Глава 6

К середине третьего дня мы впервые на маршруте увидели Тамерску.

Седой великан раздвинул облака и смотрел сверху на зеленую долину, касаясь людей холодным дыханием ледников. Несколько минут он равнодушно обозревал крошечный мирок у подножия, понял, что там по-прежнему ничего не изменилось, и снова скрылся. Ушел в свою реальность вечного снега и мороза, закрыв изрезанный глубокими складками лик густой белой пеленой.

Мои спутники переглянулись. На их лицах застыло непривычное выражение легкой растерянности. Они впервые осознали себя незначительными, слабыми и беспомощными. Жалкие светлячки рядом с вечностью.

– Потрясающе, – выдохнула Тисса, жадно глядя на скрывшуюся вершину.

Джейк, просматривающий сделанные только что фотографии, разочарованно покачал головой – камера не смогла запечатлеть величие горы.

Дик, которому ощущение собственной ничтожности явно не понравилось, нахмурился и отвернулся, видимо начиная понимать, что впереди его ждет еще немало подобных открытий.

– Как называется эта вершина? – спросила Тисса, делая шаг к краю тропы.

– Тамерску, – ответил я. – Не подходи к обрыву.

Она пожала плечами и вернулась на прежнее место.

– Выше по склону – смотровая площадка. Оттуда впервые на треке можно увидеть Мать Всех Богов.

– Чью мать? – широко ухмыльнулся Дик, сдвигая на затылок шляпу.

– Кайлатцы называют эту вершину Сагараматха, Мать Всех Богов, – повторил я терпеливо. – И эта гора не любит, когда над ней насмехаются. Был случай – один из туристов в базовом лагере не слишком удачно пошутил по поводу ее имени. Его нашли через несколько дней расчлененным на куски.

Тисса неопределенно фыркнула, не зная, как отнестись к моим словам. Дик недоверчиво уставился на меня, потом неуверенно рассмеялся, но, поняв, что я не шучу, оборвал смех.

– Ладно, пошли, – буркнул Джейк, удобнее устраивая на плечах лямки рюкзака. – Успеете еще налюбоваться.

Впечатления от великолепной горы развеялись очень быстро. Начался крутой подъем к Намаче. Если вчера мы шли по относительно щадящей дороге, где подъемы чередовались со спусками, теперь предстояло медленно взбираться вверх, по узкой петляющей дорожке, с камня на камень, шаг за шагом под слепящим солнцем, глотать пыль и чувствовать, как все тело, непривычное к высоте, сопротивляется подобному насилию над собой.

Сначала трекеры поглядывали по сторонам, Джейк даже периодически хватался за камеру. Но вскоре окружающие пейзажи перестали их интересовать. Они брели, тупо переставляя ноги, тяжело дыша и обливаясь потом. Тисса остановилась, пытаясь стянуть с себя ветрозащитный жилет, но я тут же велел надеть его.

– Я вся мокрая. Как мышь, – раздраженно заявила она.

– Ветер с ледника. Простудишься мгновенно.

Девушка слишком устала, чтобы спорить, и неохотно подчинилась.

Сегодня тропа снова была довольно оживленной. Туда и обратно шли туристы, кайлатцы, эбо… Нам периодически приходилось освобождать дорогу то людям, то животным. Но эти короткие остановки не давали отдохнуть по-настоящему. Каждый шаг давался с трудом.

– Долго еще? – периодически спрашивал меня Джейк, отдуваясь и вытирая потный лоб.

– Часа четыре… три с половиной… три… – отвечал я в зависимости от того, как сокращалось расстояние.

А сокращалось оно слишком медленно. Подниматься моим подопечным становилось все труднее. От полной остановки их спасало лишь то, что тропа на этом отрезке тянулась под высокими деревьями, и те защищали путников от яркого солнца.

– И ты ходил здесь с тяжелым рюкзаком? – с едва заметной ноткой уважения осведомился Дик, останавливаясь на минуту.

– Да.

Он только покачал головой, удивляясь моей неожиданной выносливости.

Тисса, уставшая не меньше мужчин, держалась, однако, гораздо бодрее. Я поменял ее местами с Диком, оказавшимся менее стойким, и теперь она шла впереди, забрав у Джейка камеру и снимая все, что казалось ей интересным. Караваны эбо, склоны гор в разрывах облаков, меня, иногда попадающего в кадр. Маленькая психологическая хитрость – отвлекаясь на окружающее, она отдыхала от монотонного подъема.

Я слышал, как Дик, красный от усталости, бурчит себе под нос нечто раздраженное в ее адрес.

– Женщины легче переносят высоту, – сказал я ему, во время короткой передышки выдавая очередную порцию препаратов от горной болезни.

– Фигня, – угрюмо отозвался он, закидывая в рот таблетки.

– Не все, конечно, но чаще всего это именно так.

Он покосился на Тиссу, бодро щелкающую затвором камеры, наведенной на соседний склон, громко засопел, но предпочел заткнуть рот горлышком пластиковой бутылки с водой и ничего не говорить в ответ. Кое-кто из проходящих мимо трекеров с большим интересом поглядывал на стройную девушку, чей силуэт эффектно выделялся на фоне склона.

Опираясь ногой на камень, торчащий из земли, она опасно наклонилась в сторону пропасти.

– Не приближайся к краю, – привычно предупредил я ее.

– Райн, вы не могли бы прекратить контролировать каждый наш шаг? – Джейк, сидящий на земле, прислонившись спиной к валуну, посмотрел на меня с неожиданной злостью. – Меня это уже порядком утомило.

– Придется потерпеть, – отозвался я невозмутимо. – Чем больше будет высота, тем сложнее себя контролировать. Можно легко оступиться. А я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас свалился вниз.

Мужчина снял горные очки, прижался лбом к своей палке, глядя из-за нее, словно связанный бык из-за забора – угрюмо и недоверчиво, или поверженный боксер на тренера из-за канатов ринга. Но все же покорно взял таблетки, которые я ему подал.

– Джейк, вы не занимались боксом в молодости? Или вольной борьбой? – спросил я, зная, что разговор о человеке всегда отвлекает его от тягостных размышлений о трудностях пути и поднимает настроение.

– Чемпион Уэсла в среднем весе, – ответил он с легкой самодовольной ухмылкой. – Когда был молодым и глупым. Как догадался? По моему перебитому носу?

– По голосу. – Я улыбнулся, увидев недоуменное выражение на его лице.

– И в чем хитрость? – Он сдвинул редковатые выцветшие брови.

– Акцент жителя Чамплтона. Не самый богатый район столицы. Чтобы выбраться оттуда и разбогатеть, надо либо заниматься распространением наркотиков, но драгдилеры в нашем мире долго не живут – так что это явно не ваш случай. Либо стоит попытаться поступить в хороший колледж – однако обычно сделать это невозможно с теми знаниями, которые дают в местных школах. Остается спорт. На легкоатлета вы не похожи. Значит, какой-то вид единоборств.

Джейк посмотрел на меня с большим вниманием, даже выпрямился, перестав опираться на палку.

– Интересное рассуждение. Можете что-нибудь сказать про него?

Он небрежно кивнул на Дика. Тот подошел ближе, глядя на меня как на фокусника, который сейчас вытащит кролика из шляпы. С любопытством и недоверием.

– Родители из Джилноута. Скорее всего, северного, судя по специфике произношения. Не так давно приехал в столицу. Работа связана с физическими нагрузками. Если принять во внимание словарный запас, вряд ли на производстве. Скорее, сфера услуг. Думаю, он тренер в частном клубе.

Мужчины обменялись одинаково озадаченными взглядами. Дик поднял руку, сдвинул шляпу и взъерошил свои густые волосы. Джейк спросил с величайшим недоумением:

– Вы определили это, только услышав, как мы говорим?

– В основном, да.

– Он лингвист, – насмешливо сказала Тисса, не оборачиваясь и продолжая рассматривать горы в окошко видоискателя. – Специалист по речи. Тонкостям произношения. Поэтому ему легко удаются подобные фокусы.

– И вы, обладая такими способностями, торчите здесь? – Джейк смотрел на меня так, словно неожиданно увидел десятитысячную купюру, валяющуюся на земле, которую никто не замечает и не поднимает. – Хотите пойти в мою фирму? Специалистом по подбору персонала? Высокую зарплату и продвижение по службе гарантирую.

– Благодарю. Но мне нравится моя работа.

– Независимость? – скривился он презрительно и потерял интерес к моим профессиональным навыкам. Банкнота, которую он внимательно рассматривал, оказалась, по его мнению, фальшивой.

Тисса подошла к нам, ее полотняная шляпа висела за спиной на тесемке, белые пышные волосы, перетянутые лентой, блестели на солнце, образуя сияющий нимб. На уже посмуглевшем лице сверкала белозубая улыбка.

– Ну что, вы отдохнули? Можем идти?

– Да, пожалуй. – Джейк поднялся довольно бодро.

– Но как он узнал, откуда мои родители? – пробормотал Дик, продолжая тереть затылок.

Следующий участок пути был таким же однообразным и утомительным.

Но наконец тропа вывела нас на небольшую площадку, обнесенную низкой изгородью. Здесь скопились несколько туристических групп с гидами. Все трекеры смотрели в одну сторону – туда, где в разрыве между ветвями сосен виднелся серо-белый зубец, выступающий над ослепительной горной стеной Локхотце.

– Джейк, Тисса, Дик, вот она. – Я подвел их к бортику, показывая на вершину. – Мать Всех Богов. Вершина мира.

Несколько мгновений они смотрели, затем девушка произнесла задумчиво:

– Она кажется такой маленькой.

