Глава 19

При появлении Хонор гвардеец Ярд, стоявший на часах у ее каюты, вытянулся в струнку. Хонор задумалась: действительно ли эта процессия выгладит так глупо, как ей кажется. Первым шел Эндрю Лафолле, Джаред Саттон и Абрахам Джексон, все еще в стихаре и рясе, следовали за Хонор, а Джейми Кэндлесс замыкал цепочку, словно эсминец эскорта. Все это представлялось ей ужасно сложным, и Хонор вспомнила, как впервые обедала с Бенджамином Мэйхью и его семьей. Она тогда еще порадовалась, что уж ей-то не надо терпеть вокруг охрану круглые сутки. У бога странное чувство юмора, с усмешкой подумала она.

Кэндлесс и Лафолле отстали, а она и офицеры штаба прошли в каюту. Люк в столовую был открыт. МакГиннес только что накрыл стол.

– У тебя все готово, Мак? – спросила она, заходя. Саттон и Джексон по-прежнему следовали за ней.

– В любой момент, когда вам будет удобно, миледи, – ответил МакГиннес и пододвинул высокий стул для Нимица.

Кот спрыгнул с ее плеча на стул, и Хонор улыбнулась стюарду.

– Думаю, коммандеру Джексону надо бы сначала переодеться во что-нибудь поудобнее, – сказала она.

Капеллан усмехнулся и снял стихарь. МакГиннес принял безупречно белое одеяние и повесил себе на руку, с упреком глядя на Хонор.

– Это все, Мак, – сказал Джексон с улыбкой и провел рукой по черной рясе, разглаживая складку. – Теперь вполне удобно, миледи, – весело сказал он Хонор. – В конце концов, я пять лет носил эту форму, прежде чем примерил флотскую.

– Тогда садитесь, господа, – пригласила она.

Она заняла свое обычное место, Нимиц устроился справа от нее, Саттон слева, а Джексон напротив. МакГиннес разлил вино. Шабли из Вишбона, малого южного континента на Грифоне, было для нее сладковато. Хонор предпочитала терпкое розовое или ароматное бургундское, но популярность на Грейсоне приобрели более слабые мантикорские вина. В качестве аперитива они были хороши.

Стюард закончил наполнять бокалы и отошел. Хонор смотрела, как ее гости дегустируют вино. Она старалась приглашать Джексона после каждой воскресной службы, а Саттон вообще почти всегда обедал с ней – учился. Он стал куда увереннее в своих обязанностях, но социальные навыки, необходимые флаг-лейтенанту, все еще требовали шлифовки. Кроме того, он входил в ее «семью» и был ей симпатичен.

Хонор сделала глоток и взглянула на Джексона.

– Если вам интересно мнение еретички, то мне очень понравились сегодняшние гимны, Абрахам. Особенно тот, что после второго урока.

– Я никогда не отбиваюсь от комплиментов, миледи, – ответил капеллан, – а этот гимн мне и самому нравится.

– Но он не похож на другие грейсонские гимны, которые мне доводилось слышать, – заметила Хонор.

– А это потому, миледи, что он намного старше остальной нашей священной музыки. Исходная версия была написана, кажется, в девятнадцатом веке – то есть в третьем веке до Расселения – на Старой Земле человеком по имени Уайтинг. Это было до космической эры, даже до управляемого воздухоплавания, и с тех пор гимн несколько раз перерабатывали. Но мне кажется, что изначальные чувства все еще звучат. Вы правы, гимн очень красивый. И подходит флоту, по-моему.

– Согласна. Но мне вообще нравится ваш музыкальный вкус. Хотелось бы мне научиться петь, но мой голос похуже сигнала воздушной тревоги.

Джексон приподнял бокал, принимая и комплимент, и лукавый комментарий. Хонор улыбнулась в ответ, но потом задумалась.

– Знаете, – наконец сказала она, – мне до сих пор как-то странно, что на военном корабле проходят официальные церковные службы. – Джексон вопросительно приподнял бровь, и она быстро покачала головой. – Нет, это правильно, Абрахам, просто странно. На мантикорских кораблях тоже есть службы, и любой капитан старается учитывать их в расписании вахт, но они абсолютно добровольные, и люди, которые их проводят, обычно имеют и другие штатные обязанности. На мантикорском флоте нет штатных капелланов.

