ГЛАВА 10

Тибби высыпал в котелок горсть своих сомнительных «пилюль», брезгливо принюхался, чуть подумал, затем уверенно подставил дно под пламя лампадки и тихо сообщил:

— Ребенок человека, лекарство значительно отсырело, но моя надежда на сохранение его медицинских свойств велика.

— Тибби, горечь от твоего лекарства уже от макушки до пяток меня пропитала.

— Не критикуй мое лекарство — оно достаточно эффективное. Не воспринимай высказывания глупого человека с татуировками на передней части головы — он подвергает критике все, что имеет отношение к моему народу. Мы — мудрый народ, и мы знаем о растениях всю необходимую информацию. Здесь сорок трав, двадцать корней кустов, десять корней деревьев. И еще здесь два гриба. Тибби не знает, относятся ли они к растениям. Раттаки много спорили, но так и не установили окончательной истины. Пусть будут просто грибы.

— Тибби, расскажи про те норы, что вы делали на войне. Ты обещал.

— Тибби не татуированный самец коровы, что всегда критикует раттаков, — Тибби если дал слово, то слово обязательно сдержит.

— Ты остановился на том, как на ваш остров высадились люди и начали сеять пшеницу, а вас убивать. И норы ваши они закапывали.

— Ребенок, Тибби — не татуированный тупица. Тибби помнит, на чем остановилось его повествование. Люди приплыли на больших лодках с парусами и веслами. Строили дома и пахали землю. А раттаков убивали. Раттаки огорчились. Ребенок! Запомни! Огорчать раттаков не надо! Это не очень умная идея! Лучше огорчи голодного тигра — будет значительно меньшее количество негативных последствий! Запомнил?

— Да, Тибби.

— И не забывай! Я хочу верить, что у тебя качественная память, а не такая некачественная, как у нашего татуированного спутника. Я уверен, что он свое имя вспоминает со значительным мыслительным усилием. Так вот, раттаки огорчились. Достали костяные дротики, смазали их наконечники ядом. Яд этот мой народ делает из восьмидесяти трав, сорока корней кустов, двадцати корней деревьев. И еще там, в рецепте имеется шесть грибов. Тибби уже говорил, что не может уверенно отнести их к растениям. Просто грибы. И еще там имелась жабья слизь. Тибби может уверенно сказать, что жаба не относится к растениям, и причины попадания данного ингредиента в рецепт не знает. Если дротиком с ядом оцарапать кожу вот этого татуированного неудачника, который спит рядом с гобой, то ему это не понравится. И вообще он умрет спустя короткий промежуток времени. Когда люди стали получать раны с ядом, они значительно огорчились. И начали изготовлять заборы вокруг своих домов и полей. Заборы были возвышенные, и сооружали их из стволов древесной растительности. Перебраться через данные заборы было сложно. Сложности становились значительнее из-за присутствия на заборах большого количества людей с луками и арбалетами. Обнаружив присутствие раттаков, они сверху пускали стрелы, усиливая раздражение моего народа. Раттаки перестали перелазить через заборы. Раттаки начали рыть норы. Много нор. Хорошие норы, по которым можно было ходить не пригибаясь, держа в руках дротики с ядом на остриях. Норы проходили под заборами. Люди на заборах не могли теперь пускать сверху стрелы. А раттаки, выбираясь в их домах и полях, делали им отравленные раны. У людей усиливалось раздражение. А раттакам было хорошо. Людям некогда было работать на полях. Все свободное время у них отнимал поиск наших нор. Они находили одну нору, но раттаки делали три новых. Это была великая битва — они норы засыпали глиной, почвой и иными материалами, а мы делали новые. Раттаки делали норы очень быстро.

— Не удивлен, — буркнул омр, не открывая глаз. — Если бы хомяки не умели быстро рыть норы, — вот тогда бы я удивился.

— Человек! Не называй раттаков хомяками! Мы — высшая форма грызунов, никогда не путай нас с низшими, а то познаешь мой гнев и всеобщее раздражение моего народа!

— Ххот, ты не спишь? — удивился мальчик.

