Глава 15

Хонор улыбнулась в темноте легкой сонной улыбкой, прислушиваясь к медленному, ровному дыханию рядом с собой, и нежно погладила обнимавшую ее руку. Это была робкая, недоверчивая ласка, и сознание собственного изумления заставило ее улыбнуться еще шире.

Из темноты послышался неясный шум, и глаза ее безошибочно отыскали источник. Когда она уснула, спальная каюта была заперта Теперь сквозь приоткрытую дверь проникла тонкая полоска света. Она была слабой и едва освещала сумрак каюты, но и этого было достаточно. Два зеленых глаза сверкнули на Хонор с прикроватного столика, и она ощутила глубокое, мягкое одобрение. Она снова коснулась обнимавшей ее руки, губы задрожали от смешавшихся отголосков сегодняшней радости и застарелой боли, принесенной нахлынувшими мучительными воспоминаниями. В первый раз за многие годы она решилась заглянуть в лицо фактам, которые так долго изгоняла из сознания.

Девочке, которая считает себя уродливой, трудно быть дочерью Алисон Харрингтон. Хонор любила свою мать и понимала, что мать тоже любит ее. Несмотря на профессию, такую же ответственную, как и у флотского офицера, Алисон никогда не была слишком занятой, чтобы лишать дочь тепла, любви и поддержки… но мать была хорошенькой и миниатюрной. А Хонор понимала, что никогда не сможет сравняться с ее красотой, что навсегда останется уродливым переростком и будет тайно ненавидеть себя за то, что никак не может простить матери свою неуклюжесть.

А потом был Павел Юнг.

Ее улыбка испарилась. Ненавистный Павел Юнг сделал все возможное, чтобы уничтожить у нее все иллюзии, которые она когда-то питала, и превратил томительные мечты в безобразные и отвратительные кошмары. Но она, по крайней мере, знала, что он – враг, знала, что его атака была рождена ненавистью и оскорбленным самолюбием, а она не заслужила такого отношения. Он запачкал и осквернил ее чувства, но не уничтожил их окончательно. Нет, для этого у нее нашелся «друг».

На Хонор нахлынули давняя скорбь и едва не раздавивший ее в те дни стыд. Это было мучительное воспоминание, спрятанный на самое дно секрет безнадежно несчастной юности. Ну почему она так долго – до тех пор, пока не стало слишком поздно, – не принимала во внимание, что Нимиц терпеть не может Кэла Панокулоса. До того момента, когда она, улыбаясь, вошла без стука в спальную комнату человека, который, как она думала, любил ее… И подслушала, как этот человек – казалось, смывший с ее кожи грязные прикосновения Юнга – насмехался над ней, рассказывая по телефону своему товарищу по Академии, который знал их обоих, какая она «неуклюжая».

Она закрыла глаза от приступа давно подавляемой боли. Даже спустя столько лет она не могла признать, как жестоко ее тогда ранили. Просто столкнувшись с предательством, она бы выдержала, но этот чудовищный удар, нанесенный юной девушке, которая уже перенесла позор попытки изнасилования, доконал ее. Слишком долго она жила с сознанием того, что ее мать – красавица, а сама она безобразна. Слишком долго она надеялась встретить того, кто докажет ей обратное. Она ждала так отчаянно, что пренебрегла предупреждениями Нимица, – и лишь для того, чтобы открыть для себя, как безжалостно одно человеческое существо может ранить другое.

Больше никогда. Она поклялась себе, что никогда больше этого не случится, а также, что она никогда не позволит Кэлу узнать о том, что она услышала. Она просто ушла, потому что иначе он стал бы лгать и отрицать сказанное – либо засмеялся бы и признался… и в любом случае тогда она убила бы его голыми руками. Однако в известном смысле она была ему почти благодарна. Кэл предостерег ее на будущее, показал, что ни один мужчина не способен испытывать больше, чем грубый и случайный постельный интерес к такой неуклюжей и безобразной девушке, какой она себя считала. Так что Хонор выкинула из головы все мысли на эту тему.

