Книга: Меченые
Назад: Сергей Шведов Меченые
Дальше: Глава 4 ГИЛЬДИС

Книга I
БАШНЯ

Часть первая
МЕЧЕНЫЕ

Глава 1
СТАЯ

Слизняк боялся. Боялся, когда уходил к духам и когда возвращался обратно. Страх стал неотъемлемой частью натуры, самым важным инструментом нелегкого ремесла. Слизняк служил Башне, как служили ей несколько поколений его предков, — слепо, не рассуждая. Сегодня он впервые осмелился пренебречь волей молчунов, и чувство, испытываемое им в этот дождливый вечер на Змеином болоте, было большим, чем просто страх, это был почти суеверный ужас. Слизняк хорошо понимал опасность предпринятой по желанию ярла Хаарского затеи: они осмелились выступить против Башни, а меченые никому и никогда не прощали измены. Но и с Гольдульфом Хаарским шутки были плохи: два его воина, Свен и Гунар, неотвязно находились у Слизняка за спиной, готовые в любую минуту обрушить карающие мечи на голову ослушника. Это был капкан, из которого смерд весь день искал выход, но так и не нашел.
Слизняк остановился, тяжело перевел дух, вытер рукавом влажное лицо и опасливо покосился вправо, где за плотной пеленой дождя едва угадывался мрачный силуэт Башни. Воины тоже замерли, тревожно вслушиваясь в тишину, нарушаемую лишь монотонным шепотом падающих капель да редкими жалобными всхлипами гнилого болота. Внезапно тишину прорезал протяжный, за душу берущий вой. От неожиданности и испуга все присели как по команде.
— Это Фарнир, — испуганно прошептал Свен, быстро и мелко крестясь.
Фарнир был вечным ужасом этих гиблых мест. Никто не мог похвастаться, что видел его воочию, лицом к лицу, никто не мог дать точного описания страшного зверя, время от времени выползающего на свет божий из самого глухого угла Змеиного болота, и это фатальное отсутствие очевидцев еще более увеличивало славу таинственного и страшного существа. Был Фарнир порождением ада или всего лишь шуткой обезумевшей природы — этого не знал никто, но, услышав злобный вой, несущийся с болота, жители окрестных деревень спешили укрыться за стенами своих домов.
Гунар опомнился первым: осторожно раздвигая сухой и ломкий прошлогодний камыш, он медленно, почти ползком, двинулся в обход опасного места, поминутно поднимая голову и озираясь. Слизняк и Свен ползли следом, фыркая и отплевываясь вонючей тиной.
— Стой! — Слизняк вдруг выпрямился почти в полный рост, его и без того бледное лицо побледнело еще больше. — Туда нельзя.
— Почему?
Слизняк молчал, настороженно прислушиваясь. Его долговязое худое тело сотрясала крупная дрожь. Своим жалким и нелепым обликом он напоминал испуганного зверя, невзначай угодившего в капкан.
— Взялся вести, так веди. — Гунар брезгливо ткнул Слизняка сапогом.
— Дозор меченых, — едва слышно прошептал тот помертвевшими губами.
Гунар обреченно выругался. Глаза обычно спокойного Свена округлились, озираясь, он стал пятиться.
— Бежать надо!
— Куда бежать? — огрызнулся Гунар. — К черту в зубы?
Но Свен уже не слышал товарища: тяжело отдуваясь, он с шумом ввалился в камыши и, широко раскинув руки, не то пополз, не то поплыл по жидкому, расползающемуся под его тяжелым телом месиву. Гунар выпрямился во весь рост: сквозь размеренный шепот дождя теперь уже вполне отчетливо слышался топот копыт. Он набрал полную грудь воздуха и, подрагивая от страха и отвращения, с головой окунулся в болото.
Слизняк несколько долгих мгновений оцепенело наблюдал за барахтающимися в грязи воинами ярла Гольдульфа, потом опомнился и осторожно, стараясь не повредить ломкий прошлогодний камыш, скользнул ужом в противоположную сторону.
Меченые объявились через минуту мокрыми призраками ночного кошмара, который вполне мог обернуться для Слизняка кровавой явью. В ближайшем всаднике Слизняк опознал Беса, лихого и скандального меченого из десятки сержанта Туза.
— Уходят! — Бес огрел коня плетью; гнедой, напрягая жилы, рванулся вперед, вода вперемешку с грязью брызнула во все стороны.
Второй всадник (это был сам Туз) приподнялся на стременах. Дождь лил как из ведра, и разглядеть что-либо в заросшем камышом море грязи было затруднительно. Во всяком случае, Слизняк на это очень надеялся. Однако надежды его разрушил третий всадник, который вломился в камыши слева и едва не затоптал при этом затаившегося беглеца.
— Вот он, — крикнул всадник, и Слизняк по голосу опознал Сурка.
— С этим я справлюсь. — Туз поднял на дыбы коня и махнул плетью в сторону зарослей: — Помоги Бесу.
Слизняка Туз не выпустил из виду. Скользя босыми ногами по жидкой грязи, тот бежал, широко раскинув длинные руки, словно большая подбитая птица, которая пытается, но никак не может взлететь. Маленькая голова Слизняка болталась из стороны в сторону на тонкой, как у гуся, шее и сама просилась под удар стального клинка. Туз повернул коня вправо, отрезая беглеца от зарослей камыша и на скаку вытягивая из-за плеча узкий меч.
Слизняк услышал топот настигающей погони: испуганно оглянувшись, он метнулся к болоту, почти расстилаясь по земле. Он опоздал — конь меченого уже хрипел ему в спину. Слизняк дико закричал и прикрыл голову руками.
Туз взмахнул мечом, в последний момент, развернув его плашмя. Оглушенный беглец покатился в грязь. Меченый, спрыгнув с коня, зло ткнул носком тяжелого сапога свою добычу в бок. Слизняк заскулил и пошевелился.
— Живучий, паскуда!
Слева послышался треск: кто-то большой и сильный с шумом ломился сквозь густые заросли камыша. Туз мгновенно присел и в следующую секунду метнулся к седлу, где у него был приторочен арбалет.
— Сержант, не стреляй, это я…
Бес остановился у края зарослей, давая товарищу возможность рассмотреть себя. Туз опустил арбалет. Бес, с трудом выдирая из грязи высокие кожаные сапоги, приблизился к сержанту. Коня он вел в поводу. Два безжизненно обмякших тела бесформенной грудой темнели на мокрой от дождя и крови спине гнедого. Конь испуганно фыркал, кося на страшную ношу большим влажным глазом. Бес широкой ладонью провел по лицу и зло сплюнул в сторону зашевелившегося Слизняка.
Туз сделал несколько шагов в сторону камышей и прислушался. Мир словно бы погрузился в дрему, отгородившись от всего живого и суетного мерным шорохом падающих капель. И было что-то тревожное в его отстраненности и подчеркнутом нежелании отзываться на человеческий зов.
— Эй, Сурок, — заорал Бес во всю мощь своих легких.
Крик меченого утонул в вязкой тишине, как камень, брошенный в болото. Туз уже потерял надежду прорваться сквозь обволакивающее безмолвие, когда вдруг послышалось трудное чавканье чьих-то ног по вязкой грязи. До нитки вымокший Сурок вывалился из камышей. Перед собой он гнал низкорослого, забрызганного по самые глаза грязью человека.
— Откуда он взялся? — удивился Туз, брезгливо оглядывая чужака, — Их же трое было.
Бес только плечами передернул: трое или четверо, какая разница, и охота сержанту ерундой заниматься. Утопить обоих пленников в болоте — и дело к стороне.
— Отвезем их в Башню, — решил Туз. — Пусть молчуны с ними разбираются.
Тяжелая серая громада нависла над головами всадников. В наступающей темноте Башня казалась еще более мрачной и огромной, чем была на самом деле. Каменные глыбы, из которых были сложены стены логова меченых, цепляясь мертвой хваткой друг за друга, попирали землю с самодовольством пришельцев, уверенных в своей силе и безнаказанности. Много веков прошелестело ветрами над стенами Башни, реки крови омыли ее подножие, но она стояла, суровая и неприступная, сильная окаменевшими сердцами своих сыновей.
Туз сунул два пальца в рот и пронзительно засвистел. Лохматая голова на секунду возникла в проеме над воротами и тут же исчезла. Тяжелый подъемный мост со скрипом стал опускаться. За кованой решеткой, перегородившей вход, появился привычный силуэт часового — рукояти мечей, словно рога невиданного зверя, торчали у него над плечами. В руках часовой держал чадящий факел, пламя которого колыхалось на ветру, но даже при этом неровном, колеблющемся свете Туз без труда узнал в меченом Комара, сержанта из второй сотни.
— Носит вас нелегкая.
Решетка, наконец, дрогнула и медленно поползла вверх, открывая вход в Башню припозднившемуся дозору.
— Спишь все? — насмешливо бросил грязный по уши Бес щеголеватому Комару.
Железный мост поднимался с таким же скрежетом, как и опускался. Туз невольно поежился и передернул плечами. Слизняк, привязанный к седлу за его спиной, трясся от холода и страха, и эта дрожь чужого напуганного тела передалась и меченому.
Туз развязал веревку, Слизняк мешком повалился на землю. Поднимался он с трудом, словно расставался с грязью навечно. Бес пинком поторопил его. Туз остановил пробегающих по двору крикунов и строго повелел им позаботиться о вконец измотанных, лошадях. Крикуны повиновались без особой радости, но с готовностью — первый сержант Башни не терпел проволочек.
Бес, при активной помощи любопытствующих крикунов, снял со спины вымокшего до черноты гнедого заводного коня два трупа и положил их у стены конюшни. Крикуны с интересом разглядывали убитых, обсуждая точность и силу нанесенных ударов.
— Ну что, пошли? — Бес тряхнул спутавшимися влажными волосами и вопросительно глянул на сержанта.
Туз молча толкнул обомлевшего Слизняка в слабую, как гнилая доска, спину, а сам двинулся следом, тяжело переставляя ноги, обутые в пропитавшиеся влагой сапоги.
В капитанском зале было светло, относительно тепло, но неуютно. В огромном камине пылал огонь, освещая сидевшего у массивного стола капитана. Лось был чем-то сильно недоволен. Это было заметно по сжатым в две стальные полосы губам и беспокойным пальцам, отбивающим барабанную дробь по подлокотнику дубового кресла.
Туз коротко доложил о происшествии. Сидевшие в углу молчуны Тет и Хор переглянулись. Капитан вперил в пленников серые глаза и презрительно хмыкнул.
— Что нужно было людям ярла Гольдульфа на Змеином болоте?
Капитан задал вопрос Слизняку, но тот, кажется, уже ничего не соображал. Оцепенев от страха, он лежал грязным комком на полу, не в силах произнести ни единого слова в свое оправдание.
— Откуда на болоте взялся дух?
Слизняк поднял голову и хотел, видимо, что-то сказать, но, встретив глаза молчуна Тета, чье бледное, как у мертвеца, лицо резко выделялось на фоне почерневших от копоти стен, всхлипнул, словно подавился словом, и безвольно рухнул ничком.
Два приземистых молчуна, повинуясь знаку Хора, подхватили обмякшее тело и волоком потащили прочь. Босые ноги Слизняка тянулись следом, как два полураздавленных червя, оставляя на полу влажные темные полосы. У самых дверей Слизняк вдруг захрипел и мутными умоляющими глазами посмотрел на сержанта. Туз помрачнел еще больше и поспешно отвернулся.
