Дирк Оберт неспешно одолел половину пути, когда заметил патруль. Ему это не понравилось: встреча с капралом Даринуэрном сегодня не входила в его планы. Впрочем, капрала среди эхайнов не было, и они просто стояли на краю подернувшегося сине-зелеными всходами поля, огромные, как сторожевые башни, закованные в обычную свою броню, несмотря на зной, медленно, как и подобает башням, вращая головами. В сторону Оберта они даже не покосились. Он перевел дух и двинулся дальше.

На перекрестке к нему присоединился Тони Дюваль, в шортах и фуфайке с капюшоном. На загорелом лбу его поблескивали капельки пота.

– Как пробежался? – спросил Оберт.

– Неплохо, – сказал Тони. – Без компании скучновато. Я понимаю, конспирация, все такое, но просто говорю вам как есть. – Он тоже увидел эхайнов. – Вам не кажется, будто они что-то заподозрили?

– Если бы они что-то заподозрили, – усмехнулся Оберт, – мы все с самого утра сидели бы взаперти по своим хижинам, а старина Ктелларн по очереди вынимал бы из нас душу.

– Не такой уж он и монстр, – возразил Тони. – Вот только очень переживает, когда проигрывает в шахматы или в покер.

– Так он еще и в покер играет?! – поразился Оберт.

– Сейчас уже нет. Он плохо умеет скрывать эмоции, особенно когда приходится лгать без нужды.

– И на что же вы играли?

– Так… на пустяки, – уклончиво ответил Тони.

«Разумеется, пустяки, – подумал Оберт. – Наверняка вынудили бедолагу Ктелларна обучить их каким-нибудь приемам эхайнских боевых искусств или как пользоваться скерном. Так, из чистого любопытства. А он запутался в собственной лжи, устал изворачиваться и счел за благо отступиться вовсе». Они миновали дома Верпланков и Шмиттов, дошли до поворота и здесь разделились, чтобы не привлекать излишнего внимания, условившись встретиться уже на месте. Юношу эта нехитрая конспирация явно возбуждала, между тем как Оберт не на шутку нервничал. Он вообще никогда не любил рискованных предприятий и до сих не мог простить себе, что вообще отважился покинуть уютный, обжитой кабинет и пуститься в это нелепое и необязательное путешествие на Титанум, которое завершилось для него самым неприятным образом. Больше всего сейчас ему хотелось бы сделаться невидимым. Или на крайний случай мимикрирующим, как хамелеон. Командор Хендрикс, помнится, рассказывал про какую-то вполне себе гуманоидную расу, которая, однако же, наделена была выдающимися способностями сливаться с окружающей средой и даже подвела под эти свои природные дарования некий философско-религиозный фундамент… Но никаких серьезных неприятностей не приключилось, а мелкими неудобствами вроде ушибленного о скрывшуюся в траве кочку большого пальца можно было смело пренебречь. Слегка припадая на одну ногу, Оберт приблизился к стоящему на отшибе в рощице синих ктимокабрен домику.

Менее всего он ожидал застать там де Врисса, который сидел в тени на лавочке, бледный, осунувшийся, но вполне жизнеспособный и с таким видом, будто уже утомился ожиданием.

– Доброе утро, Винс, – сказал Оберт. – Какого черта вы здесь делаете? Если не ошибаюсь, доктор прописал вам постельный режим.

– Все едино этот доктор ничего не понимает в людях, – промолвил де Врисс. – Он скорее угробит меня, чем вылечит. К тому же, у меня ремиссия, и я хочу успеть принять участие во всех авантюрах, которые вы замыслили в мое отсутствие.

– Как мило с вашей стороны, что вы не залезли в дом без спросу, – съязвил Оберт.

Де Врисс не успел ответить в том же духе, потому что из-за угла дома, крадучись по стенке, будто киношный ниндзя, появился Тони Дюваль. Увидев де Врисса, юноша в растерянности вышел из образа и едва не упал, споткнувшись о торчащее из земли корневище.

– А вы-то здесь зачем? – спросил он грубовато.

– Не дерзите, молодой человек, – строго сказал де Врисс. – Быть может, я окажусь вам полезен.

– Полезен? Чем же?

– Но кто-то же должен остаться на страже, пока вы будете разбойничать внутри.

Тони не нашелся, что возразить, и лишь пожал мощными плечами.

– Я тут вспомнил, пока прохлаждался в ожидании вас, – сказал де Врисс. – Мы долго не умели правильно воспринимать эхайнскую речь на слух, с их лязгающей и щелкающей дикцией и падежными постфиксами. Поэтому довольно долго называли эти деревья «текила-каберне».

Оберт негромко засмеялся. Тони посмотрел на него, непонимающе хмурясь.

– Я тоже должен смеяться? – спросил он.

– Пока нет, – сказал де Врисс. – Когда вернемся, ты очень скоро поймешь, в чем тут кроется незатейливый юмор.

– Не «когда», а «если», – проворчал юноша. – И давайте уже приступим, а то скоро обед, а я не хочу пропустить вторую пробежку.

– Какой ты правильный, Тони, – сказал Оберт не то с иронией, не то с уважением.

– Должен же я как-то защищаться от рутины, – сказал тот, словно оправдываясь. – Если один день неотличим от другого, выбор невелик. Либо лежать пластом в своей берлоге, предаваясь пустым воспоминаниям, либо стать частью этой рутины. Мне-то вспоминать особо нечего.

– Насчет берлоги, – сказал де Врисс сердито. – Камешек в мой огород?

