В тесноватую клетушку набилось человек десять, не меньше, Оберта, который особо и не противился, оттеснили к стенке. Только вокруг сидевшего капитана Ктелларна и де Врисса с его скерном сохранялось некоторое пространство. Из своего закутка Оберт слышал, как Лили Дюваль пытается успокоить сына. «Господи, она-то зачем здесь? – подумал Оберт. – Мы же не хотели вмешивать женщин!» Потом до него дошло: коли уж Лили Дюваль здесь, коли уж здесь женщины, то обратной дороги и вправду не будет. Ему стало страшно. То есть, ему было страшно с самого начала, еще с утра, но это был привычный страх, с каким он не расставался ни днем ни ночью, обыденный, как головная боль от недосыпа. Но вот только сейчас его вдруг, что называется, пробрало до печенок. «Только бы не стошнило, – подумал он пристыженно. – Ну, хотя бы не при женщинах… и не при эхайнах».

За окном тоже стояли люди. В том числе женщины и дети.

– У вас еще есть возможность… – начал было капитан Ктелларн, но де Врисс, качнув стволом скерна где-то в районе его носа, велел заткнуться.

В этот самый момент снаружи, многократно усиленный и оттого утративший живую окраску, грянул недобрый голос:

– Недопустимой концентрацией в одном месте вы нарушаете правила. Предлагаю всем немедленно рассредоточиться, разойтись по местам постоянного проживания и не покидать их до особого распоряжения.

– Что будет, если мы не подчинимся? – выжидательно спросил командор Хендрикс.

– Ничего хорошего определенно не последует, – ответил капитан Ктелларн со злорадством.

– А если подчинимся, вы нас поощрите свежими гамбургерами? – ядовито осведомился де Врисс.

– Возможно, наказание будет не столь суровым.

– Повторно предлагаю разойтись и ждать особого распоряжения, – прорычал все тот же голос.

– Пошел ты!.. – крикнул кто-то с отчаянной удалью.

– Вы что же, все здесь собрались? – спросил Ктелларн пасмурно.

– Да, знаете ли, – сказал командор Хендрикс. – Мы и без того чересчур злоупотребили вашим гостеприимством.

– Это бунт? – усмехнулся Ктелларн. – Надеюсь, вы знаете, как поступают с бунтовщиками в местах ограничения личных свобод.

– Если вы решите убивать, вам придется убить многих, – сказал де Врисс. – Но вас это, кажется, не должно беспокоить: вы умрете первым.

– Похоже, вы укрепились в своем намерении от меня избавиться, янрирр первый навигатор, – посетовал капитан. – Чем я вам так досадил?

– Долго перечислять. За двадцать лет по земному исчислению столько всего накопилось…

– Еще раз предлагаю подчиниться и разойтись, – с отчетливым раздражением прогремел голос. – Это последнее предупреждение.

Оберт огляделся. «Я что, здесь самый трусливый?!» – подумал он с неудовольствием. Эта неприятная мысль заставила его отклеиться от стены и выпятить грудь. Впрочем, никто не обращал на него внимания.

– Командор, остановите безумие, – сказал капитан Ктелларн. – Или мне уже пора умывать руки?

– Не забывайте, капитан: глупо и бесславно, – свирепо промолвил де Врисс.

Невесть каким образом оказавшаяся рядом Ирен Зюлстра шептала молитву. Лицо ее было абсолютно спокойно. У людей, окружавших его, лица были одинаково спокойные и решительные. Даже у женщин. Все стояли молча, теснясь плечами, почти не двигаясь, будто ждали какого-то события.

«Странно, – подумал Оберт, глядя на Ирен. – Возможно, я единственный, кто на девяносто девять процентов убежден, что эхайны блефуют. Они блефуют постоянно, блеф у них в крови. Им очень хочется выглядеть более грозно и значительно, чем они есть на самом деле. Я это знаю точно, не зря же я столько дней играл с капитаном Ктелларном в игру, которая внешне очень напоминала шахматы… И при этом умираю от страха. А все остальные ничего определенного не знают и ничего, кажется, не боятся. – С другой стороны от себя он вдруг обнаружил Ольгу Шнайдер. Безмятежное, отрешенное выражение бледного лица придавало девушке необычно взрослый вид. – Может быть, они и не боятся, но неспроста оказались возле меня. Им важно в эту минуту ощущать крепкое мужское плечо. Знать, что в случае беды их защитят. Это придает им уверенности и, по логике вещей, должно наполнять аналогичной уверенностью и меня. Но отчего-то нисколько не наполняет. С этим нужно что-то делать. Нельзя быть таким отпетым трусом. Когда – и если! – все закончится так, как должно закончиться, моему психоаналитику придется несладко».

