ГЛАВА 5
НОВОСЕЛЬЕ ЛЫСОГО ПОПУГАЯ
К особняку профессора Кобольда Ким подъехал точно к шести часам утра. И все-таки опоздал на встречу с ним. Он все равно опоздал бы на эту встречу, даже если бы выехал сразу после звонка Ветрова. Впрочем, это он понял позже.
А сейчас у него просто неприятно засосало под ложечкой, когда он увидел припаркованные у входа кары. Сразу три. Бросающийся в глаза чопорной белизной и красными крестами фургончик «скорой помощи», раскрашенный в цвета Колонии Констанс полицейский джип и стального окраса «Линкольн», из приоткрытой дверцы которого ему помахал усталого вида мужчина в немного помятом строгом цивильном костюме — майор госбезопасности Лесных.
Ким аккуратно припарковал свой «Сириус» рядышком, вылез из машины и на ставших слегка ватными ногах двинулся к майору. Тот молча подвинулся на сиденье и похлопал по освободившемуся месту, предлагая Киму сесть рядом. Тот не стал противиться.
— Я говорил вам, что нам суждено все-таки встретиться… — задумчиво констатировал майор, протягивая Киму помятую пачку сигарет. — Ах да — вы же не курите. Совсем запамятовал…
И майор изобразил виноватую улыбку. Его лицо было серым, словно после бессонной ночи. Впрочем — почему «словно»?
— Ведь вам было назначено в шесть у профессора? — это было скорее утверждение, чем вопрос. — Там — у него в бюваре — мы нашли запись…
— Что произошло? — чуть более отрывисто, чем хотел, спросил Ким. — Профессор Кобольд арестован? Или?
— Вот именно, что «или»… — устало отозвался майор, зубами вытягивая из пачки сигаретину — такую же усталую и слегка помятую, как и он сам. — Остается выбирать одно из трех: несчастный случай, самоубийство… Или просто убийство. Кстати, вас не было сегодня ночью дома. Вы, часом, здесь не второй раз за эти сутки?
Ким снова испытал неприятное чувство под ложечкой — при мысли, что единственным свидетелем, который мог бы подтвердить его алиби, является престарелый лысый попугай Джерико.
— Я провел эту ночь в офисе… — несколько растерянно пробормотал Ким. — Впрочем, — тут в его голосе прибавилось уверенности, — я делал оттуда несколько звонков. Это можно проверить по компьютеру узла связи…
— Хлипкое алиби по нашим временам… Кстати, переведите ваш кар на автомат и отправьте в гараж. Отсюда мы поедем в мою контору… На моей машине.
Лесных стал вылезать из машины.
— Пойдемте, вы опознаете труп… Кстати, приготовьтесь отвечать на тот же вопрос, что задал вам я, но уже — полицейскому детективу. Увереннее ворочайте языком. И сошлитесь на меня. Как на свидетеля. Это насчет вашей ночевки в офисе. Признаюсь — мы за вами приглядывали последние дни. А вот за доком присмотреть не догадались…
* * *
В сумрачном кабинете профессора Кобольда их встретили четверо.
Мрачноватый и сутулый брюнет в штатском, не подавая Киму руки, представился лейтенантом Фрагатти. Его кучерявую шевелюру украшала ранняя седина, а мешки под глазами старили лейтенанта лет, верно, на десять. Лейтенант просматривал вываленные на диван бумаги дока.
Второй полицейский чин — тоже в штатском — не счел нужным ни представиться, ни даже повернуть голову в сторону вошедших. Он сидел пригорюнившись в кресле профессора и с тоской смотрел на экран дисплея профессорского компьютера. На экране этом по джунглям каменноугольного периода брели анахроничные динозавры.
Ким сглотнул ставшую вдруг горькой слюну.
Еще двое — тоже не поспешившие представиться — молча стояли у агрегата психозондирования и молчали. Они были в форме полиции Колонии Констанс.
Был в комнате, собственно говоря, и пятый — сам профессор Кобольд — на полу, накрытый белой простыней. Сама процедура опознания не заняла много времени. Покойный выглядел как огурчик — ни тебе снесенного выстрелом черепа, ни крови, заливающей перекошенные мукой лица принявших смерть от пули, ножа или выстрела импульсного бластера. Профессор улыбался, как и при жизни, — властно и величественно, глядя вдаль, где он, без сомнения, видел то, что уже не дано видеть живым.
— Не беспокойтесь об алиби свидетеля Яснова, — поторопился пресечь наметившуюся инициативу лейтенанта майор Лесных. — Когда будет надо, мои люди подтвердят, что он в эту ночь находился совсем в другом месте. Если у вас есть к нему еще какие-то вопросы, то задавайте их сразу. Мне надо доставить типа в нашу контору.
Фрагатти неприятно поморщился:
— Вы арестуете его?
— Скорее всего, это будет лишним. Я бы даже посоветовал вам, лейтенант, не брать с него подписку о невыезде…
— Даже так? — Лейтенант пожал плечами. — Ну что же… Вы знаете, что мы всегда прислушиваемся к советам, исходящим от вашего департамента. Тогда всего один вопрос. — Он повернулся к Киму: — Когда и по какому поводу вы виделись с покойным последний раз?
— Вчера, около часу дня, — честно сознался Ким. — Я хотел, чтобы профессор провел сеанс психозондирования с моим клиентом…
— И кто был этим клиентом?
— Стоп. Это уже второй вопрос, лейтенант, — обрезал нить только еще начавшегося разговора Лесных. — Вы обещали всего один. А если говорить серьезно, то вы вторгаетесь в область государственной тайны.
Фрагатти опять пожал плечами:
— Вы здорово помогаете следствию, майор. Вы и ваш департамент.
Лесных проигнорировал иронию, ясно прозвучавшую в словах лейтенанта, и взял Кима за локоть.
— Я увожу свидетеля. В случае, если он вам понадобится, обращайтесь лично ко мне.
* * *
— Так когда и отчего погиб профессор Кобольд? — нарушил Ким воцарившееся в салоне «Линкольна» молчание.
— Картина вырисовывается такая, — морщась как от хинина, отозвался Лесных. — Доктор блокировал предохранители своего агрегата, напялил на голову колпак психозонда и врубил машинку на полную мощность. Ну и этим стер всю свою память обо всем. О том, как надо дышать, например. Так мои люди его и нашли — мертвого как египетская мумия и с проклятой кастрюлей на голове. Когда догадались заглянуть к доку в кабинет.
— А что они потеряли там, в этом кабинете?
Ким позволил себе задать вопрос несколько раздраженным тоном. Оказывается, по части алиби у самой госбезопасности не все было в порядке. Но Лесных раздражение Кима взволновало не более, чем жужжание мухи.
— Они потеряли Клауса Гильде. Вашего клиента. Он очень ловко оторвался от слежки, когда вышел от профессора. И мои ослы не сразу догадались, что он может и вернуться в дом Кобольда.
— Вы подозреваете, что Гильде сделал это?
Киму снова привиделись динозавры, бредущие по экрану дисплея.
— Но ведь вы сказали, что Кобольд сам надел на себя шлем психозонда, — тем не менее начал он отрабатывать защиту своего клиента.
