Глава 27

— Как вы думаете, что с ними будет? — тихо спросила Рагнхильд.

— С хевами? Или с людьми Бараньяи? — уточнила Хелен.

Все гардемарины "Гексапумы" сидели за общим столом в Салажьем Уголке. С момента уничтожения "Первой Народно-Освободительной Эскадры" коммодора Анри Клинье и захвата "Изумрудной Зари" прошло двое местных суток.

От импеллера "Анхура" осталось достаточно, чтобы он смог выдать жалкие пятьдесят g, и сейчас эта жестоко искалеченная развалина находилась на парковочной орбите вокруг Понтифика. Беспомощная туша "Изумрудной Зари" была взята на буксир полудюжиной ЛАКов, и сейчас занимала орбиту неподалёку от своего бывшего захватчика. Бараньяи смог подтвердить, что один из тяжёлых шатлов транспорта пропал, но пока что никто и следа его не нашёл. Хелен была уверена, что, рано или поздно, он где-нибудь обнаружится. Скорее всего, где-нибудь на поверхности Понтифика, брошенным теми, кого он туда доставил. Как именно беглецы-хевы рассчитывали раствориться среди настолько изолированного местного населения, она не представляла, но, по её предположению, те сочли такую попытку предпочтительнее возможных альтернатив.

— Со всеми, пожалуй, — сказала Рагнхильд. — Но в основном я думала о хевах.

— К чёрту хевов, — сказал Аикава настолько резко, что Хелен бросила на него слегка удивлённый взгляд. — Ты, Рагнхильд, как и я, разговаривала с Бараньяи. Можешь хоть на минутку допустить, что они не заслуживают всего, что бы с ними не случилось?

— Я не говорила, что жалею их, Аикава, — ответила Рагнхильд. — Я только сказала, что мне интересно, что с ними в конечном итоге будет.

— Что бы это ни было, это будет меньше, чем они заслужили, — пробормотал Аикава, уставившись на сцепленные на столешнице руки.

— Я сегодня днём слышал разговор старпома с коммандером Нагчадхури, — сказал Лео Штоттмейстер. — Фитцджеральд сказал, что капитан собирается просить президента Адольфссона подержать их здесь, по крайней мере некоторое время.

— На мой взгляд, это разумно, — отозвалась Хелен. — Уж точно у нас на борту места для них нет!

— Нет, — согласился Лео. — Но мне не кажется, что капитан думал только об этом. — Лео обвёл стол взглядом и увидел, что взгляды всех остальных обращены на него. — Старпом сказал коммандеру, что капитан собирается рекомендовать адмиралу Хумало передать Клинье, Домьер и всех их людей хевам вместе со всеми свидетельствами их преступлений, которые мы сумели собрать.

— О, Боже! — Хелен откинулась в кресле, слегка раздвинув губы во внезапной улыбке. — Как… зло, — восхищенно добавила она.

Одним из проявлений мании величия Клинье, вызывавшей в нём мечты — по всей видимости искренние — о возрождении в один прекрасный день Народной Республики во всей её жуткой славе, было ведение подробного личного журнала деятельности его "эскадры". Он любовно перечислял название, планету приписки и груз каждого захваченного ими приза. Указывал вырученные за них суммы, звёздные системы, где они были проданы, даже имена брокеров, через которых они сбывались. Он описывал прочие мятежные корабли хевов, с которыми они вступали в контакт, и созданную ими организацию "Освободительные Силы в изгнании". Он также дотошно перечислял имена всех, кого приговорил к казни за "измену делу народа"… включая как минимум сорок человек, которые вообще не являлись гражданами Народной Республики. Сохранил он и не менее подробный список своих подчиненных, наиболее отличившихся "своим рвением на службе народу".

Одной этой информации было бы достаточно для большинства из них, чтобы быть повешенными в Звёздном Королевстве. Но в замысле вернуть их в восстановленную Республику Хевен было хладнокровное, восхитительно злобное изящество. Даже среди самых оголтелых мантикорских патриотов не нашлось бы того, кто хоть на мгновение усомнился бы, какого рода теплую встречу устроят Анри Клинье и его кровавой шайке правительство президента Элоизы Причарт и флот адмирала Томаса Тейсмана.

