Дальше: Дэвид Вебер Чего стоит мечта? (Хонор Харрингтон. Миры Хонор - 2)

Линда Эванс
Приблуда
(Хонор Харрингтон. Миры Хонор - 1)

Когда объявился приблуда, доктор Скотт МакДаллан потел и ругался, пытаясь развернуть извивающееся тельце неблагодарного маленького демона - пытающегося родиться ногами вперед младенца.

Если бы не то, что все предыдущие роды миссис Цивоник были лёгкими и проходили без осложнений, он бы уже сделал кесарево сечение. Но повернуть младенца было несложно, и мониторы не показывали тревожных симптомов ни у матери, ни у ребенка, поэтому вместо того, чтобы сделать разрез и уложить женщину на больничную койку на несколько дней, он принял решение дотянутся до ручки ребенка и развернуть его в правильное положение. Миссис Цивоник держалась хорошо, даже отпускала шутки, несмотря на кативший градом пот, и раздававшиеся время от времени, когда наступали схватки, мычание, всхлипы и стоны. Скотт как раз достал до ножек ребенка и задался про себя вопросом, почему он вообще решил, что это будет просто, стараясь при этом не обращать внимания на издаваемые Эвелиной Цивоник звуки, когда на него обрушилась волна эмоциональных страданий, достаточно сильная, чтобы заставить его выпучить глаза.

Невольный всхлип и резкое движение вызвали у его пациентки изумленный возглас:

- Док?

Скотт моргнул, борясь с подступающей паникой, и сумел выдавить из себя:

- Э-э, простите. Никаких проблем, вы в порядке и ребенок в порядке.

“Ради Бога, Скотт, возьми себя в руки! Пока твоя пациентка не решила, что ты такой же псих, как и некоторые из твоих предков. Которых сожгли на костре...”

Эвелина Цивоник приподнялась достаточно, чтобы взглянуть поверх своего раздутого живота.

- Это хорошо. Но вы выглядите не очень.

За дверью спальни семьи Цивоник Фишер - которому дозволялось разгуливать по дому и кабинету Скотта, но не по домам его пациентов - начал очень взволновано мяукать. Скотт на самом деле никогда не слышал, чтобы древесный кот издавал подобные звуки, а эмоциональный поток, который обрушивался на него от спутника, был достаточно мощен, чтобы он признался.

- Я, точнее мой древесный кот, не в порядке.

- Ваш древесный кот? - повторила она. В этой фразе пробился оттенок страха. На своих соседей древесных котов люди смотрели с благоговением и немалой долей тревоги, поскольку практически никто не был уверен, как следует вести себя в их присутствии.

- Да. Он расстроен, очень расстроен. Я не понимаю почему. - “Осторожнее, Скотт... тут ты вступаешь на тонкий лед”. - Я никогда не слышал, чтобы он издавал подобные звуки, - добавил он, взволнованно оглянувшись на закрытую дверь спальни.

- Ну, у меня пока до серьезной стадии дело не дошло, - неуверенно заявила Эвелина, на этот раз с большей тревогой. - Если с древесным котом беда, вам следует пойти посмотреть, что произошло. Если он поранился или заболел... ну, я-то никуда не денусь, так что вам стоит сходить посмотреть.

Профессиональная этика, конечно, не допускала подобных поступков. Оставить пациента посреди операции только для того, чтобы успокоить друга было недопустимо. Но и острое беспокойство Фишера оставить без внимания было нельзя. Фишер, естественно, знал, как открываются двери, а дверь спальни была закрыта, но не заперта. Скотт заколебался, разрываясь между потребностью убедится, что его драгоценный друг не подвергается опасности, и необходимостью помочь появиться на свет этому ребенку.

- Почему бы вам не позвать его сюда? - предложила Эвелина, правильно истолковав его колебания. - Ирина рассказывала нам всем про Фишера и показывала фотографии, но я никогда не видела древесного кота вживую. - Задумчивая нотка в её голосе мгновенно разрешила сомнения Скотта.

- Спасибо. Фишер! Зайди, Фишер, здесь не заперто!

Дверь распахнулась и через комнату по направлению к плечу Скотта метнулась кремово-серая пушистая тень. Он тихо охнул от толчка, так как одна его рука всё ещё была погружена в лоно Эвелины Цивоник, где под его пальцами брыкался и ворочался ребенок.

- Мяу! - Древесный кот коснулся его щеки обеими передними лапами и нетерпеливо показал на окно.

- Что? Снаружи какая-то опасность?

Но ощущение, которое ему передавал спутник, который был рядом с ним вот уже почти двенадцать стандартных месяцев, говорило о другом. Со временем Скотт стал лучше разбираться в эмоциональных “посланиях” Фишера. Благодарить за это надо было нечто вроде способности к эмпатии, доставшейся ему от кельтских предков. “Способности”, которая на рациональном, научном уровне всё ещё казалась ему бредовой. Когда это впервые проявилось с Фишером, он решил, что у него в буквальном смысле галлюцинации. Истина определилась позднее - и это было чуть ли не хуже, чем галлюцинации. На Сфинксе наследие, полученное им от длинной линии знахарей, фокусников-шарлатанов и прочих разнообразных психов, встретило бы только скептицизм и насмешки. Но были человеческие миры, где претензии на способности вроде тех, что заявляли его более... экстравагантные родственники (все по материнской линии, слава Богу, так что фамилия МакДаллан никоим образом с этим не связана), наказывались заключением под стражу за мошенничество - или прямо считались проявлением безумия.

То, что он сейчас получал от Фишера, было ощущением не столько того, что снаружи какая-то опасность, сколько того, что кто-то снаружи в опасности. Или, возможно, в беде. Также было предельно ясно, что Фишер хотел, чтобы он вышел наружу, и немедленно.

- Фишер, я не могу сейчас выйти. Я пытаюсь помочь ребенку родиться.

Травянисто-зеленые глаза огорченно сверкнули. Древесный кот издал жалостный звук. И тут в доме раздался хор детских голосов.

- Папа! Иди скорее!

- Это древесный кот, папа!

- Тётя Ира! Быстрее! Здесь древесный кот!

- Он болен или ранен, или ещё что-то! Скорее, папа! Скорее, тётя Ира!

Скотт и Эвелина Цивоник обменялись удивленными взглядами.

- Идите, - решительно заявила Эвелина. - Я уже родила шестерых. Этот родится нормально, будете ли вы сидеть здесь и изнывать от беспокойства, или оторветесь на пять минут и, может быть, спасете чью-то жизнь. Вы единственный доктор на сотню километров. Если там раненый древесный кот, то прямо сейчас ему вы нужнее чем мне. Кроме того, - она криво, измученно ухмыльнулась, - я смогу передохнуть от этой пытки.

Скотт залился краской; он продолжал попытки развернуть младенца одновременно пытаясь понять, что происходит с Фишером и “пытка”, по-видимому, было правильным словом для описания ощущений бедной Эвелины Цивоник.

Фишер снова прикоснулся к его щеке.

- Мяу? - звук брал за душу, отказать было нельзя.

- Спасибо, - с искренней признательностью сказал Скотт. - Я никогда не видел Фишера настолько расстроенным. Только туда и обратно.

Он вынул руку из матки миссис Цивоник и потянулся за полотенцем. Замечание о том, что Фишер расстроен сильнее, чем когда-либо раньше, не было вполне правдивым; но Скотту не хотелось говорить о ранениях, полученных им в тот день, когда они с Фишером свели знакомство столь достопамятным способом. Древесный кот спас Скотту МакДаллану жизнь. Самое меньшее, что он мог сделать, это отплатить той же монетой попавшему в беду коту.

Поэтому он торопливо вытер руки и выскочил наружу, где дети Цивоников выплясывали вокруг отца, Александра Цивоника, и его младшей сестры Ирины Кисаевой. Александр и Ирина стояли в добрых двадцати метрах от дома, уставившись на нижние ветви частокольного дерева. Скотт едва ступил за порог, когда его пронзил самый наполненный болью звук, какой только он когда-либо слышал от какого-либо живого существа. Звук вздымался и падал, подобно сошедшему с ума баньши, его переполняла боль, выдержать которую было невозможно. Фишер, сжавшийся у него на плече, обернул хвост вокруг горла Скотта и беспрерывно дрожал:

- Мяу!

Скотт перешел на бег, на ходу подняв руку, чтобы приласкать своего спутника.

- Где он?

Александр указал. Скотт уставился на высокое частокольное дерево, ближайшее к дому Цивоников, на одну из длинных, идеально горизонтальных ветвей, из-за которых частокольное дерево и выглядело так необычно.

- Вон там, наверху.

Скотту пришлось присмотреться, и он заметил возле ствола древесного кота, сидящего на задних лапах как земной хорек. Он выглядел тоньше и длиннее хорька, но голова и некоторые другие черты напоминали скорее кошачьих. За исключением, конечно, шести лап - характерной черты, общей у древесных котов и огромных смертоносных сфинксианских гексапум, на которых те были очень сильно похожи во всем, кроме размера. Древесный кот, вопивший на частокольном дереве на заднем дворе Цивоников, был крупнее Фишера, около семидесяти сантиметров в длину не считая цепкого хвоста, вместе с которым он был практически вдвое длиннее. Однако маленький древесный житель выглядел слишком тонким для своей длины. Он действительно выглядел больным - или раненым. Его шубка, как и у Фишера, была крапчатой кремово-серой, но даже с такого расстояния Скотт мог видеть грязь и темные потеки, подозрительно похожие на кровь.

- Фишер? - пробормотал он, пытаясь лаской унять бившую его маленького друга дикую дрожь. - Он ранен? Если я смогу забраться туда и обработать раны...

Вопли, от которых бежали мурашки по спине, оборвались. Странный древесный кот издал жалобный звук, еле слышный из-за расстояния, а затем, запинаясь, начал спускаться по стволу на землю. Пульс Скотта зачастил. Ему хотелось броситься вперед, к нему, но он боялся его спугнуть.

- Александр, - сказал он вполголоса, - Думаю, вам с Ириной следует увести детей назад в дом. Если что-то его спугнет, у нас может больше не оказаться шанса оказать ему помощь, а на мой взгляд помощь ему очень нужна.

Александр кивнул с мрачным выражением на лице.

- Пойдемте, дети. И никаких споров!

Ирина Кисаева невольно бросила взгляд в сторону Скотта. Её ярко-голубые глаза омрачала тревога. Из всех людей, встреченных Скоттом до того, как быть принятым Фишером, похоже только Ирина понимала глубину связи между ним и этим замечательным существом, вошедшим в его жизнь почти целый стандартный год назад. Овдовевшая, когда её мужа унесла эпидемия, опустошившая население Сфинкса, Ирина за последние пару лет стала ему близким другом. Скотту нравилось её общество, её быстрый, острый разум и способность заставить его чувствовать себя отдохнувшим и расслабившимся, даже после трудного дня. Однако когда у Эвелины во время последней беременности обнаружились проблемы, она переехала к брату в усадьбу Цивоников - тем самым лишив Скотта восхитительной компании и случавшихся время от времени интуитивных прозрений сути его связи с древесным котом.

- Ирина, - немедленно сказал он, - я был бы признателен за помощь.

Её прекрасные глаза потеплели.

- Конечно, Скотт. С удовольствием.

Она тоже подалась к медленно спускавшемуся по стволу большого частокольного дерева древесному коту.

Скотт ждал, пока Александр не загонит детей назад в дом. Хнычущий древесный кот спустился до нижней ветви частокольного дерева, где и остановился, жалобно мяукая. Фишер ответил и ткнул в него лапой. Скотт с надеждой истолковал этот знак:

- Ничего, если я подойду к нему?

- Мяу!

Он не мог получить какого-либо осмысленного ответа от Фишера, но в эмоциональном отклике ошибиться было невозможно. Скотт поспешно подошел к стволу дерева и с нетерпением поднял глаза. Странный древесный кот дрожал, прижавшись к нижней ветви. Темные пятна всё-таки были кровью, давно высохшей, склеившей когда-то прекрасный мех в ужасный колтун. Древесный кот был слишком худ. На самом-то деле выглядел истощенным от голода. Был ли это изгнанник, которого не принимала ни одна община древесных котов? Были ли у древесных котов изгнанники? Как бы то ни было, Фишер явно побуждал Скотта помочь пришельцу, так что в поведении его собственного кота ответов на это не содержалось.

- Привет, - тихо сказал Скотт, обращаясь напрямую к сидевшему над ним древесному коту. - Могу ли я помочь? - Он проецировал все теплоту и гостеприимство, какие смог в себе вызвать.

Реакция кота его ошеломила. Изможденный кот издал переливчатый, отрывистый звук, спрыгнул на землю и бросился прямо к Скотту, обхватив его ногу передними и средними лапами и сжав её так, как будто его жизнь зависела от крепости этой хватки. Фишер спустился наземь, соприкоснулся мордочками с пришельцем начал издавать тихое урчание, знакомое Скотту по тем случаям, когда он сам пребывал в эмоциональном расстройстве. Скотт нагнулся и протянул руку. Окровавленный древесный кот ткнулся в неё головой, прося ласки, из-за чего Скотт задался вопросом, не жил ли этот кот раньше с людьми. Он ласково погладил кота, пытаясь осторожными прикосновениями выяснить, насколько серьезны его раны.