— Давно уже не сплю. Как тут поспишь, если эта мокрая крыса вспоминает меня через слово, обзывая почем зря. Да и понравилось вас слушать — разговор у вас умный. Интересный. В казарме друзья так не говорили, а на родине у нас вообще все молчаливые — будто свои языки за завтраком с голодухи слопали. Молчат все, только косятся друг на друга и облизываются при этом, рукояти ножей поглаживая…

— Тибби не удивлен! Исходя из наблюдений за тобой, Тибби сделал вывод, что все твои родственники и друзья — такие же примитивные существа, как и ты. При их образе жизнедеятельности умный разговор невозможен. И вообще умное невозможно!

— Молчал бы, раз не знаешь. Умников у меня в друзьях немало было. Пацан, помнишь Унниса? Когда я с вами встретился, твой весельчак-дедок его прирезал, а я тело не стал в пропасть бросать. Так его и засыпало снегом на тропе. Так вот что я вам расскажу: Уннис легко мог задницей сыграть «Марш сорока палачей». Честное слово, мог! Это было просто гениальнейше! Бывало, тоска на душе, домой хочется или пожрать чего-нибудь повкуснее похлебки из старых носков, а он как выдаст до звона в ушах! И на душе сразу теплеет, и настроение у народа поднимается. Умник был еще тот — умел ударить по скуке в нужный момент. Так что, хомяк, неправ ты.

Мальчик, не выдержав, рассмеялся, тут же закашлявшись, а раттак, убирая котелок с огня, прошипел:

— Мои предположения полностью подтвердились. Если этот Уннис был самым умным из твоих друзей, про остальных Тибби получать информацию не хочет.

— А зря: там были личности и поинтереснее.

— Ребенок, открывай рот и поглощай лекарство. Не надо его нюхать — от этого оно не станет более привлекательным.

— Плесенью пахнет.

— Плесени в лекарстве нет. Здесь сорок трав, двадцать корней кустов, десять корней деревьев. И еще здесь два гриба. Тибби не знает, относятся ли они к растениям. Пусть будут просто грибы. Плесени в лекарство никто не помещал — не надо пытаться ввести меня в заблуждение.

Омр, с хрустом потянувшись, поинтересовался:

— Слышь, дите крысы, а вашим хомякам слабо вот такую нору вырыть? Смогли бы?

— Человек, ты глупее тех крыс, о которых регулярно вспоминаешь. Обрати свое внимание на стены — они каменные. Разве можно вырыть нору в камне?!

— Вот видишь, люди вырыли! А ты говоришь, что невозможно это! Мы умнее вас — запомни!

— Глупый человек, мне искренне жаль твое скудное содержимое черепной коробки. Память твоя такая незначительная, что ты не запоминаешь событий вечера. Вечером здесь было авторитетно сказано, что нору изготовили големы. Тибби сейчас подробно объяснит специально для слушателей с ограниченными умственными возможностями. Голем — не человек, это магическое создание. В голема помещают дух костей от жертвы — животного или человека. И после этого скрепляют камни и глину многими нитями магии элементалей. Эту нору делали не люди. Радуйся, глупый человек: ты познал истину из уст раттака!

— Сам дурак. Даже глупее дурака. Дураки ведь знают, что големом управляет маг. А маг — человек. Ты же не говоришь, что яму вырыла лопата? Нет, ее вырыл человек с лопатой в руках. Вот так и здесь — туннель сделали люди, используя големов. Понял? Так что не спорь с умными людьми, хомячок.

— Голем и без человека может работать, — выдал мальчик. — Если бы в этом туннеле при проходке оказался человек, он бы не выжил. Вентиляции не было, пыльно очень, и дыма хватало. Голему давали приказ, и он его выполнял. В местах, богатых первородной силой, голем может существовать вечно, без мага. Если не будет вести себя активно. При этом он будет помнить приказ. Например, прикажи ему убивать всех, кто проходит по тропе рядом с ним, — он будет делать это веками. Кстати, големов-проходчиков зачастую оставляли на священных тропах после окончания работ. Иногда просто украшениями стояли, иногда… Некоторые паломники любили риск — для таких на тропах размещали големов с особым приказом. Обычно приказ был прост: пропускать, допустим, сорок человек, а сорок первого убивать. Такой вот жребий — все ради острых ощущений.