— Ярл Гольдульф человек осторожный, — Лось, словно сожалея о чем-то, покачал головой, — и, должно быть, веская причина заставила его, презрев опасность, пуститься в авантюру.
— О причине, толкнувшей ярла на преступление, мы узнаем от Слизняка, — непримиримо сверкнул глазами Тет. — И тогда кое-кому не поздоровится.
Мрачная улыбка промелькнула на губах капитана. Молчуну он не ответил, зато, повернувшись к Тузу, сказал:
— Поедешь завтра с утра к Змеиному горлу. Надо проверить, как обстоят дела у Хвоща. А пока можете отдыхать.
Туз вскинул руку к правому виску и, круто развернувшись через левое плечо, вышел. Сурок с Бесом последовали за ним. Узкая деревянная лестница жалобно заскрипела под тяжелыми сапогами. Спускались молча, и только на выходе из капитанского каземата Сурок сказал со вздохом:
— Пропал Слизняк.
— Туда ему и дорога, — отозвался Бес и смачно плюнул в темноту.
Новый день начинался с обычной суеты во дворе Башни — звона мечей и лошадиного ржания. Туз поднял глаза к небу. Сквозь рваные серые облака с натугой пробивались робкие солнечные лучи. Дождь если и будет, то ближе к вечеру. Тузу предстоял неблизкий путь, и он заторопился.
Меченые его десятки уже сидели в седлах, и только Рыжий, худой, долговязый переросток, растерянно топтался вокруг своего коня. Проходящий мимо по двору Дрозд бросил на Туза вопросительный взгляд. Сержант едва заметно кивнул на стоящих поодаль молчунов. Дрозд намек товарища понял и молча прошел мимо. Крикуны бодро трусили за своим командиром, бросая на оплошавшего Рыжего насмешливые взгляды.
— Эй, — крикнул вслед Дрозду Бес, — не растеряй выводок.
Меченые рассмеялись. Дрозд обернулся и сверкнул в ответ круглыми насмешливыми глазами:
— Ты за Рыжим лучше присмотри: опять он между ног жеребца заблудился.
Крикуны завизжали от смеха. Туз недобро покосился на Рыжего. Подросток, сунув в стремя одну ногу, неловко прыгал на другой, не в силах оторваться от земли. Вороной, сильный и рослый конь, танцуя по двору, тащил за собой и незадачливого наездника. Бес громко выругался, схватил Рыжего за шиворот и бросил в седло.
— Крикун желторотый, на коня взобраться не можешь!
— Сел же, — обиженно надул губы мальчишка.
— Он у них как благородный владетель, без стремянного в седло не садится.
Довольный Дрозд увел смеющихся крикунов на плац. Теперь о позоре узнает вся Башня. В десятке Туза, первой десятке первой сотни, меченый на коня не может сесть! А по-доброму если рассуждать, так тому же Рыжему еще два года в крикунах ходить. Взяли его от безысходности, некем было заменить погибшего Рамзая. Вороной — это Рамзаев конь, ходивший под лучшим в Башне наездником. Рыжему с ним тяжело придется.
— Едем, что ли? — крикнул нетерпеливый Ара. — Заснул, сержант?
Туз огрел коня плетью и первым вылетел за ворота. Привычная дробь копыт по подъемному мосту, и громада Башни осталась за спиной. Туз испытывал в такие минуты облегчение. Видимо, потому, что дышалось в степи вольнее, чем за каменными стенами.
— Бес, говорят, вы вчера духа на болоте поймали?
Устроившись поудобнее в седле, Рыжий обрел обычную самоуверенность и теперь не прочь был скоротать долгий путь за интересным разговором. Мальчишеское лицо его выражало крайнюю степень любопытства. Туз бросил в его сторону недовольный взгляд, но одергивать не стал.
— Поймали и к дубу привязали, — отозвался Бес. — Рыжий к дубу подойдет, ему дух уши оборвет.
— Смотрите, вот он! — заорал крикун.
Вспыхнувший было смех разом оборвался. На ветвях полуобгорелого после удара молнии дуба висели, уныло покачиваясь на ветру, два изуродованных трупа. Туз с трудом опознал в одном из них Слизняка и отвернулся. Шутка Беса вдруг обернулась трагической явью. Меченые на рысях миновали страшное место.
— Куда едем, сержант? — Чуб первым прервал затянувшееся молчание.
Туз, занятый невеселыми мыслями, вздрогнул от неожиданности. Страшное видение все еще стояло у него перед глазами. Черт с ним, с духом, но Слизняка он знал хорошо. Жалость, не жалость, но что-то мешало Тузу просто отмахнуться от этой смерти.
— К Змеиному горлу. Хвощу нужна поддержка.
— Паникует Лось, — покачал головой вечно недовольный Чуб. — Для стаи еще рановато, а для кочевников — тем более.
И зевнул так сладко, что Бес даже крякнул от зависти:
— Жаль, что не Чуб у нас капитан — и спали бы подольше, и ели бы побольше.
Рыжий прямо-таки зашелся от смеха, даже Туз улыбнулся. Однако осторожный Сурок не разделял веселого настроения товарищей:
— В прошлом году Бульдог двух меченых потерял в это же время. Тоже думал, что для стаи срок неподходящий.
— Разинул варежку, прозевал начало атаки, — презрительно скривил пухлые губы Бес. — Сержант называется. Привык быть у Тета на побегушках.
— Это с любым могло случиться, — не согласился с товарищем Чуб. — Со стаей шутки плохи.
Змеиным горлом называлась узкая полоска земли между полноводным озером Духов и непроходимыми болотами, которые тянулись на сотни верст, надежно прикрывая Приграничье от нежданных пришельцев с юга. Змеиное горло представляло собой запутанный лабиринт из рвов, заполненных нефтью, пороховых ловушек, которые неожиданно взрывались под ногами непрошеных гостей, и волчьих ям, на дне коих, вкапывались острые копья, способные пропороть насквозь лошадь. Содержание этих оборонительных сооружений требовало немалых затрат и огромных усилий. Десятки смердов под началом молчунов почти ежедневно работали в лабиринте, и это в самую страдную пору. Но Башня была неумолима — жизнь людей и благополучие Приграничного края зависели от исправности сооружений. Смерды это понимали и с ворчанием подчинялись жесткому нажиму меченых. Змеиное горло на протяжении нескольких веков служило ареной кровопролитных схваток между Башней, прикрывавшей земли Приграничья в самом опасном месте, и разной нечистью, которая искала добычу в богатом краю. Это была земля, где каждый квадратный метр был обильно полит кровью меченых, и, быть может, поэтому здесь росла трава странного багрового оттенка, которая более нигде в Приграничье не встречалась.
Хвощ заметил издалека своих товарищей и поспешил им навстречу. Узкие глаза его искрились весельем, гнедой конь под ним пританцовывал, готовый в любую минуту поспорить с ветром.
— А мы вас ждали. — Хвощ обнажил в улыбке белые, как пена, зубы. — Все глаза проглядели.
— А на том костре твои кашевары готовят для нас угощение, — в тон ему отозвался Бес и махнул рукой в сторону огромного костра, чадящего черным удушливым дымом.
— Было, — усмехнулся в усы сержант Хвощ, — Придавили вчера двух вожаков да полсотни псов. А в остальном у нас тихо.
— А ты говоришь — рано! — бросил Сурок на Чуба укоризненный взгляд.
— Значит, повеселимся.
— За весельем дело не станет, — обнадежил Хвощ. — Молчуны обещают суматошный день.
Туз поднялся на сторожевую вышку и окинул взглядом горизонт. Пока по ту сторону границы все было тихо. Но и вчерашний визит вожаков не был случаен. Стая все-таки пришла на берега озера Духов, и, значит, для Приграничья наступили тревожные времена. Так было почти каждый год, с ранней весны и до глубокой осени. Вопрос состоял только в том, насколько многочисленными будут незваные гости в этом году и удастся ли их удержать без больших потерь. Когда-то, много лет тому назад, в пору господства Башни не только над Приграничьем, но и над всем Лэндом, была предпринята попытка перегородить Змеиное горло каменной стеной, чтобы обезопасить себя от набегов стаи. Попытка оказалась неудачной — очередное нашествие кочевых орд помешало завершить грандиозное начинание. Стена со временем потихоньку разрушалась, но, до сих пор, играла важную роль в оборонительной стратегии Башни. Туз с привычным сожалением оглядел стену: если бы тогда удалось завершить строительство, то многое в Приграничье, да и в Лэнде, было бы сейчас по-другому.
Рыжий с оторопью разглядывал лежащего перед ним убитого вожака. Ему не мешала даже нестерпимая вонь от чадящего костра, разведенного мечеными Хвоща. Вожак был огромен, почти двухметрового роста, с чудовищными мышцами, обросший с головы до ног густой бурой шерстью. Огромные клыки торчали из его разинутой в предсмертном крике пасти. Такой вцепится — не оторвешь. Вожак и похож был на человека, и не похож. Интересно, какая сила гонит их каждый год в Приграничье?
— Смотри в оба, — сказал спустившийся с вышки сержант Бесу.
Бес, в свою очередь, подмигнул крикуну. Рыжий самодовольно похлопал себя плетью по сапогу: уж кому-кому, а им с Бесом доверять можно — две пары самых зорких глаз в Башне. Туз, успевший сесть в седло, пригрозил крикуну плетью.
— Сам себя не похвалишь, — вздохнул Бес, подталкивая крикуна к вышке, — никто тебе доброго слова не скажет.
Рыжий с опаской поднялся на самый верх и глянул оттуда вниз, на самое дно рва, где поблескивала черная маслянистая жидкость да громоздились целые горы cyxoro валежника. Ров с пятиметровой высоты не казался таким уж глубоким. Метрах в десяти от рва горел небольшой костерок, рядом лежали факелы, пока незажженные. Меченые Туза и Хвоща растянулись вдоль рва на несколько верст. Рыжий хорошо видел только ближайших к вышке, Чуба и Волка, вольготно расположившихся на зеленой весенней травке.
— Не туда смотришь. — Бес сильной рукой тряхнул крикуна за плечо.
Рыжий перевел взгляд к горизонту:
— Туча?
— Стая, балбес. — В голосе меченого звучала тревога, — Быстро вниз.
Рыжий не заставил себя долго упрашивать и скорее не спустился, а скатился с вышки на землю. Вороной, было, снова заартачился, но Бес быстро привел его в чувство и помог Рыжему взобраться в седло.
Серая рычащая масса накатывала с пугающей быстротой, казалось, что эта живая волна беснующейся плоти затопит, захлестнет любое препятствие, возникшее на ее пути.
Со сторожевой вышки валил дым. Когда Бес успел подать сигнал тревоги, Рыжий даже не заметил. Он покосился на товарища: меченый, плотно сжав губы, пристально всматривался в набегающий серый поток. Стая была не слишком велика — не более сотни вожаков бежали впереди собак, издавая время от времени протяжные вопли.
— Пора! — крикнул Бес и швырнул горящий факел в ров. Стена огня с радостным гулом взметнулась к небесам.
Меченые, нахлестывая коней, бросились прочь от полыхающего рва. Стон и рев неслись им вслед, раздирая барабанные перепонки. Казалось, что все силы ада вырвались вместе с бушующим пламенем из преисподней и исполняли сейчас там, за их спинами, бешеный непотребный танец. Бес, не оборачиваясь, гнал своего коня по ровной, как стол, степи. Рыжий не отставал, пересиливая желание хоть краешком глаза взглянуть на чудовищно-веселое представление за спиной.
