Глава 7

– Доброе утро, миледи, – с приветливой улыбкой сказал Андреас Веницелос, обернувшись к Хонор, когда та в сопровождении неизменного Эндрю Лафолле вышла из лифта в помещение флагманской рубки.

Хотя ему довелось познакомиться с ней в ту пору, когда она была простым коммандером – ни аристократических титулов, ни феодальных владений, – к постоянному присутствию рядом с ней грейсонских телохранителей он приноровился легко. Похоже было, что они с Лафолле даже готовы подружиться, чему Хонор, разумеется, только радовалась.

Нимиц, как обычно, восседал на ее плече. Как и грейсонские жакеты, ее флотские мундиры шились из специальной ткани, достаточно плотной, чтобы устоять перед легким дротиком пульсера: правда, защищалась она не от затаившихся на флагманском мостике наемных убийц, а от походивших на кривые кинжалы когтей Нимица. Обычную ткань они изорвали бы в клочья, тогда как на этой не оставляли даже следов.

«И слава богу», – с улыбкой подумала Хонор, представив себе, как разохался бы МакГиннес при виде рваного мундира.

Уловив веселое настроение Хонор, Нимиц извлек картинку из ее мыслей и издал смешок, благодушно завертев кончиком своего цепкого хвоста. Как и сама она, кот за последние несколько дней заметно воспрянул духом. Хонор уже не надо было разбираться в сумятице чувств, связанных с Александером, Нимицу же просто передалось ее настроение. Не то чтобы недавние терзания полностью забылись – в ее чувствах еще звучало эхо разлада, – однако возвращение к привычной среде и пусть новым, но хорошо осознаваемым задачам помогло ей восстановить равновесие и избавиться от угрызений, природы которых кот понять не мог. Ни Хонор, ни Нимиц не были настолько глупы, чтобы счесть проблему окончательно решенной, однако кот в отличие от своего человека не имел привычки рваться навстречу тревогам, предпочитая переживать неприятности по мере их поступления.

– Привет, Энди, – откликнулась Хонор и, подойдя к удобному командирскому креслу, легко пробежалась пальцами по клавиатуре, включая мониторы в рабочий режим.

Замерцав, ожили плоские экраны и голографические проекторы, позволявшие ей полностью видеть положение и состояние эскадры – точнее, тех подразделений, которые присутствовали в настоящий момент. Разумеется, ничего особенного ей увидеть не удалось – почти все корабли еще находились на парковочной орбите вокруг Грейсона, – однако она на мгновение откинулась в кресле, любуясь тем, как курсируют между кораблями и планетой или от корабля к кораблю совершающие рутинные рейсы транспортные катера. Наблюдение за тем, как живет и дышит ее эскадра, дарило ей почти чувственное наслаждение, причем, как ни странно, даже большее, чем испытывала она, когда получила в свое распоряжение Первую эскадру грейсонского космического флота, имевшую в своем составе аж шесть супердредноутов. Любой из тех гигантских кораблей стоит трех таких эскадр, как у нее сейчас, однако могучие, но громоздкие и малоподвижные космические левиафаны нравились ей меньше, чем быстроходные, маневренные и легко управляемые крейсера.

Она подумала, что эта эскадра, пожалуй, будет лучшей в ее жизни, если только ей не выпадет счастье возглавить собственную эскадру линейных крейсеров. Достаточно мощные, корабли этого класса в то же время обладали значительной степенью мобильности, позволявшей им принимать участие в самых рискованных автономных операциях, и командиры крейсерских эскадр обладали самостоятельностью, не снившейся их коллегам из линейного флота. Могучие корабли стены сосредоточивались вокруг стратегически важных пунктов, тогда как крейсера являлись не только глазами и ушами флота, но и кончиками его пальцев. На их долю нередко выпадали дальние, независимые походы, и она уже предвкушала, как скует свои корабли в единое целое. В силу, которой сможет управлять так же легко и естественно, как орудует мечом лена Харрингтон.

Улыбнувшись этому сравнению, Хонор развернула кресло спиной к дисплею и оглядела свой персонал. Она явилась в рубку за полчаса до обычного утреннего совещания, и офицеры в большинстве своем занимались повседневной работой или готовили сводки для доклада.

Как и корабли ее эскадры, штаб Хонор отражал смешанный состав флота, к которому ей предстояло присоединиться, но на этот раз она сама отбирала кандидатуры, на основании либо личного знакомства, либо рекомендаций коммодора Джастина Экройда, нынешнего главы Управления кадрами ГКФ.

Веницелоса, конечно же, Хонор знала очень хорошо, и когда он, склонившись над плечом лейтенант-коммандера МакГинли, принялся тихо обсуждать появившиеся на дисплее данные, посмотрела на него с любовью. Слов она не разбирала, но бодрый, энергичный тон Андреаса заставил ее с улыбкой вспомнить молчуна и нелюдима с каменным лицом, которого она много лет назад забрала с собой на станцию «Василиск». С тех пор он сильно изменился, превратившись в спокойного, уравновешенного красавца. На Грейсоне с его низкорослым населением малый рост проблем не создавал – в отличие от несомненной внешней привлекательности. Девочки на этой планете рождались втрое чаще мальчиков, и грейсонские женщины бы ли на свой лад куда более агрессивными, чем в Звездном Королевстве. Как рассказывал Хонор МакГиннес, Андреасу приходилось отбиваться от местных красоток чуть ли не палкой.

