ГЛАВА 9
Каждый из нас хоть раз попадал в глупую ситуацию, когда сгораешь от стыда из-за острого осознания того, что всему виной собственная безалаберность, а от залившегося краской лица запросто можно раскурить сигарету. От такого не застрахован никто: ни прожженные циники, ни прекраснодушные мечтатели.
Важно другое. Знаете, что обычно делает человек, когда попадает в глупую ситуацию? Все верно — он совершает новую глупость, усугубляя свое и без того нелепое положение.
Всему виной — отсутствие возможности обдумать последствия и вполне понятное желание отыграть все назад.
— Не усугубляйте свое положение, — произнес я, когда в основание затылка уперлись спаренные стволы карманного пистолета.
— Оставь в покое рацию! — вновь потребовал Саймон Мориц.
— Да что с вами такое?! — вспылил я. — Мне надо предупредить начальство о готовящемся взрыве! Сейчас не до вас!
— Быстро! — почти выкрикнул тогда задержанный.
Дульные срезы надавили чуть сильнее, послышался едва слышный щелчок взводимых курков.
Шутки кончились. Тупорылая серебряная пуля вышибет мне мозги с той же легкостью, с какой кухарка разбивает яичную скорлупу.
И поэтому я очень медленно потянулся и воткнул микрофон в держатель на приборной панели.
— Так лучше? — спросил у напряженно сопевшего на заднем сиденье Саймона.
— Держите руки, чтобы я их видел! — потребовал задержанный.
— Какая муха вас укусила? — нахмурился я, выполняя распоряжение. — К вам нет никаких претензий. Черт! Да можете даже признание не писать, просто дайте мне поговорить с начальством!
— Не шевелитесь! — послышалось в ответ.
И почти сразу ожила рация:
— Дежурный вызывает сто седьмого!
— Не вздумайте! — предупредил Мориц.
Полной уверенности в том, что в затылок упирается именно пистолет, у меня не было, но стоило только взглянуть в зеркальце заднего вида, и моментально пропало всякое желание действовать, исходя из предположения, будто в руке Саймона зажата обычная зажигалка.
Нет, оружие не отражалось. Отражались глаза. Совершенно безумные глаза. Человек с таким взглядом был способен на любую глупость. Даже на убийство специального комиссара полиции.
— Дежурный вызывает сто седьмого! — вновь прохрипел динамик рации.
— Позвольте мне ответить, — попросил я.
— Не шевелитесь! — приказал Мориц. — Просто не шевелитесь, и никто не пострадает!
— Пострадают люди, — возразил я. — Много людей. Если ничего не предпринять, бомбисты поднимут здание мэрии на воздух. Возможно, они уже там! Надо действовать!
— Руки! Держите руки, чтобы я их видел!
— Вы понимаете, что препятствуете правосудию?
— Не говорите ерунды, комиссар! — поморщился Саймон Мориц. — Просто успокойтесь — и никто не пострадает.
Бред! Это бред!
Кандидат в прокуроры города удерживает на прицеле специального комиссара полиции!
Зачем?! Какая муха его укусила? Чего он желает добиться? Не хочет писать признание и не желает встречаться с мэром? Чушь! Угрожать оружием сотруднику полиции — преступление само по себе. Не будет доказательств? Его слово против моего?
Допустим так. Но почему тогда он не требует освободить его? Почему просто сидит и тянет время?
Мысль эта вызвала у меня смутное беспокойство, я вновь глянул в зеркальце заднего вида и вытащил из кармана ключи от наручников.
— Руки! — запоздало всполошился Саймон.
— Успокойтесь! — поморщился я, продемонстрировал ему кольцо с ключиками, а потом кистевым броском зашвырнул их на заднее сиденье. — Убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое!
— Что?
— Раз вы не убийца, вы мне больше неинтересны. Появились более важные дела, — честно ответил я, с тоской глядя на прохрипевшую очередной вызов рацию.
— Это какой-то трюк? — заподозрил неладное Мориц.
— Никаких трюков.
Саймон замолчал. Он явно прикидывал, каким образом отомкнуть браслет на левой руке, не выпуская пистолета из правой, и варианты, судя по всему, ему категорически не нравились. Пришлось его поторопить.
— Если вернется сержант, ситуация выйдет из-под контроля. Обвинения в препятствии правосудию тогда не избежать. И ради чего это все?
— Перебирайтесь за руль! — приказал тогда Саймон.
— И что дальше?
— А дальше уедем отсюда!
— Куда?
— Куда угодно! Быстро!
Я хотел было покачать головой, но вспомнил о приставленном к затылку пистолете и делать этого не стал.
— Плохая идея, — предупредил я Морица. — Единственное, чего вы этим добьетесь, так это взорванного движка. У меня талант, не забывайте об этом.
— Дьявол! — выругался задержанный.
— Из-за вас могут погибнуть люди, — вновь воззвал я к его разуму. — Мне надо срочно передать информацию…
— Да заткнитесь вы! Заткнитесь!
— И что вы будете делать, когда вернется сержант? Он не будет пить кофе вечно.
— Застрелю вас обоих!
Я нахмурился. Пусть даже это заявление — пустое бахвальство, но поведение господина Морица категорически не укладывалось ни в какие рамки.
Он вел себя неправильно.
И сколько ни ломал я голову, никакого логичного объяснения этому не находил.
— Убийство полицейского еще никому с рук не сходило, — напомнил я тогда.
— Перестаньте! — рявкнул Саймон.
— Вы рискуете…
— Да, я рискую! — перебил меня задержанный. — Но я рискну!
В очередной раз спрашивать, что с ним такое, я не стал. Хмыкнул и предложил:
— Тогда садитесь за руль сами. Не хочу, чтобы началась стрельба. Вам и самому в этом случае не поздоровится.
В ответ лязгнули наручники, и Саймон обреченно протянул:
— Дьявол! — Он шумно задышал, затем потребовал: — Ваш револьвер!
— Что, простите?
— Ваше оружие! Киньте его сюда! Немедленно!
Я двумя пальцами вытащил из кобуры табельный револьвер и бросил его на заднее сиденье. За пояс оставалось заткнутым оружие охранника, но воспользоваться им пока не было никакой возможности. Да и зачем?
Что я говорил о человеке, попавшем в глупую ситуацию?
Именно так. Господин Мориц решил избавиться от наручников.
Левой, прикованной к дверце рукой до ключиков дотянуться у него не получилось, поэтому он рискнул подцепить кольцо кончиками пальцев руки правой. Глаз Саймон с меня при этом не спускал, двуствольный пистолет продолжал удерживать направленным в спинку пассажирского сиденья.
«И дальше что?» — безмолвно поинтересовался я, напряженно глядя в зеркало заднего вида, а когда Мориц наконец свел руки вместе, кивнул на боковое стекло:
— Сержант возвращается!
Взгляд задержанного метнулся в сторону, в тот же миг я крутнулся на месте, оттолкнулся ногами и резко протиснулся меж спинок передних сидений. Правой пятерней перехватил вновь вильнувший в мою сторону пистолет, левой ладонью ударил сверху по сгибу локтя. С силой надавил, и Саймон едва успел отдернуть голову от задравшихся вверх стволов.
Выпустить оружие ему помешала моя хватка, а потом я просунул указательный палец в тесную предохранительную скобу, и спусковой крючок полностью выбрал свободный ход, отведенный назад сразу двумя пальцами: моим и своего незадачливого хозяина. С учетом того, что дульные срезы к этому моменту упирались под челюсть Морица, тот даже дышать перестал.
И все бы ничего, но я и сам боялся лишний раз пошевелиться, поскольку бедра застряли между спинками передних сидений. Так и висел.
