День второй
Хелен
Поначалу Хелен собиралась оставлять осколки, которые она использовала для рытья, лежать в открытую среди того мусора, что наполовину заполнял камеру. Но вскоре она поняла, что если похитители устроят осмотр камеры изнутри, то обязательно заметят следы недавнего использования этих осколков.
Не то, чтобы такой осмотр был очень ожидаем. Насколько она могла судить, похитители были настолько высокомерны, что, по-видимому, даже не рассматривали возможность того, что четырнадцатилетняя девочка может попытаться помешать исполнению их планов.
У Хелен не было случая присмотреться к похитителям после первых нескольких секунд, когда они вломились в квартиру и схватили её. После этого ей сразу же накинули мешок на голову и, каким-то образом оставшись незамеченными, вынесли из гигантского комплекса. Как они провернули этот трюк, осталось для Хелен загадкой, поскольку для уроженца Мантикоры плотность населения в комплексе казалась ошеломительной. Из событий первого ужасного часа она сделала вывод, что похищение было тщательно спланировано и осуществлено при содействии кого-то из обслуживающего персонала комплекса.
Когда они спустились под землю, им в конце концов пришлось снять мешок. Хелен не думала, что это входило в первоначальный план, но быстро выяснилось, что без этого не обойтись - разве только они собирались нести её. Опора под ногами в подземном лабиринте была столь коварна, что, пока на Хелен был мешок, она постоянно спотыкалась. Похитители несколько раз разражались в её адрес ругательствами и тычками, пока наконец не смирились с неизбежным и не сняли мешок.
Досада похитителей была ещё одним знаком беспечности, скрывавшейся за показным высокомерием. При всей очевидной скрупулезности планирования похищения о подобных мелких препятствиях явно не подумали. После тщательного штудирования Хелен военной истории - она твердо была намерена пойти по стопам родителей и поступить на службу во Флот - она видела в этом классические признаки противника, который был слишком самодоволен и не удосуживался задуматься, что может предпринять враг. Или даже просто понять, что Клаузевиц в древности назвал неизбежным “трением войны”.
Но, хотя мешок и сняли, она получала тычок, как только пыталась скосить взгляд в сторону похитителей. И с того момента, как её засунули в эту камеру, всякий раз принося еду, похитители требовали, чтобы она встала лицом к стене. Если верить книгам, это было добрым знаком. Похитители, которые не хотят, чтобы их можно было узнать, не собираются тебя убивать.
Во всяком случае так гласила теория. Однако Хелен не слишком на неё полагалась. Она все еще не знала кто её похитители и зачем она им. Но в одном она не испытывала ни малейших сомнений: они убьют её без колебаний, как насекомое. Верно, в свои четырнадцать она вряд ли могла считаться экспертом по человеческому злодейству. Но, хотя бы по тому, как ее похитители двигались, было достаточно очевидно, что они считают себя отдельной породой. Она мало что увидела у них в лицах, но не упустила особую походку, которой все они передвигались. Как у леопардов, красующихся перед овцой.
Их было четверо: двое мужчин и двое женщин. Хелен успела заметить, что они были достаточно похожи друг на друга, чтобы решить, что они родственники. Но теперь, когда она могла спокойно это обдумать, Хелен в этом усомнилась. Похитители не старались помалкивать в её присутствии по простой и разумной причине: они говорили на своем языке. Хелен его не знала, но, похоже, опознала языковую группу. Многие фразы напоминали старый белорусский, на котором все ещё говорили в некоторых сельских районах грифонского плоскогорья. Она была практически уверена, что похитители говорят на производном от одного из славянских языков.
А если так, то существовала неприятная возможность. Отец как-то рассказывал ей, что “суперсолдаты”, бывшие в самом центре ужасной Последней Войны, изначально были выведены в украинских лабораториях. Предположительно, все “суперсолдаты” погибли в тех войнах. Но отец сказал, что некоторые выжили. И по прежнему таились где-то в великом человеческом океане, который представляла собой домашняя планета человечества.
По всем свидетельствам, те “суперсолдаты” ставили прочих людей не выше вьючных животных. Или игрушек для развлечения.
Или насекомых...
Последняя мысль вызвала чувство специфического утешения. Хелен осознала, что следует древней стратегии одного из самых успешных видов живности Земли. Как и таракан, она найдет безопасность в стене.
Губы её изогнулись в улыбке и она вернулась к рытью.
Виктор
Дюркхейм пришел навестить Виктора в больницу. Как обычно, глава подразделения Госбезопасности при Хевенитском посольстве на Земле был краток и резок.
- Ничего действительно серьезного, - пробормотал он. - Впечатляющая коллекция синяков и ссадин, но ничего худшего. Тебе везет.
Дюркхейм был худ до грани истощения. Его костлявое лицо со впалыми щеками возвышалось на длинной, тощей шее. Стоя у подножия цистерны быстрого заживления и смотря на него сверху вниз, гражданин генерал ГБ напоминал Виктору не что-нибудь, а виденную как-то голограмму грифа, сидящего не ветке дерева.
- Итак, что произошло? - спросил он.
Ответ Виктора последовал без колебаний.
- Я только пытался побудить Ушера бросить пьянство. Это вредит нашему имиджу здесь. Я не представлял...
Дюркхейм фыркнул.
- Глупые новички! - Однако гнева в его голосе не было. - Оставь Ушера в покое, юноша. Честно говоря, лучшее, что он мог бы для всех сделать - это просто упиться до смерти.
Он оперся похожей на когтистую лапу рукой на край цистерны и наклонился над ней. Теперь он действительно походил на падальщика.
- Ушер все еще жив только по той причине, что он Герой Революции - детали не важны - а Роб Пьер временами склонен к сентиментальности. Вот и всё. - И прошипел: - Ты понял?
Виктор сглотнул.
- Да, сэр.
- Хорошо. - Дюркхейм выпрямился. - К счастью, Ушер держит рот на замке, так что нет причин что-либо предпринимать. Не думаю, что он проживет больше года или около того - не при том, в каких объемах он хлещет виски. Поэтому отныне просто держись от него подальше. Это приказ.
- Да, сэр. - Но Дюркхейм уже выходил в дверь. Как обычно, наблюдая за ним, Виктор испытывал некоторое изумление. При всей скелетообразности облика Дюркхейма и угловатой неуклюжести его походки, офицер ГБ ухитрялся передвигаться очень быстро.
Виктор едва не рассмеялся. Движения локтей Дюркхейма при ходьбе напоминали взмахи крыльев грифа. Но Виктор удержал юмор под контролем. Он был не настолько наивен.
Дюркхейм быть может и питался падалью, но все-таки был хищником, и очень опасным. В этом Виктор нисколько не сомневался.
* * *
Из больницы его выпустили три часа спустя. Было уже слишком поздно, чтобы отправляться в посольство, поэтому Виктор решил вернуться в свою квартиру. Она располагалась в недрах огромного, возвышающегося над городом комплекса, в котором Народная Республика Хевен снимала ряд квартир для персонала посольства. К сожалению, комплекс располагался на восточной окраине города на насыпи из мусора, которая с течением веков медленно отвоевывала километр за километром у озера Мичиган. Надо сказать, то был престижный район, но чтобы туда попасть потребуется долгое путешествие по лабиринтоподобной системе общественного транспорта Чикаго. Больница находилась на краю Старых Кварталов, неподалеку от таверны, которая была любимым местом попоек Ушера.
Виктор вздохнул. И это значит...
Не то, чтобы у Виктора были какие бы то ни было предубеждения против толп бедных иммигрантов, роившихся в Старых Кварталах и запруживавших общественный транспорт в их окрестностях. По правде говоря, он чувствовал себя комфортнее в толпе, чем среди элиты Лиги, с которой общался на частых общественных приемах в посольстве. Жители Старых Кварталов напоминали ему людей, среди которых он вырос в долистских кварталах Нового Парижа.
Но, в конце концов, была и причина по которой Виктор столь упорно бился за то, чтобы вырваться из этих кварталов. Была она и у того, что он без большого энтузиазма относился к идее провести час в тисках транспортной сети. Столица Солнечной Лиги любила хвастать своей системой общественного транспорта. Однако Виктор заметил, что элита Чикаго ею никогда не пользовалась.
“И что в этом нового?” Он утешил себя мыслью о неизбежном приближении революции в Солнечной Лиге. Виктор пробыл на Земле достаточно, чтобы разглядеть под поверхностным глянцем гниль.
Не более пяти минут спустя того, как он заставил себя присоединится к толпе, заполнявшей одну из транспортных капсул - хорошее название для этих штук, подумал он, - Виктор почувствовал, что к нему кто-то прижимается.
Как и все остальные Виктор стоял. Ему как-то говорили, что изначально капсулы делали с сиденьями, но из капсул используемых в районе Старых Кварталов их давным-давно убрали из-за количества набивавшегося туда народа. Виктор был относительно небольшого роста, обычного для хевенитов, выросших на долистской диете, но все равно выше большинства иммигрантов из Старых Кварталов.
Он опустил взгляд. К нему столь тесно прижималась - слишком тесно, даже с учетом забитости капсулы - молодая женщина. Судя по смуглой коже и чертам лица ее предками были выходцы из южной Азии, как и у существенной части популяции иммигрантов Чикаго. Даже если бы не похотливая улыбка, светившаяся на поднятом к нему лице, по её костюму он бы понял, что она - проститутка. Где-то в туманных глубинах времени происхождение её платья восходило к сари. Но данная версия должна была подчеркивать гибкие конечности и чувственный живот женщины.
Для Старых Кварталов ничего необычного. Виктор потерял счет тому, сколько раз с момента его прибытия на Землю, меньше года назад, ему предлагали себя. Как и обычно он покачал головой и пробормотал отказ. Из классовой солидарности, как минимум, Виктор никогда не был груб с проститутками. Поэтому отказ был вежливым. Но при этом все равно твердым.
Поэтому его удивило то, что она продолжала настаивать на своем. Теперь женщина практически обняла его, высунула язык и поболтала им в воздухе. Увидев верхнюю поверхность языка, Виктор окаменел.