Подумав об этом, Хонор сглотнула не приличествующий ее положению смешок и перевела взгляд на офицера, возглавившего оперативную часть. Как и Веницелос, Марсия МакГинли была уроженкой Мантикоры, но в отличие от Андреаса и Хонор носила грейсонский мундир. Этой подтянутой сероглазой женщине с каштановыми волосами исполнилось всего тридцать семь стандартных лет, и в Королевском Флоте Мантикоры она едва ли дослужилась бы в таком возрасте до своего нынешнего чина, однако на грейсонской службе карьера шла быстрее. Это относилось ко многим мантикорским добровольцам, включая и саму Хонор Харрингтон. По мнению коммодора Экройда, предложившего МакГинли в числе трех возможных кандидатур, Марсия великолепно знала свое дело. Судя по тому, что Хонор успела увидеть, относительно компетентности МакГинли Экройд не ошибся, и эскадра получила превосходного офицера.

Коммандер Говард Лэтам, офицер связи, старший по возрасту из вошедших в ее штаб уроженцев Грейсона, был, пожалуй, слишком стар для своего ранга – в той же мере, в какой МакГинли была слишком молода. Однако это объяснялось не нехваткой способностей или служебного рвения, а тяжелыми травмами: он пострадал в катастрофе шаттла за шесть лет до вступления Грейсона в Альянс. Возможности грейсонской медицины в ту пору были весьма ограничены, и, хотя врачи сделали все от них зависящее, многообещающий офицер был списан с флота по состоянию здоровья. Лишь после заключения союза с Мантикорой Грейсон получил доступ к новейшим методикам, позволившим восстановить функции «безнадежно искалеченных ног».

Правда, полное исцеление, главным образом из-за запущенности процесса, оказалось не под силу даже мантикорским врачам. Для настоящего выздоровления медикам пришлось бы раздробить его ноги заново, чтобы начать регенерацию с нуля, а Лэтам был слишком хорошим офицером, чтобы позволить себе проваляться в клинике еще два года. Губы его постоянно кривились от боли, движения оставались скованными, но, даже демобилизованный по инвалидности, он продолжал работать в штабе грейсонского флота в качестве гражданского консультанта. По возвращении на действительную службу его на два года прикомандировали к Королевскому Флоту Мантикоры для изучения совместимости коммуникационных систем флотов Альянса и новых методов улучшения тактического и оперативного управления на уровне эскадры. Почти наверняка за его нынешним назначением должно было последовать получение собственного звездного корабля. Хонор не знала, осознает ли Лэтам свои перспективы, но зато знала, как ей повезло со связистом.

Материально-техническим обеспечением ведал пятидесятипятилетний старший лейтенант Жорж Ле Мойн, старейший из офицеров штаба эскадры. Однако всякий решивший, что этот человек не дослужился до более высокого чина по нерадивости, допустил бы серьезную ошибку. Ле Мойн записался добровольцем во Флот Мантикоры сразу по окончании средней школы (по его словам, то была расплата за проигранное пари) и начал службу рядовым. Получив квалификацию рулевого малых судов и звание старшины, он, однако, был отмечен как способный снабженец, переведен в Комитет по логистике и с тех пор успешно подвизался на этом поприще, не имея военного образования. За два года до начала войны Ле Мойн в ранге главстаршины был командирован в координационную группу материально-технического обеспечения на Грейсон. С блеском оправдав возлагавшиеся на него надежды, он получил офицерские погоны, и Хонор понимала, что сможет удержать его при себе не дольше года. Затем он получит звание лейтенант-коммандера и будет переведен на одну из трех важнейших верфей системы Мантикоры.

Лейтенант-коммандер Энсон Летридж, занимавший должность астрогатора, единственный из офицеров штаба эскадры родился не на Грейсоне и не в Мантикоре. Гражданин Республики Эревон, строевой офицер Эревонского флота, он отличался темными волосами и глазами, могучим телосложением и чрезвычайным уродством. Хонор редко доводилось видеть мужчин со столь топорными чертами лица, а в сочетании с шириной плеч и длиной рук его облик воспринимался почти как звериный. Внешность резко контрастировала с его живым умом и безудержной энергией: Хонор оставалось лишь удивляться, почему он не скорректировал физиономию с помощью биопластики. Тем более что Летридж определенно переживал по поводу своей внешности. Он постоянно подшучивал над собой, и иные его шутки были по-настоящему смешными, но Хонор всегда угадывала за ними нотку горечи. Правда, чувствуют ли ее и остальные, она не знала. Ей-то довелось провести два, если не три десятка лет, будучи убежденной в собственном безобразии, так что к недостатку Летриджа она относилась с острым, почти болезненным сочувствием. Однако проблемы с внешностью не мешали Энсону быть блистательным астрогатором, прокладывающим гиперпространственные маршруты с легкостью, которой сама Хонор могла лишь позавидовать.

Сейчас, глядя, как он всматривается в дисплей, отслеживая одновременно множество поступающих данных, Хонор подумала, насколько обманчивой может быть внешность. Во всем штабе не было более добродушного, мягкосердечного офицера, чем звероподобный астрогатор… хотя эту особенность своего характера он усиленно скрывал.

Послышалось шипение. Взгляд Хонор переместился от Летриджа к раздвинувшимся дверям лифта, и на ее губах появилась приветливая улыбка. Старший военный хирург эскадры Фриц Монтойя занимал пост корабельного врача «Альвареса» и, с юридической точки зрения, не входил в состав штаба, однако именно Хонор добилась назначения Фрица на «Альварес» и настояла на его участии в штабных совещаниях.