Патовая ситуация? Черта с два!
Если что, не мои мозги по салону разлетятся!
И Саймон Мориц прекрасно это осознавал.
— Отпустите! — прошептал он.
— Черта с два! — столь же тихо озвучил я бившуюся в голове мысль.
— Я все подпишу!
— Подпишешь, — облизнул я пересохшие губы, во все глаза разглядывая торчавшие из наших ладоней стволы.
Черненые стволы с затейливой золотой гравировкой.
«Пистолет. Гравировка. Эксклюзив», — всплыли в голове три слова.
Убитый ювелир утверждал, будто в прошлый раз продал мне единственную пару пистолетов и больше таких нигде не достать. Скорее всего так оно и было, ведь единственным случаем применения подобного оружия был вчерашний налет на ювелирный салон «Двадцать четыре карата». И между тем — вот он, еще один пистолет в руке добропорядочного гражданина.
От старика избавились поставщики, и они же, судя по косвенным уликам, причастны к убийству в пакгаузах неизвестного, которого опустили головой в Вечность. А ведь подобным образом действовали бомбисты на заброшенной станции подземки.
И Саймон Мориц…
Саймон Мориц начал проявлять активность, когда я собрался предупредить дежурного о готовящемся взрыве! Взрыве мэрии!
— Отпустите! — вновь просипел задержанный.
— Отпущу, — пообещал я, — и отведу к мэру. Или пристрелю прямо здесь. Еще не решил.
— Что вы несете? — выдохнул Саймон. — Вы с ума сошли!
— Откуда у вас этот пистолет?
— Не ваше дело!
— Мое.
— Я дам все необходимые объяснения вашему руководству!
— Никакого руководства! — отрезал я. — Что вам известно о подрыве мэрии?
Саймон Мориц в изумлении округлил глаза.
— Что за чушь вы несете, комиссар? Одумайтесь!
— Вы жутко не хотели идти туда. Не дали мне сообщить о бомбистах. Тянули время, — перечислил я и высказал вполне логичное в этой ситуации предположение: — Так понимаю, взрыв произойдет во время заседания городского совета?
— Чушь!
— Как вы связаны с бомбистами?
— Вы бредите!
Спина затекла, ноги сводило судорогой, но любое неосторожное движение было чревато серьезными неприятностями. Например, дыркой в голове важного свидетеля.
— Десять минут, — произнес я. — У вас есть десять минут, чтобы мне все рассказать. Потому что через четверть часа откроется заседание совета, и я не стану рисковать.
— И что же вы сделаете?
— Вопрос не в том, что сделаю я. Подумайте, что сделаете вы. Ведь это к вашей голове приставлен пистолет, не так ли? И чей палец на спусковом крючке? Мой? Вовсе нет. Ваш.
— Что?.. — осекся Саймон. — Что вы имеете в виду?
— Вы теряете время.
— Никто не поверит в мое самоубийство!
— У вас остается девять минут. Возможно, даже меньше. Не уверен, что так долго смогу продержаться в подобном положении. У меня уже начинает сводить руку. Подумайте об этом. Мой указательный палец дрожит все сильнее…
Саймон Мориц шумно выдохнул, облизнул губы и заявил:
— Вы не понимаете, что творите!
— Восемь минут.
По лицу Саймона покатились крупные капли пота, какое-то время он шумно дышал, раздувая ноздри, затем попросил:
— Стойте!
— Слушаю вас.
— Не лезьте в это дело, комиссар. Просто дайте всему идти своим чередом.
— Дать взорвать мэрию?
— Да там все прогнило насквозь! — не выдержал Мориц. — Это не мэрия, это раковая опухоль, убивающая город! По доброй воле они никогда не расстанутся с властью! Никогда не дадут ничего изменить! С ними мы так и продолжим катиться в пропасть, понимаете вы это? А я все изменю! Мне только нужен шанс!
— Шанс на что?
— Комиссар! В случае досрочных выборов, по-вашему, кто-то станет мэром? Я!
— Вот зачем все эти плакаты! — догадался я. — Для выборов прокурора такой размах лишен всякого смысла…
— У меня просто не будет конкурентов! — заявил Саймон. — Я могу вытащить этот город из помойной ямы, в которой он находится сейчас! Я — могу!
Я оперся левым локтем на заднее сиденье и усмехнулся:
— Ну да, конечно.
— Вы циник, комиссар? Я наводил о вас справки, вы не лишены честолюбия. Самый молодой специальный комиссар! Так подумайте о себе. Место шефа полиции не обещаю, но одного из замов — почему нет? Или станете начальником департамента охраны мэрии! Агентство Лазаря Гота вскоре изрядно подмочит свою репутацию. А ваш друг Алекс Бриг? Разве он откажется стать новым городским прокурором? Это можно устроить!
Саймон Мориц говорил сбивчиво, захлебываясь словами. Он тянул время, и неспроста: если мэрию подорвут во время заседания городского совета, он станет не только фаворитом на неизбежных выборах, но и неприкосновенным для правосудия. Не останется никого способного его осадить, и все можно будет свалить на своих погибших коллег. Гардина, Ланфорда, кого угодно…
— Саймон, — оборвал я словоизвержение собеседника, — расскажите мне о бомбистах.
— Зачем вам это?
— Пять минут.
— Комиссар, вы не слышали меня? — опешил Мориц. — Ради чего вам упускать такой шанс? Ради мифического правосудия?
— Шанс шансу рознь, — тихонько рассмеялся я. — Шанс выбиться в заместители шефа полиции вполне уравновешивается шансом отправиться на каторгу. Я привык взвешивать шансы, прежде чем принимать подобные решения. Бомбисты — кто они? Это ведь не простые наемники!
— Нет, не наемники, — не стал лгать задержанный. — Я не знаю, кто они. Они вышли на меня сами. Предложили сделку, вот и все. Место мэра в обмен на покровительство.
— Как они на вас вышли?
— Ну…
Саймон замялся, но я все уже знал и без его признаний. Добропорядочные обыватели редко ведут дела с преступниками; гангстеры не ходят по домам преуспевающих горожан и не предлагают свои услуги. Все эти лощеные банкиры, богатенькие рантье и пронырливые юристы обычно начинают искать знакомства с опасными подонками сами. Они пытаются решить проблемы, не понимая, что тем самым открывают дверь в совсем другую жизнь.
Жизнь, в которой любовницу влиятельного родственника убивают в доме мэра…
Левая рука окончательно занемела, но принять более удобную позу или перебраться на заднее сиденье не было никакой возможности из-за зажатого пальцами спускового крючка. Поэтому вместо того чтобы выслушивать невнятное блеянье, я высказал свое предположение:
— Дайте угадаю! Искали убийцу, чтобы избавиться от Шарлотты?
— А что мне оставалось делать? — не стал отнекиваться Саймон Мориц. — Брайан поставил под удар нас всех, начав встречаться с этой девчонкой! Да нас бы просто распяли, прознай об этой интрижке газетчики! Когда она стала настаивать на его разводе, у меня просто не выдержали нервы!
— И при чем здесь взрыв мэрии? — задал я наводящий вопрос.
— Об этом поначалу и речи не шло. Один человек взялся решить мою проблему. Дон. Дон Челици. Но ему не нужны были деньги, он работал на кого-то еще. Предложил сделку — они избавляются от девчонки и мэра, а я побеждаю на досрочных выборах и не забываю тех, кто оказал мне эту услугу.
— Но?
— Что-то пошло не так. И они решили свалить все на бомбистов.
— А вы уже не могли им отказать?
— От меня больше ничего не зависело. Я сам был под ударом.
