Глава 6

Еще с первого посещения Хонор помнила, что приземистое каменное сооружение, именуемое «Башней короля Майкла», производит впечатление строения старомодного и неказистого, однако знала, что впечатление это весьма обманчиво. Внутри располагались личные покои королевы, доступные лишь избранным. Леди Харрингтон уже доводилось бывать там, однако сейчас, шагая за офицером, сопровождавшим ее по дворцовому комплексу, она ощущала нечто похожее на трепет. Мишель Хенке шла рядом, отставая на полшага, а замыкали шествие Эндрю Лафолле с Саймоном Маттингли. Сидевшая на плече Хенке Саманта не спускала глаз с Нимица, ехавшего в переноске на спине своего человека. Хонор подозревала, что со стороны их процессия выглядит довольно забавно.

В ответ на приветствия солдат гвардии ее величества и дворцовой службы безопасности она ограничивалась кивками. Солдаты, в свою очередь, демонстрировали профессиональную выучку и сдержанность, о ее прибытии их предупредили за месяц, так что в отличие от Грейсона, куда она свалилась как снег на голову, ажиотажа не было, и ей не приходилось прибегать к выработанной способности снижать уровень восприятия чужих эмоций.

У нее вырвался мысленный смешок. Кто-то из мыслителей Старой Земли – кажется, Сэмюэль Джонсон – говорил: если знаешь, что тебя скоро повесят, это помогает сосредоточиться. Горькую эту истину она в полной мере осознала в тюремном трюме «Цепеша», но по возвращении поняла, что тезис имеет более широкое толкование. Эмоциональные бури, с которыми она многократно сталкивалась и которые выдержала с огромным трудом, заставили ее учиться контролировать свои эмпатические способности. Как это получалось, она толком не понимала до сих пор – ведь никто не знает, как он выучился ходить или говорить, – однако теперь ей удалось выработать качество, схожее со способностью Нимица усиливать или ослаблять восприятие в зависимости от ситуации. Новообретенные возможности сулили в будущем ряд преимуществ, вот только Хонор предпочла бы обзавестись ими в более спокойной обстановке.

Ну а служащие гвардии и дворцовой службы безопасности, постоянно находясь в монарших покоях, привыкали к виду сильных мира сего. К последним – хотя она до сих пор не могла к этому привыкнуть – относилась теперь и Хонор Харрингтон.

После долгих размышлений она решила, что военная форма для встречи с королевой не годится, и выбрала грейсонское женское платье, с которым полагалось носить Ключ Харрингтон и Звезду Грейсона. Причин тому было несколько. Мантикорской гражданской одежды, за исключением костюмов, подходящих разве что для прогулок по зарослям Сфинкса, у нее под рукой не оказалось. К тому же ей, по правде сказать, уже давно нравились непрактичные грейсонские наряды. Кроме того, следовало иметь в виду, что Елизавета направила приглашение, а не приказ прибыть ко двору (как офицеру Короны или мантикорской дворянке). Сдержанность ее величества заставила Хонор заподозрить, что это имеет отношение к давнему замыслу Елизаветы, осуществлению которого Харрингтон до сих пор упорно препятствовала. Хотелось верить что это не так, однако на всякий случай Хонор решила подстраховаться и явиться на аудиенцию не в качестве королевской подданной, а в иной своей ипостаси: представительницы феодальной верхушки союзного государства.

Конечно, она могла надеть грейсонский адмиральский мундир, но это определенно породило бы ненужные толки и развязало бы языки оппозиции. Хонор было прекрасно известно, кто и почему препятствовал ее продвижению на королевской службе, и появление в мундире полного адмирала могло быть истолковано как насмешка над попытками недоброжелателей помешать ее карьере. В глубине души Хонор признавалась себе, что была бы не против натянуть им всем нос, однако сейчас, когда ее возвращение с Цербера усилило позиции королевы, не стоило раздувать понапрасну пламя противостояния. Ну и кроме того – хотя это, конечно, мелочь, – надев любой мундир, она всю дорогу козыряла бы в ответ на приветствие каждого солдата.

