Ризик и сам не помнил, как оказался за городом. В памяти остались только дикий шум, хлещущий с темных небес на землю, вспышки, каждые несколько мгновений озаряющие стены домов, толпы перепуганных людей, мечущихся по улицам. Да еще на всю оставшуюся жизнь (забегая вперед, скажем — крайне недолгую) врезалась в сознание Ризика оторванная конечность Смрадокрыла, которая, крутясь, слетела откуда-то сверху и рухнула на камни мостовой парню под ноги, едва не размозжив ему голову. Ризик взвизгнул от неожиданного испуга, перепрыгнул когтистую лапу и помчался дальше.

Потом вспышек не стало видно, на Ризика навалилась темнота, и эта темнота вдруг сжала парня сильной пятерней, скомкала — и швырнула куда-то.

Придя в себя, кабацкий слуга не сразу понял, где находится — какая-то длинная яма, из которой ничего, кроме светлеющего неба, не видно. Грохот небесного боя стих, выл ветер, и сквозь заунывный этот вой изредка прорывались резкие командные голоса. Ризик поднялся на ноги и огляделся. Оказывается, он в потемках взлетел на земляной вал, окружавший город, а с вала свалился в ров, который, по счастью, заполняли водой только летом (Агар был не таким большим и богатым городом, чтобы позволить себе каменную стену по всему периметру). Ризик тут же сообразил, что ему очень повезло — выбрался из города в неразберихе. С тех пор как королевское войско вошло в Агар, днем и ночью по валу ходили патрули, следившие за тем, чтобы без должного на то разрешения никто город не покидал и в город не входил.

Обламывая ногти, паренек вылез на поверхность и что было сил припустил по направлению к темневшему вдали лесу, улегшемуся на горизонт, точно громадная грозовая туча. Ризик бежал, подпрыгивая, по мерзлой земле, кое-где прикрытой уже снегом, моля всех богов сразу дать ему успеть добраться до леса, прежде чем окончательно рассветет.

То ли боги вняли его молитве, то ли страх так подстегивал парнишку, но уже через четверть часа он поравнялся с холмом, на котором стоял храм Вассы Повелительницы Бурь, а лесной опушки достиг, когда желтый шар холодного солнца только-только показался над верхушками деревьев.

Ризик брел меж голых деревьев, шатаясь, загребая ногами комья смерзшейся листвы, закрывая руками лицо от хлестких ударов ветвей и оттого поминутно падая. И, упав вот так в очередной раз, он не нашел в себе сил подняться. Утро выдалось еще более холодным, чем ночь, но слуга из «Брюхатой Кобылы» был так измотан, что умудрился заснуть, свернувшись клубком, кое-как забросав себя листьями…

А проснувшись и открыв глаза, увидел, что окружен людьми. Четыре бледные физиономии, испачканные золой и обросшие щетиной, нависали над ним. Ризик заорал от страха, но уже мгновение спустя, проморгавшись, понял, что эти физиономии ему знакомы.

— Закрой рот! — зашипел на него Им, хозяин «Брюхатой Кобылы».

— А то как дам! — добавил Казор, рыбник с городского рынка.

— Нельзя тута шуметь, — пробасил пивовар Бакар.

— Кто его знает, может, у демонов такой тонкий слух, что они и здесь нас услыхать могут, — пояснил Буба, один из лучших в Агаре гончаров.

Этих четверых Ризик привык видеть чисто отмытыми, нарядно одетыми и развеселыми — каждую пятницу Казор, Бакар и Буба пропивали в «Кобыле» столько монет, сколько самому Ризику хватило бы на полгода безбедной жизни. Да и сам Им нередко присоединялся к этой троице — а чего бы не присоединиться, если зажиточные ремесленники в знак уважения оплачивали пиво и закуски, которыми сам же Им угощал их.

Теперь же от кабака осталось только разгромленное помещение с выбитой дверью и пробитой крышей, а некогда пировавшие там люди, до уровня которых Ризик и не мечтал дотянуть, грязные и оборванные, стояли перед ним в лесу, дрожа от холода. Какой легкой и безоблачной показалась теперь Ризику его прошлая жизнь! И, осознав, что жизнь эта кончена навсегда, а впереди только ужас, голод, холод и еще невесть что, паренек зарыдал.

— Дяденьки! — причитал он, протягивая руки к стоявшим. — Добрые господа! Да что ж это такое!.. Да как же ж это могло…

— Не ори, говорят тебе, — хрипло сказал Им. — Ты чего, паскуда такая, здесь делаешь? Я на кого кабак оставил, а?

— Все!.. — плакал Ризик. — Подчистую!.. Ничего не осталось!.. И сам по шее получил! И еле жив остался! Там такое было, добрый господин Им, словами не рассказать!..