— Не хочу в туннеле наткнуться на такую жестокую шутку — с моим везением я обязательно окажусь сорок первым, — вздохнул омр. — Амидис, просыпайся! Пора закинуть чего-нибудь в желудок и топать сквозь гору. И так засиделись — дождемся, что драгуны найдут вход в туннель и начнут нас выкуривать, будто семейку лис.

Трудно придумать более скучное занятие, чем ходьба по заброшенному жреческому туннелю. Здесь вообще не было ничего интересного — просто отверстие, прорезанное големами в камне. Магическим истуканам не требовалось воздуха или помещений для отдыха, так что никаких боковых ходов не было. Камень и пыль под ногами — ничего более. Поначалу путников развлекали взбудораженные вторжением летучие мыши, но вскоре и они исчезли: далеко от входа не залетали.

Големов, терпеливо поджидающих «сорок первую жертву», тоже не встретили. Не было здесь и костей невезучих паломников. Здесь вообще не было никаких ориентиров — однообразие пути лишь изредка нарушали кучки камней, обрушившихся со свода. Сквозняков тоже не было, но, тем не менее, воздух был чист — древние строители знали толк в налаживании естественной вентиляции.

Ххот, несмотря на поврежденную ногу, возглавляя шествие, поначалу пытался ориентироваться по состоянию мальчика — ждал, что у того начнут заплетаться ноги и пора будет делать привал. Но неугомонный мальчишка шагал как заведенный, хоть и явно через силу. Лицо его нездорово побледнело, щеки заметно ввалились, глаза, и без того немаленькие, стали еще больше и готовы были засветиться от внутреннего жара, а нехороший кашель не прекращался. Многоопытный омр понимал, что ребенок серьезно болен, и никак не мог понять — почему он не падает. Пришлось определять интервал привалов самостоятельно — ни на кого не равняясь.

Путники начали теряться во времени — Амидис даже заподозрил, что уже наступила ночь и пора устраивать ночлег.

До северного конца туннеля солдаты Коалиции еще не добрались: опровергая выводы Амидиса, он показался издали, выдав себя яркой точкой дневного следа. Беглецы приободрились, но, как оказалось, рановато: шагать пришлось еще долго. Ход был идеально прямым — неудивительно, что выход разглядели издали.

Уже на последних шагах наткнулись на очаг и груды трухи у стен — в давние времена сюда кто-то набросал несколько охапок веток. Или бродяги останавливались, или последние, самые фанатичные паломники пережидали непогоду. Неизвестно. Ххот, оценивающе посмотрев в сторону выхода, предложил:

— Там, похоже, темнеть начинает. Думаю, надо притащить сюда дров и устроить ночлег. Здесь нас дождь не достанет.

— Зато дым, выходящий из туннеля, могут заметить, — заявил мальчишка. — Там, на входе, должен быть маленький заброшенный храм. Никого в нем давно уже нет. Если кто-то увидит, что над ним поднимается дым, то удивится. А если это будут солдаты Коалиции, то обязательно проверят: они подумают, что там прячутся жрецы или враги.

— Сильно много ты умничаешь! Разведем маленький костерок, когда станет совсем темно, — никто дыма и не заметит, а вот нам не помешает согреться после ходьбы по этому погребу. Так что нечего спорить! Амидис, пойдем со мной. Разведаем, что там снаружи, и прихватим хворосту.

— Чтоб я сдох! Малец, если я останусь жив, то хоть иногда буду слушать, что ты говоришь!

Это было первое, что заявил Ххот после пробуждения. Пробуждение, надо признаться, было не самым позитивным в его жизни: пинок в бок и дуло мушкета в лицо. Остальных поднимали аналогичным образом — подземный привал беглецов оккупировало не менее десятка вооруженных личностей. Им темнота не мешала — действовали четко. Сразу видно мастеров своего дела: сумели бесшумно подкрасться к далеко не беспечным жертвам, привыкшим спать вполуха. Сонные люди не успели оказать сопротивления, но кое-чего нападавшие не учли: не ждали, что среди жертв окажется раттак с его феноменальным чутьем, проворством, ночным зрением и раздражительным характером.

Он единственный, кто дал отпор, причем не мешкая.

Голос Тибби на этот раз оказался особенно зловещ:

— Стойте, люди, или вы познаете мой гнев! Я уже выдернул предохранитель из гранаты, и если ее уроню, возникнут негативные последствия! Последствия будут негативны для вас!