Она снова коснулась теплой, мягкой руки, обнимавшей ее, прижала к себе, впитывая тепло, словно от языческого амулета, защищающего от злых духов, и крепко закрыла глаза. Она всегда знала, что большинство людей вокруг нее – достойные люди. Никого другого древесный кот и не признал бы, но она все же ушла в глухую защиту. Она тщательно скрывала от всех не только часть своей души, но и причину, по которой ей приходилось прятаться. Даже от лучших из людей. Она должна была так поступать. Друзья – да, были. Друзья, вместе с которыми и ради которых она могла бы умереть. Но не любовники. Никогда. Она исключила для себя этот риск, исключила до такой степени тщательно, что осталась вполне довольна жизнью, ни разу не позволив себе толком разобраться в том, что она сделала. Потому что не могла позволить никому, особенно себе самой, узнать, что глубоко внутри решительного флотского офицера по-прежнему скрывается опозоренная девочка. Потому что не могла допустить, чтобы хоть кто-то догадался о том, что во Вселенной существует нечто, способное ранить ее так сильно, напугать ее так основательно, что она не отваживалась столкнуться с этим еще раз.

В результате она шла своим путем, с холодным и свободным сердцем, слегка забавляясь романтическими приключениями, которые оставляли ее совершенно равнодушной. Она знала, что мать беспокоится, но мать была последним человеком, с которым Хонор могла бы говорить на подобные темы, и Алисон Харрингтон так никогда и не узнала, что произошло с ее дочерью на острове Саганами. А не зная этого, Алисон, так разительно не похожая на обычную уроженку Сфинкса, никак не могла догадаться о том, в чем ее дочь не собиралась сознаваться даже самой себе.

Хонор это устраивало. Она действительно была довольна своей грустной жизнью, потому что у нее был Нимиц, и она смирилась с тем, что никого другого рядом с ней никогда не будет, да и не нужен ей больше никто.

До этого момента.

Тихое дыхание Пола Тэнкерсли не изменилось, но рука его среагировала даже сквозь сон – она скользнула по ребрам Хонор, и ладонь чашечкой накрыла ее грудь, будто маленький теплый котенок. Не страстно, но очень нежно. Его теплое тело прижалось к ее спине, дыхание согревало ее затылок и шею, и она закуталась в его объятия, каждым нервом отзываясь на ровный, потрясающий жар его кожи и шелковистое прикосновение волос.

Этим вечером она и хотела прийти сюда, и ужасно боялась. Теперь это казалось глупым, но увенчанный славой герой войны, капитан, чей мундир сверкал от блеска орденских лент, Хонор до последней секунды паниковала и мучилась вопросом, не взять ли ей с собой Нимица. Она чувствовала, что не может обойтись без кота. Да, она верила Полу, она желала его, но в не меньшей степени ей нужна была способность Нимица защитить ее – не столько от Пола, сколько от собственного страха перед новым предательством. Она стыдилась мучительной неуверенности, но никак не могла от нее избавиться, даже зная, что мало кто понимает, насколько котам по барабану человеческая сексуальность. И еще она боялась, что Пол подумает, будто она принесла любителя наблюдать эротические сцены.

Однако Пол нисколько не возражал против Нимица, он и по поводу ее макияжа ни словом не обмолвился, хотя глаза его загорелись при виде результата, которого добилась Мика. Во время ужина Нимиц транслировал Хонор все эмоции Тэнкерсли, и на этот раз она с готовностью воспринимала информацию, не одергивая кота. Она ощущала приятное, но острое покалывание, нетерпеливое желание Пола бьшо похоже на дымную молнию старого виски, и под этим ощущением скрывалось еще множество слоев. Она была абсолютно уверена, что никогда ни один человек не будет испытывать по отношению к ней ничего подобного.

Частивший пульс постепенно успокоился – или, может быть, просто забился иначе, и уже по другой причине: она подумала, что сегодня впервые с радостью позволяет заботиться о ней кому-то другому. Тому, кто понял все тайны, которые всегда смущали и пугали ее. И, как ни странно, она усмехнулась, когда после ужина Пол сообщил коту о том, что двери спальни предназначены для того, чтобы обеспечивать уединение.