"А ещё им просто ненавистна будет мысль, что контрреволюционеры казнят их в качестве банальных насильников, бандитов и убийц. А ещё — о, Боже — Причарт и Тейсману придётся признать существование таких шаек и их республиканское происхождение!.. Интересно, сколько же зайцев мы убьём одним выстрелом? Папе и Вебу это понравится!"

— Согласен, что они это заслужили, — тихо сказал Пауло д'Ареццо. — И не поймите меня неправильно, я не испытываю к ним на этот счёт ни капли сочувствия. Но должен сказать тебе, Аикава, что после увиденного на "Анхуре" трудно не испытывать по крайней мере некоторое… не знаю. Не сожаление, но…

Он неловко пожал плечами, а все остальные уставились на него. Он ответил им взглядом не то чтобы вызывающим, но… упрямым. Словно ожидал, что они все набросятся на него за то, что он осмелился сказать нечто с хотя бы самым тонким намёком на симпатию к выжившим ГБ-шникам.

Но они этого не сделали. По крайней мере сразу же. Хелен осознала, что испытывает к нему странное уважение за то, что он осмелился это сказать. И, возвращаясь в воспоминаниях к виденному ею на "Анхуре", она также осознала, что по крайней мере отчасти с ним согласна.

— Я знаю, что ты имеешь в виду. — Она не представляла, что собирается что-либо сказать, до того, как у неё вырвались эти слова, а д'Ареццо, услышав их, выглядел самым удивлённым из всех. — Это было… весьма жутко, — сказала она Аикаве и Рагнхильд, а Лео согласно кивнул. — Знаю, что вы, ребята, должны были видеть достаточно крови и тел на борту "Изумрудной Зари", но видели бы вы тот кусок коридора на "Анхуре". Не больше пятнадцати-двадцати метров — максимум двадцать пять. И на этом пространстве мы насчитали семнадцать мертвецов. Причём для этого пришлось воспользоваться криминалистическим оборудованием коммандера Орбана. Части тел были так перемешаны, и так… накрошены и обожжены, что мы даже не могли с уверенностью сказать, что какому телу принадлежало. Поэтому пришлось делать анализ ДНК всего подряд, чтобы определить, сколько там вообще было тел. И это только один коридор, Аикава. Пока что мы подтвердили более двухсот смертей.

— И что? — Аикава смотрел на неё почти разгневано — не столько ею самой, сколько предположением, что нечто должно было заставить его чувствовать хотя бы малейшее сочувствие в отношении людей, сотворивших то, что произошло с экипажем "Изумрудной Зари".

— Хелен и Пауло в чём-то правы, Аикава, — мрачно сказал Лео. — Не знаю про остальных, но, признаюсь, меня вывернуло наизнанку, когда мы наконец добрались до их кормовых импеллерных отсеков. Боже. Если я больше никогда не увижу подобного, это будет на двадцать лет меньше необходимого. И шкипер сделал всё это одним залпом носовых погонных орудий. Вы можете представить, что было бы после полного бортового залпа?

— О'кей, о'кей, — сказал миниатюрный гардемарин. — Признаю, что это было весьма ужасно. Это я могу сказать и по видеозаписи. Но со множеством людей, никого никогда не убивавших, не насиловавших и не пытавших, во время боя происходят столь же ужасные вещи. Вы, ребята, пытаетесь мне сказать, что это искупает то, что было хладнокровно учинено с беспомощными пленниками?

Голос его звучал скептически, и Хелен покачала головой.

— Нет, разумеется нет. Просто, ну…

— Просто мы тоже ощущаем вину, — мягко сказал д'Ареццо. Хелен в изумлении повернулась к нему, поскольку он безошибочно ткнул пальцем именно в то, для чего она пыталась подобрать слова.