— К загону! — Это Туз на горячем жеребце догнал товарищей.
Дикий вой за их спинами стал нарастать. У Рыжего даже волосы на голове зашевелились, возможно, от бьющего в лицо ветра, а не от страха. Ворота в загон были распахнуты настежь, крикун успел увидеть напряженное лицо Чуба, и Вороной понес его дальше, к спасительному выходу из заколдованного круга. Рыжему показалось, что мир обрушился за его спиной едва ли не на круп коня. Он в ужасе оглянулся: мышеловка захлопнулась, но мыши оказались уж очень беспокойными. Стая бесновалась внутри загона, окованные железом створки ворот тряслись, словно бумажные. Казалось, что дубовый засов вот-вот переломится и дикая сила вырвется на волю.
— На галерею! — махнул Бес рукой.
Но Рыжий, уже пришедший в себя от пережитого ужаса, и сам сообразил, что нужно делать.
— К бою, — скомандовал Туз и выстрелил, почти не целясь.
Меченые, оседлав галерею, построенную для этой цели вокруг загона, били по вожакам на выбор. Надо отдать должное стае, она быстро сориентировалась в обстановке: оставив ворота, вожаки густой толпой полезли на стены. Не слишком высокие, как успел заметить Рыжий, когда клыки двухметрового монстра едва не сомкнулись на его ноге. Крикун, взвизгнув от неожиданности и испуга, всадил стрелу в чудовищную, брызжущую пеной пасть. Второго вожака зарубил Бес, крякнув от удовольствия.
— К Хвощу, — крикнул Туз и махнул окровавленным мечом влево.
Рыжий оглянулся. Несколько вожаков уже успели взобраться на галерею и насели на обороняющих ворота меченых. Бес отстранил растерявшегося мальчишку и бросился на помощь своим. Рыжий трусил следом, сжимая потными руками незаряженный арбалет.
— Брось арбалет, — приказал ему Бес, не оборачиваясь. — Мечи к бою!
Рыжий выполнил команду как заведенный, не отдавая отчета в своих действиях. Вожак с распоротым мечом Беса брюхом вывалился ему навстречу — в круглых бездумных глазах животного не было ярости, а была только боль.
— Добей! — донесся голос меченого.
Рыжий взмахнул мечом, вожак, всхлипнув перерубленным горлом, скатился к подножию стены. Десяток обезумевших от запаха крови псов вцепился зубами в еще подрагивающее тело. Рыжий потерял равновесие и едва не рухнул вниз следом за вожаком.
— Не размахивай руками, — поймал его на лету Бес. — Закончили уже.
Крикун оторопело огляделся по сторонам. Вожаков уже не было видно ни на галерее, ни в загоне. Только туча воющих псов продолжала бесноваться у его ног.
— Молчунам приготовиться, — услышал он спокойный голос Туза и насторожился. Предстояло самое интересное из всего, что он увидел за сегодняшний день. О загадочном искусстве молчунов Башни Рыжий слышал много, но сегодня ему предстояло увидеть все воочию. У него даже холодок пробежал по спине, холодок испуга в ожидании чуда.
Семеро, одетых в коричневые плащи, всадников выстроились в шеренгу чуть поодаль от ворот. Семь пар глаз загадочно поблескивали из-под низко опущенных капюшонов.
— Открывайте. — Туз резко взмахнул рукой.
Воющая серая волна хлынула из загона на свободу. Казалось, она сметет, разнесет в клочья жиденькую цепочку безумцев, осмелившихся встать на ее пути, но случилось чудо: псы вдруг стали круто огибать молчунов. Собачья стая выгнулась тугим луком, а потом выстрелила в сторону полыхающего рва. Рыжий удивленно наблюдал, как серая масса накрыла собой ров, притушила огонь собственными телами и покатилась дальше в бесплодные просторы Неведомого мира.
— Молчуны умеют управлять псами как вожаки? — спросил потрясенный Рыжий у старшего товарища.
— Умеют, заразы, — процедил сквозь зубы Бес и посмотрел в сторону одетых в коричневые плащи всадников недобрыми глазами.

 

Глава 2
ОЖСКИЙ ЗАМОК

Ярл Гольдульф Хаарский принимал в своем замке дорогого гостя, Альрика, владетеля Нидрасского. Дубовый, грубо сработанный, стол был завален кусками мяса, в высоком кувшине плескалось отличное красное вино, привезенное с далеких, почти сказочных островов и стоившее прижимистому ярлу немалых денег. Не по первому разу были осушены кубки, однако сотрапезники, люди крепкие, не чувствовали опьянения.
Ярл Гольдульф, грузный мужчина средних лет, с одутловатым лицом, заросшим по самые ноздри рыжей бородою, подлил вина в опустевший кубок своего гостя.
— Легко сказать — разрушить Башню. Сил-то, может, и хватило бы, да разве наших владетелей сдвинешь с места, тем более против меченых.
— Почему? — Владетель Нидрасский, молодой светловолосый мужчина, небрежно выплеснул остатки дорогого вина на пол, — Башня вас грабит, убивает ваших людей, увозит ваших женщин, а вы даже пальцем не шевельнете, чтобы разрушить змеиное гнездо.
— Ты забыл, владетель, что у нас здесь не благословенный Бург, а граница. Сегодня мы разрушим Башню, а кто завтра прикроет наши земли? Башня — это наш щит против кочевников и стаи. Пять лет назад, когда пали их лучшие сотни и в Башне остались одни крикуны, мы бы их как котят передавили. Не скрою, было, такое желание. Шептались мы об этом между собой, но на открытое выступление не решились.
Ярл поднялся из-за стола и в волнении заходил по залу. Альрик, откинувшись на спинку кресла, не спеша потягивал вино из богато украшенного серебром кубка, волнение хозяина его удивило.
— Я тебе кое-что сейчас покажу, владетель, но никому об этом ни слова.
Гольдульф достал из сундука и поставил на стол тяжелый ларец. Два слитка величиной с кулак годовалого ребенка тускло блестели на его дне. Бесцветные глаза владетеля Альрика алчно сверкнули.
— Золото! — выдохнул он. — Откуда?
Хаарский осторожно прикрыл крышку, спрятал ларец в сундук и долго гремел ключами.
— Было тут днями. Поймали мои люди одного человечка, крепостного Башни по прозвищу Слизняк. Крутился он вокруг замка, и, как мы заподозрили, неспроста. Гунар, царство ему небесное, хороший был воин, схватил его в охапку — и ко мне. Тряхнули мы этого крепостного и целых два слитка золота вытрясли. Возились мы с ним долго, но полученные от него сведения того стоили. Есть за Змеиным горлом большой город, из того города пришли люди и поселились среди духов. Они дали ему это золото, чтобы он свел их со здешними благородными людьми, минуя Башню. Слизняк обещал, но, вернувшись домой, заробел. Известное дело: дознаются меченые — не жить ему. Вот он и кружил вокруг моего замка — и хочется, и страшно. Совсем уже было решил бросить слитки в озеро, да тут мои люди его прихватили. А еще сказал крепостной, что ждать его будет дух на болотах. Послал я с парнем Гунара и Свена, да не выгорело дело. То ли Слизняк сплоховал, то ли молчуны его проследили, только сгинули все трое.
— А кто они, эти пришельцы, о которых говорил крепостной?
Захваченный рассказом Нидрасский придвинулся к столу и даже отставил кубок с вином в сторону.
— Не в пришельцах дело, дорогой Альрик. Золото — вот что важно! Золото, которое есть у духов и которое прилипает к рукам меченых.
— А если самим попробовать пробраться на острова, к духам?
— Башня крепко стережет границу, благородный Альрик. Мышь не проскользнет. Да и где они, эти острова? Озеро Духов, по слухам, необъятно.
— Да, — протянул владетель, — чудно вы здесь живете.
— Приграничье, — пожал плечами ярл. — У нас здесь свои законы.
— Так может быть, стоит обратиться к королю Рагнвальду?
— Нет, владетель, король нам не помощник. Башня у нас под боком, а до короля много верст. Наши владетели сейчас против меченых не пойдут, и я не пойду. Много меж нами крови пролито, а все же Башня не только от стаи и кочевников оберегала, но, случалось, и от Нордлэнда. Охотников до нашего добра в ваших краях хватает, не обессудь на резком слове, благородный друг. Да и слаб сейчас король Рагнвальд, ему бы со своими горлопанами совладать, где уж в наши-то дела соваться. Сами будем думать, владетель, тишком да ладком оно надежнее. Думаю, эти люди Слизняком не ограничатся и в своих поисках мой замок не пропустят, он самый ближний к границе.
Замок ярла Хаарского, владетеля Ожского, полновластного хозяина десятка деревень и полутора тысяч мужицких дворов, возвышался на пологом холме. Вокруг замка по равнине раскинулись деревеньки, а у самого горизонта темнела громада Ожского бора, который тянулся на сотни верст и заканчивался где-то у самого моря. Замок был окружен глубоким рвом и радовал глаз величавостью своих стен, сложенных из огромных глыб еще в стародавние времена. В сторожевой башенке над воротами томились воины ярла, прячась от неожиданно жаркого в эту весеннюю пору солнца. Мост через ров был опущен, и по нему лениво бродили куры.
— Сейчас бы подремать где-нибудь в холодке, — тяжело вздохнул разморенный жарой Густав.
— Давай, — отозвался конопатый, как перепелиное яйцо, Харни, — Старый Ролло тебя разбудит.
— Не каркай, — Густав не спеша поднялся и глянул на дорогу. Зрелище, открывшееся его взору, было, видимо, настолько волнующим, что он вздрогнул и, обернувшись к напарнику, прошипел испуганно: — Меченые.
Харни бросился вниз по крутым ступенькам, словно его ужалили. Густав спустился не торопясь, сохраняя чувство собственного достоинства. Время в запасе у него еще было. В воротах он появился в самый раз и, положив руку на рукоять тяжелого меча, исподлобья глянул на одетых в черное всадников:
— Зачем пожаловали?
Меченые придержали коней. Видимо, прибыли они все-таки с добрыми намерениями и не пожелали устраивать скандал на пороге чужого жилища.
— Смотри, какой грозный воин, — усмехнулся Бес. — Колода колодой, а туда же, за меч хватается.
Всадники обидно засмеялись. Гунар собрался было огрызнуться, но его остановил Туз, поднявший руку:
— Скажи ярлу, что прибыл сержант Башни с посланием от капитана.
К воротам широким шагом приближался старый Ролло, следом почти бежал Харни. Десятка два воинов ярла на всякий случай вышли во двор, опоясавшись мечами. Однако демонстрация силы не произвела на меченых особенного впечатления, они не спеша въехали в замок.
— Ярл ждет тебя, сержант. — Ролло гостеприимно махнул рукой и слегка склонил в знак приветствия голову.
Туз бросил поводья коня Рыжему и, сопровождаемый Бесом и Сурком, направился вслед за Ролло. Воины ярла, толпившиеся во дворе, провожали его недобрыми взглядами. Меченые презрительно кривили губы.
— Большой курятник, — заметил Волк, оглядывая стены замка.
— Курятник большой, да петухи в нем квелые, — с издевкой протянул Ара.
Воины ярла глухо зароптали, но связываться с мечеными не рискнули — себе дороже.