— Каким образом? — спросил я и поторопил собеседника: — Четыре минуты, господин будущий мэр. Остается только четыре минуты, чтобы убедить меня подыграть вам.
— Фотограф, — нехотя признал Саймон Мориц. — Дон опасался, что мэр попытается замести следы, поэтому хотел иметь неоспоримые доказательства его вины. Шарлотте сказали, что у мэра состоится прием, и на нем Брайан объявит об их отношениях. Двое полицейских забрали ее со съемной квартиры и увезли в особняк Ллойда. Там ее и убили. Фотограф сделал снимки, но сначала в особняке случился пожар, а потом тело обнаружилось в морге! Фотограф запаниковал и начал нас шантажировать. Он сказал, что сможет все доказать…
— И от него решили избавиться?
— Да! Но снимки найти не удалось. И тогда Дон предупредил, что Шарлотту сфотографировали на съемной квартире, на фоне киноафиши. Предупредил, что у них есть чем меня прижать. Чтобы не пытался отыграть все назад. А потом он пропал, и появились вы. Я просто запаниковал!
— Кто связывался с вами после исчезновения Дона?
— Был еще какой-то Патрик. Никогда его не видел, только разговаривал по телефону. Номер есть в записной книжке.
Я попытался расслабить затекшую руку, особо в этом не преуспел, вздохнул и спросил:
— Дон, на кого он работал? Он ведь точно был не сам по себе.
— Дон говорил о каком-то Часовщике.
— Что за Часовщик?
— Не знаю. Кто-то серьезный. Дон предупреждал, что Часовщик всегда получает свое. И всегда держит слово. Другого имени у меня нет.
— Досадно.
— Комиссар! — взмолился Саймон Мориц. — Уберите пистолет!
— Это вы его держите.
— Но комиссар! Если я попытаюсь вытащить палец, пистолет может выстрелить! Дайте отвести его в сторону!
— Без гнева и пристрастия, — произнес тогда я.
— Что вы имеете в виду?!
Я ничего не ответил. Просто закрыл глаза.
Хлопнуло не так уж и громко.
В лицо плеснуло теплым, я отпустил безвольно обмякшую руку Саймона, влез обратно на переднее сиденье и носовым платком стер со лба и щек чужую кровь.
Без гнева и пристрастия — и никак иначе.
Саймон Мориц заслужил смертельную инъекцию вечности, но вместо этого уселся бы в кресло мэра. И где здесь справедливость?
Мог я допустить такое?
Вспомнилось, с чего все началось, вспомнилась мертвая девушка на залитом кровью ковре, и ответ возник сам собой. Нет, такого допустить я не мог.
И кстати, ничего еще не кончилось…
Резко распахнулась передняя дверца, в салон с револьвером на изготовку сунулся седой сержант. Он скользнул по мне встревоженным взглядом, глянул на заднее сиденье и чертыхнулся.
Зрелище и в самом деле было неприглядное. Обмякшее тело с простреленной головой, забрызганное кровью стекло, дыра в крыше, ошметки мозгов…
— Что случилось? — хрипло выдохнул сержант.
— Застрелился, — сообщил я и подсказал: — Внизу, под ногами…
Водитель просунул руку за спинку сиденья, нашарил скомканный листок и прочитал:
— «Мне очень жаль…»
Я протянул ему пакет для улик и попросил:
— Сохраните.
Водитель выпрямился, и тогда я быстро забрал с заднего сиденья табельный револьвер и сунул его в кобуру. Затем стянул забрызганный кровью плащ и выбрался из автомобиля.
— Сержант! В здании мэрии находятся бомбисты, охрана либо нейтрализована, либо действует с ними заодно. Встречайте подкрепление, я иду внутрь.
— Но…
— Исполняйте! — коротко бросил я, обошел машину и распахнул багажник. Выдернул из креплений полицейский штуцер, рассовал по карманам брюк пару металлических клипов на два патрона каждый и поспешил к ближайшей телефонной будке.
Обычные люди из рук вон плохо контролируют бег времени. То им кажется, что оно стремительно проносится мимо, то ощущают себя угодившим в смолу муравьем. Скажи им, что до начала заседания городского совета остается пятнадцать минут, и они поверят. Как дети малые…
На самом деле в запасе у меня было не менее получаса, поэтому я не стал играть в сломанный телефон, прося дежурного принять сообщение для главы специального дивизиона, а заскочил в будку и спокойно набрал рабочий номер Навина.
На мое счастье, он оказался на месте.
— Ян! — с ходу выпалил я. — Цель твоих бомбистов — мэрия. Не уверен насчет всех, но часть охраны точно на их стороне. Выезжай, я организую эвакуацию.
Навин попытался что-то спросить, но я уже утопил рычажки и кинул в прорезь очередной четвертак.
— Кай! — обрадовался я, застав газетчика в редакции. — Будет здорово, если ты в течение пяти минут окажешься с фотоаппаратом у мэрии и заглянешь в полицейский автомобиль рядом с цветочной лавкой. А если немного задержишься на месте, то будешь передо мной в неоплатном долгу.
И вновь ответа я дожидаться не стал. Третий звонок был в приемную мэра; я поздоровался с секретаршей градоначальника и попросил пригласить к телефону господина Брига.
— Где тебя черти носят? — зло прошипел Алекс, принимая трубку. — Ты должен был появиться четверть часа назад!
— Слушай меня внимательно и не перебивай, — заявил я. — И не вздумай издавать удивленных возгласов. Понял?
— Что случилось? — враз успокоился медиатор.
— Меня никто не слышит?
— Нет.
— Охрана в приемной есть?
— Нет.
— Ровно через пять минут, не позже и не раньше, выйди в коридор и сорви рычаг пожарной сигнализации. Сделаешь — и беги на выход. Внутри не задерживайся. Ты меня понял?
— Что происходит?
— Сделай это, — потребовал я и выскочил из телефонной будки.
В голове начался обратный отсчет, и в отличие от большинства людей хронометр мне для этого был не нужен…
Первым делом я забежал в цветочную лавку, сунул в лицо продавщице служебный жетон и попросил упаковать штуцер.
— У вас есть две минуты, — предупредил перепуганную девчонку.
Та уложилась в одну. Опыт.
Кинув на прилавок мятую пятерку, я вышел на улицу и приказал караулившему автомобиль водителю:
— Встречай подкрепление. Внутрь не суйтесь, дождитесь прибытия специального дивизиона.
Седой сержант кивнул и зашагал к въезду на площадь; я с убранным в подарочную упаковку штуцером поспешил к мэрии. Взбежал на крыльцо, прошел в вестибюль, и навстречу немедленно выдвинулось сразу трое крепких парней. Серые пиджаки одинаково топорщились на боках, на лицах застыло выражение мрачной сосредоточенности.
— Вы по какому вопросу? — потребовал ответа старший охранник.
— Мне назначено, — спокойно улыбнулся я и кивнул на клерка за стойкой регистрации. — Позволите?
Охранники расступились, и тогда я представился:
— Виктор Грай.
Клерк отыскал в журнале регистрации мою фамилию и кивнул:
— Проходите.
— Одну минуту! — нахмурился старший агент и приказал одному из подчиненных: — Проводи.
— В этом нет необходимости, — попытался отвертеться я от сопровождения.
— Положено! — заявил сотрудник сыскного агентства Лазаря Гота. — Сегодня проходит заседание совета, усилены меры безопасности.
— Как скажете, — пожал я плечами и направился к центральной лестнице, не дожидаясь провожатого. Тот как приклеенный потопал следом.
А в голове у меня — секунды, секунды, секунды…
Будто в песочных часах из одной колбы в другую песчинки сыплются.