“Вспомни о дьяволе”. Генные инженеры Мезы всегда маркировали своих рабов таким образом. Маркировка служила той же цели, что и клейма или татуировки рабовладельцев прошлого, но была совершенно неудаляема. Разве только вместе с языком. На самом деле метка была частью плоти, была выращена во время развития генинженерного эмбриона. По техническим причинам, которых Виктор не понимал, вкусовые сосочки легко поддавались использованию в таком качестве.
Напряжение его происходило отчасти из-за отвращения, но в основном из-за откровенного гнева. Если и была во вселенной непристойность большая чем Меза и “Рабсила Инкорпорейтед”, Виктору о том было неизвестно. “Но, - напомнил он себе, - эта женщина сама была жертвой этих чудовищ”. Поэтому Виктор использовал гнев, чтобы подавить отвращение. Он повторил отказ - еще более твердо - но на этот раз с очень дружелюбной улыбкой.
Не помогло. Теперь женщина прижалась губами к его голове, как будто для поцелуя.
- Заткнись, вундеркинд, - прошептала она. - Он собирается поговорить с тобой. Сойди на пересадке у Джексона и иди за мной.
Виктор от напряжения был зажат, как доска.
- Бог мой, - прошептала она. - Он был прав. Ты совсем еще ребенок.
Антон
Хмурый вид лейтенанта полиции Чикаго сделал бы честь Зевсу.
- Предупреждаю тебя, Антон. Если мы начнем находить валяющиеся по комплексу мертвые тела, я арестую тебя в мгновение ока.
Взгляд Зилвицкого не отрывался от пакета, который ему протянул лейтенант.
- Не волнуйся об этом, Мохамед. Мне лишь нужна информация, вот и все.
Лейтенант Мохамед Хоббс секунду разглядывал собеседника. Потом Роберта Тая, сидящего на полу в квартире Зилвицкого. Затем кибернетическую консоль, задвинутую в угол. Даже с первого взгляда было очевидно, что возможностями эта консоль намного превосходили все то, что обычно можно встретить в частном жилище.
На мгновение темное лицо Хоббса потемнело еще сильнее. Затем, слегка вздохнув, он проворчал:
- Просто помни. Мы на многое пошли ради тебя, Антон. Как минимум полудюжине человек, считая и меня, понадобится удача, чтобы отделаться только потерей пенсии.
Мантикорский офицер наконец оторвал взгляд от пакета и кивнул.
- Я понимаю, Мохамед. Никаких трупов. Ничего, на самом-то деле, способного поставить полицию в неудобное положение.
- Вроде наплыва в больницы людей с переломами, - буркнул полицейский. Его взгляд снова вернулся к Таю. - Или с чем похуже.
Тай вежливо улыбнулся.
- Кажется, вы не понимаете суть моего искусства, лейтенант Хоббс.
Мохамед фыркнул.
- Оставьте это туристам. Я видел ваши соревнования, сенсей. Даже с соблюдением правил выглядит достаточно страшно.
Он ткнул пальцем в Зилвицкого.
- А этот? Не припомню его сидящим в позе лотоса и обдумывающим сущность бытия. Но я хожу с ним в один спортзал и видел, как он выжимает от груди вес больший, чем то, о чем мне хотелось бы помечтать.
Полицейский выпрямился и расправил плечи, как будто сбросив с себя какой-то груз.
- Ладно, достаточно, - пробурчал он, развернулся и направился к двери. - Только помни: никаких трупов и никаких калек.
* * *
Прежде чем дверь успела закрыться, Зилвицкий уже сидел за консолью. В течении нескольких секунд он загрузил результаты полицейской экспертизы и с головой ушел в данные, проплывающие по экрану.
Виктор
Виктор никогда раньше не бывал внутри Старых Кварталов. Ему достаточно часто случалось огибать их по краю, или пересекать в капсуле общественного транспорта. Но он в первый раз на самом деле шел по их улицам.
Если это можно было назвать “улицами”. Планировщики городов, следуя тенденциям жаргона всех гуманитарных наук, говоря о магистралях зачастую предпочитали термин “артерии”. Этот эвфемизм, примененный в отношении Старых Кварталов, вовсе не был эвфемизмом. За исключением того, что они в сечении были квадратными, а не круглыми, а также того, что по ним двигались люди, а не кровяные тельца, система “улиц” была столь же сложной, разветвленной, извилистой и трехмерной, как и система кровеносных сосудов живого организма. Даже на самом деле более сложной, поскольку четкое деление на артерии и вены здесь отсутствовало.
Виктор безнадежно потерял ориентацию уже через несколько минут. За такое короткое время ведущая его женщина успела протащить его по большему числу улиц, чем он мог запомнить - а также четырем лифтовым переходам и трем гигантским подземным “площадям”, забитым киосками и магазинчиками, а еще раз она жизнерадостно пересекла помещение, где проводилась какая-то лекция или общественное собрание, и вышла через заднюю дверь, расположенную возле туалетов. Единственная логика в ее маршруте, которую смог уловить Виктор, состояла в том, что “улицы” становились все уже, потолки - все ниже, а искусственное освещение - все хуже.
“По крайней мере, не надо бояться, что за нами проследят”.
Как если бы он произнес эту мысль вслух, идущая впереди женщина склонила голову к плечу и сказала:
- Видишь? Вот как это делается. - Она гортанно рассмеялась. - А если кто-то спросит, ты просто хотел перепихнуться. Кто сумеет доказать обратное?
Внезапно, она остановилась и повернулась к нему. Движение было столь резким, что Виктор едва не налетел на нее. Он сумел вовремя остановиться, но они теперь стояли нос к носу. Ну... нос к макушке. Как и большинство мезанских генетических рабов, за исключением линий, предназначенных для физического труда или для боя, женщина была очень малорослой.
Она ему улыбнулась. Улыбка в целом была похожа на профессиональную мимику, которую она изображала в транспортной капсуле, но в ней было больше настоящих эмоций. В основном юмора.
Как и любой из серьезных, посвятивших себя делу молодых людей, не страдающих особой самовлюбленностью, Виктор заподозрил, что юмор был направлен на него. Женщина немедленно подтвердила его правоту.
- Не обязательно даже притворяться, - радостно заявила она. - Конечно, если захочешь чего-то особенного, придется заплатить дополнительно. Разве только это будет что-то слишком особенное, на что я не соглашусь.
Виктору понравилась ее улыбка. Она была почти дружеской, в распутном стиле. Но он все равно выдавил из себя еще один отказ.
- Жаль. Тебе бы понравилось, а мне бы пригодились деньги. - Она посмотрела на него с любопытством. - Уверен? - Улыбка стала еще распутнее. - Может быть со связыванием? Хотя... - последовал гортанный смешок. - ... нельзя сказать, чтобы ты не был уже завязан узлом.
К счастью, Виктору не пришлось придумывать на это подходящий ответ. Женщина просто пожала плечами, повернулась и пошла дальше.
Они еще несколько минут следовали все таким же запутанным маршрутом. Через две минуты Виктор заметил, что вполне уверен, что они уже стряхнули любой хвост, какой им только могли прицепить у больницы.
Фыркнув, женщина ответила:
- А кто пытается? Это дорога туда, где я живу, вундеркинд. - И снова с гортанным смешком. - Я не занимаюсь стряхиванием тех хвостов.
Смешок перешел в откровенный смех. Следующую минуту или около того, ведя его по запруженным “артериям”, женщина наглядно демонстрировала ему стряхивание своего хвоста. Задолго до того, как она закончила, Виктор искренне пожалел, что отказался.
“Сперва дело! Помни о дисциплине!”
Но мысли свои он оставил при себе. Он прекрасно представлял себе её реакцию, а также распутную улыбку и смешок, которые её сопроводят.
* * *
Оставшееся время их путешествия Виктор провел просто глазея на окружающее. Старые Кварталы Чикаго - или “Петля”, как их иногда по непонятным причинам называли* [в современном Чикаго “Петля” (The Loop) - это деловой (он же исторический) центр города, названный так из-за линии наземного метро, которая его опоясывает] - были знамениты от края до края Солнечной Лиги.
Печально знамениты, если быть точнее, как и прочие иммигрантские поселения в человеческой истории. Рассадник порока и беззакония, безусловно. В Петле можно купить все. Но была у этого места и аура очарования. Художников, писателей и музыкантов в обилии можно было встретить во множестве таверн и кофеен Старых Кварталов. (С настоящим кофе - истинно земных сортов. Виктор однажды его попробовал, но ему не понравилось. В этом, как и во многом другом, серьезный юный революционер, вышедший из трущоб Нового Парижа, был консервативнее любого декадентствующего элитиста.) Художники были исключительно “авангардистами”, и доказательством того была их бедность. Писатели в основном писали стихи и доходы их были примерно такими же. Музыканты же, с другой стороны, зачастую зарабатывали вполне неплохо. Если не считать оперы, Петля была центром музыкальной ночной жизни Чикаго.
Богатые или бедные, подвинутые на культуре завсегдатаи Старых Кварталов мегаметрополиса соседствовали с куда более опасной братией. За века Петля стала центром для криминальной элиты Солнечной Лиги, а также для всех разновидностей политических радикалов.
Чикаго притягивало их всех как магнит, со всей гигантской, расползающейся Солнечной Лиги. Но, поскольку респектабельное общество Лиги в целом отказывалось признавать существование широко распространившихся нищеты и преступности, бюрократы, бывшие истинной политической властью Лиги, присматривали за тем, чтобы нежелательный сброд убирали с глаз долой и, по возможности, из сердца вон. Пока иммигранты, за исключением тех, что работали слугами, оставались в Петле, обычно власти предоставляли их самим себе. Петля, до некоторой степени, была государством в государстве. Полиция Чикаго патрулировала только главные магистрали и те сектора, которые служили развлекательными центрами для “настоящих” граждан Лиги. Что касается остальных - пусть гниют.