— Для вас тоже, — подал голос один из нападающих.

— Тибби согласен — для нас тоже. Тибби готов умереть, а ты готов?!

— Вообще-то хотелось бы пожить еще. Ты бы положил гранату: тебе же хуже будет.

— Человек хочет проверить, кому будет хуже, если раттак уронит гранату?! Тибби может помочь ему в познании этого. Тибби сегодня максимально добрый.

— Стоп! — Голос, властный и уверенный, принадлежал уже другому человеку. — Раз среди них раттак — это точно не Коалиция! Уберите оружие! Уважаемые, простите за грубость: мы приняли вас за разведчиков врага. Вход в туннель под наблюдением — боимся, что они про него узнают. А это ведь кратчайший путь из Скрамсона. Вы ведь оттуда пришли? По слухам, там светляков целая армия при танках и артиллерии.

— Да, оттуда, — ответил Амидис.

— Вы кто? Солдаты?

— Мы разные люди. Я — донис, мой разведотряд разгромили в Скрамсоне; еще я шакин Тибби — это мой раттак. Этот здоровяк… Омр он — от самой столицы бежит. А эти мальчик и старик — просто беженцы. А вы кто?

— Свои мы — пусть твой раттак уберет гранату. Мы же убрали оружие.

— Не знаю… Я ничего почти не вижу: костер давно прогорел.

— Светает уже. Вот — я становлюсь на фоне выхода. Видишь — винтовка за плечом висит, а не в руках.

— А кто вы вообще такие? — не сдавался Амидис.

— Донис, тебе и твоим товарищам крупно повезло: мы — имперская армия. Последняя армия Династии.

Армия оказалась какой-то странной.

Когда беглецов вывели из туннеля, они при свете зари сумели оценить внешность «пленивших» их солдат. Хоть какое-то подобие формы было лишь у половины — остальные щеголяли в скромной гражданской одежде, причем ее покрой выдавал в них охотников или просто людей, привыкших к проживанию в лесу. Скорее, все же охотники — мягкая обувь хорошо подходит для скрадывания дичи.

Лагерь вояк тоже не походил на обычный бивуак имперской армии. Просто несколько сот человек обосновалось в руинах храма, расположившись, кто как сумел. Везучим досталась крыша над головой, остальные ютились под парусиновыми тентами. Палаток и шатров не было, телег и фургонов тоже не видно.

На входе беглецов передали какому-то офицеру, доложив, что эти люди пришли по туннелю из Скрамсона и наверняка могут рассказать про обстановку в уделе. Офицера известие обрадовало, и он заявил, что сейчас сообщит командующему, а тот наверняка захочет лично пообщаться с прибывшими. В ожидании этого момента, чтобы не скучать, любезно предложил пройти в храмовую трапезную, где теперь размещалась армейская кухня: повара как раз хлопотали над завтраком.

Под открытым небом путники пробыли недолго, но опять успели подмокнуть — мелкий дождь и не думал прекращаться. Приглашение в трапезную оказалось весьма кстати: горячая пища сейчас не помешает. А повара были столь любезны, что разрешили разместиться возле раскаленной печи. Благо места хватало: в столь ранний час солдаты еще спали.

Пока омр уничтожал одну порцию добавки за другой, остальные сушили одежду и ненавязчиво выспрашивали у поваров новости. Те особо не болтали, но не по причине того, что бережно хранили великие тайны, а просто знать ничего не знали. Из разговоров удалось выяснить, что армия здесь не совсем настоящая — остатки разбитых частей, усиленные местными добровольцами и беженцами. Коалиции в окрестностях нет — единственная попытка устроить неподалеку гарнизон закончилась полным разгромом нескольких рот. Больше враги в холмы Венны не совались — отсиживались где-то у реки на юге.

Посыльный, нагрянув в трапезную, сообщил, что их ожидает лорд-командующий, а ждать он не любит. С сожалением расставшись с теплой печкой, направились на встречу. Их привели к дому, где раньше располагалась гостиница для паломников. Теперь его окна заложили мешками с песком, а под козырьком у входа, рассевшись вокруг станкового пулемета, дежурило несколько серьезно вооруженных винтовками и мушкетами солдат. Здесь омру пришлось расстаться со своим огнестрельным арсеналом, но остального оружия часовые не забрали — столь странные меры предосторожности были непонятны.