— Да, — медленно сказала она, глядя в его серые глаза так, словно, в каком-то смысле, впервые увидела их владельца. — Да, именно это я и имела в виду. — Она повернулась к остальным, особенно к Аикаве. — Дело не в том, Аикава, что я не думаю, что они заслуживают ужасного конца, каким бы тот ни оказался. Я просто не хочу, чтобы мы в процессе превратились в них. То, что мы сделали с этим кораблём, должно было бы составлять достаточное наказание за какие угодно и чьи угодно проступки. Я не говорю, что этого довольно, только то, что этого должно быть довольно. И я не хочу превращаться в того, кто жаждет лично наказать даже кого-то вроде Клинье ещё более ужасным образом. Я сама дерну за рычаг, если они приговорят ублюдка к повешению. Не поймите меня неправильно. Но если мы можем передать его кому-то ещё — кому-то, у кого ничуть не меньше нашего оснований и права судить его, кто займётся после подобающего судебного процесса их дальнейшей карой — то я за это.

— Зачем? — спросил Аикава. Из его голоса пропала большая часть воинственности, но он не был пока вполне готов окончательно сложить оружие. — Только чтобы не пачкать рук?

— Не рук, Аикава, — сказал д'Ареццо. — Они уже запачканы, и, думаю, мы с Хелен в равной степени готовы запачкать их ещё сильнее, если этого потребует долг. — Он покачал головой. — Не руки нас беспокоят, а души.

Аикава открыл было рот, но снова закрыл его, очень медленно. Он несколько раз перевёл взгляд с д'Ареццо на Хелен и обратно, потом взглянул на Лео.

— Он прав, — повторил Лео, а Хелен медленно, выразительно кивнула в знак согласия. Аикава нахмурился, но потом пожал плечами.

— О'кей, — сказал он. — Может быть вы все правы, Лео. И может быть я изменю свою точку зрения через пару недель или пару месяцев. Если это случится, полагаю, лучше не делать того, о чём потом будешь жалеть. Кроме того, — он сумел изобразить нечто похожее на свою нормальную ухмылку, — на самом деле важно то, что ублюдки отправятся на плаху, а не то, что это будет наша плаха. Так что, наверное, если капитан хочет быть любезным и послать Причарт и Тейсману подарок, я тоже могу с этим согласиться.

— Ха, Аикава, от твоих достойных святого доброты и милосердия у меня просто дыхание перехватывает, — сухо сказала Хелен и присоединилась к общему хохоту, который раскатился над столом после её фразы. Однако, даже смеясь, она продолжала думать о неожиданно раскрывшейся глубине Пауло д'Ареццо. Ещё более беспокоящей была мысль о том, что, возможно, неожиданностью это стало только для неё…

— Хорошо вернуться к рутине, шкипер, — искренне заявил Анстен Фитцджеральд, сидя вместе с Тереховым в капитанской каюте и потягивая восхитительный кофе старшего стюарда Агнелли. Находившийся между ними стол был завален бумагами и чипами с записью, поскольку они вернулись к рутинным деталям повседневного существования "Гексапумы".

— Да. Хорошо. — Терехов услышал в собственном голосе отчётливое удовлетворение. Он не знал, успокоит ли наконец демонов Гиацинта жестокое избиение, устроенное им "Анхуру". По правде говоря, он в этом сомневался. Но знал, что по крайней мере добился в этом деле какого-то прогресса, а демонстрация того, что он в конечном итоге не растерял мастерства была, по его скромному мнению, чертовски убедительной. Лучше всего же было то, что он не поддался практически неодолимому побуждению самостоятельно повесить или выкинуть в космос Клинье и его выживших офицеров — как абсолютный минимум эту хладнокровную, кровожадную садистку Домьер. Терехов ни на мгновение не сомневался, что всех их ожидает; однако вопрос, сделал ли он это во имя правосудия, или просто чтобы притушить их кровью пожар собственной жажды мщения, был из тех, на которые он предпочёл бы никогда не отвечать. И не только перед самим собой. Ответить на этом вопрос пришлось бы также и перед Шинед, даже если бы та никогда его не задала вслух.

— Всё-таки, — сказал он, размышляя вслух, — нам повезло.

— Некоторые сами куют свою удачу, шкипер, — отозвался Фитцджеральд, разглядывая капитана сквозь завитки пара, поднимавшиеся над его чашкой с кофе.

— Не надо заливать, Анстен, — криво улыбнулся Терехов. — Ещё скажите, что не сочли меня спятившим, когда я предпочёл заманить их настолько близко… если сможете!