В некоторых отношениях - нищетой, опасностью, скученностью - Петля напоминала Виктору убогие трущобы долистов, которые во время долгого периода правления Законодателей расползались подобно раку. Но только отчасти. Трущобы долистов, в которых Виктор родился и жил до поступления на службу в Госбезопасность, были жестоким, мрачным, гнетущим местом. Это положение начало меняться, по мере того, как распространялся революционный пыл и продолжалась война против мантикорских элитистов, а класс, к которому принадлежал Виктор, начинал принимать необходимость дисциплины. Тем не менее кварталы долистов в Народной Республике Хевен представляли собой трущобы.
Виктор подозревал, что Петля была даже более опасным местом, чем трущобы Хевена. Но между ними было коренное отличие. Петля представляла собой гетто, а не просто скопление жилых домов. И как во многих других гетто в истории, в ней струились флюиды жизни. Несмотря на грязь и нищету, на презрение респектабельного общества, в Петле были некие подлинные живость и натиск.
Увы, эта пробивающаяся joie de vivre* [жизнерадостность (франц.)] распространялась и на карманников. Пока они добрались до цели своего похода, Виктор расстался с бумажником. Часы он умудрился сохранить, но только едва-едва.
* * *
Добравшись до своей квартиры, женщина принялась набирать коды, чтобы открыть замки на двери. Учитывая количество замков, это был длительный процесс. Для одного из них у нее даже был ключ - настоящий, подлинный, антикварный металлический ключ. Пока ждал, Виктор внезапно понял, что не знает имени женщины. Его до глубины души смутило такое падение в элитизм.
- Прости, - пробормотал он. - Меня зовут Виктор. Я забыл спросить...
Женщина победоносно повернула ключ и дверь наконец открылась. Столь же победоносно она одарила Виктора улыбкой.
- Прости, вундеркинд. Свое имя я говорю только тем, кто мне платит.
Она вплыла в дверь, подобно великосветской даме наносящей визит во дворец. Виктор робко последовал за ней.
Непосредственно за дверью оказалась маленькая гостиная. Там был Ушер, удобно развалившийся на диване.
- Он в твоем распоряжении, Кевин, - объявила женщина. - Но хочу тебя честно предупредить. С ним вовсе не весело.
Она двинулась направо к двери, стряхивая хвост с живостью, натиском и joie de vivre.
- Я буду в спальне. Скорее всего мастурбируя, хоть платы и не получу.
Она закрыла за собой дверь. Опять-таки с живостью, натиском и joie de vivre.
Виктор глубоко вдохнул и тут же выдохнул.
- Она - это нечто, - произнес он.
Ушер улыбнулся. Той же самой тонкой, ехидной улыбкой, запомнившейся Виктору.
- Да, знаю. Потому-то я и женился на ней.
При виде расширившихся глаз Виктора улыбка Ушера стала еще тоньше и еще ехиднее.
- О ней нет упоминания в моем досье, верно? Это урок номер один, малыш. Карта не эквивалентна территории. Человек не эквивалентен своему досье.
Хелен
Теперь Хелен работала намного быстрее. По опыту она уверилась, что похитители заходят к ней в камеру только чтобы принести еду. Они, казалось, совершенно не задумывались о возможности того, что она может попытаться бежать.
Тяжелая дверь, которая запирала её в камере, явна была принесена сюда откуда-то еще. Впечатляющая дверь, во многих отношениях - цельная и тяжелая. На самом деле она выглядела новой. Хелен подозревала, что её купили специально для этой цели. А затем потратили множество часов на то, чтобы подогнать дверную коробку к неровному проему и вмуровать ее там.
Представив сарказм отца, она едва не расхохоталась. Любители! Великолепная дверь, это точно - вот только глазка в ней не было. Если похитители хотели проверить, чем занимается Хелен, то единственным способом сделать это было бы открыть саму дверь. Надо ли говорить, что дверь была снабжена несколькими замками - даже, судя по звукам, тяжелой цепью, приковывающей дверную раму к внешней стене. Как будто четырнадцатилетняя девочка могла её выбить!
В результате у Хелен всегда было заблаговременное предупреждение о том, что похитители собираются войти. Достаточно заблаговременное, надо надеяться, чтобы скрыть следы - хотя это становилось все менее исполнимым по мере углубления тоннеля.
Хелен на мгновение оторвалась от работы. Она уже сумела углубиться в стену больше чем на полметра, и почти уже не могла дотянуться до торца туннеля снаружи. Дыра, которую она прокопала, была как раз достаточно велика, чтобы втиснуться в нее и продолжать работу внутри. Но все еще достаточно мала, чтобы ее можно было прикрыть старой панелью, найденной Хелен в камере среди прочего мусора.
Обдумав ситуацию, Хелен поняла, что прежде чем углубляться дальше, ей нужно изобрести что-то вроде таймера. К сожалению, похитители отобрали у нее часы, прежде чем кинуть её в камеру. Когда она будет работать внутри туннеля, можно будет упустить громкое предупреждение, которое ненамеренно давали ей похитители, открывая дверь. Или может не остаться достаточно времени на то, чтобы выбраться и скрыть следы, прежде чем они войдут в камеру.
Но она не решение этой проблемы много времени она не тратила. Хелен всегда любила работать руками, особенно после того, как отец раскрыл ей прелесть изготовления моделей. Она была мастером по импровизации разнообразных маленьких устройств и вполне была уверена, что сумеет сконструировать и собрать какой-нибудь простенький таймер.
Вместо того она сконцентрировалась на более грубой и более фундаментальной проблеме. Само по себе рытье, к счастью, оказалось нетрудным. Пробившись через несколько первых сантиметров, Хелен обнаружила, что дальше идет просто засыпка. Сейчас она была вполне уверена, что находится где-то глубоко под Старыми Кварталами, в бесконечных слоях руин и развалин, отмечавших древний центр города. Чикаго было заметно больше двух тысяч лет. Во время столетий, когда шла война, никто не удосуживался убрать остатки старых и развалившихся строений. Их просто разравнивали и строили сверху.
Настоящей проблемой был вопрос, встающий перед каждым копающим подкоп: куда девать землю?
С сожалением, из-за того, что такой способ требовал много времени, Хелен пришла к выводу, что засыпку придется смешивать со старой грязью и пылью, покрывающей внутренность камеры. После тщательного перемешивания разница в цвете не будет слишком бросаться в глаза. Со временем, конечно, цвет будет изменяться и уровень пола начнет медленно подниматься. Но она надеялась, что процесс будет достаточно незаметным и не привлечет внимания похитителей.
Все это, конечно, в предположении, что у нее будут недели. Хелен знала, было ли это предположение справедливым. Возможно не было. Насколько она знала, похитители могли убить ее в течении ближайшего часа. Но выбора у нее не было, разве только сидеть и ждать. Как овца.
К черту! Память о матери придавала сил; тренировки мастера Тая помогали сохранять спокойствие. И она знала, что отец придет за ней. Не вскоре, возможно, но наверняка. Её отец именно таков. В нем не было романтичности, которая окружала воспоминания о матери, но он был надежен как восход солнца или как прилив.
Хелен вернулась к работе. Шварк, шварк.
Антон
Завершив изучение результатов полицейской экспертизы, Антон встал из-за консоли и подошел к окну, выходящему в город. Однако в окно он не смотрел. Да и не на что там было смотреть, поскольку в “картинном окне” его относительно недорогой квартиры видно было только другой гигантский жилой комплекс, стоящий с другой стороны бульвара. Если вытянуть шею, можно было поймать отблеск лежащей далеко внизу улицы с интенсивным движением.
Но его глаза не фокусировались на открывавшемся виде. Он был полностью погружен в себя.
- Господи Боже, - пробормотал он. - Я знал, что это не хевы, но такого не ожидал.
Из-за его спины раздался голос Роберта Тая.
- Ты знаешь личность виновников?
Зилвицкий кивнул.
- Священная Стая, - прорычал он. - “Кощеи”, как их иногда называют. Генные маркеры более чем очевидны. - Антон отвернулся от окна и уставился на мастера единоборств. - Вы о них слышали?
- Считается, знаете ли, что это выдумка, - ответил Тай. - Городская легенда. Так говорят все эксперты.
Зилвицкий не сказал ничего. Секундой спустя Тай сухо хмыкнул.
- Так уж, однако, случилось, что один из них как-то был моим учеником. Недолго. Мне не потребовалось много времени, что бы понять кем - или, следовало бы сказать, чем - он был, поскольку парень не мог удержаться от демонстрации физического превосходства.
- Как типично, - пробормотал Зилвицкий. - Предельное высокомерие. И что было дальше?
Тай пожал плечами.
- Ничего. Как только выяснилась его личность, я сказал, что не желаю больше его видеть. И сделал это достаточно выразительно. К счастью, он был не настолько высокомерен, чтобы со мной спорить. Так что он отправился своей дорогой и я больше его не видел.
- Один из них работает в этом здании, - внезапно заявил Зилвицкий. - Его данные среди прочих работников просто бросаются в глаза. Ублюдок даже не побеспокоился сделать пластическую операцию. Структура лицевых костей очевидна, если знать на что смотреть, даже если не учитывать результатов медицинского обследования. Врачи сказали “идеально здоров” и я уверен, что так оно и есть. Его фамилия Кеннесо и он бригадир ремонтников. Что, конечно же, объясняет, как ему удалось обойти сигнализацию квартиры.
Глаза Антона вернулись к окну и снова расфокусировались.
- Также это объясняет, почему Кощеи выбрали в жертву Хелен. Представившаяся возможность в чистом виде. Практически случайный выбор, если учесть, что им нужен был кто-то имеющий отношение к мантикорскому посольству.
- А это почему? - спросил Тай. - Что от вас нужно Священной Стае?
Зилвицкий пожал плечами.
- Это все еще загадка. Но в качестве предположения я бы сказал, что они работают на “Рабсилу”.
Глаза Тая несколько расширились.
- На рабопроизводителей с Мезы? Я не знал, что между ними есть связь.
- “Рабсила” это не афиширует, - жестко усмехнулся Антон. - При тех усилиях, на которые эти мерзавцы идут ради поддержания респектабельного облика, можно понять, почему им не хочется в представлении публики ассоциироваться с монстрами из прошлого Земли. С полулегендарными созданиями с репутацией не лучше, чем у оборотней или вампиров.
