Часть первая
ЗАЛОЖНИКИ ГЛУБИН

«По мнению Теда Соренсена, хотя формально блокада Кубы является актом войны, она представляется более ограниченной, низшего разряда военной акцией, чем воздушный удар. В то же время морское столкновение в Карибском море, непосредственно у наших берегов, было бы наиболее благоприятной военной конфронтацией, какую могли иметь США, если бы она стала необходимой…»

Глеб Гордин выключил магнитофон. Записанная накануне радиопередача из Майами умолкла, тараторящий по-английски диктор захлебнулся на полуслове. Замполит, капитан-лейтенант Чернавский, неодобрительно покачал головой. В глубине души ему претило прослушивание американских радиостанций, хотя такова была прямая директива Москвы, имеющая целью создать все условия для выполнения предстоящего задания.

Новейший секретный подводный атомный ракетоносец «Знамя Октября» (надводное водоизмещение — семь тысяч тонн, максимальная глубина погружения — шестьсот метров, максимальная скорость хода — сорок пять узлов) бесшумно двигался в темных атлантических водах в ста пятидесяти километрах северо-западнее острова Сан-Сальвадор. Сейчас в его четвертом (ракетном) отсеке, способном вместить неотвратимую смерть, эквивалентную тридцати Хиросимам, не было ядерного оружия. Подводный корабль вышел из Мурманска-150 не на боевое дежурство. Он вез электронное оборудование для стартовых установок монтируемых на Кубе советских атомных ракет, способных быстро и эффективно поражать объекты на территории США. Без этой электроники радиоактивные монстры были мертвы, без нее они — просто стальные трубы, бесполезные и беспомощные.

Кроме командира корабля, капитана 1-го ранга Глеба Игнатьевича Гордина, и замполита в центральном посту находился только боцман, сидевший за рукоятками рулей. Напряжение не покидало людей с тех пор, как субмарина оказалась вблизи американских берегов. Чернавский покосился на Гордина, и снова смутное беспокойство охватило его… Нет, он был далек от подозрений — человеку, которого есть в чем подозревать, никогда не доверили бы командование таким кораблем, как «Знамя Октября», да и вообще никаким кораблем. Гордин безупречен, и все же… Химик-дозиметрист именно из команды Гордина однажды вслух высказал сомнение в построении коммунизма в СССР к восьмидесятым годам, за что схлопотал строгий выговор с занесением в учетную карточку. И это гординский инженер-механик нагло ответил очередному проверяющему на вопрос: «Кто такой Хрущев?» — «Министр сельского хозяйства». — «Почему вы так думаете?» — «А он все время говорит о кукурузе…» Скандал был страшный. Потом инженер-механик оправдывался перед Гординым и Чернавским: «А что же он меня за дурака принимает? Пускай не задает глупых вопросов!» Тем не менее тот случай, еще долго служил поводом для обсуждений на партсобраниях различного уровня.

Чернавский знал, что среди офицеров в армии и особенно на флоте довольно распространено мнение, что служить нужно России, а коммунизм и коммунисты… Что ж, поживем — увидим. И хотя он не мог определенно ответить себе на вопрос, относится ли Гордин к этой категории офицеров, инстинктивно оставался настороже. И потом, возраст Гордина… Слишком уж молод.

Размышления Чернавского о командире прервал доклад из акустической рубки:

— Центральный, акустик. Десять двадцать четыре. Цель номер двенадцать, пеленг сто два градуса.

— Классифицировать цель, — приказал командир. Полторы минуты спустя динамик ожил снова.

— Классифицирован контакт, цель номер двенадцать. Надводный корабль под турбиной, число оборотов винта — двести. Характер сигнала указывает на сухогруз типа «Одесса».

— Это они, — сказал Чернавский.

Гордин едва заметно кивнул и отдал приказ:

— Всплытие на подперископную глубину. Удифферентовать подводную лодку на ходу четыре узла с дифферентом пять градусов на корму.

Боцман чуть переместил рулевые рукоятки. Командир БЧ-5, инженер-капитан 3-го ранга Каштанов, доложил по трансляции:

— Товарищ командир, подводная лодка удифферентована на ходу четыре узла с дифферентом пять градусов на корму.

— Продуть главный балласт, кроме средней. Сжатый воздух под высоким давлением устремился в балластные цистерны. Когда исполинское тело субмарины поднялось к поверхности океана и застыло на глубине пятнадцати метров, Гордин распорядился:

— Поднять перископ. Выдвижные системы наверх. Стальные щупальца выдвижных систем вырвались на воздух из объятий океана.

— Осмотреть горизонт радиолокацией в режиме «Одно-обзор».

Гордин приник к окулярам перископа. Советский сухогруз находился совсем неподалеку, а доклад из радиолокационной рубки уточнил направление и расстояние. Вслед за тем радисты зафиксировали кодовый сигнал.

— Они, — с облегчением подтвердил Гордин. — Всплываем! Продуть среднюю.

Рубка субмарины с шумом вознеслась над волнами.

— Идем встречать, — промолвил Гордин.

Он был как натянутая струна, но попытался улыбнуться… Это ему плохо удалось.

Командир и замполит покинули центральный пост, поднялись по вертикальному трапу. Гордин развернул кремальеру и отдраил верхний рубочный люк. Перепад воздушного давления, как всегда в момент открытия люка, ударил по барабанным перепонкам. Гордин сглотнул. Вслед за ним на мостик выбрался Чернавский.