Ран, которые могли бы объяснить пятна крови, не нашлось. Не нашлось даже следов воспаления или опухоли. Но древесный кот жался к нему, дрожал и издавал отрывистые звуки, которые ужасали Скотта ничуть не меньше Фишера, судя по эмоциональной ауре, излучаемой его собственным котом. Что-то воистину страшное произошло с этим древесным котом - и у Скотта было сильное предчувствие, что, чем бы оно ни оказалось, это означало серьезные проблемы для него и его спутника. Когда Скотт попытался взять древесного кота на руки, тот издал испуганный вопль, из-за чего Фишер обнял его передними лапами за плечи. Мгновением спустя грязный, испятнанный кровью древесный кот вскарабкался на руки Скотту и прижался к нему. Фишер запрыгнул на своё обычное место на плече Скотта, продолжая тихо урчать.

Ирина колебалась в некотором отдалении, неуверенно закусив губу. Скотт легким движением головы поманил её, и она медленно подошла, пока Скотт продолжал успокаивающе поглаживать болезненно худого древесного кота. Когда Ирина подошла к ним, приблуда издал странный, мяукающий звук, уставившись на неё травянисто-зелеными глазами, глубокими и исполненными боли, как у страдающего ребенка.

- Бедняга, - мягко прошептала она, осторожно протягивая руку.

Дрожащий древесный кот позволил её коснуться себя, и даже слегка выгнул спину оставаясь у Скотта на руках, когда она ласково его погладила. Но прижимался приблуда к Скотту, вцепившись всеми лапами в его рубашку.

- Интересно, позволишь ли ты занести себя внутрь? - спросил вслух Скотт, аккуратно направившись к дому Цивоников. - От тебя остались только кожа да кости. Тебе необходимы вода, еда и Бог знает что ещё. - Торчащие ребра говорили о длительном голодании, а потрескавшаяся, сухая кожа вокруг губ и глаз, а также на ладонях означала, что он также страдает от обезвоживания. Скотт нежно поглаживал несчастного кота и тихо шептал ему, пока они с Ириной медленно приближались к метровой толщины каменным стенам дома Цивоников. Беглое обследование показало, что древесный кот был самцом и - к счастью - не имел ран, не смотря на засохшую у него на шерсти кровь.

Ирина позвала брата.

- Алек, бедняжка умирает от голода. Найди для него остатки мяса, блюдце с прохладной водой, и что там у нас осталось от вчерашнего обеда!

- Карл, вытащи остатки индейки, - сказал Александр, шикнув на детей. - Нет, Лариса, потом посмотришь, когда с котом всё будет в порядке. Надя, пойди проверь, как там мама. Стася, найди коту воды. Грегор, налей горячей мыльной воды и прихвати стопку чистых полотенец.

- Да, папа.

Дети разбежались.

- Кухня здесь, - проводил их в дом Алек.

Скотт осторожно зашел внутрь со своим неожиданным пациентом и идущей по пятам Ириной и оказался в ярко освещенной кухне, где Карл - старший сын - как раз нес блюдо с громадной, наполовину съеденной индюшкой. Мальчик поставил блюдо на широкий деревянный кухонный стол, сделанный с расчетом на растущую семью.

- Кушай, - застенчиво обратился мальчик к взъерошенному древесному коту, щеки его порозовели от волнения. - На здоровье.

Стася, средняя дочь Цивоников, с круглыми от изумления глазами тащила тазик с водой. Скотт опустил на стол тощего древесного кота. Тот помедлил мгновение, как будто убеждаясь, что предложение было искренним, а затем вгрызся в тушку с волчьим аппетитом. Дети не решались приблизиться, увлеченно уставившись на удивительное создание, сидевшее у них на кухонном столе; очень немногие люди на самом деле видели одного из них собственными глазами. Даже флегматичный широкоплечий Александр Цивоник подошел посмотреть, как изголодавшийся древесный кот разделывает тушку удивительно изящными лапами, и явно был очарован видом миниатюрного разумного гостя.

Скотт мягко улыбнулся.

- Фишер, - сказал он, поднимая руку, чтобы погладить друга, - теперь я должен вернуться и помочь родам. Можешь остаться с ним?

Скотт не представлял, сколько из того, что он говорил, древесный кот на самом деле понимал, но у них с Фишером обычно не возникало проблем при общении на простые темы. Фишер просто спустился у него по руке и спрыгнул на стол, мягко урча потрепанному древесному коту, который усердно набивал пасть оторванными кусочками индейки. Скотт стянул с себя испачканную рубашку, благодарно улыбнулся Ирине, потащившей её в прачечную, вымыл руки горячей водой с мылом, продезинфицировал их и заторопился к миссис Цивоник.

- Мама в порядке, - немедленно заявила Надя, старшая из дочерей Цивоников. - Как там древесный кот? - с нетерпением добавила она, бочком двигаясь к гостиной.

- Ест вашу индюшку, оставшуюся от обеда. Иди, посмотри сама.

Девочка метнулась к двери. Когда Эвелина подняла на него глаза, Скотт понял, что его пациентка взволнована не меньше дочери.

- Он не ранен? - с тревогой спросила она.

Миссис Цивоник явно не меньше её мужа была встревожена внезапным появлением больного древесного кота. О них было известно так мало, что появления здорового кота зачастую было достаточно, чтобы вывести из равновесия самых невозмутимых поселенцев; изголодавшийся кот с окровавленным мехом был источником неподдельной тревоги - и Эвелина Цивоник была не единственной, кого пугали мысли о причинах такого состояния кота. Скотт и сам был заметно обеспокоен, хотя почти целый стандартный год ежедневного общения с древесным котом приучил его к их временами странным привычкам и манерам.

И последнее, что было нужно Эвелине Цивоник, пока она не разрешится от своих трудных родов, было беспокойство по поводу такого неожиданного развития событий. Он попытался успокоить её, возобновляя прерванную работу с ребенком.

- Нет, я не нашел каких-либо ран. Конечно, я не рискну предположить, когда он последний раз ел или пил, но индюшку он пожирает так быстро, как только успевает отдирать мясо от костей, так что с аппетитом у него всё в порядке.

- Надя сказала, что он покрыт засохшей кровью? - беспокойство всё ещё бороздило её лоб морщинами.

- Да, но это не его кровь. Что бы там ни случилось, мы не можем достаточно эффективно общаться с древесными котами, так что я сомневаюсь, что мы когда-либо узнаем, откуда взялась эта кровь. Главное, - он уверенно, ободряюще улыбнулся ей, - что ваш маленький сосед в порядке, так что не стоит о нём беспокоиться. Поэтому давайте-ка расслабимся и произведем на свет вашего ребеночка, а?

Эвелина Цивоник ответила ему бледной улыбкой, кивнула, вцепилась в кровать и застонала, когда очередные схватки сотрясли её тело. Скот снова потянулся к непокорному младенцу, пытающемуся родится ногами вперед, и сосредоточенно нахмурился, действуя полагаясь на осязание и инстинкт. После нескольких минут неловкой борьбы, за время которых Эвелина простонала только несколько раз - терпеливая женщина, - усилия Скотта наконец-то увенчались успехом.

- Ага! Готово! - Скотт осклабился, когда ребенок, наконец, поддался его шарящей руке в достаточной степени, чтобы развернуть его внутри утробы его матери. - Головой вниз и готов к появлению. Так, Эвелина, давайте-ка наконец родим вашего очередного сыночка!

* * *

Человечество узнало о существовании сфинксианских древесных котов всего лишь пятнадцать стандартных месяцев тому назад, когда одиннадцатилетняя Стефани Харрингтон застала одного из них за набегом на теплицу своих родителей - с несколькими пучками похищенного сельдерея, закреплёнными на спине при помощи аккуратно сплетенной сетки* [подробнее в повести Д. Вебера “Прекрасная дружба” (Beautiful friendship)]. Никто не знал причин такой тяги древесных котов к сельдерею, но после той роковой встречи по всему Сфинксу древесные коты полезли, скажем так, изо всех щелей, выпрашивая у новых друзей каждый лишний росток сельдерея, который только могли предоставить человеческие огороды. Само число внезапно появившихся котов говорило о существовании разветвлённой и достаточно совершенной системы связи неизвестной природы. И всё это было только более примечательно в свете того факта, что древесные коты ухитрялись прятаться от высокотехнологичной цивилизации на протяжении полувека.

Понадобились одиннадцатилетний гений с камерой и разбитый вдребезги дельтаплан, чтобы пятьдесят лет скрытного наблюдения с верхушек деревьев подошли к концу и древесные коты вышли на свет в поисках спутников-людей точно так же, как древесный кот Стефани Харрингтон, будучи искалеченным, пришел ей на помощь и оставил своих родичей, чтобы жить у неё в семье. Хотя количество принятых людей в сравнении со всем населением было невелико, - примерно один на миллион или около того, - в сравнении с пятьюдесятью стандартными годами полной скрытности, когда человечество даже не подозревало о существовании древесных котов, внезапное изменение тактики котов было поразительным.

Очевидно, древесные коты были столь же ненасытно любопытны в отношении людей, как люди в отношении них - однако человечество всё ещё практически ничего не знало о своих новых соседях. Даже их уровень разумности не удавалось точно определить, хотя в этом отношении у Скотта начало формироваться собственное мнение. До некоторой степени благодаря причудливому генетическому наследию - он скорее позволил бы поджарить себя на медленном огне, чем признался в этом кому бы то ни было, тем более одному из изучающих древесных котов ксенологов - Скотт каким-то образом оказался “настроен” на эмоции этих мыслящих инопланетных созданий, которые, как он начал подозревать, были куда разумнее, чем готов был предположить кто-либо из людей на Сфинксе. Также он заподозрил, что одиннадцатилетняя Стефани Харрингтон тоже не сказала всей правды о её древесном коте, во всяком случае, если опыт общения с Фишером мог служить образцом. И он начинал подозревать, что знает причины её молчания.

Одним из самых интенсивных ощущений, которые вызывало близкое общение с древесным котом, было непреодолимое желание защитить, практически подсознательное знание того, что о чем бы принятый не узнал в отношении своего кота, это ни в коем случае не следовало торопиться доводить до всеобщего сведения. Древесным котам, несомненно, требовалась помощь друзей, чтобы избежать судьбы многих туземных низкотехнологичных исконных культур, с которыми человечество сталкивалось на протяжении своей истории. Осторожность и скрытность казались достаточно мудрой политикой, пока не станет известно больше об основах биологии, социологии и культуры древесных котов. Не говоря уже о том, как будет реагировать человечество в близкой - а уж тем более в дальней - перспективе.

А это было трудной задачей, даже для принятого. Даже для такого, как Скотт, у которого оказалось несколько неожиданное преимущество в виде наличия раздражающей приверженности его предков к “внутреннему взгляду” и вспышек эмпатии, или что это было, ежедневно происходивших между ними с Фишером. То, что древесные коты до какой-то степени обладали телепатией или эмпатией, было очевидно из сообщений “принятых” людей. Но инструментов, способных измерить что-то вроде телепатии, а тем более эмпатического дара, не существовало. Понятно, что ксенологи в своей массе пребывали в расстройстве.

В настоящий момент это относилось и к Скотту МакДаллану.

“Приблуда”, как дети Цивоников окрестили изможденного древесного кота, набил свой бездонный желудок и немедленно завалился спать. После благополучного появления на свет вопящего маленького Льва Цивоника приблуда милостиво дозволил Скотту засунуть себя в горячую мыльную воду, чтобы удалить запекшуюся кровь и грязь. Но после того он - а приблуда однозначно был самцом - не позволял оторвать себя от Скотта, чем бы его ни пытались приманить. Он просто вцепился в рубашку Скотта, которую Ирина тщательно выстирала, пока рождался маленький Лев, и принялся дрожать.

А Фишер передавал Скотту срочную потребность выйти наружу. Скотт подозревал, что Фишер транслирует ему чувства приблуды; хотя возможно Скотт улавливал ощущение неотложности от прижавшегося к нему тощего кота. Но вот чего он не мог постигнуть, так это почему древесный кот так настоятельно хотел, чтобы он отправился в гущу частокольных деревьев. Долгие и трудные роды вымотали его настолько, чтобы хотеть отправится прямо домой, и прилечь на остаток вечера.

Однако каждый раз, как он тихо предлагал отправиться назад в город, а сюда вернуться позже, Фишер приходил практически в неистовство, а странный древесный кот начинал издавать полузадушенные мяукающие звуки, словно котенок попавший в челюсти собаки-убийцы. Скотт сглотнул и попытался призвать их к благоразумию.

- Но Фишер, через пару часов станет темно, а мне действительно надо поспать. Я не хочу лететь в темноте, во всяком случае настолько устав.

- Мяу...

- Можете вы понять, насколько далеко они хотят, чтобы вы пошли? - спросил Александр.

Скотт помотал головой.

- Я не могу получить такие детали. Никто не может. Всё, что кто-либо на самом деле может уловить, это что-то вроде подсознательного ощущения разумных чувств, - не краснея, солгал он под острым взглядом Ирины. - Ну, временами знаки или пантомима могут передать смысл вполне четко, но попытки общения с разумным существом, которое не может говорить на твоём языке, зная, что и его язык ты тоже не в силах выучить, могут свести с ума.

Он какое-то время обдумывал проблему и после этого предложил:

- Фишер, можем мы туда полететь?

Он получил сбивающую с толку вспышку перемешанных эмоций и закрыл глаза, пытаясь их рассортировать. Беспокойство, острый страх, ярость... Скотт моргнул и уставился на своего друга. Ярость? Фишер свернулся перед ним на столе и выглядел мрачно и одиноко.

- Не знаю почему, - медленно произнес он, - но я не думаю, что древесные коты хотят, чтобы мы использовали аэрокар. Они его боятся. Не Фишер, конечно, он летал со мной десятки раз, но, если я читаю его реакцию правильно, - а это большое “если”, скажу я вам - приблуда безумно боится этой идеи.

Алек приподнял одну из мохнатых бровей.