– Но ведь у вас нет огорода, – промолвил Тони недоумевающе, а Оберт снова засмеялся.

– Правильный и простой, – сказал он. – Только такие способны выжить в болоте повседневности.

– Вам не удастся меня обидеть, – с достоинством сказал Тони.

– Правильный, простой и величественный, – сказал Оберт и потрепал его по макушке. – Я иду первым, а ты прикрываешь.

– Что прикрываю? – снова не понял Тони.

– Его задницу, – пояснил де Врисс. – А я в случае чего трижды раздельно стучу в окошко.

На всякий случай Оберт толкнул запертую дверь. «Это я уже делал», – ехидно сказал за его спиной де Врисс. Тогда Оберт извлек из-за пояса короткий плоский брусок из безымянного эхайнского металла. «Ух ты! – негромко поразился Тони. – Где взяли?» Вместо ответа Оберт приналег на брусок – тот выгнулся, но не лопнул, а спружинил, – и отжал дверной замок, как и повсеместно, исполнявший сугубо декоративную функцию.

– И как мы вернем все в изначальное состояние? – озабоченно спросил Тони.

– Да никак, – проворчал Оберт, проходя внутрь.

Тони, озираясь и зачем-то пригнувшись, проследовал за ним.

– Нас заметят, – предупредил он.

– Непременно, – сказал Оберт. – И очень скоро. Кто научится обманывать эхайнские средства слежения, тот обретет весь мир… И потому нам следует спешить.

– Что мы ищем?

– Не знаю, – честно признался Оберт. – Доказательства.

– Доказательства чего?

– Не знаю, – повторил Оберт. – Возможно, того, что мы не сходим с ума. Или что мы существуем в реальности, а не являемся возомнившими о себе виртуальными образами. «Природа дала нам любознательность, чтобы возбудить деятельность нашего ума. Однако она вовсе не стремилась к тому, чтобы удовлетворение любознательности стало главной, еще менее – единственной целью его употребления».

– У вас богатая фантазия, – сказал Тони саркастически. – Наверное, вы читали слишком много беллетристики.

– Я даже пытался ее сочинять, – усмехнулся Оберт. Тони воззрился на него с изумлением и ужасом, как на привидение. – Ты ведь не думал, дружок, что литераторы вымерли одновременно с динозаврами? Как это у меня… «В углу комнаты виднелся одинокий шкаф». Постыдно, правда? А самое постыдное… – Оберт на мгновение погрузился в воспоминания. – Так вот, самое постыдное – что я пытался ее преподавать. К моей чести будь сказано, только европейскую.

– Вы не это ищете? – спросил Тони, взяв с полки кристаллик в серо-белой оправке.

Оберт пригляделся.

– Это Библия, – сказал он. – Такая есть в каждом доме. И даже у эхайнов, как стало известно. Нет, определенно не это.

– Вы просто хотите их позлить, – сказал Тони с укоризной. – И выяснить, как далеко простирается их терпение.

– Но ведь ты меня защитишь, если что? – усмехнулся Оберт.

Юноша промолчал.

– Быть может, я хочу… – Оберт тут же поправился: – … мы хотим дать им понять, что мы не такие идиоты, какими кажемся.

– Это что-то изменит?

– Представления не имею.

Тони подумал, вертя в руках кристаллик.

– Капитан Ктелларн, несомненно, не считает вас идиотами, – сказал он. – Что бы вы о нем ни думали.

– В свете недавних открытий, – промолвил Оберт рассеянно, – я склонен полагать, что он принимает нас за растения. Вроде этих самых… «текила-каберне». За несколько более прихотливые, требующие бережного и постоянного ухода, безусловно ценные, но все же растения.

– Капитан Ктелларн, – сказал Тони, старательно артикулируя, – искренне огорчен болезнью де Врисса.

– Первого навигатора де Врисса, – поправил Оберт. – Уж будь последователен. Бери пример хотя бы с капрала Даринуэрна. Капрала круассаном не корми, а дай поименовать всякого полным титулом.

– Мы с капралом недавно спарринговали, – сказал Тони. – И он пропустил удар. И весь вечер выказывал мне различные знаки уважения.

– Без иллюзий на сей счет, мой мальчик, – промолвил Оберт. – Этот профессиональный убийца просто поддался.

– Вы же не поддаетесь, когда играете в шахматы с капитаном Ктелларном. Почему капрал Даринуэрн должен мне уступать?

– Потому что мы с эхайнами играем в разные игры, – проворчал Оберт.

Он присел возле стены и провел пальцем по едва заметному желобку, что тянулся от самого потолка и до пола.

– Как ты думаешь, куда он ведет? – спросил Оберт.

– У меня дома есть такой же, – сказал Тони. – Я не задумывался.

– А я не замечал, – признался Оберт. – Я вообще не слишком наблюдательный. «Наблюдательность – это всего лишь гвозди, которые крепят картину мира к стене воззрений». Знаешь, кто это сказал? Я тоже нет… Нужно было вместо тебя позвать Ниденталя, уж тот ничего необычного не пропустил бы.

– Но вам отчего-то понадобился здоровенный и недалекий малый, – ядовито сказал Тони. – Правильный и простой.

– И величественный! – подчеркнул Оберт. – Что если мы найдем применение твоей силе и попробуем приподнять доски пола в этом месте?

– Нет необходимости, – сказал капитан Ктелларн, который скромно обретался в дверях кухни и вот уже несколько минут с интересом наблюдал за их рысканьем.