— Ну… — начал было Фитцджеральд, поражённый тем, что капитан поднял в их разговоре данную конкретную тему.

— Разумеется, так и было. Ради всего святого, Анстен! У нас в пусковых были ракеты Марк-16. Я мог бы превратить любого из них — или обоих — в металлолом, не оставив другого выбора, кроме как сдаться, вообще не позволив им выйти на дистанцию поражения энергетического оружия. Разве не так?

— Да, сэр, могли бы, — тихо произнёс Фитцджеральд. — И, полагаю, если я собираюсь быть честен, то должен признать, что действительно задумывался о том, что это не было лучшим с тактической точки зрения выбором.

Даже сейчас старпом был немало удивлён тем, что между ними мог происходить такой разговор. Он помнил свои прежние сомнения насчёт Айварса Терехова и шрамов, которые должен был оставить после себя Гиацинт. По правде говоря, он всё ещё не был убеждён, что те сомнения были ошибкой. Но бой против "Анхура" и психопатов Клинье во многом их развеял. И, что во многих отношения было гораздо важнее, бой этот, похоже, положил конец затянувшейся напряжённости в их с капитаном отношениях.

— Не буду вам лгать, Анстен, — сказал секунду спустя Терехов, опуская взгляд на собственную чашку. — Когда мы выяснили, что это хевы — и, в особенности, что один из кораблей типа "Марс" — это действительно повлияло на мои суждения. Это сделало меня ещё более непреклонным в стремлении не просто разбить их, но сокрушить. Анстен, — капитан оторвал взгляд от коричневых кофейных глубин, голубые его глаза были темны, и в них не было той удерживающей на расстоянии сдержанности, к которой привык Фитцджеральд, — я хотел сделать с ними всё то, что мы с ними сделали. Я знал, как будет выглядеть изнутри этот корабль, когда мы с ним закончим, и я хотел это увидеть. Я хотел это почувствовать.

Ответный взгляд серых глаз Фитцджеральда был спокоен. Возможно, он не был бы настолько спокоен, если бы старпом не слышал интонаций Терехова. Если бы не распознал в них осознание капитаном того, какие демоны таятся у него внутри.

— Но, — продолжил Терехов, — чего бы я ни хотел, к тому моменту я уже решил, какой именно бой собираюсь устроить, если удастся подманить тех, кто бы там ни был, достаточно близко. Это решение я принял до того, как узнал, что они — хевы. Не потому, что я хотел наказать тех, кто устроил бойню моим людям у Гиацинта, но потому, что хотел — мне нужно было — разгромить тех, кто бы там ни был, настолько быстро и настолько жестоко, на такой короткой дистанции и на такой низкой относительной скорости, чтобы у них даже мысли не возникло очистить память своих компьютеров, когда я прикажу им этого не делать.

— Ну, шкипер, — сказал Фитцджеральд, медленно улыбаясь, — вам безусловно это удалось.

— Да, удалось, — согласился Терехов со слабой ответной улыбкой. — Но теперь, когда всё это позади, я понял, что нуждаюсь в вашей помощи, чтобы контролировать себя. — Его улыбка исчезла, и капитан очень твёрдо посмотрел на Фитцджеральда. — На борту любого боевого корабля есть только один человек, перед которым капитан может по-настоящему раскрыться, и это — его старший помощник. Вы — единственный человек на борту "Кисы", с которым я могу это обсуждать… и единственный, кто может, не повредив дисциплине и не подрывая авторитета командования, сказать мне, что, по его мнению, я перехожу грань. Именно поэтому я вам всё это и говорю. Потому, что мне нужно, чтобы вы знали, что я хочу слышать ваше мнение в подобных случаях.

— Я… — Фитцджеральд сделал паузу и отхлебнул кофе. Признание капитана его глубоко тронуло. Предложенные им только что отношения должны были существовать внутри каждой успешно работающей совместно пары из капитана и его старшего помощника. Однако степень и уровень откровенности, о которых он просил — и которые предлагал — достигались только в крайне редких случаях. Фитцджеральд задал себе вопрос, а нашёл бы он в себе силу духа и смелость признать перед другим офицером, особенно перед подчинённым, что ему когда-либо случалось сомневаться в собственных суждениях. Не потому, что считал других достаточно глупыми, чтобы верить, что они не поймут этого сами, но просто потому, что так не делалось.