Вообще-то врачу с его опытом и квалификацией следовало работать в лучших клиниках Звездного Королевства или, на худой конец, на крупном, хорошо оборудованном госпитальном судне, какие придавались большим флотам. Некоторые флагманские офицеры могли бы задаться вопросом, почему это он не угнездился в одной из таких голубятен, но решив, что его сочли непригодным, они дали бы маху. Хонор, чье знакомство с Монтойей продолжалось более двенадцати лет, знала, что он неоднократно уклонялся от присвоения ему капитанского звания, означавшего для него списание со строевого корабля и перевод на работу в клинику. Она сомневалась, что ему удастся увернуться от капитанских нашивок и в четвертый раз, однако намеревалась держать его при себе до последней возможности. Фриц являлся не только превосходным – что она могла подтвердить на собственном тяжком опыте – врачом, но и настоящим другом. Кроме того, как офицер медицинской службы он стоял вне прямой командной цепочки, что позволяло ему взглянуть на работу штаба как бы со стороны. В прошлом Хонор случалось убеждаться, что такой взгляд может оказаться полезным.

Чрезвычайно молодой лейтенант-коммандер, сопровождавший Монтойю, тоже был уроженцем Мантикоры. Третья нашивка на его обшлаге была такой новенькой, что еще поскрипывала, однако Хонор знала Скотти Тремэйна еще энсином и, несмотря на глубоко укоренившееся неприятие всего, что могло сойти за фаворитизм, приложила максимум усилий, чтобы поспособствовать его карьере. Тем самым она как бы уплатила долг Флоту и воспитавшим ее офицерам, таким, как первый капитан, под началом которого ей выпало служить, и всячески способствовавший ее карьере адмирал Курвуазье. Она знала, что, несмотря на молодость, Тремэйн опытен и компетентен: возможность заполучить его обрадовала ее, несмотря на наличие у самого Скотти нескольких невысказанных возражений. Касались они, разумеется, не перспективы служить под ее командованием, а новой должности. Будучи специалистом по малым судам, Тремэйн увереннее всего чувствовал себя в роли ответственного за шлюпочный отсек или диспетчера эскадры ЛАКов. Он предпочел бы ничего не менять… но Хонор решила, что как раз по этой причине ему не помешает новая должность. Размять ментальные мускулы и расширить свой кругозор Тремэйну не повредит. Дополнительный опыт всегда поспособствует карьере, а его отменная сообразительность очень помогла Хонор, когда они совместно определяли для него точные границы служебных обязанностей и ответственности.

Они были не единственными офицерами Королевского Флота, работавшими над этой задачей, и Хонор знала, что многие воспримут новую концепцию с предубеждением. Она, однако, такого рода молчаливое неприятие отвергала, и не только потому, что стала ощущать свою принадлежность к Грейсону в той же мере, что и к Мантикоре. Мысль о создании при штабе должности офицера, отвечающего за координацию всех систем РЭБ эскадры, при всей ее логичности, в Королевском Флоте никому не приходила в голову: этим всегда занималась оперативная часть.

Точно так же дело обстояло и в большинстве других флотов, однако грейсонцы и тут пошли непроторенным путем. Менее года назад при их штабах была создана новая штатная единица. Для Хонор это изменение оказалось такой же неожиданностью, как и для любого офицера Королевского Флота, однако комитет по кадрам и подразделение коммодора Рестона («Военная доктрина и подготовка специалистов») внесли изменения в штатное расписание лишь после долгих размышлений и тщательного анализа. Хонор знала, что они работали над проблемой оптимального комплектования штабов еще в то время, когда она покинула звезду Ельцина и вернулась на мантикорскую службу. Где обнаружила, что стала более восприимчивой к прогрессу, чем многие ее сослуживцы из Королевского Флота. Те частенько ворчали по поводу вздорных новомодных идей, выдвигаемых дилетантами, у которых недостает здравого смысла не трогать то, что давно устоялось и не раз себя оправдало. Понимая, что такова обычная реакция людей, цепляющихся за традицию только потому, что это традиция, Хонор добросовестно проанализировала и эту, и некоторые другие «еретические» концепции грейсонского флота. Идея казалась многообещающей: к такому выводу, входя в курс дела, кажется, был готов прийти и Скотти.

Провожаемый ее взглядом, Тремэйн направился к другому молодому офицеру. Отвечавшему в штабе за разведку старшему лейтенанту Джасперу Мэйхью едва минуло двадцать восемь стандартных лет. Он состоял в отдаленном родстве с Протектором Бенджамином и отличался густыми, как у Лафолле, каштановыми волосами и небесно-голубыми глазами. Несмотря на молодость, у Хонор не было оснований сомневаться в его способностях, тем более что обучал Джаспера капитан Грегори Пакстон, глава разведки в штабе ее прошлой эскадры. Кроме того, этот молодой человек прекрасно сработался со Скотти, а к его оценке Хонор (хотя и не призналась бы в этом вслух при Тремэйне) относилась с большим доверием.