– Ну что ж, миледи, – сказал после недолгого молчания Джексон, – а любой грейсонец сочтет очень странной мысль, что флот может обойтись без капелланов. Конечно, с тех пор, как мы стали «одалживать» мантикорский персонал, мы сделали много уступок, и совершенно правильных, по-моему. Раньше присутствие на службах было обязательным для экипажа, но теперь это вряд ли возможно. И потом, даже когда на флоте все без исключения были прихожанами Церкви, я никогда не считал, что Господь желает принудительного созыва молящихся.

Саттон начал было говорить, потом замолчал и заерзал в кресле. Хонор повернулась к нему.

– Да, Джаред? – сказала она.

Флаг-лейтенант еще поколебался – ему до сих пор неловко было вмешиваться в разговор между старшими по званию, – потом поморщился.

– Я просто думал, миледи, как жаль, что некоторые люди не разделяют мнения брата Джексона насчет принудительного созыва молящихся.

Он посмотрел через стол на капеллана. В его глазах читались извинение и гнев. Джаред Саттон был лично предан своему адмиралу, так что Эдмон Маршан ему категорически не нравился.

– Если ты про лорда Бёрдетта, Джаред, то не бойся задеть мои чувства. – Джексон с усмешкой покачал головой, но в его обычно жизнерадостном тоне чувствовались горечь и раздражение. – Не знаю, чем это все кончится, но я достаточно хорошо знаком с преподобным Хэнксом, и уверен, что Бёрдетт просто так не отделается. Мало того что он силой удалил избранника Ризницы с кафедры, так он еще и приказал поселенцам посещать проповеди этого ублю…

Капеллан остановился и покраснел. Слово, которое он чуть не употребил, было неприемлемо для священника, особенно в присутствии Хонор.

– Я хотел сказать, Маршана, – закончил он наконец.

– Да нет, это уже не совсем то, о чем я говорила. – Хонор твердо увела разговор от Бёрдетта и грейсонского религиозного… ну, еще не кризиса, но дело шло к тому.

Джексон подчинился ее желанию.

– Вы говорили об официальных и неофициальных церковных службах, миледи? – вежливо переспросил он.

– Я сказала, что на мантикорских кораблях нет штатных капелланов. Конечно, у нас столько религий, что назначить капеллана для каждой было бы невозможно, даже если бы мы очень старались… – Она внезапно улыбнулась. – На первом супердредноуте, на котором я служила, капитан был католиком, Второй Реформации, по-моему, а не той конфессии, что на Старой Земле, старпом – ортодоксальный еврей, астрогатор – буддист, а офицер по связи – сайентолог-агностик. Если я ничего не путаю, старший тактик, мой непосредственный начальник, был митраистом, а старшина О'Брайен, главный локаторщик, – жрецом синто. И это только на мостике! На корабле было еще шесть тысяч человек, и только Богу известно сколько религий исповедовали они.

– Боже милостивый! – пробормотал Джексон, и в его тоне чувствовалось не только веселье. – И как вы только сами не запутались?

– Ну, Мантикору заселяли люди вполне светские, – отметила Хонор. – Надеюсь, вы не обидитесь, но иногда мне кажется, что Грейсон – это прежде всего Церковь, а государство там возникло между делом. Я понимаю, что многое изменилось, особенно после гражданской войны, но для мантикорских колонистов немыслима сама идея государства, руководимого Церковью. Слишком уж много было государственных церквей в их истории.

Джексон наклонил голову, слушая ее, и раздумчиво кивнул. Саттон был озадачен.

– Извините, миледи, я не совсем понимаю, – сказал он.

– Землевладелец хочет сказать, Джаред, что… – начал Джексон, потом прервался и поморщился. – Извините меня, миледи, я не позволил вам ответить самой. – Он усмехнулся. – Никак не могу избавиться от манеры руководить паствой.

– Да неужели? – поддразнила его Хонор. Капеллан кивнул, показывая, что сдается, и она повернулась к Саттону.

– И на Грейсон, и на Мантикору поселенцы прибыли в основном с западного полушария Старой Земли, Джаред, но они покинули Солнечную систему по совершенно разным причинам. Мантикорские колонисты в большинстве хотели убраться с сильно перенаселенной планеты. Они искали жилое пространство и экономические возможности на новых планетах, но мало кто из них улетел потому, что считал, что его преследовали. Грейсонские же колонисты были типичными религиозными эмигрантами, они и правда считали, что их преследуют. Поэтому мантикорцы представляют собой весь спектр религий Старой Земли, а ваши предки все принадлежали одной церкви. Именно это отличало их от цивилизации, которую они покинули, и именно поэтому они не могли не создать здесь единую Церковь и теократическое государство.