Дыша друг другу в затылок, зашли в огромную комнату — раньше здесь, наверное, было спальное помещение. Хозяин кабинета, толстячок в простенькой мещанской одежде, очень похожий на взъерошенного воробья-переростка, рассевшегося за грубо сколоченным столом, любезно указал на лавки:

— Присаживайтесь.

Мальчик, уставившись на него, с удивлением произнес:

— Гейен Малкус! Первый министр Темного Двора!

Толстячок озадаченно прищурился, поднес к правому глазу зеленоватый монокль, покачал головой:

— Судя по всему, ты не знал, кто командует этим сбродом, пока не увидел меня. Значит, ты меня знаешь, а я вот тебя не припомню…

— Я видел вас при дворе.

— Понимаю: всех детей и подростков разве можно запомнить…

Переждав, когда у ребенка минует очередной приступ кашля, Малкус покачал головой:

— Мальчик, да ты болен. Не удивлен — эта погода и взрослого легко доконает. Не переживай — тебя здесь быстро вылечат. А вас я припоминаю, — это Малкус обратился уже к старику. — Но тоже не помню, кто вы… Память сдает от всего этого… Вы, наверное, тоже при дворе мне на глаза попадались?

— Видимо, так, — признал старик.

Омр довольно подбоченился, пнул Амидиса, тихо пробормотал:

— Да наши друзья придворные — золотом попахивает все сильней и сильней.

— Мне доложили, что вы прошли через жреческий туннель. Скажите: что там, на другой стороне? Как обстановка в Скрамсоне?

Министр не обращался ни к кому конкретно, но менее всего ожидал, что ему ответит ребенок:

— Господин Малкус, в Скрамсоне много солдат Коалиции, а наших сил нет. Крестьяне рассказали, что у врагов там два гарнизона, а мы видели крупный отряд драгун и тяжелый танк с тремя пушками.

— Королевский дракон?! Ты ничего не путаешь?!

— Два бортовых орудия малого калибра, одно сверху — на вращающейся башне.

— Да… не путаешь…

— Господин министр, эти силы явно приготовлены против вас. В Скрамсоне им делать нечего.

Амидис удивленно повел бровью, но ничего на это странное заявление не сказал, омр хмыкнул, раттак незаметно стянул со стола позолоченную чернильницу, а старик даже не шелохнулся — эмоций в нем было меньше, чем в дубовом полене.

— Мальчик, я и сам понимаю, что драгуны при танках пожаловали в Скрамсон вовсе не для того, чтобы вас в туннель загонять.

— Вообще-то именно за этим, — улыбнулся мальчик. — Но скажи я вам это — не поверили бы.

— Забавное дитя… Скажи-ка — чей ты сын?

— Ну… Давайте будем считать, что я — сын императора.

Малкус, не выдержав, расхохотался, но на пике веселья вдруг подавился, уставившись на мальчика взглядом таракана, узревшего снижающуюся тапку. Вскочил, едва не подпрыгнув до потолка, собрался, было выскочить из-за стола, но замер, прочитав в глазах ребенка что-то свое. Резким, жестким голосом, лишенным намека на недавнюю фамильярность, приказал:

— Все за дверь.

Мальчик остался, причем никто этому не удивился.

Омр, едва захлопнулась дверь, тут же приник к ней ухом с целью подслушивания. На резонное замечание стеснительного Амидиса отмахнулся:

— Заткнись, и без тебя ничего не слышно! А мальчик-то наш не прост — сразу заметно было! Видали, как на него министр вытаращился? Как вшивый на парикмахера! Старик, уж не сюда ли вы шли? Если так, то ты меня обманул: тут нет никакого золота. Я золото за милю чую — нет его здесь, точно! И не говори, что ты мне его не обещал: твои глаза обещали!

— Что там хоть говорят? — не выдержал Амидис.

— А ничего — шепчутся тихо. Не слышу. Малкус что-то про оружие говорит и армию, уговаривает нашего мальчонку согласиться не пойму на что. Пацан ему в ответ говорит про какое-то очень важное дело. Про кровь и колодцы что-то бормочет — не иначе сговариваются кого-то прирезать. И еще говорит, что никто не должен о чем-то знать — не пойму о чем. А Малкус ему возражает — все про какую-то государственную важность говорит. Но возражает тихонечко: не наглеет. Малец-то наш не прост!