Из всех офицеров штаба на утреннем совещании отсутствовал лишь лейтенант-коммандер Михаэль Ворланд, капеллан эскадры. Низкорослый аккуратист, с окаймленной редкими, песочного цвета волосенками плешью и добрыми карими глазами, Борланд носил старомодные очки и даже после присоединения к Альянсу отказался от операции по коррекции зрения. Правда, видел он не так уж плохо, а приверженность к архаичным стекляшкам, по мнению Хонор, объяснялась не столько предрассудками, сколько нежеланием менять облик, сложившийся за долгие годы. Трудно было сыскать человека с более безобидной и добродушной внешностью, однако его хрупкое телосложение скрывало поразительную физическую силу, а в случае нужды он мог проявить столь же могучую волю.

Священник, разумеется, понимал, что у мантикорцев сам факт его присутствия на корабле вызывает некоторое смущение. Во Флоте Мантикоры не было капелланов, и королевским офицерам требовалось время, чтобы свыкнуться с обществом духовного лица. С другой стороны, флот Грейсона не мыслил себя без капелланов, и даже самые отъявленные скептики не могли не признать, что в эскадре со смешанным составом присутствие священнослужителя необходимо. Хонор, конечно, предпочла бы снова обратиться к Абрахаму Джексону, служившему у нее капелланом в Первой эскадре, но Джексона перевели в личный штат преподобного Салливана. Ворланд был совсем другим человеком, однако Хонор ощутила в нем ту же открытость, гибкость и силу, какие ценила в Джексоне. В настоящий момент он находился в поместье Маккензи, и Хонор Харрингтон могла за него только порадоваться, ибо священник сочетал своего единственного сына узами брака с третьей женой.

Медленно потирая кончик носа, Хонор задумалась о достоинствах и недостатках, которые наверняка обнаружатся у ее новых сотрудников. Даже старые боевые товарищи в новых обстоятельствах могут проявить себя по-ново. Правда, пока они преподносили ей лишь приятные сюрпризы, но…

От размышлений ее оторвал послышавшийся сзади шлепок. Обернувшись, она увидела рослого молодого человека, тщетно пытавшегося поймать папки с документами выскользнувшие из стопки, которую он нес. Изловить удалось лишь одну: остальные разлетелись, словно ракеты, запрограммированные на полет по траектории уклонения, и с шумом попадали на палубу. Хонор поджала губы, чтобы не рассмеяться, а молодой офицер покраснел, как свекла.

Щеки его пылали ярче зари, ибо энсин Карсон Клинкскейлс, ее адъютант, был одарен светлой, вдобавок еще и веснушчатой кожей, составлявшей удивительное сочетание с рыжими волосами и зелеными глазами. Невероятно высокий для грейсонца – вымахав на сто девяносто сантиметров, он превосходил ростом даже Хонор, – этот юноша, которому едва минул двадцать один год, отличался неуклюжестью. Похоже, ему никак не удавалось совладать со своими руками и ногами, а глубочайшее почтение к леди Харрингтон лишь усугубляло его щенячью неловкость.

Во многих отношениях он напоминал ей юного Обри Вундермана, гравитационного техника с ее последнего корабля, отличавшегося юношеской наивностью и восторженностью по отношению к героям. Правда, работу свою Обри выполнял блестяще, что же до юного Клинкскейлса…

Хонор никогда не доводилось встречать более усердного юношу, однако если имелась вероятность – хотя бы малейшая! – возникновения неприятностей, с Карсоном они случались неотвратимо. Ей хотелось надеяться, что рано или поздно молодой человек изживет неловкость и перестанет, как магнит, притягивать всяческие невзгоды: он ей нравился, причем гораздо больше, чем она позволила бы ему догадаться. Взяв его к себе адъютантом, Хонор нарушила некоторые из ею же установленных правил, но всем своим поведением подчеркивала, что родство с доводившимся парню дядюшкой Говардом Клинкскейлсом отнюдь не гарантирует ему положение любимчика. Правда, сам юноша ни на что подобное не претендовал и, похоже, мог бы стать толковым офицером: для этого ему требовалось лишь избавиться от рокового невезения. Внешне он являл собой полную противоположность ее последнему адъютанту, Джареду Саттону, однако напоминал его робостью по отношению к ней и неизбывной старательностью. Напоминал даже слишком сильно: Хонор не могла забыть, как погиб Джаред, и стоило ей потерять контроль над собой, как на месте лица Клинкскейлса ей начинало мерещиться лицо Саттона.

Но сейчас на флагманском мостике призраков не было. Когда энсин присел на корточки и принялся собирать папки, Веницелос хихикнул, довольно громко, но беззлобно, после чего встал на четвереньки и пополз за папкой, залетевшей под консоль.

– Не переживай, приятель, – услышала Хонор голос Веницелоса, хотя его слова явно предназначались лишь для ушей Клинкскейлса. – Знал бы ты, как я опозорился в свой первый день на мостике корабля. Ты-то всего-навсего папки рассыпал, а меня угораздило выплеснуть кофе – со сливками и сахаром! – прямо на колени старпому.

Клинкскейлс уставился на него, но спустя мгновение робко улыбнулся и с благодарностью кивнул. Хонор снова отвела взгляд. Клинкскейлс наверняка ожидал, что с него начнут снимать стружку – и в другой команде, наверное, так бы и произошло. Но не в этой, отметила она про себя с удовлетворенным вздохом. Порой именно такие мелочи позволяют лучше всего понять взаимоотношения в коллективе.

– Да, сэр. Прошу прощения, сэр, – тихо сказал юноша Веницелосу. – Я принес эти материалы из разведотдела для лейтенанта Мэйхью, они могли понадобиться на совещании, и в-вот… – Он умолк, глядя на горку папок, из которых при падении, спутав нумерацию, вылетели многие документы.