– Это я понимаю, миледи, но что вы имели в виду под историческим опытом мантикорцев с государственными церквями?

– Две трети мантикорских колонистов происходили из Европы, а европейская история сектантского насилия и религиозных конфликтов восходит по крайней мере к шестому веку до Расселения. Целые нации веками пытались уничтожить друг друга из-за религиозных различий – как в вашей гражданской войне. Колонисты не хотели, чтобы с ними случилось что-нибудь подобное, поэтому они распространили традиции тех своих товарищей, которые прибыли из Северной Америки, где разделение церкви и государства было частью основного закона. На Мантикоре государству официально запрещено вмешиваться в религиозные вопросы, и наоборот.

Саттон удивленно захлопал глазами. Идея полного разделения церкви и государства показалась ему настолько странной, что он оглянулся на Джексона, словно ища подтверждения: возможно ли такое вообще?

– Леди Харрингтон совершенно права, – мягко сказал ему капеллан. – И учитывая религиозное разнообразие в Королевстве Мантикора, его основатели действовали вполне разумно, устроив все именно таким образом. – Он грустно улыбнулся. – Все, кто изучает историю, Джаред, сталкиваются с этой жестокой иронией. Люди убивали друг друга во имя Бога куда чаще, чем по любой другой причине. Посмотри на нашу собственную гражданскую войну или на этих фанатиков с Масады. – Он вздохнул. – Я знаю, что Он нас любит, но иногда мы, наверное, ужасно Его разочаровываем.

Все основные опоры были установлены, и Адам Геррик стоял на помосте над главной входной пристройкой купола, наблюдая за тем, как громадные сверкающие панели кристаллопласта аккуратно встают на места. Хотя кристаллопласт имел всего три миллиметра в толщину и был куда легче, чем такой же объем стекла, самая маленькая из панелей достигала шести метров в длину. Сила тяжести на Грейсоне была меньше, чем на родной планете леди Харрингтон, но на семнадцать процентов выше, чем на Старой Земле. Всего четыре года назад рабочим пришлось бы устанавливать панели с помощью гудящих кранов и грубой силы. Теперь почти невидимые сияющие панели ложились на место, подталкиваемые антигравами. Геррик почувствовал вспышку гордости, с которой он так пока и не свыкся.

Он повернулся, осматривая всю площадку. Этот заказ был небольшой – лорд Мюллер решил, что, прежде чем заказывать купол на целую ферму или город, ему понадобится демонстрационный проект. Место для проекта он выбрал отличное. Когда купол закончат, он будет защищать новенькую среднюю школу имени Уинстона Мюллера, выстроенную на холме над Слезами Божьими, красивейшей озерной цепью на континенте Айдахо. Здания школы были уже на месте. Как только холм увенчается куполом, словно блестящей короной, рабочие бригады посадят траву со Старой Земли и разметят игровые площадки. А еще, вспомнил Геррик с усмешкой, леди Харрингтон подарила школе один из своих плавательных бассейнов. Администратор школы выразил благодарность, но идея беднягу явно смущала.

Хоть и небольшой, проект в данный момент был для «Небесных куполов» одним из самых удачных. Особенно для него. Купола придумал именно он – и поначалу считал все это просто попыткой приспособить мантикорскую технологию к потребностям Грейсона, не задумываясь о дополнительных возможностях. Теперь купола превратились в реальность, и он ощущал глубокую радость, в которой удовлетворение от успешно решенной задачи соединялось с ощущением того, что он живет не зря, что он сделал свой мир лучше. Это чувство доводится испытывать только самым удачливым инженерам.

Плюс к этому, подумал он с улыбкой, он становится одним из самых богатых людей на Грейсоне, и это тоже неплохо.

Он снова повернулся на восток, чтобы наблюдать за установкой первой секции верхнего яруса. Единственная панель накренилась над центром школы. Купол выглядел кривоватым и опасно несбалансированным, но Геррик видел его взглядом инженера. Он лично проверил каждую цифру в расчетах напряжения и запланировал в опорной структуре запас прочности более чем на пятьсот процентов.

