Глава 8. ЗА ДУШУ ТВОЮ

К вечеру я форсировал две речушки, которые, хочется верить, надежно отделили меня от траков, хотя полностью я, конечно, в том не мог быть уверен. Только надеялся и старался ехать левее того направления, по которому двигалась живая лавина, что, учитывая скудность здешней транспортной инфраструктуры, оказалось весьма затруднительно, благо что траки по большей части дороги игнорировали. Да и дорогами назвать их в полном, современном смысле слова сложно, но, несмотря на всю их относительность, я твердо решил не оставлять джип до тех пор, пока это только возможно. Могу честно сказать, что он мне стал дорог и превратился в дом, пускай и не со всеми удобствами. Однако ж это мой дом. Во всех остальных гостеприимство тут оказывалось каким-то, мягко говоря, неоднозначным. Не скрою, когда я направлялся сюда, в голове бродили смутные мысли про баньку по-деревенски на берегу тихого пруда, ночевки на душистом сеновале, парное молочко по утрам из пухлых рук дородной хозяйки с румянцем во всю щеку, свежеиспеченный хлеб и прочие буколические радости. То место, где я это отчасти испытал, в моей памяти отнюдь не осталось радостным, безмятежным пятном, хотя некоторая пикантность — чего уж там! — присутствовала. Но я уже высказался по этому поводу более чем подробно и возвращаться к тому провальному эпизоду не намерен до тех самых пор, пока не настанет пора писать мне отчет. И я еще очень крепко подумаю над формулировкой отдельных фраз.

Если не считать того, что один раз дорогу мне перебежало семейство кабанов, то, можно сказать, других происшествий не было. Когда дорога взобралась на пригорок, я решил сделать короткую остановку на обед, точнее уже ужин, помывку и, самое главное, произвести ориентировку на местности. Кроки, доставшиеся мне от Коммуниста, были весьма далеки от совершенства и имеющихся в моем распоряжении карт. Кстати, а вот интересно, можно ли по здешним понятиям счесть, что я эти картинки украл? По нашим — так запросто. Шпионаж и все такое, это мы еще по старым фильмам знаем; новые на эту тему я давно не смотрю, потому что чушь полнейшая. Как профессионалу, пусть и из смежной отрасли, мне это хорошо заметно. Настолько, что глаза режет. Так что в этом смысле я основываюсь на своих детских ощущениях, когда от зрелища похождений матерого разведчика дух захватывало до того, что в туалет невозможно было отлучиться.

Пока разогревалась еда, успел умыться и посидеть у монитора, уточняя, даже скорее конструируя предстоящий маршрут.

Вернувшись к этому занятию после ужина, пришел к выводу, что вариантов всего два, если говорить о реальных и исходить из того, что наброски Степки Коммуниста имеют под собой реальную почву. Впрочем, о другом и думать не хотелось. Ну не планировал же он меня заранее обмануть, так ведь? До сегодняшнего дня он знать не знал о моем существовании. Перед тем как тронуться дальше, я прошелся в кустики и тут, в удалении от разогретого двигателя моего мустанга, наконец-то почувствовал то, что, строго говоря, должен был почуять давно. Тонкий, щекочущий ноздри запах гари.

В первый момент подумал, что это от меня так несет, от волос и одежды. Да только к «своему» я давно должен был принюхаться. Свое, как известно, не пахнет. Значит, одно — недавно поблизости был неслабый пал. Учитывая, что от крепости императора Сани я отъехал весьма прилично, километров восемьдесят точно, то запах оттуда до этих мест не должен был донестись ни при каких условиях, даже если бы весь их городок сгорел целиком. Чего, все же надеюсь, не случилось.

Значит, вывод единственный.

По пути к джипу я проверил и перезарядил пистолет. К слову сказать, почти бессознательно. Просто по устоявшейся в сознании связке «опасность-оружие». И вскоре увидел то, что примерно и ожидал — окруженная дымящимся рвом деревня. К сожалению, я не сразу догадался включить противохимическую защиту салона, поэтому в него попало достаточно гари. Ну что ж, так и надо простофиле.

Я видел, как из-за дыма какие-то люди махали мне руками, но я более чем сыт здешним гостеприимством, поэтому только наддал газу. Потом, все потом, сейчас мне некогда, извините, господа-товарищи. Да еще дорога как-то улучшилась, так что я гнал километров под семьдесят, приспустив стекло, чтобы побыстрее проветрить салон. М-да…

Говорят, дураки учатся на собственных ошибках. Как говорится в одном неплохом фильме «Я всегда полагал себя неглупым и даже практическим человеком». Вот и я тоже. Практическим.

В завал, оказавшийся за крутым поворотом дороги, я въехал только что не со всей дури. Затормозил, конечно, но все равно врезался.

Завал, признаться, так себе, хиленький. Ни мощных деревьев, ни вывороченных корней — так, деревца какие-то разномастные, ветки. От удара «кенгурятника» вся эта конструкция здорово пошатнулась и отчасти обрушилась на капот, накрыв ветровое стекло. Включив заднюю скорость, я легко выбрался из-под этого обвала.

Откатившись до поворота, я остановился и прикинул, что делать дальше. Если я хочу двигаться вперед, то нужно эту штуковину разрушить. Можно попытаться протаранить. Уверен, должно получиться. Нет, ну что за люди такие? Все норовят на повороте подлянки строить. Что бабы те, что эти. Кстати, кто? Селяне, которых я проехал? Что-то далековато. Можно, конечно, расстрелять на расстоянии, но это чревато пожаром. Оно мне надо? Да и людей жалко. Сушь-то вон какая стоит. Я-то удеру, вопросов нет, а им тут жить. Можно лебедкой сдернуть, но что-то мне говорило, что из машины выходить не стоит. У кого там герой собственной поротой задницей чувствовал? У Толстого, кажется, у красного графа.

Но что-то делать надо. Дело к ночи, а мне не хотелось бы ночевать в тупике.

Нет, как ни крути, а выходить придется. В памяти еще очень свежо воспоминание о ловушке, подготовленной мне моими дамочками. Охотницы на мамонтов, понимаешь.

Предусмотрительно взяв в руку пистолет, я вылез наружу и запер машину с брелка сигнализации. Хотя людей увидеть совсем не рассчитывал. Траки напугали всех достаточно для того, чтобы они носу на улицу не казали.

Как оказалось, я не учел одного. Того, что траки не лазят по деревьям. В смысле по вертикали. Ну не знал я этого! А кое-кто знал и учел, в чем я очень скоро убедился.

Я подошел к завалу и подергал за срубленный комель молоденькой елки. Меня не насторожило даже то, что затесины от топора свежие. Ну не последнего часа, но все же. Елочка легко поддалась. Вытянув ее и оттащив на обочину, я огляделся, хотя и понимал, что объезда тут нет и быть не может. Собственно, на этом моя самостоятельность и закончилась, потому что сверху на меня упала сеть. Как я понял потом, к ее углам были прикреплены грузы в виде устрашающего размера гаек. Не иначе с железной дороги свинтили.

Я попытался вывернуться, но не тут-то было. Тонкая ячеистая сетка запутывала меня хуже паутины.

Тогда я прекратил дергаться и попробовал, взяв себя в руки, действовать спокойно и методично. Сначала я посмотрел вверх и выстрелил туда, где на ветке сидел какой-то тип. Не в него, а только в том направлении, потому что тип оказался ребенком, точнее, мальчишкой лет десяти. На другой ветке восседал такой же. Не хватало мне еще с детьми воевать. И, хуже того, убивать их. До подобного я еще не дошел и, надеюсь, не дойду. Отлупить малолетних хулиганов — это еще куда ни шло. А вот убивать — увольте.

— А ну слазь! — крикнул я, продолжая пытаться выбраться, для чего достал нож.

— Эй! — окрикнул меня сбоку вполне мужицкий, грубый голос- Ножик-то брось. Ишь чего удумал, имущество портить. И пистоль свой тоже.

Я обернулся. Из-за ствола дерева выглядывал мужичина под два метра ростом и, что более удивительно для этих мест, чисто выбритый. Клянусь, на нем был даже галстук! Ну не настоящий, не заводской выработки, но то, что это именно галстук, — факт.

Впрочем, больше я ничего рассматривать не стал, а стрельнул по нему, целя для начала чуть левее, с таким расчетом, чтобы выбить из дерева щепу на уровне его лица. Такие фокусы производят на людей неизгладимое впечатление. Правда, стрелял я из неудобного положения, с полуоборота, да еще весь в сети, поэтому пуля попала куда ближе к центру ствола, чем я рассчитывал. Это я не к тому, что пытаюсь оправдаться. Просто как факт. Чего мне врать-то, зачем? Поэтому для верности и наглядности следом всадил рядышком и вторую пулю. Эта легла так, как надо. Мужик живо убрался.

И тут я почувствовал, как меня сзади по затылку тук!

Я упал, уходя от нападения и внутренне дивясь, с чего это я стал таким благодушным, что не услышал шагов за спиной. Я выстрелил еще в падении, одновременно еще больше запутываясь. И никого не увидел. Сначала. Потому что секундой позже разглядел у дерева парня с огромным луком в руках, куда он вкладывал соответствующих размеров стрелу. Все, Попов, шутки кончились. Этого я снял с первого выстрела, прострелив левое предплечье. И тут в меня попала еще одна стрела. Теперь я уже понял, что без боевого наконечника, как и первая. Следом еще одна.

— Бросай оружие, дурак! — приказал знакомый голос- Нас много и скоро начнем стрелять настоящими.

Следующая попала мне в верхнюю часть левого уха. Больно, зараза! Ну и что тут прикажете делать? Ну много — это не число. Это понятие. Пятеро, семеро? Десять? Я с ними и без пистолета разберусь, есть у меня кое-что в запасе.

— А что дальше? — тянул я время и потихоньку резал сеть и осматривался. Ноги, похоже, запутались основательно.

— Ну есть мы тебя не станем, точно говорю.

— Уже хорошо, — подбодрил я говоруна. — А чего тогда? Следующая стрела больно ударила меня в шею. В ответ я пару раз выстрелил, не особо целясь.

— А вот тогда я охотничью беру, на медведя, — пообещал мужик.

Я откатился к траве на обочине, укрываясь за ней от стрелков хотя бы с одной стороны. Нож у меня острый, так что дело спорилось. А ведь стреляют они прилично, к тому же многих я просто не засек. Ясно одно, что изначально меня хотели взять живым. Зачем я им понадобился? Вообще-то с проезжающими-проходящими на территории не больно-то церемонятся.

— Ладно, бросаю! — крикнул я и высоко подкинул пистолет с таким расчетом, чтобы его видно было издалека, но при этом упал он рядом со мной. Мне б с полминуты времени выгадать.

И тут боевая стрела с длиннющим древком ударила мне в грудь, пробив кобуру.

— Не шевелись!

Вот теперь шутки точно закончились.

Я успел сделать еще пару разрезов, так что руки можно уже считать свободными, когда надо мной со спины кто-то навис.

— Ножик брось, — сказали сверху ломающимся баском.

— Да не вопрос, — согласился я и зашвырнул клинок в траву, да подальше.

— Вот так.

Он нагнулся и начал ловко меня вязать все той же основательно растерзанной сетью. Чувствуется сноровка. Ну и мы тоже ничего, не пальцем сделанные.

Я его подсек все еще спутанными ногами и повалил на себя, еще в воздухе разворачивая так, чтобы он оказался ко мне спиной. Подстраховав падение правой рукой — здоровый черт, такой и раздавить может, — левой мертво вцепился ему в горло. Мы тоже кое-что умеем. С силой сдавив гортань, спросил на ухо:

— Жить хочешь?

Он что-то замычал, и я предпочел перевести это так, как считал нужным.

— Понятно, хочешь. Тогда не шевелись, а то кадык вырву к чертовой матери.

— Эй! — крикнул говорун. — Вы чего там?

— Да вот в любви объясняемся, — проговорил я, доставая из-за отворота воротника сюрикен. — Вы там стойте где стоите.

Парень был тяжел и давил мне на грудь, затрудняя дыхание и мешая разобраться с путами, но я проявлял настойчивость и спешил, рассекая толстые капроновые нитки. Где же они взяли эту хрень?

Полагаю, до полного освобождения мне оставалось совсем чуть-чуть. Секунды. Когда меня здорово приложили по макушке. И не стрелой, точно. Как ко мне подобрались — не понимаю. Я ничего не слышал. Сначала не услышал шагов, потом вообще ничего. А потом, конечно, очнулся. Это когда меня привязывали. За горло к толстой березе, за руки и ноги — в раскорячку — к соседним деревьям. Во рту кляп из какой-то сухой и легко распадающейся дряни. Подозреваю, прошлогодний мох.

— Дядь, очухался, — сообщил молодой. Судя по распухшему и покрасневшему горлу, это его я использовал в качестве щита. Неудачно, м-да. И что дальше? Он с интересом смотрел мне в лицо. Почти с детским. И лицо такое симпатичное.

Со стороны спины кто-то крикнул звонким голосом:

— Один он!

— Вот и ладно. Нам много и не надо. Возни с ними, окаянными нехристями.

Голос говоруна я уже узнавал.

Так, это уже тема; у меня на шее православный крестик. Обычно в «поле» я его не беру, а тут решил оставить. Все же наши места, исконные. Вдруг пригодится.

Я замотал головой, замычал — проклятый мох рассыпался и колко лез в глотку и нос — и глазами показал себе на грудь. Мои экзерсисы не произвели видимого впечатления.

Что же они делать-то собираются? Судя по моей позе… В качестве мишени использовать хотят, что ли? Ведь крепко привязали, сволочи. Едва могу дышать, а кисти рук отмирают просто по секундам. Хоть бы кляп этот вытащили, что ли. Я снова замычал. Сбоку от меня прошел мужик — другой, не говорун, — но даже не посмотрел в мою сторону. Что-то давно так-то вот мной не пренебрегали.