Веницелос сжал его плечо левой рукой, а правой поманил Мэйхью.

– Карсон, до начала совещания еще двадцать минут. Этого времени достаточно, чтобы привести все в порядок, только надо заняться этим не откладывая.

– Так точно, сэр. Сейчас и займусь.

Мэйхью с Клинкскейлсом принялись перекладывать папки с пола на консоль. Осмотревшись, Веницелос выделил им в помощь еще трех человек, после чего работа закипела. Прислушиваясь к тому, как Мэйхью добродушно журит Клинкскейлса, Хонор отметила, что при таком подходе дело должно наладиться. В принципе Мэйхью являлся для энсина естественным наставником, однако его молодость и невысокий чин делали дистанцию между двумя молодыми людьми не столь уж большой, а стало быть, не пугающей. Мэйхью, похоже, правильно понимал свою роль, и Хонор имела основания надеяться, что Карсону удастся-таки справиться со своей неловкостью. Андреас Веницелос с самого начала взял верный тон, остальные следовали его примеру. Правда, пареньку надо бы все-таки поработать над собой. В конце концов, он хоть и молодой, но офицер…

Сидевший на спинке кресла Нимиц издал тихий укоряющий звук – и Хонор, хихикнув, потянулась почесать его между ушей. Кот был прав. Многие молодые офицеры, поколение за поколением, начинают службу неловкими увальнями, но это быстро проходит. Пройдет и у Карсона. А как, да когда, об этом следует думать не ей, личный состав штаба находится в прямом ведении его начальника. Хотя, конечно, командир, так или иначе, в ответе за все и за всех.

Снова хихикнув, она посадила Нимица на колени, чтобы погладить его как следует.

– …вот так обстоят дела, миледи, – сказала Марсия МакГинли в завершение доклада. – По прогнозам центрального командования, полностью наша эскадра соберется здесь не раньше, чем через месяц, однако нас уже числят среди боеспособных соединений и могут послать на промежуточное задание даже в нынешнем, недоукомплектованном составе. А вот когда командование флотом примет адмирал Белой Гавани, распоряжаться нами сможет только он.

– Понятно, Марсия. Спасибо.

Откинувшись в кресле, Хонор обвела взглядом собравшихся и спросила:

– Энди, вы обсуждали это с капитаном Гринтри?

– Так точно, миледи, – ответил Веницелос с легкой ухмылкой. – Знает он не больше нашего, официальных инструкций не получал, но вы ведь понимаете, слухами космос полнится.

Хонор вопросительно подняла бровь, и Веницелос пожал плечами.

– Его астрогатор только что получил уточненные данные по сектору Клермонт-Матиас, миледи, что подвигло меня на проведение небольшой проверки. Оказывается, астроконтроль системы ожидает скорого прибытия конвоя, который двинется дальше, к Квесту, Клермонту, Адлеру и Тредвею. А одна маленькая пташка при Главном штабе напела мне, что эскортирующий его дивизион дредноутов по прибытии сюда должен будет присоединиться к Восьмому флоту. Но без эскорта конвой не останется, и у меня создалось впечатление, что на замену дивизиону могут направить нашу эскадру.

– Понятно, – пробормотала Хонор, покачивая кресло из стороны в сторону, а когда лейтенант Мэйхью поднял руку, кивнула ему. – Да, Джаспер?

– Мне кажется, миледи, лейтенант-коммандер Веницелос недалек от истины. В соответствии с последним сообщением из штаба гранд-адмирала Мэтьюса, – он постучал по столу одной из принесенных Клинкскейлсом папок, – большая часть грузов данного конвоя действительно предназначается для Тредвея, конечного пункта маршрута. Я не уточнял спецификации, однако, читая между строк, можно понять, что речь идет о доставке на отбитые у хевенитов верфи техники, а возможно, и персонала – с целью их скорейшей модернизации. Часть грузов, согласно имеющейся у меня декларации, предназначена для Адлера. Как я понял, Протектор согласился разместить временный гарнизон морских пехотинцев на Самоваре, населенной планете системы; со временем их должна будет сменить Королевская Армия. Большую часть их груза составляют боеприпасы, наземное оборудование, системы жизнеобеспечения для гарнизона и различные виды гуманитарной помощи. Судя по всему, до того как Альянс вышиб оттуда хевенитов, они довели систему до бедственного состояния, и население, скорее всего, не скорбит по поводу смены власти.

– Это сведения из последней декларации?

– Так точно, миледи.

– В таком случае Веницелос, видимо, прав насчет того, когда и куда нас отправят. И, скажу честно, меня это известие скорее радует. Наша эскадра укомплектована уже на шестьдесят процентов. По мне, лучше найти имеющимся силам достойное применение и обогатиться дополнительным опытом, чем без толку торчать на орбите. Энди, – обернулась она к Веницелосу, – поворкуйте со своей «пташкой» из Главного штаба и «напойте» ей, что мы подходим для такого задания лучше всех остальных. В конце концов, – на ее губах появилась обычная, чуть кривоватая улыбка, – мы имеем право проявить энтузиазм, разве не так?

– Так точно, миледи, – ответил Веницелос с нарочитым смирением в голосе, и стол обежал негромкий смешок.