Бригада рабочих закрепила панель мгновенно застывающим составом и быстро передвинулась на западную сторону купола. Несмотря на запас прочности, они хотели побыстрее установить перекрестную секцию крыши, чтобы уравновесить напряжение, и Геррик вполне это одобрял. Инженеры верили в свои расчеты так же сильно, как и в Бога, но они не любили оставлять лазейки для Мерфи.

Геррик улыбнулся привычной мысли и посмотрел вниз. Сквозь шум стройки доносились высокие детские голоса. Будущие ученики строящейся школы попросили разрешения посмотреть, как возводится главный купол, и их учителя, договорившись с начальником стройки, организовали экскурсию. Конечно, работники «Небесных куполов» втолковали им, как опасно строительное оборудование, а грейсонские дети рано приучались прислушиваться к предупреждениям взрослых. Они находились под защитой уже законченной восточной стены и никуда оттуда не уходили, но он чувствовал их живой интерес. Даже отсюда он видел, с каким волнением они следят за панелями, ползущими вверх на антигравах, словно невероятно красивые стручки с семенами. Их возбужденная болтовня заставила его улыбнуться. Утром Геррик уже поговорил кое с кем из этих детей, из двоих-троих выйдут, пожалуй, неплохие инженеры.

Он гордо взглянул на сияющую стену над детьми… а потому своими глазами видел, как это случилось.

Началось все легко и мягко, как часто бывает с самыми ужасными катастрофами. Первое движение было почти неуловимым, и он решил, что ему показалось. Но нет, не показалось. Одна из основных несущих опор – стержень из сплава прочнее титана, установленный в отверстии, просверленном в скале на четырнадцать метров, и залитый сотней тонн керамобетона, – покачнулась, как молоденькое деревце на ветру. Вот только ростком эта опора не была. Она была важной частью цельной структуры купола, и на глазах у изумленного Геррика она начала проворачиваться в своем гнезде, будто ее засыпали там песком, а не запечатали в самый твердый строительный материал, известный человеку. Этого не могло случиться. Это было не то что маловероятно, а попросту невозможно. Геррик знал это твердо, потому что именно он спроектировал и рассчитал структуру купола, – но это происходило у него на глазах.

Он немедленно повернулся к остальным опорам, которые держали тот же участок купола, что и этот стержень. Посторонний даже не знал бы, на что смотреть, но для Геррика это было так же очевидно, как если бы он этим утром изучал схемы. Он с ужасом увидел, что одна из этих опор тоже проворачивается.

Одно ужасное бесконечное мгновение он глядел на нее, как инженер уже представляя себе грядущее несчастье. Это длилось всего лишь мгновение, не больше четырех секунд – возможно, пять, и уж никак не больше шести, – но этот момент ошеломленного бездействия будет потом мучить Адама Геррика всю оставшуюся жизнь. Он ничего не мог изменить. Он знал это, даже не думал, а знал. Слишком большая масса пришла в движение. Неизбежная цепь событий уже не поддавалась человеческому контролю. Никакие его действия ничего бы не изменили, но Геррик так и не простил себя за это мгновение бездействия.

Двигающиеся опоры издали тихий, почти неслышный стон, и панель кристаллопласта отскочила. Она обрушилась вниз, уже не дрейфуя изящно на опорах антигравов, а падая как сверкающая гильотина, и Адам Геррик побежал.

Он бросился вниз с помоста, выкрикивая предупреждения, мчась прямо к кошмару его рушащейся мечты.

Это было безумие, гонка, которая закончилась бы его смертью в случае выигрыша, но об этом он не думал. Он думал только о детях, стоявших в месте, считавшемся самым безопасным на всей стройке… прямо под дрожащими и стонущими опорами.

Если бы он среагировал быстрее, говорил он себе потом, если бы сразу бросился бежать, если бы кричал громче, возможно, это что-то изменило бы. Инженер в нем, та часть его мозга и души, которая оперировала числами, нагрузками и векторами силы, знала, что все было бессмысленно. Но Геррик был отцом двоих детей, и как отец он не простил себя за то, что не смог ничего изменить.

Один ребенок повернулся и посмотрел на него. Это была девочка не старше одиннадцати лет, и она улыбнулась Геррику, не зная, что происходит. Она помахала ему рукой, счастливая и взволнованная всем происходящим, а потом восемьдесят тысяч тонн сверхпрочного сплава и кристаллопласта навсегда стерли эту улыбку.