Эта мысль заставила ее губы скривиться в усмешке, которая тут же спряталась: они подошли к башне, и караул, отдав честь, пропустил их внутрь. Чопорный гвардейский капитан вошел вместе с приглашенными в старомодный лифт, и Хонор различила среди его разнообразных эмоций оттенок неодобрения.

Причина не вызывала сомнений. Грейсонский закон требовал, чтобы землевладельца всегда сопровождали личные телохранители, а людей, отвечавших за безопасность королевы, раздражала мысль о допущении в приватные покои ее величества вооруженных иностранцев. Разумеется, у них не было никаких оснований не доверять грейсонцам вообще и вассалам Хонор в особенности, однако как профессионалы они просто обязаны были проявлять маниакальную подозрительность.

Хонор их понимала: ей и самой претила мысль о появлении перед Елизаветой в сопровождении вооруженной стражи, но выбора у нее не было. Она и так уменьшила число сопровождающих до абсолютного минимума, а не взять с собой Эндрю и Саймона означало, по грейсонским понятиям, выразить им недоверие. Хонор же предпочла бы умереть, нежели совершить поступок, который можно было истолковать таким образом.

Кроме того, Елизавета наверняка продумала этот вопрос заранее: в противном случае стража попросту не пропустила бы вооруженных визитеров.

Лифт остановился; Хонор и Хенке проследовали за своим провожатым в ту самую гостиную, где Елизавета принимала их в прошлый раз. Маттингли встал слева от резной полированной двери – позицию справа занял капитан гвардии, – а Лафолле вошел внутрь следом за Хонор.

Елизавета Адриенна Саманта Анетта Винтон, королева Мантикоры, восседала в просторном кресле. На полу был расстелен уже знакомый визитерам плотный ворсистый ковер цвета ржавчины. Ее величество была не одна: лежавший на спинке кресла древесный кот Ариэль при появлении Нимица и Саманты поднял голову. Хонор ощутила его заинтересованность, когда он мысленно потянулся к гостям, и озабоченность, вызванную тем, что откликнулась одна лишь Саманта. Он приподнялся, приглядываясь к Нимицу, и, как почувствовала Харрингтон, его озабоченность сменилась пониманием и состраданием.

Помимо кота в помещении находились и люди, причем при виде одного из них в живом глазу Хонор вспыхнула искорка. Ее кузен Девон, ныне второй граф Харрингтон, выглядел (и был) искренне обрадованным, однако во дворце явно чувствовал себя крайне неловко. Хонор прекрасно понимала его: она помнила, каково было ей самой оказаться здесь впервые. Но она, в конце концов, была офицером флота и встречалась со своей королевой еще и до официальной аудиенции, а бедняга Девон, похоже, лишь начинал осознавать, что вдруг ни с того ни с сего сделался пэром королевства. Сейчас он, похоже, гадал, нет ли у его кузины тайного намерения потребовать титул обратно.

Хонор улыбнулась ему, насколько позволял полупарализованный рот, и перевела взгляд на второго человека, худощавого седого мужчину с усталым лицом, сильно напоминавшим физиономию, которую она рассматривала с дистанции в сорок метров на дуэльном поле под Лэндингом. Тот, другой, тоже носил фамилию Саммерваль, однако присутствующий здесь Аллен, в отличие от своего изгнанного со службы и ставшего наемным убийцей родственника по имени Денвер, имел незапятнанную репутацию, носил титул герцога Кромарти… и занимал пост премьер-министра Звездного Королевства.

– Дама Хонор!

Елизавета Третья с широкой улыбкой поднялась навстречу гостье, и Харрингтон с огромным облегчением почувствовала, что улыбка эта была теплой и искренней. Когда Елизавета протянула ей руку, она, помня о своем происхождении из йоменов, едва не растерялась, но – как истинный землевладелец – ответила твердым пожатием и спокойно выдержала взгляд темно-карих глаз королевы. Где-то на задворках сознания Хонор не переставала удивляться тому, как изменились мир и она сама за прошедшие с прошлого визита в эти покои девять стандартных лет. Вовсе не все перемены пришлись ей по сердцу, но сейчас, стоя лицом к лицу с монархом, она понимала, что отрицать их, даже наедине с собой, невозможно.