- Хуже, - буркнул Тай. - Никто на самом деле не верит в существование оборотней или вампиров. А Последняя Война была слишком реальна.
Зилвицкий кивнул.
- Что касается самой Священной Стаи, их тяготение к “Рабсиле” достаточно естественно. При том, что они возводят в культ свою сверхчеловеческую природу, на сегодня Кощеи не более чем крошечная группка. Мантикорская разведка никогда не утруждала себя тщательным их изучением. Но мы достаточно уверены, что здесь, в Чикаго, их не более нескольких десятков - а в остальных местах и того меньше. Они, конечно, дефективные ублюдки и представляют собой достаточную опасность при встрече в городских трущобах. Но они бессильны во всех мыслимых смыслах этого слова.
Он пожал плечами.
- Поэтому, как и многие другие потерпевшие поражение группы в истории, они вручили свою верность новому хозяину и новой цели. Достаточно похожим на прежних, чтобы сохранить последовательность идеологии, но с реальным влиянием в современном мире. Каковое у мезанцев безусловно имеется. И, хотя “Рабсила” заявляет, что является чисто деловым предприятием, не нужно быть гением, чтобы постичь политическую логику, лежащую за их действиями. То, что раньше на Земле назвали бы “фашизмом”. В конце концов, если можно вывести расу рабов, то можно вывести и расу господ.
- Но... - Тай на мгновение прикрыл глаза. - О, где вы, простые проблемы додзё, - пробормотал он. А затем: - Я все-таки не понимаю. Почему “Рабсила” это делает? У них есть какая-то личная вражда к вам?
- Ничего, что приходило бы мне на ум. На самом деле. Верно, что Хелен - моя жена - состояла в Антирабовладельческой Лиге. Но она никогда не была настоящей активисткой организации. И хотя немногие офицеры заходят так далеко, чтобы вступить в АРЛ, антимезанские настроения настолько широко распространены во Флоте, что она не особо выделялась. Кроме того, все это было годы назад.
Погруженный в мысли, Антон медленно покачал головой.
- Нет, Роберт. Это не личное. По правде, я даже не думаю, что “Рабсила” и есть главные заказчики. Я не шутил, когда сказал, что они наизнанку выворачиваются, чтобы выглядеть как можно более респектабельно. Ни под каким видом мезанцы не ввязались бы во что-то подобное, если бы кто-то не обеспечил их достаточно мощным стимулом. Либо в виде угрозы, либо вознаграждения.
Он сцепил руки на затылке и развел локти в стороны. Жест, предназначенный всего лишь для расслабления, также подчеркнул неимоверную мускулистость фигуры капитана.
Через секунду, осознав, что он делает, Зилвицкий слегка улыбнулся и опустил руки. В улыбке была нотка потаенной грусти. Его умершая жена, Хелен, часто подтрунивала над этой его позой. Она ее называла “приемом Зилвицкого”, заявляя, что это подсознательная попытка устрашения.
Но, даже если поза и была предназначена для демонстрации силы, холодная улыбка, появившаяся на лице Антона, служила этой цели куда лучше.
- Но теперь, когда на сцену вышли Кощеи и “Рабсила”, полагаю, я нашел способ нейтрализовать Юнга и Хендрикса. И, если я прав, это будет просто поэтическая справедливость.
Зилвицкий вновь уселся за консоль.
- Это скорее всего займет пару дней, Роберт. Если только эти двое не тупее, чем мне кажется, над взломом их систем безопасности потребуется поработать.
- А вы вообще сможете это сделать? - спросил Тай.
Зилвицкий невесело усмехнулся, толстые его пальцы порхали по клавиатуре.
- Одно из преимуществ моего внешнего вида, Роберт, - особенно когда люди знают, что раньше я работал на верфи, - состоит в том, что все считают меня кем-то вроде инженера по механическим системам. Но так уж получилось, что я специализируюсь на программном обеспечении. Особенно на системах безопасности.
Лицо Тая сморщилось.
- Я и сам так считал. Постоянно представлял вас всего в смазке и с гигантским гаечным ключом на плече. Как жаль, что это всего лишь иллюзия.
Антон улыбнулся, но ничего не ответил. Он уже был полностью погружен в работу.
* * *
Ближе к вечеру он откинулся в кресле и вздохнул.
- Вот все, что я пока могу сделать. Следующей стадией идет чистый перебор и займет он не меньше двадцати четырех часов. Скорее всего больше. Так что у нас есть время нанести визит Кеннесо. Но сперва...
Выражение, появившееся на лице Зилвицкого, напомнило Таю человека, который увидел призрака. Разведчик выглядел практически осунувшимся и немного бледным.
- Что случилось?
Антон помотал головой.
- Просто есть кое-что, что я больше не могу откладывать. Пока что мне удавалось не давать ходу этой мысли, но сейчас...
Его пальцы снова пробежались по клавиатуре. Тай поднялся на ноги и подошел. Экран заполняла какая-то схематическая диаграмма. Мастеру это ничего не говорило.
- Что вы делаете?
Лицо Зилвицкого вытянулось настолько, насколько это возможно для квадратного лица, но пальцы не прекращали своей работы.
- Одной из стандартных техник похитителей, Роберт, является просто немедленно убить жертву. Тем самым избавившись от проблем её содержания под стражей и от свидетеля.
Он фыркнул.
- Но так поступают либо откровенные любители, либо матёрые профессионалы. Любители, поскольку не знают насколько трудно быстро избавиться от тела не оставив улик, а профи потому, что знают как это сделать. На что я надеюсь, так на то, что люди, захватившие Хелен, знают достаточно, но не слишком много.
Пока он говорил, на экране сменились несколько схем и диаграмм. Когда появилась очередная, Зилвицкий на какое-то время сконцентрировался на ней. Затем снова фыркнул. Однако на этот раз в звуке были обертоны удовлетворения.
- Славно. Полным-полно следов органики, естественно, но ничего, что должно было оставить тело человека. Если бы было, уже бы сработала тревожная сигнализация. А сигнализацию не отключали. Разве только это было проделано виртуозом, кем, готов спорить, Кеннесо не является. Как и кто-либо еще из Священной Стаи. Во всяком случае не в этой, достаточно специализированной области.
Осунувшийся вид исчез. Пальцы Зилвицкого снова принялись за работу.
- Но вот я являюсь виртуозом, если позволите так сказать о самом себе, а подобный трюк хотя и сложен, но не невозможен. Если знаешь, что делаешь.
Роберт Тай прочистил горло.
- Антон, вам доставляет удовольствие изъясняться белибердой?
Зилвицкий криво улыбнулся.
- Простите. Профессиональное заболевание компьютерщиков. Современная технология, Роберт, делает избавление от останков человека достаточно простым делом. Любой аппарат по переработке мусора большого жилого комплекса, вроде нашего, справится с этим не поперхнувшись. В Звездном Королевстве мы принимаем это как данность, и полиция делает все, что может. Но вы, солнечники, приверженцы правил и установлений. Поэтому, без особого шума по данному поводу, в каждый из доступных публике механизмов, обладающий достаточной мощностью, чтобы уничтожить человеческое тело, были встроены детекторы. Если вы о них не знаете, или не знаете как обойти сигнализацию, то затолкнув труп в мусоропровод вы немедленно навлечете на свою голову полицию.
Он последний раз нажал на клавишу и откинулся, излучая своего рода холодное удовлетворение.
- Они могли убить Хелен, но они не сделали того, чего я боялся больше всего - не убили ее сразу и не засунули тело в дезинтегратор комплекса.
На мгновение повисла тишина. Затем Тай очень тихо произнес:
- Я так понял, что вы отключили - прямо сейчас - сигнализацию.
- Да, отключил. В течении двадцати четырех часов ничто попавшее в дезинтегратор нашего комплекса не привлечет внимания полиции. А после того, как нормальная работа детекторов возобновится, будет слишком поздно, чтобы пытаться что-либо восстановить - даже если знать, что искать.
Капитан поднялся на ноги, взглянул на часы и направился к выходу.
- Пойдемте, Роберт. Кеннесо работает в дневную смену. Он должен вернуться к себе примерно через полчаса.
Виктор
- Что он сделал? - вопросил Ушер. Вид отдыхающего слетел с гражданина полковника. Он сел выпрямившись на диване, и на тыльной стороне его широкой ладони, сжавшей подлокотник, проступили жилы.
Зная - слишком хорошо - на что способны эти руки, Виктор едва не отшатнулся. Даже слегка отодвинулся в кресле.
- Я не уверен в этом, Кевин. Во всяком случае в последней части, касающейся дочери Зилвицкого. Я уверен, что приказ, о котором он говорил, отправился к мезанцам, но я мог неправильно его интерпретировать. Это было...
Ушер устало потер лицо.
- Ты прав, Виктор. Конечно, придется все перепроверить. Но готов спорить, что ты прав.
Ушер впервые назвал его по имени, а не каким-либо эпитетом. Достаточно странно, но Виктор почувствовал, что ему это польстило. Впрочем, наверное, это было не слишком странно. За короткое время, проведенное в секретном логове Ушера, Виктор пришел к выводу, что тот был именно тем человеком, которого Виктор во времена учебы в Академии ГБ ожидал встретить, приступив к работе. Не просто старшего, более опытного товарища, являющегося его наставником, но само воплощение товарищества.
Ушер медленно встал и пошел на кухню. Вернувшись, он принес две бутылки старинного земного напитка под названием кола. Не говоря ни слова, одну из них он протянул Виктору. Затем, видя легкое недоумение на лице юного офицера ГБ, Ушер сухо усмехнулся.
- Урок номер - какой там уже? - восемь, кажется. Репутация пьяницы может уберечь от неприятностей не менее эффективно, чем пьянство в них втравить. - Он плюхнулся на диван и утонул в нем. - Я способен выпить много, но пью куда как меньше, чем думают люди.
Ушер отхлебнул из бутылки.