— А вот про золотишко ни тот, ни другой ни слова — я начинаю беспокоиться!

Дверь, открывшись, стукнула омра по уху. Тот, отскочив в сторону, сделал вид, что собирает здесь ромашки и вообще ни при чем. Мальчик, не обратив на него внимания, сообщил:

— Сейчас нам дадут новую одежду, а потом господин Малкус любезно нам продемонстрирует свои военные новинки.

Встреча со странным мальчиком оказала на Малкуса заметное влияние. Министр избавился от простецкого костюма, вырядившись, будто генерал на похороны маршала. И на взъерошенного ссутулившегося воробья почти перестал походить: держался, будто ему кол в зад забили. Стоя перед зеленой стеной заброшенного храмового сада, он, скупо жестикулируя, пояснял:

— Наше оружие невозможно сравнивать с вооружением Коалиции. Главное, чего не хватает нашим пушкам и мушкетам, — дальнобойности. Нам очень трудно подобраться к противнику на дистанцию эффективного обстрела. Его скорострельные винтовки и пулеметы бьют почти так же далеко, как наши лучшие орудия. А про их артиллерию и говорить не хочется — снаряды прилетают из такой дали, что не слышно выстрелов. Причем снаряды попадают в цели, а наши мажут или недолетают. Как мы можем это исправить? Способов два: первый — надо увеличить дальность стрельбы нашего оружия; второй — научиться эффективно использовать то, что есть. По первому способу… Здесь мы ничего не исправим — мы не можем делать оружия Энжера. Даже в единичных экземплярах не можем его повторить. У нас попросту нет таких станков и нет знаний. Мы пытались получить чертежи машин Энжера с помощью шпионов, но в итоге поняли, что это не имеет смысла. Нужны не только чертежи, а полное знание о каждой детали — вплоть до того, из каких руд варили ее металл и как обрабатывали поверхность. Нужны мастера с заводов Энжера, обученные рабочие, рудознатцы. И нужны годы, чтобы скопировать все, что они у себя настроили. У нас нет времени, да и строить негде — мы потеряли нашу страну. Трофейного оружия слишком мало, чтобы использовать его всерьез, а тяжелого и вовсе нет — работоспособная артиллерия Коалиции в наши руки еще не попадала. Второй способ… Как нам эффективно использовать оружие, значительно уступающее вражескому по дальности, точности и скорострельности? Я вижу единственный путь — бить противника на минимальной дистанции. Но как к нему подобраться? Наши марширующие полки будут выкошены снарядами, даже не увидев врага. Подтащить к нему свои бронзовые пушки мы тоже не сможем — нам помешают. Вывод: надо приблизиться к противнику так, чтобы он не заметил опасности. Взгляните туда, — министр указал на развалины какого-то храмового сарая. — На вид простая хибара, брошенная жрецами полвека назад. А теперь!..

Малкус взмахнул рукой, подавая сигнал невидимому наблюдателю. Контуры сарая вдруг поплыли, в один миг он превратился в колышущееся облачко тумана, быстро рассеявшееся. На месте постройки стояло длинноствольное бронзовое орудие на колесном лафете — вокруг застыли солдаты расчета.

— Ну, как вам это?

Вопрос был обращен, разумеется, к мальчику или, на крайний случай, к старику — мнение Амидиса, Ххота и тем более Тибби министра не сильно интересовало. Они попали на эту «экскурсию» прицепом к странному ученику, и подавать голос им не полагалось. Но тут уж омр не выдержал:

— Я тоже умею отводить глаза — это умеет делать немало народа, но армию из таких не набрать. Не так уж нас много. Да и толку в бою не очень — невидимкой можно только стоять: шевельнешься — заметят. И от пуль магия тоже не спасет.

Министра замечание простолюдина не огорчило, но ответил он все же с ноткой пренебрежения:

— Воин, среди этих артиллеристов нет ни одного, подобного тебе. Они не умеют отводить взгляды. Посмотри за их спины: видишь там низенького неприметного человечка в куртке цвета мышиной шкурки? Это маг — он сумел сделать невидимыми себя, восьмерых солдат и тяжелое орудие.

