ГЛАВА 2

Ночью снегу на склоне надоело лежать спокойно, и сошла очередная лавина, запечатав вход в пещеру. Но протяжный гул и прочие звуковые эффекты не помешали странной компании продолжать спать. Да и отдыхать стало гораздо приятнее — температура в закрытом помещении начала стремительно расти. Неудивительно — мощный приток земного жара из трещин в сочетании с теплом трех человеческих тел… Хотя, если вспомнить габариты мальчишки… Два с половиной тела максимум.

Старик пробудился первым — к этому моменту температура приблизилась к банной: с потолка начало активно капать, а помещение наполнилось густым туманом. Впрочем, разглядеть его было невозможно — тьма кромешная.

Открыв глаза, седобородый учитель несколько секунд лежал неподвижно, видимо пытаясь понять, почему здесь стало так приятно и больше не слышно завывания ветра. Он был неглуп — истину установил быстро и безошибочно:

— Гед, вставай! И ты, Ххот, тоже поднимайся! Нас завалило снегом!

— Это к лучшему, — буркнул омр. — Проклятый ветер больше не достает до моих насквозь промороженных костей. Я доволен.

— Пещера невелика. Воздуха мало. Задохнемся здесь быстро.

Эта информация несколько расстроила воина.

— Проклятье! С тех пор как я, вывалившись из чрева матери, приложился макушкой о пол зимовальной пещеры, мне постоянно не везет! Не зря у нас говорят: споткнешься на первом шаге — будешь падать потом на каждом повороте пути. И без поворотов тоже…

— Ты среди нас самый сильный — начинай копать. А мы будем за тобой снег проталкивать назад.

— Я почему-то не удивлен, что мне досталась самая нелегкая работенка!

На крутом склоне большой слой снега не мог задержаться — основная масса сразу после схода лавины улетела в долину. Над тем, что осталось, всю ночь работал свирепый ветер — выдул практически все. Но Ххоту пришлось работать около часа, прежде чем он выбрался на поверхность и помог преодолеть преграду старику и мальчишке.

Денек намечался не особо позитивный: сплошная пелена свинцовых туч чуть выше перевала и непроницаемый туман ниже. Солнце вообще не просматривалось — трудно даже определить, в какой оно стороне. И ветер, похоже, решил, что ночных бесчинств ему недостаточно, — не утих с рассветом.

Прикрывая глаза растопыренной ладонью, омр, осмотревшись, перекрикивая шум стихии, заявил:

— Хотя я и не стал скидывать тело Унниса в пропасть, — позавтракать не получится. Сейчас бы не помешало нарезать из него несколько замороженных полосок — они и сырыми неплохо поддаются зубам, тая во рту. Но где ж теперь найдешь этого одноглазого: засыпало все…

Старик не стал комментировать нарушение своего приказания — утопая в рассыпчатом снегу почти по пояс, начал пробираться по засыпанной тропе. За ним, проваливаясь уже чуть ли не по шею, хвостиком потащился мальчишка. Было видно, что преодоление такого препятствия дается парочке очень нелегко, и омр, сжалившись, быстро их обогнал, возглавил шествие, уверенно пробивая дорогу.

Надо сказать, это не слушком ускорило продвижение: в рыхлом снегу только что сошедшей лавины люди барахтались, будто отожравшиеся жабы в сметане. Ветер, разгоняя льдинки до скорости мушкетных пуль, немилосердно бил ими по лицам путников, сильными порывами стараясь завалить их на спины, так что приходилось передвигаться, сильно наклоняясь вперед. Для людей, привыкших к мягкому климату теплых долин, испытание серьезное.

Примерно через час, когда от усталости даже у омра начали подгибаться колени, ветер вдруг смилостивился — резко поменял направление да и поутих. Теперь он помогал: подталкивал в спину. Несколько шагов — и пришло долгожданное окончание мук, завал закончился. Тропа, правда, была не слишком благоприятной для комфортного передвижения, но это ни в какое сравнение не шло с кошмаром, оставшимся позади.

Омр, переведя дух, решил, что самое время продолжить болтовню, ибо целый час молчания — для него слишком тяжелое испытание:

— В долине идти вниз удобнее, чем наверх, а вот в горах все наоборот — колени сводит болью при каждом шаге. Старик, ты учитель — скажи, почему так?!

Ответ был неинформативным:

— Я не целитель и в костях не ведаю.

— Зато рубишь ты их умело! Кстати, я придумал тебе отличное имя. Я, наверное, буду называть тебя Ттисс. Это необидное прозвище — так называется нож моего народа. Особый нож — им разделывают крупную дичь и тела мертвецов. Легко перерезает жилы и хрящи, но в бою пользоваться им тяжело — слишком странный у него изгиб клинка. Лишь самые хорошие мастера умеют творить с ним чудеса. Разрез от ттисса смертелен — никто не выживет после такой широкой раны. Кровью истечет очень быстро. Эй, Ттисс! Твой ученик едва передвигает ноги, вот-вот упадет. Зря мы его вчера не съели — сегодня у нас было бы много сил.

Старик, обернувшись, взглянул в изнеможенные глаза своего ученика, несколько мгновений промедлил, но затем, прочитав в них что-то, понятное лишь ему, безапелляционно произнес:

— Он сможет преодолеть хоть дюжину таких перевалов и не свалится. В этом костлявом теле живет могучий дух — не сомневайся в нем.