- Правда? Ну, мы можем отправиться пешком. Если ничего не найдем в течение часа, можем вернуться, устроить вас в комнате мальчиков, хорошенько выспаться, а завтра утром начать сначала.

- Мяу! - одновременно выдали оба кота.

- Думаю, они одобряют, - улыбнулась Ирина.

- У меня есть лишнее ружье, - добавил Алек. - Вряд ли мы наткнемся на гексапуму, а скальные медведи обычно не спускаются настолько низко в долину, но я не хожу на прогулки без доброго ружья в руках.

Скотт взглянул вверх.

- Не стану порицать вас за это. Я видел, что гексапума или скальный медведь могут сделать с плохо вооруженным человеком. Спасибо, однако у меня в аэрокаре есть собственное ружьё. - Они пригладил волосы и подставил плечо Фишеру, который легко запрыгнул на свой обычный насест. - Только достану его.

Приблуда даже не подошёл к аэрокару Скотта. Тот доставал оружие, бросая тревожные взгляды на истощенного древесного кота, сидевшего и обеспокоено мяукавшего на ближайшем дереве, и задавался вопросом, почему древесный кот так нервно реагирует на аэрокар. Конечно же, никто не стал бы пугать колонию древесных котов аэрокаром? Котов защищало Элиссейское Правило и неистово покровительственная реакция их новых соседей, большинство которых всерьез желало, чтобы этот последний, личный для них случай межрасового контакта проходил в наилучших условиях. Но Скотт не мог себе представить никакой другой причины такой реакции древесного кота, так что его изрядно беспокоило, кто бы это мог так “развлечься” с колонией древесных котов. Пока он собирал всё необходимое даже для краткой прогулки по дикой природе Сфинкса, его посещали всевозможные мрачные подозрения.

Ирина Кисаева вызвалась пойти вместе с ними, и Скотт всерьез подумывал согласиться; её помощь во время первых месяцев его привыкания к обществу Фишера была неоценима. Но Эвелина Цивоник всё ещё приходила в себя после родов, и Александр беспокоился, оставляя её одну, без других взрослых в доме, поэтому Ирина неохотно согласилась остаться.

- Будь там осторожнее, Скотт, - торопливо произнесла она, прежде чем вернуться в дом. - Мы не знаем, что случилось, или что древесные коты хотят от тебя. Я встревожена.

Скотт кивнул и нежно её поцеловал.

- Я тоже. Поверь, я буду очень осторожен.

- Ладно. - Она ему улыбнулась. - Тогда иди. Раскрой для нас эту тайну, Скотт. Я знаю, что тебе не терпится.

Он застенчиво потер нос. Ирина знала его слишком хорошо.

- Мы свяжемся с тобой, если что-нибудь найдем, хорошо?

- Буду сидеть возле динамиков, и ждать, - улыбнулась она, снова целуя его.

Спустя ещё четверть часа, они наконец-то направились в лес. Впереди шёл Александр Цивоник. Его старший сын Карл, который в свои пятнадцать лет был отменным стрелком, составлял арьергард. Скотт шёл в относительно более безопасной позиции посередине. Его собственное ружье вместе с аптечкой было закинуто за спину. Он на горьком опыте научился брать с собой хорошо укомплектованную аптечку, куда бы ни шёл - особенно в поход по сфинксианскому частокольному лесу, который, благодаря экзотическому способу размножения частокольных деревьев, представлял собой мешанину переплетенных ветвей и узловых стволов.

Частокольное дерево размножалось выпуская параллельно земле на высоте примерно от трех до десяти метров четыре длинные прямые ветви, которые напоминали спицы примитивного колеса и располагались друг относительно друга примерно под прямым углом. Периодически эти ветви пускали вниз “корни”, которые врастали в землю и образовывали новый узловой ствол, от которого выше и ниже отходили совершенно обычные, расположенные в случайном порядке ветви. Одно частокольное “дерево” могло разрастись непрерывным зеленым ковром на сотни километров во всех направлениях, покрывая речные долины, карабкаясь по склонам гор и безудержно распространяясь по равнинам тысячами генетически идентичных друг другу “индивидуумов”. Соответственно, поход по частокольному лесу был вызовом умению ориентироваться, поскольку переплетённые между собой заросли не позволяли выдерживать хоть что-то напоминающее движение по прямой на протяжении более чем пары метров за раз. Сумасшедший метод размножения, но он обеспечил идеальную среду обитания для древесных котов. Частокольные деревья создали что-то вроде системы “суперхайвэев” во всех, насколько можно было судить, уголках Сфинкса, где только могли расти деревья.

Едва Скотт и Цивоники вошли в лес, коты нырнули в путаницу веток; они устремились вперед, делая нетерпеливые паузы, чтобы позволить людям догнать себя, а затем снова устремляясь вперед, пока солнце неуклонно опускалось к горизонту.

Скотт не был профессиональным лесничим, но он страстно любил рыбалку и немало помотался по удаленным уголкам Сфинкса, эмигрировав сюда с Мейердала три стандартных года назад. На Сфинксе не было “настоящей” рыбы, во всяком случае ничего подобного земным породам. Но что бы там ни водилось в воде, оно там жило и плавало, и клевало на крючок, заманчиво раскачивающийся перед тем, что им заменяло рот, а это было всё, чего прирожденный рыбак мог просить у жизни. Скотту нравился плотный частокольный лес. Нравился запах его листьев и косые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь густой покров зелени. Нравились чистые быстрые ручьи и бурные реки, текшие в этих лесах. А ещё ему нравились свежие краски весны, когда земля возвращается к жизни после невообразимо суровых зимних снегопадов, продолжавшихся пятнадцать стандартных месяцев даже столь глубоко в субтропической зоне планеты.

Благодаря долгому году Сфинкса, весна - любимое время года Скотта - также длилась восхитительные пятнадцать стандартных месяцев, что означало, что весна продолжалась всё то время, когда они с Фишером были спутниками. Всё то время, если уж на то пошло, пока человечество и древесные коты знакомились друг с другом. Было что-то уместное в том, что зарождение новых связей, новой дружбы с совершенно новой разумной расой происходило в момент возрождения к жизни их общей планеты.

Идя сейчас по распускающемуся частокольному лесу, Скотт вдыхал неистовые запахи возрождающегося вокруг него мира и улыбался. Но тут он взглянул вверх, где двое древесных котов нетерпеливо их ждали, и почувствовал, что улыбка тает, как снег на солнце. Что бы ни хотели древесные коты, чтобы он увидел там, куда они направляются, это вряд ли могло вызвать улыбку. Что такое могло случиться, чтобы этот странный древесный кот так пострадал от голода и жажды? Откуда вся та кровь? И почему этот древесный кот так боится аэрокаров? Кстати, он явно опасался людей, пока не показался Фишер, ведущий Скотта, и не собирался подходить к кому-либо из семейства Цивоников. Почему этот древесный кот боялся людей, но при этом так громко заявлял о своем присутствии - а когда появился человек в компании древесного кота, вцепился в него как пиявка и потребовал, чтобы тот пошёл с ним в глухую чащу?

Несмотря на подавляюще позитивную реакцию человеческого населения Сфинкса на их древесных соседей и учитывая историю взаимоотношений внутри человеческой расы, Скотт мог себе представить несколько неприятных причин, по которым древесный кот мог бояться людей. Хотя в большинстве своём колонисты были хорошими людьми, в каждой компании найдутся свои проблемные, неприятные личности. Кроме того, временами можно было слышать ропот по поводу выделения ранее распределенных участков, представлявших собой немалую ценность, под неприкосновенные заповедники для древесных котов.

Ни одна из мрачных мыслей, посещавших Скотта по мере углубления в лес, не внушала уверенности в счастливом исходе этого путешествия. Поэтому он сжимал в руках ружьё, всматривался и вслушивался в поисках знаков обозначавших приближение гексапумы или скального медведя, и следил за ходом времени, пока солнце плавно опускалось за деревья. К тому моменту, когда истек часовой лимит, Скотт тащился за Александром, чувствуя, что всё сильнее стирает ноги - он не надел походные ботинки, а обычные туфли не были рассчитаны на сфинксианский частокольный лес, - и вполне был готов повернуть назад. Когда раздался сигнал наручных часов, он утомленно остановился и отключил его.

- Час прошел, - сделал он излишнее объявление.

Древесные коты разразились исступленным мяуканьем, возбужденно носясь по горизонтальным ветвям частокольного дерева прямо у них над головой и отбегая в направлении, в котором они двигались вот уже целый час. Ощущение настойчивости, которое он получал от Фишера, усилилось как минимум втрое. Также он получил отчетливое ощущение, что они уже очень близко от того, что изможденный древесный кот хотел им показать.

- Пять минут, - неохотно согласился он. - Пять минут, и мы поворачиваем назад.

- Мяу! Мяу, мяу, мяу!

Пятнадцатилетний Карл Цивоник ухмыльнулся.

- Пять минут, а? И насколько же трудно сказать “нет” древесному коту, доктор МакДаллан?

- За собой последите, молодой человек, - улыбнулся Скотт, - а то как-нибудь одна из хорошеньких древесных кошечек решит, что ты - именно то, что она ищет. Вот тогда и узнаешь!

Глаза юноши округлились.

- Правда? Вы думаете, меня когда-нибудь примут?

Скотт хмыкнул и потрепал молодого человека по плечу.

- Честно говоря, не имею представления. Древесные коты не могут поделиться с нами принципами отбора друзей, в конце концов потому, что не могут говорить с нами.

- А древесные кошки кого-нибудь принимали?

Скотт медленно нахмурился.

- Это интересный вопрос, Карл. Если подумать, я о таком не слышал. Надо будет проверить. Может быть это знает команда ксенологов, которые прибыли их изучать.

Они перешли вброд мелкий ручей - рабочие ботинки и туфли Скотта прохлюпали по грязи - и взобрались на противоположный берег, направляясь глубже в густое переплетение стволов частокольного дерева. Спустя пару минут Скотт отметил, что сквозь полог леса пробивается всё больше света. Это было знакомым признаком, неоднократно отмечаемым им во время поисков рыбных мест, означавшим приближение естественного разрыва лесного покрова. Такие разрывы часто оказывались маленькими озерами или старыми пожарищами, или были вызваны изменениями рельефа или почвы, препятствовавшими росту частокольных деревьев. Ещё минуту спустя они обогнули толстый древесный ствол и, как он и ожидал, оказались на краю небольшой прогалины. Но едва бросив на неё взгляд, Скотт замер на месте. Как и Цивоники.

Прогалина не была естественной. В лесном покрове была вырвана неровная дыра, и на протяжении девяноста метров тянулся хвост обломков. Что-то большое и сделанное человеческими руками с силой пробороздило путаницу ветвей, разбрасывая щепки во все стороны на своем пути к земле. Рваные кусочки и клочки металла наряду со сломанными ветвями и расщепленными стволами отмечали траекторию падения. Еще большее количество металлических фрагментов усеивали нетронутые деревья, куда их забросило силой удара, по обе стороны от пути, отмеченного разрушением. Взгляд Скотта скользнул вдоль траектории вниз и налево, мускулы болезненно напряглись, пока он искал то, что неизбежно должен был найти.

Там это и было, примерно в десятке метров от них. Массивный грузовик падал, должно быть, с ужасной скоростью. Корпус, в конце концов, разбился о слишком толстый, чтобы сломаться от удара, ствол частокольного дерева примерно в двух метрах от земли. Металлический остов смяло ударом как туалетную бумагу, а затем он рухнул наземь совершенно изуродованным.

Скотт сглотнул.

Сколько человек погибло в нём?

Древесные коты издали резкий, высокий звук и ринулись к месту крушения сквозь изломанные и переплетенные ветви. Скотт поймал взгляд Александра. Он было хотел предложить Карлу оставаться на месте, но передумал. Цивоники были первопроходцами, их ферма располагалась в сотне километров от ближайших соседей. Мальчика не стоило прятать от превратностей жизни. Колонистам следовало обзаводиться толстой кожей. Взгляд в глаза Алека показал, что в голове фермера промелькнули те же самые мысли. Александр резко кивнул и принялся пробиваться сквозь нагромождение обломков и расщепленных стволов деревьев. Юный Карл не сказал ничего и, хотя выглядел довольно бледно, без колебаний последовал за отцом. Аптечка, которую Скотт взгромоздил на себя перед выходом с фермы, казалась перед лицом смерти совершенно бесполезным грузом.

Они карабкались через лежащие ветви и расщепленные пеньки деревьев пока не добрались до обломков аэрокара. Тут Александр сказал:

- Давайте-ка, прежде чем искать люк, проверим, насколько устойчиво он лежит.

Скотт кивнул. Фермер изучил его положение, осмотрел обломки ветвей под корпусом в том месте, где он частично зарылся в землю, а затем толкнул каркас и навалился на него всем весом. Судя по результату, он стоял устойчиво, как горы. Пока они пробирались по искореженному корпусу в поисках люка в кабину, Скотт с содроганием ожидал увидеть то, что их ждало. По дороге на сильно вдавленной секции корпуса он обнаружил поврежденный, но смутно знакомый логотип. Стилизованное изображение частокольного дерева, вместо ствола у которого была двойная спираль ДНК. Краска так сильно пострадала, что название компании оказалось полностью уничтоженным, да и от двойной спирали, изображавшей ствол, осталась половина. Александр Цивоник заметил, что он уставился на изображение, и взглянул ему через плечо.

- Это логотип компании “БиоНерия”, - тихо сказал фермер. - У них где-то здесь исследовательская станция, но от нашей фермы она далеко.

- Так и думал, что логотип знакомый, просто не мог вспомнить, где его видел.