Ярл Гольдульф горделиво восседал в дубовом кресле с высокой резной спинкой, лицо его было торжественным и мрачным. Владетель Альрик расположился поодаль от хозяина, всем своим видом показывая, что происходящее его волнует мало. Два воина стояли за спиной Гольдульфа, еще десять их товарищей, широко расставив ноги, положив ладони на крестовины мечей, стыли истуканами по обеим сторонам зала.
— Привет тебе, ярл Хаарский и владетель Ожский.
Туз приблизился почти вплотную к помосту и не поклонился. Подобное поведение посланца Башни не предвещало ничего хорошего. Меченый, сохраняя строгость на лице, протянул письмо хозяину замка. Читать ярл не умел. Он вопросительно посмотрел на Альрика, но тот лишь плечами пожал.
— Прочти сам, сержант, у тебя глаза помоложе.
Туз усмехнулся, взял бумагу и принялся читать:
— «Тебе, ярл Хаарский, владетель Ожский, от капитана Башни привет. Твои люди, Свен и Гунар, тайно вторглись на запретные земли и учинили разбой. На небе им Бог судья, но на землях Приграничья хозяин я. Кланяюсь тебе, ярл, их головами».
При этих словах Бес выступил вперед, развернул сверток, и к ногам Гольдульфа покатились две головы. Хаарский побледнел, но не шелохнулся. Воины у стен заволновались, послышался звон мечей. Туз даже бровью не повел в их сторону и продолжал читать, как ни в чем не бывало:
— «В возмещение ущерба, причиненного Башне, беру с тебя, ярл, по десять девок за каждую голову. Лось, капитан Башни. В лето от конца мира 546-е».
Туз закончил читать под возмущенные крики воинов, свернул послание и протянул Хаарскому. Ярл не пошевелился. Багровый от гнева, не в силах вымолвить ни слова, он сжимал толстыми пальцами рукоять кинжала, отливающего золотом и серебром на алом, словно кровью облитом, кафтане. Выручил хозяина Ролло: вынырнув из-за спины Гольдульфа, он с поклоном принял послание.
— Ярл Хаарский, владетель Ожский, благодарит тебя, первый сержант Башни. Ответ будет утром. Проводите гостей.
Туз круто развернулся через левое плечо и покинул зал вместе с двумя своими товарищами. Тяжелый шаг подкованных сапог меченых гулом отозвался под сводами замка. Ярл Гольдульф содрогнулся и в беспамятстве сжал кулаки. Лицо его из багрового стало серым.
— Опомнись, ярл, — заговорил старый воин, как только гости удалились. — У Башни триста головорезов в седлах, а у нас и сорока не наберется. А каждый меченый пяти наших стоит в бою.
Хаарский медленно приходил в себя. Жестом он отпустил воинов и отдал несколько коротких распоряжений Ролло, которых призадумавшийся Альрик не расслышал. Старый воин просветлел лицом, судя по всему, Гольдульф внял его советам.
Оставшись наедине с гостем, Хаарский тяжело поднялся с кресла, подошел к столу и залпом осушил кубок.
— Ну что, владетель, видел, как мы тут живем?
— Перерезать глотки этим соплякам, поднять владетелей и разгромить Башню!
— Горяч ты, благородный Альрик, — горько усмехнулся Гольдульф, — Слышал, что сказал Ролло? На одного меченого таких воинов, как мои, пятеро надо. Этот смазливый сержант на моих глазах развалил пополам Гольфрида Норангерского. Того самого Гольфрида, которого сам король Рагнвальд боялся. О его головорезах у вас в Нордлэнде легенды складывали. А год назад у Расвальгского брода полсотни меченых посекли дружину Норангерского в капусту.
Альрик призадумался. О Норангерском он, конечно, слышал, более того, был с ним знаком, и знаком неудачно. Во всяком случае, о его скоропостижной кончине не скорбел. Да что там Альрик, весь Нордлэнд и королевский двор вздохнули с облегчением, узнав о бесславной кончине мятежного ярла.
— Не верю, что такой мальчишка против пяти воинов устоит.
— Устоит, владетель. Против их мечей наши будто стеклянные. Их панцири ни стрела, ни меч не берут. Видел у них по два меча за плечами — и левой, и правой рукой бьются одинаково. Я с мечеными первый раз столкнулся двадцать лет назад, а до сих пор помню все, словно это было вчера. Сосед наш, владетель Свен, дочь свою отдавал за вестлэндского ярла. Все шло ладом да рядом. Молодых уже повели в опочивальню, а мы за столы сели, чтобы осушить прощальные кубки. Вбегает тут слуга Свена и кричит — меченые невесту похитили! Мы спьяну прыгнули на коней и бросились в погоню. Набралось нас человек пятьдесят, рьяных и храбрых. Настигли мы похитителей на краю Ожского бора, тоже десять их было, не старее нынешних. Половина нас на той поляне полегла. Меня, кобыла спасла, резвее ее в округе не было. Вот так, владетель.
— А невеста?
— Сгинула в Башне, — вздохнул ярл. — Кто говорит, что сама себя порешила, а кто — умерла при родах. Владетель Свен поседел в одну ночь.
— А ребенок?
— Видимо, мальчик родился, потому что девочку непременно бы родственникам отдали. А ты думал, откуда меченые берутся — наши бабы и рожают их на наши головы.
— А на поединках они дерутся?
— Сколько угодно. От драки они сроду не бегали, тем и живут.
— Моему Ульфу равных в Нордлэнде нет, — задумчиво проговорил владетель. — Если к нему еще двух крепких ребят добавить, как думаешь, устоит твой меченый?
Глаза ярла Гольдульфа блеснули надеждой: Ульф добрый воин, а нагловатого сержанта не мешало бы проучить. Хаарский обернулся к вошедшему Ролло:
— Трое справятся с красавчиком из Башни?
— Я бы еще добавил двоих.
— Ну, ты хватил, старик! — возмутился Нидрасский.
— Как знаешь, благородный владетель, — пожат плечами Ролло. — Коли тебе воинов не жалко — ставь троих.
— Спорю на лучшего жеребца из своей конюшни против золотого перстня с твоего пальца, Альрик, что меченый одолеет твоих людей.
— Согласен. Ни один воин против троих не устоит, будь он хоть трижды меченый.
— Что ж, — усмехнулся Гольдульф в ответ на горячность молодого друга, — поручим Ролло все уладить.
Меченые вольно расположились за столом в одном из залов Ожского замка. Вели они себя вполне пристойно. То ли получили строгий наказ от сержанта, то ли еще мало выпили. Пять воинов ярла Гольдульфа словно бы невзначай забрели на огонек и стояли теперь тесной группой, подпирая и без того крепкие стены. Меченые не замечали или делали вид, что не замечают откровенного надзора. Ролло подсел к Тузу:
— А что, сержант, не выпить ли мне с вами за компанию?
— Тебе, старый пьяница, лишь бы выпить, а уж с меченым ли, с чертом ли — все равно! — сердито бросила Берта, прислуживавшая за столом.
— Тихо! — цыкнул на нее Ролло. — Не твоего ума дело.
Выходка жены сбила старого миротворца с мысли, и он утерял нить едва начатого разговора.
— Беда с бабами! Всегда завидовал меченым.
Эти слова Ролло, однако, произнес шепотом, чем развеселил Туза и сидевшего рядом Беса, приобнявшего за талию помогающую матери девушку.
— Твоя дочка?
— Ваша она, — отозвался Ролло. — Берта ее из Башни в подоле принесла.
Бес тут же убрал руку и смущенно откашлялся. А на недовольный взгляд Берты и вовсе пожал плечами:
— Предупреждать надо, старая.
— Это я старая? — взвилась та. — Ах ты, молокосос паршивый.
Бес едва успел перехватить летящий в голову кубок:
— Я пошутил. Может же человек сослепу ошибиться.
Берта, сердито ворча, собрала посуду и гордо удалилась, уводя с собой дочь. Бес послал им вслед воздушный поцелуй, девушка в ответ показала ему язык.
— Владетель Нидрасский усомнился, что один меченый стоит в бою пяти воинов.
— Десяти, — поправил Бес.
— Может, и так, — не стал спорить Ролло. — Но нордлэндцы тоже неплохие бойцы.
— Иными словами, владетель желает со мной драться?
— Не совсем так. Он выставляет против тебя троих. Но ты, конечно, волен отказаться. Либо выдвинуть встречные условия.
— Выдумал, старый дурак, — вмешалась Берта, ставя на стол полный кувшин вина взамен опустевшего. — Где это видано, чтобы на поединках один дрался против троих.
— У владетеля в дружине крепкие ребята, — негромко заметил Сурок. — И поединки в Лэнде не в диковинку.
— Не пугай сержанта, — сверкнул глазами из-под длинных ресниц Бес. — Мужик всегда мужик, неважно, из деревенской он конюшни или за городским владетелем дерьмо убирает.
Меченые громко засмеялись. Ролло помрачнел, но смолчал. Дружинники ярла, стоявшие поодаль, переглянулись.
— Хороший петух сначала дело справит, а уж потом кукарекает, — заметил Харни куда-то в пространство.
Теперь уже смеялись дружинники — Харни оказался молодцом, дал сдачи меченым. Бес вспылил, но Туз удержал его:
— Завтра мы проверим, какого цвета кровь у этих петушков.
Меченые налегли на вино, голоса зазвучали громче. Обсуждались в основном условия поединка и возможные достоинства воинов владетеля. В победе своего сержанта никто из меченых не сомневался.
Рыжий, мало увлеченный разговором и еще меньше — вином, с восхищением разглядывал развешанные по стенам картины. Ничего подобного он не видел никогда в жизни.
— Бес, — толкнул он товарища в бок, — что это за человек в панцире?
Меченые с пьяным изумлением уставились на городскую диковинку. Чего только не придумают праздные владетели, чтобы себя развлечь! Хотя справедливости ради надо заметить, что девушка, изображенная на холсте, стоила того, чтобы на нее упал взгляд меченого. Другое дело ее возлюбленный. По мнению Беса, как боец он ничего из себя не представлял.
— Это рыцарь. — Гильдис, дочь ярла Хаарского, привлеченная шумом, появилась в зале и сейчас с интересом разглядывала меченых. — А это дама его сердца. Они выпили любовный напиток и стали неразлучны.
Гильдис была разочарована юным видом непрошеных гостей. Сколько рассказов ходило в просвещенном Бурге о дикарях-меченых, а на поверку оказалось, что это самые обыкновенные молодые люди. И ничего ужасного или таинственного в них нет. Во всяком случае, на первый, весьма придирчивый взгляд. Разве что одежда непривычна глазу: черная, выгодно облегающая молодые стройные тела. А еще эти странные рога над плечами. Порядочные люди носят меч у пояса. Если бы Гильдис встретила сидящего во главе стола русоволосого синеглазого меченого где-нибудь в Бурге, то, скорее всего, приняла бы его за благородного владетеля.
— Отравились, значит, — сделал неожиданный вывод Рыжий под общий смех.
— Ты ничего не понял, мальчик. — Гильдис улыбнулась и бросила взгляд на синеглазого сержанта.
— Какой я тебе мальчик! — обиделся Рыжий. — Я меченый! Сама-то ты много поняла? Да он ей панцирем всю кожу до костей снимет, и все дела.
— Хозяйка, — вмешался в разговор Ара, — он у нас желторотый птенец, ты о любви со мной поговори.