- Нет, эта схема в точности в духе Дюркхейма. Типичная идея кабинетного гения - а Дюркхейм именно таков. Верно, это блестяще задуманный ход. Одним ударом избавиться от Парнелла и Бергрена, умудрится отвести от очевидных виновников - от нас - подозрения и перевести их - или, как минимум, взбаламутить воду - на манти, замешав в деле их офицера разведки. Может быть, даже, получить первую положительную прессу с момента прихода новостей о Харрингтон. Напомнить публике, что по вопросу отношения к генетическому рабству мы всё ещё впереди всех.
Какое-то время Ушер помолчал, устраиваясь на диване. Затем продолжил:
- Парнелл, может быть помнишь, именно тот адмирал, который вычистил гнездо “Рабсилы” на Эстерхейме, когда Законодатели воспользовались искоренением работорговли как предлогом для экспансии. Бергрен, как министр иностранных дел, дал этому официальное одобрение. Так что их убийство может показаться запоздалой местью Мезы. - Он еще раз отхлебнул из бутылки и свирепо фыркнул. - Идиот! Строит замки на песке.
Видя вытаращенные глаза Виктора, Ушер усмехнулся. Его беглый обзор намерений Дюркхейма оставил юного Каша глотать пыль позади. Далеко позади. Описание Виктором действий Дюркхейма не включало упоминания цели этих действий, по той простой причине, что тот оказался ими сколь разъярен, столь и озадачен.
Ушер подался вперед.
- Подумай, Виктор. Зачем ещё главе ГБ на Земле заводить связи с “Рабсилой” и её марионетками? И зачем бы ещё ему делать нечто столь сумасшедшее, как похищение дочери офицера манти?
Виктор покачал головой. Это было не жестом отрицания, а попыткой прийти в себя после потрясения.
- Не понимаю. Ладно Парнелл - могу понять, зачем бы Дюркхейму желать, чтобы его убили, как только он коснется ногой Земли. Но у нас уже было совещание по этому поводу - присутствовал весь офицерский штат - и нам не потребовалось больше двадцати минут, чтобы прийти к единогласному - в том числе и Дюркхейма! - решению, что обвинение автоматически падет на нас, что бы ни случилось с Парнеллом. Даже если он споткнется во время прогулки, или подхватит простуду. - Виктор поморщился. - Что только усугубит пропагандистский ущерб.
Гримаса застыла на его лице.
- Это действительно правда, Кевин? - тихо спросил он. - Я имею в виду то, что, как говорят, собирается сказать Парнелл?
Виктор безотчетно задержал дыхание.
- Виктор, - также тихо ответил Кевин, - я принял решение перейти в морскую пехоту в то день, когда услышал о том, что Сен-Жюст назначил Трека новым комендантом тюремной планеты. Это даже не было надписью на стене, это буквально горело в небесах. Каждый из давних участников подполья знал Трека и понимал, что означает такое назначение. Сен-Жюст таким способом дал нам понять, что старые добрые времена товарищества закончены. - Он вздохнул, вслепую нащупывая стоящую на столике возле дивана бутылку колы. - Да, - сказал он, - это правда. Нисколько в том не сомневаюсь.
Виктор с шумом выдохнул. Печаль сильно состарила его лицо. Он пытался справиться с потрясением.
- О’кей. Но я все еще не вижу, что от этого меняется. Мы знали - Дюркхейм сказал нам - что правдивы ли его обвинения, или нет - а Дюркхейм клялся, что все это ложь старого адмирала Законодателей-элитистов - но практически каждый в Солнечной Лиге ему поверит. Просто потому, что Парнелл и Харрингтон в конце концов всё ещё живы, а нас поймали на этом со спущенными штанами. Поскольку мы лгали об их смерти, естественно, кто же теперь поверит нам, если мы заявим, что всё, что они говорят восстав из своих предполагавшихся могил, сфабриковано?
Молодой офицер впервые отпил из своей бутылки.
- Поэтому я всё ещё не понимаю, что можно изменить. - Его бровь изогнулась. - Ты сказал и Бергрена тоже. Почему его?
Ушер фыркнул.
- По правде говоря, Виктор, Бергрен - это главная цель. Сомневаюсь, что даже Дюркхейм расценивает наши шансы избежать обвинения в смерти Парнелла лучше чем пятьдесят на пятьдесят, даже если его убьют Кощеи и даже если в деле будет замешан офицер манти. Но он сделан из того же теста, что и Сен-Жюст. Дюркхейм намного больше заботится о действительной власти, чем о впечатлении, которое производит на кого-то ещё. Бергрен - последний остаток режима Законодателей. Единственной причиной, по которой он после Революции остается здесь нашим послом, это то, что ему хватило удачи - или здравого смысла - перевезти сюда с собой всю семью. Так что у Сен-Жюста не оказалось подходящего способа принудить его к возвращению, где его было бы удобно в чем-нибудь обвинить и расстрелять. Или он мог просто “исчезнуть”. Поэтому решено было просто оставить его на месте. Раз уж так, существование Бергрена было способом продемонстрировать, что от Законодателей избавились из-за подлинных преступлений, а не в силу самого их статуса. “Видите? Мы же оставили одного из них - единственного честного человека в бандитском логове - в качестве главы посольства на Земле?”
Прежде чем продолжить, Ушер выхлестал половину бутылки.
- Но сейчас...
Он залпом прикончил бутылку. При виде этого, несмотря на мучительный процесс превращения многого из того, во что он верил, в пепел, Виктор с трудом удержался от смеха. Ушер мог заявлять, что пьет не настолько много, как все думают - в это Виктор готов был поверить - но такой отработанный процесс поглощения жидкости указывал на то, что “не настолько много” было всё ещё далеко от полного воздержания.
- Но сейчас всё изменилось. - Ушер встал и снова заходил по маленькой гостиной. - Возвращение Харрингтон из мертвых - не говоря уже о нескольких сотнях тысяч людей, которых она вытащила с Ада - потрясёт режим до самого основания. Дюркхейм чертовски хорошо знает, что сейчас единственной заботой Сен-Жюста будет удержаться у власти. Побоку заигрывания с публикой. Он не сомневается - как и я - что как только Парнелл прибудет, Бергрен официально попросит политического убежища. - Его губы искривились в усмешке. - О, да... Бергрен изобразит наилучшую позу “более в печали, чем во гневе”. И, поверь мне, этот вонючий лицемер хорош в таких делах.
На мгновение могло показаться, что мысли Ушера ушли куда-то в сторону.
- Случилось ли тебе, Виктор, с момента приезда сюда, приобщится к старинной форме земного искусства? К так называемым “кинофильмам”?
Виктор помотал головой, едва не высказав протест. Интерес к архаичным формам искусства - все это знали! - был классической приметой декаданса элитистов. Но он удержался. В конце концов, рушились все его убеждения, так зачем поднимать шум из-за чего-то столь незначительного?
Однако Ушер как будто почувствовал невысказанный упрек и одарил Виктора ехидной улыбкой с оттенком издевки.
- Тебе же хуже, малыш. А я приобщился, и многие из них великолепны. - Он мягко потер руки друг о друга и произнес со странным выговором: - Я в шоке! В шоке! Обнаружить, что в казино Рика играют в азартные игры!
Эти фразы для Виктора были полной бессмыслицей, но Ушер, похоже, находил их весьма забавными.
- О, да. Именно это Бергрен и скажет. Готов спорить, парень. - Он еще немного походил по комнате, размышляя. - Очевидно, что и Дюркхейм уверен в этом. Поэтому он собирается подсуетиться и обеспечить смерть Бергрена прежде, чем у того будет шанс попросить убежища. И надеется, что использование для мокрой работы “Рабсилы” и их местной банды Кощеев отведет подозрение от нас. В конце концов, у нас, у хевенитов, в этом отношении руки действительно чище, чем у кого-либо еще. Это не ложь.
Виктор почувствовал, что на сердце у него стало немного легче.
- По крайней мере так было, пока Дюркхейм не начал свои игры с этим отребьем, - прорычал Ушер.
На мгновение казалось, что гражданин полковник плюнет на пол. Но он этого не сделал. Несмотря на небольшой размер и скромную обстановку квартиры, она была безукоризненно чиста и тщательно ухожена. Что бы Виктор ни думал о занятии жены Ушера - и, если уж на то пошло, об их отношениях с Ушером, которые до сих пор шокировали его пуританскую душу - неряшливость явно не допускалась за порог их собственного дома.
Но Виктор не стал заострять на этом внимание. Для одного дня он уже потерял достаточно героев и твёрдо решил отложить всякие суждения об Ушере и его жене до тех пор, пока он не будет уверен, что способен к правильным оценкам. На что, судя по происходящему, он пока решительно способен не был.
Поэтому он старался четко сконцентрироваться на главном.
- Другими словами, ты говоришь, что действуя полностью неофициально и используя “Рабсилу” и Кощеев для грязной работы - и приплетая к их действиям агента манти - Дюркхейм может избавиться и от Парнелла, и от Бергрена. И, возможно, даже отвести обвинения от Хевена.
Ушер кивнул. Настал черед Виктора покачать головой.
- Хорошо. Я могу понять все это, за исключением пары вещей. Во-первых, почему “Рабсила” согласилась? Они же ненавидят нас до глубины души!
Ответ пришел к Виктору даже прежде, чем он успел закончить вопрос. Возможно, этому помогло холодное и безжалостное выражение лица Ушера.
- Вот дерьмо, - простонал Виктор.
- Да, ты правильно сообразил, парень. Конечно, сумеет ли Дюркхейм сдержать свое обещание, это отдельный вопрос - для этого потребуется виза Сен-Жюста - но ни на минуту не сомневайся, в чем предложение состояло. “Сделайте это для нас, и отныне мы будем отворачиваться, когда “Рабсила” начнет работорговлю в нашем пространстве”.
Виктор онемел. Возможно по доброте душевной, Ушер решил отвлечь его от этой темы.
- А в чем состоял второй вопрос?
Виктор сглотнул, пытаясь сосредоточится несмотря на сердцебиение.
- Ага. Ты кажется все просчитал, - и даже назвал это блестящим замыслом, - но затем назвал Дюркхейма идиотом. Поэтому я сбит с толку, что же ты на самом деле...
Ушер фыркнул.
