13. Чудо подоспело
Еще один эхайн. Не слишком высокий по здешним меркам, очень худой, жилистый, непонятного возраста и весь какой-то поношенный, как пыльная одежка из забытого бабушкиного сундука. В свинцово-сером комбинезоне из плотной материи, что, может быть, являло собой сильно облегченный вариант скафандра, не патрульный и не Истребитель… да и комбинезон выглядел таким же потрепанным, как и его хозяин, весь в грязных разводах и ржавых отметинах. Глаза на прорезанном глубокими морщинами кирпичном лице горели живым желтым пламенем. Небритая щека слева была глубоко и, по всей видимости, недавно располосована чем-то очень острым, кровь все еще набухала по краям пореза мелкими каплями, которые эхайн периодически смахивал бурым от грязи рукавом. Вдобавок, от него отвратительно пахло немытым телом и какой-то нездоровой химией.
– Пойдешь со мной, и никто не пострадает, – объявил он Севе, старательно подбирая слова.
Казалось, ему стоило громадных трудов скрыть необъяснимую радость.
– А, вспоминаю, – проговорил Сева равнодушно. – Это вы приставали к нам с дурацкими вопросами в портовом трактире.
– И еще завалил твоего охранника-пилигрима, – злорадно закивал потасканный. – Мичман Нунгатау, верный слуга янрирра.
– Охранника? – Сева вытаращил глаза. – Какого охранника? Какого пилигрима?.. Впрочем, неважно. Не понимаю, чего вы за мной таскаетесь… э-э… мичман… но просто дайте мне закончить то, что я начал. А потом уже обсудим волнующую вас тему.
Серый эхайн осторожно, словно опасаясь нарваться от абсолютно безобидного на вид Севы на какой-то ужасный подвох, приблизился и внимательно, с профессиональным интересом, осмотрел тело.
– Неслабо перепало горемыке, – заметил он с непоказным участием. – Тяжелый боевой скерн – это вам не шуточки. Что за манера пулять из таких игрушек по живым капралам?
– Это Истребители, – горестно сказал Тони, о котором все несколько подзабыли.
Мичман изумленно вытаращил рыжие зенки.
– Этелекх, – сказал он. – И разговаривает!
– Я что, по-вашему, мычать должен?! – обиделся Тони.
– Я не о том. – Если мичман и смутился, то самую малость. – Ты разговариваешь, как обычный эхайн. У нас в казарме, бывало, новобранцы с Севера не так бойко стрекотали, как ты… Тот, пилигрим в «Зелье и пороке», тоже вовсю расчесывал на чистейшем эхрэ, но с дозвоном… с акцентом, как у Красных. Может, ты мне объяснишь, что тут потеряли Истребители?
– Они хотят взорвать поселок… станцию, – сказал Тони. – А перед этим решили поохотиться.
– Поохотиться? С тяжелыми скернами?! Что у вас тут за твари такие водятся?
– Вы туго соображаете, мичман, – сказал Сева слегка раздраженно. – На людей они охотятся. Только вот почему-то начали со своих!
– Нас здесь двести с лишним человек, – сказал Тони. – Мы все заложники. Нас держали здесь почти пять лет.
– Пять лет? – переспросил Сева изумленно. – Ты не путаешь? Разве не… не двадцать?..
– Пять лет, – повторил Тони сердито. – А теперь решили от нас избавиться.
– Подожди, – сказал Сева. – Как пять лет? Ты точно с «Согдианы»?
– Точно, – ответил Тони, раздражаясь. – Капитан-торпедир, который убил капрала, сейчас находится вон в том доме.
– Нет там никого, – сказал мичман уверенно. – Я… э-э… проверял. О капторе можете не переживать. Но вот снаружи, действительно, околачивается штурм-крейсер Истребителей. А то и два. Или даже три, кто их считал… Так что, янрирр келументари, эти ребята пусть разбираются между собой, как им Стихии дозволят, а сами благоволите следовать за мной со всевозможной скоростью, если желаете спасти свою шкуру.