— Я это учту, шкипер, — тихо, секунду спустя, произнёс он.

— Хорошо. — Терехов, улыбаясь заметно спокойнее, откинулся и опустил чашку и блюдце на колено. Какое-то время взгляд его блуждал по каюте, как будто он собирался с мыслями, потом капитан поморщился.

— Я начинаю составлять отчёт о бое, и буду с нетерпением ждать вашего отчёта, и отчётов остальных офицеров. Особо мне интересно, подметил ли кто-либо вас ту слабую сторону новых дизайнов кораблей, которую обнаружил я.

— Вы не о недостатке рабочих рук? — сухо спросил Фитцджеральд, и Терехов усмехнулся.

— Именно о недостатке рабочих рук, — согласился он. — Мы зашиваемся, пытаясь разобраться с ранеными и повреждениями "Анхура". Даже с учётом взятых на себя нунцианцами забот, у нас и близко нет в наличии персонала, который бы нам потребовался, если бы пришлось брать на абордаж пару неповреждённых кораблей. Что же касается возможности сделать это же одновременно с проведением критического ремонта, особенно если бы нам до того пришлось выделить часть морпехов для независимой операции!..

— Никогда не предполагал, что назову уменьшение подразделений морской пехоты ошибкой, шкипер, — сказал Фитцджеральд, качая головой, — но для нас это на самом деле может оказаться проблемой во время подобных самостоятельных операций.

— Знаю. Знаю, — вздохнул Терехов. Потом пожал плечами. — С другой стороны, прямо сейчас нам больше всего прочего нужен флот, способный вести войну, а не поддерживать мир, и пока что эти дизайны показали в роли чисто боевых машин чертовски возросшую эффективность. Нам просто придётся научиться справляться с проблемами при их использовании в других ролях. И, будем честны, — если бы мы проводили обычную антипиратскую операцию, вместо столкновения с практически современным тяжёлым крейсером, то не ощутили бы эту проблему настолько серьёзно.

— Может быть и нет, — признал Фитцджеральд. — Но для людей, которым выпадут подобные назначения, это будет непрекращающейся головной болью, и не заблуждайтесь на этот счёт.

— Согласен. Но, если речь зашла о различиях между нашей маленькой разминкой здесь и "обычных антипиратских операциях", что вы скажете насчёт обнаруженного в компьютерах "Анхура"?

— Думаю, что давным-давно следовало раз и навсегда расплатиться с "Рабсилой" по счетам, — бескомпромиссно заявил Фитцджеральд мрачнея лицом. — И, вероятно, со всеми остальными кровососами-мезанцами.

— Ну надо же! Вы всерьёз рассердились, — заметил Терехов с легкомыслием, которое не обмануло никого из присутствующих.

— Шкипер, бортовой журнал Клинье практически является признанием в том, что "Рабсила" рекрутировала каждый чёртов корабль госбезопасников-беглецов, до которого у них только руки дотянулись!

— Соглашусь, что это предосудительно, — признал Терехов, взяв блюдце в руку, скрестив ноги, откидываясь в кресле и отхлебывая глоток кофе. — Но, с другой стороны, на мой взгляд, не является сюрпризом. Разве не так?

— Найм отбросов из Госбезопасности? Чёрт его дери, это именно сюрприз, шкипер! Уж во всяком случае, для меня!

— На самом деле, термин "найм" не вполне подходит. Скорее уж это можно назвать "авансовым договором с независимым подрядчиком". Причём вместо прямой оплаты работать подрядчик будет за комиссионные. Всё, что на самом деле делает "Рабсила", это безвозмездно предоставляет некое первоначальное техобслуживание и снабжение, а затем указывает своим новым… компаньонам прибыльные охотничьи угодья. И, разумеется, помогает сбывать награбленное. Давайте посмотрим правде в глаза, Анстен; некоторые из крупнейших торговых компаний солли вечно якшаются с наиболее удачливыми пиратами. Используют их против соперников, а пираты расплачиваются за поставки информации и оружия иммунитетом для кораблей с транспондерным кодом конкретного торгового дома. Чёрт, Эдвард Саганами погиб в бою против "пиратов", которых субсидировали Меза и тогдашнее Силезское правительство! Не многое тут изменилось.