- О, черт... Виктор, Христа ради! Повзрослей! Цепляться за иллюзии - это одно. Это я тебе легко прощу. - На мгновение казалось, что он испытывает неудобство, но затем Ушер пожал плечами: - Правда в том, что не заметь я наличия этих иллюзий, я вообще не стал бы с тобой разговаривать.
Момент мягкости прошел. Вернулся холодный и безжалостный взгляд.
- Но нет оправдания откровенной глупости. Ты же вроде бы полевой агент, черт тебя подери! Сложная схема Дюркхейма словно списана из книги. Такой, знаешь, книги под названием “Замысловатые Схемы, Вымученные Кабинетными Гениями, Которые Не Знают Что Делать, Когда Из Шкафа Вываливается Скелет”.
Виктор не смог сдержать смех. В этот момент Ушер напомнил ему одного из инструкторов. Саркастичного опытного полевого агента, который сдабривал свои лекции анекдотами. Из которых половина, как минимум, были про кабинетных гениев и их замысловатые схемы.
Ушер снова уселся на диван и устало помотал головой.
- Виктор, каждая из чертовых закавык плана Дюркхейма обязательно пойдет не так. Поверь. Этот человек забыл, что имеет дело с реальными людьми, а не с идеологическими абстракциями. А у реальных людей есть скверная привычка не вполне придерживаться предписанных им ролей.
Ушер подался вперед, оттопырив большой палец на правой руке.
- Первое, что должно было пойти не так, уже пошло, и не думай, что даже Дюркхейм может не нервничать по этому поводу. Спорю на что угодно, он ожидал, что “Рабсила” отправит за девчонкой кого-то из своих профессионалов. Вместо того, поскольку они без сомнения хотят держаться подальше, на случай если что-то пойдет криво, - там идиотов нет - они поручили это дело Кощеям, которых держат на поводке. Профи они приберегут для покушения на Парнелла и Бергрена.
Он скосил глаза на Виктора.
- Ты вообще что-нибудь о Кощеях знаешь?
Виктор начал было давать энергичный, даже агрессивный, утвердительный ответ, но заколебался. За исключением изрядного количества идеологических клише о фашиствующих приверженцах теории господствующей расы...
- Нет, - твердо заявил он.
- Хороший ответ, парень, - усмехнулся Ушер. - О’кей, Виктор. Забудь все, что мог слышать. Главное, что тебе следует понять о Кощеях, это что они представляют собой кучку клоунов. - Он взмахнул рукой. - Ну да, конечно. Клоунов-убийц. Превосходная физическая форма, выращены и обучены быть превосходными воинами. Перекусывают гвозди, проходят сквозь стены, все такое. Проблема в том, что сами идиоты тоже в это верят. А это значит, что они беспечны как пятилетние дети и даже не думают готовится к неизбежным обломам. А обломы случаются всегда, в любом плане - тем более в настолько сложном, как эта схема Дюркхейма. Так что где-то по ходу дела они обделаются и Дюркхейму придется за ними прибирать. Проблема в том, что, поскольку он организовал всё это в обход ГБ, у него нет наготове команды поддержки. Ему придется собирать её наспех. А это последнее, чем желательно заниматься в ситуации настолько... - еще один сухой смешок - ... “чреватой опасностью”, как они выражаются.
Он оттопырил большой палец на левой руке.
- А другая вещь, которая пойдет не так - гарантированно, и это настоящая конфетка - состоит в том, что офицер манти, которого он выбрал на роль болвана для своей схемы, проделает ему новую дырку в заднице. - Ушер прижал ладони к вискам. В этом жесте предельная досада смешивалась с яростью. - Во имя Господа! Плохо уже то, что Дюркхейм связался с ребенком манти. Но ребенком Зилвицкого? - Он вскочил на ноги. - Что за кретин!
Виктор уставился на него. Они были знакомы с Антоном Зилвицким, что случалось с офицерами разведки, принадлежащими к воюющим нациям, по встречам на публичных приемах в столице нейтрального государства, но “знакомство” было предельно беглым. Вспоминая о нем, Виктор мог подытожить только два впечатления. У Зилвицкого было достаточно специфическое телосложение. Казалось, что в ширину он не меньше, чем в высоту. И, судя по его акценту, он был уроженцем плоскогорий Грифона.
Виктор нахмурился.
- Я не вполне понимаю, Кевин. Зилвицкий не является полевым агентом. Он аналитик. Специализируется на технических вопросах. На программном обеспечении, на самом-то деле. В основном этот парень просто компьютерщик. Он один из тех, кто пытаются вычислить, насколько много технологии мы получаем от солли.
Ушер фыркнул.
- Ага, уверен, что и Дюркхейм рассуждал так же. Но ты забываешь еще три касающиеся его факта. Во-первых, матерью девочки была Хелен Зилвицкая, посмертно награжденная мантикорской парламентской медалью “За Доблесть” за то, что вдребезги разбила одну из наших оперативных групп, многократно превосходящую её собственные силы.
Виктор все еще хмурился. Ушер вздохнул.
- Виктор, ты действительно думаешь, что подобная женщина могла выйти замуж за слабака?
- О.
- Угу. О. Во-вторых, он родом с плоскогорий Грифона. И хотя я считаю этих горцев выдающимися идиотами всех времен и народов - они ненавидят аристократию, поэтому вручают свою верность Аристократу Номер Один - ты нигде не найдешь более маниакальных кровников. Похитить у них ребенка, по шкале разумности, равноценно похищению тигренка из логова.
Ушер сложил ладони и потер их с хитро-радостным видом: “о, да - сейчас будет самое лучшее!”
- И - в качестве последнего штриха - Антон Зилвицкий может не быть полевым агентом, но и кабинетным гением его вряд ли можно назвать.
Он поднял бровь и посмотрел на молодого офицера ГБ.
- Ты с ним встречался? - Виктор кивнул. Ушер поднял ладонь на уровень плеча. - Короткий парень, во-от такого роста. - Широко развел руки. - И во-о-от такой ширины.
Ушер опустил руки.
- Причина такого телосложения в том, что он занимается тяжелой атлетикой. И в этом он, наверное, достаточно хорош, чтобы выступить в своей весовой категории на Земной Олимпиаде, которая всё ещё является главным спортивным соревнованием освоенной части вселенной.
Он нахмурился.
- Однако, по правде говоря, ему не стоило бы этого делать. После смерти жены он стал несколько одержим поднятием тяжестей. Полагаю, это его способ борьбы со скорбью. Но сейчас он скорее всего весь бугрится мускулами, что плохо, поскольку... - ехидная улыбка вернулась на свое место - ... нет никаких сомнений в том, что он мог бы выступить на Олимпиаде в своем прежнем виде спорта, учитывая, что на Мантикорских Играх он трижды завоевывал золотую медаль по борьбе. Греко-римской борьбе, если память меня не подводит.
Теперь Ушер широко улыбался.
- О, да, молодой человек. Вот твой гениальный шеф Рафаэль Дюркхейм. И я ещё обвинял Кощеев в небрежности и беспечности! Когда Дюркхейм пытается использовать в качестве болвана такого человека.
Виктор прочистил горло.
- Не думаю, что он знал все это.
Что, конечно же, его не извиняло. Дюркхейм должен был знать о подобных вещах. И это, наконец, привело Виктора к осознанию.
- Как вышло, что ты владеешь всеми этими сведениями о Зилвицком?
Мгновение Ушер смотрел на него в тишине. Затем, сделав глубокий вдох, сказал:
- Хорошо же, Виктор Каша. Мы подошли к тому, что называют моментом истины.
Ушер колебался и явно искал правильный способ сказать нечто. Но, во внезапной вспышке озарения, Виктор ухватил главное. Тщательно разработанная маскировка Ушера в комбинации с необъяснимым знанием вещей, которые обычному гражданину полковнику морской пехоты - тем более пьянице - известны быть не могли, все это подтверждало туманные намеки, которые время от времени встречались Виктору. Намеки того, что где-то в глубоком подполье существовала оппозиция.
- Я в деле, - твердо заявил он. - Что бы это ни было.
Ушер окинул его внимательным взглядом.
- Всегда ненавидел такие моменты, - задумчиво произнес он. - Неважно, насколько ты проницателен, неважно насколько опытен, всегда наступает момент, когда ты должен решить доверяешь человеку, или нет.
Виктор ждал; и пока он ждал, на него снизошло спокойствие. Его идеологические воззрения получили серьезный удар, но их осталось достаточно, чтобы он оставался цельным. Впервые - за все время - он понял Кевина Ушера. Это было как заглянуть в зеркало. Треснувшее, но все-таки зеркало.
Ушер, по-видимому, пришел к такому же выводу.
- Это моя Революция, Виктор. Не Сен-Жюста. Уж всяко не Дюркхейма и не Трека. Она принадлежит мне и моим людям - мы сражались за неё, мы проливали кровь за неё - и мы, черт побери, получим её назад.
- Так что мы будем делать? - спросил Виктор.
Ушер пожал плечами.
- Ну, почему бы нам сейчас не сконцентрироваться на стоящей перед нами маленькой проблемке. - Он снова радостно растянулся на диване. - Во-первых, давай подумаем, как бы переиграть Дюркхейма. И, во-вторых, давай попробуем найти способ не превратить четырнадцатилетнюю девочку в еще одно пятно на нашем знамени. Что скажешь?
Кощей
Кеннесо почувствовал приближение налетчиков в момент, когда открывал дверь в свою квартиру. Как у всех Избранных, слух у него был невероятно остер, и столь же невероятно быстро у него в мозгу происходила обработка сигналов органов чувств. Поэтому, еще прежде чем атака началась, он уже начал упреждающую контратаку.
Учитывая в каких районах Чикаго отирался Кеннесо, он был вполне привычен к бандитам. На самом деле ему это даже нравилось. Высокий уровень уличной преступности поддерживал его бойцовские рефлексы на уровне. За последние несколько лет он убил троих бандитов, а покалечил намного больше.
Тот факт, что противников было двое, нисколько его не смутил. Особенно когда он увидел, развернувшись чтобы нанести первый вырубающий удар, что оба они были намного меньше его ростом.