– Ваше величество, – тихо сказала она, почтительно склоняя голову.

– Благодарю за то, что вы так быстро откликнулись на наше приглашение, – сказала Елизавета, жестом указывая на кресло, стоявшее по другую сторону кофейного столика.

Хенке, удостоившаяся от царственной кузины дружелюбного кивка, заняла другое кресло; кушетка осталась в распоряжении Девона Харрингтона и герцога Кромарти.

– Я понимаю, что на Грейсоне у вас множество дел, и рада, что вы сочли возможным отложить их ради встречи со мной, – продолжила королева.

– Я была подданной вашего величества задолго до того, как стала землевладельцем Харрингтон, – ответила Хонор, снимая переноску и ставя ее перед собой.

Нимиц тут же перетек ей на колени. Саманта спрыгнула с кресла Хенке и, пробежав по ковру, присоединилась к своему супругу.

– Это я помню, – сказала Елизавета, – но помню и то, что Корона не сумела отстоять вашу карьеру и воздать должное вашим заслугам. То, как обошлись с вами после дуэли с Павлом Юнгом, просто постыдно.

При упоминании имени человека, ненавидевшего ее смертной ненавистью и причинившего ей немало горя, прежде чем в одно дождливое утро они сошлись лицом к лицу с пистолетами в руках, Хонор непроизвольно вздрогнула, но быстро покачала головой. В конце концов, все это произошло девять лет назад.

– Ваше величество, я знала, на что иду, и отдавала себе отчет в возможных последствиях. Что до вас и его светлости, – она вежливо поклонилась в сторону герцога Кромарти, – то ситуация не оставляла вам выбора. Я никогда ни в чем вас не винила. Если у меня и были претензии к кому-то, кроме самого Юнга, то лишь к лидерам оппозиции.

– С вашей стороны, миледи, это весьма великодушно, – тихо произнес Кромарти.

– Ничуть нет, всего лишь реалистично. К тому же, ваша светлость, я не могу сказать, что опала и отлет на Грейсон стали для меня концом жизни.

Она иронично улыбнулась и коснулась золотого Ключа Харрингтон, поблескивавшего на ее груди рядом со сверкающей Звездой Грейсона.

– Не стали, но вовсе не потому, что этого никто не хотел. Вы нажили немало фанатичных врагов, и я как королева хотела бы попросить вас в будущем не увеличивать их число столь стремительно.

– Ваше величество, я непременно буду иметь это в виду.

– Приятно слышать.

Подавшись вперед, Елизавета внимательно присмотрелась к гостье. Бейсингфордский медицинский центр уже проинформировал королеву о том, что хотя леди Харрингтон лишилась руки, общее состояние ее организма опасений не внушает. Тем не менее Елизавета опасалась увидеть перед собой инвалида. Хонор, однако, выглядела вполне удовлетворительно, и королева, ощутив облегчение, повернулась к кузине.

– Доброе утро, капитан Хенке. Спасибо, что доставили даму Хонор целой и невредимой.

– Счастлива угодить вашему величеству, – с нарочитой елейностью ответила Мишель, и кузины обменялись ехидными ухмылками.

Они были удивительно похожи друг на друга, хотя внешность Хенке скорее всего была ближе к изначальному, еще не подвергшемуся модификации генотипу Винтонов. Кожа Елизаветы напоминала цветом темное красное дерево и была гораздо светлее, чем у Мишель. Хонор подозревала, что внешними различиями дело не ограничивалось. Родители Роджера Винтона внесли в генотип своих потомков изменения, которые (как, впрочем, и сам факт, что каждый из Винтонов является «джини», то есть продуктом генной инженерии) никогда не предавались огласке. Хонор узнала об этом лишь потому, что в Академии делила комнату с Мишель. К тому же она сама была «джини» и, поделившись этим секретом с подругой, была вознаграждена встречной откровенностью. Так или иначе, некоторые различия не мешали родственницам иметь внешнее сходство, тем более что разница в возрасте между ними составляла всего три года.