Им заскрипел зубами. Ризик только теперь сообразил, что его хозяина быть здесь не должно. Он же по делам к племяннику своему уехал в деревню. Сказав об этом Иму, Ризик получил короткий ответ:

— Нет у меня никакого племянника, идиотина!

Несмотря на холод, паренька прошиб пот. Выходит, правду говорили те ратники, и его хозяин, добрый Им, самый настоящий предатель и сбежал из города только для того, чтобы его величеству навредить, воинов его не кормить, не поить. Да и он сам, Ризик, получается, тоже изменник! Рванул из города и теперь с другими врагами его величества в лесу прячется…

— Чего было-то ночью? — спросил у паренька пивовар Бакар. — Мы тут тоже от страха в штаны наклали… каждый по куче.

Ризик, от пронзившего его ужаса даже переставший плакать, тупо смотрел на Бакара и молчал, не желая разговором с изменником усугублять свою и без того непроглядно горькую участь.

— К тебе обращаются, щенок! — рыкнул добрый Им и наградил своего слугу увесистым пинком. — Ну говори давай. То орет на весь лес, то вдруг заткнулся…

Пинок подействовал. Всхлипывая и запинаясь, скрючившийся на земле Ризик рассказал все, что видел и слышал.

— Высокий Народ! — с придыханием проговорил Буба, радостно оглядывая товарищей по несчастью. — Это Высокий Народ явил себя, чтобы избавить нас от власти…

— Не называй его имени, — хмуро предупредил Казор. — Сказывают, когда кто-то его имя вслух называет, Константин всегда слышит… Ой!

— Высокий Народ! — повторил Буба. — Я ж вам говорил, а вы не верили! Ну теперь недолго ждать осталось… Ежели уж эльфы вышли из своих Тайных Чертогов, чтобы скинуть с трона нечестивого колдуна, то уж тогда… — Не договорив, он помотал головой.

— Прогневали мы богов, — вздохнул хозяин «Брюхатой Кобылы». — И послали они нам кару… Вот поглядите, настрадаемся мы еще пуще.

— Куда уж пуще-то? — проговорил Казор. — И так — дома разграблены, убытков сколько… Сами едва живы, ютимся в землянках и норах, как звери дикие — кто один, а кто и с семьей.

— Нет, братцы! — заявил сияющий Буба. — Высокий Народ нас не оставит! Я знал! Я знал! Все, плохое уже позади! Высокий Народ, он же ж… мудростью и добротою своей не попустит этакого ужаса! Слыханное ли дело: из Темного мира призывать демонов, чтобы они добрых людей на куски рвали и жрали! Но теперь — все. Скоро небо потемнеет от горгулий, несущих на себе доблестных эльфов-воинов!

Расширенными от ужаса глазами смотрел Ризик на мужчин, переводя взгляд с одного на другого. Радость по поводу неожиданной встречи сменилась диким страхом. Как такое могло получиться, что люди, которых он давно знал как добрых горожан, — изменники и враги? Ризик же своими ушами слышал, как еще неделю назад Им у разговаривающих в подобном тоне о его величестве выпивох строго требовал, чтобы те прикусили поганые свои языки. А теперь, в лесу, вдруг заговорил еще более ужасные вещи… И, пользуясь тем, что на него перестали обращать внимание, паренек стал отползать в сторону.

На него не смотрели. Ризик был готов уже встать на ноги и броситься наутек, когда услыхал какой-то шум… несшийся, казалось, со всех сторон сразу. Вроде как трещали ветви, кричали люди, будто бы преследуемые другими людьми. Добрый хозяин Им и его друзья мигом замолчали, озираясь. А шум все нарастал — и между деревьями замелькали человеческие силуэты.

А потом началось нечто совсем уж невообразимое. Угрюмо молчавший до этого лес вдруг наполнился множеством людей. Взрослые мужики, женщины, замотанные с ног до головы в тряпки дети метались из стороны в сторону — и неизменно натыкались на вооруженных короткими мечами ратников, одетых вместо кольчуг и панцирей лишь в кожаные куртки. Несколько раз по лесу прокатывался глухой вой, происхождение которого Ризик определить не мог. Ратники мужиков сразу сшибали с ног и, навалившись, затягивали им горло веревками. Тех, кто пытался сопротивляться, не убивали — разоружали и скручивали. Женщин и детей ловили, сволакивали в одно место, где расторопно связывали им руки и ставили на колени. Мужиков кидали на землю ничком.