Гильдис смеялась вместе со всеми, хотя этот непривычно черноволосый меченый ей не слишком понравился. Уж очень нагловато-откровенным был его взгляд. А рыжий мальчик забавен в своем стремлении подражать черным коршунам. Гильдис вновь встретилась взглядом с сержантом. Глаза у него были удивительно синими и смотрели на нее с восхищением, так ей, во всяком случае, показалось. Было бы, наверное, любопытно перемолвиться словом с приграничным дикарем, но уж больно шумная в зале собралась компания, и дочери ярла Гольдульфа не следовало задерживаться здесь надолго.
Туз почувствовал присутствие постороннего в комнате, но глаз не открыл, а лишь нащупал рукоять меча в изголовье.
— Эй, сержант.
Шепот был горячим, девичьим, и он, удивленный не на шутку, открыл глаза. Лунный свет, падающий из узкого окна, слабо освещал комнату, в которой меченые устроились на ночлег. Туз видел лишь затылок храпящего рядом Сурка, а всех остальных скрывала темнота. Девушка стояла рядом, положив руку ему на плечо:
— Тихо.
Туз без труда узнал ее — дочь Берты. Он приподнялся на не слишком удобном ложе:
— Что тебе нужно?
Девушка прижала пальцы левой руки к губам, а правой рукой указала на выход. Туз пожал плечами, но последовал за ней, осторожно обходя спящих товарищей. Ночной визит его удивил. Марта была родом из Башни, и, по суровым законам меченых, он мог прикоснуться к ней разве что взглядом. Наверняка девушка об этом знала. Туз на всякий случай проверил, как вынимается из ножен кинжал. Ярл Гольдульф славился в Приграничье своим коварством. Да и дружинникам Ожского замка не за что было любить меченых.
— Иди за мной, — шепнула ему Марта на ухо.
— Зачем?
Но девушка, не сказав больше ни слова, взяла его за руку и увлекла за собой. Туз двигался почти в полной темноте, то и дело натыкаясь на твердые углы и тихонько поругиваясь. Кто бы мог подумать, что господский дом Ожского замка столь велик. Казалось, что темным переходам не будет конца. Шли они уже целую вечность, и Туз начал терять терпение.
— Сюда. — Марта подтолкнула его в спину.
Туз неожиданно для себя оказался в ярко освещенной светильниками комнате и невольно прикрыл глаза. Марта исчезла за пологом, сержант насторожился, проклиная себя за легкомыслие, но вскоре облегченно вздохнул и отпустил рукоять кинжала — перед ним стола Гильдис, дочь ярла Хаарского. Несколько минут хозяйка и гость с интересом разглядывали друг друга. Туз не был особенно удивлен. Наверняка своевольной скучающей девчонке захотелось поближе познакомиться с меченым. Гильдис была в алом платье, отчего ее бледная кожа казалась еще бледней. Алый был цветом Хаарского дома, но сержанту наряд дочери ярла не понравился. Хотя сама девушка была недурна: зеленоглазая, с целым водопадом медных волос, небрежно рассыпанных по плечам. И ростом она удалась, и статью. Тузу не раз доводилось бывать в замках Приграничья, так что опыт общения с благородными дамами он уже приобрел. Тем не менее, надо признать, что Гольдульф Хаарский души не чает в своей дочери — такой роскошной обстановки сержанту видеть еще не доводилось. Ложе прямо слепит позолотой. И уж, наверное, оно помягче того, которое предложили в этом замке меченому сегодня ночью.
— А правда, что вас дьявол метит? — Голос ее дрогнул от страха и любопытства.
— Правда, — усмехнулся Туз. — Только наших дьяволов молчунами зовут.
Меченый расстегнул рубаху. Под левым соском на его груди темнел размытый силуэт Башни. Гильдис приблизилась к нему почти вплотную. Пахло от нее цветами и еще чем-то волнующим и нежным.
— И это все?
— А ты хотела бы увидеть больше? — В глазах сержанта вспыхнули насмешливые огоньки.
Гильдис смутилась и отступила на несколько шагов. Бледные щеки ее порозовели, спеси поубавилось, и смотрелась она сейчас гораздо лучше, чем в первый миг свидания.
— Тебя убьют завтра. Я слышала, как отец говорил об этом с владетелем Нидрасским.
— И ты обольешь слезами мою могилу?
Гильдис возмутилась — что он, собственно, воображает о себе, этот меченый?! Да, она пригласила его, быть может, не в самое подходящее время, но вовсе не для того, чтобы выслушивать разный вздор.
— А для чего же?
Похоже, этот синеглазый негодяй воображает себя неотразимым. Но это даже не смешно. Благородная Гильдис встречала таких блестящих кавалеров, рядом с которыми этот мальчишка выглядит неотесанным мужланом. Взять хотя бы Альрика Нидрасского, возможно он не столь смазлив, но благородство происхождения, умение держать себя в обществе искупает многое.
— У Берты был сын, брат Марты. — Гильдис пристально посмотрела на Туза. — Он остался у вас в Башне.
Туз помрачнел. Густые брови сошлись у переносицы. Лицо сразу же потеряло половину своей привлекательности, стало жестким и неприветливым.
— Это она тебя просила?
— Нет, я сама.
— Забудь об этом, — холодно сказал сержант. — У меченого есть только одна мать — Башня и другой быть не может.
— У тебя нет сердца, меченый, — возмущенно фыркнула Гильдис. — Разве ты не хотел бы узнать, кто твоя мать?
— Хватит, девушка! Пустой разговор.
Лицо его стало бледным от ярости. Гильдис, однако, не испугалась, а пожалела его. Видимо, сама того не желая, она задела в его душе струну, которой касаться не стоило вовсе. Надо же, а казался таким спокойным и холодным, как камень зимой.
— Почему вы не живете как все люди?
— Мы живем как умеем и по-другому не хотим.
Оба замолчали, недовольные друг другом. Эта самоуверенная девчонка, полезшая в дела, ее совершенно не касающиеся, раздражала Туза, но уходить ему почему-то не хотелось.
— В Нордлэнде живут иначе? — выбрал он нейтральную тему для разговора.
— Бург прекрасен, — встряхнула Гильдис медными волосами. — А у вас здесь скучно, как в склепе.
— Хочешь, я тебя украду? — К Тузу вернулось хорошее настроение. — Будет о чем рассказать подружкам в Бурге.
Гильдис отпрянула, уж слишком по-дьявольски у меченого засверкали глаза. Вот еще негодяй.
— Не бойся, я пошутил.
— Вы уже сотни лет шутите так с нашими девушками, и, кроме горя и слез, они ничего от вас не получили.
— Конечно, меченый — это не городской щеголь-владетель вроде того, который гостит у вас в замке.
— Какое дело меченым до наших гостей?
— Меченым до всего есть дело, — надменно бросил Туз. — Вдруг твой отец готовит заговор против Башни.
Гильдис стало не по себе. Этот мальчишка вовсе не был так безобиден и добродушен, как ей показалось вначале.
— Альрик Нидрасский — один из самых могущественных владетелей Нордлэнда, близкий друг короля Рагнвальда.
— Тем более, — жестко отозвался Туз.
Зря она его пожалела. Смотри, как оскалился, того и гляди вцепится в горло, не в ее, конечно, но все равно страшно. Сколько благородных владетелей пало от руки меченых — не пересчитать. И этот не лучше других. Молодость проходит, а черная душа остается. Недаром же в народе говорят, что у меченых вместо сердец камни. Пора было заканчивать этот затянувшийся разговор, и без того Гильдис позволила себе слишком многое, Чего доброго этот приграничный мужлан вообразит, что он интересен дочери ярла Хаарского.
— Спасибо, что пришел.
— Всегда к твоим услугам, — усмехнулся сержант.
Гильдис презрительно скривила губы и исчезла за порогом. Туз беззвучно засмеялся ей вслед.
С раннего утра Ожский замок гудел, как потревоженный улей. Воины с азартом спорили о шансах противников в предстоящем поединке. Подавляющее большинство склонялось к мысли, что меченый не устоит. Однако были и такие отчаянные спорщики, которые ставили на сержанта в тайной надежде, что меченому поможет сам дьявол. Стало известно, что ярл Гольдульф поставил на Туза своего лучшего боевого коня. Это обстоятельство внесло смятение в умы спорщиков. Но конопатый Харни высмеял маловеров:
— Чтобы досадить меченым, ярл готов отдать всех коней из своей конюшни.
Легкомысленного Харни поддержал и более основательный Густав:
— Коня ярл и так уступил бы гостю.
— И не только коня, — многозначительно добавил Харни и указал глазами на окна покоев дочери хозяина.
Плотники еще не успели закончить помост, предназначенный для ярла и почетных гостей, а группы возбужденных зрителей уже толклись во дворе, переругиваясь и отчаянно споря. Наконец, когда возбуждение достигло наивысшего предела, появились ярл Гольдульф и владетель Нидрасский. Следом шли воины владетеля, среди которых выделялся Ульф, оруженосец благородного Альрика, блондин приятной наружности, высокого роста и крепкого телосложения. Оба его товарища выглядели ему под стать. Все трое были облачены в длинные кольчужные рубахи, почти достигавшие колен. Головы воинов защищали остроконечные шлемы.
Меченые, стоявшие отдельной группой почти у самых ворот замка, о чем-то заговорили между собой. Видимо, и на них вооружение приезжих воинов произвело впечатление. Один Туз оставался совершенно спокойным. Одет он был в кожаную куртку, но многие знали, что в эту куртку были вшиты пластины, которые не брали ни меч, ни стрела. Голову сержанта украшал черный берет, на котором красовался ненавистный всем золотой знак в виде Башни. Туз был вооружен двумя мечами, висевшими, по обычаю меченых, у него за спиной крест на крест, и кинжалом, узким, как шило.
Воины владетеля выстроились в ряд. Ульф стоял впереди товарищей: гладкий щит его блестел на солнце, а у пояса висел внушительных размеров меч. Его товарищи выглядели не столь роскошно, но заметно было, что люди они бывалые и опыта им не занимать. Симпатии большинства зрителей были на их стороне — слишком уж велика была впитанная с молоком матери ненависть к меченым.
Туз подал знак Ролло, назначенному распорядителем, что к поединку готов. Ульф скорчил презрительную гримасу. Условия поединка — втроем против одного мальчишки — он считал унизительным для своего достоинства. Громко, чтобы слышали окружающие, он сказал своим товарищам:
— Оставьте меченого мне, я покажу этому приграничному крысенку, что такое настоящий воин.
Его слова вызвали бурю одобрения среди зрителей. Из толпы послышались оскорбления в адрес меченых. Ярл поднялся с места и сердито глянул на своих людей, крики немедленно прекратились.
— Начинай, — махнул рукой Гольдульф старому Ролло.
Гильдис с интересом наблюдала за происходящим. Поединки не были для нее в диковинку — в городе она не раз наблюдала жестокие схватки признанных бойцов. Правда, на буржской арене всегда сражались один на один, а эту схватку и поединком назвать было нельзя. Неужели этот самоуверенный человек действительно рассчитывает на победу?
— Пропадет мальчишка, — вздохнула Берта, стоявшая подле госпожи.
Жалела она, конечно, меченого. Гильдис же на него была сердита. И не стала бы горевать, если бы Ульф с товарищами проучили как следует этого невежу. Но ей почему-то не хотелось, чтобы с синеглазым случилось серьезное несчастье. Сердце ее билось в это утро значительно быстрее, чем обычно, и вовсе не праздное любопытство было тому причиной. За все это время меченый так ни разу на нее и не взглянул, и его подчеркнутое равнодушие возмущало Гильдис более всего.