– Полагаю, миледи, с графом Харрингтоном вы знакомы? – продолжила Елизавета.

Хонор не удержала ухмылки.

– Да, ваше величество, мы встречались… некоторое время назад. Привет, Девон.

– Здравствуй, Хонор.

Мать Девона была младшей сестрой Альфреда Харрингтона, но сам он родился на десять лет раньше Хонор. Сейчас, когда взоры всех присутствующих обратились к нему, новоиспеченный пэр чувствовал себя крайне неуютно.

– Надеюсь, ты понимаешь… я никак не ожидал… – начал он.

Она торопливо покачала головой.

– Дев, я абсолютно уверена в том, что ты вовсе не помышлял стать графом. Это у нас семейное: я ведь тоже не рвалась в графини. Но ее величество не предоставила мне выбора, да и тебе, надо думать, тоже.

– Честно говоря, даже в меньшей степени, – подтвердила Елизавета, прежде чем Девон успел ответить. – На то у меня имелось несколько причин. Стыдно признаться, но одна сводилась к стремлению сплотить сторонников активных военных действий, бессовестно воспользовавшись негодованием, охватившим общественность в связи с вашей, дама Хонор, казнью. Публичная поддержка прав вашего кузена стала неплохим способом удержать общественное внимание и еще больше подогреть страсти. Конечно, были и другие мотивы, не столь предосудительные, хотя, наверное, не менее расчетливые…

– Э-э… – Не справившись с ответом, Хонор лишь дала понять, что хотела бы услышать продолжение.

Мишель Хенке и Аллен Саммерваль обменялись усмешками. Губы Елизаветы тоже дрогнули, но она сумела подавить улыбку.

– Да, – пояснила королева. – Один из них заключался в том, что у меня имелись свои счеты с оппозицией.

Намек на улыбку исчез, и в голосе зазвучала сталь. Поговаривали, что Елизавета не прощает обид, и если уж имеет на кого-то зуб, то – пусть даже приходится ждать не один год – ее немилость отливается очень горькими слезами. В настоящий момент Хонор готова была поверить этим слухам.

– Решение исключить вас из палаты лордов после дуэли с Юнгом задело меня сразу в нескольких аспектах, – сказала королева после недолгой паузы, покачав головой, и откинулась на спинку кресла. – Во-первых, я была возмущена нанесенным вам оскорблением, поскольку прекрасно знала, что вынудило вас преследовать Юнга.

При этих словах королева переглянулась с Хенке. Хонор понятия не имела, что стояло за обменом взглядами: нахлынувшие воспоминания заставили ее внутренне сжаться от ярости и боли.