— Я сказал, что такой представляется картина происшествия, — сухо оборвал его Лесных. — Но я не сказал, что такова она есть в действительности. И я не сказал, что убийцей является именно Гильде. Он мог вернуться и убить профессора, а мог и не возвращаться. У профессора были и другие пациенты. А убийца скорее всего как раз именно пациент Кобольда. На шлеме нет ничьих отпечатков пальцев, кроме тех, что оставил сам Кобольд. Но это еще ровным счетом ничего не значит: в конце концов шлем его могли заставить надеть обманом. Или просто под дулом пистолета.
— Вы знали о сеансе, который провел Кобольд с Гильде?
— Знали. Но не смогли вовремя наладить прослушивание кабинета. А память компьютера господина профессора разрушена. Именно это больше всего наводит на мысль о том, что убийцей Кобольда был кто-то из его пациентов.
— «Дино»? — осведомился Ким.
— А, вы тоже успели заметить эту заставку? Да, вы правильно догадались, агент.
Ким помолчал. Ему не хотелось делиться с Лесных своими догадками. Он перевел разговор в другое русло.
— Я должен буду дать вам официальные показания?
— Как бы не так, агент, — Лесных снова поморщился. — Я — только передаточная инстанция. С вами будут говорить шишки из Спецакадемии. Кажется, они предложат вам поработать на них. А мне ваш Гильде сдался не больше, чем прыщ на седалище… Ну вот и подъезжаем.
Раньше Ким никогда не обращал внимания на аккуратный двухэтажный особняк, затесавшийся среди каменных громад центра Канамаги. Иногда ему случалось проезжать, а то и проходить мимо него. Невнимательное чтение позеленевшей от времени вывески у входа оставило у него впечатление, что в особняке гнездится то ли согласительная палата по вопросам метрологии, то ли что-то еще — не менее скучное и бесполезное.
Но вещи всегда не таковы, какими они кажутся.
* * *
На этот раз кибертеннисист обставил Вальку в пух и прах. На табло со счетом было даже противно смотреть. Хорошо еще, что во «внутреннем дворике», где были расставлены тренажеры, никого не было, чтобы посмеяться. Валька бросил ракетку и уныло побрел к выходу. И тут его окликнули.
— С кем ты летишь, мальчик? — высокая длинноносая девушка положила руку на плечо Вальке и заглянула ему в глаза. — Кто тебя сопровождает?
Валька пригляделся к ней. Странная какая-то это была девушка — он ее заметил сразу, как только немного освоился на «Саратоге». На лайнере дальнего следования трудно не перезнакомиться со всеми поголовно пассажирами и членами экипажа. Разве что залечь на всю дорогу в гибернацию или просто не вылезать из каюты до конца рейса. Ни того, ни другого Валька делать не собирался. В конце концов из всех бесчисленных миллиардов людей, населяющих Обитаемый Космос, очень немногим выпадает случай оказаться на борту космического дальнобойщика, а если тебе повезло в неполные четырнадцать отправиться из одного конца Федерации в другой, с Синдереллы — на Чур-орбитер «Хевисайд», то ты уж ни за что взаперти сидеть не станешь.
«Нет, — сказал себе Валька в этом месте своих рассуждений. — Нет! Запомни, дурачок, что ни на какой Синдерелле ты никогда не был. Не был! Летишь из Метрополии. Ме-тро-по-ли-и! С космодрома „Алис-Спрингс“ — челноком на борт лайнера дальнего следования „Евразия“. И на „Евразии“ — до системы Сириуса, на пересадочный орбитер „Вулкания“… Ф-ф-фу!!! А дальше — чистая правда: лайнером дальнего следования „Саратога“ до Чура. Нет. Не до самого Чура, как назло. Только до орбитера „Хевисайд“ Нет. Даже еще и не туда — до другого орбитера. Какого-то тоже с немецким именем… „Химмель“…»
Но даже с головой, набитой враньем, взаперти не сидится.
Так что Валентин за неполную неделю своего странствия успел узнать в лицо всех обитателей тесноватого мирка пассажирского отсека «Саратоги», а с некоторыми даже и подружился, со стариком Лесли например, только не с этой длинноносой и двумя странными ребятами, при которых она состояла не то нянькой, не то гувернанткой. Казалось бы, как раз со своими сверстниками Вальке сойтись было бы проще всего, но только не с этими двумя. Потому что это были мальчишки с Чура. Похожие друг на друга — должно быть, братья, очень легкие, прямые, со светлыми глазами и почти бесцветными, словно седыми шапками пушистых волос. И с ними были Псы. Псов этих — знаменитых Псов Чура — Валька видел всего один раз, когда одним очень ранним утром натолкнулся на братьев с их собаками и с «нянькой» в пустынном кольцевом коридоре «нулевого» яруса. Впечатление было сильное.
А то, что еще один человек задает ему вопросы, Вальку насторожило.
— Я лечу один. Но за мной приглядывают люди из экипажа, мисс м-м… Мисс Крамер. Мисс Крамер — ведь так? Извините… Капитан нас знакомил, когда мы все первый раз собрались в кают-компании, но я плохо запомнил… Вы — сопровождающая…
— Правильно. Крамер. Анна Лотта. Только не зови меня «мисс Крамер», а то я начинаю себя чувствовать старой училкой. — Она чуть запнулась. — А вот я была невнимательна. Когда капитан нас знакомил. Тебя зовут каким-то таким именем… В честь святого… Ах да — Валентин.
— Дурацкое имя. И мужское и женское сразу. Можете звать меня просто Валька. Русские так говорят…
— Ты — русский?
— Вообще — да. Но родители жили в Новой Зеландии. А теперь завербовались на Чур. На «Хевисайд»…
«Жесткие у него мама с папой, — подумала Анна. — Так вот бросить парнишку одного в галактике — догонять их через тысячи парсеков… Впрочем, что я о них знаю?»
Она улыбнулась:
— Ладно. Мое имя — тоже дурацкое. То есть оно само по себе и неплохо: Анна… Или Лотта. А когда имя двойное — это как-то… Знаешь — с претензией. Как Мария Антуанетта… Так что можешь меня звать Аника. Или Лотти… Как выберешь.
— Я подумаю, сопровождающая… — пообещал Валька.
Анна улыбнулась:
— Не стоит. Похоже, ты уже выбрал…
Валька смущенно шмыгнул носом:
— А… А зачем вам все это надо? — вдруг решился напрямую спросить Валька. — Зачем вам все это знать про меня?
Сопровождающая хмыкнула:
— Видишь ли… Я к тебе обращаюсь от имени и по поручению… Короче, я должна передать вам вызов на поединок, благородный дон!
Сопровождающая комично расшаркалась и с помощью воображаемой шляпы описала в воздухе хитроумную кривую, зацепив пол ее пером. Потом, прищурившись, пояснила:
— Понимаешь, на Гана ты произвел большое впечатление. Когда фехтовал на тренажере. Он сказал, что на Земле он не видел, чтобы так это делали. И он хочет, чтобы ты с ним «поработал»…
«Все, прокололся… — уныло подумал Валька. — Так и знал, что кто-нибудь что-то да заметит…»
— Так подошел бы сам и предложил бы… — пожал он плечами с напускным безразличием.