Чтобы развеять его заблуждение хватило нескольких секунд. Скольких именно он так и не узнал. Все было слишком сбивающим с толку. И болезненным.
Его целью был старший и менее крепко сложенный из двоих. Кеннесо едва не расхохотался, увидев насколько стар тот был. Чтобы его вырубить, должно было хватить одного пинка, после чего можно будет заняться более крепким недочеловеком.
Но удар цели не достиг. Каким-то образом его щиколотка была перехвачена, вывернута - он потерял равновесие...
... в глазах у него помутилось - ему показалось, что это был удар локтем в висок, но он был слишком ошеломлен, чтобы быть уверенным...
... дикая боль пронзила другую ногу...
... его колени подогнулись...
А затем он попал в лапы монстра, проведшего сзади захват приемом, который Кеннесо едва смог распознать потому, что тот был древним - практически нелепым. Но его подбородок вдавило в грудную клетку, его руки беспомощно повисли в воздухе, а затем его вздернули на ноги и потащили в полуоткрытую дверь его квартиры.
По дороге монстр шарахнул его лицом о косяк двери. Дикая сила этого существа была поразительна. Нос и челюсть Кеннесо были сломаны. Его зубы и капли крови сыпались на ковер, пока его вытаскивали в центр гостиной.
К настоящему моменту он был только наполовину в сознании. Кто угодно, кроме Избранного, потерял бы сознание полностью. Но Кеннесо это не утешало. Он чувствовал свирепствующую животную ярость, которая удерживала его и мимоходом размозжила ему лицо.
Его ноги снова выбили из-под него. Опытный боец-рукопашник Кеннесо ожидал этого. Чего он не ожидал, так это того, что монстр, вместо того, чтобы швырнуть его на пол и упасть на него сверху, сделает прямо противоположное. Кеннесо был опрокинут прямо на эту тварь, все еще удерживающую его сзади удушающим захватом.
Приземлился он на тело, которое показалось твердым как камень. Мгновением позже через его бедра перекинулись две ноги и зафиксировали его собственные ноги в захвате “ножницы”. Ноги были куда короче, чем у него, но толстыми и мускулистыми. Кеннесо смутно удивился, что они по-видимому принадлежали человеку. Его бы не шокировало увидеть, что они покрыты звериной шерстью. Как у медведя гризли.
* * *
Прошло какое-то время. Сколько именно Кеннесо не знал. Но в конце концов он смог сфокусировать глаза на склонившемся над ним лице. Происхождение большинства генов, ответственных за облик этого лица, явно относилось к восточной Азии. Лицо принадлежало старику, тому самому, которого он пытался вырубить ударом ноги.
Старик заговорил. Голос его был мягок и тих.
- Я был биологом, Кеннесо, до того как занялся моим искусством. То, что ты видишь здесь, является иллюстрацией ошибочности платоновских методов в приложении к эволюционным принципам.
Слова прозвучали полной тарабарщиной. Недоумение Кеннесо видимо было заметно, поскольку лицо старика изобразило легкую усмешку.
- Это иногда называют “популяционным принципом”, Кеннесо. Жаль, что тебе не довелось научится применению этих методов. Вместо этого ты совершил классическую ошибку, подразделяя людей на абстрактные типы вместо того, чтобы учитывать конкретные вариации.
Тарабарщина. Еще одна усмешка.
- Ты “сверхчеловек”, Кеннесо, только если сравнивать среднего представителя Священной Стаи со средним представителем остального человечества. К сожалению, ты в руках двух людей, которые, каждый по-своему, довольно далеко отклонились от нормы. Отчасти благодаря нашей собственной наследственности, отчасти благодаря тренировкам и образу жизни.
Миндалевидные глаза слегка переместились, взглянув чуть в сторону от головы Кеннесо.
- Не знаю, насколько хорошо это пройдет. Уверен, что у него абсолютно феноменальная устойчивость к боли.
Наконец-то Кеннесо услышал монстра.
- Не важно, - произнес хриплый голос. - Уверен, что он один из тех, кто похищал её, а значит где-нибудь в квартире найдутся следы, говорящие куда они отправились дальше.
Восточное лицо нахмурилось.
- Тогда зачем...
Несмотря на ошеломление, короткий разговор прояснил Кеннесо личности напавших на него людей. Он сумел выдавить несколько слов.
- Сошел с ума, Зил...вицкий? Что...нибудь произойдет с... мной, и они убь...ют её.
Захват стал жестче и Кеннесо не сдержал тихого стона.
- Я так не думаю. Учитывая расхлябанность ваших людей, они просто предположат, что ты где-то шляешься. Как я мог узнать о твоем участии?
Несмотря на нестерпимую боль, некая часть мозга Кеннесо всё ещё функционировала объективно. Поэтому он понял невероятную силу, лежащую за этими словами. Очень немногие, если вообще кто-либо, из самих Избранных были бы способны удерживать так Кеннесо. Тем более были бы способны при этом разговаривать практически нормальным тоном.
- Ты уже сказал то единственное, что мне на самом деле от тебя было нужно, - продолжил хриплый голос из-за спины. - Я недостаточно хладнокровен, чтобы убить человека, в вине которого не уверен.
Кеннесо потребовалась секунда, чтобы осознать смысл этих слов. Он попытался выдавить из себя еще одно предупреждение, но хриплый голос его перебил.
- Этот захват, Кощей, называется полным нельсоном. В спортивной борьбе он запрещен. И вот почему.
* * *
За оставшееся ему короткое время Кеннесо понял кое-что из того, что пытался ему объяснить маленький азиат. Вариации. Он не представлял, что кто-либо из недочеловеков может оказаться достаточно силен, чтобы...
Но мысли уплывали. Давление на его шею, вжимающее сломанный подбородок в грудину, унесло все, кроме боли и страха. А затем треснул позвоночный столб и Кеннесо вообще больше ничего не думал.
Виктор
Вечер Виктор провёл с женой Ушера, которая устроила ему экскурсию по верхним уровням Петли. Он хотел было вернуться к работе немедленно, горя желанием воспрепятствовать - хоть как-то - Дюркхейму. Но Кевин погасил этот порыв с обычным для него сарказмом.
- И что же именно ты собираешься предпринять, малыш? - спросил он. - Держись в стороне, черт тебя подери! Начну я, со своего конца. Ты же не делаешь ничего - ничего, пойми - либо пока не услышишь обратное от меня, либо пока к тебе не обратится Дюркхейм, смотря что произойдет раньше.
Виктор нахмурился. Кевин ухмыльнулся.
- Он обратится, обратится - готов спорить. Я же говорил, что его схема вскоре начнет рассыпаться? И что, когда это произойдет, он начнет спешно собирать команду поддержки, дабы разгрести неразбериху?
Ушер не стал ждать ответа. Было достаточно очевидно, что Виктор снова отстал от его рассуждений.
- Так к кому же по-твоему он обратится? Не к одному из опытных полевых агентов, уверяю тебя. Нет, к тому же самому желторотому, наивному, доверчивому, немому как могила, делающему что говорят юному фанатику, которого он использовал с самого начала, чтобы передавать сообщения мезанцам. К тебе.
- Ко мне? - Виктор почесал щеку. - Почему? Он не говорил мне, что содержалось в тех посланиях или кому я их передавал. Это я выяснил самостоятельно. Насколько он знает, я совершенно не в курсе ситуации.
Виктор поколебался, юношеская гордость боролась в нем с врожденной честностью. Честность победила.
- По правде говоря, Кевин, я и правда вроде как... - вздох - ... “желторотик”. - Он нахмурился. - Исправлению этого недостатка нисколько не помогло то, что Дюркхейм не давал мне по настоящему важных заданий с тех пор, как я прибыл сюда прямо из Академии. Он меня использовал только для рутинной канцелярской работы и, временами, как курьера. Мое знание оперативной работы в основном книжное. Если бы я собирал группу поддержки для расчистки подобной неразберихи, я бы предпочел, чтобы ее возглавил опытный полевой агент.
- Ты рассуждаешь не так, как Дюркхейм, - ответил Кевин. - Ты всё ещё думаешь, как бы сделать дело. Для этого, безусловно, нужен настоящий профи. - Он покачал головой. - Но не забывай, что Дюркхейм во-первых и в главных - бюрократ. Его главной заботой - сейчас и всегда - является его положение в структуре власти, а не нужды борьбы. Когда дело идет наперекосяк, первой его мыслью будет “прикрыть свою задницу”. А для этого нет ничего лучше молодого бычка - особенно если у него репутация фанатика.
Виктор немного покраснел.
- Что такое “бычок”? - буркнул он.
- Земной скотоводческий термин. По сути, это молодой бык, у которого тестостерона куда больше, чем здравого смысла.
Виктор залился краской глубже.
- Ты хочешь сказать, что от меня он будет ожидать провала?
Кевин широко ухмыльнулся.
- Провала с треском и грохотом, на самом-то деле. С достаточным шумом, чтобы он мог умыть руки и заявить, что все это было твоей затеей, а он ничего не знал, пока не произошел “бабах”.
На мгновение Кевин задумчиво отвел взгляд.
- Мне представляется, что он даст тебе отделение опытных бойцов ГБ с гражданином сержантом во главе, которым он доверяет. Кого-то знакомого со Старыми Кварталами - по крайней мере с верхними уровнями. Тебе скажут, что Кощеи съехали с катушек - похитили дочь офицера манти, вот маньяки. Он вероятно заявит, что от них требовалось только обыскать квартиру офицера, а они запаниковали встретив там девчонку.
Ушер взмахнул рукой.
- Да, конечно, эта история звучит нелепо. Почему они просто не убили ее на месте? Но он не будет ожидать от тебя исследования его истории на предмет обнаружения логических неувязок.
К этому моменту Виктор ухватил ход мысли Ушера.
- Так что я поведу отделение в Петлю с приказом найти и вытащить девчонку. - Лицо его напряглось. - Нет. Не вытащить. Просто...