Или так оно и есть?
Последняя секунда отпущенных Алексу пяти минут сорвалась и полетела вниз, когда мы поднялись на второй этаж. Теперь все зависело лишь от того, как скоро он отыщет рычаг пожарной сигнализации. Таких было несколько на каждом этаже, а потому…
Вой сирены ударил по натянутым нервам совершенно неожиданно, но я не растерялся, резко развернулся к сбившемуся с шага охраннику и ткнул его в лицо обернутым бумагой штуцером. Приклад угодил по зубам, парень кубарем покатился по ступенькам и распластался на лестничной площадке.
Подобный удар мог выбить дух из кого угодно, но, когда я сбежал к охраннику, тот встрепенулся и поднял ко мне залитое кровью лицо.
Глаза. Поразили его глаза.
Шевельнулось в них нечто столь чуждое, что на миг мне сделалось не по себе и по спине побежали колючие мурашки. Смотрел на меня не человек, на меня смотрела поработившая его тело сущность. Именно поработившая. Охранник не был тронутым; порождение вечности не вступило с ним в симбиоз, а неким противоестественным образом растворило в себе сознание, украло память, а вместе с тем и саму жизнь.
Мне даже стало жаль этого бедолагу…
Но жалость не помешала пнуть его в лицо, навалиться сверху и воткнуть клинок служебного ножа между четвертым и пятым ребрами. Прямо в сердце.
Что голова? Голова — всего лишь вместилище дурных мыслей. Сердце — вот сосредоточение отпущенного человеку времени.
По руке пробежала легкая дрожь, охранник встрепенулся и широко распахнул глаза. На миг его взгляд прояснился, но сразу померк, когда вслед за уничтоженной мною сущностью умер и человек.
Я осторожно высвободил нож, вытер его о пиджак мертвеца и убрал в чехол. В коридоре захлопали двери, сотрудники мэрии без особой спешки потянулись на выход, и мне удалось оттащить тело к стене и выдернуть револьвер охранника из поясной кобуры, прежде чем лестницу заполонила разноголосая толпа.
На револьвер в опущенной руке никто из клерков внимания не обратил, тогда я просто вклинился в общий поток и вместе со всеми спокойно спустился в вестибюль. Там уже скопились чиновники, чьи кабинеты находились на первом этаже, а люди все прибывали и прибывали, поэтому затеряться среди них оказалось даже проще, чем представлялось поначалу.
Высмотреть сотрудников агентства Лазаря Гота труда тоже не составило. Парни в серых костюмах не двигались в унисон с остальными, а замерли на месте, сбитые с толку внештатной ситуацией. Люди обходили их, толкались и ругались, а они даже не догадались запереть входные двери. Больше всего происходящее напоминало иллюстрации из приключенческих книг, где прибой накатывает на окруженные бурунами рифы.
Упускать столь удобную возможность уравнять счет я не стал, сунул трофейный револьвер в карман пиджака, обнажил нож и, когда меня толкнули на охранника, уверенным движением загнал служебный клинок под сердце растерянно озиравшегося парня. Хотя нет — не ему, нужно было уничтожить сущность, а тело просто приняло удар на себя.
Неизбежные потери.
Меня немедленно толкнули в другую сторону, зарезанный охранник свалился кому-то под ноги, и раздался удивленный возглас:
— Человеку плохо!
И сразу многоголосый гомон:
— Человеку плохо! Человеку плохо!
— Человеку плохо! — поддержал я сердобольных чиновников и поспешил дальше, высматривая следующую жертву, но тут все пошло наперекосяк окончательно и бесповоротно.
Из служебного помещения появился Рей Адоманис; он водрузил на стойку пишущую машинку, снял с нее чехол и положил ладонь на рычаг открывшегося взгляду непонятного прибора.
Хотя непонятного ли?
Матовые цилиндры, стеклянные трубки, провода, мощная электрическая батарея…
— С дороги! — рявкнул я, отталкивая с линии стрельбы замешкавшегося клерка, и выхватил из кармана револьвер. Прицелился в вице-президента детективного агентства, выжал спусковой крючок и…
…и кругом расплескалась беспросветная темнота.
Темнота и тишина.
Гулкий удар сердца. На миг в глазах прояснилось, но темнота тотчас навалилась вновь, сбивая с толку и лишая воли. Револьвер в руке дернулся, сущность вырвалась из него бесшумным огненным всполохом и в один миг развеялась, поглощенная заполонившим вестибюль безвременьем.
Сердце замерло, пропустило несколько ударов, потом начало стучать, все убыстряя и убыстряя свой темп, разгоняя отпущенное мне при рождении время и давая возможность утопить спусковой крючок.
Вспышка! Вспышка! Вспышка!
Вспышка! Вспышка!
Ничего!
Я выкинул разряженный револьвер и замер на месте, дожидаясь, пока перестанет накатывать тьма. Тьма и в самом деле вскоре сгинула, а вот воцарившаяся в помещении тишина никуда не делась, и люди продолжали стоять в нелепых позах замерших на полушаге заводных игрушек.
Только кончился у них не завод. У них кончилось время.
Точнее — его выжгла адская машинка, которую привел в действие вице-президент детективного агентства. Мэрию заполонил эрзац безвременья, и во всем вестибюле теперь двигалось лишь четверо: я, Рей Адоманис и двое его подручных.
Двое его подручных, вооруженных барабанными карабинами.
О черт!
Парни, бесстрастные, словно сама смерть, взяли меня на прицел и открыли огонь. Две пули пронзили помещение серебряными светлячками. Одна потемнела и замерла в воздухе, не долетев до меня пары шагов, когда растеряла силы направлявшая ее сущность. Другая угодила в голову случайного чиновника и вышибла из нее брызги крови. Блеснули ярко-алые капли, вмиг посерели и развеялись в прах.
Дожидаться новых выстрелов я не стал и бросился наутек. Безвременье заморозило клерков, превратило их в гротескные фигуры, а взрыв адской машинки не просто выжег время, но и странным образом искривил помещение, иллюзорно превратил просторный вестибюль в нечто большее, бескрайнее. Стер краски, приглушил свет, оставил лишь тусклые, неразборчивые полутона.
Мелькнула паническая мысль, что навсегда потеряюсь в этом лесу человеческих тел, но я сразу взял себя в руки и не стал ломиться напролом неведомо куда, а неподвижно замер на месте. Граненые стволы штуцера опустил, чтобы они раньше времени не привлекли внимания преследователей.
Вскоре неподалеку мелькнул серый костюм, и я сместился в сторону, выискивая возможность подстрелить охранника. Как назло, между нами замерло сразу несколько человек, и страшно было даже подумать, каких дел натворит тяжелая пуля. К тому же где-то неподалеку бродил второй стрелок…
Напряжение закручивалось часовой пружиной, по спине потек горячий пот, а сердце вновь начало пропускать удары.
Тьма-свет. Тьма-свет. Тьма-свет.
И тишина. Абсолютная, всепоглощающая тишина.
Краем глаза я уловил смазанное движение, повернулся всем корпусом и упер приклад штуцера в плечо. Проходивший мимо охранник заметил движение и резко развернулся, но опоздал. Крупнокалиберная пуля угодила ему в грудину и подкинула в воздух. Агент умер мгновенно, не успев даже упасть на пол. Да он и не упал — так и застыл с раскинутыми руками, будто марионетка на спутанных нитях.
Пригибаясь, я ступил в сторону, и серебряная пуля прошла над головой, зависла кусочком холодного металла немного дальше. И снова выстрел! Но я уже перекатился на другое место. Там поднялся на одно колено, обнаружил, что неподвижные люди полностью перекрывают линию стрельбы, и поспешно распластался на полу. Выстрелил по ногам бежавшего ко мне охранника, и тот с перебитой голенью рухнул на залитый кровью мрамор.