Паренек почти моментально потерял из виду Има и его товарищей. Увидев бегущего прямо на него ратника со зверски перекошенным лицом, он рванул от него, перепрыгнул через какой-то колючий кустарник, увернулся от кого-то — сам так и не понял от кого: то ли от королевского ратника, то ли от обезумевшего горожанина — и с маху врезался в кучу бурелома. Оставаться бы ему там, зарывшись поглубже, но страх гнал его дальше. Стараясь не кричать от боли в исцарапанных руках, Ризик перебрался через кучу, упал, вскочил… И застыл на месте.

Прямо перед ним стоял, расставив костистые длинные лапы, чудовищный пес размером с хорошую лошадь. Был этот жуткий пес багрово-красным, точно с него живьем содрали кожу — обнаженные мышцы подрагивали в густом оплете синих вен, по которым заметными крупными толчками бежала тугая кровь. Но страшнее всего была башка твари. Собачьи и человеческие черты смешались в ней. Словно какой-то сумасшедший скульптор, лепя голову собаки, в середине процесса передумал, принялся перекраивать зверя в человека, да так и бросил. Громадные челюсти, усеянные множеством мелких треугольных зубов, соседствовали с совершенно человеческим носом, из вывороченных ноздрей которого поднимались тонкие нити черного дыма; крохотные глазки, мутно-белые, точно слепые, торчали прямо из глазниц, а белые хрящи ушей поднимались над ужасной башкой, словно рога.

Поодаль от демона стоял, лениво покачивая искрившуюся голубым заговоренную цепь, заклинатель в костяной броне. Ризика поразило то, что Серый маг улыбался.

Демон разинул пасть и протяжно завыл. А потом, мягко переступив лапами, двинулся к пареньку, и тот провалился в спасительную пропасть обморока.

Очнулся Ризик оттого, что его волокли за шиворот. Мало чего соображая, дернулся, но выяснилось, что тащил его не ратник, а какая-то баба с красным, будто обмороженным лицом.

— Ногами, ногами… — тонким голосом говорила баба, — давай, сынок, ступай. А падать нельзя… Ежели на земле окажешься, тут же тебе и конец… Нельзя падать…

Ризик споткнулся, но выровнялся. Его толкнули в спину, он оглянулся и увидел, что идет в длинной-длинной веренице людей, связанных друг с другом веревкой, петли которой охватывали их шеи. Тотчас Ризик ощутил, что его горло перетянуто такой же петлей. «Сколько же пряталось в этом лесу? — пронеслась в голове мысль. — Кажется, что половина города…»

Ратники с обнаженными мечами шли по бокам от вереницы. Красного демона нигде видно не было.

Их вели к храму Вассы, который окружали маги в серых балахонах. Серые стояли безмолвным кольцом, только место у широко распахнутых ворот было свободно. Серые не переговаривались между собой, их лица были сосредоточенны и серьезны, точно маги готовились к чему-то большому и важному.

Людей набили в храм так плотно, что если бы кто-то лишился чувств, то не нашлось бы ему места упасть. Ворота закрыли и, судя по звукам снаружи, подперли большими камнями. Детский плач и женские причитания гулко отдавались меж сужающихся кверху стен и высоким потолком. Мужчины растерянно и подавленно молчали. Желтый луч полуденного солнца золотил головы стоявших в центре. Шло время, но ничего не происходило. Ризик погрузился в какую-то странную оторопь. Ему словно стало безразлично, что сейчас произойдет — столько ужаса впитал его разум за последние сутки, что теперь у паренька осталось сил только бесчувственно фиксировать происходящее. Васса Повелительница Бурь взирала со стен на стиснутых людей равнодушно и пусто.

— Не начинают, — сказал кто-то рядом с Ризиком, явно имея в виду Серых, — потому как ждут, пока ратники в город вернутся…

Паренек с трудом повернул голову и увидел говорившего — незнакомого мужика с растрепанной бородой, такой черной, что на смертельно бледном лице она смотрелась неестественно — будто приклеенная. Со лба мужика катились крупные капли пота, выпученные глаза бегали из стороны в сторону.

— Все погибнем, — с трудом дыша, говорил словно с самим собой чернобородый, — все! Его величество прогневали — вот и погибнем…

— Заткнись! — со злобой крикнули ему. — Светоносный Вайар не допустит, чтобы этакую прорву народа ни за что ни про что уморили!

Бешеные глаза чернобородого вспыхнули смехом.

— А боги давным-давно про людей забыли! — задыхаясь, выговорил он. — Давным-давно взоры богов на землю не падали!

Мужик забормотал что-то совсем неразборчивое, и Ризик отвернулся.