– Возможно, – продолжила Елизавета, – я предпочла бы видеть вызов на дуэль в менее демонстративной форме, однако мне нетрудно понять, что заставило вас принять именно такое решение. И хотя официальная позиция Короны состоит в том, что дуэли представляют собой традицию, без которой вполне можно обойтись, юридически вы имели полное право вызвать его, а он, повернувшись раньше времени и выстрелив вам спину, утратил право на жизнь. Тот предлог, который использовала оппозиция, чтобы исключить вас из Палаты – вы, мол, выстрелили в безоружного человека, притом что он разрядил магазин, стреляя в вас со спины, – привел меня в бешенство и как женщину, и как королеву. Главное ведь, эти лицемеры прекрасно все понимали и предприняли свой демарш с единственной целью: расквитаться с правительством герцога Кромарти и со мной за то, что мы продавили через парламент объявление войны. Откровенно говоря, этот момент имел для меня особое значение. Конечно, хотелось бы сказать, будто я пришла в ярость главным образом из-за вас, однако вы сами теперь правительница и наверняка понимаете, что позволять недоброжелателям безнаказанно оскорблять верховную власть неразумно: такую политику нельзя назвать дальновидной. Я не могла потворствовать покушению на прерогативы Короны и правительства. Мало кто понимает, что наша Конституция и по сей день представляет собой не монумент, отлитый в керамобетоне, а динамический баланс множества разнонаправленных сил. Первоначально реальные властные полномочия в колонии принадлежали именно Палате Лордов, однако Елизавета Первая сумела перетянуть канат в сторону исполнительной власти, опираясь при этом на палату общин. Всем Винтонам прекрасно известно, как сформировалась нынешняя система управления, и мы не намерены уступать наши права кому бы то ни было. Угроза со стороны хевов лишь укрепила нашу решимость поддерживать стабильность, которая ставится под угрозу всякий раз, когда авторитет Короны подвергается сомнению. Вот главная причина, по которой я просто не могла позволить себе смириться с вашим изгнанием из палаты. Но едва у меня созрел план действий, как на нас обрушилось известие о вашей казни. В этой ситуации мне не пришло в голову ничего лучшего, чем передать титул вашему наследнику, пожаловать ему соответствующие владения и при первой возможности ввести его в палату лордов. Причем сделать это так, чтобы у оппозиционных пэров не оставалось ни малейших сомнений относительно побуждений, которыми я руководствуюсь. Благо на волне всеобщего негодования, вызванного расправой над вами, никто из них не осмелился бы и пикнуть. Надеюсь, дама Хонор, – на лице Елизаветы появилась волчья улыбка, – вы не в претензии на меня за то что я руководствовалась столь низменными соображениями.

– Напротив, ваше величество. Мысль о том, что вашими стараниями кое-кто из достопочтенных членов палаты лордов получил хороший щелчок по носу, вызывает у меня самые радостные и теплые чувства.

– Я почему-то так и думала.

Две женщины в полном согласии обменялись улыбками, но спустя мгновение Елизавета глубоко вздохнула.

– Однако ваше воскрешение из мертвых существенно изменило ситуацию. Получается, что я совершила лишний маневр и сама лишила вас места в палате, передав ваш титул кузену. Конечно, с юридической точки зрения титул, можно вернуть: вы живы, а прецедентов возврата наследственных прав, включая и пэрство, в связи с ложным известием о кончине, в нашей истории немало. Но это поставило бы меня и правительство в неловкую ситуацию, ведь совсем недавно мы с герцогом Кромарти рьяно настаивали на введении в палату лорда Девона.

– Понятно… – Хонор пробежала пальцами по пушистой спинке Нимица, кивнула и уже более твердо повторила: – Понятно, ваше величество. Я имею в виду и ваши объяснения, и тот факт, что у вас имеется некий план.

– Я же говорила, Бет, у нее котелок варит, – хихикнула Хенке.

– Можно подумать, Мика, будто без тебя я этого не знала, – отозвалась Елизавета. – Другое дело, что она вдобавок чертовски упряма. Могу я спросить, дама Хонор, не пересмотрели ли вы свою позицию по отношению к медали «За Доблесть»?

Хонор продолжала смотреть на королеву, но краешком глаза заметила, как напряглась Хенке.

– Нет, ваше величество, не пересмотрела, – почтительно, но твердо произнесла леди Харрингтон.

Елизавета вздохнула.

– Я бы просила вас задуматься, – настойчиво сказала она. – В свете того, что вы совершили…

– Прошу прощения, ваше величество, – с учтивой решительностью возразила Харрингтон, – но резоны, приводимые вами и его светлостью, меня не убеждают.

– Дама Хонор, – зазвучал звучный, мягкий баритон герцога Кромарти, – не стану притворяться, будто я не руководствуюсь политическими соображениями. Во-первых, вы все равно мне не поверите, а во-вторых, я отнюдь не нахожу их постыдными. Хевы использовали вашу казнь как пропагандистское оружие против Альянса: это единственная причина, по которой Рэнсом и Бордман сочли нужным растиражировать свою фальшивку. Тот факт, что они неправильно просчитали реакцию в мирах Альянса, не отменяет самого намерения, тем более что на планетах Лиги им поначалу удалось набрать кое-какие очки. Вас ведь обвинили в массовом убийстве мирных, безоружных людей, а в подробности никто вдаваться не стал. Конечно, здесь, в Звездном Королевстве, и у наших союзников клевета обернулась против клеветников еще до вашего возвращения, но теперь эта выдумка будет иметь для них катастрофические последствия во всегалактическом масштабе. Как премьер-министр Мантикоры я обязан позаботиться о том, чтобы эта катастрофа стала как можно более обширной, и награждение вас парламентской медалью «За Доблесть» вкупе с подробным освещением вашего побега могло бы немало поспособствовать достижению этой цели.