У них над головой коты издали высокий свистящий звук и спрыгнули на задранную вверх часть останков аэрокара, а затем метнулись по боковой части корпуса, чтобы остановится на полпути вниз.

- Похоже, они нашли, где можно забраться внутрь, - нервно сказал Карл и сглотнул.

- Начинаю подозревать, - медленно произнес Скотт, - что приблуда знал кого-то из тех, кто внутри. - Он не мог представить себе другой причины для древесного кота вести себя настолько возбужденно, как и для того, чтобы кот пришел в столь жалкое состояние. Возможно, пилот был принят приблудой и оставил того на базе, отправляясь в рейс? Как же давно упал аэрокар? Чтобы древесный кот так исхудал, должен был пройти не один день. Мысленный образ Фишера, милю за милей бегущего по лесу, чтобы добраться до него, вызвал комок в горле Скотта. Он принялся осторожно подниматься по смятому, искореженному корпусу и обнаружил не люк, а разбитые окна пилотской рубки.

Бросив внутрь первый же взгляд, Скотт резко сглотнул. Не сложно понять, откуда взялась кровь, испачкавшая шубку древесного кота. Пилотская рубка вся была в крови, брызги и лужицы которой засохли, образовав ржавую корку.

- Люк здесь, сзади, - раздался справа голос Александра. - Корпус достаточно сильно покорёжен, но запоры не пережили удара. - В неестественной неподвижности взвизгнул гнущийся металл; осквернения могилы было не избежать. Скотт переместился ближе, чтобы помочь открыть люк. Тот протестующе заскрежетал, но, наконец, поддался. Первым внутрь нырнул Скотт. Смрад разлагающейся плоти заставил его поперхнуться. Он остановился, кашлянул, утер губы и надел хирургическую маску из своих запасов. Не говоря ни слова, протянул такие же Цивоникам. Отделение управления сильно сократилось по сравнению с исходным размером. Судя по останкам, там в момент удара было три человека. Пилот и, наверное, второй пилот, а также может быть руководитель или сотрудник компании, направлявшийся на упомянутую Алеком станцию или возвращавшийся с неё.

Маска приглушила шёпот Александра Цивоника.

- Должно быть, упали во время одного из сильных штормов, а ты мы услышали бы грохот. Здесь звук далеко разносится. А до дома не больше двух-трёх километров максимум. Как давно, по вашему мнению, это произошло?

- Предположительно, судя по состоянию тел, они мертвы минимум неделю. И на прошлой неделе было несколько достаточно неприятных штормов, которые могли привести к этой катастрофе. Мне пару раз пришлось лететь в достаточно серьезных условиях, а это были всего лишь краевые зоны.

Как далеко может убежать пришедший в неистовство древесный кот за неделю, если не будет делать пауз для еды или отдыха? Мысли о Фишере заставили его крепко зажмуриться. Открыл глаза он только услышав звук, издаваемый изможденным древесным котом. Звук этот был бледной тенью привычного, успокаивающего урчания Фишера. Древесный кот жался к тому, что когда-то, должно быть, было вторым пилотом. Он дрожал, тяжело дышал, и горевал настолько остро, что Скотт обнаружил, что слишком быстро моргает и в горле стоит комок. Встретить лицом к лицу призрак смерти всегда трудно, даже для врача, который уже множество раз видел нанесенные им удары; быть свидетелем глубины страдания инопланетного создания потерявшего своего спутника-человека...

Он отвернулся, не будучи способным скрыть влагу в глазах иным способом.

Его плечо опустилось под грузом, и Фишер обернул хвост вокруг его горла, мягко урча, и стал тереться головой о щеку Скотта. Он запустил пальцы в густой мех своего друга и просто стоял так какое-то время, стараясь совладать с могучими эмоциями, которые, как он знал по опыту, больше не были только его. До него донесся голос Александра, тихо говорящего по наручному коммуникатору.

- Башня Твин Форкс, вы меня слышите?

- Твин Форкс слушает, говорите.

- Это Александр Цивоник. Со мной доктор МакДаллан. Мы, э-э, только что нашли разбившийся аэрокар, который, похоже, потерялся несколько дней тому назад.

Последовала короткая пауза, во время которой Скотт подобрался ближе к горюющему древесному коту. Он поколебался, затем нежно погладил кота. Тот вздрогнул, но не выразил недовольства. Снова раздался голос Башни Твин Форкс.

- Грузовой аэрокар?

- Верно.

- Да, у нас есть заявление о грузовике, пропавшем около шести дней назад. Его аварийный маяк, должно быть, был неисправен, поскольку нам не удалось его отследить, и поиск с воздуха тоже не дал результата. Я вас запеленговал. Святый Боже, что они там делали? Это в пятистах километрах от их маршрута. Не удивительно, что нам не удалось их найти.

- Ну, теперь они нашлись. Похоже, здесь три тела. Док, не хотите сообщить подробности?

Скотт прочистил горло и ввел в собственный наручный коммуникатор код Башни Твин Форкс.

- Говорит Скотт МакДаллан.

- Это Уайли Бишоп, док.

Скотт встречался с ним раз или два по поводу мелких недомоганий.

- У нас три подтвержденных жертвы в пилотском отсеке. Сколько человек в списке пропавших?

- Только трое. Конрад Варрен, пилот, Арвин Эрхардт, второй пилот, и Пол Рафферти, пассажир. Как вы нашли этот аэрокар, док? Судя по карте сектора, он в трех, а то и в четырех километрах от дома Цивоников, не то, что я бы назвал легкой прогулкой. Цивоники слышали, как он падал?

- Нет. - Ему пришлось прочистить горло. - Думаю, что второй пилот был принят древесным котом, потому что сегодня в дом Цивоников заявился полумертвый от голода древесный кот и привел нас сюда.

- Древесный кот? - Потрясение в голосе Уайли Бишопа было очевидным.

- Ага. Мой древесный кот, Фишер, настаивал, чтобы я шёл сюда. Я не понимал почему, пока мы не нашли место крушения.

В коммуникаторе раздался резкий треск.

- Святый Боже. Ксенологи захотят узнать всё это в деталях. Док, у меня тут мэр Сапристос, подключаю его.

- Скотт? - голос мэра Твин Форкс звучал устало. Никому не хочется, чтобы его общину потрясла авиакатастрофа, а Сапристос был славным человеком, который без устали работал, чтобы сделать Твин Форкс и окружающие его поселения приятным, безопасным местом, для того чтобы жить, работать и растить детей. Смерть кого бы то ни было из общины он принимал очень близко к сердцу.

- Да, мэр?

- Вы можете остаться у места крушения? Аварийная команда уже в воздухе и направляется к вам. Будут у вас максимум через тридцать минут.

- Хорошо, мы остаёмся. Будем благодарны, если нас подбросят до дома Цивоников. Я оставил там свой аэрокар, а Цивоники не хотят добираться пешком в темноте.

- Хорошо, они вас подвезут, без проблем.

- Спасибо. Мне принимать на себя обязанности официального коронера?

- Да, это на вас. Спасибо, Скотт. Признателен вам за помощь.

- Ладно. Я начну предварительное медицинское исследование, хотя причина смерти более чем очевидна.

- Принято. Сожалею, что именно вам выпало найти их.

- Ага. Спасибо. Просто давайте сюда аварийную команду, ладно? Ночь, похоже, будет долгой.

- Хорошо. Кавалерия уже скачет.

Коммуникаторы смолкли. Юный Карл выглядел так, словно ему очень дурно и держался только на силе воли. Скотт ему сочувствовал.

- Кому-то следует покараулить снаружи. Только Богу ведомо, кого может приманить запах, проникающий в открытый люк. Кого ещё, - добавил он, поскольку мелкие падальщики очевидно уже нашли дорогу через разбитые окна, чтобы устроить жуткую трапезу. - Возьми ружьё. - Протянул он своё Карлу.

- Да, сэр, - пробормотал мальчик через маску и принял ружьё достаточно твердой рукой. Но выскочил наружу поспешно.

- Что мне делать? - тягостно спросил Александр.

- Покопайтесь в грузовом отсеке, посмотрите, не найдётся ли портативный генератор и какие-нибудь светильники. Нам тут придется задержаться, а солнце садится. И позвоните Ирине, расскажите что случилось.

Старший Цивоник кивнул и принялся за поиски, связываясь по наручному коммуникатору со ждущими сестрой и женой. Его тихий голос доносился до Скотта, пока Александр излагал новости своей семье.

Скотт ещё один, последний раз попытался утешить горюющего кота, и ему пришлось бороться со слезами, когда кот вцепился в его руку смотря снизу вверх с таким умоляющим выражением, что Скотт едва мог выдержать упорный взгляд древесного кота.

- Прости, - прошептал он. - Я ничего не могу сделать. Мне жаль.

Тонкие трехпалые руки на мгновение сжали его пальцы.

- Мяу...

Он сел на корточки, лицом к лицу с древесным котом.

- Что? - безнадежно спросил он, ненавидя языковой барьер, который проложил между ними такую непреодолимую пропасть. - Ты же понимаешь, что тут никто ничего сделать не сможет? Я не могу помочь ему. Что же ты пытаешься мне сказать?

- Мяу!

Скотт усиленно вслушивался в свои эмоции тем шестым чувством, что он унаследовал от поколений шотландских “экстрасенсов”, пытаясь выудить смысл из эмоций отраженных Фишером и, возможно, даже из идущих напрямую. Хаос бурлящих сейчас в нём ощущений был куда сильнее, чем бывал когда-либо наедине с Фишером. Подавляющие всё горе и одиночество... боль и изнеможение... и проходящий сквозь всё это струйкой горячей крови нескончаемый, мучительный гнев. Он прикрыл глаза, пытаясь оценить глубину гнева, который он почти мог почувствовать на вкус, настолько тот был силён. Почему гнев? Было ли это просто выражением гнева, ощущаемого теми, что потерял любимого в бессмысленной катастрофе? Или что-то другое, что-то более глубокое? Более... зловещее?

Скотт моргнул и уставился на возбужденного кота в приступе изумления. Зловещее? Почему именно это слово пришло ему на ум? Древесный кот прочно вцепился ему в руку, его кожу кололи острия не до конца втянутых когтей. Скотт смотрел в глаза цвета летней травы и задавался вопросом, почему его охватывает мрачное подозрение, что что-то в этой на первый взгляд банальной катастрофе не так. Что именно не так, он пока не мог даже рискнуть предположить - а попытаться вычленить конкретные причины из неясных ощущений, полученных от древесного кота, было почти столь же трудно, как совершить межзвездный перелёт без парусов Варшавской.

Но подозрение оставалось, как подоплека гнева, столь мощно передаваемого древесными котами. Испытывал ли горюющий кот подозрения по поводу причин гибели его друга? Или это второй пилот что-то подозревал, а кот теперь пытается передать это чувство Скотту? Судя по логотипу, это был грузовой аэрокар компании “БиоНерия”. Скотт мало что о ней знал, за исключением того, что они начали свой бизнес пару стандартных лет назад и с тех пор постоянно расширялись, обеспечивая желанные рабочие места и приток средств в ориентированную на экспорт экономику Сфинкса.

За исключением этого, компания не привлекала его внимания, поскольку ему хватало других забот. Разбросанные на большой площади, безумно изобретательные и довольно склонные к травмам пациенты; редкие вылазки на природу чтобы порыбачить; и - с той самой последней, катастрофической вылазки - изучение всего, что только можно было узнать о сфинксианских древесных котах, одновременно записывая свои собственные ежедневные всё более удивительные открытия. С того раза у него не было времени на рыбалку, но он и не жалел об этом, поскольку был занят попытками наладить взаимопонимание со своим замечательным новым другом.

Сидя на корточках на перекошенном полу залитого кровью отсека, Скотт смотрел, не отрываясь, в светящиеся зелёные глаза убитого горем древесного кота и дал себе слово, что доберется до сути этой тайны, куда бы это его ни завело. Если подозрение принадлежало древесному коту, то это являлось основанием для тщательного расследования. Если подозрение принадлежало второму пилоту... то требовалось куда более осторожное расследование. Подозрения, достаточно сильные, чтобы оставить древесного кота в столь жалком состоянии, не заводятся без достаточных на то оснований.

А если эти основания существовали, Скотт МакДаллан был намерен до них докопаться.

* * *

Они собирались в мрачной тьме, куда не доставало искусственное освещение, бесшумно появляясь и рассаживаясь по ветвям деревьев вокруг места катастрофы. Охотники и разведчики клана Бродящих в Лунном Свете оплакивали погибших, прислушиваясь к голосам двуногих, которые наконец-то нашли летающую машину, упавшую с неба две руки дней тому назад. Двуногие в конце концов пришли на эту скорбную прогалину, чтобы подобрать своих. Клан Бродящих в Лунном Свете пришел выслушать песню их горюющего брата из клана Яркого Сердца.

В кольце настороженных охотников и разведчиков сидела Ясная-Певица, обернув хвост вокруг задних лап и повернув уши в сторону чужих голосов, которых раньше никогда не слышала вживую. Певицы памяти не покидали без веской причины основных гнездовий клана. Но Истинный-Ловчий не собирался оставлять останки своего друга до тех пор, пока двуногий, ответственный за его смерть, не будет наказан, - а чтобы это случилось, другому двуногому, пришедшему вместе с Быстро-Бьющим из клана Смеющейся Реки, надо было каким-то образом дать понять, что произошло.

Изможденный, погруженный в горе охотник и простой разведчик, даже действуя сообща, не могли надеяться заставить мыслеслепых двуногих понять то зло, что было содеяно здесь. Но если Ясная-Певица добавит свой мыслеголос, то, возможно, удастся донести до мыслеслепого двуногого, именуемого “Скоттом”, достаточно, чтобы открылась правда? Ясная-Певица надеялась на это, поскольку тяжкое зло было совершено, и если она преуспеет, то, по крайней мере, о нём станет известно, даже если исправить ничего нельзя.