— Врешь ты все: вы — люди равнин, давно потеряли свой дух и поголовно в лгунов превратились. Поэтому вас и завоевали.

— Не только нас — твой народ тоже проиграл эту войну, — дополнил старик.

— Мой народ ничего и никому не проигрывал. Мы — слуги Династии, ее верные рабы. Исчезла Династия — мы теперь никому не служим. Вот и все. Любой из нас вправе вернуться на плоские вершины Раввелануса. И никому, кроме нас, эти вершины не нужны: те, кто вас завоевал, туда не сунутся.

— Если ты идешь домой, то избрал длинный путь: надо было сразу на север двигаться.

— Я сам решаю, что мне делать и куда идти. Что я позабыл в родном Раввеланусе? Похлебку из лишайников, вонючую нанью в берестяных кружках и волосатых женщин, которые кутаются в облезлые шкуры и никогда не видели мыла? А здесь, на ваших землях, я ем телятину со специями, запивая ее душистым вином из тонких бокалов, и мне угождают красивые чистые женщины в пестрой и тонкой одежде. В Раввеланусе хорошо рождаться — чтобы вырасти воином; и хорошо умирать — смерть там правильная. А жить в Раввеланусе… Нет уж, пускай бабы и дети там живут. Я согласен там появляться раз в три года, чтобы, заткнув нос и крепко зажмурившись, обрюхатить несколько жен и девиц, показаться старикам и детям, разбить пару морд и похвастаться своими подвигами. И опять на равнины: равнины — это настоящая жизнь!

— Равнины остались внизу — ты ошибся дорогой, воин, — устало произнес мальчик.

— Ты давно трепки не получат, раз рот открываешь без спроса! Но в знак уважения к твоему учителю скажу: я не ошибался. Позади осталось немало хороших долин, но хорошими они были только в прошлом. Теперь там лишь смерть, огонь, вытоптанные поля и неуязвимые драконы Энжера. Воину Раввелануса внизу не отдохнуть — на каждом шагу караулит смерть. Я не хочу умирать под гусеницами или, прислонившись спиной к издырявленной стене, смотреть на пятизарядные винтовки в руках неумех, которых любой омр голыми руками две дюжины передушит, будь у них оружие почестнее. Уходить надо из таких плохих мест и искать себе нового хозяина.

— Ты ведь теперь свободен — зачем тебе искать новое рабство? — не унимался странный ребенок.

— Да твое пустое любопытство сильнее, чем мой голод! Чего плохого в том, что называют рабством? Несвобода? Смешно! Проживи хоть неделю в Раввеланусе, и там ты поймешь, что такое НЕСВОБОДА! Да не прожить тебе столько в такой тюрьме… А мы вот слишком долго там жили… слишком долго. Плохие камни — в них очень много яда, заражающего землю; плохая вода просачивается через те же ржавые от отравы руды; и ветер… дурной ветер с северо-востока… Он зарождается на Кровавых островах, скрытых вечной мглой, — там нет животных, нет растений… лишь призраки и синие огоньки в ночи… Женщина омров, спустившись в долину, больше не может рожать нормальных детей — ее чрево вынашивает там убогих калек. Омра надо делать лишь на земле Раввелануса. У наших мужчин от женщин долин тоже рождаются лишь увечные. Все — нам нет дороги вниз. Спустившись, мы вымрем. Но жизнь наверху — не жизнь: земля наша скудна и не прокормит многих, а малым числом долго не протянуть. Нужна поддержка долин, а кто будет ее оказывать просто так?! Мы сильны, но нас мало; народ долин слаб, но многочислен. Нам не подчинить его оружием — внизу, на своей земле, он всегда будет сильнее. Если даже заставим пару долин платить нам дань, как было в давние времена, им придет помощь из других земель — никто ведь не любит омров. Так бы и вымерли мы горсткой грязных дикарей, у которых червивая дохлятина — высший деликатес, если бы не наши повелители. Это они наполнили нашу жизнь смыслом — дали нам учение, помогающее правильно чтить божественное и нести службу по охране священных троп Раввелануса.

Наши воины перестали рубить друг друга в междоусобицах — нам дали настоящих врагов: противных нашему богу. Омр теперь почти всю жизнь проводит в чужих землях, покрывая свое имя славой и захватывая богатую добычу. Да, многие при этом погибают, и домой, если очень повезет, возвращается лишь вываренный череп в мешке товарища. Ну и что? Без Династии мы в своих горах дохли бы гораздо чаще и безо всякого толку. Так что мы всем довольны — такое рабство почетно и выгодно для всех. Мы жили настоящей жизнью, а благодаря нашим топорам Династия утверждала власть бога среди богопротивных дикарей. И не наша вина, что дикари смогли победить в этой войне. Им ведь повезло — у них был Энжер, а мы остались с оружием, бесполезным против его танков и пушек. Династии больше нет, и это плохо… Кто теперь станет кормить народ Раввелануса? Так что, мальчик, неплохо было бы найти такого же щедрого и удобного хозяина. Без него омры будут чувствовать себя неуютно. Да и мало нас останется — вряд ли народ долин согласится делиться с народом Раввелануса едой. А своей у нас немного — на всех ее никогда не хватало. Воевать за нее глупо и бесполезно — народу в долинах что муравьев, да и новая власть будет на их стороне: не любят они омров. Да и кто нас любит… Кстати насчет еды: старик, дорога вниз долгая! Что мы будем есть на этом пути?