— О, ты их не знаешь — этих чуровцев…
Анна улыбнулась усталой улыбкой:
— С ними трудно. Они такие вещи воспринимают очень всерьез. Никогда не подходят знакомиться первыми. Тем более если хотят вызвать на соревнование. Обязательно нужен кто-то третий, кто их знакомит…
— Ну хорошо. А когда?
— Знаешь, по утрам — ровно в шесть, когда дают невесомость, — они сюда приходят. Им нравится кувыркаться в воздухе. А потом — фехтуют. Ты встаешь так рано?
Валька смутился. Последнее время он совсем выбился из режима. Особенно после того, как стал до глубокой ночи слушать рассказы «старика Лесли» о разных Мирах, куда ему доводилось «ходить на разных посудинах»…
— Хорошо, я могу прийти, — обещал он. — Только… Я видел — они фехтуют на своих… Ну, типа на кортиках. Я такого не люблю.
— Нет, конечно. Эти железяки у них останутся в ножнах, а драться вы будете теми пластиковыми штуками, которые для этого предназначены. Их там, — она кивнула в сторону спортивных автоматов, — выдает робот.
— Тогда нет проблем, — сказал Валька. — Я приду завтра.
* * *
— Вам долго пришлось ждать? — человек в белом халате, наброшенном поверх формы десантных войск, был, похоже, искренне огорчен тем, что приглашенному издалека пришлось провести лишние четверть часа в пустоватой и неуютной приемной.
— Нет, не слишком, — вежливо пожал плечами Ким.
Действительно, он ждал недолго, если брать в расчет время, проведенное в соседней комнате. Годы ожидания настоящего дела за пустым столом частного детективного агентства (в штате которого числился только один человек — сам Ким Яснов, частный расследователь) — не в счет. Другие годы — учебы в Метрополии и стажировки в двух лучших агентствах Федерации — тоже не в счет. Скрытая жалость во взглядах старых приятелей-однокашников, давно и прочно устроившихся в этой жизни, и совсем нескрытый упрек в интонации сестры, когда речь ненароком заходит о планах на будущее, осторожные намеки стариков родителей на то, что можно замолвить пару слов в Министерстве Колонизации, если уж так не идут дела. Все это не в счет. Сейчас частному расследователю Киму Яснову следовало выбросить из головы все лишнее и сосредоточиться на главном: на том, зачем его пригласили в офис филиала Федеральной Академии Специальных Исследований в Канамаге. Кажется, ему собирались предложить что-то стоящее.
— Ну вот и прекрасно, — оценил ответ Кима офицер. Ким безуспешно пытался угадать скрытые под полами халата знаки различия.
— Давайте сюда ваши документы, пожалуйста…
Ким протянул ему карточку идентификатора и лицензию. Два документа, с которыми он не расставался никогда.
— И разрешите представиться — Йонг, — протянул ему руку хозяин кабинета. — Полковник Хесус Йонг…
Он открыл расположенную позади его стола неприметную дверь и кивнул кому-то там за ней находящемуся.
— А это — господин Хью Лошмидт… — представил он вошедшего в ответ на его приглашение в кабинет румяного блондина в штатском.
Представлять Кима он, видимо, считал излишней формальностью.
— …Собственно, он и введет вас в курс дела, — продолжил полковник. — Я только решу с вами ряд принципиальных вопросов и не буду вмешиваться в дальнейшее.
Знание протокольных церемоний явно не было его сильной стороной. Почувствовав неловкость наступившей паузы, Йонг наконец сообразил предложить присутствующим располагаться в креслах вокруг средних размеров стола для заседаний.
— Садитесь, господа, разговор у нас будет долгим…
После этого и сам соизволил опуститься в кресло у отдельно стоящего столика, которое было развернуто в направлении типового демонстрационного дисплея — стандартного набора кабинетов руководителей среднего звена.
Пока они рассаживались и присматривались друг к другу, полковник Йонг, пошарив по столу в поисках нужных распечаток, сообщил:
— Мы с господином Лошмидтом обратились к вам, господин Яснов, со своим предложением по рекомендации декана Чудова. — Полковник Йонг сделал небольшую паузу, давая частному детективу сообразить, что за крут людей вовлечен в предстоящее дело. Затем продолжил: — Понимаете, приходится действовать, основываясь на личных рекомендациях и контактах. Наша работа, к сожалению, — полковник вновь многозначительно воззрился на Кима, — имеет специфику, которая м-м… почти исключает э-э… конкурсный подход к подбору кандидатур для заключения контрактов.
Вопреки ожиданиям обоих господ работодателей, упоминание декана Чудова для Кима было признаком неважным. Декан не слишком помог ему в той — прошлой — жизни. В отличие от покойного дока Кобольда.
— А по какому поводу вы обратились к нему за рекомендацией? — чуть нервно спросил он.
— Дело в том, господин Яснов, что волею судеб вы оказались втянуты в историю весьма деликатного характера…
Полковник осторожно коснулся клавиш дисплея, и на экране возникло небольшое, довольно симпатичное здание. Можно было даже прочесть вывеску у входа: «Лексингтон Грир Лэбораторис». Ниже — дата основания.
— Историю эту наша Академия отслеживает уже довольно давно, — продолжал полковник. — Несколько лет. Создано Особое исследовательское звено, изучающее проблему Генетического Послания… Именно им руководит профессор Лошмидт. Мне, я думаю, нет нужды объяснять вам, о чем идет речь. Во всяком случае, у вас будет время побеседовать с профессором Лошмидтом об этом столь же подробно, как беседовали вы с господином Гильде. Потом. А сейчас нам надо решить вопрос принципиально. Да или нет. Или решительно отсечь вас от участия в наших делах. Как постороннего. Или использовать ваши способности. Как нашего человека. Подписать с вами контракт. И, поверьте, контракт гораздо более выгодный, чем тот, что вы подписали с Гильде.
— Простите, а почему ваши люди непосредственно не займутся этим сами?
— По той простой причине, — подал наконец свой голос Лошмидт, — что Гильде выказал вам доверие. Нашим людям будет в тысячу раз труднее добиться его доверия. Кроме того, Спецакадемия не хочет ссориться с Комплексом.
— А «Лексингтон Грир», это — Комплекс?
— Вы не знали этого? Теперь — знайте. Это существенно. Но доверие к вам Гильде — самое существенное в этом деле.
Ким вспомнил о двух бумагах, подписанных Клаусом, лежащих в сейфе офиса агентства. Но решил промолчать об этом. А вслух осведомился:
— Так в чем же будет состоять та работа, которую вы мне предлагаете?
— В том, — охотно пояснил профессор, — что вы последуете за нанявшим вас Клаусом Гильде хоть на край Вселенной, хоть к черту на рога и выясните смысл той миссии, которой его наградил укус осы!
* * *
Ким откинулся в кресле.
В сущности, ему предлагали второй оплаченный контракт за одну и ту же работу. За открытие одной и той же Тайны. Правда, Тайны, которая убивает.
— В принципе я согласен взяться за такую работу. Но… последовать за Гильде мне придется не к черту на рога. Хотя и в похожее место — в Систему Чура.