В помещении наметилось некоторое движение. Те, кто был ближе к входу, расступились насколько возможно. Первым вошел инженер-навигатор ван Ронкел, а за ним, пригибаясь, чтобы не стукнуться о притолоку головой в съехавшем на брови берете, проследовал капрал Даринуэрн. На его обычно бесстрастной физиономии сейчас отчетливо читалось недовольство.

– Ну наконец-то, – сказал капитан Ктелларн.

Капрал огляделся. Что-то в окружающих людях ему не понравилось, и он быстро сказал:

– Я без оружия. Но это не значит, что на меня имеет резон нападать.

– Вы под моей защитой, – произнес ван Ронкел абсолютно серьезным тоном.

– Дом оцеплен, – продолжал Даринуэрн. – И у всех есть оружие. Пока это цкунги… парализаторы. Вы должны понимать: нам ничего не стоит обездвижить всех. Я пришел только затем, чтобы разобраться в ситуации.

– Да сколько угодно, – сказал де Врисс. – Но встаньте так, чтобы я вас видел.

Капитан Ктелларн что-то проскрежетал по-эхайнски.

– Нам нужен переводчик, – быстро сказал командор Хендрикс.

– Капитан говорит, что разбираться в ситуации будет сам, – откликнулся из своего угла Тони Дюваль.

– Капитан желает разбираться самолично, – эхом продублировал его реплику всезнающий Франц Ниденталь.

Отповедь капрала была невнятна и сердита.

– Капрал спрашивает: вас что, обезоружили? – сообщил Тони. – Капитан по этому поводу нервничает и сквернословит. Ему стыдно.

– Не спорю, – сказал Ниденталь.

– Ну еще бы ему не было стыдно, – проворчал командор Хендрикс.

– Капрал уточняет, правильно ли он понял, что ситуация вышла из-под контроля, – окрепшим голосом объявил Тони. – До капитана доходит, что мы понимаем, о чем они тут собачатся. Он спрашивает, не может ли капрал говорить на другом языке. В смысле, на каком-нибудь эхайнском наречии, которому он меня не учил. Капрал отвечает, что он простой солдат. Говорит на непонятном языке… Капитан тоже его не понимает. – Тони вдруг хихикнул. – И снова сквернословит.

– Мой мальчик, – сказал командор Хендрикс строгим голосом. – Надеюсь, они не научили вас дурному?

Оберт нервно хохотнул. Его смех упал в напряженную атмосферу, словно тлеющий уголек в пороховую пыль.

Ирен Зюлстра перестала молиться и смущенно улыбнулась. Из дальнего конца комнаты донесся чей-то сдавленный смешок.

– Капрал говорит, – продолжал Тони, давясь смехом, – что ему приказано охранять людей, а не господина капитана. Что у него такой приказ из… в общем, откуда-то издалека. Да хоть из… грубое слово, отвечает капитан. Капрал говорит, что никому и в голову не могло прийти, будто господин капитан вдруг решит ни с того ни с сего расстаться с оружием, как… как…

– Прекратите, Тони, – с трудом выдавил командор Хендрикс.

– Как глупый домашний зверь… – простонал Тони. – Нет, как глупое домашнее животное… может быть, рептилия… рыба какая-нибудь глупая… Да откуда мне знать, что за зверинец они держат в своих домах?!

Теперь смеялись уже все.

– Рыба… на поводке!

– А они ей: фу, глупая, фу!.. не ешь эту гадость!..

– В ясную ночь рыбы сбиваются в стаи и пускают пузыри на луну!..

В комнату со двора заглянул угрюмый Антуан Руссо.

– Что у вас тут творится? – спросил он.

– Да вот, – сказал ван Ронкел. – Капитан ссорится с капралом.

– Ужас как смешно, – проворчал Руссо.