Ответ был дан незамедлительно, все в той же манере:

— Не знаю. Но знаю точно, что мы не будем есть: меня и моего ученика.

— Вот как? В твоем перечне меня серьезно настораживает отсутствие моего имени. Неужели воздержание брюха повлияло на твои благородные принципы? Ттисс, развей мои опасения! Я ведь молод — мне не хочется продолжать свой путь мясом в ваших желудках!

— Для омра ты слишком болтлив. И вообще не выглядишь воинственным. Ты какой-то странный омр.

— Мне это многие говорили, не ты первый. У меня слишком много ума для омра — даже не знаю, зачем мне столько… Воину негоже быть дураком, но и большой ум не всегда во благо. Вот вчера вечером, когда ты убил моих товарищей, я ведь не стал нападать. А мог бы… А там и, глядишь, успел бы тебя зацепить… Но замешкался — совесть помешала нападать на беззащитного старика с ребенком. Конечно, Династии больше нет и вы нам теперь никто, но все равно некрасиво… Но я не сильно верю, что мы даже впятером смогли бы тебя победить. Значит, мой ум спас мне жизнь. Выходит, на пользу послужил!.. Ттисс, так что там насчет обеда? Кстати, внизу, если ты не забыл, должно быть много оленей. А не поохотиться ли нам?

На полпути к туманной завесе попали в серьезный снегопад — видимость резко снизилась. А когда с неба перестало сыпать, оказалось, что туман исчез: отлично просматривался спуск в долину, зелень самой долины, и смутно прорисовывался пологий склон следующего хребта. Где-то там, за ним, располагается низкогорье Венны; но даже с такой высоты его не разглядеть — мешает дымка и множество мелких облаков.

А самое приятное — взор радовало зрелище склона, лишенного снежного покрова, черный камень, прорезанный стремительными водами многочисленных ручьев. Еще ниже гранитный мрак начинали разбавлять пятна зелени, сливаясь дальше в сплошную массу горных лесов, окружающую скалистые останцы. Неопытным путникам показалось, что до этих благодатных мест отсюда рукой подать, но пессимистично настроенный Ххот заявил, что в лучшем случае из снегов удастся выбраться до вечера, а до деревьев доберутся лишь завтра. Слишком уж высок Полуденный хребет, и преодолели они его в не самом низком месте.

Так и оказалось. Ночевать пришлось на оттаявшей проплешине, среди снежного засилья. Максимум доступных удобств — жестковатый чахлый лишайник. Причем снизу здесь его ничто не подогревало. Омр, покружившись по окрестностям, ухитрился найти лошадиный костяк и притащил оттуда старое седло — свидетельства давних посещений этих негостеприимных мест другими путешественниками. Кожа прогнила, дерево отрухлявело, но на символический костерок хватило, а с огнивом Ххот обращался мастерски. Еще чуть-чуть такого мастерства — и научится из камней огонь разводить вместо дров.

На запах дыма показался дархат — помаячил вдалеке, будто пытаясь запугать путников своей массивной тушей, лишенной даже намека на шею. Будто голем, обросший шерстью. Омр, знакомый с призрачными обитателями снегов еще по Раввеланусу, и ухом не повел. Старик тоже не испугался — не обратил внимания на пришельца, а вот мальчишка, разумеется, не удержался, поддел Ххота:

— Посмотри, сколько мяса! Этот дархат больше тебя в три раза!

— Попробуй это мясо взять, если такой голодный, — буркнул омр.

— Дархаты — священные существа, создания рук Вечного. Он не закончил работы, оставив их несовершенными скитальцами по снегам трех миров, но никто не посмеет тронуть дархата.

— Мои предки трогали. У нас их много по снегам бродит. Пытались на них охотиться в голодную пору. Только без толку это — дархат не убегает и не прячется. Он просто исчезает.

— В переводе со старого языка жрецов «дар» означает «три», «хат» — «тень». Существо с тремя тенями, и у каждой тени свой мир. Дархат сам выбирает, в каком мире его телу сейчас удобнее. Едва твои сородичи к нему приближались — он просто исчезал: уходил к своей тени в другом мире. Создание, живущее сразу в трех вселенных, — хорошая шутка Вечного: такого не поймаешь.

— Вот и я о том же — мяса в этой обезьяне, наверное, много, только вот попробовать его не получится. Никто даже мертвого дархата не смог найти. Хотя будь у меня винтовка Энжера… Что он сделает против винтовочной пули, особенно серебряной?!

— Наверное, ничего. Но ты уверен, что видишь тело, а не тень дархата? И что мертвое тело упадет в нашем мире, а не чужом?

— Я уверен в том, что сам готов упасть в чужом мире — может, там что-нибудь пожрать найдется. Уж очень хочется есть. Согласен даже попасть к демонам — вдруг среди них съедобные имеются. Почему мы не можем скользить по мирам, как эти волосатые переростки? Он наверняка ищет, где жизнь посытнее… Хотя я в этом и не уверен — у нас они вечно слонялись за беременными бабами, будто больше делать нечего. Странное развлечение для такого великана — ему бы секиру в руки да в бой. Послужил бы во славу Вечного! Ладно, давайте спать — седло почти догорело, надо хоть немного отдохнуть. На пустой желудок разговоры не идут. Смотрю я на твоего ученика и слюной захлебываюсь: еще один день без еды — и ноги начнут подгибаться…

Мальчик, покосившись на мгновенно вырубившегося воина, тихо спросил:

— Учитель: сегодня будет время вопросов?