— Вот как? — Лошмидт был приятно поражен. — Так вы уже успели самостоятельно вычислить его маршрут? Пожалуй, мы были правы, когда остановили свой выбор на вас.
— Вы готовы финансировать такую командировку? Принимая во внимание то, что отправляться мне придется уже этой ночью?
Лошмидт обменялся короткими взглядами с Йонгом.
— Ну что же… — пожал плечами полковник. — Если вы найдете условия контракта приемлемыми, то уже этим вечером окажетесь на борту «Саратоги». Ведь вы имеете в виду этот лайнер?
По части своевременного получения информации в Спецакадемии все было в порядке.
Сделка, на которую собирался дать согласие Ким, попахивала шельмовством. Похоже, что он рисковал интересами клиента. Но, в конце концов, его клиент сам не слишком честно повел себя в этой игре.
— А вы не считаете, что Клаус Гильде должен быть арестован по подозрению в убийстве Альфреда Иоганна Кобольда? — задал он провокационный вопрос.
— Этот вопрос решаем не мы, — уведомил его полковник, став в ответ на провокацию сух и официален. — Прокуратура решает этот вопрос с подачи следственных органов. С учетом интересов безопасности государства и Федерации в целом. Пока его арестовывать никто не собирается.
«Порядочное свинство затевается, однако, — подумал Ким. — Комплекс платит, док Хайлендер ставит опыты на людях, люди эти вытворяют бог знает что, а Спецакадемия руками агента на контракте хочет снять со всего этого навар, отделавшись оплатой командировочных и суточных на одного средней руки нанятого детектива. И — никакой ответственности за возможные эксцессы. Но что движет мной? Кажется, не только желание оплатить счета. Дурацкое любопытство — вот как она называется, моя движущая сила. Дурацкое любопытство!»
— К сожалению, — начал он осторожно, — все предыдущие м-м… жертвы того, что вы назвали «укусом осы», пока что исчезали бесследно. Вы не опасаетесь, что?..
— У вас неточная информация, — вяло улыбнулся Лошмидт. — Но это простительно. Мы знаем кое-что об их судьбе.
Полковник Йонг поднялся с места и достал из ящика стола лист бумаги с гербами Федерации и Колонии Констанс. Положил перед Кимом.
— Расписка о неразглашении. Прочитайте и распишитесь. Запомните свой код. У вас в любой момент могут потребовать подтверждение вашего разрешения.
Киму никогда не приходилось расписываться на бумажке, дающей столь высокий уровень доступа.
— Чудесно, — заметил профессор Лошмидт, провожая глазами путь расписки со стола в сейф.
В его голосе чувствовалась уверенность в том, что наживка проглочена и предстоит урегулировать только технические детали.
— Считая Клауса Гильде, — продолжил он, — нам известны четверо, кого лаборатория Хайлендера «отоварила» Генетическим Посланием. Первым был известный вам Джанни Перальта. Тот вариант Послания, что ввели ему, был неполон. Или, наоборот, содержал в себе какие-то лишние элементы. Но и это, ложное, Послание отправило его в долгое путешествие. Вы знаете, где мы нашли в конце концов Джанни Перальту?
— Мне что — догадаться с трех раз? — В голосе Кима опять послышалась нотка раздражения. — Сол Файнштейн гадал-гадал — не разгадал, Клаус Гильде гадал-гадал — не разгадал, Ник Стокман вроде тоже гадал-гадал и не разгадал… Так что куда уж мне…
— Не злитесь, — усмехнулся Лошмидт. — Русские говорят, что на злых воду возят…
«Господи, он меня будет учить русскому фольклору», — со вздохом подумал Ким.
— Так вот…
Лошмидт кивнул Йонгу, и тот пробежал пальцами по клавиатуре дисплея. На экране возник портрет человека с круглым лицом и довольно буйной шевелюрой. Портрет уменьшился в размерах, уехал в верхний правый угол экрана. Его сменил горный пейзаж. Темнеющее небо над блеском заснеженных вершин. Первые звезды в этом небе складываются в земные созвездия Северного полушария. На первом плане — приземистое, сложенное из грубых каменных плит здание необычной архитектуры.
— Так вот, Джанни Перальту нашли в Метрополии. В тибетском монастыре. Он впал в мистицизм. За короткое время превратился в специалиста по магии, эзотерике, ясновидению и тому подобным материям. Ему бы прямая дорога в «желтый дом», да, слава господу, есть еще такие места, как эти монастыри, где вволю можно предаваться медитации и всяческому самосовершенствованию… А вот с Солом Файнштейном вышло хуже…
На экране возник новый портрет. Голографические портреты Соломона Файнштейна были хорошо знакомы Киму. А вот то, что пришло на смену снова стянувшемуся вправо и вверх изображению, было чем-то для него малознакомым. Точнее, Киму довольно часто приходилось видеть такое в хронике, учебных файлах и бог знает где и когда еще. Орбитальный цех. Точнее, орбитальный производственный комплекс. А может, и не орбитальный вовсе, а один из тех, как правило, секретных, что болтаются в Глубоком Космосе, упрятанные в недра какого-либо из «угольных мешков», незримые и неведомые простым смертным.
Ким вопросительно взглянул на Лошмидта.
— Научно-производственный комплекс «Вулкан-1001», — пояснил тот. — Гордость нашей Академии. И не только ее. В его создании кто только не участвовал. Там разрабатывали новейшие методы сверхдальних перебросок энергии. Думаю, не надо объяснять значение этого объекта. Так вот, Файнштейн проявил незаурядные способности, чтобы устроиться на «Вулкан». Учтите, что он был человеком не того возраста и не того образования, чтобы быть принятым на работу куда бы то ни было по обычной схеме. Собственно, он просто не должен был ничего знать о самом существовании этого комплекса. Но он сумел доказать высшему руководству свою необходимость. Он то ли раздобыл где-то, то ли сам создал — под действием происшедших в его организме и сознании перемен — какую-то весьма оригинальную разработку…
Естественно, что после этого на него опустился колпак секретности. И так же естественно то, что никакие попытки вычислить его судьбу не могли дать ни малейшего результата.
— Одну секунду… — взволнованно остановил его Ким. — Скажите, а он — Файнштейн — не производил перед этим широкого информационного поиска? Не лазил по Сети как сумасшедший?
— Вы рассуждаете по аналогии со случаем Гильде?
«Так я и знал, что Клаус именно поэтому попал к ним под колпак!» — подумал Ким.
— Именно по этой аналогии я и рассуждаю, — признал он.
— Что ж, значит, вы довольно быстро схватываете суть дела. Это — уединение и невероятно глубокий «заплыв» в Сети — характерно для всех «ужаленных». В том числе, кстати, и для самого первого — Перальты. Только он поиск производил в области, которая плохо контролируется нами, — в области мистики, эзотерики, учений об измененных состояниях сознания. Мы это обнаружили уже после того, как вычислили самого Перальту. Так сказать, ретроспективно.
— Значит, эти люди — «ужаленные» — становятся чем-то вроде фильтров, через которые прокачиваются огромные объемы информации? — скорее признал, чем спросил, Ким. — Только вот в поисках чего?