В Ясной-Певице бурлило отчаяние от неуверенности в себе, которого она не испытывала никогда, пока дело касалось праведного и неправедного только среди Народа. Они так мало знали о двуногих! Среди Народа, даже среди её собственного клана, были такие, кто стал настаивать на немедленном уходе от двуногих, как слишком опасных, чтобы поддерживать с ними дальнейшую связь, когда разлетелось известие о произошедшей на этой поляне аварии и её ужасной причине.

Но бегство не было мудрым решением. Для Ясной-Певицы это было столь же очевидно, как было для Поющей-Истинно из клана Яркой Воды тогда, когда весна только наступила, и Лазающий-Быстро впервые установил связь с детенышем двуногих. Да, двуногие могли быть опасны. Народ знал это, принимая решение раскрыться и искать больше связей с двуногими. То решение было правильным, это Ясная-Певица понимала всем сердцем, поскольку двуногие могли быть и потрясающими союзниками. Народ уже научился вещам, которые неизмеримо улучшили жизнь в десятках - сотнях - кланов.

И убийство не было чем-то неслыханным даже среди Народа.

Чего Ясная-Певица не знала, так это как отнесутся двуногие к преднамеренному убийству одного из них другим. Если Ясная-Певица свершит невозможное, если она каким-то образом войдёт в контакт с мыслеслепым созданием, каким был двуногий Скотт, если она каким-то образом даст ему понять, что на этой усеянной обломками деревьев прогалине произошло убийство, то как отреагируют двуногие? Созданию, убившему трех собственных товарищей, нельзя было позволять оставаться на свободе среди подобных ему, не мог Народ и рисковать позволить подобному созданию бродить где-то поблизости. Больному разумом двуногому, уничтожившему собственных товарищей, нельзя было доверять, что он воздержится от убийства кого-то из Народа - а после того, что Истинный-Ловчий видел, слышал и сделал с тем двуногим, у него были более чем достаточные основания опасаться за собственную жизнь.

Если Истинный-Ловчий отправится с двуногими, пытаясь вывести на свет действия убийцы - без того, чтобы двуногий Скотт понял, зачем тот вернулся - Ясная-Певица боялась, что горюющий охотник Яркого Сердца не проживет ещё одной руки дней. Но если он останется с кланом Бродящих в Лунном Свете или даже вернется в свой далёкий клан, убийство останется известным только Народу. А этого Ясная-Певица позволить не могла. Не могла хотя бы не попытаться. Поэтому она направила свой зов на прогалину, где ждали двое, призвавшие её в это место.

“Я готова”.

“Мы придём”.

Настал черёд ждать Ясной-Певицы.

* * *

Быстро-Бьющий тихо заурчал и прикоснулся передней лапой к лицу Скотта, чтобы привлечь внимание своего друга. Любимый им мыслесвет во всей своей прекрасной яркости сфокусировался на коте.

- Фишер?

Он, ещё в тот день, когда впервые увидел двуногого по имени Скотт МакДаллан, узнал, что звук “Фишер” в устах его друга означает имя, которое ему дал его двуногий, не будучи в состоянии слышать мыслеголос Быстро-Бьющего, чтобы узнать его подлинное имя. Новое имя по смыслу было настолько удивительно близко к его собственному* [Фишер (fisher) означает “рыболов”. Кошачьи ловят рыбу выбрасывая её из воды быстрым ударом лапы], что его звук в исполнении Скотта приводил кота в восхищение.

- Что такое, Фишер?

Кот указал в темноту, прочь от упавшего аэрокара, туда, где собрался и ждал их клан Бродящих в Лунном Свете во главе со своим драгоценной, незаменимой старшей певицей памяти. Он знал, что двуногие боятся ночного леса, и не без причины, но Скотт должен был понять. Он снова ткнул в том же направлении.

- Мяу?

В этот жалобный звук Быстро-Бьющий вложил всю необходимость, которую он ощущал в том, чтобы Скотт пошёл с ним. Рядом с ним Истинный-Ловчий - чьё горе резало сознание Быстро-Бьющего словно ножевая рана - добавил свой собственный призыв, безмолвно усиливая мольбу Быстро-Бьющего, и даже схватил ближайшую к нему руку Скотта обеими своими.

Скотт недовольно поморщился.

- Ты хочешь, чтобы я пошёл с вами? Туда?

Упрямое сопротивление, которое Быстро-Бьющий научился распознавать, пылало в мыслесвете его друга. В лесу ночью было опасно. Скотт не хотел приближаться к деревьям на краю прогалины.

- Мяу! - горюющий Истинный-Ловчий отбежал к разбитым окнам изломанной летающей машины, расстроено мяукнул, вернулся и снова схватил Скотта за руку, потянул за неё, потащил Скотта за пальцы в направлении леса и ждущей Ясной-Певицы. - Мяу! Мяу!

Реакция Истинного-Ловчего поразила Скотта; его голубые глаза расширились.

- Да что такое с вами обоими?

Во всяком случае, таков был эмоциональный подтекст вопроса. Быстро-Бьющий ещё только изучал язык шумов изо рта двуногих, и, хотя он освоил множество базовых слов, сложные идеи и абстрактные понятия поддавались переводу только с огромным трудом. Он знал, что Ясная-Певица, ждущая в темноте, испытывает такое же отчаяние и даже с большим основанием. Если старшая певица памяти с помощью всего клана не сможет донести до Скотта то, что так отчаянно хотел сообщить Истинный-Ловчий, то кто среди Народа сможет?

- Мяу! - Быстро-Бьющий предпринял ещё одну попытку, озвучивая своё отчаяние единственным доступным ему способом. - Мяу!

Он тоже потянул Скотта за руку одной из передних лап, в то же самое время нетерпеливо указывая в сторону ждущей певицы памяти. Быстро-Бьющий знал, что если только им удастся отвести его достаточно далеко от остальных двуногих, чтобы он узнал, что здесь есть и другие древесные коты, все ждущие его, то Скотт рискнет даже встречей с клыкастой смертью, чтобы попытаться понять, что они пытаются ему сказать. Любовь, которую он испытывал по отношению к своему двуногому другу, была только пронзительнее от тьмы в сознании Истинного-Ловчего в том месте, где больше не засияет возлюбленный мыслесвет.

Горе охотника пробивалось в сознании Быстро-Бьющего ноткой агонии, которую не мог игнорировать никто из Народа, поскольку Истинный-Ловчий ощутил, несмотря на разделявшую их громадную дистанцию, что его друг Эрхардт знал, что его и его спутников преднамеренно убили, ещё когда летающая машина падала, искалеченная, с небес. И двуногий, несущий ответственность за эту катастрофу, пытался убить Истинного-Ловчего, атаковал его в наихудший момент боли и горя, неся смерть в своем сердце. Его клан, уже погруженный в хаос ужасной, непостижимой аварией в месте исследований двуногих, - аварией, опустошившей территорию клана, - уже паковал припасы, кремневые инструменты, корзины и сети для переноски, а также котят в лихорадочной спешке, даже пока Истинный-Ловчий бежал, спасая свою жизнь.

Так как больной разумом двуногий нападал как на своих сородичей, так и на Народ, само выживание клана Яркого Сердца требовало покинуть центральное гнездовье, над которым нависла двойная опасность. Мало того, что их охотничьи угодья были опустошены, многие животные, на которых они охотились, были мертвы, отравлены ядом, который выделяли растворяющиеся деревья, чтобы не дать животным перенести таинственную заразу двуногих от поврежденных, умирающих деревьев к здоровым и невредимым. Центральное гнездовье клана находилось слишком близко от обиталища двуногих, чтобы можно было рискнуть оставить котят и певиц памяти там, где этот больной разумом убийца-двуногий мог слишком легко найти и напасть на них.

Народу временами приходилось устраивать охоту и убивать одного из своих собственных охотников или разведчиков, которые заболевали разумом и становились одержимы убийством. Так пришлось поступить клану Яркой Воды с охотником клана Высокой Скалы, который нападал на их разведчиков, пытаясь похитить котят с ужасными намерениями. Однако клан Яркой Воды не счел мудрым поступить так же с больным разумом двуногим. Пришельцы были просто слишком могучи, представляли собой слишком большое неизвестное, чтобы рискнуть будущим всего Народа, даже если дело их было правое. Непонимание между теми, кто не мог говорить друг с другом, было слишком большим риском, чтобы подвергнуть опасности будущее Народа; не было и гарантий, что двуногие смогут постигнуть, что произошло, во всяком случае достаточно своевременно, чтобы защитить котят и самок клана Яркого Сердца от своего больного разумом сородича. Поэтому клан Яркого Сердца оставил свой дом, чтобы найти укрытие в другом месте, а горюющий Истинный-Ловчий, видя бегство всего клана, изгнанников в собственном доме, решил, что найдет убитого друга - и любых двуногих, которые смогут помочь ему доказать, что было совершено убийство.

Он нашёл Быстро-Бьющего и Скотта МакДаллана.

Быстро-Бьющий, съёжившийся рядом с останками убитого друга Истинного-Ловчего, сжал передней лапой пальцы Скотта, в отчаянии пытаясь дать понять своему другу.

- Мяу?

Скотт долгое мгновение смотрел на него, его светло-голубые глаза потемнели от беспокойства. Искусственное освещение, изливающееся столь ярким потоком на столь ограниченном пространстве, пробивалось сквозь огненные завитки его головного меха. Быстро-Бьющий никогда не видел двуногого до встречи со Скоттом, и никогда не видел какого-либо создания с мехом цвета яркого пламени в очаге. Бледная кожа Скотта, светлее чем кремовые волоски меха Быстро-Бьющего, была почти также испещрена пятнами, как шубка кота. Не мех, поскольку тот по большей части был голым и практически безволосым, но кожу покрывали золотистые точки и пятнышки, сотни пятнышек, как будто брызги солнечного света выплеснулись на неё и теперь просвечивали изнутри.

Из всех двуногих, который поныне увидел Быстро-Бьющий, Скотта МакДаллана он считал куда как более броско украшенным; то, что его мыслесвет был столь же ярок и уникален, как и его внешность, заставляло Быстро Бьющего только больше его любить. И он ощущал решимость своего друга разобраться в произошедшем здесь, и знал, что если только Скотт пойдёт с ним, шансы на то, что он узнает правду, будут куда больше.

- Мяу? - снова взмолился он.

- Мне стоит сходить к доктору проверить голову, - пробормотал Скотт МакДаллан.

Но он двинулся к разбитому люку и Быстро-Бьющий мог ощущать в нём решение по крайне мере немного проследовать за ними. Ликование понеслось в его мысленном зове к ждущей Ясной-Певице:

“Мы пошли!”

Истинный-Ловчий выпрыгнул в окно, а Быстро-Бьющий догнал Скотта и устроился на любимом месте, на плече друга. Процедура извлечения погибших внутри летающей машины двуногих была завершена и теперь двуногие, которых Быстро-Бьющий никогда не видел, возились повсюду внутри с разными её частями, используя инструменты, о предназначении которых Быстро-Бьющий не имел даже отдалённого представления. Один из этих двуногих окликнул Скотта.

- Док, вы будете делать ... ?

Быстро-Бьющий пока не мог интерпретировать некоторые слова, что приводило к огорчительным провалам в понимании общения двуногих.

- Нет, я ... их позже.

Что бы это ни было, Быстро-Бьющий получил ощущение отвращения, как от чего-то отталкивающего.

- А что у вас? - Отозвался Скотт.

- Почти закончили. Куда вы собрались? Аэрокар спасателей в той стороне, не под деревьями.

- Я только хочу проверить кое-что под ...

У Быстро-Бьющего сложилось впечатление, что имелось в виду “под передом летающей машины”.

- У вас есть пистолет?

Это слово Быстро-Бьющий знал. Скотт брал с собой либо пистолет, либо ружьё, когда направлялся из города в лес, или в один из далеко разбросанных домов, которые они столь часто посещали. Быстро-Бьющий однажды видел, как он воспользовался пистолетом. Хотя и не настолько разрушительный, как большее и более длинное оружие, называемое ружьём, пистолет Скотта всё-таки убил молодого снежного охотника всего двумя громоподобными звуками, исходящими из его длинного, тонкого, трубчатого конца. Ружьё, как он знал из песен памяти тех, кто был свидетелем его применения, могло убить атакующую клыкастую смерть всего одним подобным громоподобным звуком.

- Да, мой пистолет со мной, Гарви. Я не новичок на Сфинксе, ты же знаешь!

Другой двуногий рассмеялся, хотя Быстро-Бьющий мог ощущать печальный фон. Все двуногие, прибывшие на прогалину, были расстроены тем, что обнаружили. Быстро-Бьющий знал, что это расстройство резко усилится, если они поймут причину, по которой они нашли здесь своих товарищей мёртвыми. По крайней мере, он знал, что это произойдет со Скоттом. Относительно остальных двуногих он не был настолько уверен. И в этом была одна из причин, по которым певица памяти клана Бродящих в Лунном Свете ждала их среди деревьев. Быстро-Бьющий узнал многое о двуногих и надеялся, что узнал достаточно, чтобы судить, как отреагируют некоторые из них, когда полностью поймут причину крушения. Но он не переставал учиться. И никогда не перестанет.

Поэтому он обернул хвост вокруг шеи друга и одобрительно заурчал, пока Скотт с осторожностью пробирался через нагромождение изломанного, расщеплённого дерева и рваных кусков металла. Истинный-Ловчий ждал их у края леса, подняв переднюю лапу, чтобы ухватить Скотта за руку.