— Ладно, — несколько недовольно буркнул Фитцджеральд. — Это я признаю: Меза и её межзвёздные корпорации всегда были вне закона, и никогда не испытывали ни малейшего неудобства работая с самой кровожадной мразью. Но я всё ещё полагаю, что найм подразделений Госбезопасности и бежавших из Народного Флота кораблей является для них чем-то новым. И отдадим должное даже дьяволу, шкипер… Я всегда считал, что хевы по крайней мере к проведению в жизнь положений конвенции Червелла относятся не менее серьёзно, чем мы.

— Полагаю, в каком-то смысле это действительно нечто новое для "Рабсилы", — сделал уступку Терехов. — По крайней мере в том, что они нанимают корабли, у которых качество оружия, электроники и экипажа является чертовски близким к современным флотам. До нашего уровня они, может быть, не дотягивают. И до уровня анди. Но теперь они намного ближе, и их корабли, скорее всего, являются достойными соперниками нашим старым, которые мы используем для рутинной защиты торговли вдали от фронта. Также такой подход гарантирует возможность всё отрицать. В конце концов, корабли эти уже находятся вне закона в собственной звёздной нации… или являются подлинными патриотами, сражающимися за восстановление законного правительства их звёздной нации, с какой стороны посмотреть. У них есть собственные причины делать то, что они делают, а "Рабсила" может стоять в сторонке и вместе со всеми благочестиво в ужасе заламывать руки, если кто-то из этих мерзавцев даст себя поймать.

— Однако, по тем же причинам, все эти люди предоставлены самим себе. Они не являются даже каперами, работающими на жизнеспособную — или условно жизнеспособную — организацию освобождения планеты или звёздной системы, вроде тех ребят, с которыми мы так долго разбирались в Силезии. Как вы только что указали, противодействие генетической работорговле всегда было центральным моментом политики Хевена, вне зависимости от того, назывался он Народной Республикой, или просто Республикой. Тот факт, что эти люди готовы наняться к работорговцам, обрывает последнюю их реальную связь с тем местом, откуда они пришли, и с теми, кем они привыкли себя считать.

— Так что им некуда больше деваться, как бы там они ни лгали сами себе, и причин, которые могли бы заставить их порвать со своими новыми партнёрами, у них нет. Самый лучший вид наёмников, Анстен, — люди, которых никто не может перекупить, поскольку официально они и не являются твоими, и которым всё равно больше некуда деваться! И в качестве пиратов они оплачивают собственные издержки награбленным у людей, которым вы первым делом и хотели причинить урон. Вот вам и война на самоокупаемости!

— Шкипер, — произнёс Фитцджеральд страдальческим тоном, — пожалуйста, не делайте вид, что вы на самом деле восторгаетесь этими ублюдками!

— Восторги тут ни при чём. Другое дело понимание того, чего они сейчас пытаются добиться. А его нет. Понимания, я имею в виду.

— Простите? — с недоумением уставился на него Фитцджеральд. — Не вы ли только что объясняли, каким образом всё это так замечательно работает в их пользу?

— Всё это касалось тактического уровня… или, как максимум, оперативного. Я же говорю о понимании смысла их действий на стратегическом уровне. Оставляя в стороне получение некоего мстительного удовлетворения от поставленного нам фингала, после того, что мы в течение столетий делали с ними, и, возможно, от того, что для этого были использованы люди, некогда бывшие хевами, я не вижу, чего они пытаются достичь. "Анхур" и "гражданин коммодор Клинье", разумеется, добавили бы нам проблем в Скоплении, если бы не попались настолько быстро. Но из записей в его журнале вполне очевидно, что "Рабсила" набрала из экс-хевовских беглых кораблей целый небольшой флот. И, по видимому, у них ещё больше капитанов, которым "Рабсила" может помочь приобрести корабль и подходящую команду из других источников. Так где же они? Планируют ли они задавить нас числом здесь, в Скоплении? Если так, то где все остальные? И неужели они действительно настолько глупы, чтобы не понимать, что обнаружение орды бывших хевов, шастающих по Скоплению, придаст королеве Елизавете только больше решимости довести аннексию до конца? Анстен, к настоящему моменту вся галактика знает, что королева жаждет оккупировать систему Хевен, истребить всё население Нового Парижа, засыпать планету солью, а потом превратить её в бильярдный шар атомной бомбардировкой, чтобы быть уверенной, что не пропустила шального микроба. Продемонстрируйте ей кучку "граждан коммодоров Клинье", и она найдет необходимые для удержания Скопления подкрепления, даже если ей придётся купить их у солли, расплачиваясь из личных средств!

