в ресторане.

– Максимум, что может сделать Вера, – разбить сырое яйцо или поджарить курицу. Да и то она предпочитает с мясом дела не иметь. Горячий цех у них на Руслане. Сама Вера – трусиха. Нет, это не она приходила. Тут был кто-то другой – очень жестокий и хладнокровный.

При мысли, что в ее квартире совсем недавно разгуливал убийца, Инга вновь затряслась от страха и порадовалась, что Алена так вовремя приехала из своих Дубочков. Подруга не даст ей погибнуть. Такая уж Алена есть: если видит, что кому-то приходится туго, обязательно остановится и поможет. И не потому, что ждет какой-то ответной услуги или благодарности, просто так поможет, от широты своей русской души.

– А как убийца попал в дом? Взломал дверь?

Инга задумалась. Вроде бы следователь говорил, что следов взлома на двери не было обнаружено. Не поверив словам подруги, Алена вооружилась лупой, с помощью которой еще отец Дмитрия – свекор Инги рассматривал марки в своих кляссерах. Лупа была еще советская, хорошая и надежная. С ее помощью Алена со всех сторон рассмотрела дверь и замки на ней и вернулась к Инге на кухню разочарованная.

– Да, никаких следов взлома. Ни царапинки – ничего.

– В полиции тоже склонялись к мнению, что либо дверь была не заперта, либо у убийцы имелся запасной ключ.

– А ты что думаешь?

– Ключом открыл. Я ведь дверь закрывала, хорошо это помню.

– Ну а ключ у убийцы откуда?

– Понятия не имею. Я свои ключи никому не раздавала.

– Здрасте! А я? У меня до сих пор где-то хранится твоя связка.

– Так это от квартиры родителей. Они уезжали, просили меня цветы у них поливать. А я тоже уезжала и тебе передоверила это дело.

– Ну ладно. А от этой квартиры ты никому ключей не давала? Точно это помнишь? А то ведь ты у нас рассеянная – замечтаешься и забудешь, что делала и чего не делала.

– Я никому ключей от этой квартиры не давала, – твердо произнесла Инга, для верности еще и отчеканив каждое слово. – Понятно?

Но Алена махнула на нее рукой:

– Это сейчас ровным счетом ничего не меняет! Твой муженек мог дать. Или сынок потерял. Или… или кто-то из знакомых мог взять да и дубликатик себе сделать.

– Мои друзья приличные люди.

– Все?

– Все!

– Так не бывает.

– Я никого из моих друзей не подозреваю.

– Не важно, – взмахнула рукой Алена, – если всех перебирать, уморимся, еще толком не начав. Давай сделаем так. Просто будем исходить из мысли, что убийца – это человек, близкий тебе, вхожий в твой дом и имеющий возможность спокойно раздобыть твои ключи. Для того чтобы сделать с них дубликаты, много времени ведь не нужно.

Инга слушала подругу с замиранием сердца. Все хуже и хуже! Чем дальше в лес, тем страшней. Сначала убийца Кирилла просто разгуливал у нее по квартире. А теперь еще выясняется, что этот человек хорошо знаком самой Инге. Получается, что в ее окружении имелся страшный преступник, а она не только общалась с этим человеком, но и считала его своим другом!

Было от чего похолодеть. И рука сама собой потянулась к хрустальной рюмке, которую сочувствующая горю подруги Алена уже заботливо успела наполнить прозрачной влагой.