Хонор собралась было возразить, но герцог остановил ее, подняв руку.

– Позвольте мне закончить, пожалуйста, – учтиво сказал он, и она неохотно кивнула. – Спасибо. Так вот, как я и говорил, наши политические соображения вполне оправданы и понятны, но дело не только в них. Признаете вы это или нет, но медаль заслужена вами уже не раз. Грейсонцы, кстати, – он показал на сверкающую золотую звезду, – не оставили вас без награды. Если бы не единодушное неприятие вас оппозицией, вы получили бы ее давно, после первого Ханкока… в крайнем случае, после четвертого Ельцина. А уж организовав побег почти полумиллиона пленных из самой секретной и страшной тюрьмы хевов, вы заслужили ее тем более!

– Боюсь, ваша светлость, я не могу с вами согласиться, – непреклонно возразила Хонор.

Хенке нервно заерзала в кресле, но Харрингтон полностью сосредоточилась на премьер-министре.

– Согласно статуту, данная медаль присуждается за совершение подвигов, выходящих за рамки требований служебного долга, а ко мне это ни в коем случае не относится.

Глаза Кромарти расширились от удивления, но она спокойно продолжила.

– Вести людей в бой, а в случае пленения предпринять все возможное для освобождения себя, своих подчиненных и союзников – разве это не долг каждого королевского офицера? К тому же, должна заметить, я была приговорена к смерти. Терять мне было нечего, так что мое решение совершить побег трудно назвать героическим.

– Дама Хонор! – воскликнул Кромарти, но она вновь покачала головой.

– Если кто и совершил подвиг, выходящий за рамки служебного долга, так это Горацио Харкнесс, – спокойно объявила Хонор. – В отличие от меня его казнить не собирались, но он по собственной инициативе, исключительно на свой страх и риск, прикинулся изменником, взломал компьютерную защиту флагманского корабля Корделии Рэнсом, технически обеспечил возможность нашего перелета на поверхность планеты и уничтожил крейсер «Цепеш», чтобы этот перелет прикрыть. Позволю себе заявить, что если вы, ваша светлость, как и ее величество, желаете наградить действительно достойного человека, то лучшей кандидатуры, чем Харкнесс, вам не найти.

– Но… – попытался встрять Кромарти; Хонор решительно покачала головой:

– Нет, ваша светлость. Медали я не приму.

– Хонор! – не выдержала Хенке. – Ты и словом не обмолвилась об этом по пути с Грейсона!

– Это не имело значения.

– Ни черта себе, не имело значения! Ей предлагают наивысшую награду, а она упрямится!

– Боюсь, Мика, она не просто упрямится, – проворчала Елизавета, и в голосе ее, как ни странно, прозвучало уважение. – Когда мы с Алленом впервые предложили ей принять эту награду, она отказалась в самой категоричной форме.

– В категоричной? – переспросила Хенке. – Это как понимать?

– Да так, – сухо пояснила королева, – она пригрозила уйти в отставку, если я буду настаивать.

Ощутив потрясение подруги, Хонор едва не покраснела, а вот королева спустя мгновение рассмеялась.

– Уроженцев Сфинкса считают упрямцами, да и о грейсонцах говорят то же самое. Наверное, мне следовало бы знать, что произойдет, если кому-то достанет безумия соединить то и другое «в одном флаконе».

– Ваше величество, – сказала Хонор, – я никоим образом не дерзнула бы выказать неуважение, и известие о том, что вы и герцог Кромарти считаете меня достойной столь высокой награды, мне льстит. Медаль «За Доблесть» есть высочайшая честь, но я не вправе ее принять. Это было бы… неправильно.