– Скажете это, когда попробуете на нее подняться, – добродушно заметил один из трекеров, услышав слова Тиссы.

Его обветренное лицо с глубокими складками у губ и ярко-голубыми глазами приняло снисходительное и одновременно чуть презрительное выражение, когда он окинул моих спутников внимательным взглядом. Судя по его походной одежде и вместительному рюкзаку, стоящему рядом, – он был из опытных путешественников.

– А вы поднимались? – спросила Тисса, ничуть не смутившись.

Он только многозначительно хмыкнул и не стал снисходить до обсуждения таких важных вещей, как покорение высочайшей вершины планеты, с первыми попавшимися зелеными новичками. Его спутница, такая же худая и загорелая, усмехнулась. И они отошли в сторону.

Рядом с нами оказались три молоденькие черноволосые девушки с маленькими рюкзачками веселых расцветок за плечами и крошечными фотоаппаратами. Они принялись щелкать ими, снимая друг друга на фоне горы.

– Когда произошел первый подъем на нее? – прочирикала одна из них тоненьким, нежным голоском с чудовищным неистребимым акцентом Ямато, обращаясь к гиду – молодому кайлатцу с улыбкой, как будто приклеенной к лицу. – Я имею в виду не официальный.

– А какое название у той, соседней горы? – тут же присоединилась к вопросу и вторая девчушка, держа камеру на вытянутой руке и фотографируя себя вместе с подругой.

– И когда эти места стали посещать иностранцы? – вмешалась третья. – Местные не возражали? Или были вынуждены подчиниться экспансии?

Их голоса и акцент были настолько похожи, что с закрытыми глазами одну от другой я вряд ли отличил.

Гид с тоской огляделся по сторонам. Видно, его доставали подобными вопросами, вставляя в них умные слова, на протяжении всего трека. Требовали точных ответов, половину из которых тот не знал. Взгляд кайлатца упал на меня, я увидел в его черных глазах уныние и смирение со своей тяжелой участью и сказал:

– Иностранцы увидели Мать Всех Богов восемьдесят лет назад. – Внимание трех девушек тут же переключилось на меня, а гид, стоящий за их спинами, в знак благодарности горячо закивал мне. – До этого времени посещение горного Кайлата нам было запрещено.

– Как это? – спросил Дик, который до сего момента мало интересовался историей чужой страны, но тут, видимо, посчитал себя оскорбленным, узнав, что его могли куда-то не пустить.

– Эти горы считаются священными. Впервые геодезисты сумели попасть на здешние тропы, лишь переодевшись монахами. Данные своих измерений они записывали на тонкие полоски бумаги и прятали в молельные барабанчики.

– Но как же местные их не раскрыли – они же не похожи на кайлатцев? – спросил меня молодой человек из другой группы, также прислушивающийся к разговору.

– Их сопровождали ученые из Бхаратского топографического общества, которые внешне очень схожи с кайлатцами южных регионов страны. К тому же тогда тропы были практически пусты. Кроме того, геодезисты надели желтые тоги общины гэлугпа. Это была хорошая идея, потому что местные предпочитают не контактировать с ней, считается, что монахи-гэлугпа тесно общаются со злыми сущностями гор, проводят ритуалы очищения, и общение с ними может испортить карму. Даже прикосновение к их одеждам способно навлечь смертельную болезнь.

– И что стало потом с этими геодезистами? – послышался чей-то голос.

Я неожиданно сообразил, что стою в кольце слушателей, которые внимательно смотрят на меня, и тут же ощутил легкое смещение реальности – как будто оказался в прошлом, где читаю лекцию о группе восточных языков, окруженный студентами, и вдруг вижу среди них девушку с синими глазами и копной светлых, сияющих волос – Тиссу. Она ловит мой взгляд и улыбается. Точно так же, как сейчас – многозначительно и нежно. Усилием воли я прогнал это видение, выдержал недолгую значительную паузу и произнес:

– Они все умерли.

В ответ раздалось несколько неуверенных смешков.

– От старости в основном, – продолжил я, и смех стал более дружным. – Открыто путешествовать здесь стало возможно лишь после того, как более сильные цивилизованные страны подчинили Кайлат своему влиянию и тот стал зависеть от них экономически. Теперь страна живет практически исключительно за счет туризма. Но здесь до сих пор существуют места, куда не пускают иностранцев. Территория, принадлежащая племени гурхов, например. Они не любят посторонних. А на вершину Рыбий Хвост не взошел вообще ни один человек.

– Неужели? Любопытно почему? – спросила женщина в возрасте, с очень прямой спиной и седыми волосами, уложенными в пышную прическу, как будто она гуляла у себя в саду, а не поднималась по узким, обрывистым тропам.

– Это запретная гора. На ней живут боги Кайлата.

– Ладно, Райн, заканчивайте лекцию, – вмешался Джейк, не слишком довольный, что гида, за которого он заплатил, бесплатно слушают посторонние, да еще и в таком количестве. – Лучше сделайте пару кадров. И пойдем дальше.

Было видно, что мои неожиданные слушатели хотели бы еще позадавать вопросы про мистический Кайлат, но Джейк несколькими властными взглядами дал понять, что больше не намерен тратить свое и мое время на беседы с ними.

Тисса отдала мне камеру, и я сделал несколько снимков своих спутников.

– А вы всегда водите группы? – прощебетала одна из трех черноволосых девушек, по-прежнему крутящихся рядом. – А можно вашу визитку? Мы бы на следующий год приехали и с вами пошли.

– Он не водит группы, – грубовато вмешался Дик. – Сделал исключение только для нас. Так что не задерживайтесь.

Девушки, обиженные подобным обращением, окинули его одинаковыми пренебрежительными взглядами и отошли к своему проводнику.

Мы вернулись на тропу и отправились дальше, к новому крутому подъему.

Время от времени со мной здоровались знакомые гиды и носильщики, мы обменивались приветствиями и краткими новостями, желали друг другу удачи и снова расходились.

– Ты здесь почти всех знаешь, – удивлялась Тисса, глядя вслед очередному кайлатцу, согнувшемуся под тяжелой ношей, с которым мы только что перекинулись привычным «намаскар».

– Не всех, но многих.

– А язык местный ты где выучил? – спросил Дик, остановившись для того, чтобы почесать палкой спину.

– Здесь.

– Ему это было очень легко, – сказала Тисса, и легкой колкости в ее голосе было больше, чем одобрения. Хотя последнее тоже присутствовало.

Впереди появился еще один мост через бурлящую Дудх Коши. Точно такой же мы уже переходили в начале пути – конструкция, подвешенная на железных тросах и опутанная неизменными молельными флажками, тянулась с одного склона на другой. Чуть ниже виднелись обломки старого деревянного моста, снесенного каким-то из паводков. Раньше ходили по нему. Но когда туризм в Кайлате стал активно развиваться и иностранцам надоело падать с этих шатающихся досочек – они оплатили более надежные опоры.

Мы уже дошли до середины, когда с противоположной стороны послышался знакомый веселый перезвон. Вереница нагруженных эбо ступила на металлические перекладины. Я развернулся и, стараясь перекрыть шум воды, крикнул Джейку, идущему последним:

– Назад! Поворачивай назад!

– Что?! – не понял он.

Тисса замахала руками, показывая, что нужно срочно возвращаться обратно.

Он наконец сообразил, в чем дело, и развернулся. Мы успели чуть раньше быков добежать до склона и теперь, стоя на площадке, смотрели на эбо, бредущих мимо.

Их погонщик остановился на минуту, чтобы поболтать со мной. Окинул вежливо-любопытным взглядом моих туристов, но ничего не спросил про них. Зато передал важное сообщение.

– Семья Пемы приглашает тебя на похороны, – сказал он на горкхали, слегка пришепетывая из-за отсутствия передних зубов. – Ты вроде помогал тело его брата вытаскивать?

Перспектива присутствовать на небесных похоронах меня, признаться, не прельщала. Я уже видел однажды это зрелище, и мне понадобилось некоторое время, чтобы смириться с подобным отношением к мертвому телу. Но то, что иностранца пригласили на ритуал, говорило об уважении и доверии, не оценить это было нельзя.

– Передай мою благодарность. Однако, к сожалению, я не смогу прийти. Мне нужно провести моих гостей по треку. Я не имею права их оставить, но и привести их с собой будет невежливо.

Кайлатец важно покивал, выражая полное понимание, широко улыбнулся моим спутникам, распрощался и отправился дальше, подгоняя эбо.

– Что он сказал? – тут же спросил меня Джейк, подозрительно глядя вслед низкорослой фигуре погонщика.

– Передавал приглашение на похороны.

– Кстати, я не видела здесь ни одного кладбища, – вмешалась Тисса, не интересуясь, на чьи именно похороны я должен был идти. – Они где-то в горах?

– Да. В горах, – ответил я уклончиво. – Идемте. Пока дорога свободна.

Мы быстро перешли через мост, успев до появления очередного каравана, и снова начали подъем. Теперь, на трех с половиной тысячах, высота стала очень ощутима. Хотя мы поднялись всего на шестьсот метров – минимальное, смешное расстояние по прямой, здесь оно становилось очень заметно, иногда полностью меняя картину окружающего, погоду, самочувствие человека и даже природные климатические зоны.

Красный, обливающийся потом Джейк отмахнулся от Тиссы, хотевшей сфотографировать его.

– Хватит. Погуляли, – сказал он мне, обводя пейзаж ненавидящим взглядом. – Доходим до места, ночуем и завтра поворачиваем обратно. Мне надоело.

Я понимал его. Сил мужчины хватало на один рывок. Долгая, нудная физическая нагрузка была ему сложна. Так же как и Дику.