— Вот это-то мы и хотим установить, — усмехнулся Лошмидт. — Не без вашей, заметьте, помощи. Есть несколько предположений. Одно — мое личное… Это, впрочем, не должно влиять на ход ваших собственных мыслей. Мне кажется, что суть Генетического Послания состоит в том, чтобы руками людей восстановить во Вселенной цивилизацию Предтечей. Их Мир. Они предвидели свою гибель. Никто точно не знает, отчего они погибли. Или ушли. Но они каким-то образом предвидели такое развитие событий. И оставили для разумных существ, которые унаследуют после них Вселенную, программу, которая этих наследников заставит снова воспроизвести Предтечей. Или подготовить их возвращение в этот Мир оттуда, куда они ушли, — из других галактик, из параллельных миров, из подпространства, из небытия… Я не знаю, откуда именно. И никто не знает. Впрочем, об этом потом. Вас в дорогу снабдят материалами с более внятным изложением и этой гипотезы, и других. А сейчас я немного увлекся.
Он помолчал, морщась и ловя, видно, ту мысль, с которой сбил его вопрос Кима.
— Вот еще что: одной из способностей, возникающих у «ужаленных», является способность к проникновению в различные защищенные от вторжения посторонних информационные блоки. Очевидно, у Предтечей существовала информатика, в основе своей сходная с нашей теперешней. Не всегда мы в силах найти следы такого проникновения. Так что надо быть готовым к тому, что тот же Гильде будет гораздо больше вашего осведомлен о некоторых секретах Федерации. В частности, о ходе наших изысканий в отношении Генетического Послания.
— Это радует, — криво усмехнулся Ким. И, обменявшись с обоими собеседниками кислыми взглядами, постарался вернуть разговор в покинутое было русло. — Так что же, теперь первый из «ужаленных» общается с богами где-то на Тибете, а второй — занимается научными исследованиями на «Вулкане-1001»?
— Не совсем так, — мрачно ответил ему Лошмидт. — Не совсем так…
Он снова кивнул полковнику, и тот выдал на экран следующее изображение. Ким еле слышно крякнул от удивления и досады.
Все в той же беззвездной бездне висел все тот же «Вулкан-1001». Только теперь — исковерканный, как детская игрушка, попавшая под колеса грузовика. Вместо строго выстроенной, почти симметричной системы сверкающих цилиндров, шаров, многогранников, соединенных тончайшей паутиной тросов, креплений, растяжек, в Космосе болталось обезображенное скопление смятых и разорванных остатков этих конструкций. Оно — это скопление — образовывало что-то вроде кольца, окружившего темный провал ничем не заполненного центрального пространства, из которого было выброшено все, что составляло прежде завораживающую мозаику обитаемого космического комплекса.
Голографический экран дисплея настолько натурально передавал бездонность пустоты Космоса, что Ким невольно ухватился за подлокотники кресла. Он облизал ставшие вдруг сухими губы.
— Три месяца назад, — продолжил Лошмидт, — связь Центра с «Вулканом-1001» прервалась. Были предприняты меры для выяснения причин этого. Вот что передали посланные в эту э-э… область дространства автоматические зонды.
— Комплекс взорвался? Полетел какой-то из реакторов?
— Сейчас вопрос этот расследуется. Очевидно, результатов приходится ожидать не так уж и скоро. Скоро только кошки рожают, господин агент…
— Там… Там погибли все?
— Да нет. Только триста человек примерно. Остальные — около двух тысяч — уцелели, и сейчас их эвакуируют оттуда. Делать им там больше нечего. Комплекс непригоден к дальнейшей эксплуатации. Поэтому исследования в той области, которой занимался тамошний народ, свернуты. И надолго.
Лошмидт замолчал на несколько секунд, досадливо прикусив губу.
— Впрочем, не только поэтому. При катастрофе погибли не случайные люди. Выжжено практически все интеллектуальное звено разработчиков проекта. Его, так сказать, мозговая боеголовка. Погибла уникальная документация, экспериментальные установки. То, что там взорвалось, было не реактором…
— Вот как? А что же еще может дать такой… эффект? Ну, кроме боеголовки с антиплазмой, конечно.
— Ну, — покачал головой Лошмидт, — такой боеголовке там, скорее всего, просто неоткуда было бы взяться. Это — первое. А второе — характеристики взрыва совершенно нетипичны ни для действия аннигиляционного оружия, ни для «пошедшего вразнос» реактора. Это — нечто новое в такого рода практике. Да все реакторы Комплекса, как раз если и были разрушены, то не в результате того, что взорвались сами. Они получили, так сказать, вторичные, внешние повреждения.
— Тогда…
— Скорее всего, то, что произошло, — результат именно экспериментов по переброске энергии. Единственное, что сохранилось от документации, связанной с той разработкой, которую предложил руководству «Вулкана» Файнштейн, так это то, что она относилась к идее, получившей лет пять назад широкое распространение, — «выкачивать» энергию прямо из недр звезд. Не собирать зеркалами рассеянное излучение их относительно холодной поверхности, а напрямую, через какое-то подобие подпространственных туннелей получить доступ к тем их областям, что расположены ближе к центру — в зоне миллионноградусных температур и невообразимых давлений.
— Я читал на эту тему сайенс-фикшн, — припомнил Ким.
— На какое-то время, похоже, это перестало быть сайенс-фикшн, — пожал плечами Лошмидт. — Но сейчас — снова ею стало. И надолго. Скажу вам по секрету: это уже не первая крупная катастрофа на этом пути…
Он осекся, видимо раздумав выдавать собеседнику слишком много информации.
— По всей видимости, эта затея им — людям с «Вулкана» — удалась. Наверное, не без помощи идей, с которыми к ним пришел Файнштейн. И именно удача и погубила их. Возможно, они «проглотили» слишком большую порцию энергии. Из центра какого-нибудь Бетельгейзе. Впрочем, как вы видите, я слишком часто говорю «возможно» да «наверное». Вернемся к сути дела. К судьбе «ужаленных».
— Я правильно вас понял, что Сол Файнштейн оказался среди этих трехсот погибших?
— Среди двухсот семидесяти двух, от которых даже пепла не осталось. По документам они проходят как «пропавшие без вести». А вот среди сорока четырех, тела которых удалось обнаружить и «собрать», тридцать восемь человек удалось опознать. Должен вас огорчить: среди опознанных один — ваш хороший знакомый. Николас Стокман.
— Гос-с-споди! — Ким удивленно приподнялся из кресла. — Его-то как туда занесло?!
Он понимал и раньше, что, скорее всего, с его старшим партнером стряслось что-то странное и за каким-то углом его подстерегла безносая. Но то, что старина Ник ушел из Мира сего по такой странной дорожке, поразило его не меньше, чем если бы он узнал, что является потомком и наследником инопланетянина.
— Как его туда занесло, спрашиваете? Да по следам Соломона Файнштейна. Через «Лексингтон Грир Лэбораторис» и через укус осы. А затем через «плавание» по Сети. Я вижу, господин Стокман не слишком делился с вами своими маленькими секретами… Полагаю, что он был запрограммирован как дублер Файнштейна. Да и сам Файнштейн к этому руку приложил: отслеживал тех, кто шел по его следу, и в нужный момент, когда понял, что один из его преследователей сам претерпел изменение сознания, организовал все так, что и Стокмана приняли на «Вулкан» на какую-то работенку. Может, ассистентом Файнштейна.