А за стенами храма, расписанными изнутри изображениями хозяйки небесных стихий, раздалось неясное гудящее пение. Плач смолк — люди пытались услышать хоть что-то, что помогло бы им понять, какая участь их ожидает. Пение становилось громче, уже можно было разобрать отдельные слова, вроде бы знакомые, но перепутанные так, что никакого смысла в них не было… Или был — но недоступный человеческому разуму, предназначенный не для людей…

А потом стало слышно странное цоканье по стенам храма, поднимающееся вверх цоканье — точно кто-то взбирался на увенчанную копьями крышу храма, втыкая острые ножи в трещины плит.

И вот тут в храме натянулась абсолютная тишина. Слышно было только пение снаружи да голос бородача.

— Все погибнем! — хрипло выдыхал чернобородый. — Всем нам конец! Ибо прогневали его величество… Ибо следовало склониться перед его величеством… Давайте, братья и сестры, взмолимся о прощении! Быть может, его величество простит нас! Ваше величество!!! — завыл он, поднял голову к солнцу, заглянувшему в дыру на крыше.

«Сумасшедший, — вяло подумал Ризик о чернобородом. — Свихнулся от страха».

— Ваше величество! — выл мужик. — Ваше… величество!..

И вдруг в вое этом, полном отчаяния и мольбы, появилось что-то еще, какое-то удивление, заставившее многих задрать головы. Посмотрел вверх и Ризик.

Высоко над головами людей, под самой крышей, прямо в воздухе колыхалась, точно в воде, темная скрюченная фигура. Ризик разглядел кривой, похожий на клюв нос, раскинутые руки с длинными, еще более удлиненными за счет когтей пальцами.

Почти все закричали, и в этом шуме уже ничего нельзя было разобрать.

И тотчас на мгновение стало темно. Кто-то или что-то закрыло круглое отверстие в крыше храма Вассы. А когда снова полился в башню, будто в колодец, солнечный свет, люди увидели покрытое густой серой шерстью несуразное существо, напоминавшее медведя, но намного превосходившее его размерами. Очень крупная косматая голова была почти лишена лба, глаз из-за косм видно не было, а из полураскрытой пасти торчали вразнобой зубы, длинные и мелкие вперемешку. Конечности, чересчур долгие для туловища, оканчивались мощными крюкообразными когтями. Существо медленно ползло вниз по стене, по-паучьи перебирая лапами.

— Это Космач! — услышал Ризик чей-то голос. — Это Клыкастый Космач, демон королевского воинства!

Слуга из трактира «Брюхатая Кобыла» людской массой был притерт к той стене, по которой полз вниз демон. Пять или шесть тел отделяли его от стены.

«Я буду одним из первых», — безо всякого страха подумал Ризик, оглушенный пронзительными воплями.

Клыкастый Космач, спустившись почти к головам людей, глубоко и прочно вонзил когти трех лап в стену, а четвертую — нижнюю — запустил в толпу, как человек запускает руку в кадушку с огурцами. Ризик на лице почувствовал движение воздуха, ощутил едкую вонь — и закрыл глаза. А когда открыл их, увидел над собой дергающиеся ноги того самого чернобородого, нанизанного на когти-крюки демона. Космач медленно поднял еще живого человека к пасти и с хрустом выкусил у него грудную клетку. Кровь брызнула густым веером, но не окатила Ризика, как он ожидал. Тяжелые капли, вращаясь, поплыли вверх, словно пузыри воздуха со дна озера. Темная фигура там, наверху, впитала кровь.

Космач поворачивал висевшее на когтях изуродованное тело, будто с любопытством рассматривая. Затем оторвал зубами еще один изрядный кусок плоти. Поведение этой твари не походило на поведение зверя, стремящегося насытить утробу. Не походило и на поведение человека с извращенным сознанием, наслаждающегося страданиями других. И оттого тварь внушала не просто ужас, а нечто большее, какое-то невыносимое чувство, слепленное из страха, брезгливого отвращения и завораживающей неотвратимой мощи.

Кровь поднималась вверх отдельными каплями и целыми струями. И еще одна косматая тварь показалась в дыре наверху, клацая когтями по камням, принялась спускаться к людям. И еще одна… И еще…

Темная фигура в воздухе установилась неподвижно. Все больше кровавых струй неслось к ней снизу. И Ризик увидел, как этот… темный… поглощая человеческую жизнь, наливался тяжелым багровым свечением…

И показалось ему, что нечто странное стало происходить с окружающей действительностью. Показалось ему, что вопящие вокруг него люди, ужасные чудовища на расписанных стенах храма — это просто картина, написанная на огромном холсте, которым, растянув, его обвернули. Картина эта стала трескаться узкими зигзагообразными молниями, и в трещинах можно было увидеть захватывающую дух черную пустоту, усеянную звездами.

«Мир порвался», — как сумел, сформулировал увиденное Ризик.

А потом острые когти вонзились ему в шею и вздернули его наверх…