– После этого подъема так говорят многие, – попытался успокоить я его. – Завтра мы останемся в Намаче для акклиматизации. Вы отдохнете и поймете, что хотите идти дальше.

Он хмуро посмотрел на меня, навалившись на палки, оглянулся на тяжело дышавшего атлета. Одарил своего подчиненного мрачным взглядом, словно осуждал за то, что тот оказался недостаточно выносливым.

– Он мой личный тренер в клубном спортзале. Ты правильно догадался. И я, когда брал его с собой, думал, толку будет больше.

– Со мной все нормально, – недовольно отозвался Дик, прислушивающийся к разговору.

Джейк стиснул зубы с выражением злобного упорства и снова зашагал вперед.

Еще один подъем по крутой тропе, и наконец показались синие крыши поселка.

Возле будки, установленной на подходе к Намаче, стояли несколько вооруженных солдат в серо-зеленой форме королевской армии Кайлата. Они провожали равнодушными взглядами выходящих из селения, их интересовали лишь те, кто входил.

Я показал наши оплаченные пропуска, разрешающие допуск на территорию национального парка. А мои подопечные тем временем наблюдали за кайлатцами, которые тут же неподалеку забивали старого эбо. Тот уже не мог нести на себе груз. Покорное животное повалили на землю, а затем прижали голову к плоскому камню и перерезали горло. На землю хлынула темная кровь. Тисса брезгливо отвернулась.

– Идемте, – сказал я, когда с формальностями было покончено.

Второй раз за эту неделю я оказался в Намаче. Спутники, предвкушая окончание долгого дня, с любопытством поглядывали по сторонам. Тиссу тут же потянуло к рядам сверкающих на солнце сувениров. Но мужчины, требуя заслуженного отдыха, не дали ей как следует покопаться в безделушках.

Я отвел их на верхние террасы. В один из самых лучших отелей, почти не отличающийся от «Кайлата» Лукулы. Его хозяйка жила в Кантипуре, а здесь бизнес вела ее родственница.

Двухэтажную гостиницу постарались сделать современной – стены просторного холла выложили декоративным камнем, на них повесили фотографии гор в деревянных рамках и широкоэкранный телевизор, а по периметру поставили несколько диванов. Но, несмотря на все старания, здесь было холодно и неуютно. Не помню, чтобы кто-то из постояльцев проводил время в этом помещении. Зато столовая на втором этаже полностью соответствовала обычному кайлатскому лоджу. В ее центре стояла железная печка, возле которой обычно собирались трекеры, на столах лежали замусоленные клеенчатые папки с меню. Большие окна покрывались инеем от холода, льнущего к стеклам с улицы.

Мне нравилось это место именно из-за двойственности своего дизайна, а еще потому, что отель стоял на возвышении и отсюда был виден почти весь городок.

Тшеринг, довольный свободным днем, за который он между тем получал деньги, отправился бродить по улицам в поисках знакомых.

Мои подопечные ушли в свой номер отдыхать и наслаждаться горячей водой, здесь проведенной в ванную каждого номера. Затем отправились в обеденный зал, где уже собрались несколько трекеров, остановившихся в этом отеле.

Темнота подкралась, как всегда, незаметно. Облака отползли, открывая вершины гор, в окружении которых лежала долина. Над ними в свете луны мерцала зыбкая дымка. Ветер сдувал с пиков снег, и тот длинными серебристыми шлейфами летел в пустоту. Сосна, растущая напротив моего окна, казалась очень аккуратно вырезанной ножницами из черной бумаги и наклеенной на этот сюрреалистический пейзаж.

День подходил к концу. Последний относительно спокойный день нашего долгого путешествия…

Я выключил свет, забрался в свой спальный мешок и, уже засыпая, слышал веселые голоса из соседней комнаты.

А ночью явился Уолт. Он сел на тумбочку рядом с кроватью и уставился на меня. Я чувствовал сквозь темноту его пристальный взгляд и видел смутные очертания тела.

– Ну как ты, Ран? – спросил он приглушенно, словно из-за стены или закрытой двери.

– Нормально.

– Ты нашел его?

Я понял, о чем он говорит. Все о том же источнике душ.

– Нет. Не нашел.

– Поторопись. Тебе дали все возможные подсказки.

– Какие?

– Травы, листья, корни. Ты поджег их?

– Нет.

– Сделай это. Немедленно.

– Уолт, я не могу заниматься поисками источника. Сейчас у меня другие заботы.

– Никаких других дел. Это – самое главное. – Он наклонился ближе ко мне, и я увидел, что его лицо совершенно белое, бескровное, а прежде светлые умные глаза наполнены черным безумием. – Если не сделаешь – умрешь. Мы все умрем.

Уолт вскочил и принялся метаться по комнате. Его речь зазвучала невнятным глухим бормотанием. А сам ночной гость стал меняться, превращаясь в нечто совершенно чуждое, опасное.

Я потянулся за ножом и, едва мои пальцы прикоснулись к его рукояти… проснулся.

Это был сон. Один из тех диких снов, что приходили ко мне время от времени.

Но на этот раз в нем было нечто невероятно правдоподобное. Мне казалось, будто мой друг действительно был в этой комнате. Я даже ощущал запах трубочного табака, которым всегда пропитывалась его одежда.

Клубок из сухих листьев и корней лежал в кармане рюкзака.

Я поднялся, достал подарок неведомого горного существа и несколько минут смотрел на него. Уолт всегда давал полезные советы. Но если сейчас я последую этому, то, скорее всего, мой привычный мир рухнет. Он и так был хорошо раскачан после нескольких лет проживания в Кайлате всевозможными мистическими событиями, о которых и я понятия не имел, живя в цивилизованной реальности. Еще один, последний удар – и все полетит вверх тормашками. Нужно ли мне это? Хочу ли я этого? Что сильнее во мне – здравый смысл, жгучее любопытство, обещание, данное несколько лет назад?

Сухие стебли шуршали в моей руке, давая едва слышный ответ.

Мне вдруг очень захотелось выйти из лоджа и пойти по тропе к молельному камню, стоящему выше по склону. Я почти чувствовал запах влажного, холодного базальта, а под ладонями ощущал его шершавые бока. Ледяной ветер коснулся моего лица, мимо пронеслась невидимая в черноте ночи птица, задев мягким крылом. Где-то едва уловимо позвякивал колокольчик одинокого эбо.

Легкий морок развеялся, как только я подумал, что в темноте нечего и думать бродить по горам. И вовсе не из-за того, что трудно разглядеть дорогу.

Я вытащил железную миску из рюкзака. Поставил на подоконник, бросил в нее траву. Сел на кровать, вплотную придвинутую к окну, поджал ноги, устроившись в позе кайлатского божества, и чиркнул зажигалкой. На этой высоте она еще работала.

Трава вспыхнула сразу. Красный язычок побежал по стеблям, скручивая и изгибая их. Тонкая струйка дыма, не больше чем от сигареты, потянулась в воздухе. Я наклонился, вдыхая терпкий аромат, защекотавший ноздри.

Сначала ничего не происходило, горький дымок полз по моей гортани, медленно затекал в легкие. Заслезились глаза. Голова потяжелела, тоже как будто наполняясь густым туманом. На мгновение меня накрыла тьма, а потом неожиданно я увидел человека, сидящего на кровати. На подоконнике перед ним стояла миска с дотлевающей травой, тонкая спираль дыма вилась вокруг.

Рассматривая его, я подошел ближе.

Длинные волосы стянуты в хвост на затылке, одни пряди светло-русые, другие казались гораздо темнее. Еще один феномен Кайлата – здесь волосы у всех темнели. А если пожить подольше – не исключено, что сам станешь похож на местного.

На худом лице человека резко выступали скулы, кожа вокруг глаз была более светлой, чем на щеках и лбу, – незагоревший след от горных очков, и поэтому тени усталости на веках казались еще заметнее. Жилистое, поджарое тело – постоянные нагрузки вытопили из него последние капли жира.

И тут я вдруг понял, что вижу себя самого. Но не удивился, как будто в нашем мире нет ничего естественнее, чем встретить собственного двойника.

Я шагнул вперед, и в лицо мне ударил яркий свет. Я вскинул руку, пытаясь защититься от него, зажмурился, а когда открыл глаза, смог разглядеть белую снежную равнину. Мягкие волны снега, вспоротые длинными следами от полозьев. Черную узкую зазубренную линию леса вдалеке и коричневую полосу обрыва.

Несколько мгновений я рассматривал эту картину, а потом вспомнил тот самый день, из-за которого оказался здесь, в Кайлате.

Волна холодного воздуха ударила меня в лицо. И тут же четыре одноместных снегохода пронеслись мимо, взрывая снежный наст.

Мы в отпуске. Уолт со своей бывшей студенткой – Тигони, я и Тисса, с которой я начал встречаться пару месяцев назад… Рев моторов, веселые приглушенные крики. К морозному воздуху примешивается запах бензина и опасности. Сейчас я ощущаю его так сильно, словно он разлит по снегу и взлетает вверх вместе с ним.

Веселая игра, беззаботные гонки друг за другом внезапно превращаются в нечто иное. Один снегоход, красный с белыми полосами, неожиданно начинает рыскать из стороны в сторону, а затем, словно обезумев, несется прямо к обрыву. Тонкая фигурка на нем, кажется, еле удерживается на сиденье. Я слышу громкий, истошный вопль, мольбу о помощи, и тут следом за потерявшей управление машиной устремляется другая. Быстро. Слишком быстро. Мужчина пытается догнать девушку. Снегоходы соприкасаются почти у самого края. Он приподнимается, хватает и выворачивает руль ее машины, направляя ту прочь от обрыва… А потом я услышал собственный как будто раздвоившийся крик. Один из прошлого, другой сейчас – из настоящего, хотя ничего нельзя было изменить ни тогда, ни теперь. Уолт не справился с управлением, его темно-зеленый снегоход полетел вниз вместе с облаком снега.

