В пятом часу утра, когда дикий пейзаж за окном сменился вполне цивилизованными постройками, поезд начал постепенно замедлять ход, пока наконец не остановился у перрона Симферопольского вокзала, оглашая прохладное еще южное утро гудками и обдавая паром носильщиков. Первым из вагона вышел бодрый и свежий Торопков, за ним – воодушевленный Смородинов. Последним, попыхивая трубкой, появился Родин. Он был задумчив и молчалив, смотрел куда-то вдаль и щурился. Когда зевающие пассажиры выволокли свои чемоданы и саквояжи на залитую ранним солнцем платформу, их тотчас же обступили чрезмерно бодрые носильщики и зазывалы.

– В Судачок едем, господа хорошие!

– И вещички забесплатно донесем! Ни копейки, ни полушки не возьмем!

– А вот художники-поэты, готовьте монеты: кому в Коктебель на дачи – вот Бог послал удачу!

Смородинов с каменным лицом прошел через их радостный строй и двинулся направо в обход здания вокзала белого кирпича.

Те сразу недовольно забурчали:

– Ну вот, все одно что с этим аглицким поездом: поди опять к Андрей Иванычу в коляску шмыг – и поехали.

– И то видать, не православные христиане, вон какие рожи басурманские!

– Ездиють сами, а рабочему человеку заработать не дають!

Профессор, завернув наконец за угол, указал на ряд повозок самого разного качества:

– Тут всегда дешевле выходит. А то эти горлопаны, которые на коляски зазывают, себе еще пару гривенников срежут. Мы-то сами сейчас все сторгуем. Я тут, коллеги, все знаю!

Он уверенно подошел к разбитому, грубо покрашенному шарабану.

– Ну что, любезный, вот снова я к вам и приехал! – сказал он, забрасывая свой саквояж вовнутрь.

– Здравия желаю, ваше высокопревосходительство, – ответил пожилой ванька, по-военному отдавая честь, резко, прямой рукой и с лихой отмашкой. – Все как раньше изволите ехать, к рыбакам? К Нестеренкам? А господа военные куда прикажут?

– Господа военные нынче со мной. – Профессор ловко залез в коляску и плюхнулся на сиденье. – Гони туда же, да скорей. На водку получишь, как всегда!

– Да мы водочку-то не пьем, господин профессор, – с лукавой улыбкой ответил возница, – чегой-то вот под микитками ныть стало. Мы этак на чаек, на чаек.

И вот понеслись за бортами повозки малорусские степи Таврической губернии, так не похожие на привычные поволжские. То тут, то там торчали выветренные каменные валуны или так похожие на них белые татарские сакли. В лица хлестал горячими песчинками поднявшийся ветер, кричащий, словно ошпаренная кошка, отчего разговор не клеился: только стоило открыть рот, как туда набивались песок и сухие травинки. Торопкову на кепи даже приклеились несколько огромных перекати-поля, делая его похожим на английского юнгу в его берете с помпоном.

Когда добрались до хутора рыбаков, уже стемнело.

Смородинов выпрыгнул из коляски, размашистым хлопком бросил в руку вознице ассигнацию и бросился обниматься со старым рыбаком, который вышел его встречать с трепещущим на ветру фонарем.

– Ось, Дэнис Трофимовыч, як жэ ты, бисова дытына, постарив!

– Да и ты, Остапе, еле-еле на ветру держишься!

– Давайте до хаты, пан профессор, вже й и уха поспила, та й горилочки для гостей дорогих знайдем!

Старый Нестеренко, бывший проводником у Афанасия Гусева и молодого адъюнкта Дениски Смородинова, уже отдал Богу душу, а нынешний старший в семье рыбаков, Остап Нестеренко, был его сыном.

Наутро гостям снарядили шхуну. Кормчим был сын Остапа – крепкий Евген, постриженный под горшок, с седеющими длинными усами, напоминающими желтые клыки моржа. На руль стала двадцатилетняя внучка Оксана.

Шхуна медленно шла мимо прекрасных и пугающих скал и утесов Кара-Дага: Ивана-Разбойника, Золотых Ворот, приближаясь к острому шпилю Чертова Зеркала гряды Шайтан-Калаяр.

– Ну что, какие тут у вас новости, голубчик? – спросил Смородинов у Евгена.