Это был тот самый момент, думала она теперь, наслаждаясь уютной темнотой, когда она поняла, абсолютно, без тени сомнения, что не ошиблась в Поле Тэнкерсли, ибо Нимиц, взмахнув хвостом, просто встал на задние лапы, чтобы дотянуться до ручки двери. Повернув ручку, он невозмутимо вышел в главную каюту и оставил их с Полом наедине. Он не мог бы предъявить лучшего доказательства тому, что доверяет этому человеку.

И, все-таки, вначале она была скованной и зажатой. Старые комплексы ранили слишком глубоко, постоянно напоминая о ее невежестве. Ей исполнилось уже сорок пять стандартных лет, а она не знала, что надо делать. Не знала даже, с чего начать! Смелость, которая понадобилась ей, чтобы намекнуть на это мужчине, значительно превосходила ту, с которой она повела «Бесстрашный» навстречу «Саладину» в системе Ельцина, но она знала, однако, что если не рискнет сейчас, то никогда больше не отважится на новую попытку.

Даже без Нимица она чувствовала удивление Пола ее неопытностью, но в нем не бьшо ничего от мелкой юношеской насмешки Кэла Панокулоса, ничего от презрения и жестокости Павла Юнга. Были лишь любопытство и нежность, неторопливость и смех, а после…

Глаза защипало от слез, она улыбнулась в темноте и приподняла его руку. Не высоко. Только чтобы мягко коснуться легчайшим поцелуем тыльной стороны его ладони. Затем она снова положила ее на свою грудь и закрыла глаза…

Тишину оборвал резкий музыкальный звонок. Хонор попыталась выбраться из постели и привычным для капитана непроизвольным движением потянулась к аппарату у кровати. Но что-то было не так. Она запуталась в чьих-то руках и ногах и, извиваясь, освободилась от объятий за секунду до того, как открыла глаза и поняла наконец, что звонил не ее телефон.

Она прищурилась и тихо рассмеялась. Боже! Она представила себе, как отреагировал бы тот, кто звонил сейчас Полу, если бы ответила она, особенно учитывая явное отсутствие пижамы!

Звонок прозвучал снова, и Пол что-то раздраженно пробормотал во сне, фыркнул и крепче прижался к ее спине, а телефон зазвонил в третий раз.

Итак, одно было совершенно ясно: он был еще большим соней, чем она. Информация, несомненно, полезная, но она не могла помочь вытащить корабль с ремонтного стапеля. Хонор тихонько толкнула Пола в бок, когда вновь раздался высокий продолжительный звонок. Пол фыркнул еще раз, уже громче, и быстро поднялся на локте.

– Что?.. – начал он и прервался, потому что снова прозвучал звонок. – О черт! – пробормотал он. – Я же сказал на коммутаторе…

Он покачал головой, и концы его длинных волос щекочущим шелком коснулись голого плеча Хонор. Пол встряхнулся, окончательно приходя в себя.

– Извини. – Он поцеловал ее в плечо (она была готова замурлыкать, как Нимиц) и быстро сел. – Они бы не соединили меня, если бы не думали, что это важно, – продолжил он. – Ну, не дай бог им ошибиться! Когда я думаю о том, сколько времени и сил я потратил, чтобы сегодня ночью все получилось хорошо…

Его низкий голос произвел многозначительное мычание, и Хонор улыбнулась.

– Тебе лучше ответить, прежде чем кто-нибудь начнет вскрывать дверь лазером, – сказала она.

Пол засмеялся и дотянулся через нее к аппарату, включая звук и отключая изображение на экране.

– Тэнкерсли слушает, – сказал он.

– Капитан, это коммандер Хенке, – прозвучало мягкое контральто Мишель.

Хонор моментально вскочила, потому что официальность слов и тона Мики говорили сами за себя, а на фоне ее голоса было слышно, как адмирал Сарнов отдает четкие и быстрые приказы своему штабу.

– Слушаю, капитан. – Пол был удивлен не меньше Хонор, но без колебаний поддержал официальную манеру держаться. – Чем могу служить?

– Я пытаюсь отыскать капитана Харрингтон, сэр. Я знаю, что вчера вечером она собиралась поужинать с вами. Она случайно еще не у вас? – спросила Мика все тем же холодным, профессионально бесстрастным голосом, черт бы ее подрал!

