73
Далеко на востоке горизонт озарился голубым сиянием. Позади нас поднимался голубой Оуэлс, чтобы вскоре выпрыгнуть из-за горизонта и залить мир ярким светом. Под нами чернела равнина моря, мрачная и морщинистая.
Вокруг завывал холодный ветер. Я поплотнее завернулся в одеяло. Лодка мягко покачивалась. Раздутые баллоны над головами казались неподвижными. Морское пространство под нами — неподвижным и плоским.
Мои сыновья упорно крутили педали. Я представил, как позади нас остаются потоки взбаламученного воздуха. Их работа сопровождалась ровным звуком, скорее ощутимым, чем слышным — постоянная вибрация наполняла лодку.
А затем настало утро — пронзительное и голубое. Яркая точка Оуэлса появилась на краю мира. Пока Пурпурный отыскивал полосу земли под водой, Вилвил и Орбур отдыхали. Ориентиром была цепь невысоких холмов, на фоне поднявшейся воды они должны были выделяться более светлой линией.
Сперва Пурпурный решил, что мы сбились с курса, но потом заметил холмы слева от нас. Должно быть во тьме ветер чуть-чуть стих. Мальчики не знали этого и продолжали крутить педали, и в результате мы отклонились немного к востоку. К счастью, ветер продолжал дуть на северо-восток, поэтому Пурпурный разрешил ребятам отдохнуть, пока мы опять не окажемся над нашим ориентиром.
Мальчики перебрались в лодку, но не отказались от своих страховочных ремней, пока не оказались в безопасности. Они жадно выпили пузырь пива, передавая его друг другу. А потом растянулись на обтянутых тканью рамах, заменявших на «Ястребе» койки. Через минуту они уже спали.
Я пробрался вперед между пакетов с припасами. Шуга только что улегся и зевал. Он приветствовал меня угрюмым ворчанием.
— Не спишь? — поинтересовался я.
— Конечно нет, Лэнт. В нашем распоряжении только час темноты. Я наблюдаю за лунами. Луны, — он раздраженно оскалил зубы, — мне нужны луны!
— Шуга, — сказал я. — Тебе не нужны луны...
— Да ну, ты видимо хочешь, чтобы я проиграл дуэль?
Я понял, что его не переубедишь.
— Иди на корму, — сказал я. — Иди на корму и поспи немного.
Шуга пошарил у себя в рукаве, но нашел только отсыревший чесоточный шар.
— Проклятие, — пробормотал он. — Они его испортили. Детишки твои испортили мой шар! Я надеялся, что он высохнет, но...
Шуга пожал плечами и швырнул промокшую массу за борт.
— Я собираюсь спать, Лэнт, — буркнул он и поковылял прочь.
Я пробрался на самый нос лодки и выглянул. Вид отсюда не загораживали ни балконы, ни снасти. Я летел над серебристо-голубым морем. Казалось, я плыву в тишине. Спокойствие было подавляющим, оглушающим. Воздух был свежим и в то же время теплым. Голубой Оуэлс уже разогревал воздух.
— Красиво, не правда ли?
Я оглянулся. Сзади ко мне подошел Пурпурный. Он положил руки на перила и разглядывал голубой океан.
— Мне кажется, что все меняется, — сказал он, — изменяется свет солнца, меняется и цвет воды.
Я кивнул.
Я еще не чувствовал себя расположенным к разговору. Кости все ныли от ночного холода, солнце еще только начинало изгонять его.
— Лэнт, — попросил Пурпурный, — расскажи еще раз о своем путешествии. Я пытаюсь подсчитать, как далеко вы ушли и сколько мне понадобится времени, чтобы преодолеть это расстояние на летающей машине.
Я вздохнул. Мы говорили об этом уже много раз. Именно на основании рассказа о нашем переселении Пурпурный подсчитал количество баллонов и необходимых припасов.
— Мы шли сто пятьдесят дней, Пурпурный. Мы двигались по той цепочке холмов, потому что море очень быстро поднималось.
Он кивнул.
— Хорошо, хорошо, — затем замолчал и углубился в свои мысли, точно производил в голове подсчеты. Немного погодя он снова принес свою измерительную шкуру и снова начал глядеть на солнце.
— Мы опять уклонились от нашего курса, — сказал он озабоченно. — Лучше разбудить мальчиков.
Вскоре я почувствовал вибрацию от возобновивших свое вращение велосипедов. Я пробрался на корму, чтобы разделить с Пурпурным завтрак — мое первое принятие пищи на борту воздушного корабля. Шуга громко храпел на своей койке. Пурпурный откусил от кислой дыни, а потом сказал:
— Иногда я удивляюсь, Лэнт, почему вы зовете меня Пурпурным?
— Как? Разве это не твое имя?
Он поднял голову.
— Что ты имеешь в виду? Я знаю, это слово означает мое имя на вашем языке, но когда мое говорящее устройство оказалось уничтоженным, я обнаружил, что это же слово обозначает на вашем языке яркий пурпурный цвет.
— Но ты же сам давным-давно сказал мне, что это твое имя...
— Не говорил я такого. Это не так.
— Как же не так? Но... я подумал, что это твое имя.
— А-а! — протянул он, — говорящее устройство...
Как будто этим все объяснилось.
— Да, Лэнт, иногда у нас бывают неприятности из-за говорящих устройств.
— Я тоже так подумал, — согласился я, — иногда приходилось сомневаться, правильно ли оно работает. Порой оно говорило очень глупые вещи...
— И что же оно говорило?
— Говорило о пылевых облаках, других солнцах...
— Я имею в виду мое имя.
— О, оно сказало, что твое имя — как цвет — оттенок пурпурно-серого. Мы подумали, что это очень странно.
Пурпурный казался сконфуженным. Он смахнул остатки дыни с подбородка.
— Как цвет оттенка пурпурно-серого. Не вижу каким образом...
Но тут его глаза вспыхнули. На лице появилось восхищенное выражение.
— Так то же игра слов! Игра слов! Конечно! Конечно! Попался же переводчик, который конструирует двуязычный каламбур. Как цвет оттенка пурпурно-серого. Как розоватого либо лиловый. Нет, как интересно!
Я с недоумением глядел на него.
Пурпурный объяснил:
— Он, должно быть, попытался перевести отдельные слоги моего имени на ваш язык.
— Тогда имя Пурпурный — не настоящее твое имя?
— Нет, конечно, нет. Это просто плохой перевод. Мое же настоящее имя...
Он произнес свое имя на демонском языке. Я почувствовал, как холодный озноб прошел у меня по позвоночнику. Ничего удивительного, что первое проклятие Шуги не получилось — он использовал неправильное имя!
Храпение Шуги позади нас прекратилось. Он лежал на спине, вместо глаз узенькие щелочки.
Интересно, слышал ли он наш разговор?