– Да яки тут в нас новости… – ответил рыбак, посасывая огромную люльку, – живем, да рыбу ловим, да на рынку продаем, ось и вси новости.

– К Чертовым скалам-то не ходите?

– Та ни. Це тильки ты в нас такий скаженный, – усмехнулся Евген, – у нас тут вси знають, шо старый Шайтан-Калаяр незваных гостей не любить. Рыбы тут нема, и любий знае, что и дел тут нияких добрых буть не може. От и крепость к примеру взять: будували ще при ханах, да так и не добудували. Опасне це дело. Много тут людей шеи посворачивали, пока хан не уразумел и бросил это дело. Тому крепость й назвали: Шайтан-Кале, шайтан – це «черт» по-нашему, вот як. Багато охочих до тих скал було, да нихто добром не кинчив. Вон купил, чули мы, якийсь миллионщик вси скалы, зибрався тут замок строить. И шо? Потыкався вин, кажуть, тай трохи не десять чоловик загубив. Кинути б йому, поки не пизно, та ни, йиздив тут, людэй наймать хотив, гроши обицяв велыки. Да тилько наши люди не дурни: только зовсим лениви до нёго пишли. Да так дило й стало, заризали того пана-то, говорять, и недели не пройшло як зарезали. Ось оно как, с Шайтан-Калем шутить.

– Так ведь так и липнуть охотнички, як мухи на мед, – с улыбкой добавила Оксана. – Вон, я чув, Петро-бондарь казав, що з самой Москвы який-то богатей знов ци скалы купив. Не успели остыть, як кажуть.

– Так воно так, – поддакнул Евген, – монастырь зибрався тут возводить на месте старой крепости. Ну шо ж, може хоть молитвы святых отцив наших отсюда бисив геть повыгонять…

– А что, людей-то тут незнакомых не видно было? – спросил профессор после долгой паузы, в течение которой рыбаки читали молитвы и крестились, глядя на сияющие вдалеке купола церкви.

– Да тут як хто й появиться, то тильки чужий чи дурний, – ответил Евген, кивая на две яхты, стоящие на якоре неподалеку. С борта одной из них с диким воплем плюхнулся в воду толстый господин в полосатом купальном костюме с не менее толстой дамой в неглиже. – Вон вроде Кадушева. Все ему нипочем, только рыбу лякае.

– Хотя вчера бачив я на Карадагском шляху молодого татарчонка. Не нашего, – добавила Оксана. – Мабуть, и к Шайтан-Калю шел, тильки з другой стороны, не розумию.

Смородинов многозначительно поднял палец.

– А не нес ли он с собой мешка или торбы? – спросил он.

– Точно, нис, – кивнула Оксана.

– Ну это точно наш Ваня! – заулыбался профессор. – Только чего же он со стороны Кара-Дага пешком-то пошлепал? Хотя да, лодку-то ему неоткуда добыть. Эх, Ваня, рисковая голова!

Причаливать к подножию Чертова Зеркала шхуна не стала: повсюду из воды торчали острые рифы. Пришлось сыщикам и Смородинову добираться до скалы вброд, держа над головой саки со снаряжением, поминутно оступаясь и падая. В последнюю очередь Евген передал Торопкову огромную охапку подмокших веток и бутыль с постным маслом.

– Как зробите, шо треба, – сказал Евген, умело разворачивая шхуну, – запалите костер. Мы дым побачим и за час до вас доберемося. Храни вас Пресвята Богородиця!

Путешественники оказались на голой каменной площадке перед высокой отвесной скалой, покрытой острыми морщинами. Профессор, с утра переодевшийся в альпинистскую куртку и брюки-гольф верблюжьей шерсти, поставил на валун свой рукзак и саквояж, неторопливо извлекая мотки веревки.

– Я, господа, честно признаюсь, альпинист не самый лучший, но все же член Русского горного общества. Хоть возраст у меня не тот, что раньше, но до цели доберусь достаточно быстро. Полагаю, что вам, господа, нет нужды карабкаться на верхушку скалы, это людям неподготовленным очень сложно. Так что вам будет разумнее подождать меня здесь: я встречу Ивана в пещере и поговорю с ним сам, по-родственному…

– А я слышал об этом обществе не самые приятные вещи… – пробормотал Родин вполголоса. – Поговаривают, что вместе с Русским горным обществом восхождения на пограничные горные районы Кавказа и Средней Азии совершали немцы, англичане и австрийцы. И попутно заморские гости составляли такие карты и собирали такие материалы, которые по их возвращении домой интересовали не столько европейские научные круги, сколько соответствующие отделы генеральных штабов.