Хонор поднялась с кровати и начала собирать разбросанную по ковру униформу, покраснев от удивительно приятного смущения – Пол включил в каюте свет и смотрел на нее жадным, внимательным взглядом.

– Ну да, конечно! – невинно ответил он кузине. – Вообще-то, я думаю, она готова выйти прямо сейчас.

Хонор, стоявшая в одних трусиках, занеся одну ногу, чтобы надеть брюки, прервала процедуру одевания и показала ему неприличный жест. Лицо его сморщилось от удовольствия.

– Вы хотите поговорить с ней?

– Да, пожалуйста.

Это замечательно, подумала Хонор, как сдержанно умеет Мика говорить, совсем не меняя тона, чтобы в голосе не проскользнуло ничего лишнего… Она застегнула брюки и села перед аппаратом, бедром оттолкнув Пола, и губы ее дрогнули в улыбке, когда он вытянулся в бесстыдной, роскошной наготе, глядя на нее смеющимися глазами.

– Да, Мика.

Хонор никак не могла удержаться от смеха, но веселье испарилось вместе со следующей фразой Хенке.

– Капитан, адмирал Сарнов любезно попросил меня передать вам, чтобы вы немедленно вернулись на корабль.

– Конечно. – Хонор прищурила глаза. – Что-то случилось?

– Мы только что получили общий сигнал с флагмана флота, мэм. Все флаг-офицеры и капитаны флагманских кораблей должны срочно прибыть туда.

Хенке уже ждала у входного люка «Ники», когда Хонор торопливо подлетела к ней из стыковочного туннеля, ведущего к ремонтной базе. Рядом со старпомом стоял МакГиннес, через руку у него был переброшен кофр для одежды. Лица обоих были встревоженными. Вахтенные на входе встали по стойке смирно, но Хонор знаком разрешила им расслабиться и быстрыми широкими шагами прошла к лифту, а ее оруженосцы бегом последовали за нею.

– Адмирал Сарнов держит свой бот в носовом отсеке, – сказала Хенке, когда все трое вошли в кабину лифта.

Двери закрылись, и Хонор нажала нужную кнопку. И заморгала от удивления: Хенке почти тотчас остановила лифт между этажами.

– Ты же сказала, что адмирал ждет нас, Мика!

– Сказала, но прежде, чем ты отправишься на «Грифон»…

Старпом сунула руку под мундир, в маленькую поясную сумку, и достала гигиеническую салфетку. Хонор густо покраснела, когда Хенке стала оттирать остатки туши, теней и губную помаду. Коммандер даже не улыбнулась, но ресницы ее предательски подрагивали, и Хонор покосилась на МакГиннеса.

Лицо стюарда абсолютно ничего не выражало. Или нет, не совсем так. Он выглядел как человек, который одновременно невероятно доволен и опасается того, что случится, если кто-то его удовольствие заметит. Хонор перехватила его взгляд и удерживала в течение нескольких ослепительных мгновений, пока Хенке трудилась над ее лицом. МакГиннес прокашлялся и спрятал глаза, занявшись сумкой для одежды. В кофре обнаружился самый лучший мундир Хонор, и капитан удивленно подняла брови, глядя на стюарда.

– Капитан Хенке сказала, что вам, возможно, потребуется переодеться, мэм. А я, конечно, знал ,– МакГиннес сделал ударение на этом слове, – что вы захотите выглядеть сегодня как можно лучше.

– Я не нуждаюсь в парочке мамаш-наседок! И я буду весьма признательна…

– Стой спокойно!

Безжалостная рука крепко держала ее подбородок, поворачивая голову в сторону, а салфетка заглушила возмущенный голос. Сделав последний взмах по губам, Хенке посмотрела на свою работу и одобрительно кивнула.

– Сойдет! Мундир, Мак!

– Да, мэм.

Хонор передала Нимица МакГиннесу, пересадив кота на согнутую в локте руку стюарда, затем отбросила снятый китель, одновременно разуваясь. В первый раз она почувствовала неловкость, переодеваясь в присутствии МакГиннеса, но он, казалось, и не подозревал о причине ее смущения. Хонор усмехнулась про себя. Все эти годы в спортзалах и раздевалках она занималась вместе с мужчинами – побеждая их или терпя от них поражения, – но только сегодня она вдруг поняла, что все-таки не является для них «своим парнем»!