— Ну и что? — не унимался омр. — Знаю я эти магические штучки — надолго их не хватает. Сколько этот крючконосый сумеет отводить глаза?

— Вообще, его хватит на полчаса, может, и час — потом ему придется сутки в себя приходить. Но здесь с этим проблем нет — для отвода глаз сил надо немного, мы ведь стоим на Тропе. Здесь, конечно, не то изобилие силы, что было до Энжера, но на такие трюки ее хватает. И не только на них. Как вам погода? Особенно в Скрамсоне? Понравилась? Это тоже дело рук моих магов. Я собрал всех, кого сумел, и теперь танкам Коалиции приходится учиться плавать в грязи. Мы можем держать дождевые тучи над всеми дорогами, ведущими на север: им будет трудно перевозить припасы и подкрепления. Север в любом случае останется за нами — Коалиция его к рукам не приберет.

— Вообще-то он Коалиции не очень-то и нужен, — заметил мальчик. — Хорошей земли мало, населения тоже немного, климат плохой.

— Для них это не имеет значения — они не успокоятся, пока не захватят весь Наксус. Но здесь, на севере, им придется нелегко — мы готовы к бою, и у нас здесь преимущество.

Мальчик был настроен скептически:

— И что будут делать ваши маги, если им придется воевать вдали от Тропы? Неразумно возлагать на них большие надежды: первородной силы в нашем мире осталось немногим больше, чем в мире Энжера. И вряд ли ее станет больше. Вы цепляетесь за то, что не имеет перспектив. За всю войну наши маги лишь один раз сумели себя проявить: во время высадки Коалиции на побережье Наксуса. Потрепали их флот хорошо, но и магам тогда досталось — напряжение оказалось слишком велико. Многих пришлось похоронить потом, а многие потеряли способность работать с первородной силой. Магов и без того было немного, так что это можно называть взаимным поражением — и Коалиция пострадала, и мы заодно. Теперь, даже если все ваши сражения будут проходить только на Тропах и рядом с ними, максимум, на что можно рассчитывать, — вызов дождевых туч. Страдать от них будут не только враги — ваши солдаты ведь не лягушки.

— Я не особо рассчитываю на магов — я готов бить врага его же оружием. Пойдемте за мной — посмотрим на это орудие внимательнее.

Солдаты были настоящие — не добровольцы: заблаговременно выстроились в шеренгу, застыв с каменными лицами. Лишь маг так и маячил за их спинами, но это нормальное явление — приучать знатоков силы к строю никто и не пытался.

Хлопнув ладонью по мокрой темной бронзе, Малкус задал вопрос, на который сам же и начал отвечать:

— Почему наши красотки не могут пробить драконью шкуру? Наши мудрецы говорят, что ядра летят слишком медленно. Я пытался эту проблему решить. По моему заказу была отлита толстостенная пушка, ее ствол идеально обработали, для выстрела применяли тяжелые пороховые заряды. Мишени пришлось делать из деревьев — широких броневых листов наши мастера делать не умели. Увы, ядра все равно не могли пробить щиты из дубовых бревен. Да и от увеличения заряда толку было мало — порох не успевал прогорать. У коалиции порох другой, но мы не умеем такой делать — работать приходится с тем, что есть. Ладно, я отвлекся. Так вот: изучая снаряды, захваченные у противника, я задумался над вопросом: почему они остроконечные? А потом проделал опыт: в дощатый щит в упор из мушкета выпустили пулю круглую и остроконечную. Остроконечная уходила глубже — это если боком не попадала. Мы попробовали вместо круглого пушечного ядра стрелять остроконечным снарядом. И дубовый щит начал поддаваться. Но это получалось не всегда — снаряд должен попасть в него острым концом. Как этого добиться? Для решения подобных вопросов я набрал команду умных ребят. Не ученых мужей с головами, забитыми пылью, — тут потребовался чистый ум и врожденная смекалка. Они нашли выход — соединили воедино снаряд и стрелу лучника. Взгляните.

Малкус жестом приказал ближайшему солдату снять крышку с длинного ящика. Там, подмяв стальными тушками толстый слой стружки, покоились две огромные пули, снабженные хвостовиками с густо наваренными стальными пластинами.

