Драпали, понятное дело, со всех ног — по тёмному, безлюдному в столь поздний час яблоневому саду, что тянулся за трактиром до самого Бездонья. Впереди, задавая небывало отчаянный для таких седых лет темп, зайцем петлял меж деревьев Безумный Проповедник, края его долгополого серого армяка трепыхались и хлопали по ногам в ночной тишине, словно крылья неведомой птицы Сразу за ним не отставали Благуша с Минутой, а следом, высоко вскидывая ноги в мягких яловых сапогах, азартно нёсся Воха Василиск, силясь разглядеть что-либо в темноте вытаращенными от напряжения глазами.

«Как некстати», — озабоченно подумала на бегу Минута о Вохе. Только барда им для полного счастья и не хватало. Собственно, ничего такого она против него не имела, но лишний свидетель дедовой тайны ей был не надобен. А вдруг дед снова заартачится? И отшивать как-то неловко — можно сказать, из-за них же бард и пострадал, даже балабойкой любимой пожертвовал! Как же тут прогонишь, разве что совести совсем нет… А надо бы ему бежать в саму весь и будить стражу в караулке, да поднимать жителей против наглых бандюков, чтобы те на своей шкуре узнали, почему весь эта называется Утренние Слёзы, но… попробуй тут объяснить. Не время и не место для объяснений.

Мешок с нехитрыми припасами, который она заранее собрала в дорогу для предполагаемого путешествия, тяжко оттягивал ей плечо. А дед впереди чесал — хоть бы что, хотя его сидор был на взгляд раза в три больше. Сразу видно, что давно привык дед в скитаниях всё своё носить с собой, так что и не в тягость ему, да и здоровенный сам, дед-то, не ей чета. Тут Благуша, словно услышав её мысли, подхватил котомку за ремень и перекинул на своё плечо.

Минута и не думала сопротивляться. Зато как же ей сразу стало легко поспевать вместе со всеми! И как она была благодарна славу! «Но мог бы и раньше догадаться», — совершенно по-женски — невпопад — тут же подумала она. Впрочем, видно было, что с непривычки Благуша тоже уже запыхался от бега — на кону, понятное дело, ему разве что малолетних спиралей гонять приходилось, да и то редко, где уж тут привычку иметь?

Они и дальше мчались бы молча, ежели бы у Вохи Василиска, бежавшего порожняком, но сопевшего и топавшего почему-то громче всех, первым-то язык и не развязался:

— Куда бежим-то, дедуля?

— К Бездонью, сынуля! — в том же ёрническом духе ответил Вохе Проповедник, не оборачиваясь и не снижая скорости.

— А на кой ляд нам Бездонье? — Этот вопрос задал уже Благуша, вопрос, который Минута ожидала, ведь толком она ему ещё ничего и не рассказала.

— Девице я твоей обещал помочь в её изысканиях, скатертью дорога, — проворчал дед.

— Ну и?

— Он покажет, как на ту сторону, в соседний домен, можно и без Раздрай-Моста переправиться, так, дедушко? — досадливо вступилась Минута, которой при Вохе не особенно-то и хотелось распространяться на эту тему, да нельзя было упускать инициативу, чтобы дед чего лишнего не наговорил. Нет, точно елс этого барда с ними потащил!

— Так, девица, так, дорога скатертью, — отозвался дед. — А заодно и от лихоимцев избавитесь, что к вам причепились, как репейник к пёсьему хвосту.

— Это кто же здесь пёсий хвост? — обиделся вдруг Воха Василиск, похоже не расслышавший разговор толком.