— У тебя есть вопросы, которые требуют немедленного ответа?

— Наверное, нет…

— Тогда спи, Гед.

Но мальчик не унимался — уставившись на костер, странным образом не желавший затухать после уничтожения остатков седла, он подбросил в него несколько камешков и, наблюдая, как они наливаются жаром, блекло улыбнулся:

— Учитель, мы расположились вблизи выхода горючего камня. Посмотрите — многие валуны вокруг состоят из него. Жаль, что сразу это не поняли, — уже бы отогрелись и высушили одежду.

Старик, двинув омра в плечо, угрюмо заявил:

— Ты слышал, что сказал мой ученик?

— Да ты спятил! Я только что видел сон, где мне поднесли жареную цаплю, начиненную финиками из южных земель! Собрался откусить от крылышка, и тут ты меня разбудил! Ты поступил нехорошо!!!

— Ххот, вокруг все усеяно горючим камнем: ученик заметил его в огне. Давай насобираем его побольше — нам нужен большой костер.

— Да он плохо в костре горит. И воняет при этом сильно.

— Это лучше, чем умереть к утру от холода в обледеневшей одежде.

Омр, горестно вздохнув, поднялся:

— Как богата эта земля — целые горы горючего камня, железа и меди, золото в реках, драгоценные камни в жилах среди скал. И много чего другого. Только нет на ней покоя — все время кто-то кого-то убивает и все время разные странные люди не дают спокойно поспать!

Происхождение Грация открывало ему дороги к любым вершинам, но одновременно воздвигало перед носом труднопреодолимые преграды. Правда, в последнем скорее виноваты его странные привычки и образ жизни, а не родители.

Мать его, молодая дворянка из достойного рода, попала в паршивую ситуацию во время второго реванша. Войска Династии тогда добились невозможного — захватили Скрандию почти полностью. Их стремительное наступление, поддержанное многочисленными бунтами, затеянными предателями и скрывающимися еретиками, быстро поставило армию Коалиции на грань полного уничтожения. Ошибки командования привели к тому, что наиболее боеспособные части, имеющие артиллерию, бронеавтомобили и стрелков с новейшим оружием, оказались окруженными на севере самого большого острова Срединного мира. Так уж получилось, что именно там готовилось наступление на последние анклавы, остающиеся под властью нечестивцев. И те, атаковав слабозащищенные фланги, вырвались на простор — далее им никто не мог помешать.

Солдаты Династии стаей голодных волков пронеслись по землям Скрандии. Они разрушали рудники и заводы, вырезали тыловые части, жгли города, деревни, урожай на полях — не щадили никого и ничего. Будто чувствовали, что это последняя их победа и долго резвиться им не позволят. Так и оказалось — командование армейской группировки не стало лезть на рожон, отступило к побережью и, удерживая там приличный плацдарм, дождалось подкреплений. После этого Скрандия была очищена за пару месяцев. Ценой немалой крови нечестивцев сбросили в море. При этом пушки броненосцев Энжера разгромили флот Династии полностью — тот, не жалея кораблей, пытался эвакуировать остатки своих войск невзирая на риск, за что и поплатился.

Мать Грация попала в лапы солдат Династии в самом начале — те неожиданно налетели на новое имение, выделенное семье за многочисленные деяния во славу Коалиции. Нечестивцы считали Скрандию своей вотчиной и новых хозяев своих поместий заочно приговорили к смерти за мародерство. Отец и старший брат были злодейски умерщвлены, слуги частично вырезаны, частично разбежались. Молодая женщина попала в лапы завоевателей. Ей вообще-то повезло — не пошла по рукам простой солдатни: красавицей-аристократкой соблазнился какой-то тысячник сомнительного происхождения. Пользовался ею вроде бы безраздельно (хотя слухи говорили разное), таская ее за собой до самого финала.

Итогом многомесячной личной трагедии стало появление на свет ребенка мужского пола. Учитывая то, что муж не появлялся дома уже третий год, трудно было придать событию законный вид. Но, к счастью, супруг вошел в положение невинно пострадавшей жены и признал отпрыска своим.

И, наверное, не пожалел — тот с детства продемонстрировал немалые способности. Много ли найдется людей, которые к двадцати восьми годам становятся ближайшими помощниками принца крови? Причем без серьезной протекции…

Видимо, как раз тот случай, когда смешение крови разных народов пошло на пользу.

Хотя если уж откровенно — лишь блажь светлого рея Альрика позволила этому полувыродку возвыситься. Другие от таких сомнительных выскочек воротили нос, а уж от этого подавно — слишком чудаковат (в плохом смысле этого слова). Да и внешность отталкивающая — молочно-белый альбинос с кроваво-красными, вечно воспаленными глазами, сверкающими из-под небрежно зачесанной платиновой шевелюры.

Граций умел решать самые разнообразные проблемы, не стесняясь в выборе средств. Именно ему Альрик доверил самое святое — поиск принца Аттора.