– Замолчите, мичман, – строго сказал Сева, опускаясь на колени. – И ты, Тони, тоже помолчи. Все – ни звука, понятно? Я хочу наконец сделать это.
– Ничего вам не нужно делать… – возразил мичман сварливо.
И тотчас же заткнулся.
…Сева медленно, словно преодолевая сопротивление воздуха, поднес ладони с растопыренными пальцами к жуткой ране с обгоревшими краями в груди капрала. Лицо его застыло и из загорелого сделалось серым… и в то же время светящимся изнутри, будто бы высеченным из чистейшего кварца. На кончиках пальцев возник и затрепетал призрачный ореол, неспешно и уверенно распространяясь по ладоням, выше, до самых локтей. Оттуда несколькими кисейными волнами перетек на распростертое тело… В один короткий миг все вокруг сделалось плоским и двумерным, как черно-белая гравюра.
Мир отшатнулся и повернул вспять.
Тони испытал странное ощущение: сквозь него, случайно и ненадолго застревая в мозгу, проносился дикий рой обрывков мыслей, образов и звуков. Затем пришло другое чувство, никогда ранее не испытанное и потому еще более странное: будто он все это уже однажды видел и пережил… но что именно, понять и запомнить не успел, потому что наваждение как пришло, так и ушло, без следа, схлынуло и забылось…
Мичман Нунгатау шумно выдохнул и попятился, схватившись за горло. Он едва успел уткнуться рожей в одинокий кустик церфесса, как его стошнило.
– В грунт оно закопайся… – булькал он между спазмами. – Извинения просим… в охырло его тямахом…
– Сева, – осторожно позвал Тони.
– Подожди, – попросил тот невнятно. – Еще ничего не свершилось.
– Что должно свершиться? Можешь объяснить толком?
Сева не ответил.
На подсекающихся конечностях, пошатываясь и утираясь, вернулся мичман.
– Значит, это правда, – сказал он озадаченно и плюхнулся задом прямо на землю.
– Что правда? – неприязненно переспросил Тони.
– Про келументари. Говорят о них всякое… да кто же поверит! – И мичман пробормотал нечто предельно скверное, запомнившееся сызмальства и употреблявшееся сугубо для того, чтобы отогнать голодных демонов от невинной детской души.
Сева, продолжавший стоять на коленях, выглядел неважно. Если по правде, сейчас он даже больше походил на покойника, чем капрал Даринуэрн. Тони хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, не очень понимая, что именно и по какому поводу… взглядом против воли зацепился за распростершееся тело.
Раны, что убила капрала, больше не было.
Ткань комбинезона на груди, куда пришелся залп из скерна, была совершенно цела и выглядела такой же выгоревшей и грубой, как и повсюду. К тому же, она равномерно вздымалась.
– Получилось, – сказал Сева бесцветным голосом.
– Он что, дышит? – шепотом спросил Тони, показывая взглядом на капрала.
– Спит, – кивнул Сева. – Но скоро проснется. Дай ему еще несколько минут.
– Он… живой?
– Еще и как.
– Что? – спросил мичман Нунгатау с отчаянием. – Что это такое было?!
– Долго объяснять, – сказал Сева устало. – Допустим, чудо.
Мичман вытер пот со лба. Выругался. Подобрал сопли. Выругался еще раз. Что-то там решил для себя. Перекинул оружие за спину, по локоть залез во внутренности комбинезона, покопался там и вытащил на свет небольшую вещицу.
– Велено было передать, – сказал он и протянул ее Севе. Добавил, непонятно к кому обращаясь: – И катись оно все в дерьмовую траншею…
– Ой, – сказал тот с тихой радостью. – Мой браслет! Как он к вам попал? А я его, помнится, выбросил, когда улетал…
– Ну вот, значит, нашелся, – промолвил мичман уклончиво.
– Говорю же, не зря мы все тут оказались, – торжествующе сказал Сева, адресуясь к Тони, у которого голова уже шла кругом. – Вот и еще одно чудо подоспело.
Он надел браслет на запястье – тот немедленно ожил от соприкосновения с рукой хозяина, – и, счастливо улыбаясь, послал всему миру сигнал бедствия.