3

Конечно же, его искали. Долго искали, прочесали всю трассу, по сторонам пошарили. А рыскать в Поясе Астероидов занятие неблагодарное. Здесь не то что рейсовый грузовик — целая эскадра затеряется. Никому и невдомек, что от скулового удара заклинило половину двигателей, потом сжатым выхлопом их разнесло в клочья и планетолет закрутился, как волчок. И долго еще волокли его куда-то уцелевшие движки, покуда их не срубило к дьяволу. То, что сохранилось от корпуса, вошло в поле тяготения этой вот планетки — может быть, у нее даже имя есть, — и нежно прилегло на ее груди.

Пирогов продолжал сопротивляться.

Вручную почистил систему аккумуляции, трижды плюнул через левое плечо и соединил контакты. Разряд пришелся в палец (хорошо рука была в перчатке), а тумблерная панель взялась разводами от перекала, пластиковые детали выгорели начисто. Пирогов подумал: не бросить ли ему все как есть, надежды-то никакой? Только разозлился от этой мысли, своротил панель, закоротил что можно и нельзя, заизолировал два, только два вывода и свел их воедино. Заискрило — ток есть, поступает снаружи! Солнца здесь небогато, но жить, как выяснилось, можно. Внутренне содрогаясь, прошелся еще по одной схеме. Безжалостно сдирал изоляцию и обшивку стен, взламывал интегральные схемы. В результате к исходу дня у него возникло освещение в приборном отсеке и два рабочих щитка в грузовом. Первым долгом он побрился, затем разогрел себе на ужин консервы и вскипятил в закрытой тубе какао. Прикинул на глаз- воды оставалось еще на трое суток. Затянуть ремень — хватит и на неделю. Если за это время он не восстановит систему жизнеобеспечения, то смело мо->кет выходить на поверхность планетки и открывать гермошлем. А там — абсолютный нуль или декомпрессия, что раньше…

Время, время, время… Цейтнот.

“Ох, мне бы сейчас Танюшкины заботы!” — как всегда, безотносительно к чему-либо подумал Пирогов. У нее одна забота — не опоздать в бюро, а там хоть трава не расти. Поболтать с подружками о нарядах, о гастролях африканского джаз-рокпульса, покурить в коридоре под испепеляющим взглядом ретрограда шефа. Пойти в кафе в обеденный перерыв и опоздать на полчаса к его окончанию. Опоздать с расчетами, или чем там она занимается. Опоздать после работы на свидание с этим лицедеем. Опоздать в театр, махнуть на все рукой и пойти на целый вечер, а то и ночь, в дискобанк, где крутануть мимолетные знакомства со всевозможными шалопаями. А то еще: прийти домой на радость бабушке и просто проваляться до полуночи на диване, закинув руки за голову и лениво следя за переливами световых абстракций видеомага под самую что ни на есть ультрамодную музыку. Ну куда ей, скажите на милость, спешить, когда впереди еще такая необозримая жизнь, а молодость кажется бесконечной?

Может быть, оттого и не воспринимала она Пирогова всерьез, что он спешил жить, на совесть отрабатывал каждый дарованный ему судьбой час. И не потому он так поступал, что все вокруг заняты тем же самым, а потому, что иначе нельзя. Иначе прогресс человечества застопорится. Парадокс стрекозы и муравья. Может ли стрекоза полюбить муравья?.. Чушь какая-то.

Что он сделал не так? Почему не смог завоевать ее переменчивое сердечко? Или все не так? Бею жизнь прожил не так и не для того? Ну, поцеловал, уезжая на практику. Если только можно назвать поцелуем короткий толчок плотно сжатых губ, сопровождаемый паническим зажмуриванием глаз. Писал раз в неделю, а перед глазами все стоял ее задиристый профиль: “Ну и теленок же ты, Пирожок!” И, разумеется, от пяти предложений Тане стать его женой, встреченных с юмором, соответствующим ситуации, прогресс человечества вперед не припустит. Все те спортсмены, музыканты и актеры тем и отличались от него, что не донимали ее никакими далеко идущими предложениями, не навязывали себя навечно. Они старательно играли свои партии в водевиле, где Танюша была бенефицианткой: сколько таких девчонок еще встретится им на пути, и сколько таких, как они, повстречается ей после того, как они расстанутся, перекинувшись на прощание парой ничего не значащих, ни к чему не обязывающих фраз?

Что говорил по этому поводу Сережка, друг до гробовой доски: “Ну, сосватаешь ты ее. Доконаешь своими чугунными признаниями. Так ведь Татьяне твоей свадьба не свадьба будет, если она меня не заставит забыть, кто из нас двоих ее жених. Ей возле одного мужчины скучно. Понимаешь, дубина ты, ску-учно! Ей сам по себе интересен факт, что мужиков много и все они разные. Разве это человек? Так… Бабочка-поденка”. Пирогов, помнится, призадумался, побить ли ему Сергея или выждать. Тот моментально уловил его колебания: “Я, твой друг, тем и хорош, что ты мне вломишь, но я тебя пойму и прощу. А она тебе твоего десятилетней давности объяснения в любви простить не может!”

Пирогов допил какао, поймал ртом случайно выскочившие из тубы и теперь медленно планировавшие на пол капли и прилег на свое спартанское ложе. Поворочавшись, протянул руку и погасил свет.

Едва только он закрыл глаза, как увидел Таню. Еще бы, все мысли о ней одной! Таня сидела с ногами в глубоком кресле с выгнутой спинкой. Нахохлившаяся, с распухшими глазами. Пальцы медленно перебирали бахрому цветастой цыганской шали, наброшенной на плечи. Горел торшер. “Удивительно, — подумал Пирогов. — Откуда мне знать, как у нее в комнате? Я же не бывал там дальше порога”.

Их взгляды встретились. Снящаяся Таня изумилась. Растерялась. Губы ее дрогнули в неуверенной улыбке: “Алешка?..”

“Это хороший сон, — думал Пирогов, погружаясь в забытье. — Только почему она плачет?”