- Мяу!

Скотт осторожно продвигался к угрожающе выглядевшим деревьям, и осторожность была ярка в его мыслесвете. Руку он держал возле рукоятки оружия. Когда они добрались до первых толстых стволов раскинувших ветви, он остановился, не собираясь идти дальше. Быстро-Бьющий знал, что он не покинет безопасность освещенного места, по крайней мере не получив стимула большего, чем они уже ему предложили.

“Он боится темноты и клыкастой смерти, - Быстро-Бьющий обратился к ждущему их клану Бродящих в Лунном Свете. - Он не пойдет дальше, если только мы не покажемся. Если мы дадим ему достаточный повод для любопытства, он пойдёт дальше. И двуногие знают, что собравшийся клан легко может убить клыкастую смерть, поскольку детеныш Лазающего-Быстро видела, как клан Яркой Воды уничтожил клыкастую смерть, которая чуть не убила её и Лазающего-Быстро”.

Быстро-Бьющий чутко вслушивался в реакцию, слышал торопливый обмен обеспокоенными мыслями между охотниками и драгоценной старшей певицей клана Бродящих в Лунном Свете. Мгновением позже, мыслеголос Ясной-Певицы, куда более мощный, чем у любого охотника или разведчика, четко ответил:

“Мы покажемся”.

Как духи предков, приходящие по ночам, собравшийся клан Бродящих в Лунном Свете материализовался из темноты, появившись на ветвях расположенных широкой дугой вокруг Быстро-Бьющего и его любимого двуногого. Горя глазами в отблесках света, падавших с прогалины, они показались молчаливой приглашающей массой.

* * *

- Святый Боже!

Древесные коты - сотни котов - материализовались в тени на пустых мгновение назад ветвях частокольного дерева. Волоски на руках Скотта МакДаллана встали дыбом. Волна теплоты, приветствия и одобрения прокатилась по нему с силой урагана. С его плеча Фишер произнес:

- Мяу...

... и указал в направлении темноты под деревьями.

Древесные коты хотели, чтобы он пошёл туда?

- Но почему? - задохнулся от изумления он, пытаясь понять, почему несколько сотен древесных котов так заботит простое крушение аэрокара. Они, конечно же, видели другие аварии? Вряд ли это был первый аэрокар, рухнувший в сфинксианский лес за последние полсотни стандартных лет, убив при этом экипаж и пассажиров.

С места аварии донесся голос Оррина Гарви.

- Док? Вы там в порядке? Кажется, я слышал, как вы что-то крикнули.

- Да, всё в порядке. Я просто был поражён кое-чем, что увидел, вот и всё. Собираюсь посмотреть поближе.

- Не задерживайтесь. Мы почти готовы собираться и лететь домой.

- Хорошо.

Скотт не был уверен, почему не сказал Гарви о собравшихся древесных котах, столь пристально уставившихся на него сверху вниз, но у него было очень сильное ощущение, что он - единственный из людей, кого здесь и сейчас рады видеть. И эта мысль, вместе с тревогой по поводу катастрофы и горюющего кота, который привел их к месту крушения, беспокоила его намного сильнее, чем он готов был признать. Человечество так мало понимало о крошечных древесных жителях, что любой контакт с “дикими” древесными котами был нервирующим, даже после почти полного стандартного года проведенного в компании кота, недавно обращенного в городского жителя. Встреча лицом к лицу с по меньшей мере двумя или тремя сотнями диких древесных котов, которые все решительно собирались поучаствовать в этом неприятном деле, вызывала страх, который натянул нервы Скотта как струны. То, что эти самые триста или около того диких котов при всём при этом сосредоточили свое жутковатое внимание прямо на нём, делало ситуацию только ещё более внушающей страх.

Скотт МакДаллан не был дипломатом.

В данный момент, однако, он, похоже, был единственным человеком, с которым коренные обитатели Сфинкса собирались установить дипломатические отношения. Древесные коты могли показаться в любой момент Цивоникам, Гарви, Воллни или пилоту аэрокара спасателей, но они этого не сделали. Они ждали, прячась в темноте, пока Фишер и обезумевший приблуда не убедили его пойти за ними к деревьям.

“Похоже, я, в конце концов, стал дипломатом...”

- Хорошо, - тихо сказал он, обращаясь к сотням древесных котов, которые столь пристально смотрели на него. - Я знаю, что здесь не будет гексапумы, не тогда, когда здесь такое множество вас. Однако почему вы хотите, чтобы я... - гадать большого смысла не было. Это он вскоре выяснит. Скотт оглянулся через плечо на команду следователей, завершавшей предварительное обследование места аварии, а затем осторожно шагнул в лежавшую под деревьями темноту. Он чувствовал, как коты взглядами провожают его, оставившего позади безопасность и теплый свет, заливавший прогалину. Из-за нервозности и страха по его спине бегали мурашки, но он безоговорочно доверял Фишеру, поскольку компаньон в ходе их невероятной дружбы множество раз заслужил это доверие.

Пройдя какое-то расстояние, он заметил слабое свечение под деревьями и ошарашено осознал, что прямо впереди горит небольшой костёр. Старые листья и сухие ветки хрустели у Скотта под ногами, пока он неуверенно пробирался к нему в темноте. До него донесся запах дыма, который невозможно было ни с чем перепутать в неподвижном весеннем воздухе. Затем его глаза приспособились к тусклому освещению, и он различил рассевшиеся вокруг костерка маленькие, покрытые мехом фигуры. Их расположение и некое не поддающееся определению чувство, которое он получал от Фишера, сказало Скотту, что это крайне официальное собрание, строго соответствующее протоколу. Он резко сглотнул и задумался, что же ему делать. “Я не ксенолог! Что, если я совершу грубую ошибку и смертельно обижу высокопоставленного древесного кота?” Ксенологи ещё не разобрались в устройстве семейной и общественной организации древесных котов, куда уж там знать их политическую организацию.

На короткое, ослепительное мгновение Скотт горько пожалел о полном отсутствии камеры или звукозаписывающего оборудования, несмотря на то, что инстинктивное побуждение хранить всё, что он узнал, при себе работало на полную катушку. Фишер легко спрыгнул наземь, а изголодавшийся кот вынырнул из темноты наверху. Скотт понял, что сессия совета - или что это такое могло быть - готова к обсуждению главного вопроса повестки дня. Фишер и приблуда двинулись через ряды крупных древесных котов явно мужского пола к костру, где приветствовали намного меньшего, изящного древесного кота. Скотт внимательно уставился на него, проклиная тусклое освещение. Красноватый свет костра, мерцавший на меньшем коте, наводил на мысль о более темном, коричневатом оттенке его меха. Однозначно более темном, чем серые участки шубки Фишера. “Самка?” - задумался Скотт. Прочие коты относились к ней с почтением, и Скотт ощутил переполняющее собравшихся древесных котов чувство готовности её защищать.

Может быть, древесные коты хотели видеть его, поскольку Скотт, единственный, по-видимому, из всех людей на Сфинксе, мог столь ясно ощущать их эмоции? Впервые в жизни нежеланное генетическое наследие Скотта внезапно стало заметным плюсом, а не обременительной помехой, которую следовало любой ценой скрывать от друзей, коллег и знакомых. “Если древесные коты общаются при помощи телеэмпатии, может быть я, в конце концов, и не такой плохой кандидат в послы? - Эта мысль несколько ободрила его, хотя сама идея о том, чтобы рассказать кому-либо о том, что он сейчас ощутил у этого костра совета, заставляла его поёжиться. - Лучше держать рот на замке и разобраться самому, чем рискнуть открыться какому-нибудь инопланетному ксенологу: Ну, да, я типа читаю эмоции древесных котов, э-э, вроде как медиум, знаете ли...”

Нет, это решительно отпадало. Что бы ни собирались рассказать ему здесь древесные коты, он займется этим в одиночку.

Они были в полудюжине шагов от небольшого, потрескивающего костра, когда Фишер повернулся и вернулся к нему.

- Мяу? - Фишер сел на задние лапы, выглядя невероятно похоже на земную луговую собачку-переростка, и ухватил Скотта за пальцы. - Мяу? - Он потянул Скотта вперёд.

- Ладно. - Скотт позволил повести себя к костру. Взгляд меньшего, более темного древесного кота был загадочен. Её глаза тоже были зелеными, но более темного оттенка. Скорее хвоя, чем трава. Скотт башней возвышался над ней. Всплывший в памяти обрывок основ психологии подсказал ему сесть, скрестив ноги, что поставило их лицом к лицу и должно было представлять для крошечного создания, сидевшего по другую сторону костра, менее пугающее зрелище.

- Привет.

Она склонила голову в сторону, серьёзно изучая его.

- Мяу.

Нежный голос, чистый, как серебряный колокольчик. Скотт, не сознавая, что делает это, улыбнулся. Она была изысканным созданием.

- Почему вы хотели видеть меня? - медленно спросил он, без большой надежды, что его поймут, поскольку у Фишера ушло немало времени на то, чтобы изучить человеческую речь настолько, насколько он её знал. А инстинкт, к подсказкам которого он, имея дело с древесными котами, научился относиться со вниманием, сказал Скотту, что эта кошка никогда прежде не видела человека. Во всяком случае, живого... Преобладающая аура любопытства и удивления давила на его чувства, но исходила ли она от неё, или от сотен собравшихся котов, он уверен не был. Неожиданная роль посла всей своей расы навалилась на Скотта, заставляя его с удвоенным усердием сосредотачиваться на каждом получаемом эмоциональном впечатлении. Чего бы ни хотели эти древесные коты, было более чем очевидно, что бремя выяснения этого ляжет на плечи Скотта.

Он собрался с духом и стал ждать.

* * *

Обследовав двуногого Быстро-Бьющего, Ясная-Певица ощутила всплеск надежды. Он действительно был мыслеслеп, как она и ожидала, исходя из песен памяти тех, кто отправлялся к двуногим и возвращался со знанием и ощущением их мыслесвета. Но мыслесвет этого двуногого, в сравнении с теми, что она ощущала в услышанных и усвоенных песнях, был силен, как лесной пожар. Быстро-Бьющий сделал хороший выбор тогда, в лесу, когда он впервые увидал этого двуногого.

“Это песня Быстро-Бьющего и его двуногого, имя которого в речи двуногих звучит как Скотт МакДаллан, - сказала она собравшимся охотникам и разведчикам своего клана. - Я спою её, чтобы вы могли ощутить глубину отваги и целеустремлённости этого двуногого, чьей помощи мы ищем, поскольку этот двуногий - лучшая надежда Народа в это судьбоносное время”. С многолетним мастерством и врожденной силой и остротой разума Ясная-Певица принялась раскручивать песню памяти перед ожидающим кланом.

* * *

Солнечный свет пробивался сквозь деревья неровным узором, отбрасывая пятна света и тени на стремительно бегущую под насестом Быстро-Бьющего воду. Мягкий весенний воздух нёс в себе привкус пробуждающейся зелени, а снизу поднимался пьянящий запах прогревающейся сырой земли. В этом месте река была узка, и, благодаря острову, горизонтальные ветви смогли пересечь поток и пустить корни, сформировав узловые стволы на самом каменистом островке. Образовавшийся таким образом мост через реку был одним из многих выше и ниже по течению этого участка реки, на котором она неслась и шумела, скатываясь по крутым утесам по направлению к лежащей далеко внизу долине.

Быстро-Бьющему нравилось это место, в котором бегущая вода пенилась и кружилась, образуя глубокие, темные заводи, полные загадок и затаившейся рыбы. Он выделялся умением замечать её сверху, тщательно её выслеживать, осторожно... прыжок! Бросок был точен, сантиметровые когти погрузились в извивающееся, мокрое тело, находящееся на глубине длины лапы под поверхностью воды. Замочивший мех Быстро-Бьющий, держась за ветку задними лапами и хвостом, передними и средними вытащил из воды тяжелую, бьющуюся рыбу и перекусил ей хребет, тем самым мгновенно прикончив. Мокрый трофей Быстро-Бьющего, оказавшийся длиной почти в две трети его собственного тела, будет желанной добавкой у трапезного костра сегодня вечером. Размотав с пояса сеть для переноски, он надежно спеленал рыбу и взгромоздил её на спину. Когда вода намочила мех у него на спине, он недовольно повел усами, однако приятный, нежный запах печеной рыбы в воображении дразнил обещанием восхитительного удовольствия.

Рыбачить проще - ухмыльнулся он про себя, направляясь по покрытым грубой корой ветвям к центральному гнездовью клана Смеющейся Реки, - когда это делается при помощи больших сетей и с участием множества тянущих их лап. Но скучная работа по вытаскиванию на берег полной бьющейся добычи сети никак не могла сравниться с удовольствием от молниеносного броска и восторгом от поимки захваченного врасплох хитроумного старого монстра и вытаскивания его на прочную ветку при помощи одних только когтей. Впрочем, Быстро-Бьющий не был единственным из Народа, кто думал подобным же образом; молодежь, достигшая возраста, когда впервые начинают учить охоте, умоляла его раскрыть свои секреты, и даже старики, лучшая часть жизни которых была далеко позади, улыбались, вспоминая о долгих часах, проведенных, скорчившись, над глубокой заводью, уставившись вниз, в пронизываемую солнечным светом зеленую глубь, терпеливо выжидая подходящего момента.