– А пока начальник штаба будет утрясать этот вопрос, – сказала Хонор, повернувшись к своему адъютанту, – я попрошу вас, Карсон, связаться с капитанами Гринтри и МакКеоном. Передайте им мое приглашение к ужину: думаю, вы, Энди, и вы, Марсия, сегодня вечером тоже составите мне компанию. Раз уж мы вызываемся добровольцами, то мне кажется разумным начать подготовку уже сейчас.

– Будет исполнено, миледи! – Клинкскейлс произнес эти слова, не вставая со стула, сопроводив их лишь кивком, однако таким тоном, что у окружающих сложилось впечатление, будто он вытянулся в струнку и щелкнул каблуками.

– Хорошо, – сказала Хонор, пряча ухмылку. – По-моему, первоочередные вопросы мы обсудили. Если у кого-то есть дополнения, прошу.

Все промолчали, и она удовлетворенно кивнула.

– В таком случае совещание закончено. Если я кому то понадоблюсь, то в течение следующего часа меня можно будет найти в гимнастическом зале. После этого, Энди, я надеюсь получить от вас с Марсией первые, приблизительные наметки.

– Слушаюсь, миледи.

Хонор встала и посадила Нимица на плечо. Поднялись на ноги и ее подчиненные.

– Я довольна первым совещанием. Всем спасибо.

Ответом ей был нестройный гул радостных голосов. Улыбнувшись, она снова кивнула и направилась к выходу: в спортивном зале ее уже заждался спарринг-партнер.

– Прибыл граф Белой Гавани, – доложил гвардеец. Он отступил в сторону, а когда Хэмиш Александер вошел в аскетически обставленный кабинет, тихонько закрыл за ним старомодную, подвешенную на петлях дверь.

– Рад вас видеть, адмирал Белой Гавани, – сказал гранд-адмирал Мэтьюс, встал, быстро обошел стол и протянул гостю руку. – Прошу прощения за беспокойство и искренне благодарю за то, что вы так быстро откликнулись на мою просьбу и сочли возможным нанести мне визит.

– Ни о каком беспокойстве не может быть и речи, – заверил его Белая Гавань. – Мой персонал следит за учениями на тренажерах: противниками выступают адмирал Гринслейд и контр-адмирал Юковский. Однако мы выступаем лишь как наблюдатели, так что вы не оторвали меня ни от чего важного. Чем могу быть полезен, сэр?

– Присаживайтесь, – предложил Мэтьюс, широким жестом указав на удобное кресло перед своим столом, после чего сел сам, попутно размышляя, как лучше подступиться к заботившей его проблеме. Тот факт, что Хэмиш Александер, будучи вдвое старше Мэтьюса и стяжав славу одного из лучших флотоводцев исследованной части галактики, юридически считался младшим по званию, ничуть не облегчал дело. Последнее соединение, которым командовал граф Белой Гавани, Шестой флот, превосходило все космические силы Грейсона примерно раз в восемь, и Мэтьюс, имея дело с графом в рамках официальной структуры командования, всегда испытывал определенную неловкость. Однако гранд-адмирал не привык уклоняться от ответственности, а потому, закинув ногу на ногу и сцепив руки над правым коленом, без предисловий заговорил о главном.

– Как вы знаете, милорд, леди Харрингтон приняла командование эскадрой несколькими неделями раньше, чем предполагалось.

Откинувшись назад, Белая Гавань кивнул, но, могло показаться, в его льдисто-голубых глазах промелькнуло… нечто странное.

– Само собой, – продолжил гранд-адмирал, – я обрадовался ее возвращению в строй, пусть даже и временному. Как это ей и свойственно, она быстро и успешно вникает в круг своих новых обязанностей. Именно по этой причине мне и понадобилось встретиться с вами.

– Прошу прощения?

Александер моргнул, и Мэтьюс усмехнулся.

– Не сомневаюсь, милорд, вы не хуже меня знаете, что любой флот – и флот Метрополии отнюдь не исключение – испытывает нехватку крейсеров. Учитывая необходимость в пикетах, разведке и силах прикрытия, наши флотоводцы буквально вырывают легкие корабли друг у друга из рук.

Александер снова кивнул. Крейсеров действительно всегда не хватало. Их капитаны забывали об отдыхе… а честолюбивые младшие офицеры мечтали занять капитанский мостик крейсера.

– К сожалению, в последнее время эта нехватка усугубилась, и все адмиралы Альянса, включая меня, постоянно пытаются отыскать хоть одно свободное подразделение. Короче говоря, адмирал, мне хотелось бы на несколько недель «одолжить» у вас эскадру Харрингтон.

– Вот как?

Белая Гавань откинулся в кресле и положил ногу на ногу. Он ощутил укол беспокойства, однако лицо его осталось невозмутимым. Он лишь вопросительно изогнул бровь.

– Да, – продолжил Мэтьюс, – я понимаю, что Восемнадцатая эскадра формально еще принадлежит ГКФ, но как только Восьмой флот будет сформирован, ситуация быстро изменится. По моему мнению, вы даже сейчас вправе задействовать штаб Флота и принять командование над силами, собравшимися к настоящему моменту. Вот почему я не счел себя вправе принять решение, не проконсультировавшись с вами.

– А для выполнения какой задачи вам потребовалась эскадра, сэр? – осведомился после недолгого молчания Александер.

– По сути рутинной. Мы собрали конвой – шестнадцать или семнадцать грузовых и транспортных судов, – направляющийся через Ельцин в Клермонт-Матиас. По плану им надлежит доставить грузы в несколько систем, но все это корабли Объединенного военно-транспортного управления, так что транзит займет меньше времени, чем можно было бы подумать.