– Вам повезло, уважаемый профессор, – улыбнулся Торопков, – мы, конечно, не австро-венгерские горные егеря, но тоже кое-где лазали. Я, к примеру, в Турецкую кампанию с пластунами в дозор ходил, и рекогносцировку проводил, и языков брал, как раз на горах. И на Шипке был, в горах Стара-Планина. Там-то повыше было, чем на этой горке.

Профессор сконфуженно закашлялся.

– Нет-нет, господа, вы меня, разумеется, не так поняли… Я просто хотел облегчить, так сказать… Вы бы тут перекусили, я один-то сподручнее, я ж тут каждый камешек знаю…

– Не беда, – решительно перебил Торопков, – крючья у нас есть, веревки достаточно. Я поднимусь первым на двойном стремени с вашей страховкой, вы – вторым, Георгий Иванович – третьим, уж вдвоем-то мы его быстро наверх вытянем.

– Так уж ли быстро, – засомневался профессор, глядя на массивную фигуру Родина.

– В любом случае, по всем тонкостям военной науки, сейчас нам надо держаться вместе, – отрезал Торопков. – Георгий Иванович – отличный стрелок, но отсюда не видать вашу пещеру, а вот его будет видно отлично. Невыгодная позиция!

– Как раз невыгодно класть все яйца в одну корзину! – повысил голос профессор.

– Погодите, господа, – успокаивающе поднял руки Родин, – я полагаю, у нас есть десять минут, чтобы рассудить все логически. Какова цель нашей экспедиции?

– Поймать Гусева! Найти Ваню! – хором ответили Торопков и Смородинов.

– Да! – согласился Родин. – И, по возможности, без кровопролития и вообще насилия доставить его в Старокузнецк.

– А еще, по возможности, найти сокровищницу Ахмет-бея! – добавил профессор.

– Совершенно верно, – согласился Родин. – Тем более что эти цели сходны: Иван ищет сокровищницу, но у него есть карта, в отличие от нас, стало быть, найдя его – мы найдем и ее.

– Верно! – кивнул Торопков, а профессор склонил голову в знак согласия.

– Где находится тайник? – спросил Родин, и Смородинов в ответ ткнул пальцем вверх.

Лаз в расщелине был плохо различим снизу и находился не так уж высоко, как расписывал профессор, саженях в десяти от площадки.

– Но Гусева-то видели с другой стороны! – заметил сыщик.

– Значит, ему известно наверняка, что и вход в пещеру с другой стороны. Зачем же нам лезть здесь?

– Мне кажется, уважаемый профессор нам что-то недоговаривает, – улыбнулся Родин. – Иначе это противоречие объяснить нельзя.

Профессор долго мялся, вертя в руках моток веревки, и наконец сказал:

– Да. Я действительно кое-что вам не сказал. Этот лаз, – он опять указал на темное отверстие в расщелине, – на самом деле вход в пещеру. Афоня Гусев был прав. Как только мой товарищ разбился насмерть, я, чего греха таить, сразу устремился в этот лаз. Да, там были надписи на турецком, были следы пребывания человека, я даже нашел два золотых динара на полу. Только вот войти в сокровищницу я не смог: лаз упирался в каменную дверь, и, как я ни бился, секрета отгадать не смог. Так и пришлось уйти несолоно хлебавши. В общем-то мне была нужна не сама карта, а шифр, написанный на ней. Секрет, как же открыть эту чертову дверь.

– А почему вы не решились взорвать вход? – спросил Торопков, и профессор в ужасе замахал руками.

– Что вы! Скалы могут обрушиться, и тогда бесценные артефакты будут погребены под толщей камня. А там много хрупких ювелирных шедевров… Нет, об этом не может быть и речи! Вход в сокровищницу здесь, только здесь, и больше нигде – и я… мы с Афоней Гусевым его нашли!

– Почему же Ивана видели с другой стороны скалы? – спросил Торопков.