Ким потер виски. Преображение сразу двоих содержателей детективных агентств в физиков-теоретиков не укладывалось у него в голове.
— Тогда естественно предположить, что Гильде должен был бы пойти по той же дорожке, только после гибели «Вулкана» дорожка эта оборвалась и ему пришлось свернуть куда-то на окольный путь.
— Вовсе нет. Скорее всего, он вышел на совершенно другую дорогу и пошел по ней в совершенно другом направлении. Вы ведь пытались разобраться — по хронике его запросов в Сети и писем, — на чем сосредоточились его интересы. Простите меня, но я не думаю, чтобы эрудиция позволила вам в одиночку понять в этом хоть что-либо. У нас этим занималась аналитическая группа из двадцати специалистов. И неплохих специалистов, поверьте мне.
Лошмидт снова кивнул Йонгу, и на экране возникла движущаяся схема: раскинувшаяся на испещренном надписями экране, она сжималась в неровный круг, затем — почти в точку.
— Это — примерная схема того, как сужалась область интересов Гильде по мере того, как он «накачивал» себя информацией из Сети. Вот желтым — аналогичная динамика для случаев с Файнштейном и Стокманом. Для Файнштейна — посложнее, для Стокмана — попроще. По отработанному, так сказать, пути… Как видите, точки схождения у этих двоих лежат совсем в другой области, чем в случае Гильде. Клауса Гильде больше не интересуют вопросы транспорта энергии. Сфера его конечного, терминального, так сказать, интереса — это теория гравитации и сверток пространства. А это — прямая дорога на Чур. Именно там происходит самое интересное в этой области. Наши физики совместно с тамошними э-э… учеными разрабатывают весьма интересные проекты.
— Так что будет неудивительно, — предположил Ким, — если Гильде неожиданно явится в руководство одного из таких проектов в роли новоявленного гения и, как и Файнштейн, предложит какую-то, как вы выразились, «разработку»…
— Вы совершенно правильно сформулировали нашу основную версию-прогноз. Еще раз должен сделать вам комплимент — вы хорошо схватываете суть дела. А потому прежде, чем вникать в суть дела уже детально, не ознакомиться ли вам с текстом вашего контракта?
На стол перед Кимом легла покрытая убористо набранными строками распечатка.
* * *
Теперь это, пожалуй, можно было назвать дружбой. Сначала это было просто взаимным интересом. Интересом немного враждебным, потом — окрасившимся в цвета соперничества. Потом — в цвета уважения. А под конец они начали шутить друг с другом. Хотя шутить с подростками с Чура — довольно тяжелое занятие. Не то чтобы у них не было чувства юмора. Просто оно у них было свое — совсем другое, чем у Вальки.
Сегодня утренний сеанс фехтования и рукопашной не состоялся. Фор был почему-то не в духе и, сделав пару выпадов, неожиданно предложил сыграть в «ряды» — игру на Чуре всем известную и почитаемую весьма простой. Чтобы в нее выиграть, требовалось одно: быть очень догадливым. После первых двух конов у Вальки начал ум заходить за разум. Он смешал разложенные на краю бассейна фигурки и предложил пойти посмотреть на Констанс.
Как и полагалось порядочному космолайнеру, «Саратога» была оборудована смотровой палубой — на самом деле надежно упрятанным под броней обшивки залом для просмотра голографической панорамы, которую передавали сюда внешние оптические сенсоры, расположенные на корпусе корабля. Но, как то диктовала традиция, в зале этом все было сделано так, чтобы забредающим в него пассажирам казалось, что они выходят на платформу, парящую непосредственно в Глубоком Космосе.
Как правило, картина звездного неба довольно скоро приедалась зрителям и их число уменьшалось, возрастая, пожалуй, только в момент приближения к какому-нибудь пересадочному узлу или к стоящей внимания планете. Сейчас таким предметом интереса служила Колония Констанс — огромная голубоватая жемчужина на черном бархате небес, подбитом сверкающими гвоздиками звезд.
Зрелище это было, безусловно, красиво, но, честно говоря, точно такое же, а зачастую и куда более впечатляющее можно увидеть, зайдя в любой видеосалон. Тем более что никто из пассажиров «Саратоги» решительно ничего не потерял на этой симпатичной на вид планетке. Тем не менее практически все они этим утром оказались на смотровой палубе, исполняя своего рода ритуал космических путников.
Когда Валька и его новые друзья присоединились к ним, услужливый электронный гид уже спешил сообщить собравшимся, в каком году и кем была впервые обнаружена и названа планета, служащая местом промежуточной остановки космолайнера, и кто осуществил первую высадку на ее поверхность. С неизбежностью, заложенной в самой природе ознакомительных лекций, последовали сведения об уникальном (до долей процента) совпадении массы, диаметра и состава атмосферы Колонии Констанс с соответствующими планетологическими характеристиками старушки-Земли. Вот только длительность суток и года подкачала, но не сильно. В сутках было только двадцать три с половиной земных часа, а год длился примерно четыреста двадцать земных суток.
Последнее, впрочем, практически не имело значения, поскольку из-за характерного наклона орбиты к плоскости эклиптики и огромной поверхности океанов и внутренних морей смена времен года на обоих материках и многочисленных архипелагах Колонии почти не ощущалась, и ставшие уже аборигенами планеты переселенцы с Земли пользовались в своих целях слегка модифицированным земным календарем, в который была введена дополнительная «плавающая» неделя.
— А действительно, очень похоже на Землю… — счел нужным вслух восхититься Валька.
И покосился на окружающих — не попал ли пальцем в небо.
— Нет, — задумчиво бросила стоявшая за спинами Гана и Фора Анна, — Земля, она как-то более… ну, более пестрая что ли. Ты разве не заметил?
— А пока мы будем крутиться вокруг нее, — Валька кивнул на голубую жемчужину, — нам включат невесомость?
Отвлекающий маневр удался, и сопровождающая принялась вполголоса объяснять ему, что, во-первых: не невесомость «включат», а двигатели постоянного разгона выключат, а во-вторых, расписание пребывания в невесомости и выполнения разных маневров есть на каждом терминале и надо его знать, чтобы обойтись без синяков и шишек…
Гид тем временем уведомил слушателей, что толща океанов Колонии насыщена огромным количеством водорослей разных видов, которые и послужили поставщиками атмосферного кислорода планеты, а поверхность суши, за исключением горных вершин, покрыта густыми лесами, в которых обитает относительно небольшое количество видов не слишком высокоорганизованных травоядных животных. Хищников практически нет. Практически нет и микроорганизмов, опасных для человека и земных животных и растений.
— Прямо рай земной, — заметил кто-то из собравшихся.
И тут же поправился:
— То есть, тьфу, неземной как раз…
Гид поспешил разочаровать его, сообщив, что ни местные животные, ни растения не представляют пищевой ценности для человека, ввиду несовпадения их аминокислотного и какого-то еще состава с составом земных организмов. Интродукция же таковых до сих пор продвигается со скрипом, и большая часть населения Колонии питается продукцией химических пищевых синтезаторов.