— Этот снаряд не ударит по цели боком — принцип у него тот же, что и у стрелы.

— Картечь, которой нас обстрелял дракон, сделана так же, — вспомнил мальчик. — Только размеры у нее поменьше — гвоздь с лепестками.

Омр при упоминании картечи болезненно поморщился, переступив с ноги на ногу.

— Верно, принцип одинаков. Попади картечина боком — глубоко в тело не войдет. Я думаю, такой снаряд легко справится с танковой броней. Главное, подтащить пушку на дистанцию уверенного выстрела. А с этим нам помогут маги, ну и маскироваться мои солдаты умеют хорошо. Я понабирал в армию побольше местных браконьеров, закрыв глаза на их былые грешки: они в чистом поле стадо слонов спрятать могут. Мы готовы к бою, но, если мы будем знать, что у нашей борьбы есть будущее, силы наши удвоятся. Сейчас, увы, никто в этом не уверен — война ведь, если откровенно говорить, проиграна. Мы просто цепляемся за последний кусочек нашей земли. Нам нужна идея, нам знамя нужно, символ, в конце концов, нужен! Так что вы подумайте над моим предложением…

— О чем подумать? — наивно уточнил Ххот, сочтя, что вопрос касается и его.

— Вам не надо думать ни о чем — это я вашего… гм… мальчика спросил.

— Ох, извините, не так понял! — И уже тише: — Будь этот малолетний умник постарше, я бы подумал, что он сам император.

— Говорят, что Энжер работает над созданием плавающего танка, — очень к месту поведал Эттис.

Королевский дракон, гордость коронных мануфактур Нового Амстердама, непобедимое чудовище Срединного Мира, ночной кошмар темнобожников и самая дорогостоящая военная машина, завяз в грязи. Напрасно ревели двигатели, разгоняя рыжую жижу траками: танк лег на брюхо и самостоятельно выбраться из природной западни не мог.

В западню он угодил на дороге. Это не было делом рук темнобожников — поработала стихия. Непрекращающиеся дожди превратили северный тракт в реку грязи. Отряд продвигался со смехотворной скоростью, а теперь и вовсе остановился. Сотни солдат рубили деревья, подвязывая бревна к гусеницам бронированного монстра. Дракон проталкивал их под себя, создавая искусственную опору, но конца этой работе не было видно. Леса перевели столько, что хватит на постройку приличного дома, а брюхо танка так и не приподнялось над ложем ловушки.

— Если дожди не прекратятся, господину Энжеру придется задуматься о создании летающих танков, — мрачно заметил Граций.

— В такую погоду летчики летать не любят, — заметил Эттис.

— А кому интересно их мнение? Прикажут — и в ураган полетят. Кстати, разведчики говорят, что за рекой есть удобный луг. Можно будет самолет перебросить туда, а то он так и торчит в Скрамсоне.

— Приказать? — услужливо предложил капитан.

— Не спешите — мы еще не переправились через дорогу, не говоря уже о реке. Моста-то нет — темнобожники его сожгли.

— Нас могут атаковать прямо на переправе — неподалеку отсюда они вырезали гарнизон с неделю назад.

— Я помню об этом. Не атакуют — артиллерия легко прикроет нашу переправу. Вот только как мы перетащим танк…

— Ваша светлость, не беспокойтесь. Заберем у крестьян все их бочки и соорудим понтон. Не первый раз — быстро сделаем.

— Хорошо, не затягивайте. Переправимся мы без проблем, а вот на другом берегу, возможно, будет бой. Ваш танк хорошо себя показал в деле, и я хочу, чтобы он хорошо показал себя еще не раз. Подкрепление нам вряд ли пришлют в ближайшее время — действовать придется своими силами. А дракон — основа нашей силы.

Неистово взревели двигатели, гусеницы дернулись, затягивая под брюхо машины новую порцию бревен. Дракон тяжело заворочался, приподнялся, разгоняя грязевые волны, с натугой пополз вперед. Возможно, через сотню шагов он опять завязнет, возможно, дойдет до реки без проблем. Это не принципиально — до реки он дойдет в любом случае. Если понадобится, его на руках до берега донесут.

Это проблема солдат, а не советника.