ГЛАВА 1
Макс Беккер поднялся на лифте на пятый этаж Пентагона, стремительно прошел мимо ряда голографических снимков бывших шефов этого ведомства и наконец подошел к кабинету, который был ему нужен. Дверные датчики просканировали его, опознали — и позволили ему войти.
— Доброе утро, майор Беккер, — сказал седовласый мужчина с тремя звездами на погонах, сидевший за большим, сверкавшим хромом столом. — Я ждал вас.
— Могу я узнать, сэр, что это означает? — осведомился Беккер и помахал в воздухе некой официальной бумагой.
— Я полагал, что там все сказано, — заметил генерал. — Это — ваше новое дело.
— Я не был в отпуске больше двух лет, — сказал Беккер. — Я уже купил билет и оплатил номер в отеле.
— Мы позаботимся о том, чтобы вам вернули деньги.
— Могу я почтительнейшим образом заметить, что мне не нужны эти чертовы деньги? Мне нужен мой законный отпуск!
— Почтительнейшим образом? — переспросил генерал, выгнув бровь.
— Я трудился на этот департамент не покладая рук два года. У меня пять недель отпуска, и я желаю их получить!
— Боюсь, майор, что это не подлежит обсуждению.
— Почему? — осведомился Беккер. — И более того — почему именно я?
— Потому что вы наилучшая кандидатура для этой работы.
— Я ведь даже не флотский! — настаивал Беккер. — Этого парня должен защищать кто-нибудь из своих.
— В космической программе не существует разделения служб, майор, — ответил генерал. — Уверен, что флот будет всячески сотрудничать с вами.
— Сомневаюсь, сэр.
— Почему же это, майор?
— Потому что если бы это дело было таким простым, как предполагается, за него мог бы взяться всякий, — отчеканил Беккер. — А потому, если вы проходите мимо трех сотен адвокатов, работающих в этом здании, и останавливаетесь именно на мне, у меня не может не возникнуть некоторых подозрений. — Он помолчал. — Могу я почтительнейше спросить, почему выбрали именно меня?
— Выбирал не я, — сказал генерал. — Выбор принадлежит компьютеру. — Он впился в Беккера непреклонным взглядом. — Похоже, у вас есть сомнения, майор?
— Если компьютер был запрограммирован выбрать лучшего в службе адвоката по уголовным делам, он бы должен был выбрать Гектора Гарсию.
— Он его и выбрал. Вы были вторым.
— Ну и?..
— Гарсия в отпуске.
— А я собираюсь в отпуск.
— Он старше вас по званию.
— Могу я заметить вам, генерал, что я старше по званию двух сотен адвокатов, которые могли бы управиться с этим делом не моргнув и глазом?
— Компьютер выбрал вас.
— А если я откажусь?
— Если вы представите причину отказа, мы передадим дело кому-нибудь еще — но я лично гарантирую вам, что раньше чем через год никакого отпуска вы не получите, — ответил генерал. — Если откажетесь беспричинно, я понижу вас на одно звание и снова предложу вам эту работу. Я могу проделывать это, пока вы не окажетесь рядовым.
— Сэр, могу я говорить откровенно?
— По-моему, майор, вы с самого начала именно это и делаете, — сухо заметил генерал.
— Наверняка найдется не одна сотня будущих Кларенсов Дарроу , которые не прочь защищать этого чокнутого, — ответил Беккер. — Почему вы не кликнули добровольцев?
— Майор, нам не нужны Кларенсы Дарроу с их громогласными заявлениями для прессы. Нам нужно, чтобы это дело было закрыто как можно скорее и как можно тише.
— Тогда зачем вообще судить его? — осведомился Беккер. — Он ведь уже признался, верно? Почему бы просто не засадить его за решетку?
— Военный трибунал должен состояться, — сказал генерал. — Слишком поздно что-то скрывать. — Он помолчал. — На нас смотрит весь мир, майор.
— Думаю, генерал, вы очень скоро обнаружите, что девяти десятым всего мира нет ни малейшего дела до этого случая, а остальные считают, что ему стоило бы перебить всю команду.
— Довольно, майор Беккер! — рявкнул генерал. — Это дело — ваше, и вы, черт побери, все равно приметесь за него!
Беккер пристально поглядел на генерала и испустил глубокий вздох.