Нет, мишень вряд ли. Тогда чего? Может, выкуп какой хотят? Не просто же убивать станут. Хотели б — пристрелили сразу. Ладно, уже хлеб. И ведь надо ж было так попасться! Просто как последний лопух. Между делом я потихоньку избавлялся от кляпа. Вот что значит действовать без напарника, без подстраховки. Теперь, в распятом виде, моя миссия казалась мне все менее выполнимой. При условии, что я вообще отсюда выберусь.

Подошел говорун в галстуке — что за притча, ничего не понимаю, — оттеснил молодого плечом и, густо дыша чесноком, сначала походя заправил мне кляп, а потом принялся шарить по карманам, шустро перемещая найденное в самодельную кожаную суму, висящую у него подмышкой. Очень близко передо мной мелькали его голубые, просто до белизны, глаза. Я снова замычал, намекая на желание начать дипломатические переговоры. И снова без результата. Да и то сказать, переговорная позиция у меня так себе, не ахти. Во всяком случае, без явных козырей.

Слабым утешением служило то, что по части личного обыска дядька явно не был асом. Некоторых карманов он вообще не заметил, а уж про всякие хитрые захоронки и говорить нечего. Но, повторюсь, утешение это слабое. Потом он деловито пощупал мою одежду, прикидывая, не прихватить ли и ее. Ну мужик, давай, одежда у меня хорошая, спецзаказ и все такое. Ты мне только руки освободи, а там уж я разберусь.

Не знаю, думали ли мы с ним в одном направлении, или его галстук не сочетался с моей спецухой, но на этом его интерес и закончился. Эх, если б не кляп, я бы его, пожалуй, убедил. Нет, точно бы убедил. И вообще, когда сильно прижмет, я умею быть убедительным и, случается, торгуюсь так, что базарные тетки позавидовали бы.

— Что там в его тарантайке? — спросил он кого-то невидимого мне.

— Не открывается, гадина, — ответил незнакомый мне пока голос.

— Ты тут поругайся мне, поругайся, — незлобиво пригрозил он и посмотрел на меня. — Как открыть-то, а?

Я закивал. Дескать, знаю.

— Чего? Секрет какой или замок хитрый? — Мужичина ловко вытащил у меня кляп.

С полминуты я дышал и отплевывался. Нет, не мох, кусок меха. Нуда хрен редьки, как известно, не слаще.

— Открою.

— Да ты мне скажи как, я и сам могу.

— Только я могу. Там хитрость есть. Так не объяснить.

— Ну нет, так и не надо. Нам своего добра хватает.

И снова засунул мне кляп, хотя я некоторое время этому пытался сопротивляться. Только у него пальцы, как тиски. Сжал так, думал, челюсть раздавит. Ладно, черт с тобой, интеллигент, только я был к этому уже готов и не стал распахивать рот во всю ширь. Только интересно, поможет ли мне это.

— Ну братушки, — заговорил он, заходя мне за спину, для чего ему пришлось нагнуться и пролезть между веревок, которыми я был привязан. — Благое дело сделали, беду от себя и жен наших отвели.

— А может его того, а? — спросил кто-то. — Вон он Митьку-то как.

— Ничо, заживет. А жертва, известно, должна живой быть. На то она и жертва. Иначе было бы подношение, но сейчас случай не тот, с траками подношением не обойдешься. Проверено. А ты на ус мотай, а не ковыряй. Взял моду из носа при людях таскать.

— У меня еще нет усов, — ответил мальчишеский голос.

— На галстук мотай. Опять в кармане таскаешь? Вот велю мамке зашить!

— А я распорю.

— А я те распорю да выпорю. Ну поклонимся звезде нашей и в путь. За Родину, за Сталина.

Вон они что удумали. Жертва! А еще галстуки надели. Они б еще шляпы нацепили. Интеллигенты.

Некоторое время я вслушивался в звуки удаляющихся шагов. Нет, я в разных задницах оказывался. Порой в весьма отвратительных. Но к роли жертвы меня приговорили впервые, и не скажу, что эта роль оказалась мне по душе. Этих нескольких минут, что я слушал уходящих людей, мне хватило, чтобы меня посетили мысли, которые до этого никогда не приходили мне в голову. Ну то, что какие-нибудь инки или ацтеки считали смерть на жертвенном алтаре за счастье, это их большое личное дело. Я читал, некоторые ученые полагают, будто их знаменитые города опустели как раз по причине того, что индейцы сами себя и истребили, похерив собственную неслабую цивилизацию, а алкавшие золота испанцы просто довершили процесс. Нет, в те минуты коренные американцы меня мало занимали. Мне почему-то вспомнились костры инквизиции. Оттого, возможно, что, когда говорун произнес слово «жертва», мне подумалось, что меня сейчас будут жечь. Натурально! Разложат костерок, благо проблема с дровами тут не стоит, и ага. Понеслась душа в рай в восходящем горячем дыму.

Ведь если разобраться, сжигая всяких ведьм и еретиков, католики именно что приносили жертву. Нет, конечно, и, как говорится, ряды чистили, и наказывали неслухов с отступниками, но сам выбор способа казни в виде публичного сжигания говорит именно о жертвенности. То есть это не только наказание, но и публичное принесение даров Богу. Сейчас, по прошествии столетий, мне даже удивительно, что люди после такого вообще ходили в церковь, которая к тому же занималась продажей индульгенций, то есть возмездным отпущением грехов. Нет, то есть всякие альбигойцы имели место, как и церковные расколы, чему, я имею в виду последнее, немало, думаю, способствовала именно жестокость и предельная упертость иерархов, мертво цеплявшихся за канонические догмы.

Да уж, чего только не полезет в голову, когда тебя вот так, ни с того ни с сего, из человека превращают в жертву. Нет, ну как у них ловко все сочетается — за Сталина и жертва, причем обязательно живая. Где же они такой дури нахватались?

Признаться, мысли эти — про инквизицию и все такое — я допустил, чтобы отвлечься от того, где оказался. Такие отвлеченные рассуждения помогают сохранить душевное равновесие. Порой проще думать о высоком, чем о глубине дыры, в которую попал.

Кляп я выплюнул уже через минуту. А потом занялся собственным возвращением в привычное состояние человека.

Деревца, к которым меня привязали, были не самыми большими, но и не тростинками. Эти, с позволения сказать, интеллигенты явно не собирались играть в поддавки. То есть просто так наклонить их вряд ли было возможно, особенно из той позиции, которую говорун ловко охарактеризовал как «звезда». Нет, здешний люд меня начинает определенно раздражать причудливостью своих моральных императивов. Ну верили бы они все во что-нибудь одно, как поется, хоть в Аллаха, хоть в Иисуса. Когда я услышал сакраментальное «За Родину, за Сталина» — не знаю, не до смеха мне было, не то положение, но я чуть не засмеялся.

Первое, что меня порадовало в моем положении, это что привязали меня не веревками, а кожаными ремнями. Тоже не подарок, но в каком-то смысле с ними проще справиться.

Я напрягся и потянул правую руку на себя. Слабина небольшая, но есть. Повернул голову — ремень на шее больно зацепил кожу. Сейчас бы дождичек, чтобы ремни размочил, но сушь стоит такая, что не дождешься. Ладно, коли нет гербовой, будем писать на том, что есть.

Привязали меня ловко и крепко, но, как я уже упоминал, руки у них заточены под другое, не со спецами воевать. Хотя взяли они меня ловко, ничего не скажешь. Наверняка охотники. В галстуках! Дичь, ну дичь же. Рассказать кому — засмеют. Да и кому рассказывать, сначала неплохо бы выбраться.

Поиграв обеими руками, я определил для себя тактику действий. Кстати, поспешать надо, а то траки и впрямь заявятся. Не хотелось бы с ними вот так-то вот встретиться. Путем некоторых усилий мне удалось выбрать слабину сантиметра в три: длинноватые они ремни сделали. Теперь несколько ужимок так, чтобы правый манжет сполз на кисть. Еще, еще! Я кривлялся и дергался, изображая что-то вроде пляски пьяного шамана, но ничего не получилось. Вот тебе и не под то заточены. Не кажи, хлопец, гоп. Осторожно, без рывков расслабившись, я приговорил себя к минутному отдыху.

Так, о чем это я? Инквизиция, да. Костры и индульгенции… Мало симпатично, но уже проехали. Догмы. Догматы. Мне это, честно сказать, тоже не всегда по душе. Нет, кто спорит, без некоторых правил и законов не обойтись, это я как прокурор могу утверждать смело. В том числе и без моральных норм. Это я про десять заповедей и иже с ними. Но некоторые постулаты вызывают у меня раздражение. Взять хотя бы то, что церковь всегда поддерживала своих правителей и отпускала им грехи. А уж какие типы встречались! Кстати — я вспомнил про говоруна в галстуке — эти интеллигенты ни разу не назвали друг друга по именам. Только мальчишка один раз сказал «дядя». Интересный фактик. Это они специально или так случайно вышло? Ладно…

Спору нет, практика отпущения грехов — дело хорошее. Успокаивает. Только одно дело, если грешок мелкий. Неприличным словом начальника помянул или старушку через дорогу не перевел. И совсем-совсем другое, если ты ту старушку топориком по головушке оприходовал. Есть разница. Нет, не церковный я человек. Прошла минута. Руки начали затекать, и я сделал кистями несколько вращательных движений, разгоняя кровь.

Еще пару раз глубоко вздохнув, чтобы нагнать кислорода в мышцы, я начал по новой, стараясь не делать резких движений. Все очень медленно, аккуратно и безо всякой суеты. Нежно. Если не получится в этот раз, сделаю еще одну попытку. Причин для спешки нет. Траков я намного обогнал. На сутки их хода, или даже двое. Правда, столько времени изображать из себя «звезду» у меня нет. Через несколько часов я настолько обессилю, что… Лучше про инквизицию! Так, сосредоточиться. Полная концентрация и все внимание на процесс. Аккуратненько.

Манжет сполз настолько, что я уже мог захватить его кончиками пальцев. Еще чуть… Не получается. Ну! Я сильнее напряг левую руку. Пальцы зашарили по ткани. Есть! Дальше все отработано годами тренировок. Никакого металла в виде бритвенных лезвий или чего-либо подобного. Ничего, что способна уловить рамка металлоискателя. Даже самый чувствительный металлодетектор. В край манжеты в районе пуговицы аккуратно вшит небольшой пластмассовый лепесток. Похожий на накладной ноготь. Собственно, под его форму и подгонялся, так что при случае можно запросто наклеить. Подарок, кстати, одной особы из техотдела. С намеком был сделан подарочек. Дескать, мы тоже с когтями. Я понял. При случае он может послужить оружием, в том числе метательным, но и в качестве ножа тоже вполне подходит.

Дальше дело техники и терпения. Дюймовый ремень на правом запястье я перерезал секунд за двадцать. Потом проще. Через минуту я был свободен и зол. Но даже это чувство не помешало мне подобрать обрезки ремней и забрать с собой.

Пульт автосигнализации в виде брелка в числе прочего перекочевал в суму говоруна, но меня это не сильно расстроило. Существуют, по крайней мере, три цивилизованных способа попасть внутрь моего мустанга, плюс парочка просто варварских. Мои часы вполне исправно заменяют брелок, так что еще через пару минут я уже сидел внутри джипа и пополнял свою экипировку.

Теперь я действовал куда осмотрительнее. Для начала я загнал машину в лес и постарался замаскировать ее так, чтобы ее не было видно с дороги. А потом, как говорится в любимых книгах моего детства, встал на тропу войны. То есть пошел за интеллигентами. Их обувь — что-то вроде высоких мокасин или мягких, без каблука, сапожек — практически не оставляла следов. Еще бы часа два-три и я бы не смог их найти, но времени прошло слишком мало, и трава хранила их следы. Прежняя беспечность слетела с меня, как волосья с плеши старика. Бесследно. Поэтому передвижение мое назвать скоростным было бы неправильно. Я постоянно и многократно страховался. Хватит с меня сюрпризов. Кстати, я их вообще не люблю, сюрпризы эти. Есть у меня один приятель, в другом городе живет, который может появиться к ночи с сумками в руках и заявить: «Я сюрпризом. Чтобы ты не напрягался». Ага! А то, что у меня свои планы были, это ему по хрен. Ну и другие неожиданности тоже мало радуют. Поэтому единственный сюрприз, который я худо-бедно переношу, это когда в подарочной сумочке из бутика мне преподносят в праздничный день нечто и объявляют, что это сюрприз. Бриллиантовых запонок я давно не жду, тем более что и не ношу их, а вот то, что вместо бутылки хорошего виски могут подсунуть заводную игрушку-зайца с красными ушами — плевать. Я никогда не рассчитываю на финансовое возмещение моих праздничных расходов. То есть раньше как-то прикидывал, а потом бросил это дело. Жлобы сами прокалываются. Причем всегда. Одних я терплю в силу личных причин, другие быстро перестают меня интересовать. Кто бы они ни были.

Интеллигенты шли споро, выстроившись цепочкой. Я их нагонял больше полутора часов, что много, учитывая, что немалую часть пути я проделал бегом. Так я же засады опасался, осторожничал и берегся. А они нет. Но я все равно их нагнал. Ай да Пушкин! Я смело мог себя хвалить. Половина дела сделана.

Их было пять человек. Не так уж и много. Трое несли большие, в рост человека, луки. У одного рука на перевязи. Двое пацанов шли с копьями на плечах, увенчанными солидными такими железными наконечниками, чуть не с полметра длиной. Гордые шли. Оно и понятно, дали настоящее оружие подержать-понести. У всех, включая молодняк, ножи на поясах. У двоих пухлые котомки за плечами. Надо полагать, сети. У знакомого мне говоруна сума под левой рукой. Собственно, только она мне и нужна. Полагаю, что мое оружие тоже там.

Ну, ребята, теперь мой выход.

Шли они ходко. Сразу видно, ходоки бывалые. Приятно посмотреть.

Я засек направление движения и сделал крюк, обгоняя их, для чего пришлось метров сорок шлепать по изрядно заросшему болотцу местного значения, где я умудрился провалиться выше щиколотки, отчего в ботинке стало мокро и хлюпко.

Встречу я приготовил в редком сосняке, где почти не было подлеска, что, учитывая их численное превосходство, играло определяющую роль.

