Было уже далеко за полночь, и я окончательно выбился из сил. Красное солнце близилось к закату. Я устал, все тело немилосердно болело, но в то же время я удовлетворенно улыбался из-за проделанной работы.

Пока я тащился по покрытому черной травой склону к своему дому, то думал об удовольствиях, ожидавших меня там: горячая вода, да возможен и кусочек пищи получше, массаж, нежный и согревающий. Можно было позволить женщинам умастить мой мех душистыми маслами, слишком давно я не позволял себе такой роскоши. И, возможно, если я буду в настроении — то, ради чего и создаются семьи, и, разумеется, со второй женой. Первая с каждым днем становится все грузнее и полнее. Возможно, также теплое расчесывание, — мечтал я. Я уже ощущал прикосновение гребней. Я ускорил шаг. Дерево моего гнезда гостеприимно замаячило впереди.

Жен своих я застал посреди жуткой ссоры. Первая жена — старшая, сидела в слезах, вторая жена свирепо глядела на первую.

— Ума у тебя! — заорал я на нее. — Ты не должна нервировать мою первую жену — она родила мне двоих сыновей, а ты пока не родила никого!

Женщина озлобленно сверкала глазами.

— Иди подай мне кнут, — приказал я.

Вторая жена ответила:

— Ты можешь исхлестать меня, мой хозяин, но ты не можешь изменить того, что есть. Что есть — то есть.

За такое неуважение она должна поплатиться. Мужчине, который не может управляться с женой, лучше вообще не делать такого шага, как жениться. Я шагнул к своей первой жене, обняв руками ее раздавшуюся фигуру.

— В чем дело, моя первая жена?

Она произнесла сквозь слезы:

— Эта... эта женщина... она...

Моя вторая жена надменно перебила ее:

— Я тебе больше не «эта женщина», я — Катэ!

— Катэ? Что такое Катэ?

— Катэ — это мое имя. У меня теперь есть имя. Мне его дал Пурпурный.

— Что?! Ты осмелилась заиметь имя? Ни у одной женщины нет имени!

— А у меня есть! Мне его дал Пурпурный.

— Он не имел права!

— Имел — он волшебник. Не так ли? Он пришел сегодня на скалу, где мы пряли, и он разговаривал с нами. Он спросил, как нас зовут? Когда мы сказали ему, что у нас нет имен, он предложил дать их нам. И он благословил их к тому же! Теперь мы имеем освященные имена!

Ну вот, этот глупец навлечет гибель на всех нас! Нет ничего опаснее женщины, ставшей надменной. Мы не должны были позволять им учиться прясть. А теперь он им дал еще и имена! Имена — надо же придумать! Уж не считает ли он женщин равных мужчинам и в других отношениях? А я даже спросить его об этом побоюсь. Ведь он может ответить — да!

И такого дождаться от волшебника! Надо сразу же сообщить об этом Шуге! Других мужчин тоже необходимо поставить в известность.

А Пурпурного необходимо наказать. Если женщина получит имя, ее можно проклясть благодаря магии, таящейся в имени. Мужчина достаточно силен, чтобы нести на себе такую ответственность и сумеет избежать этого проклятия. Но женщина — как может женщина хотя бы понять опасность? Они будут в таком восторге от полученных имен, что помчатся трубить об этом первому же встречному. Все это пронеслось у меня в голове мгновенно.

Моя первая жена поглядела на меня со слезами на глазах.

— Дай мне имя, муж мой. Я тоже хочу быть кем-то.

Я выскочил наружу. Деревня бурлила от смятения. Небо было красным, затянутым дымкой, мужчины собирались кучками и выкрикивали разную чушь. Как будто они посмеют напасть на волшебника!

Пилг Крикун взобрался на высокий пень домашнего дерева и вопил перед остальными:

— Процессию с факелами... снимем богохульство!

У Пилга даже жены теперь не было. На что же он теперь жалуется?

Нет, все зашло слишком далеко — здесь требуется разумный голос. Я взобрался на пень позади Пилга и оттолкнул его в сторону. Пилг закачался, размахивая руками. Я набрал побольше воздуха в легкие и загремел:

— Слушайте меня, жители...

Но вокруг было все слишком шумно н суматошно. Неожиданно собравшиеся пошли прочь. Появились горящие факелы, багряное пламя освещало черные безумные головы. Я спрыгнул с пня и протолкался сквозь толпу.

Ну куда пропал Шуга, он так нужен! И мне, мне одному предстояло остановить их, когда они двинутся к реке, в направлении гнезда Пурпурного...

Я пытался пробиться к самому началу толпы, так чтобы меня могли видеть.

— Послушайте меня! Послушайте вашего Главу!

Но тут толпа из нижней деревни ворвалась в нашу — и больше уже ничего нельзя было сделать. Ни человеческий голос, ни голос демона не услышали бы в таком реве.