— Ладно. Когда назначен суд?
— Через неделю, начиная со вторника.
— И вы, генерал, всерьез полагаете, что я подготовлю защиту в деле об убийстве меньше чем за две недели? — недоверчиво осведомился Беккер.
— Каждый день отсрочки военного трибунала усиливает критическое отношение прессы ко всей армии в целом.
— С вашего разрешения, генерал — разве критическое отношение не усилится еще больше из-за плохо подготовленной защиты?
— Вам дадут все нужные материалы, — сказал генерал. — Насколько я понимаю, единственно возможный путь для защиты Дженнингса — временное умопомешательство, а у нас имеются три психиатра, которые готовы присягнуть, что он был невменяем, когда совершил убийство.
— Я должен немедленно поговорить с Дженнингсом.
— Сегодня во второй половине дня, если хотите.
— И если он хоть вполовину так безумен, как предполагается, — мне понадобится вооруженная охрана.
— Нет проблем.
— Где вы его держите?
— В «Бетесде».
— В той самой «Бетесде», где пользуют конгрессменов и сенаторов?
Генерал кивнул.
— Показательно, — пробормотал Беккер.
— Я не расслышал, майор.
— Это подтверждает мое мнение, что Дженнингс — не единственный сумасшедший, причастный к этому делу.
— Вот как? — зловеще отозвался генерал.
Беккер кивнул.
— Кто бы ни поместил Дженнингса в «Бетесду», он такой же чокнутый, как и сам Дженнингс. Что, если он вырвется? Это чертово здание битком набито законодателями и послами.
— Он неопасен, — возразил генерал. — Кроме того, он под круглосуточным наблюдением.
— Его держат на транквилизаторах? Если он под лекарствами, я не смогу с ним разговаривать.
— Нет, — сказал генерал, — он вот уже почти неделю не получает никаких лекарств.
— Ладно, — сказал Беккер. — Если мы управимся с этим делом дней за десять — одиннадцать, может быть, я еще успею покататься на лыжах.
— Вот это уже более разумный подход, — одобрил генерал.
— Кто представляет обвинение?
— Полковник Джеймс Магнуссен.
— Джим Магнуссен? — изумленно переспросил Беккер. — Из Сан-Диего?
— Вы его знаете?
— Лет пять назад мы провели вместе несколько месяцев, готовя дело против неких армейских поставщиков. Он славный человек. Я думал, он все еще в Калифорнии.
— Был.
— Почему обвинителем стал именно он?
— Он сам попросил об этом назначении.
— Полагаю, мне уже поздно попроситься к нему в помощники? — невесело осведомился Беккер.
Генерал в упор поглядел на него.
— Майор, я восхищаюсь вашим чувством юмора.
— Я не шутил.
— Разумеется, вы пошутили, — сказал генерал. — А теперь принимайтесь за работу.
— Каким образом? Вы только что сказали мне, что я смогу увидеться с Дженнингсом только во второй половине дня.
— Но полковник Магнуссен ждет вас в своем кабинете. Он хочет обговорить с вами кое-какие детали. Я сказал ему, что вы придете, как только мы с вами закончим разговор. — Генерал сделал паузу. — Мы его закончили. Кабинет Магнуссена дальше по коридору, третья дверь слева.
Беккер отдал честь и направился к двери.
— Поздравляю с принятием верного решения, — бросил вслед ему генерал.
— А разве у меня был выбор? — мрачно осведомился Беккер.
* * *
Для начала Беккер заглянул в умывальную и провел расческой по своим густым каштановым волосам. Затем он подошел к раковине, пробормотал: «Холодная», и умылся. Освеженный, он вышел в коридор и по движущейся дорожке доехал до кабинета Магнуссена.
Он сошел с дорожки возле двери, подождал, пока датчики опознают его, и вошел.
Насколько стерильно чист был кабинет генерала, настолько захламленной оказалась эта комната. На стенах под немыслимыми углами висели юридические дипломы. Груды распечаток, компьютерных дисков и кубиков, предназначенных для уничтожения, в беспорядке громоздились на трех шкафах с картотеками. Один угол комнаты занимал компьютер последней модели, настроенный на работу с голоса. Магнуссен был заядлым курильщиком, и хотя Беккер знал, что ночная смена уборщиков наверняка наводила порядок в кабинете, две пепельницы были битком забиты окурками сигар, а пол щедро засыпан пеплом.