Подпустил я их метров на шесть-семь, ориентируясь больше на слух. А потом, когда счел дистанцию достаточной, бросил им «какашку». Я видел, как шарахнулись птицы. Все остальное я предпочел не смотреть. Ну что там, в самом деле, может быть нового? Все это я уже видел. Причем не далее как сегодня.

Должен признать, что в целом они среагировали вполне достойно, но против современных технологий никакие навыки выживания не срабатывают. То есть, конечно, смотря что и против чего. Партизанские методы ведения боевых действий бывают весьма и весьма эффективны, но в данном случае интеллигенты явно не были готовы к встрече с продукцией отечественного ВПК. Если даже мне по ушам хлопнуло, хотя я подготовился к взрыву по всем правилам, то что уж о них говорить. Слепые и глухие, они валялись и корчились. Один мальчонка истерично выл, катаясь по земле. А вот нечего на людей сеть бросать! Тоже мне, нашли жертву. Инквизиторы доморощенные.

Я не стал церемониться и содрал сумку, предварительно уперев в шею говоруна ствол пистолета. Как я и предположил, все мои вещи были там. Сейчас не время и не место заниматься возвращением моих личных вещей на их законное место, поэтому я просто повесил суму себе на плечо. После чего отошел к толстой сосне, прижавшись к ней спиной, и стал ждать.

В принципе светозвуковой шок проходит минут за пять. Психологический эффект сохраняется чуть дольше, но мы, в конце концов, не в детском саду. Утирать им сопли и менять подгузники я не собирался. Впрочем, я и не знаю, кладут ли в садиках подгузники. А пора бы уже и узнать. Эх, выбраться бы отсюда. Тогда я и разверну бурную деятельность в этом направлении. Замечу в скобках, что в целом эти деятели мне даже понравились. Спокойные, уверенные в себе мужики, без суеты и ненужной жестокости делающие то, что считают нужным. Потребовалась им жертва — нашли и взяли. То, что обобрали меня — так зачем покойнику лишнее? А вот на джип даже не стали тратить времени. Другие бы попробовали курочить, вскрывать, засуетились бы, а эти нет. Со стержнем люди. Мне такие нравятся.

Первым очухался тот, кого я подстрелил. Сел, тараща глаза и тряся головой. Сочувствую. Неприятно. А что делать? Не я первый начал. Сами напросились. Так что извиняйте, ребята. Претензии не ко мне. Постепенно пришли в себя и остальные. Теперь все глядели на меня. Точнее, полагаю, на направленный в их сторону пистолет.

— Всем на месте, — четко, едва не по слогам сказал я. Да они, в общем, и не пытались рыпаться. Только один мальчишка вскочил было, явно намыливаясь драпануть, но я просто направил на него пистолет и посмотрел, сурово покачав головой. Он опустился на землю, густо покрытую многолетним слоем хвои, на которой просто бушевала трава. Кстати, грибы тут — что называется, косой коси. Да какие! Может, набрать с десяток на ужин? Давно я грибочками не баловался.

— Ну, уважаемые, поговорим?

— Ты кто? — спросил говорун, мелко потряхивая головой. Понятно, контузия у него. Только легкая. Скоро пройдет.

— Интересный ты какой, дядя. Когда на съедение отправлял, имени не спрашивал. А теперь вдруг заинтересовался. Это вы-то кто такие?

— Медведи мы, не слыхал?

— Вы? — делано изумился я. Никогда про таких не слышал. Но мы прокуроры такие, хитрые.

— А ты думал?

— Я-то? Я-то как раз не думал, что меня вы в жертву приговорите. Так что теперь сами… Эй, ты! Сидеть!

Это еще один парнишка втихую сделал попытку оставить место встречи. Он оказался чуть поодаль от остальных и, возможно, полагал, что я его не контролирую. Ошибка.

— Все в кучу! Сидеть. В ряд. Чтобы я видел руки! Стрелять буду без предупреждения. Быстро, быстро!

По роду службы мне приходилось посещать места несения наказаний. Разные. В том числе и особого режима. Скажу без утайки, что впечатление оставалось тяжелое. После этого зрелища засыпал с трудом. Но при этом кое-чего нахватался. Все эти «стоять!», «руки в стену, ноги раздвинуть!» и все такое. Иногда пользуюсь. Часто помогает. Правда, порой в ответ пытаются стрелять или просто бить морду. Что ж, издержки профессии.

Надлежащий порядок навел только после того, как выстрелил одному интеллигенту прямо около коленки, вспоров землю. Я видел, народ крученый, опытный. И поглядывают на меня без дружбы. Зверовато. Ладно, я им тоже в приятели не набиваюсь. Вопрос только в том, как мне уходить, оставляя их за спиной. Но не расстреливать же их в самом деле! Может, подстрелить одного слегка? Скажем, в ногу. Хоть того же говоруна. Но пока я не оставлял надежды как-то договориться. С теми, у кого внутри стержень, договариваться можно. Это не урки, которые направо и налево продают хоть чужих, хоть своих. Почти всегда народец мелкий и грязный в смысле морали. Ничего святого. В этом случае я готов даже за церковь обе руки поднять, пускай воспитывают. Только вот меня смущает, что, истовые католики, испанцы почем зря резали и жгли тех же индейцев. А протестанты, в полный рост торговавшие рабами? Православные, яро поддерживавшие крепостничество? Любая религия, если дать ей распуститься, такое творит, тушите свет. Единоначалие вкупе со слепым подчинением и обожествлением первого лица приводит, как метко заметил художник, к сну разума. Ему в те времена это было куда видней. Впрочем, я несколько перефразировал Гойю, ему от этого не холодно, не жарко, а мне к слову пришлось.

И чего меня занесло сегодня в религиозную тему? Никогда, кажется, этой проблемой особо не страдал. Стресс, наверное.

Все, хватит лирики. Дело к ночи. Мне еще обратно добираться. По свету точно не успею, а впотьмах в лесу — ох! До машины разве что к утру доберусь. Да еще имея за спиной этих интеллигентов. Замечу, хреновых. Не хотел я их за спиной иметь.

— Куда направляетесь? Ты, — показал я стволом на раненого.

— Так известно куда…

— Отвечать быстро! — давил я на психику. Сумерки были уже просто на подходе.

— К себе, — выдавил тот, морщась.

Пора, пора уходить! Черт, не подумал. Плюнуть надо было на все эти побрякушки и спокойно делать ноги. И, собственно, дело. Так нет, взыграло ретивое! Это не прокурор, это крохобор какой-то. Народный, значит, маму его нехорошо, мститель. Прости, мать. Сорвалось.

Расстрелять к чертовой матери! Всех до единого. Злость, не до конца остывшая, забурлила во мне, как вода в чайнике. С пузырями.

Ладно, сами напросились. Получите театр. В главной роли на подмостках прокурор экологической прокуратуры майор Попов. Не знаю ни одного актера, ставшего генералом. Хотя все они там лицедеи. Насмотрелся. Хотя нет, грешу, конечно. Толковых людей хватает. Без них лицедеям делать было бы нечего. Щеки-то можно понадувать некоторое время, но и результаты ведь нужно показывать.

Сам я на сейнерах, где ловят и готовят рыбу, не бывал, но по телевизору видел. Идет конвейер с тушками, часто еще живыми, а работницы возле него их выхватывают и вспарывают животы, вытряхивая внутренности. Потрошат, стало быть. Ох и работенка там, полагаю! Пахучая и тяжелая. У нас, когда идет потрошение, примерно то же. Только мы не с рыбой безмозглой дело имеем, а с людьми. Времени у меня в обрез, поэтому потрошить я принялся быстро и жестко.

— Далеко еще?

— К ночи успеем.

Судя по их темпу передвижения, это километров пять-шесть.

— Народу много? Отвечать быстро! — возбудился я, играя предельное раздражение, переходящее в истерику.

— Зачем тебе знать? — спросил говорун.

— Тебе молчать! Тебе говорить!

— Целая деревня.

— Как звать? Тебя, тебя! — давил я на раненого.

— Егор…

— А тебя? — перевел я ствол на говоруна.

— Люди Большаком кличут.

Ох, хорошо хоть не коммунистом. Одного мне как-то хватило. Ладно, мне-то все равно. Надеюсь, это оттого, что он просто главный или один из. Ну вожак.

— Вот что, Большак. На кой дьявол вы меня привязали?

— Без этого нам против траков никак. Не отобьемся. Теперь придется своим жертвовать. Времени совсем нет.

— Тогда я могу всех вас прямо тут в жертву и положить.

— Это не жертва будет, подношение. Против траков… Это я уже слыхал, так что дослушивать не стал.

— И чего, срабатывает?

— Обязательно помогает. А как же. Без этого никак. Так что убивать нас без толку. Отпусти.

— Значит, полагаешь, надо отпустить вас?

— А как же? Конечно. И кошель бы вернул, а? Ну и наглец! Кошель ему вернуть.

— Ага! И вы меня потом опять в жертву? Нет, не уговорил.

— Да зачем теперь-то? — искренне, кажется, удивился говорун. — Коли ты сам вырвался, то все. На том конец. Закон такой.

Второй мужик согласно покивал раздвоенным подбородком, на котором угадывалась тонкая нитка шрама, уходящая к горлу. По-моему, на нем следы швов.

— Ну, допустим пока. Сейчас проверю, правду говоришь или как. Ты Лося знаешь?

— Сам не встречался. Да и ни к чему нам.

— А где обитает, в курсе?

— Лось-то? А как же. Это все знают. — Он махнул рукой примерно в направлении запада. — На воде он живет.

Пока все сходится.

— А точнее?

— Это как добираться желаешь. Если пешком, то держи на Колючую. Гора такая. У нее две макушки, не спутать. Перевалить надо справа от нее. Там, — он показал справа от себя, — лысая горка. С нее Колючую хорошо видать. Перевалишь, там речка. Надо переправиться и идти по течению. За день дойдешь. Там увидишь.

— А если не пешком?

Про себя я заметил, что потрошения у меня как-то не получается. Скорее разговор. Ладно, пока сойдет и так, коли Большак так легко идет на контакт. Я бы сказал, непринужденно. Даже странно, вспоминая как тот же император и иже с ним ни в какую не хотели сдавать этого самого Лося.

— На тарантайке твоей? — Он задумался, почесывая подбородок. Я слышал, как под его ногтем скрипит отросшая щетина. — С того места, где мы тебя взяли? Не знаю, как и объяснить. Вперед надо проехать. Там недалеко. Километра с два, что ли. Ты не помнишь? — спросил он у безымянного мужика.

— Поболее, думаю. Как бы не пять.

— Может. Свернешь направо. Там видно. Болван там стоит.

— Какой «болван»? — изумился я.

— Каменный, с рукой, увидишь. Направо там. Километров пятнадцать…

— Все двадцать будет.

— Пусть. Там монастырь. Монахи, значит, живут. Мыс ними дел не имеем, — вдруг ожесточился говорун. — Но решай сам, я тебе не советчик. Так вот оттуда дорога каменная. Ездить можно. По ней, — он причудливо вывернул ладонью, словно летчик, показывающий полетный маневр, — объедешь болотину, и уже там будет шоссейная. Там у быка сразу налево и как раз к воде выберешься.

— Что за «бык»?

— Каменный, не спутаешь. Один такой. Ну все? Смеркается. Пойдем мы?

— Большак, если кого за собой увижу…

— Нужен ты нам больно. Кошель-то верни. Тебе без надобности, а я привык. Пятый год уж с ним-то.

— Завтра на том же месте заберешь, — пообещал я.

— Тогда ладно. Только ты его на сучок повесь, а то ж мыши погрызут. А то траки подоспеют. Ох… Задал ты нам делов. Как хоть кличут-то?

— Зови Попов.

— Чей? — изумился вихрастый парнишка.

— Не чей, а кто. Идите. Хочу видеть ваши спины.

— Ты уж не стреляй. Дети у нас. Не хорошо в спину-то, не по закону.

— Давай, давай.

С минуту я смотрел, как они встали и, отряхнув колени, тронулись в дорогу.

Вдруг мне в голову вернулась мучившая меня мысль.

— Эй, — окликнул я, — Большак! Погоди.

Тот, возглавивший группу, обернулся и встал, глядя на меня. Остальные тоже остановились.

— Чего еще?

— Поди, спросить хочу.

Он явно колебался. Но потом, видно, снизошел. Видно было, что через «не хочу».

— Догоню, — сказал своим, махнув рукой, и по дуге — не напрямую! — направился ко мне.

Сообразил я только секунды через три. Поначалу — что за маневры? Потом понял. Он не возвращается по собственным следам. Уж не знаю, заскок это такой, вроде приметы или мистического табу, либо же оправданное поведение в лесу, где хищники, хоть те же рыси, могут поджидать на оставленной следовой дорожке. А может, то и другое вместе. Я как-то уже устал разбираться в хитросплетениях здешних верований и мотиваций. Все как-то извращено и вывернуто. Мозги сломаешь. Причем, как я уже упоминал, у одних одно, у других другое, у третьих… Словом, список продолжается.

— Чего хочешь еще, Попов?

— Просто интересно. На кой вам галстуки?

— Какие галстуки? — изумился он вполне искренне. Вот тебе и на! А я ему поверил. Ох, прокурор, доведет тебя до беды собственная доверчивость. Кто-то, помнится, говорил, что разбирается в людях? Так вот, забудь. До того самого момента, когда, если доживешь, напишешь рапорт об отставке.

— Вот такие, — показал я левой рукой на висевшую на его шее замасленную тряпку. В правой я продолжал держать пистолет. Правда, уже дулом вниз.

Он отступил на полшага и бережно дотронулся ладонью до своего атрибута. Как будто даже погладил. Или показалось?

— Фу на тебя! — в сердцах проговорил он. — Скажешь такое, а мне думать, голову ломать. Это ж знак!

— Знак?!

— Ну!

Мы друг друга категорически не понимали. Ну знак, и что?

— Знак чего? — не отступил я.

— Интеллигенции! — поднял он вверх узловатый палец. Артрит у него, наверное.

— В смысле?

— Праведники. Понял? Чистые люди.