Я видел все это, когда мчался следом за ними, но не успел… А девушка притормозила как ни в чем не бывало, оглядываясь в недоумении и не понимая, куда делся ее друг. Тисса, остановившаяся рядом с ней, влепила подружке пощечину. В отличие от нее, она прекрасно поняла, что произошло и почему.

– Ты убила его!

– Я не хотела, – растерянно бормотала Тигони, держась за щеку. – Я не думала, что он… Я, серьезно, не думала…

Она всего лишь хотела посмотреть, действительно ли Уолт готов рискнуть своей жизнью, чтобы спасти ее. Правда ли то, о чем иногда пишут в научных журналах о таких, как он и я.

Девушка моего друга сделала вид, будто в ее машине отказали тормоза. Никто из ее нормальных приятелей не стал бы подвергать себя опасности. Мгновенно бы оценил ситуацию, остановился и пронаблюдал, что произойдет дальше – рухнет она вниз или затормозит на самом краю, смеясь над собственной забавной проделкой…

Потом я сидел в больничной палате рядом с Уолтом. Он умирал, а я слушал голоса, раздающиеся из-за неплотно прикрытой двери. Спор, начатый на склоне, продолжился в салоне «скорой помощи» и все никак не мог закончиться.

– Ты спятила?! – громко и яростно говорила Тисса. – Зачем ты это сделала?

– Не знаю! – кричала в ответ Тигони. – Я не понимаю, как это случилось! Я не хотела. Я не думала, что он бросится за мной.

– Ты знала, кто он такой! – со злостью отвечала ее подруга. – Ты знала, на что он способен. Он любил тебя! Ты вообще понимаешь, что это такое? В книжках читала? Надо быть полной дурой, чтобы уничтожить это самой. Где ты еще найдешь такого, как он?!

– Ну, еще остался Райн, – возразила та беззаботно.

– Даже не думай, – ледяным тоном отозвалась Тисса.

– Уезжай, – тихо прошептал мне Уолт. – Ты тоже умрешь… Они убьют и тебя. Уезжай в Кайлат… Найди Источник. Верни им души. Обещай, что найдешь.

Я смотрел в его тускнеющие глаза, и мне казалось, что он обращается ко мне настоящему. Глядящему на него из будущего, которое для него уже никогда не наступит. И я ответил твердо:

– Обещаю.

Его взгляд застыл, изломанное тело замерло, и я увидел легкую светлую тень, взметнувшуюся над моим другом. Бабочка или птица. Стремительная и свободная. Крылатая. Не зря кайлатцы называют душу – ханса, «птица». Она покружилась по комнате и устремилась прочь сквозь стену, в небо.

А я последовал за ней. Внизу мелькнули уменьшающиеся коробки-дома студенческого городка, башня с давно остановившимися часами, полуразрушенный средневековый замок на холме. Крылатая тень купалась в лучах света, кружила над аллеями, прудами, проносилась над деревьями и снова взмывала к самым облакам. Она словно прощалась с тем, что было дорого ей при жизни. Облетела старинное здание университета, посидела на подоконнике однокомнатной квартиры Уолта… и неожиданно сорвалась с места. С бешеной скоростью понеслась прочь. Все дальше и дальше. Я видел леса и города, мелькающие внизу, серые пятна пустынь, истыканные нефтяными вышками, рваные куски моря со спичками-кораблями, разбросанными тут и там. Яркую буйную зелень джунглей, наползающих на смятые складки гор.

Тонкий светлый силуэт замедлил полет и стал снижаться. Я стал различать в безликих склонах знакомые вершины. Тамерску, Одинокая Дева, Седой Старик, Мать Богов… глубокие провалы ущелий, морщинистые старые языки ледников, поле с пирамидами. Черная гора… Тень покружила над ней и нырнула вниз, к озерам, круглыми ярко-синими пятнами лежащим на льду. Заскользила дальше над едва заметной тропой, теряющейся среди огромных булыжников. Метнулась в сторону, и я узнал это место. Перевал Гару-Ла. Пять тысяч восемьсот над уровнем моря. За ним, внизу – горячие ключи и… черное устье пещеры в стене из синего льда. Узкий ход, ведущий вниз. Я смотрел на него и видел далеко внизу глубокое озеро, наполненное сияющим светом. Оно бурлило и переливалось, перетекало из одной формы в другую, пело разными голосами.

«Источник», – произнес кто-то. Быть может, я сам.

Душа Уолтера пролетела над ним несколько раз, словно давая мне возможность лучше запомнить это место, и устремилась прочь. Свободная, легкая, готовая жить дальше, пусть и в другом теле.

Синий лед зазвенел, рассыпаясь яркими бликами, вспыхнул, ослепив меня, и погас, разлетевшись мелкими танцующими искрами… Один из осколков коснулся моего лба, остужая его, все сильнее, настойчивее врезаясь в кожу. Ощущение было слишком правдоподобным… идущим из реальности.

Я открыл глаза. Несколько мгновений окружающий мир вращался вокруг меня, приобретая причудливые формы, до тех пор пока мозг не подсказал правильный ответ – я лежу на своей кровати, прижимаясь лбом к ледяной стене лоджа. И кроме того, только что я получил ответ на вопрос, где искать источник душ.

Невероятно, но мы шли прямо к нему, по тому самому маршруту, который я составил. И Уолт сам показал мне его…

Настойчивый, повторяющийся звук прервал мои попытки осознать только что полученную информацию. Несколько мгновений я старался понять, что это, и наконец сообразил. Стучали в дверь моей комнаты.

Я поднялся, натянул ботинки, дошел до двери и распахнул ее. На пороге стоял Дик. Он принюхался к запаху дыма, оставшемуся в помещении, окинул меня любопытным взглядом, заглянул в глаза, увидел расширившиеся зрачки и понимающе ухмыльнулся.

– Хорошо проводим время? Местные стимуляторы?

– В чем дело? – спросил я резко, все еще не до конца осознавая, в каком мире нахожусь. – Зачем ты пришел?

Дик улыбнулся еще шире.

– Только сообщить, что Тисса в отключке.

– Ей плохо?

– Типа того. – Дик сделал широкий приглашающий жест в сторону коридора. – Иди полюбуйся.

Я прошел в их комнату, она была точно такой же, как моя, только более обжитая и теплая. Кто-то, нарушив запрет всех лоджей, расставил кругом разноцветные свечи, скорее всего, Тисса, она всегда их любила и покупала в огромных количествах, самые разные. На подоконнике стояла статуэтка белого эбо. Пахло горячим воском и ванилью.

Джейк, явно не в самом лучшем расположении духа, полулежал на кровати у стены, просматривая сделанные за день снимки. Увидев меня, небрежно кивнул и снова уставился в окошко просмотра.

Тисса, запустив пальцы в растрепанные волосы, сидела на своей кровати, поверх которой лежал спальный мешок темно-синего цвета, точно под цвет ее глаз. Я подошел к ней, сел рядом:

– Что с тобой?

– Голова болит, – ответила она глухо, – просто раскалывается, и мутит все время.

– Похоже, горная болезнь, – со скрытым злорадством сообщил Дик. – Та самая, от которой женщины страдают меньше всех. Но у нас тут, похоже, исключение.

Тисса опустила руки и с ненавистью посмотрела на него:

– Это не горная болезнь. Сам знаешь.

– Да ладно, – рассмеялся тот, плюхаясь на свою кровать. – С чего бы это мне знать?

– Сейчас я дам тебе что-нибудь от головной боли…

– А еще лучше, – раздраженно перебил меня Джейк, отрываясь от снимков, – если ты заберешь ее отсюда. Я бы хотел отдохнуть, а не слушать жалобы всю оставшуюся часть ночи.

– Я не жалуюсь. – Тисса резко повернулась к нему и тут же побледнела, закусив губу.

– Идем. – Я встал и помог ей подняться. – У меня в комнате две лишние кровати. Выберешь любую.

Взял синий спальник и, не обращая внимания на глумливую усмешку Дика, повел девушку за собой. Ее заметно покачивало, лицо осунулось, губы пересохли.

– У тебя действительно, похоже, легкий приступ горной болезни. – Я открыл дверь своей комнаты, пропуская Тиссу внутрь.

– Ерунда. Дик мне что-то подлил в чай. – Она прикрыла глаза ладонью, хотя свет лампочки был и так тусклый.

– Зачем ему это делать? – Я положил ее спальник на свою кровать, рядом со своим, и усадил ее.

– Ах, Рай, не делай вид, будто ты ничего не понимаешь. Ему выгодно, чтобы я была больной и слабой. Задерживала всех, так от меня было бы проще избавиться. Оставить здесь и пойти дальше без меня.

Она наклонилась, чтобы снять ботинки, но не смогла справиться со шнурками, и мне пришлось помочь ей.

– Ты же знаешь, я не оставлю тебя одну.

– Но он-то этого не понимает… Подожди, ты что-то говорил про лишние кровати. Почему я оказалась на твоей?

– Берег твою репутацию в глазах босса.

– Моей репутации уже ничто не может повредить. – Тисса слабо улыбнулась и забралась в свой спальник, не застегивая клапан.

Я выключил свет, лег рядом, но не прикоснулся к ней, хотя очень хотел это сделать. Вместо этого закрыл глаза и представил, как тонкая ниточка моей душевной силы тянется к ней, мягко обвивает лоб, гладит волосы, растекается на сотню ручейков – они скользят по ее шее и плечам под водолазкой, струятся вниз по телу. Смывая с него боль, болезнь и усталость.