Полувыродок взялся за дело с неожиданной стороны — уж такое бы точно никому в голову не пришло. Первым его приказом был запрет похорон солдат, погибших при штурме дворцового комплекса. Второй приказ: выкопать тех, кого уже успели похоронить. Остальных приказов можно и не вспоминать — с первыми двумя они в оригинальности сравниться не могли.

Все последующие дни Граций провел в окружении тысяч мертвецов и десятков живых жрецов. Проштрафившиеся солдаты таскали по руинам носилки с разлагающимися телами и обугленными костями. Все это «добро» они осторожно выкладывали туда, куда указывали подручные Грация. Груды останков таяли на глазах — трупы возвращались на места, где их застигла смерть. Вся работа похоронных команд пошла насмарку.

В процессе этой странной деятельности пришлось решать проблему мух — мерзкие насекомые искренне радовались богатству и разнообразию предложенных блюд, спеша отложить в них мириады яиц. Солдаты жгли зловонные костры, обливали гниющие тела креозотом, вытрушивали из них толстых личинок. Но помогало это мало — в воздухе стоял непрекращающийся гул бесчисленного множества прозрачных крыльев. Орда мух грозила поглотить столицу — медики непрерывно жаловались на опасность такого положения.

Мухи плюс необычно теплая весна, плюс тысячи непогребенных трупов — верная дорога к разнообразным эпидемиям.

Грацию мухи не мешали. И вонь разложения его не беспокоила — даже надушенным платочком не обзавелся. День за днем он проводил среди руин дворцов, стараясь что-то выискать среди всей этой гниющей мерзости.

И, видимо, не зря нос терзал: сегодня он соизволил доложить Альрику, что тому надо кое на что взглянуть.

Этот дворец был мал, да и дворцом его назвать язык не поворачивался — простая двухэтажная коробка с парой длинных пристроек, укрытая за фасадами по-настоящему великих сооружений. В таких местах пристало жить титулованным слугам династии, но никак не ее представителям. Тем не менее, в этом сарае обитала самая настоящая принцесса. Айра Тесса хоть и была дочерью наложницы, но все равно могла претендовать на трон: у императора не было безродных наложниц. Сплошь дворянки из подвластных территорий, так и не ставших полноправными землями Династии. Так что мать ее не гусей пасла — легко могла проследить свою родословную на несколько веков назад. Видимо, провинциалка сильно этим фактом гордилась — любила в каждую щель совать свой прекрасный белоснежный нос. За что, возможно, и поплатилась — история с ее смертью вышла темной и очень подозрительной: никто толком ничего не знал.

Причуды последнего императора — тема отдельного разговора: будь его полководческий гений столь же велик, как тяга к разнообразным забавам и сюрпризам, династия бы не пресеклась. Вот и здесь он не стал ограничивать свою изобретательность — сославшись на последнюю просьбу матери Тессы, признал дочь, введя ее в круг ближайших наследников.

Сомнительный дар — это и в лучшие годы верный способ на себе испытать действие всевозможных ядов от дворцовых интриганов или, в лучшем случае, оказаться в опале и доживать свой век в краях, откуда заснеженные вершины сурового Раввелануса кажутся прекраснейшими местами. Претендентов на трон слишком много — династия и в худшие времена отличалась плодовитостью. Забраться на вершину — полдела: надо еще там удержаться.

Вот и приходилось принимать жесткие решения в отношении конкурентов.

Альрика малолетней девочкой не запугать — выживи она, опасности бы не представляла. Хотя как знать… Он не жалел о суровом решении вождей Коалиции — умереть должны все. И не столь важно, что наследник Аттор, по слухам, был дурачком от рождения, а Тесса превратила свои покои в библиотеку и вообще ничем не интересовалась, кроме глупых книг: враги светлых сил могли использовать императорских отпрысков для достижения своих гнусных целей. Им нет никакого дела до простых человеческих недостатков, присущих наследникам, — главное, чтобы эти «знамена» живы были, а уж применение им найдется.

Светлый рей еще на подходах к дворцовому комплексу был вынужден воспользоваться на совесть надушенным платком — смердеть начало еще в районе руин Морионового храма. Опытные всадники, сопровождавшие Альрика, поспешно заткнули ноздри, а на рты накинули марлевые повязки, пропитанные чем-то ядовито-желтым. Их меры защиты оказались эффективнее — телохранители перестали обращать внимание на вонь, а вот принца едва не вывернуло в воротах.

За стенами не просто смердело: здесь вообще отсутствовал воздух. Концентрированное зловоние — хоть в мешки такое лопатами насыпай. Высота укреплений дворцового комплекса во все века поражала зрителей и одновременно не позволяла вольно разгуливать здешним ветрам. Артиллерия Коалиции неплохо потрепала скорлупу этого орешка, но полностью сокрушить не смогла. В итоге смраду разложения просто некуда было отсюда деваться — так и оставался в каменном мешке.

Граций, видимо, был еще более безумен, чем казалось: не поленился стащить сюда тысячи тел и проводил среди них день за днем. Похоже, ему это нравилось…

Альрика никто не встретил, и он был вынужден приказать телохранителям расспросить снующих туда-сюда жрецов. Это не повысило его настроения — он начал задумываться о репрессиях, которые следует применить против Грация. Мало того, что из-за него пришлось окунаться в этот протухший ад, так еще и не оказал положенных почестей рею.