Я вытащил клип с запасными патронами, но перезарядить оружие не успел. Невесть откуда вынырнул Рей Адоманис, он вскинул револьвер и пальнул в меня с расстояния в пару шагов. Сущность огненным всполохом прогорела в безвременье, не причинив никакого вреда, но вспышка сбила с толку и не позволила вовремя среагировать на стремительный замах подступившего вплотную вице-президента агентства.
Он врезал револьвером, и единственное, что мне удалось сделать, — это вскинуть штуцер и прикрыть им голову. Блокировав удар, я ткнул Рея прикладом и поднялся с колен. Вице-президент вновь прицелился, но прежде чем успел спустить курок, штуцер выбил револьвер из его руки.
Оружие зависло в безвременье, я новым тычком отшвырнул Адоманиса, ухватил чужой револьвер и выстрелил в упор. Сгоревшая сущность была безвредна, а вот яркая вспышка ослепила противника, и тогда я подступил к нему и добил служебным ножом.
И едва не поймал спиной винтовочную пулю! Подстреленный охранник, оставляя за собой на полу темный липкий след, переполз на новую позицию и выстрелил из карабина. На мое счастье, он уже потерял много крови, и отдача едва не выбила винтовку у него из рук. Смертоносный кусок серебра угодил в грудь замершему неподалеку клерку, а прежде чем подранок вновь успел взять меня на прицел, я оказался рядом и прижал ствол барабанного карабина к полу. С размаху засадил зеркальный клинок под левую лопатку, выпрямился и поспешил за брошенным штуцером.
И вот здесь меня ждало разочарование. Удар повредил замок, и оружие заклинило. Возиться с ним не стал, попросту вынул винтовку из руки зависшего в воздухе агента, подстреленного первым.
Вооружился и задумался, как быть дальше.
Бомба находится где-то в подвале, спуститься туда не проблема. А что делать с адской машинкой, стрелки на циферблате которой продолжают вращаться в обратном направлении?
Можно разнести ее выстрелом и тогда безвременье исчезнет, а люди получат возможность спастись. Но в этом случае злоумышленники наверняка запустят механизм бомбы.
И что делать? Рискнуть или… рискнуть?
Выругавшись, я решил оставить адскую машинку в покое и вдруг заметил замершего в шаге от входной двери Алекса Брига. Заметил — и хоть каждая секунда была на вес золота, подступил к нему и сделал то, о чем задумывался за последние дни не раз и не два.
Отвесил пинка под зад!
Бившееся во мне время стряхнуло с медиатора оцепенение, и резкий толчок ботинком вышиб его в ослепительно-белый прямоугольник дверного проема.
А я побежал к висевшему на стене плану эвакуации. Отыскал на схеме спуск в подвал и сразу понял, что лезть туда — чистое самоубийство. На месте бомбистов я выставил бы в дальнем конце длинного коридора пару человек с винтовками и приказал убивать всех, кто надумает сунуться вниз.
Я еще раз изучил схему и задумчиво постучал по двум квадратам лифтов. Если один из них грузовой, возможно, он спускается в подвал. И хоть бившегося внутри меня времени не хватит, чтобы привести в действие механизм подъемника, при некоторой удаче необходимости в этом и не возникнет.
Толчком распахнув ближайшую дверь, я побежал по пустому коридору, и от ощущения всеобщей неправильности зашевелились на затылке волосы.
«Так не должно быть. Так просто не должно быть», — билось в голове, пока я в полной тишине бежал к лифтам.
На мое счастье, грузовая клеть остановилась где-то на верхних этажах, поэтому я распахнул сетчатую створку, по боковой лесенке спустился вниз и навалился на дверцу, перегородившую выход в подвал. Открыл ее и едва не вывалился наружу — немудреные в обычных условиях действия вымотали до дрожи в коленях. Мне приходилось делиться собственным временем, а запас его вовсе не безграничен. И если он иссякнет прежде, чем кончится завод адской машинки…
Об этом не хотелось даже думать, поэтому я вытер вспотевшее лицо и отправился на поиски бомбистов. Караульные оказались именно там, где я и предполагал. Пара парней в черных дождевиках подпирала стены в дальнем конце ведущего к лестницам коридорчика. У меня получилось зайти к ним со спины, и этим тактическим преимуществом я не преминул воспользоваться.
Упер приклад карабина в плечо, поймал на мушку затылок ближайшего бомбиста, затем слегка опустил прицел и плавно потянул спусковой крючок. По сравнению со штуцером толчок отдачи был едва заметным, и пуля угодила точно в цель. Жертву откинуло к стене, охранник начал сползать по ней на пол, да так и замер на полпути, когда перестало биться сердце, разгонявшее время по его крови.
Второй караульный дернулся в сторону и начал оборачиваться, поэтому отделался простреленным плечом. Не желая рисковать, я спокойно зашагал к раненому бомбисту и вновь спустил курок, лишь когда тому удалось перехватить винтовку левой рукой.
Сверкнуло, серебряный росчерк пули угодил бандиту в грудь и отбросил его на пол. Он попытался подняться на локтях, но не смог и неподвижно замер в луже натекшей на кафельную плитку крови.
Я сменил разряженную винтовку на новый трофейный карабин и поспешил дальше. В первую очередь решил проверить просторное складское помещение и не прогадал, застав там долговязого очкарика с рулеткой и нивелиром за вычерчиванием последнего луча огромной, во весь пол звезды, в вершинах которой были расставлены жестянки с керосином.
Успел!
Взяв на прицел очкарика, я шагнул в помещение и только тогда сообразил, что «неправильность» скособоченной звезды сыграла со мной злую шутку. Центр ее оказался сильно смещен в сторону, и там находился еще один злоумышленник.
Патрик!
Оба бомбиста заметили меня одновременно и так же синхронно схватились за оружие. Очкарик оказался вооружен курносым револьвером; Патрик вскинул карманный пистолет с двумя непропорционально удлиненными стволами.
И все же первый ход остался за мной. Я поймал на прицел долговязого бомбиста и утопил спуск. Пуля пробила высокий лоб с залысинами, злоумышленник нелепо всплеснул руками и завалился на спину.
Мгновение спустя полыхнул дульной вспышкой пистолет в руке Патрика, но я уже отступил в коридор, и серебряный росчерк впустую прошил дверной косяк. В следующий миг захлопнувшаяся дверь вздрогнула от нового попадания; пуля оставила ощерившуюся острыми щепками дыру аккурат на высоте моей груди.
Сволочь!
Ворвавшись обратно, я вскинул карабин… и тут схлынуло безвременье! Меня словно под руку толкнули, выстрел ударил по ушам оглушительным грохотом, пуля вместо ноги беглеца пробила жестянку с керосином, и та взорвалась фонтаном жидкого огня.
Дьявол! Промазал!
Патрик подхватил с пола какой-то чемоданчик и бросился к проходу в дальней стене; я два раза выстрелил через взметнувшуюся до потолка огненную пелену, выждал, пока опадет оранжевое пламя, и выпустил следующую пару пуль в деревянную дверь, за которой скрылся Патрик.
Зацепил, нет?
Непонятно…
Я отставил к стене разряженную винтовку и высвободил из-под пиджака рукоять заткнутого сзади за ремень брюк трофейного револьвера. Но доставать его не стал, вместо этого вытащил из наплечной кобуры табельное оружие и настороженно двинулся к простреленной двери.