— Я так и подумал. Извини, что задержал. Прощай.

— Как знать, — ответил он и уже совсем по другой дуге отправился догонять своих товарищей.

Глядя ему в спину, я размышлял по поводу того, а не стоит ли мне взять на вооружение их маневр. Люди лесные, опытные, напрасно шагу не ступят. Интеллигенции! Помнится, один из наших деятелей обозвал таких чем-то вроде «говна нации». А, в сущности, чем галстук хуже нательного крестика?

Так, всё, закрыли тему. Надо решать, что делать дальше.

Сумерки уже наступили. Всю ночь пробиваться к машине мне не улыбалось. Смысл? Чтобы уставшим, не выспавшимся и исцарапанным отправляться в дорогу? И хорошо, если вообще живым. Уж не знаю, какие тут водятся звери, но, догоняя интеллигентов, — а ведь я угадал! — видел на некоторых грибах вполне такие солидные следы от зубов. Это тебе не мыши или зайцы с хомячками. И, больше того, мне показалось, что кора с некоторых деревьев содрана отнюдь не женскими ноготками. Да и не думаю, что у дам самоназванных Медведей есть такая привычка. Другими словами, мне нужно находить себе ночлег.

Когда спина Большака перестала мелькать за деревьями, я практически повторил его маневр, обойдя удаляющуюся группу по дуге. Если не сказать, оббежав. Близко не приближался. Минут пятнадцать прошло, а они все шли тем же курсом, лишь слегка отклонившись к северу, обходя густой ельник. Поразмыслив с минуту, я решил, что они все же не замышляют дурного против меня. И двинулся в направлении горы, которую говорун обозначил как «лысая».

На самом деле это оказался глиняный холм. Из белой такой глины. Уже почти в темноте, обследуя окрестности своего будущего ночлега, я понял, что эта «гора», по крайней мере, с двух сторон — если все стороны считать за четыре, — окружена болотом. В моем положении это не самое плохое.

Прикинув нос к обстоятельствам, я решил не разводить костра, ограничившись выбором ночлега с таким расчетом, чтобы не подвергнуться внезапному нападению. Людей, животных — все едино. Порой мне даже кажется, что животные менее грешны и агрессивны, чем мои соплеменники. Во всяком случае, им не нужны дорогие костюмы и безумной цены украшения, за что — так или иначе — в размен идут человеческие жизни или, по меньшей мере, судьбы. Навидался я этого. Грязь, жадность, похоть. Хуже всего, что мои же друзья-приятели пытаются использовать меня в своих играх. Поэтому с такой готовностью езжу в командировки. Если не сказать, что бегу. Удираю, если угодно. Конечно, я об этом никому не говорю, не признаюсь, но, похоже, мое начальство об этом догадывается. Во всяком случае, эксплуатирует меня в этом смысле в хвост и в гриву. Но при этом я сохраняю отношения со своими — как и кого поименовать? — друзьями? приятелями? знакомыми? — нормальные отношения, практически всегда далекими от моих служебных обязанностей и возможностей. Кто только моими возможностями не пытался пользоваться! То еще испытание. Нет, на выезде все проще. И кто посмеет бросить в меня камень? Не зря в законе прописана норма, что прокурор (судья, следователь etc) не может заниматься делом человека, близкого ему по тем или иным признакам. От родственных до дружественных.

Две витаминизированные шоколадки и несколько пригоршней воды из болотца, сдобренные жутко противной на вкус таблеткой для обеззараживания — не очень-то напоминает ужин с пекинской уткой, запиваемой белым вином. Я устроился на камышовой подстилке около теплой кромки болота. Зря — в каком-то, конечно, смысле — говорун не позарился на мою одежку. Не тот вариант, чтобы на снегу спать, но выше или около нуля — вполне. Не будет откровением, если скажу, что я на границе ночи успел сделать две ложные лежки. Так, на всякий случай.

Раза три-четыре я просыпался от ночных звуков, хватаясь за пистолет, один раз даже поднялся, но по большому счету ничто меня не беспокоило, поэтому я в целом выспался. Даже, на удивление, неплохо. Встал с восходом, когда над болотцем стал подниматься небольшой туман. Помахал руками, разогревая затекшее тело, и так и замер с поднятыми вверх. На верхушке глиняного холма сидел давешний мужик с раздвоенным подбородком, подвернув под себя ногу. Сидел и так философски, аки Будда, смотрел на алеющий восход, лишь время от времени веточкой отгоняя комаров.

— Ты чего? — выдавил я, автоматически берясь за пистолет.

Ну ничего себе заявки! Это как же он меня нашел и, главное, подобрался так, что я не услышал? Слабак ты, братец, против настоящих охотников, вот что.

— Проснулся? Большак сказал проводить тебя. В горячке позабыл, что на дороге капкан стоит. Сгинуть можешь.

— Какой еще капкан?

Сказать правду, мне было не по себе. Сильно не по себе.

— Укажу какой. Ну готов? Пошли по холодку. Там на месте перекусим и двинем дальше. Или боишься? — прищурился он.

— Отбоялся, — пробормотал я. — Пошли. Ты первый.

— Само собой.

Он подхватил с земли заплечный мешок, ставший заметно худее, и копье с устрашающим наконечником и быстро исчез из глаз, покинув вершину. Я, вздохнув, пошел за ним.

Его поведение совершенно не влезало в рамки того, что мне до сих пор приходилось видеть на территории. Прямо-таки святая благотворительность. Праведники. Интеллигенции. И это после того, как меня приготовили в жертву. Вот по поводу жертвы я в отчете очень подробно распишу. Во всех красках и с присущим мне талантом. Иногда в отчетах я бываю очень злым. И даже язвительным. Не скажу, что это всегда нравится начальству, но порой, когда по каким-то причинам мои тексты становятся достоянием общественности в лице отдельных сотрудников нашей прокуратуры, ко мне приходит короткая писательская слава. А иногда, не скажу, что часто, мои литературные изыскания приносят мне довольно ощутимые материальные или близкие к ним блага. Не скажу, что мои начальники чрезмерно щедры на проявление благодарности, но порой в них что-то вздрагивает и мне выдают премии, звания или нагрудные знаки государственного признания.

Так зачем же он все же поперся со мной? Первое, что приходит в голову, это не прошедший интерес к моему мустангу и, главное, к его содержимому. В этом смысле не исключено, что где-то там меня ждет засада. Они мастаки на такие веши, это я уже понял. Проверено на себе. Но теперь все, дудки! Я готов. Я настороже. Я предупрежден, значит, вооружен.

Едва не сплюнул от отвращения к себе. Предупрежден он! А кто так бездарно вляпался в простенькую ловушку? Кто, спрашивается?! И ведь, главное, чуял же, чуял! И поперся.

Я приотстал от медвежьего интеллигента шагов на пять и внимательно посматривал по сторонам. Мы шли не совсем тем путем, как сюда, но направление — я сверился по компасу и для надежности по солнцу — было верным. Ладно, смотрим. Второй пистолет я положил в левый брючный карман. Жутко неудобно, ляжку трет, сволочь, но это страховка. Очередную светошумовую гранату пристроил так, чтобы ее можно было в одно движение выхватить любой рукой. Тут же приклеил на средний палец «ноготок». Я всерьез готовился к любым неожиданностям, поэтому прямо на ходу прикончил еще одну витаминную шоколадку. Запить бы, да ладно, обойдется. Если верить ребятам из группы технической поддержки, эта штука обеспечивает калориями на сутки. И еще здорово тонизирует. И чего я вечером про это не вспомнил? Про то, что тонизирует. Потому и не спал нормально, хотя за предыдущий день здорово вымотался. Впрочем, как таковой усталости я не чувствовал. Ни недосыпа, ни тяжести в мышцах. Я действительно отдохнул и выспался. Но при этом держать темп за Медведем мне было не то чтобы трудно, но, скажу так, не беспечно. Не прогулка по парку. Мне даже казалось, что он спешит. Траки? Возможно.

Мы уложились в сорок девять минут.

На первый взгляд, тут было все так, как я оставил. Машина, забросанная ветками, слабые следы, борозды от моего волочения, знакомые деревья. Я посмотрел наверх. Нет, никого.

— Капкан этот далеко?

— Не то чтобы, — неопределенно ответил он, усаживаясь и знакомо подворачивая ногу под себя. — Покажу, сказал.

Он явно не собирался помогать мне освобождать мустанга от маскировки. Ладно, сам. Краем глаза я видел, что он достает из котомки еду и раскладывает ее на тряпку не очень свежего вида. А потом с интересом, хотя и затаенно, наблюдал, как я умываюсь, бреюсь и чищу зубы.

— Ну хоть примерно.

— Недалеко от болвана. Так не объяснить.

Я демонстративно достал из багажника свое и принес на общий «стол». Значит, недалеко от болвана может и быть засада. Сколько они сказали? Два — пять километров? Не расстояние. За ночь вполне могли подготовить собственный, как он выразился, капкан. Что ж, у меня тоже есть сюрпризы. Я готов. Черт бы вас всех тут! Нет, теперь я действительно готов. А главное, по-боевому зол.

За трапезой мы вежливо и ненавязчиво — интеллигентно! — игнорировали продукты друг друга. Я, поглядывая на его галстук, втрое перекрученная тряпка с подкладкой, шитая явно на руках, вдруг вспомнил, что у меня в багажнике лежат два комплекта повседневной формы — от ботинок до галстука. Мой и напарника. Уже бывшего. Хотя не хочу накликать. Все же рассчитываю забрать моего Николая Эдуардовича на обратном пути. На черта мы их взяли? Нет, по прибытии понятно — для представительства. Не понадобилось, да и кому оно на хрен нужно, когда у нас с собой такие — такенные! — бумаги. Нас и без галстуков как бояр принимали; лишь бы прокурорские побыстрее свалили. Я решил, что, если все обойдется, я подарю ему настоящий форменный галстук. Фирменный. Пускай живет и радуется, помня мою и свою доброту. Но только если без приколов.

Завал мы разобрали в четыре руки за пять минут. Нет, надо было его таранить. Мой мустанг не просто легковушка-забавушка для поездок на дачу или снятия девчонок возле дискотек. И даже не персонаж для соревнований вроде Кэмел-трофи. Фигня все это. Это могучая смесь хорошего джипа и бэтээра. Похвалюсь, что даже президентская охрана таких не имеет. Скоростные характеристики, ясное дело, не те. Да у них нет практической необходимости в автоматической подкачке шин. Не нужна броневая защита класса АА — они ребята в случае чего «одноразовые». К слову, нет и необходимости в жесткой экономии топлива, как и во второй управляемой колесной паре. Им много чего не нужно. Как и многого недостает для настоящих боевых машин; мы с мустангом разведчики дальнего радиуса действия. И экипаж максимум трое. Поэтому есть место и возможность для запаса топлива и продуктов.

К немалому моему удивлению и подозрению, когда я вырулил на дорогу, интеллигент явно не собирался садиться ко мне.

— Ты чего? Залезай! — крикнул я, высунувшись наружу.

— Да я так. Быстрее получится.

Уж не знаю, что он имел в виду. Быстрее чего? Отправить меня на костер, что ли? Это, конечно, так, допущение, вроде шутки. Подозреваю, у интеллигентов аутодафе не в чести.

— Садись, спринтер, — благодушно сказал я, открывая правую дверь. Ощутив под и за собой родное анатомическое сиденье, я повеселел. Так сказать, почувствовал под собой твердую почву. Да и позавтракал неплохо. Худо-бедно жизнь налаживается, чему — качественная жратва весьма способствует.

Взгляд, который я получил в ответ, заставил меня усомниться в собственной интеллектуальной полноценности. Да и полноценности вообще.

— Я тебе не пинтер или как там. Обиделся.

— Послушай! Извини. Давай просто поедем и все. Так же быстрей. — Тут мне в голову пришел замечательный аргумент. — И траки, если что, не достанут.

Он обернулся и посмотрел на меня с затаенным интересом. Лицо загорелое, неподвижное. Да еще этот раздвоенный фаустовский подбородок, перечеркнутый шрамом. Нож или бритва, факт. Навидался я резаных-колотых, огнестрельных и термических. Не эксперт, конечно, хотя где-то рядом. Очень и очень близко. Просто в силу опыта. Есть веши — ох! — вспоминать не хочется. Да я и не вспоминаю. Если удается. Хотя одна картинка меня долго преследовала в кошмарах. Один деятель… Пусть будет ресторатором, теперь уже все равно. В своем заведении готовил рыбу, фаршированную мясом. Посетители млели — вкус совершенно изумительный. В меру перца, чуть корицы, уникальное обслуживание — зал на четыре столика. Хозяин, он же шеф-повар, обслуживает каждого лично. Никаких официанток, только помощник, подносивший напитки и менявший приборы. Тот еще сукин сын оказался.

Так этот шеф, не хочу даже имени его вспоминать, сначала начинку из своей тещи готовил, гад. Прудик с сомами у него прямо на территории, четыре двадцать на пять ноль пять метров. Сомики тоже мясом вскормлены. Чуть протухшим. Как на дрожжах росли. Желающие, кстати, могли выловить к столу лично. И ловили. М-мдень. Потом в ход пошел тесть. Потом… Как сестру жены называют? Золовка? Не помню. Утерял я исторические корни. Женушка тогда и стукнула. И струхнула, полагаю. Сколько веревочке не виться, а кончик чувствуется.

Скажу как на духу. Я за время своей службы черта лысого повидал. И лохматого, и бритого, и с рогами, и какого хочешь. Но этот гастроном как-то надолго выбил меня из колеи. Я три дня пил, пока силы не оставили. А меня-то всего-то по поводу сомов, то есть живой природы пригласили. Так, дескать, дежурный выезд. Типа прогулки. Вот так бывает.

К чему вспомнил? Не скажу, не знаю. Просто вспомнилось, и все.

— Садись-садись, — улыбнулся я. — Прокатимся.

И он сел. С сомнениями, пыхтеньями и всей возможной неловкостью. Вообще то, как местные усаживались ко мне, нужно отдельно описывать. Каждый на свой манер, но все одинаково неловко. И, главное, хватаются сразу за все, за что можно и за что нежелательно. Этот, можно сказать, половчей остальных оказался. Но при этом больше всех выглядел испуганным. Копье я пристроил между нами наконечником назад.