Ролло подал сигнал к сближению. Марта слабо, охнула и тут же покраснела под насмешливыми взглядами соседей. Противники начали сходиться. Ульф шел быстро, перебросив щит в левую руку, а правой сжимая обнаженный меч. Его товарищи отстали шагов на десять. Туз приближался к противникам медленным шагом, не вынимая мечей из ножен.
— Меченый, — крикнули из толпы, — прогуляться вышел?
Словно в ответ на этот дерзкий выкрик, Туз неожиданно ускорил шаги, потом вдруг прыгнул высоко вверх, и ударом ноги слева в голову над щитом, опрокинул Ульфа на землю. Его уцелевшие противники едва успели обнажить мечи, когда меченый вдруг воспарил над их головами огромной черной птицей. Один из воинов каким-то чудом успел подставить под удар его узкого, чуть изогнутого меча щит, другой, менее расторопный, рухнул на землю с перерубленным горлом. Толпа ахнула.
— Хороший удар, — похвалил сержанта Бес.
Уцелевший воин стал медленно отступать к помосту, явно напуганный столь стремительным натиском. Меч в его руке слабо подрагивал, а сам он растерянно озирался по сторонам, ища поддержки в притихшей толпе.
— Брось оружие, — крикнул пожалевший его Сурок.
Туз взмахнул руками, делая вид, что вновь готовится к прыжку. Его противник в ужасе отпрянул к помосту и выронил из руки меч. Владетель Нидрасский скрипнул зубами — это было уже не просто поражение, а позор. Ярл Гольдульф с неискренним сочувствием похлопал гостя по плечу:
— Меченые.
— Не стоит огорчаться, друг мой, дьяволу проиграть не зазорно.
Слуги ярла подхватили не пришедшего в сознание Ульфа и его убитого товарища и потащили их со двора под насмешливые замечания меченых. Гильдис была потрясена и сбита с толку. Поединок длился всего ничего, многие и ахнуть не успели. Что же он за человек, этот меченый? Нет, не зря о них так много говорят. Колдовство или не колдовство, но для нормального человека это слишком. Она рассчитывала перекинуться с ним словом, но он прошел мимо, головы не повернув в ее сторону. Какое невежество, подобных людей нельзя пускать в приличное общество! А отец разговаривает с ним, как с равным. Впрочем, здесь, в Приграничье, меченые полные господа, и благородным владетелям приходится мириться с их наглостью.
— Я пришел за ответом, ярл. — Туз слегка склонил голову, приветствуя владетелей.
— Здесь не место для серьезного разговора, — ответил Гольдульф и хлопнул в ладоши: — Эй, вы, проводите гостей к столу. Кровь, пролитая в честном поединке, не помеха веселой пирушке.
Пир, однако, не удался. Напряжение не спадало, хотя вино лилось рекой. Воины настороженно следили друг за другом, ярл был задумчив, а владетель Нидрасский пребывал в растерянности, и от него вряд ли можно было дождаться веселого слова.
Ярл Гольдульф знаком подозвал к себе Ролло, и они зашептались. Старый воин в чем-то горячо убеждал своего хозяина. Наконец Хаарский сдался, и обрадованный Ролло направился к меченым.
— Ярл и владетель приглашают тебя для беседы, сержант.
Туз, поднимаясь из-за стола, незаметно подмигнул Бесу. За столом началось слабое шевеление, не приведшее, впрочем, ни к каким последствиям. Просто пирующие, забавляясь вином, не забывали и о деле.
— Недовольство капитана Башни моими людьми понятно, — осторожно начал Гольдульф. — Вина их несомненна. Вопрос в цене. Двадцать девушек — не многовато ли?
— Не мое дело, ярл, торговаться о цене, — пожал плечами Туз. — Я получил приказ взять девушек, и я их возьму, а добром или силой — от тебя зависит.
Гольдульф поморщился. Разговор принимал нежелательный оборот. С Башней всегда так: раз высказав свое требование, меченые шли потом напролом, не заботясь о трудностях, которые подстерегали их на избранном пути. Ролло, скорее всего, прав, и переговоры с мальчишкой ни к чему не приведут.
— Ладно, — махнул рукой Гольдульф. — Бери.
— И последнее, ярл, — голос сержанта зазвучал вкрадчиво, — нам стало известно, что крепостной Башни Слизняк кое-что забыл у тебя в замке.
Гольдульф похолодел. Подтвердить свои связи с духами значило признать себя кругом виноватым. А это смерть, и смерть мучительная. Меченые никогда не простят ему раскрытия собственных тайн.
— Ролло, какой такой слизняк был у нас в замке? — изобразил растерянное удивление Хаарский.
— Помилуй, ярл, — развел руками старик. — Не видел я чужих смердов, а без моего ведома в Ожский замок не проскользнет даже мышь.
Туз криво усмехнулся, круто развернулся на каблуках и вышел из зала, не попрощавшись. В этой усмешке было столько злобы и коварства, что Гольдульф почувствовал, как холодный липкий пот покрывает его тело. С детства он был наслышан о подземельях Башни и о пыточном искусстве молчунов. Владетель Нидрасский с растущей тревогой наблюдал за хозяином замка. Хаарский не был трусом, в этом Альрик имел возможность убедиться, но сейчас на его лице был написан откровенный ужас.
— Пока ничего страшного не случилось. — Ролло и в этой критической ситуации не потерял присутствия духа. — Если бы у меченых была твердая уверенность в твоей вине, ярл, то ты бы уже гостил сейчас у Тета в подземелье. Нет у них против нас никаких свидетельств. А просто так, ни за что ни про что, схватить ярла Хаарского они не решатся. Уж поверьте моему опыту, благородные господа. Я меченых знаю не первый десяток лет.
Спокойный голос старого воина привел Гольдульфа в чувство. Действительно, у страха глаза велики. Хаарский даже почувствовал неловкость за слишком уж откровенный испуг, да еще в присутствии владетеля. Впрочем, сегодняшний день уже показал Альрику, с кем он имеет дело в лице меченых. Его бы еще с молчунами познакомить, вот тут столичная спесь слезет с него разом. Но это, конечно, ни в коем случае не пожелание. Дьявол их возьми, этих молчунов. А на Нидрасского у ярла были свои виды. И даст бог, все сладится у них к обоюдному удовольствию.

 

Глава 3
НАЛЕТ

Деревня, казалось, вымерла. Только ребятишки копошились в пыли, но и те, завидев всадников, стремглав бросились врассыпную. Меченые не спеша проехали мимо покосившихся хижин и остановились у одинокого полузасохшего дерева в самом центре деревни.
— Небогато у ярла людишки живут, — заметил Чуб, осматриваясь.
— Мы не за барахлом приехали, — усмехнулся Чиж.
Чье-то любопытное лицо мелькнуло на мгновенье в дверном проеме ближайшей лачуги и тут же, распознав меченых, скрылось.
— Прячутся, — заметил Чиж, — придется выкуривать.
— Погоди, — остановил его сержант.
— Годить — не родить. — Меченый лениво хлопнул плетью по голенищу сапога.
— Эй, ты, — крикнул Туз долговязому мужику, не в добрый час выскочившему из лачуги по хозяйственной надобности, — иди сюда.
Мужик заробел, сиротливо потоптался и, одергивая на ходу грязную рубаху, неохотно подошел к меченым.
— Где староста? — Туз грозно глянул на долговязого сверху вниз.
Мужик перетрусил не на шутку. Беспрерывно вытирая потеющие руки о подол рубахи, он начал что-то путано объяснять сержанту. Несколько мальчишек, пересиливая страх, приблизились к меченым и теперь, разинув рты, смотрели во все глаза на грозных пришельцев.
— Где староста? — спросил у них Туз, ничего не разобравший в ответах перепуганного мужика.
Ребятишки дружно указали на долговязого пальцами. Туз рассвирепел:
— Ты что, навозная твоя душа, шутить со мной вздумал!
Мужик тоскующими глазами взглянул на притихших ребятишек. Подскочивший Чиж огрел косноязычного старосту плетью так, что у того на плечах расползлась ветхая от пота рубаха. Длинный, набухающий кровью рубец потянулся через всю спину. Дети брызнули во все стороны, словно стайка испуганных птиц. Староста громко вскрикнул и рухнул на колени.
— Собирай людей, — приказал ему Туз.
Долговязый медленно поднялся с земли и, покачиваясь на ослабевших ногах, потрусил по деревне.
— Зря ты с этим придурком связался, — заметил вслед мужику Чиж. — Запалить все эти халупы — и делу конец.
На краю деревни замаячил Бес. Сержант махнул в его сторону рукой — рано. Бес скрылся. Зато народ стал потихоньку собираться. Мужики кучковались у ближайшей изгороди, настороженно поглядывая на меченых и о чем-то тихо переговариваясь. Бабы стояли тесной группой поодаль от мужиков, и это обстоятельство вполне устраивало сержанта. Подошел, наконец, и долговязый староста, в новой рубахе, но с тем же испуганным выражением лица.
— Зачем народ собрал? — накинулся на него костлявый мужик с всклоченной бородой.
— А я откуда знаю, — огрызнулся староста. — Господа скажут.
— Господа из Башни, а мы люди ярла Хаарского.
Мужики одобрительно загудели. Староста растерянно оглянулся на Туза, ища поддержки. Сержант поднял руку с зажатой в ней плетью, толпа притихла, ожидая, что меченый сейчас заговорит. Но Туз говорить не собирался — поднятая рука была сигналом для Беса.
— Начинайте, — крикнул сержант, опуская плеть на плечи ближайшего ротозея.
Меченые ринулись на толпу, оттесняя баб от мужиков. Люди закричали и, спасаясь от ударов, ринулись в разные стороны. Туз оглянулся: меченые Беса уже успели поджечь несколько крайних лачуг и теперь с гиканьем и свистом летели по деревне. Следом за ними, поднимая тучи пыли, катили телеги. Чиж, Сурок и Чуб погнали мужиков на дальний конец деревни, охаживая их плетьми и тесня конями.
Туз расчетливо выбрал первую жертву: догнал и на ходу перебросил на холку коня одну из самых красивых девушек. Девушка обмерла от страха и не оказала сопротивления. Сержант передал ее на телегу, в руки расторопных возниц. Бабы, сообразив, в чем дело, кинулись к зарослям, словно перепелки, застигнутые врасплох черными коршунами. Перепуганные дети хватали матерей за юбки, мешая им бежать. Меченые без труда настигали беглянок и переправляли их на телеги, где привычные ко всему смерды-возницы сноровисто вязали строптивицам руки.
На дальнем конце деревни трое меченых с трудом отбивались от наседающих смердов. Мужики отчаянно и остервенело махали кольями. Меченые, отбросив плети, взялись за мечи. Встревоженный сержант поспешил им на помощь.
— Бей плашмя, — прокричал он в самое ухо Чижу, развалившему на его глазах надвое костлявого мужика.
Чиж невидящими глазами посмотрел на сержанта, лицо его пылало от возбуждения, а тренированные руки работали без устали. Мужики не выдержал и дружного напора четырех всадников и побежали к лесу, на ходу осыпая меченых проклятиями.
— Рвань немытая, — выругался им вслед Чуб. — А туда же, кольями махать.
Туз вернулся к телегам, где Зуб с Волком, тяжело отдуваясь, с трудом удерживали молодого смерда богатырского телосложения. Пан, прислонившись к изгороди, отрывисто ругался, словно лаял, зажимая рукой резаную рану на левом плече. Связанные бабы голосили, ребятишки, которых возницы гнали кнутами от матерей, вторили им с удвоенной энергией.