Патрик укрылся в смежном складском помещении, другого выхода оттуда не было… Как, впрочем, не было и особого повода для радости. Рыжий утащил вместе с собой бомбу, и пусть пробить дыру в Вечность у него не получится, кто знает, что придет на ум загнанной в угол крысе?
Всем нам было бы лучше, угоди одна из выпущенных наугад пуль в цель. И ему не мучиться, и мне… не мучиться.
Но не свезло.
— Ближе не подходи! — потребовал Патрик, когда до кладовки оставалось не больше десятка шагов.
— А то — что? — улыбнулся я, лихорадочно прикидывая, в какое из пулевых отверстий в дверном полотне сейчас наблюдает за мной бомбист.
Стрелять наугад? Из револьвера? Не лучшая идея.
Ну я и не стал. Если Патрик решится подорвать бомбу, нас обоих разнесет на куски.
— Еще шаг — и оба взлетим на воздух! — предупредил курьер, словно прочитал мои мысли.
Я остановился.
— И чего ты этим добьешься?
— Не попаду на каторгу!
— Тебе никогда не говорили, что самоубийство — это не выход? — спросил я, потихоньку раскачиваясь из стороны в сторону. Мало ли, вдруг пальнет через дверь.
Бомбист промолчал, поэтому пришлось вновь окликнуть его:
— Чего ради это все, Патрик? Зачем понадобилось расчищать заброшенную линию подземки?
Я полагал, что курьер пребывает в замешательстве, но, как видно, ошибался.
— Не заговаривай мне зубы, — огрызнулся Патрик. — Сейчас сюда со всего города съезжаются легавые, поэтому либо расходимся по-хорошему прямо сейчас, либо встретимся в аду.
— Как ты себе это представляешь? — усмехнулся я. — Меня не встреча в аду интересует, разумеется.
— Разряди револьвер и освободи дорогу. Я просто уйду, и никто не пострадает.
— Это ты шутишь так? Может, мне сразу застрелиться?
Тогда Патрик уточнил:
— Но идея разойтись не вызывает у тебя отторжения?
— Отторжение вызывает перспектива прижизненной кремации.
— Что предложишь ты?
— Выходи с поднятыми руками.
— Время дорого, Виктор, — укорил меня курьер. — Я живым не дамся. А ты не успеешь добежать до выхода. Нужны реальные предложения.
— Всерьез намерен уйти отсюда?
— Да, черт тебя дери! Убери револьвер!
В голосе курьера прозвучали истеричные нотки, и у меня аж под ложечкой засосало от дурного предчувствия.
Блефует он? Или нет?
Черт, это не карточная игра, где на кону пара десяток! Здесь нельзя предполагать и догадываться, здесь надо действовать наверняка.
— Сначала ты, — решил я. — Выброси пистолет!
— Смеешься?
— У тебя останется бомба.
Патрик ненадолго задумался и упрямиться не стал.
— Отлично! — заявил он, приоткрыл дверь и кинул на пол странного вида карманный пистолет с парой непонятно зачем удлиненных стволов. Судя по всему, курьеру хотелось выбраться живым из этой переделки ничуть не меньше меня.
— Теперь твоя очередь! — потребовал он.
— Бомбу оставишь у лестницы, — предупредил я.
— А что взамен?
— Получишь фору.
— Не тяни время! — окрысился Патрик. — Кидай револьвер!
— Так ты оставишь бомбу?
— Да, черт тебя дери! Быстрее! Или сделке конец!
Я без лишней спешки откинул барабан, высыпал на пол патроны и отпихнул их от себя в разные стороны. Затем выбросил револьвер.
— Можешь выходить!
— С дороги! — рявкнул бомбист.
— Как скажешь… — Я отступил к стене, беспечно достал сигарету и сунул ее в рот. После выудил из кармана спички и усмехнулся: — Так ты выходишь?
— Выхожу! — Патрик показал растопыренную пятерню, затем просочился в приоткрытую дверь сам. Чемоданчик с бомбой он удерживал в отведенной назад правой руке. — Учти, эта штука сработает от любого резкого движения, — предупредил курьер. — Даже не думай. Понял? Даже не думай!
— Проваливай, — потребовал я и чиркнул спичкой о боковину коробка.
Что может случиться за то неуловимое мгновение, пока вспыхивает спичечная головка? А за ту долю секунды, пока сама спичка падает на пол? Какое действие способен совершить человек за одно-единственное биение сердца?
Скажу откровенно — за это время он успеет разве что моргнуть.
Моргнуть, прикончить ближнего своего или умереть сам.
Лицо Патрика изменилось. Просто приняло несколько иное выражение, с этого все и началось. Спичка полетела на пол, на пол отправился чемодан.
Курьер выкинул в мою сторону освободившуюся руку, в его пальцах был зажат двуствольный пистолет; миниатюрный и способный уместиться в жилетном кармашке, но от этого ничуть не менее смертоносный.
И в тот же самый миг я выдернул заткнутый сзади за пояс револьвер. Выстрелил не целясь. Не успев даже толком вскинуть оружие, но не из-за панической спешки, а хладнокровно и расчетливо.
Сущность угодила Патрику в левое бедро, он нелепо дернулся, и тут же дернулся пистолет в его руке. Пуля отрикошетила от стены; а прежде чем рыжий успел вновь утопить спусковой крючок, я выстрелил ему в живот. Отдача слегка подкинула револьвер, и следующие четыре слившихся воедино выстрела разворотили бомбисту грудную клетку.
Патрик завалился на спину; я немедленно оказался рядом и отбросил ногой в сторону оброненный им пистолет. Затем проверил чемоданчик с бомбой и только тогда с облегчением перевел дух.
У нас обоих был припрятан в рукаве козырной туз, только я просчитал свои действия лучше. Я — победил, а Патрик…
…А Патрик дернул ногой. Конвульсивно — и все же дернул. Но мертвецы, как мне доподлинно известно, подобных действий обычно не совершают. Так какого черта?!
Я присел нащупать пульс и с немалым удивлением обнаружил, что кровь уже перестала сочиться из ран, а сами пулевые отверстия полностью затянулись. Подумать только! Сколько дистиллированной Вечности он должен был себе вколоть, чтобы выжить после такого? Шесть сущностей за один раз — это много даже для меня.
Так просто не бывает! И все же на шее бомбиста тихонько-тихонько билась жилка.
Озадаченно чертыхнувшись, я наскоро обыскал раненого, но ничего предосудительного, за исключением пары инъекций концентрированного времени, не обнаружил. Тогда перевернул его на живот и стянул руки за спиной его же собственным кожаным ремнем.
После этого я поднял табельный револьвер, собрал валявшиеся на полу патроны, и только зарядил оружие, как Патрик надсадно закашлялся, харкнул кровью и шумно задышал, всем телом содрогаясь при каждом вдохе и выдохе.
Поразительно. Просто поразительно.
Бомбист перевалился на бок и выплюнул:
— Падла!
Я ухватил его за ворот двубортного пиджака и поставил на колени.
— Шагай давай! — скомандовал, уловив густой запах одеколона.
Аромат оказался прекрасно знаком по событиям вчерашней ночи. В ювелирный салон наведывался именно Патрик, сомневаться в этом не приходилось.
Вот ведь неугомонный…
Бомбист неловко поднялся на ноги, сплюнул под ноги кровью и хрипло произнес:
— Мне торопиться некуда…
Не отводя от него взгляда — взгляда и револьвера, — я наклонился за чемоданчиком с бомбой и спросил:
— Кто такой Часовщик?
Задержанный вздрогнул, будто от удара, но сразу взял себя в руки и тихонько рассмеялся:
— Тот, кто всегда добивается своего.