«Ты, кто же ещё, — с нехарактерным для неё раздражением подумала девица. — Пёсий хвост и есть!» Но тут же мысленно смутилась — как бы там ни было, но Воха Василиск и его песни ей всегда нравились, она была его давней поклонницей. В другой ситуации она была бы и рада такой оказии, чтобы познакомиться с бардом поближе, пообщаться, о жизни его интересной расспросить. Но не сейчас, ох не сейчас…

Не снижая ходу, Проповедник поднырнул под оказавшуюся прямо на пути низко нависшую ветку яблони Минута ловко повторила рискованный манёвр, Благуша тоже успел пригнуться, а Вохе, судя по его воплю, повезло меньше — бард с разбега приложился лбом. С потревоженного дерева на макушки и плечи незадачливых беглецов осыпался дождь крупных ядрёных яблок, добавив охов и вскриков. Оглянувшись, Минута прыснула в кулачок. Да уж, бег по ночному саду таил в себе немалые опасности. Хорошо хоть земля была ровной, без рытвин, да звёзды с небес хоть немного освещали путь.

Они дунули дальше, стараясь не упускать Проповедника из виду.

— Погоди, как это на ту сторону да без Раздрая? — только теперь дошло вдруг до Благуши. — Это что же, прямо в Рось, через Бездонье? Ух ты, оторви и выбрось! Это сколько ж бабок можно сэкономить на стражниках-раздрайниках!

— Не отставай, Благуша, потом о бабках думать будешь! — поторопила Минута.

— Вот-вот, бандюки-то вас ждать не будут, — добавил дед.

— Да ты никак заядлый торгаш, парень, — хмыкнул сзади неунывающий Воха Василиск, звучно хрупая невесть когда подобранным яблоком.

— Точно, Воха, торгаш и есть, оторви и выбрось! — судя по довольному голосу слава, тот явно был польщён, что бард вот так с ходу определил его ремесло. — Кстати, а ты-то с чего с нами увязался?

— А я почём знаю! Все бегут, вот и я побежал!

— Понятно, жить будем плохо, но зато недолго…

— Это ты о чём, слав?

— Да вот огребешь теперь столько же, сколько и мы, ежели бандюки догонят, дудачина ты этакий!

— Переправа, переправа, Бездна слева, Бездна справа… — дурным голосом вдруг завопил Воха Василиск, словно без балабойки разом утратил всю свою напевность. От неожиданности Минута тоненько ойкнула и чуть не вписалась в спину Безумного Проповедника, который как раз в этот момент почему-то решил остановиться.

— Да тише, тише ты, чего бандюков наводишь! — рассерженным шёпотом осадила Минута чересчур беспечного барда.

— Эх, оторви и выбрось, балабойки на тебя не хватает, право!

— И не напоминай, слав, как сердце-то кровью обливается! Чтоб тем бандюкам пусто было! Чтоб им век воли не видать! Чтоб им бешеный камил попался! Чтоб они в Бездонье навернулись! Чтоб… — От избытка чувств Воха аж поперхнулся.

— Таким ором он их скорее распугает, скатертью дорога, чем наведёт, — хмыкнул дед.

Они сбились в тесную кучку и прислушались. Сердечко девицы билось как заполошное, несмотря на былые тренировки в Храме, но дыхание её было неприметным — в отличие от остальных, сопевших, как лесные ведмеди, и громче всех, понятное дело, старался Воха Василиск. Сперва кругом было вроде как тихо, где-то тренькали ночные птицы, шлёпались на землю созревшие плоды с близстоящих яблонь, да ночные жабы выводили переливчатые рулады, приглушённые расстоянием.

Неужто оторвались?

Минута смахнула карманным платочком испарину с лица, повернулась к своим спутникам и… и замерла. Невдалеке послышался какой-то шум. И этот шум быстро приближался в их сторону, перерастая в злой и нетерпеливый топот многих ног. А вскоре до ушей донеслись и знакомые, хотя и едва слышные пока, матюгальники бандюков, исполненные ярости.

Девица порывисто вздохнула — не убежали! Вот незадача!

— Оторви и выбрось, да ведь это бандюки за нами ломятся, — выразил Благуша общую мысль. Минута резко обернулась к Проповеднику:

— Дедуля, куда нам теперь? Бандюки вот-вот будут здесь! Мы не заблудились?

— А мы уже на месте, скатертью дорога, — заявил ей дед, махнув рукой. — Разве не видишь? Вот оно, Бездонье.

