…Планы солгали, планы всегда лгут, к этому просто нужно быть готовым и полагаться только на себя… Иными словами, никаких лестниц на брандмауэрах не было и в помине. А если и были, то давно ушли в переплавку. Штаб-сержант Омнунгор плечом вышиб какую-то крохотную дверцу в половину эхайнского роста и оказался внутри тесного полутемного помещения. То есть помещение было вполне себе объемным, но все пространство занимали громоздкие, озаренные мертвенно синим светом агрегаты, которые жили своей чрезвычайно насыщенной жизнью. Словно гигантские доисторические твари, они двигали неохватными конечностями, что-то пережевывали и временами издавали жуткие клокочущие звуки. Только что друг дружку не жрали… хотя за это нельзя было поручиться. Откуда-то вне всякой системы выхлестывали снопы мелких ядовито-зеленых искр. Воняло горелым металлом и расплавленным пластиком. «Вот незадача!..» Омнунгор шарахнулся от наползавшего на него из темноты чудовищного механического паука. В подсвеченной изнутри кабинке на загривке твари маячила фигура в глухом зеленом комбинезоне и защитной маске. Фигура делала угрожающие жесты и, возможно, сквернословила. Изловчившись, Омнунгор вскочил на нижнее сочленение передней лапы, в три прыжка оказался возле кабинки, стукнул прикладом в мутное стекло. Дверца слегка сдвинулась. «Ты кто? – спросили сержанта. – Зачем здесь? Война что ли?» – «Вроде того». – «С кем? Неужто со светляками?» – «С кем же еще, мать их захватчица, воевать, как не со светляками?» Паук шагал размеренно и степенно. Кабинка то поднималась, то проседала в такт шагам. «И что теперь?» – осторожно спросил паучий наездник. «А ничего. Работай как работал. Упырей вроде тебя они не тронут. Подскажи только, как на крышу пробраться». Упырь с охотой показал куда-то в направлении совершенно непроглядной клубящейся тьмы. «Там лестница. Смотри, в лучерезку не угоди!» – «В лучерезку…» Омнунгор неловко ссыпался на твердую поверхность, едва не угодив под одну из лап и чудом не потеряв оружие. «Лучерезка…» Бесполезно озираясь и выставив руки перед собой (и кто бы мог догадаться, что возникнет нужда еще и в приборах ночного видения?!), он двинулся в указанном направлении. Прямо перед носом что-то полыхнуло, и тускло-синее газовое лезвие проплыло медленно и бесшумно, словно крыло призрачного ветряка, пробирая до костей мелкими электрическими иголочками. «Лучерезка, стало быть…» Винтовая лестница обнаружилась на расстоянии двух шагов, и ничто уже не препятствовало ею воспользоваться. Омнунгор перебросил один разрядник за спину, другой зажал под мышкой, нашарил утлые перильца и бегом, как на учениях, через две ступеньки, пустился наверх. Пятьдесят шагов… сто шагов… триста… и незачем глядеть вниз… все едино не видать ни зги… Люк, что вел непосредственно на крышу, был задраен. Никто и не рассчитывал, что будет легко. С громадным сожалением Омнунгор установил на разряднике деструктивную мощность, как сумел закрепился на лестнице и произвел одиночный выстрел по препятствию. Этого оказалось достаточно. Крышка люка, красиво вращаясь, вознеслась в свинцовое небо. Омнунгор подтянулся на руках, выдернул себя из узкой горловины люка на загаженную испарениями, гнусно хлюпающую твердь. Нашел укрытие – какую-то почерневшую от копоти трубу. Прижался спиной к горячему металлу, привел оружие в боевое состояние для стрельбы экономными одиночными импульсами. И вдруг пережил всепоглощающую, безудержную радость. Все было как всегда. Просто и понятно. Вот оружие, вот прицел, а в прицеле – враг. И при делах не тот, что первый выстрелил, а тот, кто первый попал. Он уж и не надеялся когда-то вновь пережить это счастье. Ни о чем не думать, не ждать нового дня, который ничем не отличается от прошедшего, да и шансов на то, что он наступит, тот новый день, настолько мало, что можно считать, будто их и нету вовсе. А это значит, что жить нужно здесь и сейчас, и каждая крупица времени, что намерила ему судьба, дороже иной вечности. И ничего нет слаще таких мгновений жизни… «Третий позицию занял. Что там у вас?» Голос полковника едва пробивался сквозь тарахтение помех: «Здесь Первый. Стараемся привлечь к себе внимание. Да только попусту…» Омнунгор хмыкнул, выглянул из-за трубы. И увидел прямо напротив себя воздушное судно темняков. «Я что, совсем ничего не успею?» – подумал он в смятении. Так все хорошо начиналось, и все впустую?! Одного хорошего залпа достаточно, чтобы сдуть его, как мусор… Но судно вело себя непонятно. Ему было явно не до снайпера на крыше. Создавалось ощущение, что оно по каким-то причинам изо всех сил пыталось удержаться в воздухе. «Пятый, видите пташку?» – «Вижу, – откликнулся Кырханг. – Я ее ощипал. Вырубил систему ориентации. Кажется, она собиралась нагадить нашим храбрецам на головы. Сейчас это просто неуправляемое корыто, но ничего нет хорошего, что оно фиксирует наше местонахождение и транслирует наши переговоры серьезным парням на платформе». – «Пятый, это Второй, – подключился к беседе капитан Лгоумаа. – О какой платформе речь?» – «Со стороны солнца… гм… условного светила. Десантная открытая платформа. Движется сюда». – «Хреново, мать его», – сказал капитан. «Какая честь!» – откликнулся Сэтьятунд. «Тишина в эфире! – приказал полковник Нарданд. – Говорить только по делу». – «Воздух я беру на себя, – сказал Омнунгор. – Насколько получится. Это считается «по делу»?» Ему не ответили. Понимающе усмехнувшись, штаб-сержант снова высунулся из-за трубы – цель никуда не пропала, по-прежнему немощно трепыхалась в воздухе. Как удачно, что она открытая, для полицейских операций в городской черте, а не какая-нибудь боевая пехотная, где дисперсионная броня в три слоя и для всех видов излучения непроницаемое стекло… Одно из двух: либо хоманнары совсем страха не ведают, либо своих противников ни во что не ставят. И то и другое есть опрометчивое скудоумие, в реальных боевых условиях наказуемое смертью… Задержав дыхание, штаб-сержант привычно поймал паузу между двумя ударами сердца и первым же выстрелом снял пилота с довольствия…