Гранд-адмирал умолк, дождавшись от Белой Гавани очередного кивка. Объединенное военно-транспортное управление было создано после того, как Комитет по логистике Королевского Флота и аналогичный орган флота Грейсона пришли к заключению, что тяжелые транспортные суда, во многих ситуациях незаменимые, порой проигрывают по сравнению с легкими, превосходящими их маневренностью. Небольшие, в диапазоне от четырех до пяти миллионов тонн, суда, разумеется, брали на борт меньше груза или персонала, однако в случае, когда тот же по тоннажу груз распределялся между несколькими кораблями, транспортный конвой мог обслужить одновременно несколько пунктов назначения. В мирное время такой подход был бы отвергнут по экономическим соображениям: в конце концов, кораблю грузоподъемностью в четыре миллиона тонн требовались почти такой же экипаж, столько же топлива и столько же усилий по поддержанию его в рабочем состоянии, как и вдвое большему судну. Однако в разгар войны с хевенитами на первый план выступила не финансовая, а военная эффективность.

Под рукой Объединенного управления были собраны корабли среднего тоннажа, предназначавшиеся для скорейшей доставки приоритетных грузов к горячим или потенциально горячим точкам. Находившиеся на ремонте грейсонские и мантикорские средние грузовики передали на военные верфи и подвергли радикальной модернизации. На замену гражданских гравитационных компенсаторов и импеллеров времени не было, однако все суда получили легкую бортовую броню, систему противоракетной защиты, модифицированные датчики, электронику и гипергенераторы военного образца, позволявшие им подниматься до эта-полосы. Поскольку большинство торговых судов не поднималась выше дельта-полосы, на практике средняя скорость транспортировки возросла вдвое.

– Экспедиция займет, – продолжил Мэтьюс, – около двух стандартных месяцев, причем с учетом максимального сокращения задержек на стоянках. Вот почему, хоть леди Харрингтон еще не находится в вашем оперативном подчинении, я не счел себя вправе послать ее на задание без вашего согласия. Должен сказать, что во многих отношениях ее эскадра как нельзя лучше подходит для подобной миссии. Правда, она недоукомплектована на двадцать пять процентов, однако остальные корабли подойдут не раньше чем через месяц, а для сопровождения конвоя шести тяжелых крейсеров вполне достаточно. Важно и другое: я не ожидал, что она так рано приступит к своим обязанностям, и перед ее кораблями не ставились никакие оперативные задачи. Иными словами, задействовав эту эскадру, я могу не снимать корабли с других важных участков.

– Понятно, сэр. Благодарю, что поставили меня в известность, – отозвался Белая Гавань, потирая подбородок и обдумывая ответ.

По существу, размышлять было не о чем: до ввода в действие Восьмого флота эскадра находилась в подчинении у Мэтьюса и действительно вполне подходила для этой задачи. Однако на душе у графа почему-то скребли кошки.

Он задумался, пытаясь разобраться, в чем же тут дело. Первый, напрашивающийся ответ сводился к упомянутой Мэтьюсом нехватке крейсеров и нежеланием Белой Гавани, как любого другого флотоводца, выпускать их из рук. Однако при всем искушении удовлетвориться простым объяснением граф не склонен был поддаваться самообману. Срок, на который убывала Харрингтон, тоже не мог считаться слишком долгим: оба адмирала знали, что Восьмой флот будет готов выступить к системе Барнетта не раньше, чем через три, а то и четыре месяца. Такому командиру, как Харрингтон, этого времени будет более чем достаточно и для выполнения миссии сопровождения, и для завершения формирования эскадры, со своевременным включением последней в состав флота. Так что же его так гнетет? Несколько мгновений граф мысленно мусолил вопрос, хотя ответ напрашивался сам собой. Ему просто хотелось отдалить момент признания, ибо он был связан с ощущением вины.

Александер мысленно хмыкнул: не зная точной причины скоропалительного отлета Харрингтон на орбиту, он не мог отделаться от твердой уверенности в том, что ее решение как-то связано с ним. Сама Хонор не сделала ни единого промаха, однако граф уловил в ней некую внутреннюю напряженность, никогда не проявлявшуюся прежде. Тревожащее отсутствие привычной непринужденности. Что бы то ни было, началось все с того вечера в библиотеке.

Хэмиш стал тереть подбородок еще сильнее, стараясь скрыть от Мэтьюса, как сжались его челюсти при воспоминании о состоявшемся тогда разговоре – и его последствиях.

Неужели он, сам того не зная, каким-то образом выдал, что неожиданно для себя увидел ее совсем в новом свете. Долгая служба во флоте в сочетании со светским воспитанием и причастностью ко всем политическим коллизиям Звездного Королевства научили его владеть собой, и граф знал, как хорошо его лицо скрывает подлинные чувства. Однако возникшая по отношению к нему внезапная настороженность могла иметь лишь единственную причину. Неужели она догадалась? Безусловно, Хонор умела читать в людских сердцах. Это заметил не только он: Макс Сарнов, Йенси Паркс и другие флагманы, под началом которых ей довелось служить, не раз упоминали об этой ее способности. Возможно, интуиция – или нечто иное – раскрыла перед ней его чувства? Возможно ли, что она неверно истолковала его реакцию или даже заподозрила его в желании воспользоваться служебным положением и попытаться склонить ее к близости?