— Хотел бабу свою топором зарубить, чтобы нам не до сталась, — пояснил суть происшедшего Бес. — Пан ему помешал, но, как видишь, не без ущерба для собственной шкуры.
— Здоровый бугай, — не пожалел плетей Чиж. — На таком только воду возить.
Молодая женщина с растрепанными волосами вырвалась из рук возницы и бросилась на Чижа. Руки у нее были связаны за спиной, и она вцепилась в ногу меченого зубами. Чиж взвыл от боли и едва не вывалился из седла. Рослый Бес, несмотря на немалую силу, с большим трудом совладал с бьющейся в его руках рыжеволосой ведьмой. Подоспевшие мужики-возницы швырнули ее на ближайшую телегу, спеленав по рукам и ногам.
— Веревку, — приказал Туз, указывая глазами Чижу на ближайшее дерево.
Меченый понял сержанта с полуслова и уже через минуту сидел на толстом суку, обхватив его длинными худыми ногами. Зуб проворно накинул петлю на шею бунтаря. Женщины на телегах затаили дыхание, даже дети перестали плакать.
— Кончайте его, — негромко бросил Туз и, повернувшись к возницам, крикнул: — Трогай.
Сдав женщин по счету первому лейтенанту Жоху, сержант отправился с докладом к капитану. Лестница привычно заскрипела под его сапогами, и Туз невольно прикинул, сколько же ног топтало ее за минувшие столетия. Выходило — много. Правда, он не был уверен, что эта лестница не менялась со дня строительства Башни. Все-таки дерево, даже если это крепчайший дуб, не столь долговечно, как камень.
Капитан был в зале один, заслышав шаги, он поднял голову:
— Докладывай.
Туз рассказал все в подробностях. Капитан слушал его внимательно. В неярком свете мигающих светильников лицо Лося выглядело усталым и постаревшим. Замотался капитан в последнее время. Да и то сказать, забот у него хватает.
— Я свое дело сделал, — заключил Туз, присаживаясь в предложенное кресло.
Лось только хмыкнул в ответ, вытягивая к огню босые ноги. Погода неожиданно испортилась, и разгулявшаяся, было жара в один день сменилась холодом и сыростью. Насквозь промокшие сапоги капитана стояли у камина. Лось только что вернулся из поездки, и если судить по комьям бурой глины на сапогах, то прогулялся он довольно далеко в глубь Приграничья.
Действия сержанта капитан одобрил. Потачки владетелям давать ни в коем случае нельзя, тем более сейчас, когда Башня не на самой вершине расцвета. Почувствуют слабину — не миновать беды. А тут еще мужики обнаглели: шутка сказать, на меченого руку подняли! Острастка им не помешает. Да и благородному Гольдульфу урок, засуетился он что-то в последнее время.
— Золото у ярла?
— Не знаю. — Туз с сомнением покачал головой. — Боится он нас, это точно.
— Нас все боятся, — лениво усмехнулся Лось.
Туз равнодушно разглядывал стены обширного капитанского зала. Далеко все-таки Башне до роскоши замков. Да и кому здесь заморской роскошью любоваться? Благородных девиц в этих стенах не держат, тут квартируют бабы попроще, доля которых не языком мести, а рожать меченых здоровыми и крепкими, чтобы было кому поддерживать порядок в Приграничье.
— Зачем тебе эти слитки? — спросил Туз. — Для Башни два куска — не велика потеря.
— Не велика, говоришь, — покачал головой Лось. — А в чем, по-твоему, сила Башни?
— В меченых, — не задумываясь ответил Туз.
— Правильно. А еще?
Туз пожал широкими плечами, Лось улыбнулся:
— Золото, сержант, золото. Мы первыми сообразили, что появление заморских купцов, торговля с ними приведут к полному изменению привычного уклада жизни. Это мы поставляем золото и серебро в Нордлэнд, Остлэнд и Вестлэнд. Взамен мы получаем железо, медь, коней, одежду и оружие.
— Разве мы не сами куем наши мечи?
— Сами, но из воздуха мечей не выкуешь.
Для Туза слова капитана не были откровением, о многом он догадывался и сам. Удивило его другое: уж очень разговорчивым был сегодня обычно молчаливый капитан.
Лось с улыбкой наблюдал за сержантом. Вырос меченый, ничего не скажешь, а давно ли, кажется, в колыбели пищал. А ведь действительно давно. Двадцать лет минуло с тех пор, а как минуло, Лось даже не заметил. И Соболя уже нет… Скверная история была с матерью Туза. Лихим меченым был сержант Соболь, а Ингрид Заадамская — писаной красавицей. Черт принес того вестлэндского владетеля от самой Большой воды. Выкрали они тогда невесту прямо со свадебного пира. А жениха на краю Ожского бора положили. И не только его. Вся поляна была трупами усеяна. Любила ли Ингрид Соболя, про то знает только ветер да Ожский бор, а пролитой из-за нее крови она вынести не смогла. Родила сына и повесилась. Такая вот она, любовь меченого. Счастье Туза, что он не знает ни отца, ни матери, ни истории своего рождения. Меченому такие знания ни к чему. Старик Заадамский привечает Туза, догадывается, наверное. Да и мудрено не догадаться — сержант вылитый Соболь. Недаром же молчун Тет при одном взгляде на Туза начинает корчиться от бешенства. Не может простить Соболю даже мертвому. Ну, на то он и молчун, чтобы зло долго помнить. Все-таки лучше для меченого быть просто сыном Башни, а не тянуть за собой целый ворох былых обид. Тузу в этом смысле повезло меньше, чем другим, хотя он вряд ли об этом догадывается. А Заадамского следует предупредить, чтобы не вздумал Тузу голову морочить. Впрочем, старый Свен дураком никогда не был, молчал до сих пор, будет молчать и дальше. Зачем ему с Башней ссориться — все, что было, за двадцать лет уже быльем поросло. Кто теперь помнит Ингрид Заадамскую? А со дня смерти капитана Башни Соболя прошло уже пять лет.
— Пора тебе, сержант, узнать кое-что. Хватит в незнайках ходить, не маленький уже. Давно, очень давно мы установили связь с духами.
Туз удивленно вскинул глаза на капитана. Синими-синими были те глаза, как у покойной Ингрид.
— Связь эту поддерживают молчуны, используя таких, как Слизняк. — Лось развернул на столе карту и придвинул вплотную чадящий светильник. — Как видишь, духи неплохо устроились на островах: ни стая, ни кочевники их не достанут.
— А здесь что? — Туз указал на пустующий угол карты.
— Не знаю. Мертвая зона здесь — за годы, что стоит Башня, гостей с этой стороны не было, ни худых, ни добрых.
— А за этим лесом?
— Когда-нибудь узнаем.
Туз с сомнением покачал головой:
— Меченые никогда не выходили за Змеиное горло.
— Много ты знаешь: меченые пришли в Приграничье именно отсюда, из этих загадочных мест.
— Когда это было, — махнул Туз рукой.
Давно это было. Лось мысленно согласился с сержантом. Но было. И, вероятно, что-то там осталось. Иначе откуда взялись пришельцы, о которых рассказывал Слизняк. Эти люди, если верить молчунам, здорово поработали над крепостным Башни, так здорово, что он забыл и долг, и страх.
— А дух, которого мы поймали на болоте, рассказал что-нибудь?
Лось отрицательно покачал головой.
— Даже молчунам?
Этот с усмешкой заданный вопрос не понравился капитану. Плохо не то, что сержант грызется с первым молчуном, а то, что это начинает вредить делу. Пора бы уже Тузу уняться.
— Тету я верю, — строго сказал Лось. — А тебе, сержант, придется поверить мне. Кто-то ищет встречи с нашими владетелями, возможно, Слизняк не был их первым агентом.
— У ярла гостит владетель из Бурга.
Соображает Туз быстро, надо отдать ему должное. В Нордлэнде сейчас укрепляется королевская власть. А Приграничье и для Рагнвальда, и для нордлэндских владетелей — лакомый кусок.
— У молчунов в Ожском замке есть свои люди, но они слишком далеки от хозяина, чтобы знать его тайны. Займись дочерью ярла. Кое-что она наверняка знает.
Тузу предложение капитана не слишком понравилось. Возня с капризной буржской красавицей отнимет много времени, но спорить с Лосем он не стал. Приказ есть приказ, тут уж ничего не поделаешь.
Разговор с Лосем заставил Туза задуматься о многом. Башня отнюдь не только силой удерживала власть над Приграничьем, но и золотом, и хитростью, не брезгуя при этом ударами из-за угла. Нити этой политики находились в руках не только капитана и лейтенантов, но в значительной мере в руках молчунов. Кое о чем сержант догадывался и раньше, да и Лось открыл ему далеко не все, но и того, что он сказал, было вполне достаточно, чтобы по-новому взглянуть и на самого себя, и на свою непрекращающуюся возню с молчунами. Лось не доверяет Тету. Это точно. Иначе зачем ему впутывать Туза в историю с ярлом Хаарским и поручать ему дело, выбивающееся из обычного круга обязанностей первого сержанта Башни? В любом случае, Туз готов противостоять молчунам и поддержать Лося, вот только захочет ли потом капитан поддержать сержанта?
Башня засыпала после напряженного, суматошного дня. Свет в окнах казематов уже погашен, кругом тишина, и только часовые лениво перекликаются на стенах. Туз не стал зажигать факел. За двадцать прожитых в этих стенах лет он изучил все выбоины крепостного двора. Не было здесь ни одного угла или поворота, ему неизвестного. Еще пискуном он буквально излазил, исползал каждый сантиметр Башни. Хорошие то были времена, самые счастливые в его жизни.
Туз толкнул двери своей комнаты и замер на пороге. Вот вам и новая забота, о которой он думать не думал и гадать не гадал. Привезенных полонянок разделили между мечеными, и одна из них досталась ему. Туз зажег дополнительный светильник и повернулся к женщине, испуганно жавшейся в углу.
— Не бойся. — Чадящий светильник сержант поставил на стол, а сам сел в единственное кресло.
Женщина примостилась на краешке ложа и смотрела на меченого большими испуганными глазами. Была она недурна лицом, крупнотела, с высокой полной грудью и широкими бедрами. Рожать такой и рожать.
— Муж есть?
Женщина кивнула головой и тут же в ответ на движение меченого сжалась в комок.
— Хватит тебе. — Туз старался не повышать голоса, хотя испуг женщины его раздражал. — Не ты первая, не ты последняя. Родишь меченого и вернешься к мужу, и не с пустыми руками. Золотых тебе отсыпят, совсем не лишними они будут в хозяйстве. Таких денег вам с мужем за двадцать лет не заработать.
По щекам женщины побежали слезы. Тузу стало ее жалко — глупая баба, что с нее взять. Он пересел на ложе и погладил ее по подрагивающей от рыданий спине.
— Ты пойми, не из дерева же нам меченых строгать. Кто-то должен прикрывать границу от стаи, иначе она вытопчет, изничтожит все живое в округе. В первую очередь пострадают твои родные, владетели-то в замках отсидятся.
Женщина молчала, но ласкам Туза не противилась.
— Чем раньше забеременеешь, тем быстрее домой вернешься.