– Ну, может быть, это еще и не он, – усомнился Родин, – сказали только, что видели молодого татарина.

– Скорее всего он, – сказал профессор, – он же в бегах! Переоделся в халат и пошел пешком через Карадагский шлях. Лодку ему взять неоткуда, вплавь тут не вылезешь. Скалолаз он отличный, решил, как видно, перелезть через хребет и спуститься с этой стороны. Для него это самый безопасный путь – тут его никто не найдет и не схватит.

– Так где он сейчас, по-вашему? – строго спросил сыщик.

Смородинов пожал плечами:

– Либо он уже в сокровищнице, либо он не дошел до нее, либо уже вышел из нее.

Тут взял слово Родин:

– Это мы можем выяснить, только если поднимемся к расщелине. Осмотрим следы, и все станет ясно.

Торопков кивнул, засунул свой наган сзади за пояс и подошел к скале.

– Так, до этой расщелины аршин десять с гаком. Ну что ж, Денис Трофимович, давайте снаряжение. Я полезу первым, а вы страхуйте. Посмотрим, что там за пещера!

Он взял моток веревки, сноровисто опоясался концом и завязал булинь.

– Где у вас крючья и молоток?

Профессор сконфуженно подошел к Торопкову.

– Я… В общем, тут можно забраться и без крючьев.

– Как так? – удивился сыщик. – Ведь тут отвесная скала!

– Господа, я не хотел вам говорить… Извиняюсь… В общем тут выбиты небольшие захваты и упоры, достаточные, чтобы поместить руки и ноги. По сути, это такая древняя лестница. Конечно, подняться тут может только храбрый и ловкий человек: предки Ахмет-бея делали это без страховки.

С этими словами Смородинов подошел к скале вплотную, подскочил и ухватился рукой за невидимую впадину.

– Это уже мое открытие, – сказал он, – Афанасий об этом не знал. Видите, надо подтянуться… – он ловко подтянул свое сухое тело и схватился левой рукой за другую впадину. – А дальше остается только переставлять ноги! – тут он соскочил на землю. – Но я без страховки так и в молодые годы боялся. А сейчас и подавно! Ну что, господа, с Богом!

– Денис Трофимович, – растерянно пробормотал Торопков, – а что же вы раньше нам об этом не сказали? Я всю дорогу думал, как мы на скалу будем забираться! Даже перед отъездом с Фадейкиным советовался, нашим маляром, который колокольню красил!

Смородинов долго откашливался и сморкался в свой широкий застиранный платок, а потом ответил:

– Я хотел устроить вам сюрприз.

– Что ж, вам это удалось, – улыбнулся Торопков. – Ну что, Георгий Иванович, готовы? Не боитесь? – и он ловко прыгнул на скалу.

Родин не боялся высоты и прекрасно лазал по скалам и деревьям. Когда он забрался в пещеру, сел на каменный пол и вытер пот со лба, Смородинов отпустил свой конец веревки и указал на каменную стену, в которую упирался проход.

– Следов нет. Очевидно, Иван сюда еще не добрался.

– Отлично, – сыщик вытащил из-за пояса наган и откинул барабан. – Что ж, наши вещи тут, провизии нам хватит на пару дней, так что можно устроить засаду…

– Тихо! – вдруг сказал Родин. Он привстал, чуть пошатываясь, и начал выпутываться из веревки, крепко обхватившей его под мышками. – Я слышу какой-то шум. – Он наконец распутался и извлек из своей деревянной кобуры револьвер.

– Где? – недоуменно спросил Смородинов, изучавший с фонариком арабскую вязь, выбитую на стене.

– Вот там, – ответил Родин и подошел к каменной стене, поднимая револьвер дулом вверх.

– Остановись, Хью! – раздался голос откуда-то сверху, из крошечного отверстия, из которого брезжил свет. – Хватит и джеба с левой, прибереги правую напоследок, а то ты вышибешь дух из этого аборигена.

Крепыш послушно замер, чуть приподняв правую руку на излете в футе от челюсти рухнувшего на землю татарина.

– Да, сэр, слушаю, сэр. Подстраховать вас?

– Нет нужды. Ноги только мешаются, но руки еще крепки! – Старый лорд быстро спустился в пещеру по канату, ловко держась за нее одними руками, и сел на каменный пол, перекинув одну безвольную ногу через другую.