Хотя чего ждать от этого оригинала… Не зря его недолюбливают абсолютно все…

Граций отыскался на углу Обсидианового дворца — именно в его стенах нашла свою смерть малолетняя дочь наложницы. Белая фигура советника, застывшая в бреши, проделанной взрывом, очень напоминала упыря на пороге собственного склепа. А лицо… Поговаривали, что немало людей не сдержало крика ужаса, повстречав его в темное время суток. Само по себе лицо терпимое: уродливое, но уродство не вызывает брезгливости — при желании можно даже какую-то привлекательность найти или даже признать эту жабью маску своеобразным совершенством. Но вот улыбка… При виде такой улыбки даже пьяный до полусмерти грабитель могил рискует обзавестись седой шевелюрой и остаться заикой.

Светлый рей не успел выразить своего недовольства — Граций бесцеремонно приступил к делу:

— Приветствую, ваша светлость! Подойдите сюда — первые следы именно здесь! Спешите же!

Альбинос нетерпеливо замахал рукой, одновременно указывая на что-то под его ногами:

— Видите? Мне сказали, что это след от взрывного шнура. Его используют наши саперы. Солдаты не хотели ломиться в забаррикадированные двери и сделали этот пролом.

— Вы позвали меня в эту невыносимую вонь, чтобы показать мне результат применения взрывчатки? — Во внешне безобидный вопрос Альрик ухитрился вложить очень многое: сомнение в здравом рассудке собеседника, возмущение его несусветной глупостью, жалобу на многочисленные неудобства пребывания на загаженной территории дворцового комплекса и намек на неприятности, грозящие безумцу, затащившему сюда принца.

Но Граций проигнорировал абсолютно все намеки — равнодушно сплюнув на гниющий труп с оторванными ногами, что-то неразборчиво пробурчал и пояснил:

— Нет — просто показываю, с чего здесь все началось. Наша солдатня взорвала стену и полезла внутрь. Заходите сюда. Видите — все стены пулями избиты. В пролом дали несколько залпов. Наверное, гранат уже не осталось. Ну не глупцы ли?! Взрывчатка у них осталась, а вот гранаты все закончились! Гранаты, я вам скажу, лучшее средство для драки в таких вот лабиринтах. Бросай их за каждый угол — и горя знать не будешь.

Росту Альрика немаленький — пришлось пригибаться, пробираясь через пролом. Далее оказалась большая квадратная комната — судя по остаткам обстановки, подсобное помещение при кухне. Заваленные полки, измятые кастрюли, битая керамика, сотни медных гильз, несколько трупов солдат Коалиции. Воняло здесь примерно в девяносто раз сильнее, чем на улице, — светлый рей едва в обморок не грохнулся, непроизвольно выдохнув:

— Ну и мерзость! Здесь ведь невозможно находиться!

— Потерпите немного, — как-то зловеще предложил Граций. — Сейчас я вам самое интересное покажу.

Проклятье — этот урод даже носа ничем не прикрывает. Ему, наверное, здесь действительно нравится. На редкость неприятный тип.

— Интересное?! Да вы издеваетесь — зачем вообще меня в эту клоаку позвали?

— Сейчас сами все поймете. Вот смотрите: солдаты ворвались в эту комнату. Дальше через вторую дверь вышли в коридор, что тянется вдоль всей стены внутреннего дворика. Там они поставили пулемет и встретили защитников дворца достойно — вон сколько трупов навалили. Те, видимо, сидели у входа, не ожидая, что к ним ворвутся через стену. Вот и поплатились, когда толпой сюда кинулись… Их сильно посекло пулями и осколками от стен — здесь все облицовано обсидианом, а он колется при ударах легко. Это ведь, по сути, обычное стекло, просто создано не человеком, а вулканом, — оттого и темное, неочищенное. Крови натекло озеро — весь пол ею перепачкан. Еще несколько врагов вы сейчас увидите — они под лестницей затаились и, подпустив наших поближе, напали. Здесь мы понесли первые потери: обратите внимание на эти два тела. Одно с разрубленным плечом — удар наискосок прошелся, располосовав почти до середины груди, а второй насквозь проткнут. Скорее всего, мечом.

Альрик, при всей скрываемой (и нескрываемой) антипатии к советнику, высоко ценил его многочисленные таланты и работоспособность. Вот и сейчас, догадываясь, что тот показывает все это не просто так, уточнил:

— В первой комнате, что сразу за брешью, лежало целых четыре наших солдата и возле позиции пулемета еще двое, а вы обращаете мое внимание именно на этих. Почему?

— До тех еще доберемся — они особенные. Дохлого быдла в округе хватает, но убитых таким способом очень мало. Идемте наверх. Сейчас будет грязно — там пожар был сильный.

Советник не обманул — действительно очень грязно. Да и воняло там еще сильнее, чем внизу (хотя это и казалось невозможным — куда уж более?).

— Наша солдатня ворвалась сюда, привычно стреляя во все, что видит. Победа была у них перед носом — немногочисленные защитники уже уничтожены, потери мизерные — всего два ротозея у лестницы. Где-то здесь затаилась малолетка-принцесса — по ее голове уже горько плачут булыжники внутреннего двора. И тут… — Граций воздел к потолку руку с выставленным указательным пальцем. — Тут что-то пошло не так. Наши солдаты вдруг начали умирать. И умирать странно…

Присев, Граций указал на обгорелые останки — огонь пощадил лишь часть черепа, хребет и несколько крупных костей.

