Триста среднесистемных часов спустя транспортные челноки «Призрака» совершили посадку в базальтовой долине, а с вершины скалы, откуда Арк обращался к своему народу с воодушевляющей речью, наблюдали за разгрузкой Торнблад и Дорман. Челноки доставили на Хэйтрос восемь бронированных боевых машин, десять станнеров и пятьсот десантников. Торнблад считал, что этих сил будет достаточно для завоевания Арктада и окрестных селений, а дальнейшая экспансия планировалась с участием обращенных и обученных людей Тоа.

— Дикари, конечно, попрятались, — сказал Торнблад, разглядывая в оптический преобразователь убогие хижины деревни, — но они… А это что такое? Они вооружены?

Он заметил характерную вспышку за стеной громадных деревьев. Нет, люди Тоа и не думали нарушать строжайший запрет Арка на преждевременную стрельбу, но к одному из воинов подкрался гворг. В рукопашной схватке произошел случайный выстрел…

— И никто не знал об этом, Дорман!

— Да, полнейший сюрприз, ваше сиятельство…

— Кто-то помог дикарям… И этот кто-то может иметь в арсенале не только бэнгеры.

Генерал не ответил, но весь его вид служил живой иллюстрацией приблизительно к такому укоризненному высказыванию: «Вы пренебрегли моим мнением, ваше сиятельство, а ведь я советовал вам не трогать Хэйтрос, и вот теперь…»

— Тем лучше! — воскликнул Торнблад, вполне оценив безмолвный упрек генерала. — По крайней мере, здесь не будет скучно. Идите вниз, Дорман, сделайте сообщение. Возможно, это один бэнгер у одного дикаря, кем-то тут забытый, и больше у них оружия нет, хотя едва ли.

Опираясь на выступы скалы, Дорман поспешно спустился и побежал к боевой машине генерала Корна. Следовало не просто довести обстановку до всеобщего сведения, а быстро и грамотно выработать с Корном новую тактику.

— Тем лучше, — повторил Торнблад для себя, — тем интереснее.

Он не ожидал отклика, потому что рядом никого не было. Но отклик прозвучал ВНУТРИ его сознания — так личность Джеймса Моддарда впервые напрямую обратилась к личности Торнблада Разрушителя. Это произошло не без вмешательства Рэнди с наблюдательного пункта, оборудованного в тройной развилке гигантского дерева метрах в тридцати над землей…

— Мне неинтересны твои войны, Торнблад.

— Я рад, что ты говоришь со мной, — ответил Торнблад мысленно, — и огорчен твоими словами. Наши разумы различны, но чувства у нас одни. Разве не испытываешь ты, как и я, высокой гордости и восхитительного трепета побед, будоражащей ностальгии по новым победам?

— Разум и чувства неразделимы. Эмоции, о которых ты сказал, не чужды мне. Но я землянин, и все, что я чувствую, связано с Землей.

— Так что же? Мы вернемся туда вместе.

— Я не хочу возвращаться так, как ты этого хочешь, Торнблад. Я хочу вернуться на МОЮ Землю, на планету, принадлежащую людям.

— На ТВОЮ Землю? А что там хорошего, на ТВОЕЙ Земле? Быть может, любовь? О, я знаю о ней кое-что, не из личного опыта, конечно. Любовь — внешнее обстоятельство, которое должно что-то означать и определять, служить оболочкой или оберткой для искомого лакомства. Покоя, например, гармонии. Или бегства от одиночества. Словом, любой ипостаси эгоизма. Да, любовь — эффективный наркотик для взыскующего человеческого эго. Но мы, воины Дамеона, не нуждаемся в ней. На Дамеоне нет любви. Нет никакой морали, даже лицемерной. Есть смелость и страх, есть изысканное наслаждение от решения трудной задачи, есть дерзость, унижение врага, торжество и победные гимны. Нас и власть не слишком занимает, власть — только инструмент войны.

— Лишь на какое-то время тебе удалось сделать твой мир и моим тоже… Но это время кончилось, и я ухожу.

— Ты не сможешь! Я сильнее тебя.

— Ты сильнее меня одного. Но я не один здесь. Здесь Тот Кого Ждали.

Что-то дрогнуло, изменилось в воздухе — что-то послушное воле Рэнди Стила. Усилие, которое он сделал, было похоже на памятное ему первое усилие в Лайтвилле, когда он открыл люк — такое же по внутреннему наполнению, но неизмеримо более опустошающее. Фигуру Торнблада внезапно окутало фиолетовое свечение, потом оно приняло форму веретена, вокруг него вращались плоские искристые кольца. Почти невидимый в насыщенности яркого света силуэт киборга разделился на два, и эта вновь возникшая тень Торнблада стала уплотняться. Свет не померк, напротив, он заполыхал еще ярче и в одно мгновение разлетелся по всем направлениям миллионами стремительных лучей, как если бы Торнблад очутился в центре фейерверка. Лучи эти, образовавшие пронизанное ими световое полушарие, похожее на огромный одуванчик, быстро гасли один за другим, словно ветер срывал с цветка семена-парашюты. Когда погас последний луч, Торнблад по-прежнему стоял на скале, не изменив позы. В фиолетовом бездонном мерцании Моддард уходил от него прочь, он уже не был Торнбладом, он снова был Моддардом во плоти, и перед ним лежала смутная дорога, укрытая ковром опавших листьев.

Рэнди присоединился к нему, и оба оглянулись. Моддарду странно было видеть Торнблада извне, гордого и одинокого на вершине скалы… И неподвижного. Торнблад ничего не предпринимал. Ему было ясно, что он проиграл.

И прежде чем Моддард и Рэнди шагнули на дорогу, ведущую назад на Землю сквозь Пространства и Времена, прежде чем Торнблад и Хэйтрос пропали для них в сумраке Небытия, Рэнди Стилу показалось, что воин Дамеона горько усмехнулся.