- Такого приказа он тебе не отдаст, Виктор. Не важно насколько наивным или фанатичным он тебя считает, Дюркхейм недостаточно туп, чтобы думать, что можно приказать юноше хладнокровно убить девочку и не создать при этом потенциальных проблем. Нет, тебе он скажет, что задача - спасти её. И перебить при этом Кощеев. Но гражданин сержант позаботится, чтобы девчонки не оказалось среди живых.
- Как и меня. - Это заявление было прямым и ровным.
Ушер кивнул.
- Как и тебя. А когда пыль осядет, что мы увидим? Молодой неопытный офицер хевенитской ГБ обнаружил некую аферу с участием Мезы и Кощеев, ринулся вперед с оружием наголо - полностью по собственной инициативе и без одобрения начальства - и всё испортил. И он и девочка погибли в результате перестрелки. Кто скажет что-то иное?
- Вся эта история нелепа! - запротестовал Виктор. - Манти никогда в неё не поверят. Да, если на то пошло, и солли тоже.
Кевин жестко рассмеялся.
- Конечно, не поверят. Но и доказать что-то другое не смогут, а Дюркхейму всё равно безразлично, что они там думают. После побега Харрингтон - и уж наверняка после того, как сюда приедет Парнелл и начнет вещать - никто на Земле не поверит ничему сказанному Хевеном. Так что с того, что добавится еще одна дурацкая история? Дюркхейма заботит исключительно прикрытие собственной задницы перед Сен-Жюстом.
Ушер рассмеялся еще раз, не менее жестко.
- Заметь, Сен-Жюст тоже не поверит в эту историю. Но ему будет достаточно того, что у Дюркхейма хватило здравомыслия обрубить хвосты. Да и прямо сейчас проблем у Сен-Жюста достаточно, чтобы рисковать наказывать Дюркхейма.
Примерно на минуту опустилась тишина, пока Виктор переваривал сказанное. Его от этого подташнивало. Как молодой и энергичный офицер ГБ, он был готов к безжалостности в борьбе против элитизма. Но это...
- Хорошо, - сказал он. - Так что мы будем делать?
- Оставь это мне, Виктор. - Ушер был мрачен - Я сделаю всё, что смогу, чтобы и ты и девочка остались в живых. Но обещать чего-либо не могу. По правде говоря, я собираюсь использовать тебя как наживку. А наживку иногда съедают.
Виктор кивнул. Это он уже и сам понял. Но риск службы в разведке ГБ он осознавал еще когда поступал в Академию. Опасность он мог принять. Грязную игру - с целью всего-навсего поспособствовать карьере бюрократа - нет.
- Замечательно. Сосредоточься на девочке. - И чопорно, со всей гордыней молодого бычка: - Я сам могу позаботиться о себе.
Ушер ухмыльнулся.
- Девочка может тебя удивить, парень. Не забывай, чья она дочь. У нее даже имя тоже, что у матери. О, и я мог бы упомянуть кое что ещё, что, я уверен, Дюркхейму неизвестно - она самая молодая из всех когда-либо получивших коричневый пояс у Роберта Тая.
Виктор вздохнул. Он снова потерял нить рассуждений.
- Что такое “коричневый пояс”? И кто такой Роберт Тай?
“Эта чертова ухмылка начинает меня раздражать”, - кисло подумал он, видя вновь ее появление. Последовавшие за ней слова ничуть не помогли.
- Не поклонник боевых искусств, а? Ну, это я понял уже по результатам нашего маленького дебоша в баре.
Ухмылка.
* * *
Так что остаток дня Виктор провел в Петле с женой Ушера. Её звали - во всяком случае она так утверждала, с полным пренебрежением логикой - Вирджинией* [это имя означает “непорочная”]. У Виктора были сомнения, в особенности из-за её скандального наряда и того, как она постоянно изводила его.
Но он испытал тихое облегчение, когда она объяснила, что на самом деле не занимается проституцией.
- Во всяком случае больше нет, - объяснила Джинни, хотя в этот самый момент она изо всех демонстрировала обратное, прижимаясь к нему пока они неторопливо прогуливались по одному из базаров Старых Кварталов. С подачи Виктора, пока они шли по запруженным людьми улицам и базарам, Вирджиния рассказала ему кое-что о своей жизни.
Вскоре он уже жалел, что спросил. Не потому, что Вирджиния обрушила на него поток жалоб - наоборот, ее описание было скупым и кратким. Но понимать, идеологически, что социальное устройство несправедливо - это одно дело. Совсем другое - услышать наглядное описание этой несправедливости от одной из жертв. Первое вызывает абстрактный гнев; второе - тошноту и беспомощную ярость.
Вирджиния родилась - была выведена - на Мезе. C-17a/65-4/5 было ее именем, зафиксированным у неё на языке. Меткой, правильнее было бы сказать. Линия “C” была одним из самых популярных продуктов “Рабсилы”, постоянно пользующимся спросом на рынке. В сущности это была линия сексуальных рабов. “17” относилось к соматическому типу; “а” обозначало женский вариант. Её генотип был отобран и сформирован для максимальной физической притягательности, а также сладострастия и покорности, насколько это было возможно для генных инженеров Мезы. Возможно, конечно, было не так уж многое - особенно учитывая, что две потребные психологические черты на генетическом уровне были сцеплены со множеством противоречивых характеристик. Одной из которых, к их сожалению, была характеристика мышления, обычно называемая “сообразительностью”. В результате, высокий процент среди “С-линий” имели тенденцию сбегать из неволи как только покидали отличающиеся особой суровостью охраны условия на самой Мезе.
Чтобы противостоять этой тенденции, и в попытке “фенотипически стимулировать” потребную покорность, растущие “C-линии” подвергались суровому режиму обучения. Инженеры “Рабсилы”, естественно, придумали для этого звучное нейтральное название: “Процесс развития фенотипа”. Но заключался он, говоря в юридических терминах, в том, что “С-линии”, начиная с возраста девяти лет, постоянно и систематически подвергались изнасилованию.
- Хуже всего, - задумчиво промолвила Вирджиния, - что они даже похоти не испытывали. Вообще никаких эмоций. Насильникам - прости, техникам по фенотипу - приходилось принимать медикаменты чтобы хотя бы вызвать эрекцию. - Она сумела хихикнуть. - Временами, оглядываясь назад, я почти испытываю сочувствие к ним. Почти. Не думаю, что где бы то ни было еще во всей галактике нашлись настолько уставшие от секса люди.
- Девять лет? - потрясенно переспросил Виктор.
Она пожала плечами.
- Ага. Это больно. Поначалу очень. Но b-вариантам приходится еще хуже. Они мальчики.
Виктор ощущал себя так, как будто бредет по выгребной яме. Но наконец-то он понял незамутненную ярость Одюбон Баллрум. Он никогда не одобрял тактику индивидуального террора, которую часто практиковали их активисты. Идеологически это было контрпродуктивно. Но...
Вирджиния жестко рассмеялась.
- Почти! Ха! В тот раз, когда Джереми Экс и его товарищи поймали здесь на Земле техника по фенотипу - глупый ублюдок проводил здесь отпуск, можешь поверить? - я, как и все, прибежала посмотреть на его тело.
Раньше Виктор бы содрогнулся. Теперь он просто оскалился в ответном удовлетворении. Он знал, что за случай она имеет в виду. Это была одна из самых знаменитых акций Баллрума, породившая шторм возмущения официальных лиц. Исполнительный Совет Лиги собирался в изызсканом дворце. Как часть декора дворца в центре вестибюля стояла статуя. Это была копия в человеческий рост гигантского и давным-давно разрушенного монумента, называемого “Статуей Свободы”. Членам совета не показалось забавным, когда однажды собравшись, они обнаружили насаженное на факел статуи обнаженное тело “инженера по фенотипу” с табличкой на шее, гласившей: “Попал в собственноручно выкопанную яму, как вы считаете?”
Виктор глубоко вздохнул.
- Я всё ещё считаю такую тактику контрпродуктивной.
Вирджиния хитро улыбнулась.
- Кевин тоже так говорит. - Улыбка истаяла. - Не знаю. Полагаю, что вы правы. Но...
Она в свою очередь глубоко вздохнула.
- Ты просто не знаешь, каково это, Виктор, - тихо произнесла она, и в ее темных глазах появились следы влаги. - Всю твою жизнь тебе твердят, что ты неполноценная - генетически. Не совсем человек. Начинаешь сама задумываться об этом. Иногда я думаю, что веду себя настолько распущенно просто потому... - Больше никаких следов; слезы закапали. Она раздраженно их вытерла. - Так что может быть вы с Кевином и правы. Все, что я твердо знаю, это то, что увидев то тело я почувствовала себя значительно лучше.
Мгновение прошло и Вирджиния вернулась к своему обычному подшучиванию.
- В любом случае, сбежав, я получала средства к существованию проституцией. Платят неплохо, да и что еще я умею делать? - Кисло: - Кевин настоял, чтобы я бросила это занятие, когда делал предложение.
Виктор получил уже достаточно уроков, чтобы подавить естественный импульс: Но конечно же ты была рада бросить жизнь в разложении! Он был вполне уверен, что Вирджиния была достаточно рада бросить свое занятие. Но она наслаждалась поддевая молодого бычка.
Джинни еще раз подколола его.
- И он был так груб с моим сутенером. - Вздох. - Бедный Ангус. Он был таким утонченным, а Кевин такой хулиган.
Когда она поняла, что он не клюнет, Джинни широко улыбнулась. Улыбка, естественно, была похотливой. В чем бы там ни были истоки ее поведения и находчивости, Виктор понял, что Джинни является намного более опытным полевым агентом, чем он сам. За исключением краткого момента слез, она ни разу не нарушила прикрытия. Если за ними следили люди Дюркхейма, к этому моменту они должны были окончательно убедиться, что Виктор Каша в конце концов оставил свою несгибаемую правильность. Еще один пуританствующий революционер попался на удочку плотских утех Земли. Добро пожаловать в клуб.
И поэтому, как и планировал Ушер, им и в голову не придет, что этот самый Виктор Каша получил лучшее представление о Петле и ее секретах, чем им когда-нибудь удастся.
- Умный человек, - вслух подумал Виктор.
- Ещё бы, - радостно согласилась Джинни.