— Это наверное… немного… слишком сильно сказано, шкипер, — неровным голосом, пряча улыбку произнёс Фитцджеральд. Потом он сделал паузу и глубоко вдохнул. — С другой стороны, должен признать, что Её Величество несколько взъелась на хевов в целом и на их прежний режим в частности. Полагаю, дело в том неудачном покушении на Грейсоне.

— Именно. О, она будет вне себя вне зависимости от того, где и когда они объявятся. И я не ожидаю, что "Рабсила" воздержится от их использования только чтобы не задевать нежных чувств Её Величества. Но я и не считаю их достаточно тупыми, чтобы активно использовать хевов здесь, если их целью на перспективу является удерживать нас от присутствия в Скоплении. Я могу заблуждаться. И возможно, что те из прикормленных ими хевов, кого они решили использовать здесь, являются только одной из нескольких задействованных сил. Но вербовку этих людей они начали, судя по записям Клинье, задолго до того, как мы вообще открыли терминал Рыси. Так что у них явно нечто было на уме и до того, как Скопление появилось в повестке дня. И мне очень бы хотелось знать, что же это за "нечто".

— Если посмотреть с такой точки зрения, я не могу не согласится, — задумчиво сказал Фитцджеральд.

— Ну, уверен, что оба мы в обозримом будущем не раз в мыслях вернёмся к этому вопросу. Тем временем, полагаю, мы можем сами себя одобрительно похлопать по спине за то, что разобрались с Клинье и его мясниками. А потом вернуться к скучным ежедневным обязанностям, как и ожидали, прибывая в Нунцио.

— Есть, сэр, — вздохнул Фитцджеральд. — Я уже велел Тобиасу приступать к предварительному обновлению карт, и пообещал ему, что салаги в его полном распоряжении. Полагаю, всерьёз приступить к картографированию мы сможем завтра или послезавтра.

— Каково ожидаемое потребное время?

— Со всеми развернутыми в операции против Клинье массивами у нас уже чертовски хороший "глаз в небесах". Нам всё равно придётся использовать боты, чтобы подобрать часть из них, если мы собираемся всё это вернуть… что, — сухо добавил он, — полагаю, с учётом их цены, мы собираемся сделать?

— Вы правильно полагаете, — ещё боле сухо ответил Терехов.

— Ну, примерно четверть массивов исчерпали ресурс, так что нам придётся за ними слетать. Это плохие новости. Хорошие новости состоят в том, что они дали нам достаточный охват, чтобы картографирование, скорее всего, было закончено через девять-десять стандартных дней.

— Это действительно хорошие новости. В таком случае мы сможем отправиться к Целебранту практически точно по графику, несмотря на задержку из-за Клинье. Замечательно, господин старпом!

— Рады стараться, шкипер. Разумеется, — ехидно улыбнулся старпом, — в процессе неким салагам придётся поработать до упада. Что, может быть, не так уж плохо, учитывая кое-какие воспоминания, с которыми им следует справиться, — добавил он более серьёзно.

— Нет, вовсе не плохо, — сказал Терехов. — Разумеется, я не вижу оснований объяснять нашим многострадальным салагам, что мы это делаем для их собственного блага. Только подумайте обо всех поколениях угнетаемых гардемаринов, которые почувствуют себя обманутыми, если эти вдруг выяснят, что их бессердечных, заставляющих работать без продыха надсмотрщиков-начальников на самом деле заботит, что с ними происходит!