— Как? Где? — воскликнул Воха, недоумённо озираясь. — Эх, страсть как люблю приключения! — После чего достал из-за пазухи ещё одно яблоко и смачно захрустел откусанной половиной.

— Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы оно не вешалось, — насмешливо прокомментировал Благуша.

— От торгаша и слышу! — не остался в долгу Воха Василиск, догрызая яблоко и тут же доставая следующее.

— Ты когда успел яблок-то набрать? — удивился слав, только сейчас приметив, что рубашка у Вохи на животе довольно сильно оттопыривается.

— А чего их набирать, хрум, на бегу сами в руки лезли, — беспечно пояснил Воха. — Так что там с нашими приключениями? Хрум-хрум.

— Не те это приключения, паря, которым следует радоваться, — почему-то горько вздохнул Проповедник.

— Не ворчи, дед, хрум-хрум-хрум, прорвёмся!

Минута уже разглядела то, о чём сказал дедок. И впрямь! Всего в десяти шагах позади него, сразу за веховым олдем, только сейчас попавшимся ей на глаза, Край домена обрывался в неизведанную беспредельную пустоту, испокон веков отделявшую домены Универсума друг от дружки.

— Показывай уж, дедуля, что нам делать, чего время тянуть, — поторопил Благуша. — А то мы этих приключениев, оторви и выбрось, сейчас огребем по самую макушку.

— И вправду, дедушка, пора? — согласно подхватила Минута.

— Ну что ж. — Безумный Проповедник окинул путешественников неожиданно строгим взглядом. — Видно, так тому и быть! Видно, на то воля Неведомых Предков… Идите за мной, скатертью дорога.

И направился прямиком к олдю, который при более внимательном рассмотрении показался девице каким-то странным — во-первых, этот истукан не светил своими глазами-указателями, потому-то девица его и не разглядела сразу, во-вторых, он оказался более приземистым, чем обычный. К тому же оба лика его, которым было положено смотреть в противоположные стороны, почему-то пялились в сторону Бездонья, словно узрели там что-то настолько интересное, что даже камень не смог сдержать любопытства.

— Диво-то какое, обертон те по ушам, — ахнул Воха Василиск, на миг даже забыв про свои яблоки, к которым, судя по неуёмному поглощению, был весьма неравнодушен. — Это кто ж ему, бедняге, обе морды вместе своротил?

Но Минуте было не до шуток. Она внимательно следила за действиями Проповедника, уже подступившего вплотную к истукану, стараясь ничего не упустить, чтобы в отчёт перед Бовой Конструктором не вкралось никаких неясностей.

— Эх паря, паря, — с какой-то странной грустью сказал Безумный Проповедник непонятно кому и вдруг с размаха шлёпнул по одному из каменных лбов ладонью. В то же мгновение олдь полыхнул, как небесное зерцало, — прямо изнутри камня во все стороны ударил яркий свет и окутал его сияющим коконом, полностью повторившим прежние очертания! Казалось, олдь вдруг раздался ввысь и вширь, умножившись вдвое, но теперь словно состоял из одного света.

А в ответ ему так же ярко и весело засиял олдь по ту сторону Бездонья.

Минута даже замерла от восторга. Такое она видела впервые. Дивно-то как сиял олдь! А темнота вокруг него, напротив, казалось, сгустилась ещё более, так что даже смутные силуэты яблонь пропали из её глаз.

— Ух ты, оторви и выбрось! — восхищённо вырвалось у слава. — А теперь что?

— Буян, Ухмыл, слева заходьте! — хлестнул вдруг из темноты, совсем рядом, яростный крик ватамана Рыжих, разом заглушив все прочие звуки. — Жила, Скалец, отрезайте справа! Прижимайте их к Бездонью, никуда им уже не деться!

Но звучно возвысившийся бас Проповедника — как давеча на проповеди в трактире — легко перекрыл вопли бандюков.

— А теперь — за мной, отроки мои! — скомандовал он и тяжко, словно к ногам у него были привязаны пудовые гири, шагнул в окружавший олдя световой круг.

Шагнул — и исчез.