Последовала еще чья-то ироническая реплика:
— Счастливцы…
И народ начал расходиться, хотя гид бодро перешел к истории освоения Колонии и последовавших за этим политических пертурбаций. Политической жизнью планеты, на поверхность которой твоя нога никогда сроду не ступала и не собирается ступить никогда, можно было заинтересовать лишь очень уж скучающего субъекта.
Мальчишки тем не менее задержались на смотровой-главный образом потому, что опершийся о перила, препятствующие по замыслу дизайнеров падению зрителей в «глубины Космоса», старый космический волк Лесли Коэн буркнул себе под нос:
— И вот у этой-то милой и цивилизованной планетки мы и потеряли навсегда грузовой модуль с «Фантагиро». Четыреста тонн стабилизированного трития. И славного малого Поля Вострикова — в придачу.
Валька тут же воробьем взлетел на перила и устроился на них, свесив правую ногу. Фор и Ган тоже решили задержаться. Ребята уже знали, что вслед за таким вот зачином — при наличии благодарной аудитории — последует леденящая душу история с обязательным завершающим пассажем: «Расскажи мне все это кто другой, я не поверил бы ни единому его слову. Но я видел все это сам, вот этими, ребята, глазами…»
Когда этот пассаж был в бог весть знает какой раз успешно пройден и стало ясно, что старик Лесли торопится куда-то по делам в отсек экипажа, мальчишки двинулись в игровой зал, обсуждая по дороге подробности только что выслушанной истории.
— Если бы у людей Чура были звездолеты, — заметил Фор, — то они все-таки не делали бы с ними таких глупостей…
— Как знать, — возразил Ган. — Одни глупостей бы не делали, а другие — вместо них — делали бы. И еще как.
Он помолчал и добавил:
— Я не понял только одного: почему старик Лесли так говорит… Например: «И тогда секонд заорал мне по селектору: „Держись, старина Кэн!“» И так — несколько раз…
— Наверное, жаргон такой, — пожал плечами Валька.
* * *
— Вот ваши билеты, полис и все прочее…
Полковник Йонг двинул по столу в сторону Кима большого формата конверт.
— Оказывается, на чертовом «лайнере повышенной комфортности» второй класс оплачивается чуть ли не как люкс на нормальном корабле.
Ким изобразил на лице живейшее сочувствие и отправил конверт в сумку.
— Так… Ваше удостоверение на ношение огнестрельного, импульсного и холодного оружия на борту космических судов.
— У меня уже есть такое.
— У наших бумажек котировка повыше, чем у тех, что выдает полиция, — хмуро улыбнулся полковник. — Теперь — внимание. Ваш фальшконтракт. Тот, что вы покажете Гильде в обоснование получения от нас проездных. Прочитайте внимательно. Вы должны заняться проблемой Нелюди. Только не вздумайте действительно тратить на нее хоть минуту времени. Ваш объект — Гильде, и только Гильде… Тут — конспект вашей легенды. Извольте выучить назубок и вернуть мне. Мы со своей стороны будем поддерживать именно эту версию. Это — ваши кредитные карточки. На предъявителя. Вот эти — белые — по идее принимают к оплате даже на Чуре.
Постарайтесь сохранять все чеки и счета. Отчетность она и на Чуре отчетность.
Ким со вздохом сгреб карточки и принялся заботливо раскладывать их в бумажнике.
— Медкомиссию пройдете в окружном госпитале. Я дал им знать, чтобы вас не мурыжили долго.
— Очень вам обязан.
— Теперь — спецоборудование… Ваш выход, профессор.
Ким с интересом воззрился на раскладываемые перед ним предметы.
— Это и это — на крайний случай. — Лошмидт отодвинул в сторону невзрачный электрокарандаш и довольно безвкусный брелок для ключей. — Одно стреляет, другое выбрасывает парализующий газ. Прочтете вот эти инструкции. Здесь и сейчас — после нашего разговора. И вернете эти бумажки лично мне.
Профессор двинул к Киму массивные часы на кожаном ремешке.
— Наш стандартный регистратор. Повышенная надежность. Блокировка подслушивания и контрблокировка. Ну и инструкция к нему. А это… — Лошмидт потряс в воздухе еще одной карточкой. — Это то, что вам не следует показывать кому попало… Никому не следует знать, что мы имеем отношение к таким вещам…
Ким уже понял, о чем идет речь. У него самого во внутреннем кармане покоилась почти точно такая же «такая вещь»… Впрочем, афишировать этого не стоило.
«Будем надеяться, что Спецакадемия фабрикует электронные отмычки качеством повыше, чем чистоделы с Мелетты», — подумал он, выслушивая разъяснения профессора о правилах пользования «универсальным ключом».
— Так… Теперь держите и внимательно изучите вот это.
На стол перед Кимом легли отмычки другого рода — четыре по-разному оформленных документа, подтверждающие, что господин Яснов является внештатным сотрудником четырех служб безопасности четырех различных Миров, каждый из которых имел соглашения о взаимопомощи и сотрудничестве с федеральными силовыми структурами. Бумаги были бесспорной липой, но выглядели вполне солидно. Ни в одной из них ни одним словом не упоминалась Спецакадемия и ее к агенту Яснову отношение.
— Смотря по обстоятельствам, вы сможете предъявить то или иное из этих удостоверений, — щедро разрешил Киму Йонг. — В случае, если последуют на этот счет запросы, мы организуем их подтверждение. А вот ваш экземпляр нашего с вами контракта я настоятельно вам рекомендую при себе не иметь. Вы могли бы на время своего отсутствия доверить документ…
— Благодарю вас, — торопливо прервал его Ким. — Он уже находится в надежном месте.
— Ну что же…
Йонг с деланным равнодушием отошел к окну. Лошмидт извлек из стола внушительного вида бумажник:
— Это — типовая аптечка. Старайтесь держать при себе. Кажется, с этим все. Связь с нами поддерживайте через обычный мобильник. Он у вас хорошо защищен. Через корабельный узел связи. А на Чуре — напрямую.
— Вы тоже туда собрались?
— А как же! Группа поддержки. Только мы с полковником, с вашего позволения, не будем перегружать борт «Саратоги». Нас прихватит крейсер ОКФ. Он отбывает в те же края. Вот наш кодовый канал там… Запомните — борт боевого корабля Федерации «Цунами».
— Ну что ж… Вы, я чувствую, очень неравнодушны к тайнам господина Гильде…
— Это вам следовало понять давно. Теперь главное. Наденьте это…
— Надо же… Циркониевый браслет. Антикварная штука.
Ким чуть поправил точно легший на запястье браслет из тускло поблескивавших причудливых металлических пластинок,
— С этим не расставайтесь никогда. Если вам оторвет левую руку, наденьте его на правую. Это — молекулярный регистратор. Будет писать все звуки, электромагнитные сигналы и голографическое изображение всего, что происходит вокруг вас в радиусе сорока метров. Не поддается обнаружению. Не боится воды и умеренного нагревания. Нет способа его заблокировать — только при полном уничтожении прекратит запись. Емкость памяти — терабайты. И еще, после соответствующей настройки — сейчас я этим займусь — он будет присматривать за вашим здоровьем и, случись что, выдаст радиосигнал. Будет сигналить и если вы снимете его с руки. Или с вас снимут…
Ким постарался хотя бы отдаленно представить себе стоимость тусклой металлической ленты, обернувшейся вокруг его руки, — и не смог.