Перед шкафами с картотеками, примостившись на неудобном табурете, восседал, сжимая в мясистой руке пачку бумаг, сам полковник Джеймс Магнуссен. Он был низкого роста, коренастый и крепкий и сложен как профессиональный футболист. У внешних уголков глаз с обеих сторон у него виднелись свежие шрамы от хирургической операции, но, несмотря на это, он носил очки с очень толстыми стеклами, словно операция, какова бы она ни была, оказалась неудачной. Его темные, тронутые сединой волосы не поддавались укладке. Услышав шаги, Магнуссен глянул сквозь густое облако сигарного дыма.
— Макс! — восторженно воскликнул он. — Как поживаешь?
— Двадцать минут назад жил прекрасно, — ответил Беккер. — А ты?
— Просто здорово, — сказал Магнуссен. — Я теперь женатый человек. У меня две дочурки, два года и три. А ты как?
— Женился и развелся.
— Сочувствую.
— Дело прошлое, — пожал плечами Беккер.
— Нам есть о чем поболтать, — сказал Магнуссен. — Присаживайся.
Беккер огляделся.
— Куда?
Магнуссен подошел к креслу и смахнул на пол груду бумаг.
— Да хотя бы вот сюда. Мне дали этот кабинет только два дня назад, — виновато пояснил он. — Все никак не могу избавиться от мусора, который накопили здесь за двадцать лет.
— Спасибо, — сказал Беккер, усаживаясь.
Магнуссен вернулся на табурет, прихватив по дороге пепельницу.
— Зачем, черт побери, тебя занесло сюда, Джим? — спросил Беккер.
— Я клянчил это назначение у всех армейских шишек, до каких только смог добраться, — хихикнул Магнуссен. — Это самое грандиозное дело десятилетия.
— А я думал, пустяковое.
— Я имею в виду — грандиозное в глазах общественности, — пояснил Магнуссен. — А мне, если честно, давно уже пора оставить службу и вернуться к частной практике — я ведь не военный в четвертом поколении, как ты, — и это дело откроет мне доступ в любую адвокатскую фирму.
— Ты и вправду собираешься оставить службу?
Магнуссен кивнул.
— Я уже не мальчик, Макс. У меня есть обязательства, и, честно говоря, я не могу содержать семью на полковничье жалованье — во всяком случае, так, как мне хотелось бы.
— Что ж, — сказал Беккер, — удачи тебе.
— Это назначение и есть моя удача.
— Это назначение — моя неудача, — вздохнул Беккер. — Я как раз собирался в Аспен на пару недель. Я уже уложил чемоданы.
— Ну, извини.
Беккер покачал головой.
— Это не твоя вина.
— Ты уже виделся с клиентом? — спросил Магнуссен.
Беккер покачал головой.
— Странный человек, — заметил Магнуссен.
— Конечно, странный, — согласился Беккер. — Нормальный человек не выходит из своей каюты и не убивает двоих членов экипажа безо всякой на то причины.
Магнуссен уставился на него и, помолчав, спросил:
— Что ты, собственно, знаешь об этом деле?
— То, что слышал.
— А что именно ты слышал?
— Что он как-то утром проснулся, подошел к двоим членам экипажа, застрелил их, потом сам себя посадил под арест в своей каюте и передал командование «Рузвельтом» своим помощникам с приказом немедленно вернуться на базу.
— Так примерно все и было, — кивнул Магнуссен. — Ты готов к соглашению?
— Так скоро? — улыбнулся Беккер.
— Чем скорее мы покончим с этим делом, тем лучше.
— Я-то думал, тебе нужна реклама для твоей новой карьеры.
— Засажу его — вот и будет реклама.
Беккер откинулся в кресле.
— Жду твоего предложения, — объявил он, отмахиваясь от сигарного дыма.
Магнуссен усмехнулся.
— Обвинение готово согласиться с помешательством.
— Временным или постоянным?
— На твой вкус.
— Звучит неплохо, — признал Беккер. — Мы ссылаемся на помешательство, вы принимаете ходатайство, и через полчаса все расходятся по домам. Может, я все-таки успею покататься на лыжах. — Он задумчиво помолчал. — Кроме того, он наверняка помешанный, если сотворил такое.