Стремление запустить лапу в изобилие, таящееся в глубине вод, было у него в крови. Это была страсть и радость, доступная лишь немногим избранным, которые сердцем понимали, что снова и снова тянет его на ветви, нависающие над заводями и омутами в струящейся, пенящейся реке. И именно эта радость, сияние которой было подобно яркому пламени очага в промороженный зимний день, заставила Быстро-Бьющего с внезапным трепетом остановиться на ветке, высоко нависшей над бурлящим речным перекатом, и наполнила его травянисто-зеленые глаза потрясением, когда он ощутил её с совершенно неожиданного направления. Обрушившийся на его чувства мыслесвет был горяч и силен, как свирепствующий лесной пожар, необъятен, полон треска и жизни. Он никогда не ощущал ничего подобного, однако тут же понял, что это такое, ибо певицы памяти его клана повторили песни памяти клана Яркой Воды о той невероятной, вызывающей благоговение связи, которая установилась между разведчиком клана и одним из двуногих пришельцев, спустившихся с небес.

Двуногие!

Когда мощь мыслесвета двуногого и его собственного изумления прокатилась по нему, Быстро-Бьющий содрогнулся от восхищения. Затем, встряхнувшись, как будто он намочил мех, погрузившись в воду с головой, Быстро-Бьющий медленно пополз вперед по ветви и осторожно взглянул вниз, сквозь просвет в густой листве, с головокружительной высоты на поток воды и заросли, покрывавшие усеянные валунами берега реки. Двуногие никогда раньше не заходили так глубоко в горы, их никогда не видели поблизости от земель клана Смеющейся Реки. Что они делают здесь? Пришли ли они, чтобы построить гнездовья из камня и не-дерева, вроде тех, что он видел в песнях памяти, полученных от других кланов?

Высунув мордочку в прореху между тёмно-зелёными листьями, Быстро-Бьющий оглядел каменистое русло реки и заметил яркое пятно огненного цвета, выделявшееся на фоне тёмно-зелёной листвы. Быстро-Бьющий в восторге уставился на находившееся внизу создание. Двуногий практически неподвижно стоял в тени, где основные ветви пересекали водный поток по направлению к ещё одному маленькому островку, расположенному посреди реки, на каменистой почве которого вырос ещё один узловой ствол, позволивший дереву перебраться на другой берег. Дрожь возбуждения сотрясала Быстро-Бьющего от кончика чуткого носа, до кончика пушистого, цепкого хвоста, который теперь, когда он впервые видел одного из пришедших в их мир, неудержимо подёргивался.

В отличие от двуногих из песен памяти, воспроизведённых певицами клана, мех на голове этого был ярок как пылающее пламя и вился непредсказуемо, как лоза. Как и у виденных Быстро-Бьющим в песнях памяти двуногих, лицо его было лишено меха, покрыто только гладкой кожей. Бледной, но испещрённой россыпью точек и пятнышек золотистого цвета, из-за чего эта странная кожа выглядела не менее причудливо, чем узор на шубке Быстро-Бьющего.

У высокого, угловатого двуногого, казалось, не хватало конечностей, поскольку их было только четыре, однако была в нем некая сверхъестественная, чуждая красота. Он неподвижно стоял на валуне, пристально уставившись в глубину каменистой заводи, и столь же рад был быть здесь, и столь же был поглощен задачей поимки трофея, как сам Быстро-Бьющий всего несколько минут назад. У двуногого на похожих на обрубки пальцах не было когтей, чтобы удерживать бьющуюся добычу, а его задние лапы были заключены в тяжелые, нескладные чехлы, полностью закрывавшие ступни. Вообще-то всё тело двуногого было укутано в одежды из заманчиво чуждых материалов, разных цветов и фактуры.

Двуногий держал длинный, тонкий прут, сделанный из чего-то, на первый взгляд выглядевшего как древесина. Однако при более тщательно осмотре оказалось, что это не могло быть древесиной ни одного из тех деревьев, которые Быстро-Бьющий когда-либо видел. Не-дерево блестело белым, как зимний лед, его украшали странные, блестящие кусочки и колечки, серебристые, как броня рыбы. Длинная, чрезвычайно тонкая, практически бесцветная нить уходила от конца прута в воду заводи. Нить была тоньше, чем кончик когтя Быстро-Бьющего. Как двуногие спряли столь тонкую нить? Волокна какого растения они для этого использовали, и почему она так поблескивает, практически вообще не имея цвета?

Пока Быстро-Бьющий зачарованно наблюдал, рука создания - столь же испещрённая пятнышками, как и его лицо - шевельнулась, дотронулась до чего-то сбоку прута, и нить двинулась, расплываясь от движения, втягиваясь в кончик дрожащего прута. Движение запястья двуногого отправило нить обратно в воздух и блестящая, выглядевшая пушистой штучка на её конце шлепнулась в глубоком месте за валуном. Прицел был безупречен, несмотря на сложность, которую должен был представлять подобный бросок. Быстро-Бьющий не думал, что без множества часов практики был бы способен метнуть нить с прута в такую маленькую заводь так, чтобы не попасть ни в один из камней, и не запутать её в густом сплетении ветвей, и не отправить её нестись вниз по потоку там, где река пенилась между торчащими серыми валунами.

Быстро-Бьющий устроился на ветви поудобнее, не обращая внимания на воду, капавшую с его добычи и мочившую его мех, и принялся ждать, сложив передние лапы под подбородком, зачарованный находившимся внизу двуногим. Бросок за броском миновал шумно струящуюся воду и попадал в темную зелень глубокого места. После нескольких минут наблюдения за интересным ритуалом ему в голову пришло, что блестящая штучка на конце нити выглядела и издавала звук подобно толстому, сучащему лапками жуку, упавшему в воду. Эта мысль заставила его насторожить уши. Он видел, как донная рыба поднималась из мрачных глубин, чтобы ухватить подобный вкусный кусочек, когда жук неуклюже шлепался в воду. Идея, что рыболов может хитро подсунуть своей жертве фальшивого жука вместо настоящего, заставила его усы затрепетать от жгучего интереса.

Внизу нить снова просвистела в воздухе, и фальшивый жук плюхнулся в неподвижную, глубокую воду, - которая тут же вскипела, как будто что-то огромное рванулось вверх. Вспышка интенсивного возбуждения в мыслесвете двуногого поразила Быстро-Бьющего приятным потрясением. Его когти поползли наружу, вонзаясь в ветку так, словно он вонзал их в бьющуюся рыбу. Затем нить загудела, и прут согнулся, почти касаясь концом воды. Громадная рыба, больше самого Быстро-Бьющего, поднималась из глубины, каким-то образом пойманная на конце нити. Его пульс участился. Он осознал, что припал к ветви, а его задние и средние лапы подергиваются от возбуждения. Чудовищная рыба дергалась и билась на конце шнура как взбесившаяся клыкастая смерть. Брызги воды разлетались во все стороны от рывков громадной сверкающей рыбины на конце нити двуногого. Как мог такой тонкий шнур выдерживать лихорадочные усилия такого монстра? Двуногий взорвался движением, оставив своё укрытое в тени место на громадном валуне. Он плюхнулся прямо в реку, мгновенно намочив свои странные одежды, борясь, чтобы удержать конец прута над водой, медленно и непреклонно подтягивая нить и бьющуюся у неё на конце добычу.

Оступаясь и поскальзываясь на подводных камнях, двуногий боролся со своим трофеем и пыхтел с видимым удовольствием. Его глаза горели как солнечный свет в глубоком голубом озере. Его испещрённая золотом кожа окрасилась в красноватый цвет, которого не было раньше, когда он безмолвно стоял на берегу и ждал, знавший, как и сам Быстро-Бьющий, как терпеливо надо ждать. В конце концов, после битвы, которая оставила бы Быстро-Бьющего без сил, выглядевшая обманчиво хрупкой нить достаточно подтянулась и двуногий вытянул большую рыбу из воды. Ясный, неожиданный звук раздался от двуногого, радостный и переливающийся, удивительно удачный аккомпанемент яростному свечению восторга в его разуме. Рыба, с которой срывались капли воды, была длиннее руки двуногого, а рука двуногого была длиннее Быстро-Бьющего, но двуногий поднял рыбу с такой легкостью, что Быстро-Бьющий задохнулся от удивления. Чтобы вытащить подобную рыбу из воды понадобилось бы много охотников клана; двуногий же держал её одной рукой, бредя назад к берегу и к покинутому им валуну.

“Силен, так же как и высок”, - понял он с чувством удивления и открытия. Удовольствие, ощущаемое двуногим от того, что он брёл через быстрый поток, держа свой трофей в руке, пока тепло солнечного света проникало сквозь кроны деревьев, а бегущая река наполняла воздух музыкой, затронуло струнку глубоко в сердце Быстро-Бьющего. “Не такой уж он и другой”, - радостно вздохнул он, начиная понимать, как разведчика клана Яркой Воды настолько потянуло к детенышу двуногих, что неведомым образом установилась связь. Его собственный клан усомнился в правильности решения клана Яркой Воды, что двуногих следует изучать непосредственно, что тем из Народа, кто сможет, чтобы узнать всё, что возможно было узнать о пришельцах, следует устанавливать такие же связи, какую установил оставшийся калекой Лазающий-Быстро из клана Яркой Воды.

Слушая песни памяти клана Яркой Воды, Быстро-Бьющий ощущал глубокое возбуждение, обнаруживая, что в его собственном сердце бьются те же ужас и мрачная решимость, которые испытывал Лазающий-Быстро, в одиночку встав против клыкастой смерти, зная, что не сможет победить в битве за жизнь своего детеныша двуногих. В конце концов, клан Смеющейся Реки пришёл к согласию относительно того, что клан Яркой Воды был прав, решив искать общества двуногих и изучать их. В частности потому, что детеныш двуногих, несмотря на свои раны и переломы, бросилась на помощь упавшему разведчику Яркой Воды, чтобы защитить его от набросившейся клыкастой смерти. И защищала она своего друга ничуть не менее яростно, чем защищал бы Быстро-Бьющий любого из членов клана Смеющейся Реки.

Но двуногие не забредали глубоко в горы, где находилось центральное гнездовье клана Смеющейся Реки. Они даже никогда не проносились над ними на своих замечательных, носившихся по воздуху с поразительной скоростью летающих машинах, вроде той, на которой жестоко израненного Лазающего-Быстро увезли, чтобы вылечить, в гнездовье двуногих. Быстро-Бьющего печалило, что он вряд ли встретится с двуногим и вряд ли ему, в отличие от Лазающего-Быстро и других представителей Народа, представится шанс установить связь с двуногим теперь, когда Народ начал осторожно выходить из тени, в которой прятался на протяжении стольких смен сезонов.

Однако же вот он сидит, прижимаясь к ветви, так близко к двуногому, что Быстро-Бьющий, очарованный чудесной яркостью его мыслесвета и не имеющий представления, откуда же этот двуногий появился, или как он забрался так далеко от ближайшего гнездовья двуногих, мог и ощущать его бурлящий, изменчивый мыслесвет, и слышать смех в его голосе. Песни памяти клана Яркой Воды оказались верны и насчет разума двуногих. Этот восхитительный двуногий был мыслеслеп. Его мыслесвет представлял собой нагромождение эмоций, которые не образовывали каких-либо осознанных мыслей, в отличие от Народа. Однако в глубине этого мыслесвета он ощущал разум, который тянул и манил Быстро-Бьющего с силой, которой он даже не хотел сопротивляться. Он поймал себя на том, что ползёт по ветвям вниз по направлению к берегу реки, не желая ничего больше, чем взглянуть в светлые глаза своего двуногого, прикоснуться к его странному, безволосому лицу и узнать всё, что можно было узнать в чарующих глубинах яркого разума этого создания.

Быстро-Бьющий почти добрался до валуна, к которому возвращался двуногий, когда это случилось. Громадная рыба всё ещё билась и металась на конце нити, громоздкая и тяжёлая, а двуногий пересекал шумящую пенную стремнину между массивными округлыми валунами, тщательно выискивая в пенящейся воде место, куда можно поставить ногу. Рыба рванулась как раз в тот момент, когда в поисках надежной опоры двуногий поставил ногу между валунами. Толчок нарушил равновесие двуногого, тот издал короткий, резкий звук и начал падать вбок. Обжигающая вспышка изумления и боли, разнесшаяся вместе с его мыслесветом, обрушилась на Быстро-Бьющего там, где он остановился, замерев от внезапной тревоги на качающейся ветке.

Тут двуногий тяжело упал и нога его, всё ещё погруженная в бурлящую воду, вывернулась из-под него, остро отдавшись болью в щиколотке. Двуногий рухнул на полупогруженные в воду валуны спиной, плечами и головой. Обрушившаяся на Быстро-Бьющего боль на мгновение ослепила его. Громадная, всё ещё бившаяся, покрытая бронёй рыба плюхнулась на двуногого, впечатав его голову в твёрдый камень. Раскалённая добела, ослепительная боль отдалась в Быстро-Бьющем так сильно, что тот издал резкое мяуканье. Затем опустилась темнота, унеся прочь всё, кроме тончайшей струйки бывшего могучим и ярким мыслесвета.

Быстро-Бьющий сжался на месте в глубоком шоке. Громадная рыба, продолжая биться, упрыгала в сторону, оставшись в ловушке кружившейся чуть ниже по течению воды. Ещё какое-то мгновение Быстро-Бьющий в неподвижности цеплялся за ветку, а двуногий, наполовину погрузившись в яростно бегущую воду, неестественно раскинулся на валунах. От его головы потянулась темная струйка, окрашивавшая пенную воду в неприятный оттенок красного.

Затем Быстро-Бьющий вышел из неподвижности, метнувшись по нависающим над бурной рекой веткам, по покрытой грубой корой ветви, которая подобно мосту протянулась к островку. Привязанная к спине тяжелая рыба мешала ему, и он нетерпеливо рванул удерживавшие сетку узлы, освободив её и небрежно сбросив рыбу в воду. А затем метнулся вниз по концевым веткам, проходившим на расстоянии нескольких длин лапы от неподвижного тела двуногого. По спине Быстро-Бьющего потянуло морозом, когда он понял, что лицо упавшего двуногого было частично погружено в воду. Его нос и рот находились под пенящейся поверхностью воды. Ещё несколько секунд такого купания и двуногий захлебнётся!