— Ну поехали, — проговорил я, подготавливая его к началу движения. И тронулся потихоньку.

Видели б вы его глаза! О-о, что это были за глаза. Распахнутые на пол-лица, полные страха и отчаяния, даже боли. Я понял, что быстрее, чем бегом, он никогда не передвигался. Поэтому я не стал идти больше сорока. Да и то, для него эти сорок, как для меня двести, да еще когда не ты за рулем…

Впереди я увидел белую фигуру и затормозил, правда, не остановился совсем. Так, двигался потихоньку, зыркая по сторонам и готовясь реагировать в любое мгновение. При этом я успел посмотреть на показания счетчика — мы проехали три километра восемьсот метров.

И вдруг понял, что передо мной. Болван. Смешно. Очень смешно. На невысоком постаменте стояла фигура пионера-горниста, правда, без горна. Его обломок все еще угадывался в пионерском кулаке. Если не знать про музыкальный инструмент как обязательный атрибут этого образчика садово-парковой скульптуры, то мальчишка просто поднял руку и задрал подбородок, будто для приветствия. Скульптура грязная и загаженная, во многих местах, особенно понизу, по ней расползлась серо-зеленая плесень, нос отбит, но все остальное цело. Маечка, шорты, островерхая пилотка и даже галстук можно рассмотреть.

Я остановился, не доезжая метров двадцати.

— Ну и где твой капкан?

Мужик заколотился в дверь, как псих до укола. Если б не бронезащита — сломал бы к чертям собачьим. Просто б вынес ее вместе с петлями и все дела. Я, перегнувшись через него, потянул ручку замка на себя. Тогда он буквально вывалился наружу. Просто выпал на дорогу. Натурально. Кулем. Когда его начало выворачивать, я деликатно отвернулся. Укачало человека. Я понимаю. С кем не бывает. Я, когда в первый раз оказался на борту самолета, тоже испытывал нестандартные ощущения. Правда, до собственно конфуза дело не дошло, но ситуация находилась на грани. Удержался я из-за одной лишь гордости. Но поначалу такого страха натерпелся — боже ж ты мой! Да, жалко мужика. Не пошел ему завтрак впрок. А ведь и десяти минут не прошло после окончания трапезы.

Краем глаза я видел, как он утерся рукавом и повернулся ко мне. Только после этого я посмотрел на него, стараясь сохранять нейтральное выражение лица. Шуток тут не понимают, а уж обид не прощают тем более.

— Ну и где твой капкан?

Прежде чем ответить, он натужно откашлялся. Сочувствую. Однако какой вы, интеллигенты, хлипкий народец. Проф и тот покрепче был. Но тот хоть на лошадях ездил.

— Там. Я вперед, ты за мной. Карандаш дай.

— Чего? — удивился я. Нет у меня карандашей, не пользуюсь. Ручка есть, а вот карандаша нет. Давно я их в руках не держал. И вообще, на кой ему?

— Это, — протянул он руку к копью, не делая даже попытки залезть внутрь.

Я осторожно, чтобы не подрать обшивку салона, передал ему оружие и захлопнул дверцу. Нет, я знаю, что, например, в некоторых кругах карандашом лом называют. Шутка юмора такая. Но чтобы копье! Интеллигенты же, что с них взять.

Привычно взяв копье в правую руку, он ходко пошел по дороге, вскоре свернув направо. Я на малой скорости тронул за ним, во все глаза глядя на дорогу и обочины. Когда-то тут был асфальт, теперь вспученный порослью и изрядно искрошившийся. Джип мягко переваливался на обломках цивилизации. При такой скорости, если это вообще можно назвать скоростью, ухабы практически не ощущались. Я, кстати, отметил, что дорогу чистят — на обочину отнесены или вытащены павшие деревья разного калибра. Разве что отдельные сучья валяются. В одном месте я увидел кучу конского навоза двух-трехдневной давности.

Неожиданно мой проводник остановился, подняв руку. Я нажал на тормоз. Некоторое время он смотрел вправо, оставаясь неподвижным, потом снова пошел и опять остановился, высматривая что-то среди деревьев. Солнце еще недостаточно поднялось для того, чтобы осветить лес, в котором все еще стояла откровенная темнота. И чего он там высматривает?

Махнув мне рукой, дескать, стой, где стоишь, он нырнул в лес. Так, начинается. Я потрогал рукоятку пистолета и на всякий случай включил заднюю скорость. Прошла минута, когда мой провожатый — или все же загонщик? — вышел из-за дерева и поманил меня рукой. Идти? Нет? Ну, Попов, вот и началось. Я, уже не таясь, достал пистолет и вышел из машины, поставив ее на сигнализацию и включив особый режим. Без напарника, конечно, тяжеловато, но наши техники предусмотрели и возможность такого варианта. Мало не покажется.

Интеллигент ждал меня у дерева. Копья в его руке уже не было. Что бы это значило? Хорошо, посмотрим. Я тоже кое-что в ловушках понимаю. И разозлился уже не по-детски. Вы меня тут за дурачка-просточка не держите. Пистолет, гранаты — это все хорошо. Но я без них кое-чего могу. А с ними еще больше. При скорострельности моего оружия я за секунду могу расстрелять двоих-троих, если они находятся в одном секторе. Вкруговую, то есть на триста шестьдесят градусов, я могу произвести два прицельных выстрела в секунду, расстреляв до восьми мишеней за пять секунд, а при удаче и все десять. Это, правда, уже с двух рук.

Я шел так, словно обходил каждую попавшуюся под ногами травинку. Шаг вперед, полшага влево и сразу шаг вправо и еще половину, а потом сразу в другую сторону. Хорошо прицелиться в меня при таком способе передвижения невозможно, во всяком случае, очень сложно, а тут я еще и наклонялся, будто рассматривая то, что у меня под ногами.

Как оказалось, от меня не требуется даже в лес входить. — Смотри, — сказал проводник, указывая во мрак рукой.

Сначала я ничего не увидел. Ну лес и лес. Деревья. Кусты. Гриб очень симпатичный стоит. Белый. Копье…

И только тогда разглядел. Капкан. Действительно капкан. Простой, но остроумный. Две подпиленных ели высотой эдак в три этажа держались в относительно вертикальном положении за счет подпорок, упертых в те места, где нижние сучья выходили из стволов. К ним привязаны веревки, сходящиеся в один узел, под которым как раз и стояло копье моего проводника. А дальше все просто. От узла идет тросик, уходящий к дороге. Как раз к тому месту, где лежала очередная ветка, размочаленная не то копытами, не то колесами. Почти в труху. Посмотришь — так тут таких мне попадались не одна и не две. Под ней, надо полагать, что-то вроде спускового механизма. Нажал, тросик натянулся… Я в механике не очень, но в целом понятно, что обе эти елки со всей дури падают на дорогу и соответственно на голову. Для пешехода, полагаю, ничего страшного. Пройдет и не заметит. А вот телеги или конный отряд… Или мой джип. Будут проблемы. Несмотря на всю броню.

— Видишь? Я кивнул.

— Давай. Держись той стороны. И поскорее. Сможешь? Я тут присмотрю.

— Понятно. А кто это все затеял?

— Ясно кто. Монахи. Они. Осторожнее с ними. Плохие люди.

— А вы откуда знаете?

— Мы везде ходим. Логично.

Я убрал пистолет, только сев за руль и включив зажигание. Нет, копье в качестве страховки меня не убеждало. Жидковато будет. Я сдал назад. Вся эта механика рассчитана на медленную, обязательно тяжелую и относительно длинную цель. Скажем, конный отряд. Груженая телега. Да не одна. Что-то в этом роде. Проскочив тут на скорости, я по любому вылечу из капкана. Сколько валится дерево? Полагаю, секунды две — четыре. Я не лесоруб, практики в этом деле почти ноль, но не мгновенно же. На скорости зону поражения я проскочу в доли секунды. Кстати, интересно, а дальше таких сюрпризов нет? Метров, скажем, через пятьдесят. Или пятьсот.

Газанув — больше от нервов, чем по необходимости, — я втопил газ, быстро перекинув скорость. Шины возмущенно взвизгнули, и вскоре я уже тормозил за сто метров от точки старта. Трасса, конечно, не премьерная, убитая напрочь, но подвеска выдержала ее без видимых проблем. Кажется, без проблем. Потом разберемся. Я уже чувствовал близость Лося, остававшегося полумистической фигурой, и ответов на все вопросы. Ну или большинство из них.

Я посмотрел назад. Интеллигента не было видно. Ладно, подождем, мы не гордые. То есть гордые, но не всегда и не совсем. То есть иногда скрываем. Ну и чего он застрял? Я уже занес палец, чтобы надавить на сигнал, но передумал. Тут это вряд ли принято ввиду полного и абсолютного отсутствия действующего автотранспорта. Пропал он там, что ли?!

Я ждал уже три минуты. Нехорошие мысли принялись посещать меня со все возрастающей скоростью и настойчивостью. Неужто Медведи приготовили для меня персонально свой капкан? Или вправду что случилось? Может, тут у монахов есть скрытый пост и они по-тихому приняли моего мужичка? Или паралич его разбил? Кабан задрал? Что там еще в списке? Напоролся на ядовитую колючку? Хотя в этих местах никаких колючек нет. То есть раньше не было, как и этих тварей траков. Ногу сломал? Подвернул? Просто помер? Или медведь задрал? Медведь Медведя. Смешно.

Я включил внешние микрофоны. Выходить из машины мне не хотелось категорически. Ветер шумит верхушками деревьев. Я увеличил громкость до предела. Деревья зашелестели сильнее. Явственнее стал утренний гомон птиц. У них как раз сейчас суета по поводу завтрака. Скоро на юг собираться, так что еда для них сейчас первое дело. Кстати, о птицах. Они же тоже подверглись тут все, что было, всем поражающим факторам. Если подействовали на людей, то не могли не подействовать и на них. В таком случае, орнитологи разных стран и регионов не могли, как мне представляется, не заметить этого. Однако что-то не слышно про это ничего.

Ладно! Надо что-то решать. Нечего тянуть время. Прошло уже пять минут. Многовато. Я, конечно, могу еще подождать, знать бы только чего.

Ругнувшись про себя, я решился. В конце концов, интеллигент с фаустовским подбородком мог прихватить меня еще ночью, факт. Машина… Не похоже, что она его заинтересовала. Как и ее содержимое. Ладно, рискну. Придется рискнуть. Как не крути, а я этому мужику обязан. Возможно, чуть меньше, чем он себе воображает, особенно учитывая мою фигуру «звезда», когда — честно — мне было просто жутко. Да чего там говорить, хреново мне было. И вся моя бравада и высоколобые рассуждения нужны были лишь для того, чтобы окончательно не впасть в панику.

Я взял оружие в руку и покинул такой родной салон моего мустанга. И сразу нырнул в лес. От ствола к стволу — обязательно контролировать верх. Углубиться, чтобы зайти с тыла. Ступать нежно, поглядывая под ноги, хотя никаких веток и прочего мусора нет. Кусты обходить. И верх, верх! Хотя очевидно, что применение сетей в лесу невозможно. На дороге, где относительно открытое пространство, — да. Здесь вряд ли.

Мне потребовалось около двух минут, чтобы выйти к капкану. Моего проводника там не оказалось. Как и его копья. И все. Ни следов, ни запаха, ни привета. Был, и нет. Некоторое время я тихо млел. Это что же происходит? Схитили моего мужичка? Тут у них что, уже и черти с лесовиками водятся? Лягушки в коронах? Эти… Водяные? С русалками в подводном гареме. Так мой мужичок-лесовичок должен был, кажется, знать о них. И вообще, какого хрена!

Нет, я все понял. Не сразу, не в один миг, но, в общем, быстро. Пусть и не так стремительно, как я о себе думал. Допускаю, что все это территория драная на мозги влияет. Что-то тут приключилось со скоростью движения моих нейронов. Тормозят, собаки!

Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. На поклоны просьба не приглашать. Ушел мавр! Самое паскудное, что я даже не знаю его имени. Как-то за нервами не случилось ознакомиться. А ведь, возможно, он меня спас. Или там от неприятностей избавил. Все едино.

Я попробовал его выкричать. «Ау» и так далее. Хоть бы имя его знать. А так… Ну не мужиком же его кликать. Или медведем. Неудобно как-то. Но я все же гаркнул разок: «Медведь!» Где-то надо мной шарахнулась птица. И все. Прощай, мавр.

Все еще оставалась некоторая вероятность, что имеет место быть какая-то хитрая засада, ловушка, построенная не только на внезапности, но и на психологии, поэтому к своему мустангу я вернулся со всеми возможными предосторожностями. Сев за руль, еще поиграл аппаратурой. Нет ничего, будто сгинул. Что ж, я знаю, что такое уходить по-английски. Не всегда это выглядит вежливо, но, с другой стороны, я и сам, бывает, подобным грешу. Особенно, когда партнер мне мало симпатичен. Я не забыл, как Большак сказал, что жертву им придется выбирать из своих. Вероятно, радости им это не добавило и симпатий ко мне тоже. Что ж, я не в претензии. Я имею в виду уход мужичка, только это.

Дальше я ехал с включенными на полную мощность внешними микрофонами, рассчитывая с их помощью уловить, когда будет захлопываться очередной капкан, для чего я все время держал скорость не ниже шестидесяти, хотя дорога такая, что и сороковник для нее много. Правда, некоторые, весьма непродолжительные участки оказались вполне приемлемыми, и там я позволял себе поддать газу.

От запаршивевшего пионера-горниста до монастыря я проехал двадцать пять километров с четвертью. Хреновато у Медведей с определением расстояний. Впрочем, скорее всего, по асфальту этому они никогда и не ходили, предпочитая передвигаться лесом. Наверняка я, естественно, не знаю, но отчего-то мне так кажется.