– Вы необыкновенная женщина, дама Хонор, – произнесла Елизавета Третья, не зная, что совсем недавно те же слова произнесла ее кузина. – А возможно, я ошибаюсь. Возможно, все дело в том, что меня окружают по большей части политики… и политиканы. Но мне представляется сомнительным, чтобы в Звездном Королевстве нашлись две женщины, способные отказаться от высказанной королевой и ее премьером просьбы принять медаль «За Доблесть». Хотя, – тут она фыркнула, – биться об заклад, наверное, не стоит. Ведь не более месяца назад я думала, что не найдется и одной!

– Ваше вели…

– Все в порядке, дама Хонор, – сказала Елизавета, махнув рукой. – Ваша взяла: не отправлять же мне вас в казначейство за медалью, взяв предварительно под стражу. Это нежелательно, с точки зрения пропаганды. Но вы, надеюсь, понимаете, что Корона не может постоянно идти на попятную? С медалью не вышло, но уж расстроить другие наши планы мы вам не позволим.

– Другие планы? – осторожно переспросила Хонор.

Елизавета ухмыльнулась, словно древесный кот на грядке с сельдереем.

– Ничего особенного, – заверила она свою гостью. – Просто, как я уже объяснила, мои пинок оппозиции по поводу вашего исключения из палаты почти лишился смысла – в связи с вашим возвращением. А поскольку титул ваш я передала другому, то мне, – тут ее глаза блеснули, – просто необходимо вмазать этим напыщенным кретинам так, чтоб они не скоро очухались.

– Не понимаю, ваше величество, – сказала Хонор, и в ее голосе прозвучала неподдельная тревога. Эмоции Елизаветы выдавали откровенную радость. По-видимому, она нашла-таки способ утереть носы оппозиции и заставить Хонор принять то, что королева считала «причитающимся ей по заслугам». – Что вы задумали?

– Как я уже говорила, ничего особенного, – сказала Елизавета, и ее ухмылка сделалась еще шире. – Вы больше не графиня Харрингтон, и по здравом рассуждении возвращать вам прежний титул неразумно. За прошедшее время я поближе познакомилась с политическим устройством Грейсона и теперь понимаю, что графский титул никак не соответствует положению землевладельца. Протектор Бенджамин, надо отдать ему должное, не заявлял протеста по поводу этой досадной неувязки, хотя мог бы, а я, как вы понимаете, заинтересована в сохранении добрых отношений со столь ценным союзником, тем более в разгар войны. Эти соображения побудили меня принять решение исправить свою ошибку.

– Исправить? – Хонор в ужасе уставилась на королеву.

– Именно так. Корона сочла возможным обратиться в палату общин, каковая сочла возможным одобрить создание нового пэрства и пожалование вам титула герцогини Харрингтон.

– Герцогини? – охнула Хонор.

– Герцогини, – подтвердила Елизавета. – В Западных Горах на Грифоне мы выкроили из Резерва Короны славное маленькое герцогство. Народу там, правда, сосем немного, резерв – он и есть резерв, но есть леса, полезные ископаемые и право разработки ресурсов. А несколько мест просто идеальны для создания горнолыжных курортов. Несколько крупных туристических фирм годами пытались пробраться туда и я не сомневаюсь в том, что они будут рады арендовать у вас несколько участков. Особенно с учетом вашей роли в спасательных операциях после лавины в горах Аттики. А памятуя о вашей приверженности к плаванию под парусом, мы расширили границы герцогства, прирезав к нему участок морского побережья, очень смахивающий на Медные Стены у вас на Сфинксе. Вы наверняка сможете устроить там чудесную гавань с прогулочными катерами, гостиницами и всем прочим. Конечно, климат на Грифоне еще тот, но вы ведь понимаете, нельзя устроить все идеально. Так не бывает.

– Но… но ваше величество, я не могу… То есть у меня нет ни времени, ни опыта, чтобы…

– Довольно, ваша светлость, – оборвала ее Елизавета.

Хонор со стуком захлопнула рот.