– Что делать с этим дикарем?

– Свяжи его получше. Пусть пока лежит. Я думаю, он нам еще пригодится для некоторых вопросов. Когда он очнется?

– Откроет глаза через три минуты. Сможет говорить минут через десять, – отвечал Хью.

– Ну и отлично. Тогда перейдем к делу. Разложи-ка мой походный стульчик и усади меня перед этой стеной.

Ирландец сноровисто повиновался, и наконец Мак-Роберт расположился перед каменной преградой со своим походным саком на коленях. Он закурил сигару, закрепил на голове небольшой электрический фонарик и начал осматривать резную вязь, покрытую толстым слоем пыли.

– Так-так. Писано по-турецки, хорошим слогом. Ба, да это стихи, самые настоящие шаркы! Ну-ка, прочтем… – он сухо откашлялся и торжественно прочитал, водя пальцем по строкам:

– Ну, здесь все понятно, классическая метафора. Мудрецом надо быть, чтобы найти эту сокровищницу, разгадав все хитрости, что мы и сделали, а золотой батыр – это тоже мы с тобой, Хью, потому что мы – храбрые и победили всех врагов, и, конечно, наш маленький дружок, которым мы, как ключом, откроем эту дверь. Недаром в той рукописи епископа говорилось, что это – ключ. Снова метафора, и снова разгадка.

С этими словами лорд извлек из сака статуэтку, так ловко украденную с выставки в Старокузнецком музее, и снова начал ее внимательно рассматривать.

– Все же, повторю, это какой-то странный воин, – пробормотал он, попыхивая сигарой. – Никакой это не пятнадцатый век. И никакая не Италия. Сокровищницу строил итальянец, точнее – генуэзец, а это что? Восемнадцатый век, очень грубая работа. Может, искусная копия древнего ключа? – Сэр Эндрю долго ощупывал каждый дюйм стены, испещренной арабским орнаментом. Наконец удовлетворенно вскрикнул: – Есть, нашел! Вот эта впадина, прямо внизу! Размером с мой кулак! Значит, сюда и вста… черт побери… сюда… а если другим концом… нет… Что за дьявольщина, Хью! Этот дурацкий ландскнехт абсолютно не подходит к этому отверстию! Или наши высоколобые специалисты из разведки просчитались, или нас обвели вокруг пальца, как сопливых мальчишек! Это не та статуэтка!

– Может быть, вот это – то, что нужно, сэр, – Хью протянул хозяину другую фигурку – легионера, стоявшего на скале и размахивающего мечом.

– Ну-ка… – пробормотал лорд, внимательно глядя на золотого воина и откладывая в сторону облупленного. – Да это настоящий Овидий. Четырнадцатый век, бронза с позолотой… Погоди-ка, Хью. А откуда ты это взял?

– Пока вы разбирались с надписью, сэр, я решил обыскать мешок этого дикаря. И представьте, среди всякого хлама обнаружил статуэтку, завернутую в холщовую тряпицу.

– Хм, видно, этот татарин не так прост, как кажется… А сейчас попробуем открыть эту чертову дверь…

С этими словами лорд вставил позолоченную статуэтку в углубление в стене. Постамент, на котором стоял воин, изображающий грубо отесанную скалу, идеально совпал с неровностями отверстия. Раздался победный щелчок: сколы статуэтки попали в особые пазы.

– О, отлично! – захохотал Мак-Роберт. – Этот маленький дикарь принес нам отличный подарок. Думаю, мы отблагодарим его по-царски, в духе милейшего Ахмет-бея. – Тут он заурчал и зашипел: – Раздери меня черт, моих сил не хватает, чтобы повернуть эту чертову куклу. Видимо, в стихотворении речь шла и об этом. Мало ума, нужна еще и сила, чтобы пробраться вовнутрь. Хорошо, что ты со мной, мой верный Хью! Вот теперь пускай в дело свою правую, да и левую тоже.

Здоровяк схватил статуэтку, наполовину торчащую из скалы (меч теперь выполнял роль рычага), крякнул и медленно повернул по часовой стрелке. За стеной послышался скрип, как видно, пришел в действие скрытый механизм. Наконец стена плавно отъехала в сторону.