— Так оно и есть, — ответил Магнуссен. — Правда, у него бывают просветления.
— Вот как?
— Я хотел сказать, что он не буйнопомешанный.
— Ты разговаривал с ним?
— Один раз. Получал у него показания под присягой. Он не слишком-то рвался сотрудничать, но и не буйствовал.
— Какова будет позиция обвинения, если он не согласится на помешательство? — спросил Беккер.
— Тогда мы объявим его виновным — хотя ради блага службы мы бы все же предпочли помешательство. — Магнуссен помолчал. — Ну как, сделка заключена?
— Вначале я должен поговорить с Дженнингсом.
— Разумеется. Но ты уговоришь его сослаться на помешательство?
— Вероятно, — сказал Беккер.
— Отлично! — с явным удовлетворением заключил Магнуссен. — Значит, дело улажено!
— Не совсем, — возразил Беккер. — Что, если он объявит себя невиновным?
— Ты что, шутишь?
— Дело не во мне, — пожал плечами Беккер. — В конце концов, решать-то ему.
Магнуссен выдохнул клуб дыма и пристально поглядел на старого друга.
— Если он объявит себя невиновным, я его распну.
— Не сомневаюсь в этом.
— Я не шучу, Макс. У нас есть его судовой журнал, записи бортового компьютера и уйма свидетелей. Если Дженнингс объявит себя невиновным, я приколочу его к кресту и вывешу сушиться на солнышке.
— Генерал говорил, — что у тебя есть три психиатра, готовые присягнуть, что он съехал с катушек.
— Не совсем так, — осторожно поправил Магнуссен, — но они присягнут, что когда он совершал убийства, он был временно невменяем.
Беккер нахмурился.
— Да, но был ли он невменяем до того или после?
Магнуссен пожал плечами.
— Психиатрия — неточная наука.
— Не настолько неточная, — возразил Беккер, — что может на пять минут свести с ума командира межзвездного корабля после стольких лет полной вменяемости.
— Это уже не наше дело, — отозвался Магнуссен. — Наше дело — получить свидетельство психиатров и основываться на нем.
— Все трое врачей полностью согласны друг с другом? — спросил Беккер.
— Эти трое — да.
— Были и другие?
— Другой.
— И он считает, что Дженнингс нормален?
— Он не знает, — ответил Магнуссен. — Во всяком случае, он был честен.
— Джим, мне понадобятся копии всех четырех свидетельств.
— Разумеется, — сказал Магнуссен. Он поднялся, подошел к груде голографических дисков, вытащил из нее один и, прежде чем сесть, бросил его Беккеру. — Что еще я могу для тебя сделать?
— Мне нужен послужной список Дженнингса, — сказал Беккер. — А также копии его бортового журнала и показаний свидетелей.
— Я перешлю их в твой кабинет к концу дня.
— И записи бортового компьютера.
— Нет проблем. Что-нибудь еще?
Беккер наклонил голову, на миг задумавшись, потом поднял на него глаза.
— Да. Послужные списки убитых. — Он помолчал. — И данные психиатрического обследования, которое проходил Дженнингс перед тем, как его назначили капитаном «Теодора Рузвельта».
— На это уйдет дня два.
— Мне они понадобятся самое позднее к концу недели, — серьезно сказал Беккер. — В противном случае мне, скорее всего, придется подать прошение об отсрочке суда. Может, мы и отправим парня в желтый дом, но я пока еще представитель правосудия, призванный защищать его интересы.
Магнуссен нахмурился.
— Тебе ни за что не дадут отсрочки, Макс. Слишком многие заинтересованы в том, чтобы поскорее покончить с этим делом.
— Кто именно?
— Важные персоны, — уклончиво ответил Магнуссен. Он затянулся сигарой и встал. — Я в восторге от твоей дотошности, Макс. Я прикажу своим ребятам снабдить тебя всем, что тебе нужно. Кто у тебя в секретаршах — все та же смазливая блондиночка? Ну, та самая, с большим…
— Нет, — сказал Беккер. — Я лишился ее почти тогда же, когда лишился жены. — Он скорчил гримасу. — Сейчас у меня работает женщина средних лет по имени Карла, которая все время читает шпионские романы и удивляется, почему в Пентагоне не происходит ничего интересного. Она не из тех секретарш, ради которых тянет пораньше прийти на работу, но дело свое знает. Перешли ей все и сообщи, что это по делу Дженнингса. Она будет на седьмом небе от счастья.