— Судя по оплавленному нагрудному знаку, это капрал двадцать шестого стрелкового полка — «Волкодавы Эстии». Эстия с давних времен распахана чуть ли не от берега до берега — сплошное пшеничное поле. Лучший хлеб в мире. Властелины обожали вкусно поесть — остров этот они держали до последнего, а местным крестьянам спуску не давали. От рождения и до смерти жизнь у них протекала одинаково: пахота, сев, жатва. Их даже в армию никогда не призывали. И следили за ними в оба — никаких мятежей не допускалось, даже драка серьезная была редкостью. И длилось это долго — практически население острова выхолостили: мужчины на серьезные дела уже неспособны. Это удобно — безропотное быдло легко держать в кулаке. Сейчас все изменилось — пришлось и этим пахарям повоевать. Стрелки из них хорошие получаются: послушные, легко держат строй в цепи и темп на марше, привычка к повиновению помогает четко следовать командам. Но вот в ближнем бою они никчемны — нет в них тяги к резне. Века растительного существования сказываются. Увальни они, к штыку не приспособленные. И вовсе не волкодавы — волков в Эстии стража гоняла, а не эти черноштанники: не разрешали им охотиться. Вот и боятся крови. Вы, ваша светлость, взгляните вот сюда — на череп. Видите, как пострадала от огня правая глазница? А левая при этом почти целая. Странно ведь — похоже, над ней еще до пламени чем-то поработали. А вот еще один валяется — умирая, он поджал под себя руку, будто баюкая. В итоге тело сгорело почти целиком, а вот кости руки лишь немного поджарились. Вот видите у локтя повреждение — будто топориком тюкнули.

— И что это значит? — Рей до сих пор не мог понять, для чего ему все это объясняют.

— Помните тех солдат, что остались внизу? Двое у лестницы изрублены, будто свиные туши на прилавке. А вот остальные зарезаны аккуратно и почти одинаково. Кто-то вооруженный тонким клинком мастерски разрезал им шеи, иногда загоняя лезвие меж позвонков. У некоторых пробиты глазницы — великолепный прямой удар. Почти у всех повреждены руки, причем правые: рассечены жилы на локтевых сгибах, отрублены кисти, у одного начисто отхвачен бицепс: будто скальпель хирурга поработал. Картина вырисовывается ясная — им противостоял настоящий мастер клинка. Холодным оружием трудно остановить врага мгновенно — даже увалень-эстиец, получив пару смертельных ран, может успеть выпустить пулю. Но им не давали шансов — подсекали руку, способную потянуть спусковой крючок, после чего наносили смертельный удар. Этот мастер начал свой путь именно отсюда — до последнего скрывался где-то в верхних залах. А потом вышел и начал убивать. Я почти уверен, что все эти кости появились здесь по его вине. Увы, огонь тут поработал славно: почти ничего не разобрать. Но там, где пламя пощадило хоть что-то, улики указывают на дело его рук. Уничтожив ворвавшихся сюда стрелков, он пошел вниз, убивая всех на своем пути. В комнате, где зиял пролом, он столкнулся с четверкой солдат. И те тоже не смогли его остановить, хотя у них были винтовки. В итоге он покинул дворец.

— Почему вы считаете, что он был один? Будь он даже величайшим мастером, в одиночку трудно прорваться через толпы наших солдат.

— Ваша светлость, покинув дворец, этот странный мастер не остановился. Он убил семерых саперов из двадцать шестого. Затем направился к пролому в стене комплекса, по пути прирезав одиннадцать солдат из различных подразделений — просто убивал всех на своем пути. В проломе оставил еще шестерых. Далее он прошел сквозь оцепление, оставив в память об этом еще четырнадцать тел в четырех местах. Последний его след обнаружен на западной окраине — пятеро солдат из патруля. И это только те жертвы, которые я смог найти. Думаю, их было гораздо больше… Более полусотни аккуратно прирезанных вооруженных солдат. Он был один — будь у Династии таких мастеров больше, мы бы не победили в этой войне.

— И?

— Ваша светлость, а что столь великий мастер делал в этом жалком дворце? Его место рядом с императором, но нет же — там не осталось его следов. Вывод: у него была своя миссия. Важная миссия. Что может быть важнее, чем защита своего императора? Только одно — он спасал наследника. Кровавый след, оставленный тонким клинком, — это след спасителя принца Аттора.

Светлый рей призадумался: слова советника его серьезно озадачили. Удивительно, но он даже про зловоние позабыл. Бросив платок, заложил руки за спину, с хрустом давя обгорелые кости и осколки обсидиана, подошел к оконному проему, взглянул вниз — во внутренний двор, заваленный трупами и мусором войны:

— Не вижу смысла в таком кровавом побеге. Можно было вытащить наследника по потайному ходу или вообще до начала штурма. Зачем рисковать Аттором, пробиваясь сквозь нашу армию?