Тисса вздрогнула, замерла, дыхание ее выровнялось, а потом снова участилось. Она сама потянулась ко мне, прижалась лбом к моей шее. Я обнял ее, продолжая окатывать потоком тепла и нематериальной ласки, которую она ощущала как реальные прикосновения.

Потом накинул сверху мой спальник, укрывая нас обоих с головой.

– Тебе лучше? – спросил я в темноте и тепле, окутавших нас.

– Да. – Жаркий шепот обжег мою щеку. – Но ты продолжай. Не останавливайся.

– Голова больше не болит?

– Нет. Если бы они знали, что ты умеешь лечить и доставлять столько удовольствия – они бы разорвали тебя на кусочки.

Горячие губы запечатали мой рот, не дав ответить, а нетерпеливые руки нашарили край моей футболки и потянули вверх… я стянул с нее водолазку, гладкая, шелковая, теплая кожа прижалась к моей коже, и в тот же миг ледяная стена, которую я держал вокруг себя, отгораживаясь от людей, треснула, обломки тщательно возведенной холодности полетели во все стороны. На Тиссу хлынул невидимый поток силы, так хорошо сдерживаемый мной до сих пор. Она вздрогнула, вскрикнула сдавленно, тихо рассмеялась, вывернулась из моих объятий, нетерпеливо срывая с себя брюки, швырнула их в темноту, следом за ними, брошенная моей рукой, улетела и моя оставшаяся одежда…

Тисса была точно такой же, как прежде, но я заново узнавал ее прикосновения, вздохи, поцелуи.

Холод уполз из промерзшей комнаты. Стало светлее. Она сидела на мне верхом, и я видел все линии ее тела, пышную гриву волос, сверкающие глаза.

– Ты принадлежишь мне, слышишь? И твоя душа тоже моя. – Пальцы с острыми ногтями впились в мою грудь.

Она, сама того не подозревая, играла роль прекрасной демоницы – охотницы за человеческими душами. О которых в древности было рассказано столько жутких историй. Я улыбнулся, накрывая ладонями ее руки.

– Зачем тебе моя душа?

– Не спрашивай! Нужна!

Девушка снова прильнула ко мне, жадно целуя, и я, как и раньше, чувствовал, что мои руки не помещаются на ее узкой спине, а бешено колотящемуся сердцу не хватает места в груди…

Потом она лежала, дыша размеренно и глубоко. Красивое лицо вновь стало свежим, щеки – розовыми, глаза – ясными.

Тисса прошептала что-то умиротворенное, теснее обняла меня за шею, зябко повела плечами. В комнате постепенно становилось холоднее, и мне пришлось убеждать ее одеться, преодолевая сонное сопротивление… затем она опять прижалась ко мне и крепко уснула.

Когда в тишине за окном прозвучал громкий заунывный вой, Тисса вздрогнула, но не проснулась. А я пытался восстановить свою ледяную стену, отгораживающую меня от людей все остальное время. Это получалось с большим трудом.

Я невольно вспомнил о Свене. Мы вместе учились в старшей школе. В разных классах. Это был второй человек с душой, которого я встретил за свою жизнь. Мы не дружили, почти не разговаривали, лишь знали о том, что находимся рядом. Девушек очень тянуло к нему, и он, в отличие от меня, всегда ставившего ледяную преграду между собой и остальными людьми, согревал их теплом своего душевного обаяния. Встречался то с одной, то с другой, то с двумя одновременно. Наблюдал, как они яростно борются за него. И открыто называл это выставкой тигриц. Впрочем, многие парни также добивались его дружбы и внимания. Как-то я попробовал предостеречь его, убедить не рисковать попусту, Свен только рассмеялся в ответ, а в его глазах я увидел тщательно скрываемое отчаянное стремление к саморазрушению. И он его добился. Не знаю, как это произошло, но он погиб. Дирекция школы говорила о несчастном случае. Я знал, что «тигрицы» все-таки растерзали его.

С тех пор моя ледяная стена стала еще крепче. И давала трещину лишь с Тиссой.

Обнимая ее и погружаясь в ласкающую полудрему, я вдруг подумал – зачем мне нужны поиски этого источника? Не лучше ли забыть о своем видении, которое вполне могло быть всего лишь наркотическим бредом…

С этой мыслью я уснул окончательно.

Не знаю, сколько я спал. Мне чудилось, будто я лежу не в теплом спальнике на кровати, а на мокрой траве. В бока впивается острая галька, рука прижимается к холодному боку огромного камня так сильно, что иероглифы молитв, выбитые на нем, впечатываются в ладонь. Валун дрожит, пытаясь вырваться из своего ложа, чтобы покатиться вниз по склону. А вокруг бродит существо, скрытое мглой и туманом, – оно скользит совсем рядом, я его не вижу, но слышу частое хриплое дыхание.

Это видение отступало временами, я просыпался в комнате рядом с Тиссой, но продолжал ощущать запахи камня, мокрой шерсти, прикосновения холодной травы и порывов ветра, уныло воющего в горах.

Похоже, мое сознание стало чересчур восприимчивым к изменениям в этом мире, и я не мог защищаться сейчас, различая голоса гор и магических камней совсем отчетливо. Они говорили со мной, угадывая мое присутствие, но было непонятно, враждебны они ко мне или дружественны. Злятся на то, что я почти разгадал их загадку, или им все равно…

Еще какое-то время я блуждал между сном и явью, но потом наконец отключился и пришел в себя, лишь когда яркие солнечные лучи зазолотили раму окна.

Ночное наваждение развеялось. Кровать рядом со мной была пуста. Тисса быстро шнуровала ботинки, торопясь уйти из моей комнаты. Я ей не мешал, делая вид, что по-прежнему сплю. Но с закрытыми глазами слышал шелест одежды, поскрипывание половиц под осторожными шагами. Теплая рука коснулась моего плеча, словно пытаясь собрать еще немного моей силы, сжала пальцы и тут же соскользнула, не сумев больше ничего получить. А спустя несколько секунд щелкнул замок в двери.

Я открыл глаза, продолжая лежать неподвижно. Никаких мыслей в моей голове не было. Ночь с Тиссой сейчас представлялась абсолютно нереальной. Мелькнувшее видение пути до источника, который показали мне в наркотическом сне, рассеялось, уничтоженное утренними лучами. А сама идея искать его стала казаться совершенно безумной. Я чувствовал, что не отдохнул и привычный покой не возвращается.

Я снова думал о том, почему уехал в Кайлат.

Это произошло, когда я осознал, что на самом деле никому не нужен в цивилизованном мире. У меня возникло такое впечатление, будто я стою один в пустоте, над пропастью. Жутковатое чувство.

Нелегко выдержать поединок с бесконечностью.

Уже здесь, в горах, я думал об одном молодом поэте прошлого века. В шестнадцать лет он перевернул галийскую поэзию. Буквально взорвал основы стихосложения. Представители модернизма и реализма боролись за его имя, каждый считал его ярчайшей звездой своего направления. А с девятнадцати и до самой смерти в тридцать семь – поэт не написал больше ни строчки.

Иногда я чувствовал духовное родство с ним. Мне казалось, что он, как и я, был наделен душой. В голосе его стихов мне слышалась отчаянная попытка яростной борьбы с окружающей безликостью. Но так же, как я, он понял бессмысленность этой борьбы и уехал, бросив цивилизованный мир. Вероятно, искал свой источник душ на жарком экваториальном континенте. Но не нашел. Я же отправился в горы.

Однажды во сне ко мне пришла смутная догадка, что его душа досталась мне. С этой тягой к странствиям и риску, поискам неизведанного, желанием превратить фантазии о дальних странах в реальность.

Он был яростным, безрассудным, отчаянным, дерзким до грубости. Я уравновешен, рационален, холодно вежлив.

В него стреляли, пытаясь убить, подчинить или испугать. Мимо меня смерть прошла, чтобы забрать моего друга.

Он был слишком молод и еще не научился сдерживать жар своей души, как это умел делать я.

По легенде, души возвращаются обратно в Источник. Но есть те, которые скитаются по миру и после смерти одного человека переселяются в другого. Быть может, мне досталась такая же, блуждающая…

Мое созерцательное состояние разрушил негромкий дребезжащий звук. Я сел на кровати и увидел, как в одно из стекол ударил маленький камешек, повторив тихий звон. Выглянув из окна, я обнаружил Тшеринга, стоящего внизу, он как раз замахивался, чтобы повторить бросок. Заметил меня и тут же принялся строить многозначительные рожи, загадочно разводя руками. Так и не разобравшись, что ему нужно, я показал жестом, что сейчас спущусь, и начал одеваться.

По небу ползли облака. Солнце то пробивалось сквозь них, разбрасывая по долине щедрые пригоршни желтых горячих лучей, то снова пряталось, и тогда холод налетал с порывами резкого ветра. Горы, окружающие Намаче, видимые этой ночью, с утра закутались в плотную белую пелену облаков, оставив на виду лишь серо-зеленые подножия. Два ворона кружили над долиной, играя в потоках воздуха, словно беззвучные, неуловимые тени.

Тшеринг стоял на верхней ступеньке лестницы, ведущей от лоджа вниз, на одну из узких улиц. Кайлатец нетерпеливо приплясывал на месте и тер нос знакомым мне жестом беспокойства.

– Доброе утро, – сказал я, подходя.

– Ты сегодня к монастырю идешь? – спросил он, машинально ответив на мое приветствие.

– Нет. Мы остаемся в Намаче еще на день. Я же говорил тебе вчера.