– Действительно, – сказал капитан Ктелларн, обращаясь к окружающим. – Не нахожу ничего забавного. Через несколько минут, возможно, вы все будете корчиться от боли, а некоторые даже умрут…

– Вы первый, капитан, – напомнил де Врисс, который совсем не смеялся.

– Дайте я объясню, – сказал Оберт. Ему вдруг показалось, что ситуация достаточно уморительна, чтобы ее не страшиться. – Понимаете, капитан… На самом деле наблюдать за вами – громадное удовольствие. Так оно и всегда было, но сегодня вы оба превзошли самих себя. Вы, два огромных, могучих эхайна, все в боевых шрамах, поднаторелые в воинских искусствах, всегда при оружии… – Он не удержался и с самым невинным видом уточнил: – Ну, почти всегда… Этакое живое воплощение силы и отваги. Вот вы стоите здесь и скрежещете один на другого, как два Черных Властелина, не поделивших мировое господство.

– Какие еще Черные Властелины? – спросил капрал Даринуэрн, слегка растерявшись.

– Не обращайте внимания, – сказал командор Хендрикс. – Это наш специфический земной фольклор.

– Вас развлекает все происходящее? – зловеще осведомился капитан Ктелларн.

– Нет, не развлекает, – запротестовал Оберт. – Но вы настолько аутентичны… а в нашем обществе к таким фигурам, как вы, давно уже никто не относится всерьез. Ну в самом деле… все эти ваши агрессивные ужимки, брутальная пластика… все эти ваши игры в войнушку со всем белым светом… как можем мы, с нашей историей, с нашим образованием, с нашей генетической памятью – несмотря на все попытки свести нашу жизнь к растительному существованию! – как мы можем видеть во всем происходящем что-то другое, кроме насмешки над здравым смыслом?!

– Прежде вы не выглядели излишне жизнерадостными, – заметил капитан Ктелларн.

– Вы прекрасно владеете нашим языком, – проговорил Оберт. – Вон даже Священное Писание цитируете к месту. Вы должны понимать: радоваться жизни и смеяться над смешным – разные вещи.

– Чему тут радоваться, – проворчал Ниденталь. – Двадцать лет как ветром сдуло…

– Какие двадцать лет? – спросила толстушка Эрна Шмитт, которой месяц примерно тому назад исполнилось девятнадцать.

– Да никакие, – смутился Ниденталь. – Просто метафорическая гипербола… или гиперболизированная метафора.

– Радоваться особенно нечему, – солидно подтвердил Юбер Дюваль. – Так хоть в цирке посмеяться.

– В цирке?! – окончательно потерялся капрал Даринуэрн. – Что такое «цирк»?

– Такое место, – с охотой пояснил Дюваль-старший. – Где клоуны.

– По-вашему, мы клоуны? – спросил капитан Ктелларн. Лицо его стало багровым от злости. Зажмурившись, он вдруг со всей силы саданул кулаком по столешнице.

Все отпрянули. Де Врисс пошатнулся, испытывая привычную уже боль и дурноту. «Только этого сейчас не доставало, – подумал он. – Хорошо, что я не выстрелил. Но перед тем как свалюсь, выстрелю непременно. Я об этом столько лет мечтал. И будь что будет». А вслух сказал:

– Полегче, капитан. Я вас только что чуть не прикончил.

– Идите к черту! – гневно сказал Ктелларн. – Капрал, я устал и хочу, чтобы вы прекратили этот балаган… ну хорошо – цирк. Прикажите своим людям стрелять на поражение. По всему, что шевелится. Я желаю, чтобы этим животным стало совсем весело.

«Сейчас, – подумал де Врисс. – Сейчас. Вначале – капитан, потом, если успею, – капрал. Могу не успеть. А должен бы».

«Этого не случится, – подумал Оберт. – Этого не может случиться ни по одному из сценариев». Он даже перестал дышать.

Наступившую тишину нарушали единственно доносившиеся со двора звонкие голоса резвившихся детей.

– Гаграта-гхана, – проронил капрал Даринуэрн с обычным своим кислым выражением лица.

– Формула бескомпромиссного неподчинения прямому приказу непосредственного начальника, – перевел Тони Дюваль. – Вариант: при всем уважении, а не пошли бы вы…

– Вариант: ответ отрицательный, – ненужно прибавил Ниденталь.

Он говорил совсем тихо. Но его услышали все, даже, наверное, те, кто оставался снаружи.