— Шевели ногами! — распорядился я, продолжая удерживать на прицеле сгорбленную спину, и хмыкнул: — Всегда добивается своего? Чего — своего? Хотел заполучить собственную ветку подземки? На кой ляд? Ради чего ставить на уши весь город?
Патрик остановился на полпути к двери, обернулся и снисходительно глянул на меня:
— Ты действительно не понимаешь?
— Руки! Руки за голову! — потребовал я, потом уже спокойней уточнил: — Не понимаю — чего?
Бомбист страдальчески сморщился, но все же поднял руки и сцепил их на затылке.
— Что не так с этой линией? — спросил я тогда. — Ею хотели соединить центр города с окраинами и серебряный рудник. Что там могло понадобиться Часовщику?
— Рудник? — Патрик рассмеялся, но сразу скривился от боли. — Не смеши. Больно. Смеяться больно.
— Что тебя так развеселило?
— Что?! Разве ты не был там? Разве не видел, что это за дорога? — разволновался бомбист. — Строители просто наткнулись на старые пути, они не прокладывали их! Решили воспользоваться тем, чью природу до конца не понимали! Знаешь, чем это закончилось? Вижу, что знаешь. И тогда какой-то глупец принял решение уничтожить то, чего не в силах был понять. Часовщик просто исправляет чужую ошибку.
— Зачем ему это?
— Он не такой, как все. Он не смирился с ограниченностью нашего мира. Он стремится выйти за его пределы. И эта линия подземки, невесть кем и когда проложенные пути, — его шанс… — Патрик вновь закашлялся, затем тряхнул головой и прищурился: — Хочешь попасть за грань известной истории нашего мира? Присоединяйся! В здании уже никого не осталось, никто не пострадает. Просто установи бомбу…
— Разбежался… — Я по широкой дуге обошел задержанного, распахнул дверь и зафиксировал ее ногой. — Выходи!
Револьвер держал прижатым к его бедру.
— Часовщик все равно добьется своего, с тобой или без тебя, комиссар, — предупредил Патрик, выходя в коридор. И спросил: — Разве тебе самому неинтересно узнать, что там?
— Хочу ли я прокатиться на «Черном экспрессе»? — улыбнулся я.
— Не думал, что ты столь ограничен.
— Лучше быть ограниченным, чем получить билет в один конец, — произнес я в сгорбленную спину задержанного, когда тот направился к лестнице.
— Ты о «Черном экспрессе»? — хмыкнул Патрик. — Веришь в эту сказочку для детей?
— Погибшие рабочие в нее верили.
— Сколько среди них было людей с талантом? У тебя-то он есть! — хрипло выдохнул бомбист. — Пойми, другого шанса не будет! Никто не пострадает! А ты попадешь в место, которого с точки зрения официальной науки просто не существует! Эта подземная дорога… О ней нет никаких упоминаний в градостроительном архиве. Никаких! Это не заброшенная ветка подземки, она была проложена не через Вечность. Ее просто выкопали под землей! Рельсы, ты видел, какие там рельсы? Ты не хочешь выяснить, куда она ведет? Дьявол! Да у меня от желания прокатиться на «Черном экспрессе» просто зубы сводит!
Мы приблизились к двум расстрелянным мной караульным, и я потребовал:
— Проходи! Без глупостей!
Патрик глянул на барабанную винтовку, но лишь на миг сбился с шага и начал подниматься по лестнице. Я настороженно двинулся следом.
— Ты такой же ограниченный, как и все, — с горечью бросил бомбист.
Я ничего не ответил. Прокатиться на «Черном экспрессе» по неведомо куда ведущей железной дороге, которой официально не существует?
Как там сказал Патрик? «Зубы сводит»? Черт! Да меня всего корежило от желания хоть одним глазком глянуть на ставшую вдруг реальностью детскую страшилку.
«Черный экспресс»! Подумать только!
— Как вы собирались это провернуть? — спросил я. — Спуск на станцию из театра завален.
Бомбист остановился на верхней ступеньке и обернулся ко мне:
— У мудрой лисы два выхода из норы, — многозначительно заявил он. — Присоединишься?
— Нет, — отрезал я.
Присоединиться к шайке убийц? Вот уж и даром не надо.
Загадки мироздания? Детская мечта?
Благими намерениями дорога в ад выложена. Я туда в ближайшее время не собирался.
— Глупец! — презрительно процедил Патрик.
— Кто такой Часовщик? — спросил я. — Имя, фамилия, особые приметы! Говори!
— Часовщик? — задумался бомбист, шагая по коридору. — Какой еще часовщик? У тебя сломались часы?
— Слушай, Патрик, тебе светит инъекция вечности. В лучшем случае — пожизненное заключение. Сдай подельников — и тогда прокурор согласится скостить срок.
— Инъекция вечности? — фыркнул Патрик. — Пожизненное? Из-за несостоявшейся попытки подрыва? Шутишь?
— Из-за состоявшейся попытки, — подтвердил я. — Трех состоявшихся. А еще — кучи трупов наверху.
— Первый раз слышу, — тихонько рассмеялся бомбист. — Ни о каких взрывах ничего не знаю, меня просто попросили доставить на место чемодан. Я курьер, я этим зарабатываю на жизнь. Понятия не имею, что внутри, и о стрельбе мне тоже ничего не известно. Даже покушение на жизнь полицейского не пришьешь.
— И убийство ювелира не пришью? Салон «Двадцать четыре карата», припоминаешь? Ты там наследил.
— Предлагаю дождаться результатов баллистической экспертизы.
Я недобро глянул на аккуратно подстриженный затылок задержанного, но лишь усмехнулся:
— Дождемся.
Пусть стволы карманных пистолетов и были лишены нарезов, а потому не оставляли на пулях характерных следов, но еще имелись отметины бойков на гильзах. Так что дождемся результатов. Да и без этого статей на Патрике больше, чем блох на бродячей собаке.
— Руки! — прикрикнул я, когда бомбист потянулся было открыть попавшуюся на пути дверь. — Руки на затылок! Быстро!
Патрик послушался, толкнул дверь плечом, и сразу кто-то рявкнул:
— Полиция! На пол! Лицом вниз! Живо!
— Специальный комиссар Грай! — поспешно крикнул я, пока парни из штурмового дивизиона не наделали глупостей.
Глупостей и дырок.
— Выходите, держите руки на виду! — после недолгой заминки отозвался кто-то из полицейских.
— Задержанного контролируете?
— Да!
Тогда я сунул револьвер в кобуру и достал служебный жетон. Так и вышел — в одной руке чемоданчик, в другой — значок.
— Все в порядке, комиссар! — рассмотрев меня, успокоился сержант и опустил крупнокалиберный штуцер стволами к полу. — Какие будут распоряжения?
— Этого в наручники, — указал я на бомбиста, — и в управление. Пусть осмотрят медики.
Двое штурмовиков немедленно потащили Патрика на выход; тот обернулся и крикнул:
— Он своего добьется! Слышишь? Добьется!
— Не обращайте внимания, — ответил я на невысказанный вопрос сержанта и, объяснив, как пройти в подвал, предупредил: — Сами не заходите, никого, кроме криминалистов, внутрь не запускайте.
— Будет исполнено.
Часть бойцов штурмового дивизиона поспешили к лестнице, другие остались контролировать вестибюль.
Я больше там задерживаться не стал, обогнул распластанные на залитом кровью полу тела, вышел на крыльцо, и за полицейским оцеплением немедленно засверкали магниевые вспышки. К счастью, руководство на место происшествия прибыть еще не успело, кругом царила сутолока и полнейшая неразбериха, поэтому никто не помешал мне затеряться в толпе.