– А-а. – Смуглое до черноты лицо Тшеринга заметно просветлело. – Хорошо.

– Что-то случилось?

Он снял свою замызганную бейсболку, пригладил черные волосы с проседью на висках, снова нахлобучил ее и беспечно махнул рукой.

– Да говорят, молельный камень всю ночь выл. – Кайлатец показал на склон, где возвышался серый валун с белыми письменами. Тот самый, что снился мне вчера всю ночь. – Плохой знак. Предупредить о чем-то хотел. Так что ты поаккуратнее. И за иностранцами своими следи получше.

Я молча кивнул, и он вразвалочку отправился по своим делам, снисходительно поглядывая по сторонам, словно прибыл в Намаче из огромного великолепного города, не чета этому. Проводив его взглядом, я посмотрел на камень, выделяющийся на фоне неба. Молельные флажки, тянущиеся от него вниз, бились на ветру, непрестанно взывая к верховному божеству. Знаки на валуне казались сияющими отражениями белых снегов Кабхале, стоящей напротив.

Неужели нечто мистическое действительно посетило меня сегодня ночью… не считая Тиссы. Я улыбнулся невольно, вновь возвращаясь мыслями к своей спутнице, и пошел обратно в лодж.

Девушка сидела в гостевой зале одна. Солнечные лучи золотили ее волосы, на отдохнувшем лице играл румянец. Уже знакомый мне свитер с узором туго обтягивал высокую грудь и красивые руки. Мне очень захотелось сесть с ней рядом, положить ладонь на чуть тронутую загаром шею, с такой вызывающей беззащитностью виднеющуюся над вязаным воротником. Но я не стал этого делать.

На столе перед Тиссой было расставлено несколько тарелок, чашек и стаканов. Ела она с завидным аппетитом, забыв о том, что большинство блюд Кайлата ей совершенно не понравились.

– Доброе утро. – Я сел напротив. – Как себя чувствуешь?

– Гораздо лучше. Только проголодалась зверски. – Она улыбнулась мне дежурной улыбкой, приличной при встрече двух едва знакомых людей. Почти равнодушной, хотя и очень милой. Впрочем, ничего другого я не ожидал.

– Какие у вас планы на сегодня? – Я придвинул к себе порядком потрепанное меню и стал изучать его. – Можно остаться в городе. Здесь много интересных сувенирных лавок. Или я свожу вас в Кхуджун – это поселок выше Намаче, – туда ведет очень красивая дорога.

– Понятия не имею насчет остальных, – Тисса отрезала кусочек тоста из белого хлеба, – мне нужно купить кое-что. Я здесь видела совершенно потрясающие огромные раковины в серебре. Хочу такую.

Я улыбнулся, услышав нетерпеливые азартные интонации в ее голосе.

– Их делают в монастыре. Выше в горах.

– А еще молельный барабанчик, они, похоже, из бирюзы очень высокого качества, – продолжила перечислять Тисса, не слушая меня, и ее глаза светились вдохновенной жаждой обладания желанной вещью. – Очень красивые.

Из кухни выглянул старший сын управляющей лоджа, поклонился мне, подошел, чтобы забрать толстую тетрадь, в которую я записал, что хотел бы на завтрак, посмотрел на мой заказ и принялся читать его, беззвучно шевеля губами и хмурясь, а затем удалился обратно.

Вместо него вышел Темба. Очень важный и сосредоточенный. Одетый в темно-бордовые, относительно чистые штаны, кофту из шерсти эбо и полосатую шапку. Подошел ко мне и разразился проникновенной речью на никому не ведомом языке. Не исключено, что требовал причитающееся ему подношение. Я сунул руку в карман, в котором всегда носил запас сладостей, и протянул конфету. Он тут же сцапал ее, со второго раза забрался на скамью, уселся и принялся деловито сдирать обертку.

Тембе было года полтора-два, но вел он себя с большой значимостью.

– Смешной. – Тисса рассмеялась, протянула руку, собираясь погладить его по макушке, но я остановил ее:

– До головы детей можно дотрагиваться только родителям и монахам. Для остальных это табу.

– Сплошные запреты, – скривилась она, однако отодвинулась от ребенка. – Как ты вообще здесь живешь?

– Просто знаю правила.

– Ты всегда знал правила. – В голосе Тиссы звучал легкий укор, но совсем не из-за того, что ей не позволили дотронуться до мальчика. – И всегда их нарушал.

В дверном проеме кухни опять показался Ништхур, нагруженный подносом с моим завтраком, принялся расставлять на столе чашки, успевая с любопытством поглядывать на нас. Но не дождался ничего интересного и удалился. Темба поднялся на скамье в полный рост, собираясь проинспектировать содержимое моей тарелки, но в этот момент дверь, ведущая из зала во двор, открылась – вошла мать мальчика. Вежливо улыбнулась нам, погрозила сыну пальцем, подхватила его и унесла обратно на кухню. Спустя минуту оттуда донесся громкий, недовольный рев.

Тисса утомленно вздохнула и снова опустила взгляд в свою тарелку. Дальнейший завтрак проходил в молчании до тех пор, пока в помещение не ввалились наши спутники. Джейк был бодр и весел, Дик выглядел заспанным и недовольным, хотя и старался скрыть свое дурное настроение. Впрочем, оно прорывалось в раздраженных взглядах, которыми он окинул зал, цветущую Тиссу и особенно меня.

Джейк сел рядом с девушкой, обнял за плечи и небрежно поцеловал в висок:

– Сегодня ты уже лучше.

– Да, – ответила она, мило улыбаясь.

– Похоже, Райн – отличный доктор, – хмуро буркнул Дик, уселся на скамью подле меня, попытался взять из тарелки Тиссы кусок тоста, но получил шлепок по кисти и был вынужден убраться с ее территории. Покосился на мою миску, но, явно помня недавнюю стычку с болезненным выворачиванием рук, рисковать не стал и ехидно осведомился: – И как он тебя… лечил?

– Ты вряд ли это узнаешь, – ответила она снисходительно-любезно.

– Какие у нас сегодня планы, Райн? – бодро спросил Джейк, не обращая внимания на этот утренний обмен любезностями и завладев стаканом сока Тиссы. На этот раз она не отреагировала на посягательство на ее собственность, хотя я видел, как недовольно выгнулась ее бровь.

– Так что, сегодня нет желания повернуть обратно? – спросил я.

Он сначала непонимающе нахмурился, затем хмыкнул.

– Так и знал, что припомните мне вчерашний разговор. Нет. Я отлично отдохнул и готов двигаться дальше.

Дик, записывающий в тетрадь заказов свои пожелания по поводу завтрака, недовольно скривился, но промолчал.

– Рай говорил, что мог бы отвести нас в поселок, расположенный над Намаче, – бодро сказала Тисса, – обещает какие-то невероятно прекрасные виды. Но я сначала хочу купить сувениры.

– Купишь вечером, – резко ответил Джейк. – Я не собираюсь весь день таскаться по лавкам.

И уткнулся в меню, показывая, что разговор окончен. Дик, которому не улыбалось сегодня куда-то брести, испытал слабое удовлетворение от того, что Тиссу хотя бы немного поставили на место, вновь указав, кто здесь настоящий хозяин.

После завтрака мы вышли из лоджа, и я повел подопечных по узкому переулку, стиснутому с обеих сторон стенами домов и заборами. Большинство трекеров бродили по центральной улице поселка, и здесь было довольно безлюдно. Кайлатцы занимались своими делами, не проявляя к нам интереса. Копались в маленьких огородиках, кормили животных. А вот действия одного из них привлекли внимание моих спутников. Пожилой человек в темной, грязной одежде сидел на земле перед грудой черных жирных комьев, лепил из них одинаковые шары, а затем приляпывал их к каменной стене своего огорода.

– Что это он делает? – спросила меня Тисса.

– Запасается топливом.

Она посмотрела непонимающе, и тут же со стороны огорода кайлатца долетела волна острой вони, вызвавшая гримасы отвращения на лицах моих соотечественников.

– Навоз эбо, – пояснил я. – Он высохнет, его соберут и будут топить печи. Деревьев здесь мало. Угля нет, керосин используют только для готовки, и то не везде.

– Какая гадость. – Тисса закрыла нос рукавом трекинговой кофты и быстрее пошла вперед.

– Каждый день благодаря вам, Райн, я узнаю столько нового, – глубокомысленно произнес Джейк, фотографируя кайлатца.

Дик сильнее сморщился, выразительно сплюнул и ничего не сказал.

Улица все круче поднималась наверх. Мы шли мимо курятников, похожих на дома, и домов, напоминающих курятники. Новых заборов и крошечных забегаловок с парой пластиковых столов, стоящих прямо на земле.

А потом селение закончилось. Улочка превратилась в ступени, вырубленные в камне, ведущие в гору. И чем выше мы поднимались, тем лучше видели поселок с его ярко-зелеными террасами полей, выложенными серыми булыжниками по краю, синими крышами домов и серебряной полоской реки, сверкающей на солнце.

– Смотрите, – воскликнула Тисса, глядя направо и вверх.

Я взглянул туда же и увидел широкий разрыв в облаках. Они расползлись в стороны, открывая кусок неба. На этом фоне из синей высоты выплывала белая, изломанная вершина Слепого Стража. Казалось, что она движется, медленно и величественно, беззвучно выступает из чуждой реальности, осознать которую людям не под силу, и снова уходит, скрываясь за стеной облаков.

Тисса перевела дыхание, посмотрела на меня сияющими от восторга глазами и произнесла под аккомпанемент щелчков камеры Джейка:

– Эти горы такие невероятные. Никогда не смогу привыкнуть к ним.