Я сначала не понял, что это за трава появилась справа от дороги, сменив лес. Да и не больно-то обращал внимание. Трава и трава. Мало ли. Я, в конце концов, не ботаник, хотя и служу в природоохранной прокуратуре. У нас для этого есть эксперты, как свои, так и привлеченные, из соответствующих учреждений, которые влет отличают лютик от, ну, не знаю, хоть от ромашки. Правда, ромашку я тоже отличу. А когда мне открылся монастырь, я остановился и огляделся.

В общем, я внутренне был готов к тому, что это заброшенный пионерский лагерь. Домики с выбитыми стеклами, развалившиеся и заросшие строения, сорванные с петель створки ворот, возможно, даже со звездой. Что там еще? Дорожки, ржавый флагшток, статуи в ряд, аналогичные болвану, разграбленный спортгородок, остатки забора. Словом, все прелести запустения.

Но то, что я увидел, повергло меня в легкий шок. Культурный.

Это на самом деле был монастырь! Без дураков. С каменными стенами, башенками по углам, колокольней — без креста, правда. Вместо него на шпиле болталось что-то яркое, разноцветное. Не то тряпки, не то сети, не понять. Стены расписаны аршинными буквами и рисунками в духе примитивизма. А перед распахнутыми железными воротами стоят трое. Двое волосатые и бородатые. Третий — просто волосатый. Что на них одето… Я даже не знаю, как это описать. Какие-то тряпки. Цветные. Что я сумел идентифицировать точно, так это ядовито-желтую рубаху до колен с невнятной надписью на спине у одного, сделанную явно от руки, и ядовито-зеленые портки у другого. Не брюки, джинсы или что-то еще из известного мне модельного ряда. Нечто бесформенное и расширяющееся книзу. Через лобовое стекло я смотрел на них с полминуты. Что-то в этих фигурах было знакомое, во всяком случае, угадываемое, но это что-то масляно выскальзывало, не давая себя ухватить.

Наконец они меня заметили и обернулись в мою сторону. Лица мятые — в мощный бинокль это хорошо видно, — осунувшиеся, волосы на уровне лба перетянуты плетеными косичками, у одного, который безбородый, на левой щеке что-то вроде цветка.

Тут меня как пробило. Женщина! И все они, все трое — хиппи. Господи, я думал, что и слово-то такое забыл. Хиппари! Натуральные.

И вот тут я посмотрел на траву, росшую прямо за окном джипа. Руку протяни и достанешь. Каннабис! Конопля. Уж эти-то характерные листья я узнаю. И не стану утверждать, что тут из нее плетут веревки или давят масло.

У меня не было ни малейшего желания общаться, как их тут называют, с монахами. Ни малейшего. Я как-то вообще стремлюсь избегать контактов с наркоманами, брезгую, что ли, хотя, по большей части, люди это довольно мирные, но нервные. Ну а когда их целая шобла, просто бегу со всех ног. Условно, конечно, говоря, но все же стараюсь ретироваться.

Вот и на этот раз. Они что-то кричали, махали руками, даже чуть-чуть попытались меня догнать, но я вывернул влево прямо под их носами. Только заснял их для отчетности. Да и чего мне с ними? Дорогу я в принципе знаю. Чего еще? Выслушивать пьяный бред и наркотические фантазии? Слуга покорный! В другой раз. Или, что гораздо лучше, вообще ни в какой.

Дорога, на которую я вывернул, оказалась куда как лучше предыдущей. Сложенная из бетонных плит, она меньше поддалась неукротимому воздействию природы, хотя сами плиты местами покосились и просели, а кое-где из них торчала металлическая арматура. Но, действительно, только кое-где. Три-четыре места, не больше. Как паровоз подпрыгивая на стыках, я довольно шустро преодолел около тридцати километров. Мимо меня мелькнули какие-то избы и строения, свидетельствующие об их сельскохозяйственном предназначении, но от дороги они были довольно далеко, не меньше пары километров, и людей я там не увидел, но это еще ни о чем не говорило. Я рвался к цели, не отвлекаясь на несущественные детали, хотя, допускаю, что у моего начальства и еще кое-кого может быть другая точка зрения на это дело. Они предпочитают исчерпывающие отчеты по результатам расследования. Но я, в конце концов, не этнолог-людовед, у меня другие задачи.

С быком тоже все оказалось точно. Стоит. Здоровенный такой. Из серого бетона. Это не скульптура в обычном понимании, а как бы барельеф. Или просто плоская скульптура с незначительными выпуклыми частями по бокам. Под ним бетонная же подпись на просвет «Совхоз «Восход». Надо полагать, это как раз то, что я только что проехал. Или теперь уже было то, не знаю.

Здесь я сделал остановку и устроил генеральную рекогносцировку местности. Или сверку, это как угодно. Мне потребовалось минуты три на то, чтобы понять, что Степка Коммунист меня не обманывал. Другое дело, что по его наброскам логово Лося я бы искал до морковкина заговенья. Кстати, и монастырь отыскался. На карте он был помечен как «Пионерский лагерь». Что ж, все сходится. И озеро тут имеется. На всякий случай я включил рацию — только атмосферный шорох и треск в ответ. Эфир чист, как до рождения Попова, который, как известно, радио и придумал. Ладно, имеется у меня еще один способ. Будем запускать спутник. Есть у меня такая штука. Аж в двух экземплярах. Как раз для такого случая припасены. В сущности, это не совсем спутник. Внешне это напоминает обычную пулю, только керамическую. Как говорится в одной замечательной сказке, «внутри у ей неонка». То есть небольшой, если не сказать крошечный, блочок памяти и передающее устройство. С бортовой аппаратуры моего джипа туда можно записать необходимую информацию и, собственно, все. Сверяясь с картой, я записал координаты и парой коротких фраз обрисовал состояние моего расследования. Теперь при желании сюда можно хоть десант сбрасывать, хоть… Нет, надеюсь, до бомбардировки дело не дойдет. Неизвестно еще, сколько я там задержусь, так что ну его. Да и с чего это я взял? Какая, к шутам, бомбардировка? Что, кто-то уже доказал, что это и есть эпицентр? Язва, которую достаточно вырезать, и весь организм моментально выздоровеет. Я собственными глазами читал отчеты, где прямо указывалось на рассеянный, то есть совсем не точечный характер воздействия на территорию. А то, что существует некий, так сказать, кудесник, так это всего лишь побочный фактор. Или сопутствующий. В общем, как посмотреть.

Устройство для запуска моего спутника напоминает толстенькую мортиру сантиметров тридцати в высоту с раздутым основанием. Вставляем снаряженный патрон внутрь, на откидной панели набираем пусковую команду и отбегаем подальше. Я задал минутный интервал, за который успел вернуться за руль и отъехать метров на двести. От греха. Говорят, порой эти штуки взрываются. И вообще у них очень неблагоприятное воздействие на экологию. Экологию человека, в первую очередь. А я ее стараюсь беречь, поплевывая при этом на то, что в уставе прописано про стойкое перенесение всех тягот и лишений нашей нелегкой службы, а еще у меня имеется персональная страховка. Знаете, один умный человек сказал, имея в виду пропаганду собственного здорового образа жизни, что лучше вкладываться в спорт, чем во врачей.

На мою беду я в запале служебного рвения как-то забыл про включенные наружные микрофоны. Дверцу захлопнул, боковое стекло поднял, а про микрофоны ни одной мысли. Нет, точно тут какая-то дрянь, на территории этой. Если все получится, то уже сегодня к вечеру могу ложиться на обратный курс. По дорогам, даже прилично убитым, я уже к утру выберусь на границу. И при этом не буду жалеть подвеску и экономить горючку.

Так вот, докладываю. Ахнуло совсем не слабо. И ахнуло, и бухнуло, и стукнуло. Последнее аккурат по моим ушам. Мое послание улетело в небеса, на орбиту, а то и дальше, я же остался на грешной Земле оглушенным и крепко обалдевшим. Мне даже показалось, что я оглох. Я не слышал ничего. Совсем! Ничего себе погулял.

За эти секунды чего я только не передумал. И что профессию придется менять, и вообще образ жизни, и лечиться, и как выбираться отсюда, и где учат азбуке Брайля, и… Короче, много чего. Те картинки ужасов, которые в секунды возникают в голове перепуганного насмерть человека, здоровой особи за час не придумать. А то и за сутки. Да ему, то есть ей, особи то есть, подобное даже в голову не придет. Во-первых, зачем, во-вторых, с какой стати? Такое только в воспаленном мозгу происходит.

Потом я, морщась не столько от боли, которой, как вскоре оказалось, вообще уже не было, сколько от уготованной мне участи, выключил наружку и врубил проигрыватель, от отчаяния и страха крутнув верньер до отказа вправо.

За что получил по ушам еще раз. Я не большой любитель звуковых эффектов, но, полагаю, наши техники к своей работе относятся более трепетно. Возможно, они ее даже любят. Все эти понятия — стереофоническая база, частотная характеристика, подавление шумов, пороговые фильтры, сабвуфер — немного не из моего репертуара, который остался в юности. Как раз тогда, когда я начал серьезно готовиться к профессии. То есть некоторые рецидивы происходили, но они отнюдь не носили характера скрытого хронического заболевания. А кое у кого детство в одном месте все еще играет. Я даже знаю у кого. Вернусь, выражу ему свою благодарность. Впрочем, ребят понять можно, ведь распоряжение подготовить технику шло с самого-самого верха. Вот они и расстарались.

Но на тот момент я был счастлив. Что такое счастье? Это короткий миг. Точнее, приступ острого счастья длится от нескольких минут до часов. Суточную границу он, насколько мне известно, не переступает никогда. У меня на глубокие душевные переживания не было ни суток, ни часов. Даже с минутами наблюдалась напряженка. Но шестьдесят секунд хорошей музыки я себе позволил. В отчет я эту паузу, естественно, включать не стану, но уверяю, это была одна из самых приятных, самых счастливых, самых запоминающихся минут в моей жизни. Я эти секунды — каждую! — использовал так, как никогда в своей жизни не использовал. Позже, по критическому осмыслению, это, возможно, будет выглядеть не так, несколько иначе. Случались у меня моменты и похлеще, но этот внезапный, водопадом, переход от глубокого каньонного уныния к пиковой радости дорогого стоит. Да и песня была хороша.

Я даже не стал ее выключать, когда двинулся вперед. Я люблю ездить под музыку. Она очень скрашивает одиночество, особенно в пути.

К моему немалому удивлению — и удовлетворению! — трасса оказалась во вполне приличном состоянии. Некоторые погрешности полотна я легко объезжал, пользуясь тем, что ни «волшебников полосатой палочки», ни движения на дорожном полотне не имелось. Готовясь к этой командировке, а это у нас чуть не всегда «аллюр три креста, поднять хвоста для принятия перста», я успел чуть заглянуть в здешнюю историю. Еще при Сталине эту дорогу зеки строили, под бдительное поблескивание пенсне Лаврентия незабвенного нашего Палыча. За страх и паек люди старались. А получилось как будто на совесть. Уж цемент-то точно не воровали. Впрочем, знаю я про это пару историй, будет место, расскажу.

Большее опасение внушали время от времени встречающиеся продукты жизнедеятельности животных — лошадей и коров, — тут уж не спутаешь. Поскользнуться на таком мне не улыбалось никак, поэтому я дисциплинированно держал скорость в разумном пределе. Это позволяло мне посматривать по сторонам. Заросшие поля, тронутые осенью леса. Почти идиллия. Я вспомнил моих… мм… девушек. Те идеально со своими подружками вписывались в такой же пейзаж. Я невольно напрягся. И правильно. Пора переходить в рабочее состояние.

Слева начали мелькать солнечные зайчики. Озеро. Я у цели. Вздохнул поглубже и сбавил скорость. Начинается работа.

Мама моя дорогая! Если б я мог предположить какая!

Некоторое время вода мелькала за деревьями, не давая себя рассмотреть, как невеста за фатой, а потом вдруг открылась. На сантименты меня пробивает редко. Я себя вообще считаю не сильно романтическим человеком. Профессия такая и вообще характер. А тут — красота. На самом деле очень красиво. Солнце, не успевшее высоко подняться, будто скользит по гладкой воде, заигрывая с ее легкими изгибами. Покрытый зеленью остров. Тишина. Легкий челн скользит…

Так! Лодка, в ней трое. Я остановился и взял бинокль. «Казанка» без мотора. Мужчины. Все сидят. Двое усиленно гребут. Правда, чуть вразнобой. И все смотрят в мою сторону. Спасибо спутнику. Сработал? Нет? Вот бы знать.

Ясно теперь, что меня ждут. Что ж, буду готовиться к объятиям. Успокаивает, что тут люди. Честно, я уже нафантазировал себе. Вся атмосфера территории, население с его перевернутым сознанием, здорово все это давит на психику. Еще немного, и я начну верить в заговоры, колдовство и наведение порчи. А, может, оно того стоит? Тогда сразу все просто так становится, кристально прозрачно, просто душу радует.

Но Лось-то существует. Восклицание или знак вопроса? Этого я пока не знаю. За этим, собственно, я сюда и прибыл, чтобы выяснить.

Перед отправкой прокурор наш вызвал меня для краткого напутствия. Вроде как по-отечески. У нас с ним как бы дружба. Такой папочка и сынок при нем. Многих это злит. Еще больше завидуют. Кто в курсе — хихикают. Втихаря, в рукав. Но мы с ним роли играем на все сто, как на последнем прогоне. На разрыв аорты, что называется. Работаем!

«Ты там поаккуратнее. Но и повнимательнее».

«Спасибо. Я понимаю».

«Не все так однозначно. Знаешь, есть разные мнения…»

«Какие?».

«Разные. Очень разные. Бесовщина, конечно. Но ты приглядись. Сам понимаешь. Мало ли что. Мы не вправе упустить ничего».

«Я постараюсь».

«Вот-вот. Именно так. Постарайся. Кстати, у тебя, кажется, срок на классный чин подходит?» «Через год почти».

«Ну-ну! Не надо. У кого почти, а кому и мигом. Только ты!..»

«Естественно».

«Так вот, я на тебя рассчитываю. Могу?» «Ну о чем разговор!»