Он повис вниз головой, удерживая себя задними лапами и хвостом, на ветке, проходившей прямо над головой двуногого, и вцепился во вьющийся у того на голове мех, потянув за него изо всех сил. Он смог вытащить безволосое лицо из воды и услышал неровное, поверхностное дыхание. Но удерживать так голову двуногого он мог не больше нескольких секунд. Мускулы его лап и спины уже протестовали против усилия, с которым он удерживал тяжелую голову. Сетка для переноски, всё ещё обернутая вокруг его талии, размоталась, хлестнула его по туловищу и повисла. Идея, полыхнувшая у него в мозгу, заставила его вцепиться средними лапами в уцелевшие узлы и полностью освободить сеть. Закинув сетку вниз, он подцепил ею лицо двуногого, а затем напрягся и потянул её вверх, чтобы накинуть петлю на сук, с которого сам же и свисал.

Веревка скользнула по грубой коре ветки до развилки и там зацепилась. Лицо двуногого повисло в сети прямо над водой, которая омывала его странной формы нос, но теперь двуногий мог дышать, и был настолько в безопасности, насколько мог обеспечить Быстро-Бьющий, пока тот был без сознания. В мозгу двуногого билась боль, несмотря на то, что мозг этот находился в беспамятстве. Быстро-Бьющий тихо захныкал, будучи не в состоянии облегчить эту боль и ощущая сильную, как никогда прежде в жизни необходимость сделать именно это. Двигаясь осторожно, всё ещё свисая вниз головой с ветки, Быстро-Бьющий раздвинул шелковистый, цвета пламени, мех у двуногого на голове, чтобы осмотреть всё ещё кровоточащую рану на затылке. Вокруг неё уже начала распространяться опухоль, и тело там было горячее, чем в других местах. Другая рана пересекала верхнюю часть лица двуногого, у него над глазами, там, где на его голову обрушилась рыба. Повреждение здесь было даже хуже и казалось, что с костями что-то неправильно, как будто удар огромной, закованной в панцирь рыбы их сломал. Медленно стекавшая из ран по валуну кровь тревожила Быстро-Бьющего.

Он прикрыл глаза, вспоминая песни памяти, спетые певицами его клана о детёныше двуногих, которая остановила ужасное кровотечение Лазающего-Быстро там, где когти клыкастой смерти безжалостно разорвали тело разведчика. Она накинула жгут выше раны и затянула его. Но у двуногого Быстро-Бьющего раны были не на передней конечности, которую можно было бы перетянуть жгутом, кровоточили раны на голове. Но всё-таки, если он чем-нибудь туго обвяжет раны, это может остановить кровь. Покрытие тела двуногого, безусловно, предоставит достаточно материала.

Быстро-Бьющий переместился вдоль ветви на задних лапах, осторожно меняя позу нашарил свой кремнёвый нож, а затем потянул на себя кусок покрывавшей неподвижную руку двуногого ткани. Осторожно кромсая её, Быстро-Бьющий отделил от покрытия длинные полосы. Затем приступил к кропотливой работе, делать которую приходилось прямо через сетку, которой он подцепил лицо двуногого. Работать было неудобно, но после недолгой борьбы Быстро-Бьющему удалось затянуть полосами обе раны. Кровь, темно-красная и пугающая, сочилась сквозь них, но её поток замедлился и стал понемногу затухать. Двуногий оставался без сознания, но всё ещё был жив.

Быстро-Бьющий, встревожено урча, погладил гладкую кожу щеки двуногого. Это прикосновение к двуногому потрясло Быстро-Бьющего ощущением странного удовольствия. Мех на голове двуногого был длиннее и шелковистее чем у него, но и лицо, такое гладкое и мягкое, не было, как он теперь понял, полностью лишено волос. Пучки меха росли над его закрытыми глазами, образуя дуги. Его скулы и щеки ворсились остатками волос, как будто двуногий скоблил лицо чем-то настолько шершавым, что оно стерло волосы до самой кожи. Остатки щетины кололи лапы Быстро-Бьющего через ячеи сети, покрытая золотистыми пятнышками кожа была снежно-белой.

Быстро-Бьющий принюхался к ветру, но не смог уловить оттенка какой-либо опасности, во всяком случае ни вони клыкастой смерти, ни мускусного запаха снежного охотника. Клыкастые смерти хоть и не были шибко умны, но знали, что не стоит так углубляться на территорию клана. А снежные охотники предпочитали держаться крутых склонов и скалистых горных пиков. Риск был невелик. Быстро-Бьющий отпустил захват задних лап и хвоста и мягко приземлился на валун рядом со своим поверженным двуногим. От беспокойства он тихо заурчал, не в силах сделать большего. Двуногому, слишком большому и слишком тяжелому, чтобы его можно было вытащить из ледяной воды, придётся оставаться там, где он есть, пока он не придёт в сознание.

Обеспокоено урча, Быстро-Бьющий гладил яркие, мокрые волосы двуногого и ждал.

* * *

Сознание возвращалось неохотно, рваными кусками. На протяжении неопределенного времени внимание Скотта безраздельно поглощала ужасная боль в голове, но постепенно начали появляться и другие ощущения. Частично он был погружён в струящуюся холодную воду, отчего местами закоченел и весь дрожал. Глубоко лежащие вдоль спины очаги боли говорили о повреждениях мускулов и мягких тканей. Щиколотка ныла в высоком болотном сапоге. Жесткие камни давили на плечо, рёбра и бедро. Непонятный шум в ушах постепенно превращался в узнаваемый звук бегущей воды. Воспоминания, отрывистые и нечеткие, начали вставать на место. Он брёл по каменистому руслу и оступился. Должно быть, он лежит в воде и под ним камни.

Это имело смысл.

Но что-то лежало у него на лице, врезаясь в кожу подобно верёвочной сети, и это смысла не имело. Он вяло пошевелился, сглотнул подступившую к горлу желчь и сдержал стон. На долгие секунды единственным шумом, который он мог слышать, был шум крови в ушах, а голова, казалось, собиралась отделиться от плеч и покатиться вниз по течению подобно детской игрушечной лодочке. К моменту, когда голова решила всё-таки остаться на плечах, Скотт знал, что у него серьезные проблемы. В конце концов, он был доктором медицины и знал признаки и симптомы шока и сотрясения мозга не хуже любого другого медика на Сфинксе.

Тот факт, что он лежит, не в состоянии пошевелиться, распростершись в ледяной горной реке и испытывает все классические симптомы шока и черепно-мозговой травмы в сотнях километров от ближайшей больницы и в нескольких десятках метров от собственного аэрокара, обдал Скотта МакДаллана холодом страха, подобного которому он не испытывал ни разу в жизни. Болезненная судорога в шее подвигла его на осторожную попытку изменить положение головы. Он закусил губу и начал понемногу смещать голову, сдерживая крик боли. И тут он понял, что ощущение сети на лице не было иллюзией.

Скотт медленно приоткрыл глаза, вздрогнув от боли в голове, которую вызвал яркий свет, и обнаружил нечто, что заставило его мысли замереть. Лицо его опутывала какая-то сеть ручной вязки, которая удерживала голову так, что нос оказался всего в нескольких миллиметрах над водой. Каким образом могло получиться, что он лежит лицом вниз головой в сети? Движение руки заставило Скотта судорожно сглотнуть, но рука повиновалась, хотя сведенные мускулы плеч и шеи буквально взвыли в протесте. Он осторожно ощупал голову и нелепо изумился, когда его пальцы наткнулись на грубые узлы и то, что на ощупь показалось полосами ткани, обматывающими его раскалывающийся от боли череп. Сеть была натянута, будучи зацепленной, как он обнаружил, за нависающую над водой ветвь дерева. Когда он опустил руку, та была испачкана в крови.

Поначалу низкий урчащий звук даже не фиксировался сознанием. Скотт лежал, пытаясь понять, когда и как он умудрился затянуть повязку вокруг головы, находясь без сознания после удара. Однако тут он обнаружил, что его страх быстро отступает. Именно тогда он заметил присутствие почти неслышимого звука, который пробивался сквозь головную боль и каким-то образом успокаивал его.

Громадным усилием он раскрыл глаза и сумел взглянуть вверх... и уперся прямо в обеспокоенные травянисто-зелёные глаза.

Скотт с судорожным воплем подскочил в воде, а затем беспомощно распростерся на валуне, застигнутый рвотой и заполнившей его мозг болью. Он чувствовал, как крошечные, ласковые руки прикасаются к его голове, щекам, лбу, и безотчётно понимал, что склонившееся над ним существо - кем бы оно ни было - не только не намерено причинить ему вреда, но и пытается помочь. Скотт не знал, как он это понял; он просто знал это с той же степенью уверенности, как и то, что умрёт, если не выберется из ледяной воды, не спустится с горы и не попадет в ближайшую больницу. При всех чудесах человеческой медицины, побеждавшей болезни и разрабатывавшей клонирование, а также прочие генинженерные технологии и даже некоторые кибернетические усовершенствования, простые и нелепые инциденты по прежнему приводили к чудовищному количеству смертей, особенно на недавно колонизированных планетах вроде Сфинкса. Долгие мгновения Скотт лежал, содрогаясь, на валуне, борясь с тошнотой и сознавая, что вполне может оказаться очередной строчкой в официальном списке погибших в результате несчастного случая на Сфинксе.

Через какое-то время, собравшись с силами, он осторожно ощупал сеть, всё ещё опутывавшую его лицо, и почувствовал не менее аккуратные движения других рук, действовавших возле его затылка и выше. Тут сеть ослабла, и он освободился. Скотт медленно открыл глаза и обнаружил длинный, гибкий силуэт, покрытый крапчатым кремово-серым мехом, деловито обматывавший сеть вокруг талии изящными движениями четырех передних лап.

Древесный кот!..

Когда в его ноющей голове осел шок этого открытия, до Скотта МакДаллана дошло, что если бы древесный кот не накинул эту сеть ему на лицо и не зацепил её за ту ветвь, он утонул бы задолго до того, как пришел в сознание. В горле пересохло от осознания того, что это маленькое животное преднамеренно, действуя вполне разумно, спасло ему жизнь. Древесный кот склонился над ним, тихо урча, и прижался мордочкой к лицу Скотта, потершись о его щеку мягким мехом в жесте, который очевидным образом должен был успокоить и ободрить. Изумление пробилось сквозь поглотившие Скотта боль и страх. И понемногу до него стало доходить, что следует начать думать, как выжить в таком затруднительном положении. А для этого он должен выбраться из ледяной воды.

Скотт по сантиметру неловко подтянулся выше на валун, пытаясь вытащить большую часть себя из ледяной хватки реки, а затем, сжав зубы, более тщательно исследовал свои раны, обнаружив пропитавшуюся кровью повязку, которая, очевидно, была затянута древесным котом вокруг ран на его голове. Ощупывая затылок, Скотт застонал. Но как только он коснулся лба, в голове, казалось, взорвалась бомба. Нахлынула леденящая паника вместе с приступом рвоты, которую он беспомощно изверг в реку, борясь с болью в голове, которая, как он знал, очень быстро убьёт его, если он не получит помощи и не получит её быстро.

Даже если череп не был пробит, что было вполне возможно, при наличии трещины, одно только сотрясение мозга было достаточно тяжелым, чтобы, возможно, не позволить ему даже встать, а уж тем более добрести до отдаленной излучины реки, где он оставил свой аэрокар. Скотт попытался набрать код центра спасателей Твин Форкс на наручном коммуникаторе, но ничего не произошло. Коммуникатор был поврежден, разбит в результате падения на камни. У него был запасной коммуникатор в рюкзаке, но тот находился под ближайшим раскидистым стволом частокольного дерева, отделенный от Скотта стремительным речным потоком, усеянным валунами, и покатым берегом реки. Если он, раненный, не сможет выбраться из реки и преодолеть путь до этого рюкзака, то даже не сможет позвать на помощь.

На него нахлынул беспросветный ужас, поднимавшийся из бездны потоком куда более холодным, чем река, в которой он неуклюже развалился. И прямо сквозь этот ужас, внезапно, к Скотту пробилась и окутала его неожиданная теплота. Она оттянула его от края той ужасающей мрачной бездны, вернула от паники к реальности залитой солнечным светом реки и прикосновений крошечных чужых рук к его щекам. Он судорожно вдохнул и сумел открыть глаза, которые резало сверкание солнечного света. Древесный кот жался к нему, обеспокоено урча. Мгновением спустя, он просто прижался к нему, прижал своё теплое тело как смог ближе к сердцу Скотта. Три пары лап решительно вцепились в его рубашку, как будто говоря: “Я не позволю тебе уйти”. Теплота и любовь, обрушившиеся на него, вырвали у Скотта отрывистый звук. Его страх и паника отступали, а по лицу катились слёзы.

С учетом сотрясения мозга, шока, кровопотери, которые надо было преодолеть, и немаленького куска пересечённой местности, которую надо было пересечь, чтобы хотя бы дотянуться до устройства связи, его шансы погибнуть были неимоверно высоки... но он был не совсем один.

Назад: Миры Хонор

Дальше: Дэвид Вебер Чего стоит мечта? (Хонор Харрингтон. Миры Хонор - 2)

Линда Эванс Приблуда (Хонор Харрингтон. Миры Хонор - 1)

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Линда Эванс
Приблуда
(Хонор Харрингтон. Миры Хонор - 1)