– Я тоже не сумел.

Она улыбнулась в ответ и вновь стала подниматься.

Сегодня мои спутники шли легче, чем вчера. Постепенно привыкали к высоте и постоянному движению. Только Дик мрачнел все сильнее. Похоже, его раздражал оптимизм Тиссы, увлечение фотографией Джейка, горы и сама идея подниматься в Кхуджун. Загорелая физиономия тренера по фитнесу приняла угрюмое, замкнутое выражение, а в темных, близко посаженных глазах все отчетливее виднелась злость. Я уже хотел спросить его о самочувствии, но увидел людей, показавшихся из-за камня, и отвлекся.

Нам навстречу спускались двое трекеров с гидом.

– Идете смотреть на скальп снежного человека? – весело спросил Тиссу пожилой седой мужчина, шагающий первым.

Она тут же остановилась и начала с ним беседу, к которой подключились остальные.

Их гид – крепкий, коренастый кайлатец, радостно улыбаясь, подошел ко мне.

– Намаскар, Рай-джи.

– Намаскар, Чинхир.

Он внимательно разглядывал меня, видимо не вполне понимая, почему я без тяжелого рюкзака за плечами, с которым меня привыкли видеть. К тому же в компании трех иностранцев. Это было явно неспроста. Наконец все факты сложились в его голове.

– Так ты теперь тоже группы стал водить? – спросил Чинхир, маскируя за приветливостью холодность и настороженность.

– Нет. Это первый и последний раз. Мои друзья приехали, чтобы посмотреть горы.

– У тебя же нет друзей, – произнес он с обескураживающей уверенностью.

– На эти двадцать дней есть.

Гид перехватил мой взгляд, направленный на Тиссу, оживленно беседующую с мужчинами, и понимающе приподнял брови, похожие на косматых гусениц, но ничего не сказал.

Завершив разговор, мы попрощались с туристами и пошли дальше.

– А что, скальп снежного человека правда хранится в одном из местных монастырей? – скептически осведомился Джейк.

– Хранится. Но не могу гарантировать вам его подлинность.

– Как будто ты можешь гарантировать подлинность снежных людей, – рассмеялся тот, останавливаясь, чтобы расстегнуть жилет.

– Кайлатцы называют их банаджханкри. Лесные знахари. Они живут в горных пещерах, иногда крадут детей, обучают их искусству врачевания и отпускают, чтобы те лечили своих родичей.

– Забавно, – произнес Джейк свое любимое словечко, которым обычно оценивал большинство моих рассказов. – И как вы, Райн, можете держать в голове столько чепухи. Но Ричард не наврал, вы действительно знаете много местных легенд.

Он благожелательно посмотрел на меня из-под горных очков и отправился догонять ушедших вперед Тиссу с Диком.

Тропа, плавно взбираясь в гору, вилась между низкими кустами рододендронов и можжевельника с опущенными к земле ветвями, огибала камни. Рядом с ними кое-где росли данфы. Их алые листья ярко выделялись на фоне серых валунов. Я невольно вспомнил свое видение – такие же красные пятна на зеленой траве, обломки валунов, кровь… Подумал о Кире – хотелось верить, что ей и ее товарищам помогло мое предупреждение.

– Тут есть что-нибудь еще стоящее внимания? – осведомился Джейк, которого мало интересовали скальпы неведомых существ, по его мнению, никогда не существовавших в природе.

– Отель с кислородным куполом, из которого открывается вид на Мать Всех Богов. Там полностью выровнено давление и абсолютно нет влияния высоты.

– Хм. – Эта информация явно показалась бизнесмену более заслуживающей внимания. – Можете отвести нас туда, Райн? Я бы хотел взглянуть.

– Могу. Но ненадолго. До темноты нам нужно вернуться.

Теперь тропа шла прямо. Мы оказались на плоской вершине небольшого холма, зажатого между крутыми склонами. И на этом открытом пространстве стояла одинокая древняя ступа. Молельные флажки на ней играли яркими красками, а сама постройка из белой давно превратилась в серую – краска выгорела и облезла. Но местные жители пока не обновляли ее, еще не прошел определенный временной цикл, по истечении которого можно прикасаться к священному зданию.

Здесь, казалось, время идет быстрее, чем в остальном Кайлате, и камни старились тоже скорее.

Мне очень нравилось это место. Сила, сконцентрированная вокруг ступы, обтекала меня теплой, легкой волной. И это ощущение было особенным даже для гор Кайлата. Я погружался в абсолютное спокойствие. Сейчас неуловимое время как будто замерло. Не было ни будущего, ни прошлого. Ничто не имело значения.

Я бы мог простоять еще долго, погруженный в себя. Но мои спутники начали нервничать, переминаться с ноги на ногу, оглядываться.

– Райн, пойдемте отсюда, – неожиданно сказал Джейк и добавил угрюмо: – Обратно.

– Вы же хотели посмотреть отель.

– Нет. Хватит на сегодня.

Я внимательнее взглянул на него. Мужчина выглядел абсолютно вымотанным. Дик, красный как свекла, вытирал мокрое лицо, хотя на продуваемой всеми ветрами открытой местности было почти холодно. Тисса ежилась, обхватив себя руками за плечи:

– Да, Рай, идем, пожалуйста. Я что-то устала.

Я не стал настаивать на дальнейшей прогулке. Неважно, что повлияло на них – высота или магия этого места, все трое казались слишком утомленными, чтобы продолжать путешествие.

– Хорошо. Как скажете.

Как только мы повернули назад, на склон наползло тяжелое облако. Оно потекло по кустам, гася краски и звуки. Касалось наших лиц влажным, осторожным дыханием. Черные валуны неторопливо выплывали из него, словно остовы разбитых кораблей. Заросли можжевельника теперь напоминали косматых чудищ, сбившихся в стаю. Красные пятна листьев данф проступали сквозь пелену размытыми кляксами. Тропа то появлялась, то таяла под ногами.

Сложность была в том, что этот склон изрезали несколько троп, одни вели коротким путем в Кхуджун, другие – длинным, третьи выводили к молельным камням, четвертые заканчивались тупиками на площадках, с которых открывался красивый вид на горы. Мне все время приходилось выбирать правильную.

– Осторожнее, – сказал я, – смотрите под ноги, не торопитесь.

– Надо было идти дальше, а не возвращаться назад, – бормотал Дик из-за спины Тиссы, шагающей следом за мной.

– Райн, вы тут не заблудитесь? – осведомился Джейк, и в его голосе прозвучало явственное опасение.

– Нет, – ответил я убежденно, стараясь передать им свое спокойствие. – Эта дорога мне хорошо знакома.

Облако плотно село на гору, не собираясь уходить, и только лениво перетекало с одной стороны тропы на другую. Но иногда любезно приподнималось на длинных тонких лапах, словно кот, выгибающий спину, показывало зеленую траву, землю, камни, и я успевал понять, где нахожусь.

Я шел первым, высматривая знакомые ориентиры, и спустя какое-то время все отчетливее стал понимать, что в этой серой пелене рядом с нами движется кто-то еще.

Остальные, смотрящие под ноги, не замечали этого. Внезапная усталость притупила их внимание. Они хотели скорее вернуться, но спуск неожиданно оказался длиннее подъема – необъяснимая особенность этого места. Иногда подниматься сюда можно было часами, а спуститься очень быстро, а иногда – наоборот. Как сейчас.

Серая тень выплывала то справа, то слева, принимая очертания камня или распластавшегося по земле кустарника. Мне вдруг почудилось, что это существо из моего ночного бреда. Либо оно попало в реальность, либо я снова погрузился в прежний наркотический сон. И я на мгновение увидел себя сидящим в комнате, на кровати, а передо мной в миске дымилась тлеющая трава. Наваждение рассеялось, когда из облака впереди выступили контуры черного искривленного дерева, растущего прямо на тропе. Оно стояло, раскинув в стороны узловатые ветви-руки, словно желая заключить в объятия зазевавшегося путника.

Я положил ладонь на нож – и оно тут же растаяло, невидимое существо отпрыгнуло в туман, затаилось где-то в нем. Выдавая себя лишь едва различимыми подвываниями, напоминающими голос ветра. Если бы я не слышал ничего подобного раньше, обманулся бы.

Тропинка, протоптанная в глине ногами людей и копытами эбо, была похожа на глубокую узкую колею, заполненную до краев сизым маревом. Оно поднималось до наших колен, и я видел, как в нем, словно акула, постепенно сужая круги вокруг нас, плавает нечто, пока невидимое. Все ближе и ближе. И лишь смутные движения тумана выдавали его присутствие.

– Все нормально? – неожиданно спросила меня Тисса.

– Да.

– Ты не заблудился? – Она понизила голос, словно опасаясь, что мужчины услышат положительный ответ.

– Нет.

– Тогда почему оглядываешься?

– Эй, о чем вы там шепчетесь? – прозвучал недовольный вопрос Дика.

– Ни о чем, – раздраженно отозвалась Тисса.

– Черт! – глухо выругался Джейк. Я быстро оглянулся и увидел, что он стоит, глядя себе под ноги. – Я споткнулся. Об этот корень.

Поперек тропинки протянулся длинный сухой стебель, которого не было еще секунду назад.

– Идемте, – сказал я, стараясь, чтобы мои слова прозвучали как можно более спокойно. – Теперь я пойду последним.

Они не стали спорить. Лишь Джейк ворчал что-то о неудобных тропинках, а также дурацких лишних прогулках, и только поэтому они не расслышали стон, который издал корень, когда я перерубил его, а затем – злобное шипение. Сухой обрывок уполз в туман, откуда вдруг прозвучало приглушенное рычание.