Она сняла брюки, подавляя жгучее желание повернуться к МакГиннесу спиной, и взяла новую пару, с золотыми лампасами по наружным швам.

– Черт! – вздохнула Мишель, когда Хонор застегнула брюки. – У тебя на воротнике косметика. Постой-ка!

Хонор замерла, а пальцы Хенке деловито прошлись мягкой салфеткой по высокому воротнику ее белой блузы.

– Сойдет! – повторила старпом. – Только будь аккуратна и ничего не трогай.

– Слушаюсь, мэм, – кротко пробормотала Хонор. Хенке усмехнулась, взяла из рук МакГиннеса китель и помогла капитану надеть его.

– Едем, – сказала Хонор, снова обувшись.

Она поправила брюки, застегнула китель, и лифт двинулся дальше. Взяв расческу, она быстро и безжалостно провела ею несколько раз по волосам, наблюдая, как дворецкий засовывает в сумку снятую одежду. Глаза капитана смеялись.

Тихий звонок предупредил их о прибытии на место. Хонор сунула расческу в карман и одернула полы кителя. Нимиц прыгнул ей на плечо и замурлыкал в ухо. Она надела берет; времени как раз хватило на то, чтобы быстро осмотреть и оценить свое отражение в полированной стене лифта, в следующий миг на экране вспыхнули слова «шлюпочный отсек номер один».

– Спасибо вам – вам обоим, – краешком рта произнесла Хонор и вышла в открывшуюся дверь.

– А, вот и вы, леди Хонор!

Тень напряжения на темном лице Сарнова выдавала его удивление внезапным вызовом на флагманский корабль, и Хонор поначалу решила, что адмирал иронизирует. Но он улыбнулся, и его следующие слова были произнесены так, что исключали любое подозрение в упреке.

– Я не ожидал, что вы успеете вернуться на борт так быстро по первому же требованию.

Он кивнул в сторону открытого шлюза бота, и капитан Корелл, пригнувшись, взошла на борт. Хонор последовала за начальником штаба, Сарнов шел за ней. Они заняли свои места, бортинженер закрыла люк, быстро, но тщательно осмотрела замок и доложила взлетно-посадочной палубе в микрофон гарнитуры:

– Люк заперт.

Хонор положила Нимица на колени. На передней стенке кабины вспыхнули взлетные огни. Автоматические захваты разошлись в стороны, двигатели малой тяги вывели катер из амортизирующего буфера, и маленькое судно, подгоняемое все возрастающей мощностью гравитационного генератора, вылетело из отсека, как ошпаренный кот.

Вспомогательные двигатели вынесли бот за пределы импеллерного клина корабля, пилот включил основной привод, и Сарнов с большим облегчением вздохнул. Маленькое космическое судно летело теперь с ускорением более 200 g . Хонор взглянула на адмирала, тот улыбнулся и постучал по своему хронометру:

– Я не люблю прибывать на совещание последним, – признался он, – и если пилот адмирала Констанзакис не исхитрится вывести свой бот в гиперпространство, мы опередим ее по меньшей мере на пять минут. Молодец, капитан. Я даже не думал, что вы сумеете вернуться вовремя.

– Я летела как ветер, сэр, – сказала она с легкой ответной улыбкой, и он рассмеялся.

– Я так и подумал.

Он поднял глаза на начальника штаба, но капитан Корелл была занята планшетом, лежащим у нее на коленях, и адмирал склонился ближе к своему флагманскому капитану и понизил голос.

– И позвольте мне сказать, леди Харрингтон, – продолжал он изумительно серьезным тоном, – мне кажется, вы никогда еще не выглядели более привлекательно.

Брови Хонор взлетели вверх при таком совершенно неожиданном (и небывалом!) комплименте, а Сарнов усмехнулся в подрагивающие усы.

– Я вижу, ужин пошел вам на пользу, – еще тише сказал он… и подмигнул.