— Ну что ж, постараюсь начинить его информацией поинтересней, чем мой ночной храп.
— Очень надеемся на это, — заверил его профессор. — Но постарайтесь сберечь и вот это запоминающее устройство, — Он перегнулся через стол и аккуратно постучал кончиками пальцев по лбу агента. — Поверьте, это будет не так легко.
* * *
— Ты сама виновата в том, что этот тип никак не отвяжется от тебя! — с убежденностью в голосе сказала тетушка Розалинда своей непутевой племяннице Мэри Энн Мак Брайд.
За неимением у бедной сиротки других родственников на Констансе тетка Розалинда считала своим долгом наставлять родственницу на путь истинный и делала это с регулярностью и упорством, достойными лучшего применения.
— Господи! Да я вот уже недели две не оказываю этому несчастному никаких знаков внимания! — с раздражением возразила Мэри Энн. — Бедный парень, наверное, весь извелся — не понимает, за что я его так.
— Вот-вот! Ты жалеешь его! Ты не можешь сказать ему «нет»! Ты все время говоришь «может быть»! А между тем, когда вполне достойные парни постоянно видят тебя в обществе этого индейца, они теряют надежду сблизиться с тобой.
— Меня уже давно не видят в его обществе. И он не индеец. У него кто-то из предков был из Кореи. А родился и учился он в Метрополии, в Сибири. И ведет себя очень прилично. Не могу же я, как последняя неврастеничка, ни с того ни с сего закатить ему истерику и поссориться на веки вечные?!
— Прилично вести себя с девушкой, с которой ты хочешь строить семью, это значит прилично зарабатывать и зарабатывать стабильно, а не зависеть от того, с какой ноги встанет сегодня фортуна! Подумай, какую семью могут образовать здесь, на Констансе, стажерка юрфака и частный детектив-неудачник без практики?
— Кто тебе сказал, что мы уже собрались организовывать семью?! — взвилась Мэри Энн. — Мы просто друзья, и то, что ты вмешиваешься в наши отношения…
Неизвестно, к каким еще аргументам прибегли бы обе стороны в развернувшейся дискуссии о дружбе между мужчиной и женщиной, если бы дебаты эти не прервал звонок в дверь.
— О господи! — воскликнула тетушка Розалинда, всплеснув руками. — Меня сейчас хватит удар!
Она указала рукой на экран внешнего наблюдения, укрепленный над дверью гостиной, в которой происходил разговор.
— Этот тип теперь приперся прямо к тебе домой!
— Ну и что в этом такого? — возразила Мэри Энн, несколько демонстративно нажимая кнопку открытия входной двери.
Этажом ниже запел моторчик и щелкнули замки, пропуская в квартиру предмет столь бурного обсуждения директора и единственного сотрудника агентства независимых частных расследований «Ким».
— Привет! — весело чирикнула Мэри Энн, сбегая по лестнице и имея в арьергарде далеко не столь гостеприимно настроенную тетку Розалинду. — Что это за прелесть ты притащил?
Прелестью была поименована затейливой формы клетка, которая содержала в себе лысого и недовольного всем происходящим попугая. Ким держал ее в правой руке. В левой у него был небольшой саквояж.
— Я зашел попрощаться… — начал Ким. — Видишь ли, я тут подцепил контракт на хорошую сумму. Государственный. Но вылетать должен срочно. И мне совершенно не с кем оставить Джерико…
— Ага! — с удовлетворением отметила Мэри Энн. — Так это и есть знаменитый Лорд Иерихонский! Тот самый, который тебя так доставал. Мерзкое, надо сказать, создание.
— Это, однако, не лишает его права на жизнь, — вздохнул Ким.
— А по-моему, он очень мил… — неожиданно встала на защиту диковинной птицы тетка Розалинда. Впрочем, если подумать, Джерико не мог быть ей немил, раз он доставал настырного метиса.
— Оч-ч-чень… — скромно подтвердил ее мнение Джерико.
— Ладно, тогда вы и будете чистить ему клетку! — поймала ее на слове Мэри Энн, принимая упомянутый предмет из рук Кима.
— Это достаточно делать всего раза два в неделю, — торопливо вставил Ким. — А вот воду ему лучше менять дважды в день. А корм — вот его тут надолго хватит. Надо только, чтобы кормушка не пустовала.
Он протянул Мэри Энн саквояж. Та подхватила его, быстро передоверив клетку с Джерико тетке, которая тут же принялась пристраивать ее на подоконнике. Джерико весьма скептически наблюдал за этими эволюциями.
— На всякий случай — вот ключ от офиса, — добавил Ким со вздохом. — Там ты найдешь этого корма еще с полтонны…
— Ты улетаешь надолго? — с тревогой в голосе осведомилась Мэри Энн, прикидывая вес саквояжа. — Кстати, куда, если не секрет?
— Сперва до «Памира». Это — дрейфующий пересадочный комплекс… — несколько неопределенно ответил Ким. — А там — дальше…
Он не стал уточнять срок своего отсутствия.
— Пожалуй, стоило бы отметить твой контракт и твой отъезд, — бросив на тетку ядовитый взгляд, предложила Мэри Энн. — Чашечкой кофе у Мартинеса.
— Облом, — с неподдельным огорчением отозвался Ким. — У меня до посадки на шаттл — шесть часов. А мне надо с медиков содрать еще четыре карантинные справки. Но на слове тебя ловлю: отметим по возвращении. У Мартинеса.
Симпатичная мордашка Мэри Энн скривилась в обиженной гримасе.
— Ладно, Ким, За мной не заржавеет. Буду кормить твоего урода и вспоминать о тебе. Если хочешь — даже лить слезы. А ты уж давай — со щитом или на щите…
Ким почувствовал себя совершеннейшим негодяем.
— Ну, я погнал, — бросил он смущенной скороговоркой. — До скорого, Мэри Энн, до свидания, мэм. А ты веди себя хорошо, Джерико…
В том, что Лорд Иерихонский внемлет его прощальной просьбе, Ким порядком сомневался. А потому, оказавшись наконец в кабине своего кара, он рванул с места с максимально возможным ускорением. И его вздох облегчения был порядком замешан на чувстве вины.
— Ты его обидела, — сообщила тетка Розалинда, имея в виду Лорда Иерихонского. — По-моему, это старая, полная достоинства птица. Естественно, что ей нелегко приходится с этим типом…
— Стар-р-рая! — растроганным эхом откликнулся Джерико. — Стар-р-рая стер-р-рва! Не-на-ви-жу!!!
Убедившись, что необходимое действие на аудиторию оказано, старая, полная достоинства птица закрепила достигнутый результат: перевернулась на жердочке вверх ногами и, находясь в своей излюбленной позе, подмигнула тетке Розалинде и предложила:
— Тр-р-рахнемся р-р-разок, кр-р-расотка?