— Ваша светлость, мы ведь не знаем, что творилось в последние дни Династии. Есть мнение, и я с ним склонен согласиться, что император попросту запретил своим отродьям и остальной родне разбегаться. Захотел устроить здесь последний бой и одновременно похороны сразу для всех. Богатую жертву для своего темного бога — всю династию ему подарил. Так что спасение Аттора могло пройти лишь с нарушением его воли. Преданные слуги постарались или кто-то из придворных решил оставить тонущий корабль, прихватив козырную карту. А может, сам император в последний момент передумал — решил все же пощадить сына. Мы можем лишь предполагать…

— Мне все равно не верится, что убийца был один. Наши солдаты, конечно, те еще рохли, но много сноровки, чтобы выстрелить из винтовки, не нужно.

— Я тоже в это не верил, но все следы указывают на другое. Если вам мало моих слов — послушайте жрецов. Каждый сомнительный труп они обследовали на совесть. И говорят одно: следов убийцы не обнаружили.

— Не понял?

— Я тоже их поначалу не понял, да и сейчас в раздумьях… На теле человека, погибшего в рукопашном бою, должны оставаться незримые следы его убийцы и оружия, принесшего смерть. Но жрецы нашли только следы оружия — следов человека нет. Я велел им осмотреть тысячи трупов — спать и есть им не давал: торопил. Везде следы убийц находились, а на этих вот солдатах ничего — только про меч все твердили. Я не понимаю, что это означает, да и они бубнят каждый свое — явно в тупике, но одно ясно точно: убийца был один. Трудно поверить сразу в парочку удивительнейших мастеров, способных так ловко резать стрелков, не оставляя при этом следов в тонких структурах нашего мира.

Рей кивнул:

— Да, соглашусь с вами: я тоже в такое не верю. Удалось проследить их путь дальше?

— Нет — больше тел не нашли, хотя солдаты, которых вы мне выделили, обыскали местность за окраиной города уже на полдня пути. К сожалению, мы можем зацепиться лишь за трупы. Слишком много времени упущено — все следы уже исчезли, и даже жрецы там ничего не смогут поделать.

— Как прелестно — нам придется обыскать весь проклятый остров, заглянув в каждую щель…

— Ваша светлость, не все так безнадежно. Эта страна проиграла войну, и сейчас старой власти нет. Новая кое-как укрепилась лишь на пути следования наших победоносных армий и здесь, в городе, и в ближних окрестностях Энтерракса. Даже на контролируемых территориях нет порядка — приходится патрулировать каждую тропу, вылавливая солдат разбитых войск Династии. Мародерство, нападение на наши мелкие отряды и одиночек, воровство, саботаж — мы не успеваем вешать преступников. А там, куда наша армия еще не добралась, и вовсе не пойми что происходит. Поговаривают, что на севере до сих пор всем заправляют имперские держатели уделов, а жители продолжают им повиноваться, даже налоги выплачивают. И про отряды войск Династии тоже поговаривают — мол, сохранились боеспособные части, которые могут задать трепку целому полку, не то что простому патрулю. Нам лишь гадать остается — что там сейчас происходит. И принца наверняка попытаются спрятать где-то там — подальше от многолюдных земель и поближе к уцелевшим сторонникам.

— И вы уверяете, что не все так мрачно?! Поясните свою странную мысль.

— Ваша светлость, чтобы найти надежное убежище, беглецам придется пробираться через страну, охваченную войной и анархией. Мародеры, бандиты, наши патрули и большие отряды — на кого-то они обязательно будут по пути натыкаться. Я не верю, что их пристрелят: раз этот загадочный мастер сумел вытащить принца отсюда, то мимо тыловиков, избежавших бойни штурма, пройдет не заметив. Прирежет их мимоходом, и все. А вот трупы его выдадут с головой — почерком и загадочным половинчатым следом. Все, чего нам надо, — бросить побольше сил в направлении, избранном беглецами. Пустить отряды раскрытым веером. Население при этом надо трясти серьезно — выспрашивать про путников с детьми и про мертвецов. Мертвых изучать — рано или поздно наткнемся на жертву мастера и тогда определимся с направлением поточнее. На этот случай будем держать наготове большой отряд, который сразу двинется в нужную сторону и, если что, сумеет там оперативно развернуть новый веер — пусть и не такой широкий, как изначально, но для свежего следа хватит. Они вряд ли воспользуются лошадьми: на дорогах выше риск нарваться на неприятности. Значит, скорость большую держать не смогут. Мы их догоним — главное, след взять.

Альрик вновь отвернулся к окну, невидяще уставившись на загаженный двор. У командования Коалиции были свои планы насчет очередности умиротворения всех частей этой истерзанной страны. План был утвержден, и все его этапы приурочены к разным срокам. Если он сейчас оторвет значительные силы от выполнения, план не будет выполнен. Да и путаница неизбежна… Но четкий план — это хорошо, а пропавший принц еще лучше — он сейчас гораздо важнее.

Живой принц способен погубить все планы…

Решено.

— Вы займетесь этим лично — я сейчас же выделю в ваше распоряжение солдат и распоряжусь отдать приказ о всеобщих поисках.

— Мне жрецы понадобятся, побольше.

Рей поморщился — из-за этой возни с трупами множество служителей и так оторвали от раненых, что не пошло на пользу их здоровью, а сейчас вообще неизвестно насколько заберут. Светлые лекари незаменимы — многим раненым это будет стоить жизни, да и калек прибавит.

Но принц Аттор важнее.

— Вы получите жрецов. И боевую технику тоже получите. Самую лучшую.