Далеко уходить не стал. Закрылся в телефонной будке неподалеку, распахнул чемодан с адской машинкой, взвесил в руке толстенный телефонный справочник…
Затем отбросил сомнения, набрал номер казино «Колесо Фортуны» и попросил соединить с управляющим.
— Сол! — с облегчением перевел я дух, когда Коган поднял трубку. — Дружище! Ты ведь помнишь, что за тобой должок?
— Что надо делать, Виктор? — обреченно вздохнул гангстер.
Я объяснил. Коган выругался.
— Сделай это, Сол, — надавил я на приятеля. — И чем быстрее, тем лучше.
В ответ в трубке раздались короткие гудки.
Сунув чемоданчик под мышку, я вышел из будки, спрятался от дождя под навес соседнего магазинчика и достал последнюю сигарету. Раскурил ее, затянулся и почувствовал, как понемногу прекращают дрожать пальцы. Город перестал казаться скопищем наклеенных на лист серой бумаги силуэтов домов, приобрел глубину, запахи, звуки.
Безвременье отпустило.
Безвременье отпустило, заботы — нет.
Родстер Когана остановился у телефонной будки через десять минут. Гангстер заглянул в нее, сразу вернулся к машине, покрутил пальцем у виска и укатил прочь.
Тогда я зашагал к мэрии и сдал незнакомому лейтенанту дивизиона алхимической безопасности чемоданчик. Обрисовал ситуацию, ответил на неизбежные вопросы, затем сходил проверить патрульную машину с телом Морица, но там уже хозяйничали криминалисты, и в моем присутствии никакой необходимости не было. Рядом стоял катафалк, помощники коронера готовились забрать тело. Здесь же крутился полицейский фотограф, а вот седого сержанта нигде видно не было.
Криминалисты сжалились надо мной и вернули лежавшую в момент выстрела на водительском сиденье шляпу, плащ с брызгами крови они забрали на экспертизу. Я возражать не стал и отошел перекинуться парой слов с подчиненными Филиппа Раевски. Сам инспектор криминальной полиции, как подсказали детективы, руководил проверкой сотрудников сыскного агентства Лазаря Гота.
Я его прекрасно понимал — в такие вот моменты лучше держаться подальше от руководства. У меня, к сожалению, подобной возможности не было.
На площадь к мэрии прикатил лимузин капитана. Первым под дождь выбрался водитель, следом появился один из заместителей шефа. Он коротко бросил мне:
— В машину! — и поспешил к толпившимся за оцеплением газетчикам.
Я обреченно вздохнул и с тяжелым вздохом выполнил распоряжение. А прежде чем успел захлопнуть дверцу, за мной забрался растрепанный Ян Навин. Шеф смерил нас недобрым взглядом и спросил:
— Ян, угроза взрыва ликвидирована?
— Так точно.
Тогда капитан потребовал:
— Докладывай, Виктор, — но сразу предупредил: — В двух словах!
— Советник Ланфорд встречался с Шарлоттой Ли. Опасаясь скандала, Саймон Мориц организовал ее убийство. После разоблачения он покончил с собой. Бомбисты намеревались взорвать мэрию, чтобы уничтожить завал на путях заброшенной подземки. С помощью разработанной в городе Ангелов технологии они взяли под контроль сотрудников агентства…
Лимит в два слова был давно уже исчерпан, но я говорил и говорил. А шеф не перебивал. И даже когда я замолчал, он какое-то время сидел молча.
— Мне звонил советник Ланфорд, — поведал затем капитан. — Он в бешенстве. Называет случившееся полицейским произволом и давлением на оппозицию. Виктор, как ты мог допустить подобное?
— Никто не застрахован от случайностей.
— Случайностей? Да у тебя в машине кандидат в прокуроры застрелился!
— Он оставил предсмертную записку.
— Видел я эту писульку! — отмахнулся шеф и нахмурился: — Советник Ланфорд этого так не оставит.
— Советник Ланфорд спал с несовершеннолетней.
— Есть доказательства?
— Будут.
— Нет, Виктор! — отрезал шеф. — Дело закрыто. Мориц соблазнил Шарлотту и убил, опасаясь разоблачения. О Ланфорде даже не заикайся, доказательств нет, скандал нам точно не нужен. Сосредоточься на поисках этого твоего… Часовщика. Все понял?
Я какое-то время обдумывал полученное распоряжение, затем уточнил:
— То есть Ланфорд останется безнаказанным?
— Забудь о Ланфорде!
— Может, мне еще и извинения ему принести?
— Понадобится — принесешь.
— Хорошо, — кивнул я.
— И ни слова газетчикам, понял?
— Понял.
— Отчет до вечера!
— Будет исполнено.
— Свободен.
Я выбрался из салона, следом вылез Ян Навин. Капитан тоже оставаться в лимузине не стал, нахлобучил на голову фуражку и поспешил к мэру, окруженному членами городского совета.
Навин посмотрел ему вслед и спросил:
— Какого черта ты вообще привез сюда Морица?
— Хороший вопрос, — хмыкнул я и запрокинул лицо к сыпавшему мелкой моросью небу.
— На который у тебя нет ответа?
— Будет, — усмехнулся я.
— Отчет до конца дня, — напомнил Ян Навин. — И даже не смотри в сторону Ланфорда. Хорошо?
— Как скажешь.
— Господин дивизионный комиссар! — подскочил вдруг к нам запыхавшийся патрульный. — Взрыв в оперном театре! Здание полностью разрушено!
— Прорыв безвременья?
— Непосредственной угрозы нет.
— Выдвигаемся! — решил Ян Навин и развернулся ко мне: — Займись отчетом, Виктор.
— Займусь, — пообещал я, старательно пряча улыбку.
Взрыв в оперном театре! Вот ведь какая неожиданность!
Полагаю, Часовщик был изрядно удивлен, когда ему на голову обрушились перекрытия подземного зала.
Всегда добивался своего? Вот и добился.
Оперативная группа во главе с Навиным отправилась на вызов, и тогда ко мне подступил криминалист.
— Комиссар… — запинаясь, произнес он. — В том чемодане…
— Да?
— Там не было бомбы! Только телефонный справочник!
Я пожал плечами и предположил:
— Возможно, злоумышленник спрятал ее в подвале. На какое-то время он выпал из поля моего зрения.
— Хорошо, поищем…
Криминалист убежал, я подышал на озябшие руки и зашагал с площади. Покинул оцепленную территорию и уже там наткнулся на окруженного газетчиками советника Ланфорда. Наткнулся, честно говоря, совершенно случайно, без задней мысли.
Если начистоту, на текущий момент советник находился в списке тех, с кем мне хотелось бы повстречаться, на третьем месте с конца. Последние два места делили между собой детективы дивизиона внутренних расследований Шульц и Шульц. Но с теми еще придется пообщаться, а этот…
«Этот» заметил меня, прежде чем я успел пройти мимо.
Растолкав газетчиков, он перегородил дорогу и выставил перед собой руку, тыча в мою сторону указательным пальцем:
— Вы! Позор полиции! Винтик репрессивного аппарата! Беззаконие не пройдет!
Я достал из кармана сложенный вдвое снимок с Шарлоттой Ли, тот самый, где она старательно копировала позу улыбавшейся с киноафиши Лили Руан, и сунул его советнику.
— Саймон просил передать.
Ланфорд машинально развернул его и в один миг посерел, будто призрака увидел.
— Надеюсь, мы поняли друг друга, советник, — похлопал я его по плечу и отправился дальше. Как тот объяснит свою реакцию газетчикам, меня нисколько не волновало.
Хорошо бы прижать этого лицемера, но нет — так нет.
Полицейская служба — она как червивое яблоко.
Всех не сожрешь.