Выспаться Тузу в эту ночь не дали. Он проснулся от криков и тяжелого топота сапог. В дверь забарабанили. Туз, на ходу натягивая одежду, бросился открывать задвижку;
— Беда, сержант. — Бес тяжело перевел дух, — Та самая ведьма, которую собственный муж едва топором не зарубил, трахнула Чижа по голове светильником и смылась.
Туз заметил в глазах товарища веселые огоньки, никак не соответствующие серьезности момента.
— Чиж-то живой? — спросил он, торопливо застегивая ремни.
— Живой. У Чижа голова чугунная, ее не всякий меч возьмет. Полночи без сознания провалялся, а сейчас очухался.
— Как же она через ворота проскочила?
— Так это еще засветло случилось. Ворота были открыты. Мужики навоз из наших конюшен возили на поля. Бульдог, проморгавший рыжую ведьму, уже получил нагоняй от капитана и сейчас землю носом роет.
— Наши все в сборе?
— Все, даже Рыжий тебя опередил. Заспался ты сегодня, сержант, — Бес неожиданно громко расхохотался.
Туз, не замедляя шага, сердито покосился на товарища:
— Ты что такой веселый сегодня? Вроде радоваться нечему.
— Не скажи. — Бес прислонился к стене, пропуская бегущих по коридору меченых. — Пока ты сидел у капитана, мы баб делили…
Бес опять рассмеялся. Сержант не на шутку рассердился и, бросив товарища, стал быстро спускаться по лестнице. Бес поспешил следом, но догнал сержанта уже во дворе.
— Тет на девчонку глаз положил, — заговорил он торопливо, — а мы с Сурком увели ее из-под длинного носа.
Туз резко обернулся к товарищу:
— Сколько раз тебе говорить: не связывайся с молчунами — рано!
— Что же, по-твоему, отдать этой гадине девчонку?
— Тет тебе этого не простит.
— Плевал я на Тета. Давно следовало его проучить.
— Рамзай тоже хотел проучить первого молчуна Башни — где теперь Рамзай?
Бес, глубоко обиженный, замолчал. Ара подвел сержанту оседланного коня. Туз прыгнул в седло и оглядел своих людей. Все были в сборе, кроме Чижа. Даже заспанный Рыжий в этот раз без проблем взгромоздился в седло. Бульдог, во главе своей десятки, на рысях промчался мимо, крикнув что-то обидное по поводу трутней. Чуб и Ара ответили ему дружной руганью в спину.
— Копаешься, сержант, — сказал, подъезжая к меченым, третий лейтенант Башни Ворон. — Бери вторую полусотню, скачи вдоль оврага к лесу, прочешешь его до самого Ожского замка. Далеко эта сука уйти не могла.
Туз недовольным голосом отдал команду и с места рысью повел людей за ворота. Ночь была черна, как сажа, на небе ни луны, ни звездочки. Факелы же то и дело гасли на ветру. Меченые чертыхались в полный голос и придерживали коней. В такую темень можно запросто угодить в яму или промоину, поломав ноги коню или свернув себе шею. Лес неприветливо загудел над головами ночных следопытов, рискнувших углубиться в чащу в столь не подходящее для прогулок время.
— Черта лысого здесь найдешь, — ругнулся Бес, высоко поднимая над головой факел.
— Сами не потеряйтесь, — посоветовал сержант, отдавая приказ развернуться в цепь.
Туз осторожно двинулся по краю оврага, который тянулся через весь лес, разрезая его на две неравные части. По дну оврага бежал довольно полноводный в эту пору ручей. Сержант остановил коня и прислушался, но, кроме журчания воды да резкого карканья потревоженных ворон, ничего в сумятице голосов разбуженного людским вторжением леса не разобрал. Справа, на противоположном берегу ручья, затрещали ветки. Луна неожиданно выскользнула из-за туч и залила дрожащим серебристым светом все окружающее. Всадник, вынырнувший из зарослей, помахал сержанту факелом. Туз узнал в нем Комара.
— Поймали? — спросил Туз насмешливо.
— Блоху на аркане, — в тон ему ответил Комар и скрылся в кустах.
Туз швырнул гаснущий факел в ручей, раздался едва слышный всплеск, и вновь наступила тишина. Искать человека ночью в лесу казалось сержанту делом безнадежным. Он был зол и на себя, и на Чижа, и на рыжую ведьму, из-за которой пришлось среди ночи вылезать из постели. Надо же было тому придурку хвататься за топор! Подумаешь, бабу увезли.
Едва слышный треск впереди привлек внимание сержанта. Бесшумно скользнув из седла на землю, Туз одним движением заставил послушного коня лечь на землю, а сам осторожно прокрался к росшему на краю оврага дереву и затаился в его тени. Что-то забелело в зарослях. Туз напрягся, готовясь к прыжку. Женщина выскочила на поляну и замерла в пяти шагах от сержанта. За ее спиной слышались тяжелые шаги, мелькали факелы — погоня приближалась. Туз обхватил женщину правой рукой за талию, зажимая ей одновременно рот рукой левой.
— Тихо! — прошептал он.
Женщина забилась было в его объятиях, но потом, подчиняясь силе, затихла. Туз почувствовал, как обмякло, стало податливым ее тело, как бешено заколотилось сердце под его рукой. Расширенные от ужаса глаза молили о пощаде. Туз медленно опустил женщину на траву.
— Там она, — послышался хрипловатый голос тяжело дышавшего человека, в котором Туз узнал Бульдога.
Трое меченых выскочили из леса и бросились к оврагу. Послышался всплеск воды и следом ругань. Тихим свистом Туз подозвал коня.
— Эй, кто там? — спросили из оврага.
— Я это, — отозвался сержант, подходя к краю обрыва. — Вы что там, ребята, раков ловите?
Бульдог в ответ выругался и спросил:
— Ничего не заметил?
— Вроде мелькнуло что-то белое. Вы двигайтесь вниз по ручью, а я по краю оврага поеду.
Туз обернулся к женщине, которая по-прежнему в изнеможении лежала на траве. Белым соблазнительным пятном выделялись ее обнаженные почти до самых бедер ноги. Женщина сжалась в комок под взглядом меченого, в руке ее блеснул нож, но пухлые губы мелко дрожали. Туз стиснул зубы, пересиливая вспыхнувшее желание, и неловко сел в седло.
— По оврагу не ходи, беги через лес, может, и проскочишь.
Сержант огрел коня плетью и, не оглядываясь, поскакал туда, где слышались громкие голоса товарищей. Собрав заплутавших в ночном лесу меченых, Туз отдал приказ возвращаться. Кажется, никого этот приказ не огорчил, всем уже порядком надоело мотаться по зарослям без пользы.
— Что приуныли? — спросил нагнавший их Ворон. — Выше головы, я только что из Ожского замка. Ярл Гольдульф пустил по ее следу челядь с собаками.
— С ищейками поймают, — вздохнул Ара.
— Тету на забаву, — зло бросил Бес.
— Ты бы язык-то придержал, меченый, — покосился в его сторону лейтенант, — а то неровен час отрежут. Я похлопочу.
Бес в ответ плюнул на дорогу и, огрев коня плетью, Поскакал вперед. Ворон только головой покачал ему вслед, а Туз сделал вид, что не слышал разговора.
Ара, удобно устроившись между зубцов внешней стены, с интересом наблюдал за суетой во дворе. Туз стоял рядом, но вниз не смотрел. День сегодня выдался жарким, и от бьющего в лицо солнца слепило глаза. Сержант взглянул на небо в надежде на самое плевое облачко, но там все было синим до безнадежности. Жариться на солнце им предстояло аж до полудня, го есть еще, по меньшей мере, часов шесть. От такой перспективы у Туза окончательно испортилось и без того нерадужное настроение.
— Послушать бы, о чем говорить будут, — вздохнул неугомонный Ара.
— Чего там слушать, — раздраженно буркнул Сурок. — Сожгут ее, и все.
— Не скажи. Даром, что ли, столько смердов в Башню нагнали.
— Ладно, иди, — бросил ему через плечо Туз.
Ара упрашивать себя не заставил, подмигнул Сурку и застучал сапогами вниз по лестнице.
— На лейтенанта не нарвись, — предостерег его Сурок и добавил уже в сторону Туза: — Зря ты его отпустил: узнает капитан — влепит тебе суток пять.
— Не узнает, — процедил сквозь зубы Туз. — Ара у нас верткий.
— Жалко бабу.
— Да что ты заладил с самого утра, — взорвался Туз, — жалко, жалко. Пойди к капитану и попроси его отменить казнь.
Обиженный Сурок поднялся с камня и пошел, не оглядываясь, по стене, пока не скрылся за десятым зубцом. Туз проводил его недобрыми глазами, а потом бросил взгляд вниз. Во дворе суетились молчуны, старательно укладывая хворост. Крестьяне, согнанные из окружающих деревень ради торжественного случая, маялись в ожидании у конюшни. Люди Бульдога, назначенные для поддержания порядка в толпе, то и дело взмахивали плетками, охлаждая пыл наиболее нетерпеливых. Непривычные к пешему строю меченые неровными рядами стояли в десяти шагах от сооружаемого костра, лениво поглядывая на работающих в поте лица молчунов. За их спинами в строгих шеренгах застыли крикуны, необычайно тихие в присутствии капитана. Слева Дрозд, судя по жестам, отчаянно ругаясь, выстраивал пискунов. Пискунам было плохо видно, что же там, собственно, происходит у костра, и они тянули худые шеи, то и дело ломая строй. Лось, сидевший на белом рослом жеребце в самом центре двора, обернулся к детям и что-то крикнул им сердито. На пискунов окрик подействовал незамедлительно: они разом притихли и вытянулись по стойке смирно.
Капитан поднял руку, трубач заиграл сигнал. Главные ворота дома молчунов распахнулись, и оттуда торжественно выступил Тет, блестя на солнце лысым черепом. Следом, выстроившись в две шеренги, шагали его подручные в надвинутых на самые глаза капюшонах. Толпа глухо зароптала и подалась было вперед, но Бульдог быстро восстановил порядок. Женщину, одетую в белый балахон, вели под руки два коренастых молчуна, рядом семенил толстый коротконогий священник из Ожского замка. Он то и дело подносил к лицу приговоренной крест и, судя по трясущейся голове, читал молитвы.
Туз натянул тетиву и поднял арбалет.
Молчуны, готовившие костер, расступились, пропуская процессию. Женщина рванулась было назад, но дюжие спутники держали ее крепко, и через минуту она уже стояла недвижимо, надежно привязанная к столбу, среди вязанок хвороста, аккуратно уложенных в несколько рядов. Толпа зашевелилась, послышались плач и причитания. Люди Бульдога усердно заработали плетьми, осаживая возбужденных смердов. Один из молчунов высоко поднял над головой пылающий факел, толпа замерла. В наступившей тишине раздался протяжный крик привязанной к столбу жертвы.
Туз широко расставил ноги, тщательно прицелился и выстрелил. Стрела попала точно в цель: женщина безжизненно обвисла на веревках, уронив рыжеволосую голову на грудь.
Толпа в ужасе отпрянула. Меченые мгновенно обнажили мечи, готовясь к отражению атаки. Капитан внимательно оглядел стены: караульные, как и положено, истуканами стыли на своих местах. Все было спокойно. Лось подъехал к молчунам и что-то им сказал. Тет, выслушав капитана, подал знак подручному. Костер запылал. Трубач заиграл отбой. Представление окончилось.

 

Назад: Сергей Шведов Меченые
Дальше: Глава 4 ГИЛЬДИС