— Ладно.
— Спасибо. Есть еще что-то, о чем мне следует попросить?
— Нет, пока что мне ничего не приходит в голову.
— Кстати, кто возглавляет трибунал?
Магнуссен пожал плечами.
— Мне об этом еще не сообщили. Как только сообщат, я извещу тебя. — Он сделал паузу. — Почему бы тебе не заглянуть ко мне выпить? Скажем, сегодня вечером, около половины седьмого. К тому времени у меня, возможно, уже будет какая-нибудь информация.
— Спасибо, — сказал Беккер. — Может быть, я поймаю тебя на слове.
— Посидим, поболтаем о прежних временах.
— Я думал, ты должен торопиться домой, к семье.
— Семья гостит в Монтане, у родителей жены. С тех пор как я приехал сюда, видеофон не умолкает, а всякий раз, когда я выхожу из дома, репортеров приходится отгонять дубинкой. Моей семье ни к чему проходить через все это — а впрочем, когда все закончится, я с удовольствием познакомлю тебя с моими. — Он ухмыльнулся. — Ты никогда не простишь мне, что я подцепил Айрин раньше, чем ты?
— Мне никогда не шло на пользу подцеплять хорошеньких женщин, — отозвался Беккер. Он помолчал. — Кстати, о репортерах — их допустят на суд?
— Возможно, — сказал Магнуссен. — Это, конечно, военный трибунал, и теоретически мы могли бы их выставить, но армия сейчас очень болезненно относится к обвинениям в попытках скрыть информацию.
— Какое там, к черту, сокрытие информации, если ты все равно засадишь Дженнингса на всю оставшуюся жизнь?
— Ты же знаешь репортеров. Они всегда считают, что мы что-то скрываем.
— И, как правило, не ошибаются.
— Только не на сей раз, Макс. Думаю, что примерно дюжину известных репортеров допустят освещать ход суда. — Магнуссен ухмыльнулся. — Ты только вообрази — миллиарды людей жадно ловят каждое твое слово.
— Восхитительно, — пробормотал Беккер.
— Выше нос, Макс! Гарантирую, что это сэкономит тебе по меньшей мере миллион долларов на рекламе, если ты когда-нибудь выйдешь в отставку и займешься частной практикой.
— И я прославлюсь как беспринципный защитник флотского Джека Потрошителя? — сардонически осведомился Беккер. — Или как аморальный сукин сын, который помог ему вывернуться из очевидного обвинения в убийстве, поймав обвинение на противоречиях?
— В этом деле противоречий не будет, Макс.
— Не будь так уверен в себе, — усмехнулся Беккер. — Я очень хороший юрист.
— Я тоже, — серьезно сказал Магнуссен. — И мне не дозволено проиграть это дело.
— Вот даже как?
Магнуссен кивнул.
— Мне объяснили, что нельзя допустить, чтобы маньяк-убийца оказался на свободе.
— Кто объяснил? — резко спросил Беккер.
— Кое-кто.
— Должен ли я заключить, что ты уходишь от ответа?
Магнуссен улыбнулся.
— А я-то все гадал, заметишь ли ты это.
Беккер долго смотрел на него, затем перевел взгляд на часы.
— Ладно, у меня есть еще час, чтобы пообедать до встречи с Дженнингсом. Присоединишься ко мне?
Магнуссен покачал головой.
— Я бы с радостью, Макс, да мне еще нужно разобраться в этой картотеке.
Беккер поднялся, и Магнуссен проводил его до дверей.
— Так не забудь — сегодня вечером, в половине седьмого.
— Ладно, — сказал Беккер, борясь с неудержимым кашлем от окутавших его клубов сигарного дыма.
Он вышел в коридор, спустился на третий этаж и взял в столовой сандвич и чашку кофе. Подкрепляясь, он наскоро просмотрел отчеты психиатров. Затем, все еще гадая, для чего нужно было доводить до суда такое пустяковое дело, он спустился на первый этаж, вышел из здания и отправился на встречу со своим новым клиентом.