Мои спутники остановились, нервно оглядываясь.

– Что это? – Тисса, хмурясь, посмотрела на меня. – Звери?

– Звери, ветер, горы иногда издают странные звуки. Давайте не будем задерживаться.

Их не очень успокоил мой ответ. Мы пошли быстрее. Я по-прежнему шел сзади, глядя на спускающихся передо мной людей, и одновременно пытался отследить, нет ли угрозы для них. Для нас всех.

Существо бродило где-то за моей спиной, держась на безопасном расстоянии. Сверлило взглядом затылок, тяжело дышало и вздыхало.

Но, как только мы прошли мимо молельного камня, напоминающего застывший сгусток силы, отстало.

Тропа вновь превратилась в ступени, вырубленные в скале и теперь ведущие в долину. Туман рассеялся, внизу заблестели на солнце синие крыши поселка и зазеленели клочки полей.

Все тут же вздохнули свободнее и стали бодро обсуждать что-то, забыв о недавних сложностях похода.

Я оглянулся и увидел скрюченную фигуру, прижимающуюся к валуну. В серой дымке белели ее глаза, которые могли быть всего лишь запятыми апострофа над иероглифами молельного камня…

Когда мы спустились в Намаче, с гор поползли серые сумерки. Хотя казалось, с тех пор, как мы вышли, прошла всего пара часов.

– Идем в отель, – сказал Джейк.

Остальную дорогу мы прошли в молчании. Вернулись в лодж, быстро миновали холодный пустой холл с неработающим телевизором и разошлись по своим номерам.

Когда я вошел к себе, мне почудился запах табака. Как будто Уолт вновь приходил в эту комнату. Но не дождался меня и отправился блуждать где-то в недоступной мне реальности. Я сел на кровать, испытывая острое желание просмотреть свои давние записи о Кайлате. Джейк был прав, я действительно помнил много легенд, преданий и мифов, но меня постоянно посещала мысль, что я не знаю чего-то очень важного, быть может, самого главного об этой странной, мистической стране. Хотя, впрочем, это могло быть всего лишь обычное состояние ищущего человека – чем больше ты узнаешь, тем больше, тебе кажется, знаний от тебя ускользнуло.

Я бросил свой рюкзак на пол у входа и пошел умываться.

Ванные комнаты в этом отеле были довольно занятные. Из-за неправильно поставленных дверей пронести металлические ванны в предназначенные для них помещения оказалось невозможно. Поэтому строители недолго думая прорубили в стенах окна размером метр на метр и пропихнули через них внутрь всю громоздкую сантехнику. Затем отверстия закрыли мутным стеклом. Но все равно из коридора, при должном старании, реально было разглядеть, что происходит внутри. И наоборот, принимая душ, можно было любоваться проходящими мимо.

Закрыв воду, я поднял голову, мельком взглянул в «окно» и увидел смутную фигуру, торопливо удаляющуюся по коридору. В ней не было ничего особенного, но мне вдруг стало неуютно в своем номере, захотелось выйти на улицу.

Еще не понимая, в чем дело, я покинул комнату, запер дверь и отправился на поиски своих спутников.

Дик с Джейком сидели в обеденном зале за столом, о чем-то негромко беседовали и рассматривали карту, разложенную между тарелок с едой.

– Где Тисса? – спросил я, подходя.

Видимо, в моем голосе прозвучала непривычная для них резкость, потому что мужчины с удивлением посмотрели на меня.

– В город пошла, – ответил Дик, одновременно прихлебывая из чашки, – эти раковины монастырские ей покоя не дают.

– Я же предупреждал, не выходить из дома в темноте! Почему вы ее не остановили?

– Еще я за каждой вздорной девчонкой не бегал, – заворчал Джейк и начал оправдываться почти против своей воли: – Мы вроде в городе. Здесь безопасно. Ничего с ней не случится.

– Ништхур, – обратился я к сыну хозяйки, выглянувшему из кухни. – Не выпускай этих двоих, если им тоже захочется прогуляться.

– А вы куда, Рай-джи?

– Приведу девушку.

– Она ушла? Одна? – Он покачал головой и поцокал языком. – Нехорошо.

– Сам знаю.

Дик хотел мне что-то сказать, но я отмахнулся от него и почти бегом выскочил на крыльцо. Перепрыгивая через две ступеньки, стал спускаться по каменной лестнице, ведущей с верхних террас. Редкие встречные кайлатцы шарахались в стороны, уступая мне дорогу, и долго смотрели вслед. Возле каждого дома и лоджа горел фонарь, бросая круглое пятно света на дорогу. За его пределами шевелились тени.

Центральная улица была освещена лучше.

Как я и ожидал, Тисса успела прийти до того, как торговцы собрали свои сувениры, выставленные на продажу. Она стояла у открытого лотка перед одной из лавок, самозабвенно копаясь в груде безделушек, которые таинственно переливались в свете фонарей. Такая яркая приманка. Женщина-торговка, расхваливая товар, подавала девушке все новые и новые ожерелья из рога эбо, перламутровые шкатулки, статуэтки из черного дерева, и мне совсем не нравился оценивающий взгляд кайлатки, как будто иностранка сама была товаром. И так же смотрел на нее мужчина на другой стороне улицы, возле закрытых дверей еще одного магазинчика.

Я подошел и положил руку Тиссе на плечо:

– Ты купила все, что хотела?

Она вздрогнула, оборачиваясь, и улыбнулась слегка виновато.

– Рай, ты зря беспокоился. Я уже собиралась уходить. Смотри. – Она показала мне длинное ожерелье из великолепно отшлифованной бирюзы. – Красивое, правда?

– Очень. – Я крепко сжал руку Тиссы, выразительно глядя на хозяйку, которая мрачнела с каждым мгновением. – А теперь идем.

– Подожди. Мне нужен еще молельный барабанчик.

Из темноты сбоку выступил кто-то, пока еще держащийся за кругом света, я взялся за рукоять ножа, и этот невидимый некто тут же исчез.

Продавцы смотрели на меня, словно стая шакалов, у которых прямо из-под носа уводят доверчивую, беззащитную лань, но не решались возразить.

– Мне нравится этот. – Ничего не подозревающая Тисса показала на синий с золотом молельный барабанчик на подставке.

Из входа в лавку вынырнул муж торговки и, мигом поняв, в чем дело, вежливо поклонился мне, прошипел что-то жене и оттеснил ее в сторону. Я разобрал только: «Осторожно… хоть продай…» А он схватил изящную вещицу и заговорил с восторгом:

– Очень хороший! Очень красивый! Посмотрите!

С этими словами он рванул крышечку и как бы невзначай направил в мою сторону внутреннюю часть барабанчика. Я успел заметить туго свернутый серый клочок бумаги, как вдруг меня ударило сконцентрированной мощью, спрятанной в молитвенном предмете. Невидимая рука хлестнула по глазам и сердцу, стиснула легкие. Меня сильно мотнуло, но я удержался на ногах, еще крепче сжав руку Тиссы. Мне показалось, что мою душу выбило из тела, и она висит на тонкой ниточке, готовой вот-вот лопнуть.

– Рай! Что с тобой?! – Ее тревожный вскрик не дал мне с головой погрузиться в вязкую серую пелену. – Рай!

В мутном киселе, окутывающем меня, мелькнули две яркие мысли – мне нужна Тисса, а я нужен ей, без меня она пропадет. Словно выныривая с большой глубины, я заставил себя прогнать дурноту и выдернул клинок из ножен. Прикосновение к нему вернуло слух, смыло серую муть перед глазами, душа как будто тоже заняла полагающееся ей место. А торговцы, увидев оружие, тут же потеряли к нам интерес и принялись собирать товары.

– Рай, что ты делаешь? – прошептала Тисса. – Убери нож. Ты с ума сошел?

– Идем отсюда.

– Но я хотела…

– Мы уходим!

Я потянул ее за собой, и Тисса не могла не послушаться, но, следуя за мной, не стала сдерживать возмущения.

– Совсем одичал в своих горах?!

Я молчал, стараясь держаться прямо, чтобы те, кто смотрел нам вслед, не заметили моей слабости.

– Что за бред?! Объяснишь ты мне, наконец… – Она осеклась, натолкнувшись взглядом на мой взгляд.

– Я говорил, что нельзя выходить из дома ночью?

– Говорил, но…

– Я предупреждал, что опасно уходить одной?

– Послушай, сейчас же совсем не поздно. А вышла я, когда еще было светло.

– Тише. – Я заставил ее отступить в тень дома, и крадущиеся шаги, которые слышались мне, замерли.

– За нами кто-то идет? – шепотом спросила девушка, начиная заражаться моим беспокойством.

Я утвердительно наклонил голову, прислушиваясь.

– Что им нужно?

– Напугать, в основном.

– Зачем?

– Весело. – Я улыбнулся ей ободряюще и снова увлек за собой, не выпуская ее руку из своей руки.

– Это глупо! Я не понимаю таких шуток! И не собираюсь бегать от каких-то там… – Она запнулась, оглядываясь, и прибавила шагу.

По лестнице, ведущей к лоджу, мы поднялись почти бегом. Тисса тяжело дышала, все время оборачивалась, напряженно прислушиваясь, но нас больше не преследовали.

Дик курил, стоя на крыльце и явно поджидая нас.

– Вы откуда такие? – ухмыльнулся он, глядя на наши бледные потные лица. – Райн, тебя словно по башке огрели. Сражался с местными за нашу красотку?

– Замолчи, идиот, – прошипела Тисса, проходя мимо.

Открыв дверь лоджа, она глянула на меня через плечо и сказала:

– Я начинаю жалеть, что приехала сюда.