А что я еще мог ответить? «Так точно!», что ли? Или «Не можете»?

«Хорошо. Там это… Все тебе подготовили. По самому, понимаешь, классу. По высокому. Я лично, сам понимаешь. Дело не такое простое, как кажется. Ну что тебе-то объяснять? Не мальчик. Короче, обеспечение с запроса, я распорядился. Но свой глаз!»

«А то!» — поддакнул я.

Чуял я, что валит он на меня все. Целый воз. Что порадовало, так это «с запроса». И я не постеснялся. А чего скромничать? Куда отправляюсь? На прогулку? Ой не похоже. От одних уколов задница моя раздулась так, что в штаны еле влез. А уж когда к помощнику генеральный направил — он все тебе в подробностях, — я уже совсем задумался.

Тот тоже не дощечка от забора, не прост. Да и не бывают простыми старшие советники. То есть, может, где-то бывают, но сам я не встречал. Минут двадцать мы с ним толклись вокруг да поблизости: «Ты понимаешь сам». А я ни хрена. И так ему открытым текстом и выложил. Дескать, примерно понимаю, но не то чтобы совсем уж до конца. То есть ни хрена.

И вот тут он выдал мне. У меня глаза на лоб, а он вещает мне в том смысле, что «особое отношение», «персональное задание», «уникальный опыт», «исключительное доверие» и прочее бла-бла-бла. Короче, соломку стелит, чтоб потом меня ударить по копчику тем, что под ней. Я его чуток осадил, в том смысле, что время поджимает, люди ждут, а вообще мне все это глубоко по, и только тогда он заговорил ближе к теме. Есть, дескать, мнение, что… И вот тут я даже не знал, как себя вести. Рассмеяться в рожу? Расставить уши в готовности принять на них лапшу?

Это меня убивает. Есть мнение! Какое? Точно! Чье? С анкетными данными и местом жительства любовницы автора мнения. Когда и при каких обстоятельствах оно было озвучено? Свидетели. Техническое обеспечение. Подтверждение и степень личной заинтересованности. Было оно единичным, то есть случайным, либо это сформированная и продуманная точка зрения? Признаки коррумпированности. Вероятность повторного обращения и его подтвержденность со ступени выше. Как можно выше. Насколько дотянешься, прокурор. Потому что копать всегда нужно как вглубь, так и вверх. Я тут вам не примус починяю и никого не трогаю. Я надело отправляюсь, в командировку на непонятную территорию, из-за которой я уже сидеть не могу, так болит. Короче, слегка психанул я.

И тут он мне — под большим секретом! — сообщает, что есть… вероятность, будто колдовство и прочие штучки не выдуманы. Мы там давно… Американцы… Япония мутила… Гитлер в полный рост со своей Аненербе. Забыл я детали… Явно мутирую. Блюмкин из ЧК в двадцатые годы двумя крестами зачеркнутого столетия. Грааль, Копье Судьбы — Кутузов его еще Блюхеру подарил, Тибет, Сибирь, шаманы, Лхаса, Шамбала, невырезанное сердце России.

Не столько убедил, сколько переговорил. Знаете, как с торговцами на рынке? Кто громче и яростнее торгуется, тот и выиграл.

Выходило так, будто все это я должен найти. Чуть ли не все вместе в одном флаконе. Один пшик, и ты не то что в шоколаде — прямо в раю и уже примериваешь ангельские крылья и золотой нимб над грешной макушкой, до плеши пролежанной на чужих подушках и попутно выклеванной стервой-женой, которой тоже кое-чего хочется. Нет, жены у меня нет, это я так, для красного словца. И про плешь тоже ляпнул. В общем, понятно, не о себе это я так.

Проехав чуть вперед, я понял, куда спешат гребцы. Остров. На нем постройки, окруженные каменным забором где-то в рост человека. И, что потрясло меня больше всего, за одним из домиков я разглядел антенную вышку. Ее ни с чем не спутаешь. У меня в груди екнуло. Неужто? Интересное тут кино показывают. На всякий случай я еще раз включил свою рацию. Пусто. Только треск разрядов. Но что у меня за антенна и у них? Та, что на острове, раз в десять выше. Можно себе представить, какой мощности там может быть аппаратура.

Я медленно ехал и прикидывал, насколько я готов к встрече. В свете последних событий я предпочитал быть во всеоружии. Получалось, что практически готов, необходимо лишь добавить несколько завершающих штрихов. Наконец я увидел спуск к воде — неплохо сохранившийся проселок с многочисленными следами крупных копытных. Впрочем, уже свернув на него, понял, что с определением «неплохо» я погорячился. Зато на берегу меня ждал приятный сюрприз в виде причала и приткнувшегося к нему парома с ручным приводом. Говоря попросту, от берега до берега натянута веревка, по которой паромщик, визуально отсутствующий, перебирает руками, таким образом приводя в движение сие транспортное средство.

Рассудив, что коли имеется транспорт, то грех им не воспользоваться, я быстренько собрал походный мешок и оставил своего мустанга на попечение электронного сторожа, лишь чуть отогнав его в сторону так, чтобы с дороги не отсвечивал. И попытался тронуться на пароме. Я никогда не считал себя слабаком, но тут, сколько ни пыжился, ничего. То есть несколько сантиметров, которые образовались между дощатым причалом и кромкой парома не в счет. Это же что за чудо-богатыри тут обитают?

Нет, тут определенно есть нечто, влияющее на голову. Ну ладно голова. Глаза-то где? Причальный конец в виде скрученной в восьмерку проволоки надежно держал паром возле деревянной сваи, вбитой в дно у правого борта, как раз там, где канат. То есть фактически у меня под носом. Конечно, когда снял «восьмерку», дело пошло куда как веселей. Немного жгло ладони, но это ничего, просто с непривычки. Я не слишком спешил, больше присматривался. К сожалению, окружающие красоты меня больше не интересовали. Хотя посмотреть было на что. Куда больше меня занимали строения на острове. В первую очередь ангар, расположенный на дальней от меня стороне. Не слишком большой, но явно заводского изготовления. Да что я говорю! Как будто можно в кустарных условиях добыть и прокатать алюминиевый профиль. Сами домики тоже не были похожи на деревенские избы. Вообще антураж такой, какой бывает на северных станциях длительного использования. Я даже угадывал их назначение. Вот прямо передо мной, чуть правее причала и, естественно, за стеной, определенно штабной домик. За ним, почти впритык, на минимальном с точки зрения пожарной безопасности расстоянии, радиостанция с вышкой за ней. Эти на самой верхней точке острова. Дальше и чуть ниже еще какое-то здание, скорее всего двухэтажное. Еще значительно правее и ближе к воде новодел, здорово смахивающий на коровник. Там же еще какие-то постройки, далекие от норм государственного стандарта. Ну а левее жилые домики, общим числом, если я все увидел, шесть штук. То есть налицо четкое разграничение на зоны — административная, хозяйственная, жилая.

На островном причале меня уже встречали. Двое. У одного в руках автомат Калашникова. Я только хотел усомниться в наличии у него патронов, как воду перед паромом вспороли пули. Пять выстрелов, определил я на слух. Чисто автоматически. Такое начало мне категорически не понравилось.

Сигнал более чем понятный: «Стоять!»

Я убрал руки с троса. Нас разделяло метров двадцать пять. При желании я могу снять этих клоунов за полторы секунды от силы. Другое дело, что я видел знакомые высокие мушки калашей на стене числом не менее трех. Я же стоял на открытом пароме, как клоп на тарелке. Даже целится не нужно; надави ногтем, и все, только брызги в разные стороны. И мокрая клякса в итоге.

— Ты кто? — спросил меня мужик с аккуратной бородкой, сильно испачканной сединой. Оба в зеленом, отдаленно похожем на советскую военную форму образца семидесятых годов двадцатого века. Откуда-то в памяти всплыло слово «штормовка». Именно что!

— Попов! — привычно представился я.

— И все?

Ствол автомата в руках его напарника переместился примерно на уровень моей груди.

— Удостоверение показать?

— Какое?

— Прокуратура.

— Что тут ищет прокуратура?

— Я не обязан отчитываться перед вами. Вы кто?

— Здесь все отчитываются. Вопрос повторить?

— А неприятностей не боитесь?

— От кого? Ты же один.

Так, интересно девки пляшут. Он что, уже знает про меня? Или так, проверяет, давит на психику? Ничего, мы тоже умеем на вопросы не отвечать. К тому же мне не хотелось начинать наш саммит с ненужного обострения отношений. То есть в принципе я всегда за, небольшое обострение еще никому не вредило, но не стоит допускать, чтобы оно с ходу переросло в полноценный конфликт. Особенно учитывая их тактический перевес в качестве и количестве оружия. С одним — ну пусть не с одним! — пистолетом против четырех калашей выступать как-то несподручно. Я бы даже сказал, бесперспективно.

— С чего ты взял? — спросил я, усаживаясь на доски парома. Кстати, доски! И отнюдь не старые.

— Ты мне не тыкай, следак, — процедил бородатый. Блатной, что ли? Этого мне еще не хватало.

— Ты мне тоже. К тому же я не следак, а прокурор. Запомни.

— Запомню. Так зачем пожаловал, прокурор? Теперь, когда из ростовой мишени я превратился в, так сказать, поясную и получил возможность некоторого маневра, я почувствовал себя чуть увереннее. Особенно этому способствовало то, что меня не заставили принять прежнее положение. Ладно, допустим, что как с оружием, так и с боеприпасами проблем у них нет. Однако автоматы старые, образца середины семидесятых годов двадцатого века. Нет, машинка хорошая, слов нет, надежная и все такое, но — старая. Это о чем-то да говорит. О том, к примеру, что у них нет действующего канала поставки. Во всяком случае, канала надежного, эффективного и в какой-то степени безотказного. Я имею в виду в первую очередь ассортимент. Из этого четко следует, что и боезапас у них ограничен. На мою долю сиротскую, конечно, хватит — вон они как воду вспенили, хотя для простой острастки хватило б и двух выстрелов. Впрочем, одернул я себя, не стоит обольщаться. Вот у них какой ангар знатный. Ничего не стоило забить его хоть на четверть цинками с патронами. И ящиками с оружием заодно. В одном цинке семь сотен выстрелов, а размером он лишь немногим больше кирпича. Сколько таких «кирпичей» способен вместить ангар? То-то!

— Для начала познакомиться.

— А для конца?

— А это мы посмотрим. Как начало пойдет.

Ну бородатый, я запомню, как ты меня под стволами держал. Кстати, может, это и есть Лось? Сколько ему? Полтинник? Ну или чуть больше. Для этих краев возраст почтенный, но по донесшемуся до меня отношению к этой легендарной, другого определения сейчас не подберу, фигуре, даже не отношению как таковому, а несомненному почтению, которое воспитывается долгими и долгими годами, мне он представлялся куда старше. Или это наследуемый титул? Вроде императорского. Или, скажем, президентского. Выборная должность, причем сам механизм выбора никому за пределами узкого круга участвующих доподлинно неизвестен.

Нет, все же нет. Лось, кто бы он ни был, не стал бы вот так выходить на встречу неизвестно кого. У него должно хватить помощников и прочих прихлебателей. Кстати, то, что он знает про прокуратуру и не больно-то желает с ней тягаться, еще один плюс в мою копилку. А также то, что не требует от меня исполнения всяческих ритуалов типа вставания на колени и прочего в этом духе. Честно говоря, ритуалы я как-то недолюбливаю. Есть в них что-то от любительского театра, когда смотришь на актеров и тебе за них стыдно, но при этом существует некая грань, перейти которую весьма трудно, часто просто невозможно. Любители, что с них взять. Но зато фанаты своего дела. Почти убогие. Поэтому терпишь, скрывая раздражение и внутреннее пренебрежение.

— Ни с места, — велел бородатый, выразительно показав большим пальцем через левое плечо, где маячили стрелки, и, что-то коротко шепнув автоматчику в штормовке, пошел к воротам, расположенным здорово левее паромной оси. Правая сторона его аналогичной легкой куртки заметно топорщилась на уровне поясницы. Однако с оружием тут дружат. И крепко.

Глядя ему в спину, я с удовлетворением понял, что мой вывод подтвердился. Не он. Лось не он. Этот пошел советоваться либо, что более вероятно, получать указания. Стоит отметить, что со средствами связи у них полный швах. Я, например, все писал и в реальном времени, то есть практически постоянно, только порциями, отправлял сигнал на аппаратуру, размещенную в джипе. Там она снова паковалась и каждые пятьдесят две секунды сбрасывалась в заложенный мной приемник-накопитель возле двухмерного быка имени совхоза «Восход». В случае чего найдут, информацию о нем я отправил в ближний космос. Хотя лучше бы я сам, честное слово. При всей моей нелюбви к письменным отчетам я, ей-богу, уж лучше лично, собственной рукой. Когда живой, оно всегда лучше. Почти всегда. Что бы там не говорили моралисты.

Автоматчик — лет двадцати пяти, лицо загорелое, славянского типа, бритое, темно-русые волосы не достают до плеч, с оружием обращается уверенно — некоторое время смотрел на меня в упор, прожигая взглядом дырку в одежде где-то в области груди. То есть пистолетной кобуры. Потом коротко и воровато оглянулся на скрипнувшие ворота, за которыми скрылся бородатый.

То, что я услышал, точнее, больше угадал по губам, потому что говорил он на грани слышимости, меня удивило.

— Курево есть?

Курево у меня есть. Всегда. Хотя сам я давно уже не употребляю. То есть как давно? Лет пять, что ли. И не потому, что там, типа, «здоровье». Сорвалось-сорвалось! Пардоньте. Никаких «типа». Нахватался, зараза, от контингента. Я говорил с врачами. Толковыми, кстати. Нет, вред, естественно, от курения есть. Но далеко не такой, как его расписывают в рекламных кампаниях, финансируемых правительствами, а потом подхваченными работодателями. Здоровый образ жизни — зарядка, велотренажеры, бассейн, — безусловно, хорош, но беспрерывный стресс на работе… Ладно, это лично мое, зачем моим начальникам про то знать. Все, что я беспрерывно бормочу, иногда не очень сдерживаясь — а работа такая! — практически всегда попадает на стол к моим руководителям. Другое дело, что, по большей части, им недосуг это читать. Но техслужба вкупе с аналитическим отделом и секретариатом исправно поставляет кому надо конспекты. Называется этот донос техническим отчетом. И уж что они там выхватят из моих полевых откровений, зависит только от того, насколько лично у меня персонально с каждым из них хорошие отношения. Я стараюсь с этими ребятами дружить.