– Так-то лучше, – кивнула королева. – Гораздо лучше. Потому что на сей раз вы были не правы. Господи, Хонор, – королева впервые обратилась к ней просто по имени, но Харрингтон была слишком взволнована, чтобы заметить это, – да у вас больше опыта, чем у подавляющего большинства наших лордов и леди. Никто из пэров Звездного Королевства – Елизавета Первая позаботилась об этом четыреста лет назад – не имеет и четверти той власти, а заодно той ответственности, какими обладает грейсонский землевладелец. Вы прекрасно управляетесь с леном уже больше десяти стандартных лет, так что герцогство будет для вас пустяком.

– Может, это и верно, но насчет нехватки времени я душой не кривила, – сказала Хонор. – На Грейсоне меня выручает Говард Клинкскейлс, но вы хотите возложить на меня дополнительную ответственность вдобавок к обязанностям землевладельца. Но ведь я еще и офицер, как же мне совместить службу на флоте с управлением двумя земельными владениями в двух разных звездных системах?

– Вот, стало быть, в чем загвоздка, – сказала Елизавета, склонив голову набок. – Наверное, мне стоит потолковать об этом с графом Белой Гавани.

– Нет! Я не имела в виду…

Хонор глубоко вздохнула. Елизавете не следовало прибегать к этому аргументу, подумала она, но не могу же я объяснять ей почему!

– Я понимаю, что вы хотели сказать, Хонор, – спокойно сказала Елизавета. – И, откровенно говоря, ваша реакция меня ничуть не удивила. Обостренное чувство долга – это одна из тех ваших черт, которые особенно мне импонируют. Да, лорды и леди несут ответственность за управление своими владениями, но всегда есть исключения. Взять хотя бы Белую Гавань: он слишком ценен для флота, чтобы мы могли позволить ему пылиться в своем унаследованном графстве. Он просто подыскал хорошего управляющего, вроде вашего Клинкскейлса, который ведет дела графства в его отсутствие. Мне кажется, ваш друг Уиллард Нефстайлер прекрасно справился бы с этим, если бы вы освободили его от обязанностей, связанных с «Небесными куполами».

Хонор моргнула, удивившись тому, как хорошо осведомлена королева об ее отношениях с Нефстайлером. Елизавета тем временем невозмутимо продолжала:

– Как бы то ни было, эта проблема вполне решаема. На руку нам и то, что вы все равно должны задержаться в Звездном Королевстве как минимум на стандартный год: курс лечения быстрее не завершить. Это даст вам возможность сделать первые шаги по организации управления герцогством… в чем, я думаю, наверняка поможет ваш опыт – ведь лен Харрингтон создавался с нуля. Не говоря уж о том, что почти полное отсутствие в герцогстве населения позволяет не торопиться. Но вы, как и граф Белой Гавани, слишком нужны флоту, чтобы мы могли позволить вам сидеть дома. Рано или поздно, – Елизавета криво усмехнулась, – и скорее рано, чем поздно, мне снова придется послать вас туда, где вы будете рисковать ради меня жизнью. Может случиться, что удача вам изменит. И коль скоро вы отказываетесь принимать государственные награды, так уж не мешайте мне, черт возьми, дать вам хоть что-то, пока у меня есть такая возможность. Вы меня поняли, леди Харрингтон?

– Да, ваше величество, – с хрипотцой в голосе ответила Хонор, почувствовав, что по данному вопросу с королевой лучше не спорить.

– Вот и прекрасно, – спокойно сказала Елизавета, после чего, откинувшись в кресле, вытянула ноги перед собой, взяла Ариэля на колени и ухмыльнулась. – Ну а теперь, ваша светлость, когда мы разобрались со всякими мелочами, я как королева требую от вас полного отчета. Я прекрасно понимаю, что вы будете лезть из кожи, избегая назойливого внимания репортеров, но они все равно доберутся до вас, а выдавая материал в эфир, как всегда все переврут. Так вот, вместо того чтобы слушать всякий вздор в программах новостей, я предпочитаю узнать все подробности побега из первоисточника. Все, до самых мельчайших.