Конечно же нет! Для этого она слишком хорошо разбирается в людях, сказал себе граф, но в то же время где-то на задворках сознания блуждала другая мысль: а может, ей и вправду стоило его опасаться? Никогда прежде он не допускал и мысли ни о чем подобном, ибо к начальникам, будь то мужчины или женщины, использовавшим служебное положение в личных целях, относился с глубочайшим презрением. Вместе с тем Белая Гавань признавал, что и чувства, подобного тому, которое накатило на него в тот вечер, прежде ему испытывать не случалось. «И, – виновато сказал он себе, – ты ведь вовсе не такой святоша, каким хочешь предстать перед твоими почитателями. А, Хэмиш?»

Александер закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он любил свою жену. Он полюбил ее с первой встречи и знал что не разлюбит до самой смерти. Знала это и она. Однако – хотя они никогда об этом не говорили – она знала и то, что с тех пор, как несчастный случай приковал ее к креслу жизнеобеспечения, он не раз заводил интрижки. Катастрофа навсегда лишила их с женой наслаждения физической близостью: они оба понимали это. На его, не столь уж частые, интимные связи Эмили смотрела сквозь пальцы. Хэмиш всегда возвращался к ней, ибо они были истинно близки во всем и лишены лишь радостей плоти. Граф понимал, что его «измены» тем менее причиняют ей боль, напоминая о том, чего она лишена, а поскольку огласка могла усугубить эту боль, всегда проявлял максимальную осторожность и не позволял себе слишком сильных увлечений.

Однако сейчас он уже не был уверен в себе, что порождало глубокий внутренний разлад. Никогда в жизни Александер не испытывал ничего похожего на то внезапное озарение, когда, взглянув на хорошо знакомого офицера, он вдруг увидел женщину, достойную восхищения и любви.

И дело было даже не в ее привлекательности, хотя красотой, пусть экзотической и своеобразной, она была наделена сполна. В обществе, где биоскульптура стала столь же обычным явлением, как скобы для выпрямления зубов в докосмическую эпоху, писаные красавицы и красавцы встречались чуть ли не на каждом шагу, и телесная красота могла лишь привлечь его взгляд, но не ошеломить и не потрясти.

Нет, тот внезапный порыв чувств явился откликом на некий стихийный зов, эмоциональное прикосновение к чему-то глубоко сокровенному. Их телесная близость исчерпывалась рукопожатиями да несколькими случайными, мимолетными прикосновениями к плечу или локтю, однако его неожиданно потянуло к ней так, как никогда не тянуло ни к одной из прежних любовниц. Это темное, пугающее чувство имело мало общего с простым плотским желанием, которое он не мог удовлетворить с Эмили. Осложняло ситуацию и то, что его влекло к женщине не только вдвое моложе, но и непосредственной подчиненной. Он не мог, не имел права смотреть на Хонор Харрингтон иначе, чем как на товарища по оружию.

«Так-то оно так, Хэмиш, – с безжалостной язвительностью зазвучал его внутренний голос, – но не больно-то тебе хочется это признавать. А если Хонор догадалась о твоих потаенных желаниях, то, может, она правильно поступила, предпочтя убраться от тебя подальше? И что ты, черт бы тебя побрал, собираешься предпринять? Неужто станешь вести себя как перевозбужденный приливом гормонов мальчишка или все-таки вспомнишь, что ты офицер Ее Величества… да и она тоже?»

Спохватившись и сообразив, что Мэтьюс внимательно смотрит на него, Александер покачал головой, словно отгоняя надоедливую муху. Гранд-адмирал наверняка не понимал, почему его собеседник медлит с ответом. В конце концов, в настоящий момент Восемнадцатая эскадра находилась в его подчинении, и обращение за согласием к Белой Гавани было простой профессиональной любезностью.

– Прошу прощения, адмирал, – извинился граф. – Боюсь, я мысленно уже приступил к развертыванию флота и позволил себе отвлечься. Насколько я понимаю, леди Харрингтон и ее эскадра и вправду идеально подходят для выполнения вашей задачи. Признаюсь, я весьма заинтересован в ее возвращении до завершения формирования моего флота. Хотя ее мантикорский чин относительно невысок, я отвожу ей важную роль в координации и развертывании сил прикрытия, что, кстати, позволит мне наилучшим образом использовать положение, занимаемое ею на грейсонской службе. Однако со всем этим мы успеем разобраться по возвращении эскадры. Благодарю вас за то, что вы сочли нужным информировать меня о своих намерениях: никаких возражений я, разумеется, не имею.

– Спасибо, милорд, – сказал Мэтьюс, вставая из-за стола.

Он проводил Александера к выходу, пожал ему руку, лично открыл перед высоким гостем дверь и уже на пороге с натянутой улыбкой добавил:

– Признаюсь, я счел необходимым обсудить с вами этот вопрос, поскольку, забирая у вас леди Харрингтон, чувствую себя немного виноватым. По-настоящему хороших офицеров недостает на любом флоте, а уж когда удается заполучить такого, как она… – Мэтьюс пожал плечами. – Любой адмирал, которого я знаю, был бы рад прибрать ее к рукам.

– Это точно, сэр, – согласился Александер вслух, заметив, однако, про себя, что ко времени ее возвращения этому «любому адмиралу» следует разобраться со своими чувствами и, пока дело касается Хонор Харрингтон, руки ему лучше держать в карманах.