Так вот о вреде курения. Одна моя, скажем так, знакомая органически не переносила запаха табака и, больше того, табачного перегара. Просто физически. На медицинском уровне. Что-то вроде аллергии. А скорее, как я потом подумал, устойчивого психоза. Так некоторые — до отвращения — не любят команду, соперничающую с той, от которой они сами фанатеют. Поскольку виды у меня на нее и, думалось, у нее на меня были выдающимися и перспективными, пришлось завязать. Картина грядущей семейной идиллии представлялась мне слаще утренней сигареты. Не сложилось. Но уж когда бросил, начинать-то к чему? Вдруг следующая тоже окажется больной? Но что такое сигарета для истосковавшегося курильщика, я представляю вполне.

— А то, — также негромко ответил я. — Хочешь?

Собака! Я что-то не припомню такого взгляда, хотя моя работа предполагает общение с множеством людей, порой в весьма экстремальных ситуациях. Вы себе представляете, что такое человек перед смертной казнью? За день, месяц, год или час? Вот уж кто воистину цепляется за соломинку. Взглядом, жестом, мимикой, даже запахом, хотя я совершенно не представляю, как человек может этим самым запахом управлять, если, конечно, не брать в расчет пот и естественные отправления всякого вонючего рода. Которые тоже случаются. Так вот этот воин всем своим лицом — не жестом! не словами! — просто молил: «Дай!»

Необходимо чуть отвлечься, чтобы понять кто, что, зачем и почему именно мы в моем одиноком лице оказались тут.

Мы — природоохранная прокуратура. На секундочку — международная. Еще на мгновение — мы вне юрисдикции национальных прокуроров и судей. Хуже того скажу. Мы единственная в мире легитимная структура, которая обладает правом не только расследовать, но выносить приговор и приводить его в исполнение. Надо объяснить? Полагаю, нет смысла. Поэтому я, опуская все и всяческие рассуждения на эту тему, которых, поверьте, хватает, с полной и абсолютной ответственностью заявляю: к нам не берут людей, любящих власть. А когда таковые попадают, аккуратно переводят на другую работу. В лучшем случае. Оттого моя командировка на эту проклятую территорию носит характер и статус — вот так и никак иначе! — международного следственно-прокурорского действия. При этом я не хочу говорить, даже упоминать о том, что таких, как я — и мой запавший на любовь и деревенский покой напарник Коля Егоров, — совсем и совсем немного. Потому что мы должны носить на демонической одежде настоящие ангельские крылья. Нимб святого нам не положен по определению. Святые проходят по другому ведомству, отнюдь не по нашему. Кто-нибудь слышал о приобщенных к лику святых прокурорах? Вот и я тоже. Разве что прокуратор Иудеи всадник Золотое Копье Понтий Пилат оставил в истории след своих сандалий. Кстати, меня всегда интересовало, как это римские солдаты, обутые в кожаные сандалии, завоевывали сплошь песчаный Египет и прочие пустыни Африки. Попробуйте в сандалетах пройти по пляжу пару десятков километров. Ноги сотрешь за час из-за попавшего между стопой и сандалией песка. Что-то тут не так. Автоматчик жадно кивнул.

У меня закралось сомнение, что мои сигареты ему не сильно интересны. Да и кто их тут помнит, сигареты эти! Откуда бы им тут взяться. Отчетливо вспомнились заросли конопли совсем недалеко отсюда. Возле монастыря. Полчаса езды.

— Ладно, — небрежно проговорил я. — Угощу. Если будешь себя хорошо вести.

Я говорил, в общем, негромко, но отнюдь не шепотом. Сейчас мне нужно всяко демонстрировать не просто уверенность, а откровенное превосходство, граничащее с вседозволенностью или даже превосходящее эту грань.

Парень при этом опять испуганно оглянулся. Глупышка. Чего крутишься, как угорь на сковороде? Спокойней надо быть, спокойнее. Теперь у меня появился еще один ключик к пока неведомому мне Лосю. Хлипенький, конечно, но веник тоже состоит из тонких веточек.

Тут как раз вернулся дядька с бородкой. Быстро он, однако. В пару минут уложился.

— Ордер есть? — с ходу спросил он.

— А как же!

Ордер ему. Да такого понятия-то давно нет. Законы поменялись, дорогой. А ты не в курсе. И хозяин твой тоже. Отстали вы от жизни, ребята. Хотя, если надо — выпишу. Не вопрос.

— Причаливай. Медленно. На берег ни шагу до особого разрешения.

— Как скажешь, начальник, — насмешливо проговорил я, поднимаясь.

Речь правильная, я бы сказал даже, что говор московский, правда, с легким не то чтобы даже акцентом, а с каким-то колоритом. У меня да и остальных такое случается после долгих командировок. Это что-то вроде загара, прилипает незаметно, хочешь ты того или нет. И защититься от такого речевого прилипания можно лишь долгими тренировками, многолетними, потому что они включают изучение не только чужих для тебя языков, но и наречий с местными диалектами. Только когда ты научишься их различать, тогда и можешь спастись от подобного прилипания. Впрочем, существуют и специальные ускоренные программы локального значения, однако мы ими редко пользуемся, мы же не разведчики-нелегалы. Хотя иногда приходится выступать не хуже их. И смех, и грех.

Паром неожиданно жестко ткнулся в причальную планку, так что устоять на ногах помогло мне только то, что я по-прежнему держался за канат.

— Документы, — протянул руку бородатый.

— Нет проблем.

Я шагнул вперед, одновременно запуская левую руку в нагрудный карман, где у меня хранятся удостоверения в водонепроницаемом исполнении. Автоматчик напрягся, жестко держа меня на мушке. Однако с дисциплиной тут строго.

— Прошу, — достал я верхнее из стопки. Так называемый документ прикрытия. Российская Федерация и все такое, хотя к российской прокуратуре я имею довольно отдаленное отношение. Или, скажем так, косвенное.

Он быстро просмотрел «корочку». Я внимательно следил за его зрачками. Сначала они бегло перемещались по шапке и немногим строчкам, потом замерли, полагаю, на печати. Оттиск там четкий, легко читаемый. Кстати, печать и подписи подлинные. То есть в документе подлинное все, начиная от серийного номера. Неправда лишь в том, что я служу в прокуратуре страны. Но в базе данных числюсь, так что любая, то есть почти любая, проверка покажет мою идентичность.

— Ордер, — протянул он ко мне раскрытую ладонь. Мельком я отметил, совсем даже не мозолистую.

— Удостоверение, — протянул я свою в ответ.

— Без ордера вы не сойдете на берег. О, да у нас прогресс. Мы уже на «вы».

— Там все ясно написано? — спросил я. — Слово «прокурор» читабельно?

Я замолчал и требовательно смотрел на него.

— И что?

— Так вот, объясняю для самых сообразительных. Ордер выписываю я. Прокурор. Это понятно? Сейчас выписать? Или сначала просто поговорим?

В верхнем кармане моей жилетки, что у левой ключицы, мирно покоится рация, которую на территории я ни разу не сумел применить. А тут отчего-то взял с собой. Демонстративно вынув, утопил клавишу — лампочка питания засветилась зеленым — и отчетливо проговорил:

— Восьмерка? Здесь второй. Я на месте. Скажи там ребятам, чтоб повнимательнее. Тут не очень понимают пока. Я задержусь немного. Все, конец связи.

Мне сегодня определенно везет на испуганные глаза. Сначала тот интеллигент, чуть было не запачкавший салон моего мустанга, теперь этот чудик с импозантной бородкой.

— Удостоверение, — требовательно повторил я и практически вырвал «корочку» из его руки. — Ну? Пошли, показывай свое хозяйство. Кстати, представься уже наконец, а? Я перед ним, понимаешь, клоуном выплясываю, а он мне козью морду делает. Ну?

— Прохоров, — проговорил он, заметно бледнея.

— Ну вот и разродился, — вальяжно протянул я. — А звать-величать как?

— Федор. Федор Ильич.

— Отлично. Ну а это кто?

— Йося… Иосиф.

— Считай, познакомились. Для начала. Йося, дружок, ты возьми-ка мешочек. Видишь? И давай за нами малым ходом. Да аккуратнее там! Не разбей чего. Кстати, Федор… Ильич, так? Хотел чего спросить-то. Банька у вас имеется в наличии?

— Банька? — переспросил он. Похоже, ему все еще было нехорошо.

— Ну да, баня. С веничком. С парком. В Москве-то уже нормальных бань не сыщешь, а Сандуны всякие я как-то не очень… Людно, как на демонстрации. Ну и что, спрашивается, за радость на демонстрациях голышом ходить, так? Мы ж не Бразилия какая-нибудь. Так что, есть?

— Баня? Да, конечно. Если есть желание…

— Вот и договорились. Ты распорядись там. Ну идем? Чего стоять-то? — Я посмотрел на автоматчика. Тот стоял, как и прежде, пялясь на меня. — Йосик! Чего замер, родной? Вещи там.

Бородатый кивнул ему разрешающе, и только после этого любитель покурить вошел на паром за поклажей. Когда он поднимал мешок, лицо его исказило сильное изумление пополам с натугой. Мешок был тяжеленький. И на то, что его потревожили, недвусмысленно звякнул стеклом.

— Что там? — встрепенулся Прохоров.

— Гостинцы. Да скоро увидите. Ну куда идем?

— За мной.

И он направился вправо, то есть в противоположную от ворот сторону.

— Эй! Секундочку! Куда?

— У нас там и баня…

— Но не сейчас же. Вечером.

— И гостевой дом, — закончил он.

— Никаких гостевых домов, — отрезал я. — Сначала работа. Ведите меня к себе и начнем, пожалуй, с документов.

— Вы не понимаете. Для того, чтобы попасть внутрь, нужно пройти карантин.

— Вы тут с ума сошли? Какой на хрен карантин?

— Двухнедельный.

— Что-о? Ни о каких двух неделях не может быть и речи. Даже о двух днях или двух часах. Идем сейчас же, немедленно.

— Я не имею права…

— Зато я имею! И права, и полномочия.

— Я должен быть уверен, что ваш… Ваше появление у нас не принесет нам вреда.

— Не принесет. Если ваша деятельность не противоречит законодательству. Ты этого боишься, Прохоров? А? Не слышу ответа.

Я давил на него, давил нагло и грубо. Но иного выхода у меня не оставалось.

— Послушайте, я действительно…

— Уже слышал! Аж уши вянут. Знал бы ты, сколько мне сделали прививок перед тем, как отправить сюда, не стал бы так выкобениваться. Заботливый ты наш. Задница как апельсин разваливается по сию пору. Нам, думаешь, делать нечего, кроме как сюда таскаться? В глухомань вашу. Плановая проверка! — пер я на него. — Меня там, может, жена ждет. И не только. И вообще, если я до вечера не закончу… Короче, сам будешь виноват. Всей бригадой станем рыть. И нароем, уж будь уверен. В этом можешь не сомневаться, правозащитник. С такими как ты разговор знаешь какой? Короткий!

— Я понимаю… — потек он, но я перебил.

— Вот и славно. Пошли внутрь.

— Минуту. Послушайте. Я так не могу. У меня есть начальство. Я прошу вас. Нужно для начала поставить его в известность. Пожалуйста. Иначе у меня будут неприятности. Большие.

Что-то я ему не верил. Не знаю почему, но не верил. Как будто все логично, но что-то тут такое сквозило. Или чувствовалось. Не знаю.

— Слушай меня, Прохоров. Мне своих неприятностей — во! — рубанул я себя по горлу. Я все больше заводился, нагнетая атмосферу. Напор и натиск. Кто это сказал? Не помню. Суворов, кажется? Спасибо за науку, Александр Васильевич. — А ты на меня еще свои вешаешь. Все, без разговоров! Пошли. Я за все отвечаю. Ну? Или применить третью степень?

Что за степень? Чего несу?

Несколько мгновений он в упор смотрел на меня, что-то решая. И такая ненависть, и такой страх были на его лице — бр-р! С этой секунды у меня появился еще один персональный враг.

— Я вынужден подчиниться вашим требованиям! — громко и очень отчетливо произнес он.

Ясно, что тирада эта предназначена не одному мне. Своим семафорит. Что ж, это его дело такое — кукарекать.

— Прошу! — показал он рукой в сторону ворот.

— Ты впереди, — отказался я от чести проследовать первым.

— Как скажете.

— Вот именно. Так и будет, — продолжал я хамить. Однако что будет, когда они выяснят, что я тут один?

А это они обязательно постараются выяснить, кровь из носу. Не исключаю, что уже сейчас их люди шарят по окрестностям. Но только при условии, что они знали о моем появлении. В противном случае у них просто не было времени прореагировать. Но в ближайшее время они этим займутся обязательно. Под любым благовидным предлогом. Вот паром нужно обратно перегнать. И лодка у них имеется, я своими глазами видел.

А с другой стороны, ну и что? Рядом нет, а где есть — да где угодно! Вот этой версии я буду держаться, пока возможно. Неизвестная опасность самая страшная. Факт. Зуб даю.

что прокуроров тут отродясь не было. Однако надо признать, порядок тут есть. Вот уж где монастырь так монастырь. Не чета тем хиппарям. Хотя ведь тоже живут как-то. И много лет. Не на одной же травке.

Мы подошли к воротам. Хорошие такие, качественные. И массивные. Срубленные из толстенных деревянных плах, обшитых толстыми алюминиевыми полосами, здорово окисленными. Что-то они мне напоминали, не возьму в толк что именно.

— Милости прошу, — пригласил уже изнутри Прохоров.

И я шагнул туда.

Назад: Глава 7. ВИКИНГИ

Дальше: Глава 9. ПЕРЕДЕЛ