С борта сухогруза взлетел военный вертолет. На малой высоте он направлялся к подводной лодке. Собственно говоря, затея с сухогрузом не нравилась контрадмиралу Безродному, она противоречила флотским традициям. Но если бы американцы обнаружили советский флагман здесь, чуть ли не на траверзе острова Сан-Сальвадор…

Вертолет завис над рубкой. Гордин подхватил сброшенный трап, укрепил. Один за другим на мостик субмарины спустились трое — Гордину были знакомы контр-адмирал Безродный и начальник штаба дивизии капитан 1-го ранга Удалов. Третий, несмотря на цивильную одежду, выглядел высокопоставленным службистом.

Вертолет тут же лег на обратный курс, и пять офицеров, не тратя времени на лишние разговоры, перебрались в недра подводного атомохода.

— Товарищ Чернявский проводит вас в кают-компанию, товарищи, — произнес Гордин, — я должен командовать погружение и присоединюсь к вам через пять минут.

Кают-компания «Знамени Октября», хотя и значительно превосходила по размерам аналогичные помещения на старых дизельных лодках, была все же тесновата. Контр-адмирал сел справа от пока пустующего командирского стула, Удалов слева. По нерушимому флотскому закону место командира священно и неприкосновенно, занять его не может никто. Даже контр-адмирал.

В кают-компанию вошел Гордин.

— Товарищ капитан 1-го ранга, — сказал Безродный и кивнул в сторону незнакомого офицера, — представляю вам генерала Малышева.

И все. Ни места службы, ни занимаемой должности. Просто генерал, вот так. Но Глеб Гордин не был настолько наивен, чтобы не разглядеть под гражданским пиджаком погоны КГБ…

— Времени очень мало, — продолжал контр-адмирал, — поэтому я сразу перейду к делу. Не мне вам говорить, как важно доставить на Кубу ваш груз. Да, может статься, не сегодня-завтра лидеры держав найдут общий язык. Но нас, военных, это не касается. Сейчас судьба мира висит на волоске. Если американские империалисты рискнут-таки на безумие и развяжут войну, крайне важно, чтобы то ракетное оружие, которое мы успели разместить на Кубе, могло стрелять. Это непременное условие победы, товарищи. И советское правительство вручает вам, товарищ Гордин, ключи от этой победы. Вы обязаны прорваться в Гавану, точнее в Матансас, на военно-морскую базу «Че Гевара»…

— Но как? — Гордин недоуменно посмотрел на контр-адмирала. — Карибский бассейн плотно блокирован 2-м флотом США. Там и камбала не проскочит, не то что наша субмарина.

Безродный многозначительно помолчал, потом жестом предоставил слово генералу Малышеву. Тот расстегнул пиджак, вынул из внутреннего кармана компактный планшет, достал оттуда карту и расстелил ее на столе.

— Посмотрите сюда, товарищ капитан. Здесь и здесь действительно не пройти… А если вот здесь?

Гордин почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове:

— Между островом Андрюс и Нью-Провиденсом, мимо базы Ки-Уэст… В американских территориальных водах?! Да вы отдаете себе отчет в том, что это значит, товарищ генерал? Это война!

Генерал выдавил сухую улыбку и заговорил с Гординым терпеливо, как няня с младенцем:

— Не спешите, товарищ капитан. Как вы видите на карте, большая часть пути будет пролегать в нейтральных водах. Вам лишь дважды, на незначительных участках, придется пересечь американскую акваторию. На входе, здесь… И на выходе, здесь. Согласитесь, шанс на то, что американцы засекут вас, очень невелик. Что до плавания в нейтральных водах, оно не противоречит международному морскому праву. Да и кому вас засекать? В Ки-Уэсте не осталось ни одного серьезного боевого корабля. Весь 2-й флот оттянут в Карибское море… А вы пройдете Флоридским проливом, под носом у дяди Сэма.

Гордин помедлил с ответом. В его мозгу метались только два слова: «сумасшествие» и «авантюра», но не мог же он высказать их в присутствии контр-адмирала и начальника штаба дивизии! (Кагэбэшник в счет не идет, флот перед ними никогда не гнулся.)

Наконец он осторожно сказал:

— Товарищи, как командир этого корабля я обязан изложить свою точку зрения.

Генерал Малышев собрался было возразить, но контр-адмирал метнул на него быстрый взгляд и благосклонно наклонил голову.

— Представьте себе, товарищи, — внятно и внушительно произнес Гордин, — что произойдет, когда американцы обнаружат мой корабль — атомный ракетоносец! — в своих территориальных водах! Они однозначно воспримут это как объявление войны и не станут тянуть с первым ударом. Но если даже войны в этом случае удастся избежать… Они будут иметь полное право задержать «Знамя Октября», и все наши новейшие секреты окажутся в их руках.

Гордин умолк. Теперь не сразу ответил Безродный, а когда пауза закончилась, в голосе контр-адмирала Гордин с удивлением уловил едва ли не печаль.

— Мы были вынуждены выслушать вас, — рука контр-адмирала легла на карту, — чтобы убедиться: ситуация понятна вам до конца, как понятна и мера возлагаемой на вас ответственности. Но об отмене операции не может быть и речи. Она утверждена на самом верху, документы подписаны лично Никитой Сергеевичем. Партия и правительство рассчитывают на вас, как на офицера и коммуниста, товарищ Гордин. — Он посмотрел на часы. — И еще… Письменного приказа вы не получите. — Контр-адмирал встал из-за стола. — Командуйте всплытие, — добавил он. — Вертолет должен забрать нас через пятнадцать минут.

По дороге в центральный пост Гордин, похоже, впервые за свою карьеру морского офицера испытал незнакомое ему чувство: ужас. «Мой корабль, — думал он, — мой корабль. Неужели моему кораблю суждено стать детонатором мировой ядерной войны?!»